До начала июля Стас разбирался со своим больным коленом, а я защищал диплом. Нам преподаватели обещали: пятнадцать минут позора – и ты специалист. Но в реальности все было гораздо мягче и достаточно камерно, наши преподаватели с кафедры были нашими научными руководителями, и никто не мог допустить того, чтобы тень позора от студента легла на доцентов МГУ. Защита государственного диплома прошла успешно, и теперь я официально считался журналистом с присвоенной квалификацией «специалист». Теперь было официально закреплено в документе, что я умею работать с информацией и с людьми. Если честно, я не чувствовал от этого никакой радости и гордости. Моей истинной специализацией был поиск ценных предметов и мест, где можно найти эти исторические вещи. А работа с информацией и людьми была всего лишь средством на пути к обнаружению вещей. Во всем этом было очень много романтики, и никаких серьезных планов на жизнь я до того момента не построил. Все шло своим чередом, и я не замечал, чтобы жизнь предъявляла мне высокие требования. А может, я не хотел этого замечать?

Защиту диплома и окончание учебы нужно было как-то отметить. Я поддался на уговоры своей подруги поехать на море, полежать на пляже и искупаться в теплых водах. Поскольку думать об отдыхе за границей тогда не приходилось по финансовым обстоятельствам, то выбор пал на побережье Черного моря.

Стас мне дал контакты одной хорошей знакомой его мамы, которая жила в Севастополе. Он как минимум один раз был у нее в гостях и жил на даче как квартирант. Стас объяснил, что все местные жители в Крыму стремятся подзаработать летом на отдыхающих, сдают свои квартиры и дачи курортникам. Так делала и эта женщина. Я позвонил ей, и мы договорились, что мы с подругой приедем вдвоем через две недели, а она объяснила, как к ней добраться и обещала встретить и поселить у себя за небольшие деньги. Готовясь к этой поездке на море, я уже знал, что металлоискатель поедет в рюкзаке вместе со мной. Поскольку на тот момент я практически ничего не знал о Крыме и Севастополе с военно-исторической точки зрения, то принялся лихорадочно читать все с самого начала. Таким образом, когда поезд «Москва-Севастополь» вез нас на Крымский полуостров, я уже четко знал, в какую сторону мне следует идти копать, а куда лучше не соваться.

Я держал в голове тот факт, что Крым является автономной республикой в составе независимой Украины. И хоть к русским, и в особенности, туристам, в курортной зоне относятся очень хорошо, все же стоить помнить о бывшем особом статусе Севастополя и о большой плотности разного рода воинских частей в Крыму, в частности, на побережье. Границу с Украиной поезд пересек ночью, таможенники и пограничники обошлись поверхностным осмотром пассажиров, и к нам, ярко выраженным бледным москвичам с печатью страждущих солнца и моря людей, вопросов не возникло. Рано утром поезд медленно въехал на территорию Севастополя, мы смотрели в окна и видели бухты, причалы, корабли у пристани и скалы вокруг. Мне мерещились сцены из художественных фильмов про доблестную первую оборону Севастополя во время Крымской войны, кадры хроники о защите города в 1942 году. Также я вспоминал письма немецких солдат и мемуары офицеров, служивших в Крыму и заставших эвакуацию немецких войск из Крыма весной 1944 года. Такими книжками меня заранее снабдил Серега, который любил читать свежие издания из серии мемуаров солдат вермахта.

Мы вышли из поезда, добрались на маршрутке к Графской пристани и оттуда перебрались на пароме на Северную сторону. Когда мы уже на месте созвонились с нашей знакомой, то оказалось, что у нее к летнему сезону ничего не готово: строители пустились в загул, и ее дача не была готова к сдаче отдыхающим. Все-таки мы добрались до ее фазенды за Орловкой и встретились с ней. Действительно, мы застали ремонт в самом начале: у дома отсутствовала отделка внутри, не было электричества, повсюду были следы начавшегося ремонта. Но мы вышли из положения: нас отправили к ее соседу и хорошему знакомому, у которого на дачном участке была устроена настоящая частная гостиница о двух этажах.

Дядя Миша, так звали хозяина этой усадьбы, предложил небольшую цену за комнату в его мини-гостинице. Там была общая кухня, на которой можно было готовить себе еду, приемлемый по состоянию общий туалет на первом этаже и приемлемая душевая комната. Всего в этой гостинице было 7 или 8 комнат – это все выглядело очень уютно и достаточно привлекательно. Особым достоинством этой гостиницы было близкое расположение к морю – до него было 10 минут хода пешком. Мы дали дяде Мише задаток, бросили вещи в комнате и помчались купаться. Первые же впечатления – тепло от земли, жаркое солнце, запах от кипарисов и соленый ветер с моря. Пару раз окунувшись в море, я стал уже осматривать окрестности – все вокруг было застроено, везде стояли либо богатые дома, либо бедные дачные домики. Прямо к морю выходила турбаза, пансионат или пионерлагерь – я так до конца и не понял, что же это было. На берегу были многочисленные кабаки, летние кафе, веранды, бары и рестораны – выбор на любой кошелек. Поскольку у нас, бедных студентов, был ограниченный бюджет, то мы должны были питаться тем, что продавалось на рынке в поселке Кача. И в первый же вечер я съездил на рынок, чтобы поменять рубли на запас гривен и закупить немного овощей и фруктов для легкого ужина.

