Примерно через две недели после этого похода снова первым мне позвонил Саша. Он поинтересовался, какие есть новости, куда теперь мы собираемся ехать. Я отвечал, что у нас все в порядке, и что мы разрабатываем новые планы для походов по старым местам, поскольку Некрасово, по результатам прошлых копаний, не так уж и истощилось. Саша в ответ сообщил мне, что он собирается поехать в Тверскую область на раскопки в составе своего местного поискового отряда и предложил мне тоже поехать с ними. Сославшись на занятость, я сразу отказался. Однако Саша как будто не услышал отказа и продолжал рассказывать о том, как они обычно весело копают большой компанией, как это увлекательно и занятно. Лишь однажды я попросил его уточнить, бывает ли у них такая практика, что «новеньких» или младших по возрасту членов отряда заставляют нести дежурство по лагерю, что в конечном итоге превращается в приготовление еды на всех и уборку территории. Саша ответил отрицательно, отметив, что все туда едут работать, и каждый о себе заботится сам. В общем, он нашел в моем лице благодарного слушателя или, попросту, «присел на уши» мне. Я все слушал его складные рассказы, поскольку звонок был входящий, и за разговор я не платил. Однако и этот диалог иссяк, мы попрощались.
После этого я позвонил Сереге и рассказал о том, что наш новый знакомый приглашает покопать вместе с ним, всячески желает поддержать знакомство. Серега ответил, что это может быть подозрительно, но особенно бояться ничего не стоит, поскольку он уже спрятал свою находку подальше и опасаться возможных провокаций и обысков не будет. При этом, Серега добавил, что его семья теперь будет жаждать его участия в помощи на приусадебном участке, что дачные заботы загрузят его на ближайшие пару месяцев, и что он в ближайшее время не сможет выбраться в поход.
Лето подходило к концу, оставалось не так много теплых деньков. Звонить Стасу я не хотел, потому что до сих пор припоминал его отлынивание в деле с колодцем. Мне было отвратительно от мысли о том, что этот товарищ может вот так эгоистично копать в свое удовольствие по верхам в тот момент, когда остальные надрываются, осушая колодец. Отношение мое к его персоне уже не было таким дружелюбным, как раньше. Впрочем, он и сам не звонил, вероятно, в это время он уезжал в Карелию плавать на байдарках с другими своими знакомыми. Надо сказать, что у Стаса были самые разные компании, в которых он проводил время в зависимости от того, чего ему хотелось. И в один прекрасный момент я понял, что мы с Серегой являемся для Стаса лишь удобными камрадами, с которыми можно иногда покопать, а когда эта жажда копания пропадает, то о нас можно на время забыть и отправиться кататься на лыжах на Урал или плавать на байдарках по Карелии. Но у нас с Серегой, в отличие от Стаса, других параллельных хобби не было. Мы только копали.
В следующий раз Саша позвонил мне в начале сентября, когда за окном шел дождь, и было уже весьма прохладно. Это был мой первый за много лет сентябрь, когда не нужно было идти на учебу. Я был предоставлен сам себе, моя фрилансерская работа позволяла самому выбирать время, когда нужно выполнять задания и писать статьи. При этом накапливающийся избыток свободного времени я посвящал именно своему военно-археологическому увлечению: читал книги, искал информацию в Интернете, сидел на форумах. Сашин звонок как раз застал меня в тот момент, когда я сидел без дела. С удовольствием послушал его рассказ о том, как он ездил вместе с поисковым отрядом, и как они нашли много интересных вещей. В какой-то момент я даже пожалел, что не поехал с ними. В самом деле, если человек заранее предупреждает, что его друзья состоят в официальном поисковом отряде, это значит, что все необходимые согласования с местными органами уже есть. Значит, нездорового интереса к поисковикам уже не будет: копайте на здоровье, только ведите себя прилично и сдавайте выкопанное оружие и взрывоопасные предметы в милицию. Эти мои мысли были прерваны очередным вбросом Саши.
– Я снова туда собираюсь через неделю, – вальяжно сообщил он.
– А с кем поедешь?
– Да один я теперь поеду, там дом стоит пустой, где мы в прошлый раз ночевали, вот там я и буду жить.
