Какое-то время после такого события я не мог совсем ничем заниматься. Но жизнь не позволяла делать остановки. На носу была защита диплома, который нужно было еще дописать. После этого нужно было его еще окончательно согласовать с преподавателем на кафедре ТВ и РВ, а потом еще и распечатать. На тот момент это было сопряжено с определенными проблемами: не было денег на распечатку диплома объемом более 120 страниц в трех экземплярах. Их нужно еще заработать, и я взялся за написание очередных статей для нескольких изданий. К этому моменту я уже примерно год числился внештатным автором совершенно разных по тематике журналов. Это сотрудничество приносило мне определенный доход, при этом работа не занимала у меня много времени и усилий. Однако размер этого дохода позволял лишь отчасти содержать себя, ровно настолько, чтобы быть чуть-чуть самостоятельным и постоянно ездить на раскопки.

Обсудив с Серегой перспективы реализации тех серебряных монет, которые мы недавно нашли, я решил попробовать продать некоторые из них. В Интернете я нашел форум нумизматов, на котором связался с одним из завсегдатаев. Увидев фотографии моих монет, он предложил выкупить 2—3 штуки из тех, что показались ему интересными. Большинство же монет он признал весьма распространенными и ходовыми и сообщил, что они ему, как серьезному коллекционеру, не интересны. При этом он отметил, что такой сохран у монет и следы на их поверхности встречаются в том случае, если их находят в какой-то кубышке, находят хранящимися вместе. Я не стал комментировать это замечание, и этот товарищ предложил мне приехать в воскресенье к кинотеатру «Улан-Батор», который находился недалеко от станции метро «Академическая». В этом кинотеатре по воскресеньям проходили встречи нумизматов со всей Москвы, и внутри кинотеатра, и вокруг него встречались коллекционеры и дилеры, которые профессионально разбирались в монетах разных эпох.

Мы с Серегой поехали на эту сходку нумизматов вместе. Я собирался реально продать несколько монет, а Серега не торопился и хотел сначала посмотреть на то, как это все происходит. Ну и заодно его присутствие могло бы подстраховать меня в том случае, если бы тот человек с форума оказался бы нечистым на руку и попытался бы как-то обмануть меня.

Я понимал, что совершенно ничего не понимаю в монетах, в определении их стоимости и степени сохранности. Конечно, можно было приобрести каталог самых распространенных монет царской России, но в тот момент и мне и Сереге такое приобретение казалось избыточной и расточительной покупкой. Нам было достаточно данных о стоимости проданных монет на последних состоявшихся аукционах «Гелос», которые я нашел в Интернете.

С теми самыми тремя монетами, которые пожелал воочию увидеть мой виртуальный собеседник, я и поехал в воскресенье к кинотеатру «Улан-Батор». Когда мы с Серегой подошли к зданию, то увидели, что вокруг кинотеатра наблюдается прямо-таки тусовка солидных мужчин разных возрастов. Они что-то обсуждали между собой, живо общались и постоянно переходили от одной группы к другой.

Там же мы встретились с моим визави с Интернет-форума, сели к нему в машину, и он стал внимательно рассматривать в лупу мои монеты. Проведя экспресс-исследование, он из трех выбрал две, и сообщил, что готов выкупить у меня их. Названная им сумма по размеру почти была равна стоимости мотопомпы. Недолго думая, я согласился продать ему эти две монеты: это были два серебряных полтинника Александра III в очень хорошем состоянии. А остальные, сообщил мне мой новый знакомый, я могу предложить другим нумизматам, и здесь всегда можно найти человека, который собирает именно такие монеты. Он сразу отсчитал мне необходимую сумму, и мы расстались, оба довольные сделкой. Пожав друг другу руки, мы снова влились в толпу нумизматов. В этот день, увлекшись процессом, я продал еще пару монет похуже сохранностью и более ходовых, и в итоге у меня в кармане было почти 11 000 рублей! Серега, видя такие мои успехи, очень сильно обрадовался и сообщил о своем решении приехать сюда на следующих выходных и тоже продать коллекционерам что-то из своей доли.

Мы разъехались по домам, и когда я шел от метро к дому, то мысленно прокручивал перед мысленным взором весь тот день, когда мы нашли клад, и еще раз осмыслял свои сегодняшние сделки. Конечно, говорил я себе, я мало что понимаю в монетах, и наверняка я в чем-то продешевил сегодня. Но я только начал включаться в эту монетную тему, и даже если потом выяснится, что я что-то потерял в цене, то пусть это будет считаться платой новичка за вхождение в тему. К тому же, этот клад – просто дар неба и земли нам, простым частным копателям. Поэтому и эти деньги следует принять с благодарностью и дальше лучше изучать то, что мы не только теоретически, но и практически можем найти в земле. Те деньги, вырученные с продажи монет, я решил не тратить попусту, а отложить для покупки видеокамеры. Мне очень хотелось начать снимать, монтировать какие-то свои фильмы и просто снимать наши путешествия.

Всю следующую неделю я посвятил учебе и подготовке дипломной работы. Занятия увлекли меня с головой, приходилось днем и ночью читать литературу и искать собеседников для интервью. Тема моего диплома была весьма инновационной на тот момент, она звучала так: «PR-деятельность на радиостанции». Наши преподаватели с кафедры радиовещания, весьма пожилые ученые, совершенно не понимали, что такое Public Relations в целом и в частностях. Как на радиостанции в практике применяют технологии PR, никто из них не знал. Да и вообще вся эта тема была совершенно новой для факультета журналистики, к тому моменту журфак только выпустил самых первых специалистов с кафедры «Реклама и PR». Всю информацию по диплому мне приходилось собирать по крупицам, копать в переводной зарубежной литературе и систематизировать разрозненные знания из разных источников. Надо сказать, что в этой работе мне очень помогла та усидчивость, которую мне удалось приобрести в ходе поиска информации для раскопок.

Перед защитой диплома у меня образовалась пауза: вся письменная и исследовательская работа уже сделана. Дата защиты была нам объявлена, и теперь нужно было подготовиться к устному выступлению. Чтобы немного сменить обстановку, я решил снова поменять перо на лопату.