Стас мне рассказывал, что когда он в прошлом году отдыхал здесь, то ходил изучать окрестности и наткнулся на полуразрушенный бетонный дот у шоссе неподалеку. Он даже показывал мне фотографии этого дота и объяснил, как до него добраться. Буквально на третий день отдыха мне уже стало скучно просто лежать на пляже и купаться в море, и я решил сходить к этому доту. Я выбрал полуденный зной и в майке и шортах отправился на поле. Дот был виден издалека, он стоял недалеко от дороги, и его амбразуры были направлены в сторону поселка Кача. Когда я подошел к нему поближе, то увидел, что рядом с ним у входа и внутри него навалено много пластиковых пакетов с мусором и просто отдельных бутылок, пакетов от соков. Толстые стены дота и сейчас выглядели грозно. Я обошел его вокруг – с разных сторон были следы попаданий снарядов, а спереди и немного сбоку у бойницы зияла дыра. Очевидно, его пытались подорвать изнутри, когда он уже был захвачен. Я совсем не был специалистом по фортификации, и в тот момент не мог установить, кем и когда мог быть построен этот бетонный дот. Но то, что он повидал войну, было совершенно точно.

Рядом с дотом были построены коттеджи, и для местных жителей он был тем привычным экспонатом истории на местности, который находился тут всегда. На нем не было никакой таблички или надписи, он не был оформлен как памятник. Немного левее от дота и гораздо ближе к морю на поле я заметил еще какое-то бетонное фортификационное сооружение. Рассмотрев его издалека и поняв, что эта постройка на самом деле имела военное предназначение, я пошел исследовать и ее. Расстояние между дотом и это штукой было примерно 250 метров. Вблизи постройка оказалась более замысловатой, чем дот: она имела два входа – один к морю и один к суше, расположенных в разных частях, два этажа и один выход наверх. Никаких бойниц или окон это сооружение из крепкого монолитного бетона не имело. Вместо лестниц там были стальные скобы, и в целом это сооружение скорее напоминало наблюдательный пункт, чем оборонительную точку. Буквально в тридцати метрах от этого строения уже был крутой обрыв с высокой вертикальной стеной, а внизу уже шумело море. Возможно, эта постройка относилась уже к послевоенным годам. На эти мысли меня натолкнуло близкое расположение к этому месту действующей воинской части: буквально в четырехстах метрах от этой точки было здание, огороженное по периметру забором, у которого стоял грузовой автомобиль с кунгом цвета хаки, а на территории была установлена высокая антенна.

С этого поля на высоком обрыве была очень хорошо видна линия горизонта. Всего в 3—4 километрах отсюда в поселке Кача располагался военный аэродром. Не исключено, что во времена СССР вся эта территория была закрытой зоной, и лишь в независимой Украине военные не смогли забронировать за собой так много земли, и вот теперь многие объекты оказались списаны, заброшены и превратились в памятник военной истории. Я решил, что нужно будет обязательно покопать у дота, а также у этой точки. Но как это сделать в пределах прямой видимости с территории военной части и со стороны коттеджей?

Работа днем здесь была полностью исключена, проблемы с местными властями, а тем более с военными, мне были ни к чему. Значит, нужно будет выбрать темное время суток и походить по полю в полной темноте и с максимально заглушенным динамиком металлоискателя. У меня с собой был налобный фонарик, и я сообразил, что включать его нужно только в тот момент, когда прибор даст сигнал. На щели динамика металлоискателя я приложил сложенный в несколько раз лист бумаги и обклеил его скотчем. В результате сигнал от прибора стал звучать тише в несколько раз, а если прикрыть его еще и ладонью, то он будет не слышен уже с расстояния в несколько метров. Так я подготовился к скрытному выходу и решил дождаться подходящей ночи. В любом случае, этот дот от меня никуда не денется.