– А как же местные? – допытывался я.
– Да они сами копают, там в деревне у нас есть проводник для этого дела, а вообще деревня вымирает, одни старики живут. Дома пустые стоят, нам разрешили заселяться в одну хату. Я там всегда останавливаюсь, а наши «деды» это не любят: они возьмут три ящика водки на четверых и уезжают на УАЗике подальше от деревни и от молодых. Там ставят в поле палатку и «синячат» круглые сутки, даже металлоискатель не включают. Молодые в это время ходят копать сами по себе, иногда заместитель командира отряда с ними выходит для приличия. А я вообще один хожу, с ними водку не пью, никто меня не трогает, – подытожил Саша.
– И что же, там есть что копать? – я живо представил себе царящую в таком отряде анархию, при которой можно будет сохранить автономность и не нести никаких обязательств.
– Можно ходить в любую сторону от деревни, и везде есть что-то, никогда оттуда пустым не уезжал, – подытожил он.
Не доверять его словам у меня не было оснований. Мне хотелось покопать с результатом, ведь из Некрасово за три года походов мы вынесли находок с гулькин нос. В то же время, по собственному опыту нахождения клада я знал, что удача улыбается только тем, кто ищет и не сдается. Трудно найти стоящую точку для приложения сил, и когда тебя приглашают на изведанные места, то просто нужно соглашаться. Просто приедь туда, и, если повезет, ты сможешь забрать свое.
И вот, мы с Сашей снова едем вдвоем на раскопки. Мы договорились, что я закупаю еду, воду и водку для подпаивания местного проводника, а Саша везет нас на своем топливе. Еще в Московской области мы в последний раз остановились у придорожного магазинчика, чтобы купить припасы. Саша вел машину неторопливо, он вообще все делал не спеша. Поэтому мне удавалось насладиться картинами осенней природы средней полосы. Вот мы притормозили на перекрестке, пропуская череду машин, и я увидел, что мы стоим на том самом месте, где три года назад мы с Зямой ловили машину. Это был поворот на Черленково. Я сообщил Саше о том, когда и при каких обстоятельствах был здесь в последний раз в 2002 году. Он с интересом слушал мою историю и попросил рассказать поподробнее о том, как мы ездили копать на «копейке», и как у нас менты из Зубцова отобрали металлоискатель.
Пока я обстоятельно описывал все наши приключения, мы уже оказались на территории Тверской области. Тут же к слову я поведал Саше, что все мои предыдущие попытки покопать на земле тверской приводили к неприятным финалам – конфискация металлоискателя, смерть любимой собаки… Получается, что этот выезд по этому направлению будет для меня третьим по счету. Хорошо все закончится, или опять меня будет поджидать скверная концовка?
– Не думай о плохом, жизнь – как зебра, – меланхолично отозвался Саша, – все будет хорошо.
И тут же он начал рассказ о том, что в его понимании действительно нехорошая история. Как-то раз он ехал один, как водится, по этой самой трассе Москва-Рига. Дело было ночью, он возвращался с раскопок из той самой деревни, куда мы сейчас направляемся. В одной низине скопился туман, и Саша не успел затормозить перед кабаном, который решил опрометчиво перебежать трассу. Автомобиль на полном ходу сбил кабана.
– Я дал по тормозам, кое-как удержал руль, – вспоминал Саша, – проснулся от этого сразу же, хотя до этого сутки не спал. Остановился, вышел. Спереди бампер завязан узлом, из радиатора вытекает вода. Весь капот в мясе, в крови, в кишках. Кабан еще минут пять хрипел, пытался встать, когда я к нему подходил. В общем, когда он сдох, я снял с него шкуру. Сначала думал взять, но потом выкинул подальше, потому что она очень сильно воняла диким животным.
– А сам кабан? – полюбопытствовал я.
– Тушу завернул в целлофан, положил снизу в багажник – там всегда прохладно, – продолжал Саша, – хорошо, что рядом была речка. Там я отмылся, потому что после разделывания шкуры был весь в его крови, отмыл машину и запасся водой. Радиатор-то у меня разбит. Вот так и ехал, постоянно подливая воду. Только вижу, что стрелка подбирается к перегреву – останавливаюсь, глушу мотор и заливаю воду.