Мы с Серегой договорились съездить в ближайшее Подмосковье и попробовать себя именно в монетном поиске на тех местах, о которых заранее было известно, что там не было боев в 1941 году. Такой подход к разработке мест был совершенно иным, нежели раньше. Я начал внимательно рассматривать свою карту-километровку, потрепанную уже во множестве походов по местам боев 1941—1942 годов. Что здесь могло быть 100 и более лет назад? Границы Москвы очень сильно раздвинулись во все стороны после 1945 года. А до того границы столицы проходили на юго-западе по линии Окружной железной дороги. Дальше все были выселки, огороды, деревни и совхозные поля. Да стоит только вспомнить, что название станции метро «Черемушки» происходит от названия располагавшейся когда-то здесь деревни, и все станет ясно.

И вот я мысленно провел линию от Кремля вниз на юго-запад и уткнулся в Калужское шоссе. Местность внутри МКАД меня не интересовала, зато все направление от МКАД и дальше от города я стал изучать очень внимательно. Чтобы не углубляться слишком уж далеко и не дать себе возможность закопаться в картах, я ограничил это направление естественным препятствием – рекой Десной, которая пересекает Калужское шоссе примерно в 13 километрах от кольцевой дороги. Я очень хорошо помнил эту речку: еще в конце 1980-х мы с родителями летом выезжали туда купаться и загорать на машине.

Так я стал изучать историю этих мест одновременно с географией. Оказалось, что в 1812 году где-то на поле у Десны на Калужской дороге русская кавалерия дала бой отступающим французским войскам, схватившись с французской кавалерией. Вообще же, при первом изучении истории этой местности, оказалось, что в тех местах было множество мелких деревень, большинство из которых не сохранились. Я сравнивал старые карты начала XIX века с современной и видел, что практически везде, где ранее жили люди, сегодня пустые поля. Между деревнями были проложены грунтовые дороги, и сейчас только некоторые из этих дорог сохранились, превратившись в шоссе и просто в асфальтовые дороги. Места бывших деревень оказались запаханными и стали колхозными и совхозными полями, садами. А большинство дорог просто исчезло…

Но в этом мире ничего не пропадает, рассуждал я. Если была дорога, и она отмечена на карте, то она возобновлялась каждой весной, да и зимой по ней гоняли на санях. Это значит, что дорога видела множество людей, которые могли в пути что-то потерять или выбросить. Даже хорошо, что эти дороги не был засыпаны гравием и не превратились в грунтовые сельские дороги, и уж тем более не превратились в асфальтовые. Совместив две карты, можно провести сначала мысленную, а потом и вполне реальную дорогу на карте. Вот так, изучая и сравнивая, я остановился на одном местечке, с которого нам с Серегой и предстояло начать свои монетные изыскания.

На старой карте между деревнями Летово и Пенино была отмечена грунтовая дорога, которая большей частью проходила через лес. Слава Богу, тот лес сохранился, и когда я сравнил старую карту с новой, то весьма удивился тому факту, что даже очертания кромки леса остались почти такими же. Но больше все меня поразило то, что и на новой карте была указана эта старая дорога, правда, только в виде тропинки через лес. Выходит, что это место просто вопиет о том, чтобы мы с Серегой проверили эту тропу. Эти полтора километра леса – наша надежда на обнаружение старых монет и любых других вещей из прошлого.

Судя по современной карте, на месте старых деревень сейчас стоят дачные поселки. Насколько мы знаем, дачники начинают активно выползать в лес ближе к концу лета и осенью, когда можно собирать грибы. В конце мая и начале июня никаких грибов нет, поэтому мы можем совершенно спокойно ходить по лесу, соблюдая при этом обычные осторожность и осмотрительность.

Мы с Серегой договорились встретиться на станции метро «Теплый Стан» рано утром в субботу. От этой станции метро ездили множество маршрутов автобусов за пределы Москвы, там по обе стороны Профсоюзной улицы находились остановки и конечные станции пригородных номеров. Мы быстро посмотрели схему и выяснили, что к нашей точке высадки идет сразу несколько автобусов, и нам остается только дождаться первого подходящего маршрута. Наконец, приехал автобус №508, мы загрузились в него и поехали навстречу приключениям.

Ехать оказалось совсем недолго и недалеко, но, поскольку мы с Серегой еще ни разу не были тут, то я по ходу движения автобуса все время сверялся с картой. Время от времени мы проезжали павильоны, у которых автобус даже не притормаживал – это были остановки по требованию. Поскольку автобус все же делал частые остановки, то я успевал сориентироваться, и мы ждали, когда водитель объявит нужную нам. Вот мы подъехали к «Повороту на совхоз «Воскресенское», и Серега, на всякий случай, нажал в салоне кнопку «Остановка по требованию». Но водитель остановился бы там в любом случае: она была обязательной, и вместе с нами там вышли несколько пенсионеров, которые явно направлялись на дачу.

Двери захлопнулись, автобус уехал дальше в сторону области. А мы с Серегой остались стоять. Первоначальный обзор местности не сообщал нам никакого оптимизма: вокруг везде были дома, строения, магазины, вывески и рекламные указатели. Мы еще раз сверились с картой, и стало понятно, что мы находимся совсем недалеко от места назначения. Если сравнить этот выезд за 7 километров от МКАД с нашими путешествиями в Некрасово, то это будет просто легкая прогулка.

Заряженные оптимизмом и хорошим настроением, мы с Серегой прошли еще примерно километр вдоль Калужского шоссе в сторону области. Затем свернули в лес направо и прошли по тропинке через заросли, за которыми, согласно карте, находилось поле. Однако, как только мы вышли к полю, то на опушке столкнулись с непредвиденными трудностями. Со стороны Летово к этому месту вела грунтовая дорога, которая тут же и оканчивалась. Сюда, судя по запаху, привозили коровий навоз с неподалеку расположенной фермы. С расстояния пятьдесят метров запах уже был настолько сильный, что мы поначалу даже думали о том, чтобы обходить это место лесом с левой стороны. Но тут мне захотелось пройти этот участок как можно скорее, и я сказал Сереге, что пойду через эти засохшие кучи первым, зажав нос. Серега согласился и стал держаться за мной метрах в десяти.