Но, прежде всего, у меня был план посещения Меккензиевых гор, который я разработал еще в Москве. В магазине «Молодая Гвардия» на Полянке я разыскал и купил карту окрестностей Севастополя. Она была довольно мелкая, но по ней можно было легко сориентироваться. Дорог там немного и перепутать их трудно, все высоты нанесены на карту, море стабильно на западе, а лесов, в которых можно было бы заблудиться, не имеется вообще. В один из дней, когда стояла прохладная погода, и море было не совсем приветливым, я отправился один копать. От Орловки на «бусе», как местные называли маршрутку, я добрался до Северной бухты, а там сел на автобус и доехал до железнодорожной станции «Меккензиевы горы». Там я немного покрутился у кассы, переписал на всякий случай расписание автобусов и электричек, а когда народ разбрелся по своим делам, я медленно пошел по путям в сторону от Севастополя. Когда я удалился от станции на почтительное расстояние, то свернул вправо и оказался в хвойном лесу. Судя по деревьям небольшой высоты и по тому, на каком расстоянии друг от друга они росли, мне стало ясно – это посадки. Значит, почву здесь успели проредить тракторами и грузовиками, когда сажали деревья. Я пошел прямо по этим посадкам, все время смотря по сторонам и изучая местность. Следов войны пока что не было видно, хотя, судя по мемуарам, бои в районе станции «Меккензиевы горы» и в окрестностях неподалеку расположенного Симферопольского шоссе, шли очень жестокие. Эти высоты имели для защитников Севастополя стратегическое значение в конце 1941 и в 1942 году, вплоть до захвата города немцами. На моей карте были нанесены линии обороны и показана динамика, как менялась обстановка на фронте. В данный момент я находился на территории, которую обороняли советские войска, а мой путь лежал на позиции немецкой 24-й пехотной дивизии. Но я не торопился туда, и решил сначала просто походить по верхам в надежде зацепить какие-нибудь артефакты, от которых можно было бы уже более детально отталкиваться при дальнейшем поиске.

Я достал из рюкзака металлоискатель, включил его и стал медленно продвигаться от железнодорожного полотна в сторону шоссе. Вскоре посадки закончились, и впереди в подковообразной лощине внизу я увидел живописно расположенные сады. За садами шумела автодорога, но ее за деревьями видно не было. Слева и справа по краю лощины были едва заметные оплывшие окопы и стрелковые ячейки. Рядом с ними проходила грунтовая дорога или даже скорее тропа, по которой довольно редко передвигались. Я прошел по этой дороге вправо: окопы так и тянулись вдоль склона. Но копать здесь на открытом месте я не решился и спустился в лощину, где в аккуратном порядке росли садовые деревья. Сад не был никак огорожен, и я смело ступил на эту территорию.

Солнце пригревало, внизу среди деревьев было тихо и уютно. Если бы нужно было устроить пикник на природе в кругу семьи, то лучшее место найти было бы сложно. В этот момент я понял, почему рай часто олицетворяют с садовыми кущами: так хорошо я себя никогда раньше не чувствовал! Но в какую-то секунду я понял, что присутствие любого другого человека сейчас в этом месте разрушило бы всю идиллию. Это было одно тех из незабываемых и непередаваемых ощущений, которые можно испытать на природе в одиночестве. Возможно, известный путешественник Федор Конюхов именно по этой причине многие свои походы осуществлял в одиночку?

Я ходил между деревьями с металлоискателем, но сигналов не было вообще. Как так могло получиться, что прямо на линии фронта, в том месте, где шли кровопролитные бои, и земля должна быть напичкана железом, металлоискатель не ловит никаких сигналов? Я прошел чуть вперед к шоссе и оказался прямо посередине сада, на полянке. Все деревья оказались равно удалены от меня, и с этой точки были видны горы, заросшие деревьями. На этой полянке я смог откопать всего лишь один осколок от снаряда, но он лежал в земле довольно глубоко, буквально на границе чувствительности моего прибора. Тогда я решил, что в эту лощину в послевоенное время привезли много чернозема и подняли уровень грунта, ведь на оригинальной каменистой и песчаной земле, которая преобладает в этих краях, сложно вырастить садовые деревья. Если так, то до базового уровня земли мой прибор может просто не достать – не хватит мощности катушки. И все интересные находки находятся вне досягаемости магнитного поля моего Tesoro Compadre, тут нужен глубинник. Что ж, тогда мне нужно выбираться из этой лощины и попытать счастья на естественной почве.

Я подошел вплотную к шоссе. Плотность движения на нем была высокая, машины проезжали каждую минуту. Не было и речи о том, чтобы переходить дорогу на другую сторону с лопатой и металлоискателем наперевес. Пришлось сложить все в рюкзак, принять благообразный вид и выйти на асфальт с видом туриста. Я выбрал момент, когда со всех сторон будет как можно меньше машин, перешел дорогу на другую сторону от сада и еще какое-то время шел вдоль шоссе. Когда машины в очередной раз проехали, то я свернул направо в кусты и почти сразу оказался в таких же лесопосадках, что были у станции «Меккензиевы горы». Меня радовало то, что это место было уже ближе к линии фронта, которую я видел на карте-схеме, и это давало шанс на хоть какие-то верховые находки. Я снова достал из рюкзака металлоискатель и лопату, выпил половину бутылки воды, которая у меня была с собой. День был в самом разгаре, солнце пекло яростно, и лишь изредка ветерок остужал сильно нагретую землю. В этом районе верховая мелочь стала попадаться сразу. Это были уже знакомые мне немецкие алюминиевые гильзы от ракетницы, причем на этих гильзах были самые разнообразные маркировки: три зеленых кружка, шесть сиреневых кружков, белая полоса вокруг гильзы, синяя полоса и так далее. Кроме этого, были сами гильзы всяких калибров, целые патроны, осколки мин и снарядов. Сохран алюминия и латуни был очень хорошим, а вот вещи из железа и стали сохранились хуже. Примерно через час работы на одном пятачке у меня были уже полные карманы всяких железяк. Я решил сделать паузу и сразу же отфильтровать находки по принципу: везем в Москву или выбрасываем на месте. Первым делом в кусты полетели все целые патроны и стреляные гильзы. Мне было достаточно только представить диалог с таможенником на украинско-российской границе в случае, если он досмотрит мой багаж и найдет там все это – от таких предметов просто необходимо было избавиться. В итоге я решил забрать только пару пуговиц, да и то лишь для того, чтобы у меня было хоть что-то на память о копании в этих местах. На большее я и не претендовал. Отдохнув в тени сосен минут пятнадцать, я продолжил движение по местности. Мой путь с металлоискателем не был прямолинейным, я ходил по спирали, по дуге, от одного интересного места к другому, возвращался на старое место и ходил зигзагом. В общем, пытался нащупать катушкой какую-то военную жилу. Еще примерно через час я взял очередную паузу, забрался в тень и пообедал запасенными из дома бутербродами и фруктами. Костер я разводить не стал, потому что дым в этих холмистых местах мог быть виден издалека и воспринят как лесной пожар. Поэтому всю пищу я ел всухомятку, запивая минеральной водой.

