Был уже декабрь, я сидел дома и читал книги по списку литературы. Мне позвонил Ламкин и озвучил необычную просьбу. Он был в курсе, что я часто езжу по местам боев и постоянно привожу домой что-то относящееся к войне. Так вот, в школе, где его мама работала завучем, вдруг возникла потребность в экспонатах для музея, посвященного Великой Отечественной. С его слов я понял, что в школе одну из ничего не подозревающих учительниц на школьном совете общим голосованием назначили ответственной за патриотическую работу с учащимися и дали задание организовывать походы школьников в городские музеи и собирать собственную экспозицию в здании школы. Как всегда, с культпоходам дело в школах обстоит неплохо, а вот со сбором экспонатов ну никак не задалось. И, правда, откуда учительнице знать места, в которых водятся предметы с войны, даже откровенный хлам? Конечно, и в те времена уже был известен Вернисаж в Измайлово как место, где продается не только военный антиквариат, но и любой шмурдяк с позиций. Естественно, никто за свои кровные не стал бы закупать на Вернисаже предметы для школьного музея, а бюджета на поиск и организацию собственного музея школа не выделила. Обычное дело. И тогда в это дело решили подключить знакомых, в результате чего Ламкин и вышел на меня с таким предложением.

К этому моменту у меня дома уже было довольно много всяких вещей из леса, которые рука не поднималась выбросить на помойку, но и хранить их дальше в квартире было просто невозможно. В каждом углу стояли пакеты с крупными и мелкими ржавыми железяками, на полках и под кроватями лежали остатки касок, саперных лопаток, гнилых мосинских штыков, разнообразные гильзы, всякие бутылки, пузырьки, тюбики, баночки и прочие вещи, нахождение которых в квартире можно было объяснить только последней стадией шизофрении в форме скопидомства. Если не знать, конечно, что здесь живет простой российский черный копатель.

И я решил, что это уникальная возможность не только избавить квартиру от неимоверного количества действительно неуместных в современном быту предметов, но и шанс помочь развивающемуся школьному музею с организацией экспозиции. Я пообещал Ламкину посодействовать. Вскоре эта учительница, коллега его мамы, позвонила мне, и мы договорились о встрече на следующей неделе. К этой дате я разобрал залежи железа во всей квартире, многие предметы просто выбросил на помойку, как не имеющие никакой культурной и материальной ценности в виду откровенно гнилого состояния, и подготовил несколько пакетов самого разнообразного военного добротного хлама, как раз достойного того, чтобы изобразить «эхо войны» в глазах неискушенных школьников и их родителей. Вообще, если аккуратно разложить под стеклом все эти застежки от немецких разгрузок, саперные лопатки, остатки касок, гильзы от снарядов и винтовок, то можно вызвать у обывателя весьма высокий интерес. Я смотрел со стороны на отобранные вещи и понимал, что при правильном подходе это все действительно тянет уже на целый школьный музей. А если еще и дополнить эту экспозицию хорошей историей про войну, то патриотическое воспитание ничего не подозревающих школьников должно пройти на ура.

Мы договорились с учительницей, что я принесу два пакета к моей станции метро, передам ей их, а дальше она уже сама должна будет увезти все это добро. Я предупредил ее, что стоило бы привлечь к этому делу пару старшеклассников, поскольку вес пакетов был немалый. Она ответила, что может и сама дотащить, что в молодости она организовывала турпоходы. Я не стал настаивать, но когда я шел к метро с этими пакетами, то несколько раз сам пропотел. Вручая первую партию военных раритетов, я пожелал учительнице успехов в патриотической работе и выразил готовность передать еще пару пакетов находок, когда соберу все по углам. Та с большой радостью согласилась забрать все, что я смогу отдать. Это была действительно дородная женщина, но когда она уходила, сгибаясь под тяжестью железного хлама, мне стало жаль ее. Так много учеников и так мало добровольцев. Однако, возможно, она сама не просила никого из своих учеников помочь ей, чтобы потом в школе не пошел слух о том, что все экспонаты для музея были просто подарены школе, а не найдены в лесу или не куплены на Вернисаже.

Скорее всего, так и было: преподавателя в школе озадачили дополнительной общественной нагрузкой, но при этом добавили к ставке часы и приплюсовали какие-то деньги к зарплате. Возможно, был даже выделен бюджет на сбор экспонатов и доставку в школу. А она пошла по пути наименьшего, как ей казалось, сопротивления и решила все сделать быстро, тихо и бесплатно. Но платой за это решение для женщины в возрасте стала физическая нагрузка.

Потом она мне позвонила через несколько дней, благодарила за переданные в дар находки и попросила набрать еще экспонатов, если мне не жалко помочь школьному музею. Мне жалко не было, когда я окончательно оценил объем и вес уже заготовленных пакетов, то предложил забрать их в ближайшее время там же у входа на станцию метро. В этот раз на встречу со мной эта преподавательница приехала с двумя школьниками, которым она, по всей видимости, доверяла больше остальных детей, и я вручил очередную партию находок уже в руки им. А за то, что я откликнулся на призыв помочь, учительница подарила мне бутылку болгарской ракии. Как я ни пытался объяснить ей, что это лишнее, что я помогаю совсем забесплатно, не жду подарков и вообще не пью алкоголь, учительница буквально заставила меня принять его. Я поблагодарил ее, и мы расстались. Придя домой, я долго еще соображал, куда бы мне деть эту бутылку. А потом как-то ко мне приехал в гости Ламкин, я рассказал ему всю эту историю с военными раритетами, продемонстрировал бутылку ракии да и подарил ее ему. Он, как любитель выпить в компании, с радостью принял ее. Алкоголь вернулся почти в те же руки, откуда и пришел, а моя квартира немного разгрузилась от ранее собранных предметов. Стало гораздо лучше.