Стояла прекрасная теплая солнечная погода, и как только ветерок подул в нашу сторону, то смрад от навозной кучи почти валил с ног. Но я упрямо шагал вперед. Первые несколько метров, которые я прошел по засохшим старым коровьим экскрементам, дались легко. Будучи уверен, что весь этот навоз и дальше по констистенции будет таким же, я сделал еще несколько шагов, и постепенно мои ноги стали увязать в более мягких слоях. Мне приходилось выдирать кроссовки, и из тех ям, откуда я освободил ноги, понеслось еще более жуткое зловоние. Не успел я пройти так и пяти метров, как обнаружил себя застрявшим в навозной куче по колено. Дальше идти было невозможно, но и выбраться из этой ловушки я уже просто так не мог. Под верхним твердым тонким слоем засохшего навоза была буквально трясина, которая медленно затягивала меня. Каждое движение приводило к тому, что я погружался вниз на несколько сантиметров. Серега видел всю эту картину и не решался двигаться дальше. Я понял, что попал в затруднительное положение, и что теперь нужно срочно выбираться отсюда – дальше дороги нет. Мои ноги были скованы в этой зловонной трясине, и я откинулся назад, спиной на рюкзак.

– Серега, помогай! Тут навозное болото, – я освободился от лямок рюкзака и лег на спину.

Серега тут же сбросил свой рюкзак на траву, забрал мой и отнес к своему, потом вернулся ко мне и стал помогать выбираться.

Сначала я смог освободить одну ногу, и, опираясь ею на верхний сухой и твердый слой, стал медленно доставать вторую ногу. Серега все это время держал меня за руки и тянул на себя. Так потихоньку я освободился и буквально прополз на спине пару метров назад, пока не убедился, то трясина под ногами закончилась. Мы с рюкзаками вернулись на исходную точку на опушке леса перед этим гиблым местом. Я стал осматривать себя: обе ноги выше колена были покрыты слоем коровьего навоза. Кроссовки были мокрые от этой мерзкой жижи. Что делать? Поблизости нет водоема, чтобы можно было быстро зайти в воду по колено и помыть штаны с кроссовками. Тогда я решил, что нам все равно нужно двигаться дальше и дойти до того места, где на карте была дорога между деревнями. А за время нашего хождения по лесам брюки и обувь успеют высохнуть, тогда твердые куски навоза можно будет просто стряхнуть. В общем, мы решили пока на этом не заморачиваться и идти далее.

Мы обошли этот опасный и отвратительный участок с навозным болотом слева через лес, а когда вышли снова на поле, то мои брюки уже практически высохли. Оказалось, что внешне они даже не запачкались, но пропитались этой пахучей субстанцией насквозь. Я надеялся, что к моменту окончания нашей заброски этот запах хоть чуть-чуть улетучится. Мы прошли по полю вдоль кромки леса еще примерно километр, и, судя по карте, оказались как раз у того места, где начиналась эта старая дорога. К этому месту со стороны Летово вела грунтовая дорога, и вся опушка была замусорена. Там были пластиковые пакеты, бутылки, остатки стройматериалов, сваленные опилки и остатки керамической плитки – в общем, отходы со строительства близлежащих коттеджей. Справа от нас за полем как раз виднелись крыши домов состоятельных людей, чуть подальше блестели золотом купола храма. Само поле выглядело вполне ухоженным, с постриженной травой и аккуратными параллельными следами от колес сельскохозяйственной техники.

Мы свернули в лес, ориентируясь по моим отметкам на карте, и сразу же увидели, что эта старая дорога превратилась в тонкую тропинку. Однако по едва уловимым следам было заметно, что раньше тут была именно дорога, которая очень давно потеряла свое значение, и местные жители лишь по привычке возобновляли ее каждый год. И постепенно она по сторонам заросла кустами, но колея все-таки была видна. По этой колее и была протоптана тропка. Как только мы зашли в лес и отдалились на приличное расстояние от опушки, то мусорные кучи остались позади, и оказалось, что, по сути, этот лес не так уж и сильно загажен современным мусором.

Мы достали из рюкзаков металлоискатели и стали медленно идти по тропинке, я шел слева, а Серега работал справа. Естественно, без мусора современности не обходилось, тут и там нам попадался все тот же набор хлама: алюминиевые водочные пробки, фольга от сигаретных пачек, алюминиевые банки и прочее. Но буквально через сорок минут работы Сереге впервые повезло, он откопал старую ржавую подкову. «На счастье» – решили мы и пошли дальше. Я шел быстрее и обогнал Серегу примерно на 50 метров, как вдруг услышал, что он меня зовет вернуться.

– Что там у тебя? – я подошел к Сереге, который только что закурил у свежей ямки.

– Монета какая-то, – выдохнул он и показал на ямку.

Там действительно лежала какая-то медная монета, она была не совсем правильной круглой формы. Следы окислов почти полностью скрыли надписи на ее поверхности. Мы достали монету, и Серега стал ее оттирать. Когда первый рыхлый слой зеленой патины был удален, то мы увидели совершенно необычный для нас рисунок на обеих сторонах. Вместо цифр номинала были какие-то буквы на аверсе, и только двуглавый орел на реверсе сообщал нам, что это монета Российской Империи. Серега аккуратно поскреб по монетке веткой, и тогда мы смогли прочитать на ней: «Денга 1741».

Вот это да! Это самая старая по времени монета, которую я когда-либо держал в руках. И опять сорок первый год! До этого мы ходили по местам событий 1941 года, а тут обнаружили предмет, появившийся на свет на 200 лет раньше. Однако сохран монетки был удручающий, она была очень сильно потерта, видимо, ходила по рукам все время. Тут мы стали гадать, как она могла оказаться здесь. И сошлись на том, что какой-то крестьянин ее просто потерял на это дороге так же, как лошадь потеряла свою подкову.

Воодушевленные первым успехом, мы для самоуспокоения обшарили с металлоискателем всю местность в радиусе 20 метров от этой монеты. Но больше тут ничего ценного не нашли. Тогда мы стали продвигаться дальше по тропинке в сторону Пенино. Прошло еще примерно полтора часа, но больше никаких интересных находок не было, за исключением нескольких монет современной российской мелочи.

Мы уже подходили к выходу из леса и слышали, как на садовых участках лаяли собаки, работали бензопилы и стучали молотки. Более мощный Серегин прибор неожиданно дал сигнал на том месте, по которому я только что прошел. Серега стал копать в том месте и наткнулся на какой-то провод. Желая достать его, он немного подрубил лопатой его жилы, затем побольше обкопал его. Но провод не поддавался. Тогда Серега позвал меня. Когда я увидел этот провод, торчащие из земли наполовину подрубленные жилы, то мне эта картина не понравилась. Вполне могло быть, что это кабель связи или сигнальный провод. Хорошо еще, что это не токонесущий кабель, а то Серега узнал бы об этом сразу же. Я посоветовал ему поскорее закопать эту яму, а сам решил пройти вперед, вплоть до опушки леса. Там уже начинались заборы садовых участков, наблюдалась такая же безрадостная ситуация с замусоренностью леса, как и на кромке со стороны Пенино. В общем, дальше идти не было смысла, и я вернулся к Сереге. А он уже копал новую ямку.