После приема пищи я сверился с картой-схемой боев, уточнил для себя, что нахожусь на правильных местах. Но до сих пор только в одном месте перед садами мне встретились окопы. Неужели я не встречу больше никаких следов войны, неужели все другие окопы были здесь запаханы и засыпаны, засажены лесом? Если так, то придется на обратном пути к станции пройти той же дорогой через сад и проверить окопы металлоискателем, в первую очередь, перед ними и сами брустверы. Как я уже убеждался неоднократно, именно в таких местах можно ожидать боевых находок.

Я снова пошел блуждать по лесопосадкам и через полчаса наткнулся на первые окопы на этой стороне дороги. Они были в чаще, где рос густой кустарник и низкие дикие деревья. Но кое-где там попадались и лесопосадки, высаженные прямо на позициях. Очевидно, через 15—20 лет после войны власти пытались скрыть эхо войны и заровнять все поля боя, раскатывая окопы и блиндажи тракторами и засаживая все елками. Чем дальше я шел, тем мощнее становилась линия окопов. Звук от шоссе становился все громче, значит, я двигался по направлению к станции, от немецких позиций к советским. Южные растения имеют интересное свойство: они все какие-то кривые, с ветвями в разные стороны, с маленькими листьями и крепкие сами по себе, растут не высоко и не быстро. Большого труда стоит продраться через кусты, тебя вечно будут цеплять какие-то колючки, низко растущие ветки будут стараться путаться под ногами. И так, продираясь через чащу, я наткнулся на разветвленную сеть окопов. Они были достаточно глубокие, со слабовыраженными брустверами. Было видно, что они успели оплыть за многие десятилетия. Следов свежих раскопов я там сразу не обнаружил, и это меня обнадежило.

По сравнению с ближайшим Подмосковьем и даже с Некрасово, здесь под Севастополем работает гораздо меньшее количество копателей. На столь малую армию искателей приключений приходится просто огромное количество потенциальных мест для раскопок в Крыму, начиная от эпохи античности и заканчивая освобождением Крыма в 1944 году. Плотность событий и их важность здесь очень большая, поэтому самые отъявленные копатели Крыма наверняка будут работать по самым ценным и интересным местам, коими являются всякие старые римские крепости, усадьбы, древние пещеры и брошенные места греческих поселений, старые дороги и места сражений Крымской войны. По сравнению со всем этим, окопы Великой Отечественной кажутся просто событиями вчерашнего дня, малопривлекательными и неперспективными, малоценными и попсовыми. Зато я, копатель из Москвы, со своим металлоискателем в этот момент чувствовал себя хозяином положения. Не претендуя на поиск сокровищ, я наслаждался природой, радовался любой находке и, по сути, собирал металлолом.

С такими мыслями я ходил по окопам, проверяя ходы сообщений и брустверы. Как назло, на брустверах не было ничего. И когда у меня прямо по центру окопа протяжно зазвенел прибор, я остановился, снял рюкзак и стал основательно проверять место. Примерно в десяти сантиметрах от поверхности земли я лопатой наткнулся на большой ржавый железный предмет. Когда я начал обкапывать его со всех сторон, то сразу понял – это каска. Радость заполонила мое сердце, я уже думал, что это долгожданная немецкая каска. Она лежала правильно, куполом вверх. Это позволяло надеяться на то, что подшлемник сохранился в целости и сохранности. Но чем дальше я копал, тем яснее становилось, что это не немецкая каска. Вот, наконец, все железо освобождено из земляного плена, и у меня в руках оказалась очень хорошо сохранившаяся советская каска. К большому сожалению, она была без подшлемника и даже без подбородочного ремешка. Прямо под каской лежал корпус гранаты РГД-33 без ручки, металл был очень крепкий, и под ним проглядывала светло-зеленая краска. Я положил каску и гранату на бруствер и отошел на пару шагов, чтобы полюбоваться картиной. И тогда пред моими глазами как будто возникли картины военной хроники обороны Севастополя, бегущие по каменистой земле пригнувшиеся советские бойцы. Хорошо, пусть это не немецкая каска, так даже лучше. Я откопал военный раритет в прекрасном состоянии, который смогу забрать с собой в Москву!