Я живо себе представил такую ситуацию, с которой сталкивается водитель на дороге. У Саши хватило самообладания не только остаться на дороге после такого происшествия, но и выбрать правильную стратегию и вернуться домой.
– А кабана потом я дома разделывал, – продолжал он, – как он еще пытался встать – совершенно непонятно. У него все кости были переломаны. Мы с женой хотели мясо засолить, сало сделать. Но потом его есть так и не смогли, оно оказалось очень жестким. Наверное, кабан старый был. Все мясо потом собакам скинул, так даже собаки не ели.
Я посмотрел на Сашу. Он рассказывал об этом очень легко, и весь рассказ звучал так, как будто в хороший актер рассказывал со сцены свой текст. Однако он не стремился доминировать в диалоге, он с удовольствием умолкал и слушал то, что я ему рассказывал о своем опыте копания. Так получалось, что мы сходились во многих моментах, начиная от увлеченности военной историей нашей страны и заканчивая одержимостью к поиску.
Нам предстояло еще ехать примерно 150 километров по трассе до поворота на Оленино, как объяснил Саша, а затем еще примерно 15—20 километров по асфальтовой дороге.
– Это будет еще цивилизация – деревни, совхозы, предприятия. Потом закончится асфальт, и там будет полуцивилизация. Но и там тоже живут люди. Наконец, когда закончится и грунтовая дорога, то это будет уже «полный аллес», но и там будут жить люди, – иронично предупреждал Саша, – точнее доживать. И вот когда мы приедем в Шоптово, вот там всякая дорога закончится вместе с цивилизацией, и дальше можно ехать только на тракторе. Вот там мы и будем копать!
Он оторвал взгляд от дороги, повернулся ко мне и на этих словах поднял вверх палец, улыбнувшись. Я покорно кивнул и стал дальше смотреть в окно. Надо признаться, что в моем понимании цивилизация закончилась вместе со знаком «Тверская область», я на самом деле в тот момент не понимал, как тут могут жить люди, и с каких доходов они тут живут? Но я ничего не сказал ему. Для меня любой поход, любой выход из дома был прощанием с цивилизацией, и я не ждал ни каких милостей от природы. Поехал на природу – ночуй в палатке, набирай воду в ручье и ешь консервы, не жалуйся на холод и усталость. Что же будет там нас ждать, в полуцивилизации, и далее там, где «полный аллес»?
Саше очень понравился тот факт, что мы с ребятами обладаем мотопомпой, сама возможность осушить и раскопать залитые водой блиндажи его очень воодушевляла. Правда, он слабо представлял себе обратную сторону этого дела, о чем я ему и рассказал. Все наши выходы с мотопомпой в лес, осушение блиндажа у Серегиной дачи, работа с колодцем на полянке – все это я описал Саше в красках со всеми подробностями. Ведь искать предметы металлоискателем под дерном в верхнем слое почты – это одно, а тащить на себе мотопомпу со всеми принадлежностями в гущу леса, делать большую подготовительную работу и махать лопатой в жидкой грязи – это совсем другое. Но Саша заверил меня, что тяжелой работы он не боится, и что он по натуре не халявщик.
Вот так мы проехали Зубцов, затем Ржев, как-то быстро свернули с трассы налево и оказались в Оленино. Машина наша сбавила скорость, и я увидел сначала большую зеленую гаубицу на постаменте слева от дороги, затем разглядел привокзальную площадь и станцию. Мы проехали Оленино насквозь буквально за пять минут, и дальше наш путь лежал на юго-запад в сторону деревни Пустошки. Я во все глаза смотрел по сторонам, стараясь запомнить названия деревень на дорожных указателях и саму местность. Мимо проплывали деревни Сидорово, Гусево. В какой-то момент мы проехали указатели в сторону Татево, Жерносеково. Я заметил, что наступил вечер только в тот момент, когда Саша включил фары, и тогда четкая граница света и тени отделила наш теплый маленький автомобильчик от окружающей среды. Несколько раз мы въезжали в низину и там будто врезались в стену плотного тумана. Такой картины я раньше никогда не видел, и меня это все очень взволновало. Все происходящее в данный момент я ощущал не как реальность, а как хорошо снятый фильм со спецэффектами и динамичным монтажом.