– Здесь какой-то очень интересный сигнал был, вот я выкопал только что этот камень, – Серега кивнул на какой-то странный булыжник, лежащий на краю раскопа, – посмотри, он звонит и как черный металл, и как цветной.

Он провел катушкой над камнем, и тогда металлоискатель зазвенел на все лады.

Интересная история, что это за камень? Я поднял камень с земли и стал его рассматривать. Это был обычный камень, размером с две ладони и весом более килограмма. Я стал оттирать его, чтобы посмотреть на структуру. С первого взгляда она была похожа на асфальт, но какой тут в лесу может быть асфальт? Ну да, конечно, тут же спохватился я, сюда строители дач могли нанести и не такого хлама, тут можно найти и остатки проводов, и разбитые унитазы, и осколки керамической плитки, и опилки – все это мы видели у опушки.

Однако при ближайшем рассмотрении в текстуре камня стали проблескивать какие-то мелкие вкрапления то ли желтого, то ли белого металла.

Камень сам по себе был грязный, только что вытащенный из земли. И на его поверхности видна такая необычная металлическая стружка.

Я осмотрел камень со всех сторон и передал Сереге. Меня этот кусок породы, как о нем подумал в тот момент, не заинтересовал.

Дело в том, что мой отец, будучи горняком по профессии, часто получал в подарок от шахтеров всякие разные интересные камни, которые они доставали на огромной глубине. И у нас дома хранились разные образцы породы. Это были блестящие и матовые камни, булыжники с вкраплением железа, разные камни с кристаллами различных кварцев. Был даже камень, по фактуре похожий на человеческие волосы. Эти образцы лежали у нас в разных местах по всей квартире, и я к ним привык. И в этот момент у меня в сознании сыграла аналогия, что этот кусок камня – тоже из такой категории.

Серега тоже внимательно изучил камень, заметил блестки в его фактуре на поверхности.

– Будешь забирать? – спросил он меня.

– Нет, у меня и так дома камней полно разных, отец еще собирал. Он бы сказал, что это за камень, а я в них совсем не разбираюсь.

Мы еще раз посмотрели на странный камень, еще раз подивились тому, что он дает металлоискателю сигнал на всех металлах, и бросили его в ту же яму, откуда достали. Мы пришли в этот лес искать монеты, а не камни. Тогда я даже не думал, что к этому самому камню мы еще вернемся…

Развернувшись, мы пошли в обратную сторону, решив повторно проверить тропинку на предмет залегания монет. Мы методично проделали эту работу за час с небольшим, но больше так ничего и не нашли. Тем не менее, мы были рады и обнаружению этой денги, поэтому еще долго обсуждали все обстоятельства про находки монет, которые знали. Так постепенно мы переформатировали нашу деятельность на поиск монет. Уезжая на автобусе с той же остановки в Москву, мы с Серегой договорились, что на следующих выходных мы вернемся в этот район и продолжим изыскания.

Я рассказал Сереге о том, что прочитал ранее о кавалерийской схватке в 1821 году на поле у Десны, и он с радостью согласился проверить эту информацию на местности. Дело было так: 8 сентября 1821 года русская разведка из отряда полковника Фигнера или, предположительно, Сеславина, обнаружила большой отряда французов, вышедший из Москвы по Старой Калужской дороге. Этим отрядом командовал маршал Бессьер, который у Наполеона был командующим то гвардией, то кавалерией. Французский отряд был послан обнаружить следы Русской армии, которая буквально несколько дней назад оставила Москву. Как только о приближении французов к отступающей Русской армии стало известно, то арьергард генерала от инфантерии Милорадовича совершил марш-бросок из Подольска к деревне Мостовая на реке Десне. Эта деревня в настоящее время называется Десна. Русский арьергард, в составе 8-го пехотного корпуса генерала от инфантерии М.М.Бороздина и 1-го кавалерийского корпуса барона Е. И. Меллера-Закомельского, вышел к деревне Мостовой в месте пересечения реки Десны и Калужской дороги.

Согласно сверке старой карты с современной, единственное место, где две массы кавалерии могли бы развернуться на поле, – это большая излучина Десны на расстоянии 12 километров от МКАД.

Бой состоялся между 2 и 4 часами дня и был скоротечен: русские двумя ударами нанесли поражение французам, и отряд маршала Бессьера отошел в Москву, а войска Милорадовича еще 2 или 3 дня стояли заслоном на Десне, перекрывая французам движение по Калужской дороге. Все это время русские солдаты хоронили своих погибших товарищей и собирали трофеи. Местность на другой стороне Калужского шоссе у крестьян еще долго называлась «Французской могилой» – это пологий холм на берегу Десны, на котором было похоронено, предположительно, около тысячи французов.

Ровно через неделю мы выбрались снова за город в этот же район, только в этот раз мы проехали на автобусе №508 по маршруту на два пункта дальше, и вышли на остановке «Санаторий «Десна».

Мы перешли на другую сторону дороги, и сразу же оказались на кромке большого поля. Через это поле проходила ЛЭП, само поле было окультуренным, со скошенной травой. Поле вело в гору, и это место, судя по всему и было той самой «Французской могилой». Понятно, что никаких памятников и знаков, увековечивающих историю о том сражении, на поле или рядом с ним не было. Сначала мы с Серегой весьма опасались за то, что нас будет слишком хорошо видно с Калужского шоссе. Да и вообще, мы находились на возвышенности, были видны отовсюду, и от этого было неуютно. Мы решили пока что просто пройтись по полю и разведать обстановку, не доставая приборов и лопат, как обычные пешие туристы.