После короткой паузы я продолжил обследовать позиции и, бросив дежурный взгляд на шоссе, увидел за кустами вдалеке какой-то постамент. Судя по форме и расположению, это был воинский мемориал, правда, невысокий. Отметив про себя, что потом нужно будет подойти к этому месту и ознакомиться с памятником, я вернулся к окопам и прошел по всей линии. К моему сожалению, больше никаких крупных деталей крупнее осколка тут не было. Я вернулся к раскопу, засунул каску в рюкзак, положил сверху металлоискатель, лопату и пошел к памятнику.

Возле шоссе, на расстоянии 10—15 метров от дороги, стоял каменный прямоугольный памятник с надписью «8-й бригаде морской пехоты». Снизу у камня был штат морской пехоты СССР: черный круг с красным ободком и желтый якорь посередине. От этого памятника до того места, где я нашел каску, было не более тридцати метров. О похожих находках я раньше читал на страницах Интернет-сайта поискового отряда «Нейтральная полоса» из Санкт-Петербурга. Там ребята на месте самых ожесточенных боев в Ленинградской области недалеко от памятника бойцам Красной армии у шоссе нашли не только диски от ППШ, советскую каску и противогаз, но и останки безымянного солдата. Его сразу же перезахоронили возле памятника, положив каску сверху могильного холма.

Поскольку я нашел каску без останков, то не стал поступать подобным образом. Я лишь выгреб из карманов найденные после обеда гильзы и положил их у памятника на камень. Мне показалось в тот момент, что это все, что я мог сделать в тот момент в той ситуации. Судя по тому, что на камне не было фамилий, то и захоронений в этом месте не было. Однако, в этом районе может быть много верховых захоронений в окопах, в ячейках. Только вот есть большая вероятность, что все это было запахано после войны.

Затем я обернулся и увидел, что буквально через дорогу от памятника находится тот самый сад, в котором я копал утром. Его середина приходилась почти прямо на этот мемориал. Поскольку мне в любом случае нужно было возвращаться на станцию «Меккензиевы горы», то я также аккуратно перешел шоссе и спустился снова в сад. Я помнил, что за ним на пригорке меня ждут позиции, и это, скорее всего, позиции именно той самой 8-й бригады морской пехоты. Фронтом они были повернуты к шоссе, за спиной была железная дорога и станция. Все правильно, именно за эти рубежи сражались советские бойцы, все было именно так, как описано в мемуарах и нарисовано на картах-схемах.

У меня оставалось совсем немного времени, поскольку следующий автобус уходил по расписанию примерно через два часа. Я походил по этим позициям, и лишь пару раз натыкался на крупные железные фрагменты. Это были мятые остатки каких-то железных ящиков, ржавые консервные банки. Даже гильз никаких тут не было. Похоже, что в этих местах принцип «чем ближе к цивилизации – тем меньше хабара» был тоже справедлив, и в районе за памятником я накопал гораздо больше. После этого я прошел поближе к станции и, уже находясь в видимости жилых домов поселка и самого здания вокзала, покопал немного у старых окопов, вплотную примыкающих к огородам. Это место было на высоте, и я сразу увидел, если бы кто-то двигался в мою сторону. Здесь не было никаких следов войны, зато современного мусора было уже предостаточно.

Пора было уже собираться и идти к остановке, чтобы не оказаться в ситуации человека, догоняющего автобус. Я за этот день находился вдоволь, и, хоть станция «Меккензиевы горы» находилась всего в десяти минутах езды от Северной бухты, у меня не было никакого желания совершать вынужденные многокилометровые марши по горным дорогам.

Было уже время ужина, когда я вернулся домой. В моем рюкзаке был первый трофей с крымской земли – советская каска, найденная на позициях морской пехоты. Я решил, что в ближайшее время нужно будет отдохнуть пару дней, а потом снова отправиться на раскопки по ближайшим к нашему пристанищу окрестностям. Мы уже собирались идти на пляж, чтобы искупаться перед закатом, как в этот момент раздался звонок мобильного телефона – это звонил Зяма! Он каким-то образом прознал, что мы отправились в Севастополь, и теперь решил догнать нас, чтобы составить компанию. «Ждите нас завтра, мы приедем и позвоним!» – бодро сообщил он мне в трубку.

Это была неожиданная новость. С одной стороны, я не собирался отдыхать на море в его компании. Мне и так хватало его пьяных выходок и репутации отъявленного дебошира и скандалиста. С другой стороны, если мы вдвоем сможем выбраться покопать здесь в Севастополе – то это будет здорово!