– Подъезжаем к Тархово, – уведомил меня Саша, вероятно, желая предупредить о чем-то.
И действительно, дорога по мере углубления в дебри становилась все более разбитой, но все-таки она была основательная, время от времени нам попадались встречные автомобили. Их фары слепили глаза, и когда машина, поровнявшись с нами, быстро оказывалась позади, то за лобовым стеклом виднелась бездонная тьма. Лишь узкий свет фар выхватывал бледную полоску асфальта безо всякой разметки, с редкими черными битумными латками-кляксами.
Миновали Тархово, и началась грунтовая грейдерная дорога. Наша машина снизила скорость, потому что дорожное полотно представляло собой терку для овощей. В низинах дорога превращалась в размытые и залитые водой лужи, которые Саша преодолевал с большим мастерством. Мы ни разу не остановились и ни разу не завязли в грязи, ему каким-то образом удавалось угадывать верное направление движения через огромные лужи, благодаря чему колеса хотя бы на одной из сторон машины все время попадали на ровное и нескользкое дно этих луж. Иногда на дороге оказывались и глубокие колеи, набитые УАЗами и другими внедорожниками. Слева и справа были посадки, дорога вилась через лес, который рос чуть поодаль. Порой мне казалось, что обычный малогабаритный «Гольф» вот-вот увязнет в глиняной жиже, и нам придется выталкивать машину из грязищи в полной темноте и в совершенной глуши. Но когда Саша вывез нас и самой большой лужи, дорога внезапно повернула направо и стала выглядеть гораздо лучше. Когда мы выехали на насыпь, я увидел огни деревенских домов, слабо подсвечивающие темную ночь. Саша лихо подрулил к ближайшему дому, стоявшему справа от дороги, съехал с насыпи прямо к крыльцу и заглушил мотор.
– Приехали, Шоптово! – удовлетворенно выдохнул он, и только тут я увидел, как сильно он утомился за все время этого ралли.
Стоило нам только выйти из машины, чтобы размять ноги и открыть багажник, как к нам уже подскочили несколько мужиков. Они выглядели весьма возбужденно, но приветствовали Сашу дружелюбно, начали помогать вытаскивать рюкзаки и прочие вещи из автомобиля. Саша же только вальяжно распоряжался действиями этих новоявленных помощников, не забыв при этом представить им меня.
– Мужики, вот это Пал Николаич, наш человек. Мы приехали вместе, к нему относиться так же, как ко мне, – сказал он негромко, но достаточно внятно и уверенно.
Мужики кивнули головами и потащили все наши пожитки в дом. Пока образовалась маленькая пауза, я начал оглядываться по сторонам и изучать место.
Дом, в котором нам предстояло жить, издалека казался маленьким. Вблизи же он выглядел величественно. Это был обычный для средней полосы России тип дома «пятистенка» из бревен. Большой сруб поделен глухой стеной на две половины, в каждой обособленно живет одна семья. У этого дома жилой осталась только одна половина, за стенкой. Хозяева же той части, которая превратилась в постоялое место для копателей и охотников, уехали жить в Тархово. Каждая половина дома имела свою каменную русскую печь. Я поднялся по покосившимся деревянным ступенькам, видавшим виды, отворил толстую дверь и зашел внутрь вслед за местными. В доме обстановка была более чем спартанской, все ценные вещи из него утащили. Было заметно, что и при былых хозяевах дом не мог похвастаться богатым убранством. На стенах висели остатки стандартных советских обоев, кое-где приклеенных прямо на сруб, а кое-где и просто прибитых мелкими гвоздями. Посередине большой комнаты стоял сильно облупившийся деревянный стол, в одном углу стояла металлическая кровать с провалившейся сеткой, у противоположного угла прямо под окнами стоял сильно подранный диван с торчавшими из-под обивки пружинами.
Саша деловито застолбил себе железную кровать, мне же не оставалось ничего иного, кроме как ночевать на этом диване. Местные мужики смущенно суетились вокруг стола, заискивающе заговаривали с Сашей, спрашивая о его знакомых поисковиках. По их разговору я понял, что местные хорошо знают тех, о ком шел разговор, и темы все сводились к тому, кто сколько выпил в прошлый приезд и кто что нашел.