Но стоило нам дойти до ЛЭП, как мы поняли, что бояться нам тут совершенно нечего. Шоссе бурно шумело справа, машинки и автобусы пролетали по нему очень быстро, и мы с Серегой на этом поле со стороны выглядели, как муравьи. К тому же, находясь на вершине, мы видели всю местность на 360 градусов. И если бы кому-то захотелось начать хотя бы движение в нашу сторону, то мы бы это заметили первыми. Таких дорог, которые могли бы с шоссе или от реки вести на поле, не было. До нас можно было бы доехать только на УАЗике или на джипе, но скорость движения по этому полю на машине была бы небольшой. В общем, широта размаха русского поля была на нашей стороне, и мы, постояв на поле для пущей надежности еще минут 10, стали расчехлять рюкзаки и доставать металлоискатели и лопаты. Пока мы готовились начать поиски артефактов войны 1821 года, я не переставал задавать себе вопрос: а что же мы можем реально здесь найти?

Поле боя осталось за русскими войсками, которые, вероятно, успели собрать так нужное в будущих боях холодное оружие, и, тем более, найти и увезти все огнестрельное: оно было тогда на вес золота. Тогда же наверняка и обобрали трупы всех погибших французов. Если это и не сделали солдаты, то наверняка в последующем имели возможность сделать крестьяне или лихие люди с находившейся неподалеку большой Калужской дороги. Однако тут не было на виду ни одного памятника на могиле русских солдат, которые тоже погибли здесь. Было бы неплохо, если бы однажды на видном месте тут построили воинский мемориал по событиям 1812 года, подумал я тогда. Для поисков нам оставался лишь небольшой диапазон предметов: утерянная в сражении мелкая утварь, элементы одежды воинов и снаряжение кавалерии и собственно лошадей. Шансов найти саблю, пехотное ружье, тесак или пушку практически не было. Зато почти все предметы богатого снаряжения кавалериста тогда изготавливались из цветного металла. Мы решили, что если удастся найти хоть что-то, отдаленно напоминающее пуговицу с мундира или французскую монету, то это будет минимальный и достаточный успех для первой вылазки.

Мы с Серегой разделили секторы для работы и стали ходить с приборами, периодически оглядываясь по сторонам и оценивая обстановку. Скажу сразу, что монетный поиск по старине очень сильно отличается от копания по Великой Отечественной войне. В первом случае, как оказалось, нужно не только проводить серьезные поиски по литературе, но и сопоставлять полученную информацию с реалиями. Ведь будет обидно и досадно, если ты вдруг найдешь в каком-то источнике очень интересную информацию о какой-то барской усадьбе, а приехав на место, обнаружишь, что на ее месте находится полигон твердых бытовых отходов. И еще старина отличается тем, что приходится отрабатывать каждый сигнал, прорабатывая сотни килограмм мусора, и лишь одна тысячная часть из всего этого может оказаться действительно стоящей старинной монеткой. От нумизматов я узнал, что не все монеты имеют цену, многие, особенно ходовые и плохо сохранившиеся медные пятаки и даже серебряные рубли, считаются «мусорными монетами» – из-за своей обширной распространенности. Даже клад пятаков в кубышке может иметь только ситуативную ценность для самого копателя, а на деле прибыль от его реализации может лишь едва окупить потраченный за много выездов бензин. А вот если искать следы исключительно Великой Отечественной, то процент стоящих находок резко вырастает, как и их абсолютное количество. Возможно, поэтому многие копатели практически поголовно начинают с военной археологии, постепенно переходя все дальше вглубь веков, приобщаясь к монетам в частности и к старине вообще.

Этими и похожими мыслями я был занят, когда ходил с металлоискателем по полю. Тогда же я начал укрепляться в мысли, что мой металлоискатель слишком слаб для глубинного поиска, он был хорош в поиске больших железных предметов: касок, противогазных бачков, монет, штыков. Я мог рассчитывать только на близко залегающие к грунту крупные монеты, но мелкое серебро на глубине в один штык лопаты мне было уже недоступно. Такой вывод я сделал из наблюдений за своими и Серегиными находками. Мы, конечно же, пока что не нашли ничего стоящего, но я мог оценивать и примерно соотносить с монетами тот мусор, который мы выдергивали из земли. Я доставал водочные пробки из ближайшего к поверхности слоя грунта, а Сереге приходилось выкапывать и глубокие ямы только лишь для того, чтобы достать маленький вытяжной язычок от алюминиевой банки. Но если бы на поле были на разных глубинах рассыпаны монеты, то все артефакты на глубине свыше 30—40 сантиметров достались бы Сереге, а я прошел бы над ними, как лох, и мой прибор не подал бы никакого звука.

На этом самом поле мне посчастливилось обнаружить только один стоящий сигнал: я достал на небольшой глубине маленькую медную пуговичку. По толстому слою патины было очевидно, что эта вещь весьма старая. Я постарался оттереть ее как можно лучше, чтобы посмотреть на возможные клейма на обратной стороне. Но клейм и надписей не было, у этой пуговицы отсутствовало колечко на обратной стороне, за которое оно пришивалось к одежде или к снаряжению. Серега за много часов хождения по части этого поля вообще ничего не смог обнаружить. Надо сказать, что мы обследовали лишь малую часть этого поля, но и эта активность в течение весьма непродолжительного времени нас очень утомила. Когда мы остановились на очередной перекур, то сошлись с Серегой на том, что отсутствие находок, по сравнению с военной археологией, очень сильно демотивирует. Нужно иметь определенную психологическую подготовку и не надеяться на быстрый результат, тогда разочарование не позволит дать задний ход. Но для нас это был всего лишь второй целенаправленный выезд по старине и всего лишь первый, посвященный войне 1812 года. Поэтому мы сравнивали это направление поиска с военной археологией по 1941—1942 годам во всех отношениях. Конечно, огромным преимуществом такой работы была абсолютная близость к Москве, всего лишь полчаса на автобусе – и ты уже в метро. Покопав так до пяти часов вечера и не найдя ничего такого, чем можно было бы воодушевить себя, мы собрались домой. На этом поле у Десны мы для себя поставили крест, и я пообещал Сереге, что постараюсь еще порыться в литературе насчет ближайших окрестностей Калужской дороги. Мы решили, что первый опыт по поиску на месте старых дорог имеет больше смысла и перспектив по находкам, поэтому основной упор полагали делать на поиске такой информации.

На следующих выходных мы поехали на том же автобусе 508 маршрута еще дальше, за Троицк. Было уже очень тепло, и автобус был битком набит дачниками. Мы с Серегой по устоявшейся походной привычке были с большими, правда, почти пустыми рюкзаками, а на головах у нас были надеты самодельные кепи по образцу немецких М43. Эти шапки я пошил зимой, когда было скучно. Одну я смастерил из темного серого сукна по самодельным лекалам и подарил Сереге. Другую кепку я пошил из светло-серого сукна уже по лекалам, найденным на копательском форуме, но с небольшими изменениями.