Он приехал на следующий день в сопровождении своей очередной подруги по имени Марьяна. Она была младше его года на три, по ее утверждению, она перешла с первого курса на второй нашего журфака. Однако ее грубые манеры и пристрастие к алкоголю заставляли сомневаться в ее истинно гуманитарной натуре. Но с Зямой они были на одной волне, на чем, видимо, и сошлись. Первые два дня мы все вчетвером провели на пляже.

Когда настало время копать, я раскрыл Зяме свой план. Узнав, что я привез с собой металлоискатель, он в ужасе отмахнулся от меня. Он даже и близко не собирался брать в руки что-либо тяжелее пивной бутылки. Когда я понял, что мне не удастся зазвать Зяму в напарники, то окончательно решил действовать в одиночку. Поздно вечером вся наша компания решила отправиться на дискотеку в дом отдыха неподалеку: каждый день, как только темнело, ди-джеи заводили там свою электронную шарманку, и музыка гремела на все окрестности вплоть до 23 часов. После этого, исполняя местные законы и желание отдыхающих поспать, дискотека глушила музыку, и все расходились по домам.

Я сказал своим, что не имею интереса дергаться под музыку, поэтому они могут идти и тусоваться туда втроем.

На юге темнеет рано, уже в десять часов вечера была такая темнота, что можно было споткнуться на улице, не заметив камень или неровность в асфальте. Ровно в 22:00 я вышел из дома и направился к доту. Стоило отойти от домиков, как я оказался в совершенной мгле. Глаза еще не привыкли к полной темноте. Я посмотрел вверх и увидел черное-черное небо со множеством ярких звезд. Слева ухала дискотечная музыка из пансионата и переливались разными цветами лучи из светоустановок. Чуть подальше виднелась кромка побережья за Севастополем, подсвеченная огнями порта. Впереди было поле, а за ним – крутой обрыв и морской горизонт. На линии раздела моря и неба горели огни судов, больших и малых. Я шел в темноте, под ногами хрустела давно покошенная короткая трава, которая успела уже выгореть на солнце до состояния белой хрустящей соломы. Сухая земля пылила под ногами. Если по трассе ехала машина, то я слышал звук мотора издалека, а свет фар пучком светил прямо на дорогу, никак не касаясь поля. В общем, тут мне ничего не угрожало, ведь никто не мог увидеть меня. Да никому и не пришло бы в голову, что какой-то московский турист шляется в одиночку по темноте на поле с металлоискателем вместо того, чтобы оттягиваться на дискотеке.

Когда я дошел до дота и немного осмотрелся, то понял, что в этой точке искать что-то военное будет очень трудно: слишком много современного мусора, к тому же рядом к коттеджам проходит грунтовая дорога. Если меня тут случайно кто-то увидит, то могут возникнуть проблемы, поскольку меня можно было бы легко принять за грабителя коттеджей или иного преступника. Не желая рисковать по-крупному из-за мелочи, я отошел от бойницы дота метров на сто и включил металлоискатель прямо посередине поля. Я на ощупь настроил его так, чтобы он отсекал сигналы черных металлов и реагировал только на цветные. Буквально через пару минут я услышал первый хороший сигнал. Я положил катушку на это место, выключил прибор и огляделся по сторонам. Все было тихо. Тогда я опустился на одного колено и включил налобный фонарик на пару секунд, чтобы удостовериться, что металлоискатель среагировал не на какой-то простой мусор на поверхности земли. Яркий свет ударил в глаза, все было как на ладони: все чисто, на земле ничего нет и можно копать. Я выключил фонарик, и еще примерно минуту глаза привыкали к темноте. Я стал аккуратно ковырять саперной лопаткой землю, для гарантии снял сначала верхний слой, а потом копнул целый квадрат на глубину штыка. Работая на ощупь в сухой земле, я так и не смог понять, выкопал ли я предмет или еще не добрался до него. Тогда я включил металлоискатель, придерживая динамик рукой. Затем провел катушкой над ямой и отвалом – сигнал! Я отложил металлоискатель и снова включил налобный фонарик – из земли выглядывало дульце латунной гильзы. Я быстро схватил и отряхнул ее, посмотрел на донце и сразу узнал старую знакомую – гильзу калибра 7,92от карабина Маузер. Выключил фонарик и снова стал привыкать к темноте. Судя по очень хорошему сохрану латунной гильзы, в этом климате может прекрасно сохраняться не только цветной металл, но и сталь и даже дерево. Когда глаза совсем адаптировались к темноте, то я решил, что больше не буду включать фонарик, поскольку каждый раз после него у меня в глазах прыгают световые зайчики. Пусть уж лучше я немного больше потрачу времени на поиск и извлечение предмета из земли, чем стану еще раз так пытать себя. Я положил гильзу в карман и пошел дальше по полю, размахивая металлоискателем: «Хорошо, значит, война именно тут была, раз первой же находкой показалась немецкая гильза. Нужно набраться терпения и проверить поле настолько, насколько хватит мотивации и сил».