И вот один дед, по виду явно дачник, еще у автобусной остановки «Теплый Стан» стал бросать на нас с Серегой любопытные взгляды, когда вся толпа грузилась на конечной в автобус. Мы с Серегой поставили рюкзаки на средней площадке и встали рядом с ними, а этот дедок все старался оказаться как можно ближе к нам. Я объяснял Сереге, что нам нужна остановка «Красная Пахра (45-й км)», Серега у меня спрашивал, что там я такого интересного обнаружил в литературе. А дедок с преогромным интересом слушал наши разговоры, и пытался сделать вид, что его это не интересует. И еще он то и дело оглядывал нашу одежду и головные уборы. Наконец, когда автобус подъезжал к нужной нам остановке, и мы собрались выходить, я спросил у нашего пожилого пассажира, не собирается ли он выходить тоже? На что дедок с готовность ответил, что выйдет в Троицке. А потом выдержал паузу и спросил меня:

– А вы, ребятки, не из Прибалтики?

– Нет, мы из Москвы, – только и нашелся я, что ответить ему, – а почему так решили?

– Ну, как-то внешне похожи, – промямлил дедок, в этот момент двери открылись, и он выпорхнул в Троицке.

Мы с Серегой переглянулись и поняли, что пенсионер стал жертвой стереотипов и частого просмотра новостей по телевизору. Как мы знали, тогда в Прибалтике набирали силу националистические настроения, и ветераны войск СС и их идейные соратники из числа молодежи все время проводили собрания и марши по улицам Риги, Таллина, Вильнюса. Все эти шествия прибалтийских неонацистов обязательно показывали в новостях. И, конечно же, этот дедок, как и все пенсионеры, смотрел телевизор сверх полезной дозы. Когда он увидел в автобусе нас с Серегой в шапках, напоминающих немецкие кепи времен Второй Мировой, у него сразу же сработало воображение, и по ассоциации с недавно виденными парадами легионеров войск СС он приравнял нас к прибалтам.

Это было забавно, особенно на фоне совершенного равнодушия к нам остальных пассажиров. Да и вообще, в те времена можно было спокойно встретить в метро человека в немецкой кепке, и если ты сам был в курсе дела, то мог определить, кто перед тобой: тайный неонацист, военный реконструктор или просто копатель.

Мы вышли из автобуса, перешли на другую сторону шоссе и снова оказались перед большим полем. Тут я Сереге начал объяснять всю диспозицию.

– Через это поле проходили русские войска 21 сентября 1812 года, они здесь стояли пять дней перед Тарутинским маневром. Мы только что проехали реку Красная Пахра. Главные силы стотысячного русского войска расположились южнее реки, а авангардные отряды были выставлены на направлениях, где могли показаться французы. Вот это поле перед нами, возможно, таит какие-нибудь предметы, оставшиеся от русского лагеря. Хоть они тут стояли недолго, но они стояли прямо на поле, а значит, надо искать потерянные монеты, снаряжение, мелкие вещи.

От Калужского шоссе поле было немного прикрыто лесополосой. Прямо за полем были коттеджи. Ближняя к шоссе часть поля, очевидно, обрабатывалась чаще, чем дальняя. Оно было по форме скорее прямоугольником, вытянувшимся вдоль дороги, по длинной стороне поле протянулось примерно на полтора километра, а по ширине в самом толстом месте было метров 700. В реальности оно нам казалось неимоверно большим, однако вся дальняя часть поля уже успела в этом году зарасти высокой травой. Нам оставалась полоска со скошенной травкой и прореженной землей.

Пока мы в привычной уже для нас манере дошли до середины поля, солнце скрылось за тучи, небо стало серым.

– Это нам на руку, – подмигнул я Сереге, – вспомни наш клад в парке.

– Да, природа шепчет.

Когда мы прошли вперед и оказались уже на поле, то выяснилось, что оно не идеально ровное. Складки местности, издалека казавшиеся несерьезными, на самом деле создавали разницу горизонтов высотой до двух метров. Стоя внизу в лощине, мы уже не видели шоссе и проезжавших машин. А значит, и мы были скрыты от любопытных взглядов с той стороны. Пусть даже мы видим крыши коттеджей на противоположной стороне поле, зато мы на фоне этого огромного поля да еще в такую пасмурную погоду выглядим совершенными козявками, не заслуживающими внимания. Успокаивая себя этим, мы достали металлоискатели и лопаты.

Я еще раз оглядел поле и представил, как вдоль шоссе стояли рядами палатки русских войск, как варилась еда в походных котлах, как реяли знамена над лагерем, как стояли часовые у постов и грелись у костров нижние чины; тысячи лошадей, нескончаемое число телег, повозок – все это побывало тут.

Не успели мы походить по полю и часа, как начался дождь. Причем зарядил он сильно, и мы с Серегой побежали в ближайшую рощу, чтобы спрятаться под кронами деревьев. Дождь был не сильный, но весьма неприятный. В лесу было сухо, капли все оставались на листьях. Мы решили воспользоваться этим обстоятельством и быстро разожгли костер, чтобы сделать скорый обед.

– Эх, тушенка и гречка, как всегда, – тоскливо вздохнул Серега.

– Доставай свои бутерброды, я знаю, что у тебя они всегда есть.

Мы съели сначала Серегины запасы, а потом и подоспела каша. Открыли одну банку с тушенкой, бросили в котелок с гречкой. И вот уже дождь нам нипочем, и силы появились, а вместе с ними и копательское настроение вернулось.

Только мы закончили обед, как и дождь прекратился. За время, пока я складывал все добро в рюкзак, ветер успел подсушить траву. И когда мы вышли на поле, то следов от дождя будто и не бывало. Сухая земля жадно впитала влагу, и лишь темный цвет грунта выдавал недавно прошедший дождь. Не было и намека на раскисшую грязь или лужи на поле, и это нас очень порадовало. Также дождь загнал всех людей домой, и это было дополнительным фактором для нас, чтобы как можно активнее работать на поле.

Буквально сразу нам начали попадаться медные предметы: части от самоваров, застежки от деревенских женских платьев и прочие мелочи. Все предметы лежали совсем не глубоко от поверхности, видимо, частая вспашка земли сделала свое дело и перемешала все слои. К счастью, современного мусора практически не было, и мы долго ходили в полной тишине, пока кому-то из нас не попадалось что-то из позапрошлого века. Пусть и отпаявшийся по шву краник от медного самовара, зато такую вещь гораздо приятнее доставать из ямы, чем советский пятак образца 1961 года. После обеда мы поработали еще час, успели прошерстить довольно большой участок, но, чем дальше мы продвигались в сторону области, тем меньше предметов встречалось. Тогда мы решили вернуться ближе к роще и пройти прямо по дороге, которая была накатана машинами от остановки на шоссе к ближайшим коттеджам. На небе снова собирались тучи, и очередной дождь не заставил себя ждать. Он начался мелкими каплями, собираясь отыграться на нас теперь по-настоящему. Я предложил Сереге пройтись с его более мощным прибором, но он уже потерял интерес и сказал, что не видит смысла ходить по этому полю. Я почти что пошел у него на поводу и согласился поехать домой, тем более что, дождь стал идти не переставая. Но решил перед этим проверить пятьдесят метров дороги – скорее, для очистки совести. Я честно прошел пятьдесят метров с металлоискателем туда, развернулся и направился, также размахивая прибором, обратно к Сереге. Примерно на полпути прибор дал четкий и долгий сигнал, который проигнорировать было невозможно. Что ж, надо копать – и я вонзил лопату в накатанную колею дороги. Сверху грунт уже успел пропитаться дождевой водой, но на глубине всего 5 сантиметров он был совершенно сухой. Поскольку по этой дороге ездили, судя по всему, круглый год, то колея была очень хорошо укатанная, земля тут была очень плотная. Сделав квадрат, я поддел его лопатой и вытащил верхушку шурфа. На самом дне была рыхлая земля, и я тут же проверил металлоискателем – не ушел ли сигнал? Но нет, сигнал был там же, прямо по центру шурфа. Я слегка поддел лопатой землю и увидел толстую медную штуку, дугой торчащую из земли. Стоило мне присесть, как Серега, почуявший находку, уже быстро шел ко мне. Двумя пальцами я смахнул остатки земли с медяшки и вдруг понял, что это большая медная монета, стоящая на ребре!

– Что там? – спросил Серега на ходу.

– Похоже, что монетка!

Она сидела в земле некрепко, и я двумя пальцами вытащил ее. На ладони лежал большой кругляш зеленого цвета, через толстый слой патины проступали вензели и крылья орла, на гурте была сетчатая насечка. Все, в этот момент время остановилось, капли перестали падать с неба, шоссе справа умолкло, и для нас с Серегой в этот момент существовал только маленький кусок металла с историей.

Мы быстро оттерли его от патины так, чтобы можно было различить вензель и год чеканки, там было выбито «Е II 1763». Мы обрадовались, но при этом Серега отметил, что напоследок всегда везет. Это означало, что он все-таки хотел закончить нашу авантюру на сегодня и поехать домой. Я согласился с ним, но попросил его подождать еще десять минут, чтобы я смог пройти путь по дороге до конца. Он согласился, в итоге мне больше ничего не попалось. И мы, быстро сложив приборы и лопаты в рюкзаки, пошли к Калужскому шоссе. Когда мы добрались до павильона автобусной остановки, то дождь пошел еще сильнее и быстро превратился в ливень. Серегино предчувствие нас не обмануло: мы действительно поймали сегодня удачу за хвост в последний момент. Минут через десять приехал автобус, и мы поехали на нем домой.

Когда я рассказал Стасу о наших первых вылазках по монетной теме и о пробах грунта на исторических местах войны 1821 года, то для мотивации этого было вполне достаточно. Ему тоже захотелось съездить с нами за монетами. Я посоветовался с Серегой и выяснил, что он в ближайшее время будет очень занят дачными делами, но не будет возражать, если мы без него съездим еще раз в тот парк.

Стас буквально накануне вернулся откуда-то с Урала, где он катался на лыжах, и у него в запасе оставался день отдыха перед выходом на работу. Он решил этот день провести в поисках ценностей, и вот мы с ним в середине рабочей недели едем копать монеты. Однако Стас предупредил меня, что вряд ли сможет много ходить, потому что он, катаясь на лыжах, неудачно упал и повредил колено. Местный доктор диагностировал у него растяжение связок и рекомендовал сидеть дома и как можно меньше двигаться. Но Стаса было не остановить – он рвался копать.

В том самом парке в будни было мало народа, но прекрасная солнечная погода спутала все планы. Со всех окрестных домов в парк с самого утра устремились мамаши с детьми в колясках, они оккупировали все дорожки и детские площадки. Мы со Стасом направились в более тихую часть парка и стали там осторожно ходить по вытоптанным в лесу широким тропинкам, стараясь уходить подальше от современного мусора и людных мест.

С самого начала нам попадались, наряду с бытовым мусором, на который мы уже не обращали внимания, советские монеты. Большинство было после 1961 года, но изредка попадались деньги 1950-х и даже 1940-х годов. Как правило, это были 3-х и 5-ти копеечные монеты из желтого металла, который на удивление хорошо сохранялся в земле. В отличие от современных, более старые монеты СССР практически не нужно было чистить: они блестели так хорошо, словно их достали из кошелька, а не из земли. Через пару часов поисков с одним металлоискателем на двоих у нас уже набралась приличная кучка мелочи. Были и ходовые современные монеты, и если бы мы задались целью потратить их, то нам вполне хватило бы на покупку беляша в ларьке у метро.

После первого порыва и первой усталости эффективность работы несколько снизилась. Мы уже скорее ходили по лесу и наслаждались природой, чем алчно выискивали что-то по сторонам тропинки и в кустах. Когда мы проголодались, то зашли подальше в чащу, разожгли там костер и устроили обед с привалом по всем туристическим правилам. Расстелили пенку, приготовили гречневую кашу с тушенкой, попили крепкого чая и посидели, переваривая обед. И глядя на ясное небо за верхушками деревьев, мы снова и снова окунались в общие воспоминания о походах, домысливали былое и строили планы на будущее. В этом сезоне наше обычное копание по войне дополнилось интересным монетным поиском, для которого нужно больше интеллектуальной работы, больше терпения и времени. Но при этом мы находим сразу же деньги и ценности, бывшие когда-то в хождении монеты. И если я за все время увлечения военной археологией не продал ни одной находки, то за пару месяцев монетной темы мы успели найти клад и, реализовав малую часть его, окупили часть прошлых вложений. Все это приоткрывало для меня завесу над тайнами прошлого и настоящего, позволило узнать больше о том, как устроена наша жизнь.