Так я ходил довольно долго, по собственным ощущениям. Поскольку я уже знал, как по звуку отличается стоящая вещь от мусора, то копал только хорошие сигналы. Действуя таким образом, я выкопал еще с десяток маузеровских гильз. Попадались также гильзы от ППШ и от Люгера, однако винтовочных гильз советского производства не было. Так я постепенно продвигался по полю от блиндажа к бетонному наблюдательному пункту. Звук от дискотеки были все тише, а когда он прекратился, то стало ясно – наступило время сна. Мои друзья сейчас вернутся домой, а меня нет. Хорошо, что моя подруга знала о моих планах покопать на поле и не стала бы меня искать в такой поздний час.

Я стал очень осторожно ходить вокруг этой постройки, то и дело оглядываясь на здание воинской части. Огороженная территория была освещена прожектором. Но лучи были направлены только на периметр и все, что было за оградой, для находящихся на территории части было в полной тьме. К тому же, я понимал, что резкая граница света и тени усиливает контраст, что меня оттуда вообще не будет видно, если только они не решат направить прожектор на поле – вот тогда я буду как на ладони. Чтобы этого не произошло, нужно работать как можно тише и не приближаться к территории части. Кто знает, вдруг у них там есть караульные собаки, которые учуют чужака за сотню метров и поднимут лай?

Я несколько раз обошел с металлоискателем эту постройку. Вблизи нее мне также попадались немецкие гильзы, а совсем рядом со входом я обнаружил в кусках битого шифера у поверхности земли два хороших сигнала. Я аккуратно выкопал эти вещи – это были два предмета необычной формы, которую я мог в тот момент определить только на ощупь. Не особо доверяя своим тактильным способностям, я спрятался в углублениях лестницы этого строения со стороны моря и включил налобный фонарик – отсюда меня никто не мог увидеть. У меня в руке лежал обломок алюминиевой «капусты» с фуражки офицера ВМФ СССР, а также какая-то грязная металлическая пластина, изготовленная из хромированной стали. На фоне маузеровских гильз это были весьма примечательные находки, и хорошо рассмотреть их можно было только на дневном свету, после мытья водой. Покрутившись поблизости еще немного и не найдя больше ничего, кроме еще нескольких гильз, я решил вернуться домой.

На следующий день я первым делом отправился мыть и чистить свои находки. «Капуста» с военно-морской фуражки была скорее послевоенная по всем признакам, и я решил, что по приезду в Москву смогу определить это совершенно точно. А вот со второй находкой все совершенно понятно: это была помятая и отломанная крышка от портсигара. Она была сделана из стали и покрыта хромом, на внешней стороне крышки был выштампована фигура советского солдата с мечом и девочкой на руках. Это был Воин-Освободитель из Трептов-парка в Берлине. Как известно, эта скульптурная композиция была установлена там через несколько лет после войны, и тогда же, как символ Победы была растиражирована на открытках, плакатах и, как теперь я узнал, на портсигарах. Этот предмет нес в себе дух середины 1950-х или середины 1960-х годов. Значит, это сооружение на краю обрыва, скорее всего, было построено уже после войны и несло службу в составе береговой обороны СССР. Таким образом, весь военный флер из того района для меня рассеялся, ведь там, где стояли советские военные, все следы Великой Отечественной войны были максимально собраны, а места дислокации вычищены от хабара. И лишь многочисленные гильзы от ручного стрелкового оружия как настрел войны никто специально не собирал.

Следующие несколько дней мы, как и прежде, загорали и купались. За это время Зяма успел несколько раз презрительно отозваться о том, что я хожу куда-то копать, тогда как нужно ловить момент и загорать, купаться и ничего не делать. Я категорически был с ним не согласен, поскольку считал, что свое время могу проводить так, как мне хочется. Через пару дней он и Марьяна рассчитались с дядей Мишей за жилье, попрощались с нами весьма холодно и укатили на южный берег Крыма, сославшись на то, что тут скучно, а с нами так и вообще в сто раз скучнее.

Мы отдыхали от Зямы и его приколов несколько дней, успели съездить в Севастополь на осмотр достопримечательностей города, заехали в Балаклаву на пару часов. Затем мне снова надоел пляжный отдых, и я решил исследовать высокие холмы в окрестностях Орловки. Перед обедом я собрал свой копательский рюкзачок и отправился пешком к поселку. Идти было недалеко, и через сорок минут я уже стоял у подножия холма. Все жители поселка были заняты своим делом, в мою сторону никто даже не посмотрел. Вблизи этот холм вообще казался горой. Я стал медленно и аккуратно подниматься на него, время от времени делая остановки и оглядываясь, запоминая окружающие виды. Чем выше я поднимался, тем более величественная картина открывалась. Море было справа от меня, между берегом и горой было еще несколько искусственных озер; слева внизу была дорога от Орловки на Севастополь, за этой дорогой была еще гора, и где-то далеко за ними был Бахчисарай. С этой точки он не был виден, но по карте был именно там. Когда я взобрался на гору, то сразу же обнаружил линию окопов прямо на самом гребне. В некоторых местах их было даже несколько. Под ногами была типичная каменистая крымская почва, смесь сухой земли и мелких камней. На ней сквозь большие валуны и маленькие камешки пробивалась редкая трава. На склонах горы росли низкие раскидистые деревья, и если бы мне понадобилось скрыться от глаз наблюдателя, я бы без труда затерялся среди этих посадок.