Стас соглашался со мной в том, что военная археология примитивнее и доступнее большему количеству людей. И тут же уточнял, что ему все-таки интересно копать именно по войне. История его семьи была тесно связана с событиями Великой Отечественной, его родной дед Павел Ефимович Анкудинов летал на штурмовике Ил-2. Он был два раза сбит, последний раз 8 мая 1945 года. Но, при этом, ни разу не был ранен, Бог его сберег. Его даже представляли к званию «Героя Советского Союза», но в итоге наградили только Орденом Александра Невского. Мы со Стасом как-то даже приезжали к нему. Я жал ему руку, а ему тогда было 86 лет, и он выглядел очень бодро.

Так мы провели послеобеденное время, а затем собрались, затушили костер и пошли работать дальше. В парке народу стало поменьше, и мы уже ходили вдоль тропинок без утайки. Недалеко от пруда Стас нашел в одном месте сразу два советских полтинника 1924 года чеканки, с надписью «Пролетарии всех стран, соединяйтесь»! Это была отличная находка, монеты лежали практически на земле, под толстым слоем дерна из старых опрелых листьев и жухлой травы. Мы проверили окрестность в радиусе 10 метров от этой точки, но больше таких монет не было. Обрадованные неожиданной и недурной находкой, мы пошли дальше вдоль пруда. Стас уже практически не выпускал металлоискатель из рук, лишь изредка передавая его мне. На это я заметил ему, что таким везучим людям пора бы иметь и собственный прибор. Но он отмахнулся и полез дальше в кусты искать монеты. Надо сказать, что такая тактика работы «2 человека-1 металлоискатель» имеет свои преимущества. У тебя есть возможность и покопать, и посмотреть на местность со стороны. Так каждый в паре учится не повторять ошибок других, и со временем эффективность индивидуальной работы увеличивается. При этом свободный человек может отойти в сторону и разведать местность на предмет того, в какую сторону лучше двигаться. Я так делал много раз, и чутье никогда не подводило меня. Так еще можно и отдохнуть от работы и махания катушкой металлоискателя.

Но вот Стас притомился и передал металлоискатель мне. Мы медленно пошли дальше вдоль основной тропинки, попутно проверяя места под большими старыми деревьями и возле развесистых кустов. Мне попадался сплошь мусор, который я усердно выкапывал. Не переставали попадаться нам и современные монеты, а также первые монеты так называемой «Свободной России» образца 1992 года. Некоторые сохранялись очень хорошо, металл блестел как новый, но большинство окислилось и даже проржавело. Это было свидетельством сильного упадка страны, по сравнению даже с последними годами существования СССР. Все-таки все монеты СССР, даже образца 1961 года, были изготовлены из хороших сплавов, такие монеты из земли практически не отличались по состоянию от монет из домашней копилки. Когда я снова отдал прибор Стасу, то вдруг отчетливо понял, что такой клад, какой мы нашли с Серегой, попадается только раз в жизни, да и то не каждому. И что все мои последующие шансы повторить такой успех или приблизиться к нему, даже чисто статистически будут минимальны. Ведь если и суждено человеку найти клад, то он его найдет в любом случае. А если нет, то, как ни старайся, а результата не будет. С такими мыслями шел я вслед за Стасом, держа в руке лопату. Но он вполне справлялся и без моей помощи. Буквально через 15 минут он откопал под кустом женские часы «Чайка» с отломанным браслетом. Это были маленькие механические часы в прямоугольном корпусе. Видимо, рассеянная мадам зимой уронила их в снег и так и не смогла найти. А может, люди играли в снежки на Новый Год, и вот результат… Хоть корпус и браслет были выполнены из нержавеющей стали, кое-где все-таки были видны следы ржавчины, а внутри корпуса под стеклом был конденсат. Потеряшка старая, возможно, еще времен Советского Союза. Я поздравил Стаса с находкой, а он посетовал, что уж лучше бы это были мужские часы. Недовольно бурча, он продолжил поиски, а я решил не забирать у него прибор уже до конца нашего похода. Пусть человек оттянется в свое удовольствие, ведь у него так много энергии и очень высокая мотивация, особенно после нашей с Серегой находки.

Мы подошли к пруду поближе. На противоположном берегу люди на полянке отдыхали, играли в какие-то игры на свежем воздухе, просто прогуливались. Мы же со Стасом, находясь в тени деревьев, продолжали поиски. И вот в очередной раз ему улыбается удача: на хорошем сигнале от прибора он достает из земли медную монетку 2 копейки 1888 года. Она в прекрасном состоянии, орел и элементы орнамента сохранились очень хорошо, номинал и год чеканки видны четко. Стас обрадовался еще больше, и снова я поздравил его. Он стал теперь просто лихорадочно обследовать всю тропинку, а я начал анализировать наши поиски. Получается, что за этот день в черте города Москвы мы нашли при помощи металлоискателя больше монет, чем за городом на местах бывших деревень и дорог. Это оказывается естественным, ведь в городе жило гораздо больше людей, и большинство из них было весьма состоятельными, имели зарплату или жалование. А значит, имели при себе в кошельке или в карманах какие-то суммы денег в купюрах и монетами. Выходит, все правильно: искать надо не там, где проще вести поиск – а там, где больше шансов на находку, пусть даже поиск и сопряжен с риском встретится с сотрудниками милиции или с любыми другими официальными лицами.

Под конец дня мы еще раз со Стасом прошли по тем местам, где ранее ходили с Серегой. Я показал Стасу ту ямку у старого пня, откуда мы достали клад. Еще раз мы походили вокруг этого места, и снова не нашли ни одной монеты. Заканчивая наши поиски, я прошел по противоположной стороне леса, где тоже были тропинки. И прямо посередине утоптанного места откопал вьетнамскую алюминиевую монету с дырочкой посередине – 2 су 1958 года чеканки. Она была покрыта слоем земли, который так хорошо прилипает к алюминию. И я сначала не понял, что это такое, возможно, какое-то кольцо или шайба? И лишь после того, как обнаружились надписи, звезда и герб, я признал в этой штучке монету.