Маршрут свой я спланировал так, чтобы вернуться сюда этой же дорогой и поработать на этой горе с металлоискателем в последнюю очередь. Чутье подсказывало мне, что здесь, на ближайшей к Орловке горе, все давно уже выкопано и унесено. Если и есть в окрестностях какие-то интересные находки, то нужно идти подальше от жилья и проторенных троп. Немного походил по горе, разведывая местоположения окопов и заодно исследуя местность вокруг Орловки. С самой высокой точки окрестности это было делать очень удобно и просто. Когда я понял, что моя одинокая персона совершенно никого не интересует, то пошел вглубь этого холмистого массива. В небольшой лощине между холмами были посадки садовых деревьев. Я уже было смело пошел через них, но вовремя успел заметить деревянную постройку в виде бункера, стоящую на склоне противоположного холма. Она была покрашена тремя разными красками под камуфляж. Я остановился в нерешительности, ожидая, что из этой постройки кто-нибудь выйдет. Так я стоял пару минут, но никакого движения в постройке или около нее не было. Сад не был никак огорожен, и я мог смело передвигаться по этой местности, не рискуя нарваться на конфликт. Через какое-то время я сообразил, что строение – импровизированная сторожка этого сада, и лучше будет спокойно обойти ее и уйти копать подальше от сада. Я спокойно с решительным видом прошел по холму, оставив эту лощину с садом справа сзади, и через десять минут оказался перед очередным холмом. Судя по карте, дальше за холмом уже была дорога Орловка-Севастополь.

Я решил, что остановлюсь пока на этом месте и попробую визуально найти хоть какие-нибудь окопы здесь, раз уж даже на горе у самой Орловки такие окопы имели в избытке. Стоило мне подняться на гребень горы, как я сразу же заметил старые оплывшие ячейки и даже пару блиндажей в каменистом грунте. Стоило мне включить металлоискатель и назвонить пару сигналов, как внезапно за деревьями метрах в пятнадцати-двадцати от меня что-то зашуршало и затопало. Я остановился, стал высматривать источник звука в кустах, возможно, это был какой-нибудь заяц или лиса? Приглядевшись, я увидел за кустами быстро убегающего человека с мешком на спине. Ну, все ясно, это были местные воришки, которые обтряхивали эти садовые деревья. Как раз там росли то ли абрикосы, то ли алыча. Они не увидели меня сразу, но как только услышали звук от металлоискателя, то решили, что это рация охранников. Ну и дали деру, даже не разобравшись, что к чему. Наверное, для меня все обернулось удачно, ведь еще неизвестно, какая была бы у этих лихих людей реакция, если бы они поняли, что тут хожу один. Я постоял так пару минут да и стал дальше ходить с прибором. Вряд ли эти воришки сюда еще сегодня вернутся, они наверняка подумали, что на них устроили облаву, и что теперь здесь на горе среди совхозных деревьев их будет ждать засада.

В гущу садовых деревьев я не заходил, и названивал на полянке. Мне попадались остатки консервных банок, куски проволоки. Наконец, на краю оплывшего блиндажа я набрел на довольно хороший сигнал, правда, это был черный металл. Не будучи избалован выбором, я стал копать то, что было. В каменистом грунте это было очень тяжело. Кто пробовал – тот знает и никогда не забудет, как лопата упрямо не хочет вгрызаться в грунт, и вместо хорошего штыка приходиться выгребать жалкие несколько камней, которые так и норовят нырнуть обратно в яму. Каждый сантиметр земли давался с трудом, только через пятнадцать минут мне удалось выкопать ямку, в которой помещался штык моей складной саперной лопаты. Еще через пять сантиметров грунта показалась ржавчина. Я поддел бурый предмет краем лопаты как рычагом, и из-под земли выпрыгнула стальная ложка с клепкой из нержавейки посередине. Я внимательно осмотрел ее. Это была стандартная ложка из набора солдата вермахта «ложка-вилка», вот только вилки тут не было. Раньше мне встречались на фотографиях в Интернете только алюминиевые ложки-вилки, а такой экземпляр из стали попался впервые. Благодаря сухому грунту металл хорошо сохранился, было видно, что вилка отвалилась или была удалена владельцем еще в то время. Я проверил яму еще раз металлоискателем, но больше никаких сигналов не было. Значит, немцы тут посидели какое-то время, контролируя высотку над дорогой. Посидели да и ушли. Еще полазил с полчаса на гребне высоты, но больше ничего, кроме нескольких водочных пробок, не нашел.

Мне понравилось в Севастополе, но совмещать копание с отдыхом – это была не лучшая идея. В такие уникальные места нужно ехать за чем-то одним. И если задаться целью копать в Крыму серьезно, то до моря и пляжа можно вообще даже не добраться: мест для копания очень много, все эпохи перемешаны в одних и тех же местах, грунт очень непростой, и любая ямка дается с трудом.