Кто-то быстро организовал освещение в этой комнате, и когда глаза привыкли к свету, я увидел, что провода к простой лампочке над потолком натянуты весьма халтурно, они далее тянулись к стене, были скреплены простой скруткой мимо счетчика под потолком, и далее провод шел к столбу на улице. В общем, освещение было бесплатным для постояльцев, и это для всех казалось само собой разумеющимся.
Саша не спеша разобрал все свои вещи, разложил свой матрас на кровати, поверх него положил спальный мешок. Затем он вытащил из чехла плитку, соединил ее с газовым баллоном, поставил все это в угол.
После этого он оглядел троих местных мужиков и задал как будто дежурный вопрос:
– Выпить не хотите?
– Ну, в принципе, можно, если нальете, – засопели мужики. Все они выглядели по-разному, но каждый смотрелся весьма колоритно.
Я сидел на диване, и рядом со мной сел мужик среднего роста в очень засаленном ватнике и грязных кирзовых сапогах. На голове у него была надета черная, такая же засаленная кепка. В моих представлениях именно так должен был выглядеть сельский тракторист.
– Моторин, – представился мне мужик, протянув черствую заскорузлую руку для рукопожатия. У него был сильно небритый подбородок и скулы, но в целом лицо выглядело бесхитростно и просто.
Второй мужик сразу взял единственный в комнате стул, пододвинул его к столу и сел. Он говорил с Сашей больше всех и мной совершенно не заинтересовался. В нем не было ничего примечательного, что бы могло запомниться и охарактеризовать его.
Третий тип остался стоять в проеме двери, облокотившись на него. Он выглядел увереннее других, серьезнее и, по всему, старался держаться как можно более независимо.
– Гена, – обратился именно к нему Саша, – чего стоишь? Наливай, – с этими словами Саша кивнул мне, что было сигналом. Взоры всех устремились на меня.
Я полез в рюкзак и достал оттуда бутылку водки, купленную еще в Москве. Выражение лиц местных изменилось, они не могли скрыть радости от предвкушения пьянки. Эту бутылку я протянул Гене, который молниеносным движением открыл ее и стал разливать по стаканам, которые в тот же миг оказались расставлены для каждого.
– Гена, что у тебя руки трясутся? – буркнул Саша на то, что Гена плеснул немного водки мимо каждого из стаканов.
– Да я из горла привык, – улыбнувшись, ответил тот, – так быстрее.
– Все, Гена больше не наливает, сам буду разливать, – привычно распорядился Саша.
Удивительно было, как он умел незаметно и сразу же устанавливать свои порядки при каждому удобном случае. Все промолчали, потянулись за налитым.
– За приезд, – коротко сказал Саша, и каждый мигом ухнул свой стакан.
Саша достал из рюкзака банку с огурцами и поставил на стол. Все потянулись туда своими руками, никто не попросил вилку или ложку. Я просто сидел и смотрел на происходящее, как будто это была разыгранная сцена с актерами.
После того, как все закусили, Саша аккуратно разлил всем еще по разу, и все выпили уже без тоста. Снова закусили огурцами, я достал хлеб, и его тоже сразу порезали на куски и употребили.
Затем Саша стал вести непринужденный разговор с мужиками, отдельно сказав им про меня, что я не пью принципиально. Мужикам сей факт был совершенно не интересен. Когда в ходе беседы стало ясно, что Саша больше не будет наливать водку, мужик Моторин, сидевший возле меня, встал и просто ушел, даже не попрощавшись. На его место сразу же сел Гена, с которым Саша и вел основной диалог. Мужик, который так и не представился, все сидел за столом, то и дело поглядывая на водку украдкой. Когда Саша заметил это и предложил выпить еще, то оба оставшихся горячо согласились.
– А куда Моторин ушел? – вопросил Саша, как будто и не видел исчезновения колоритного собутыльника.
– Да ну его, – крякнул Гена.
– Да пошел он… – поддержал его второй, – наливай.
После третьей рюмки мужики закурили, Саша тоже закурил вместе с ними. Я был вынужден дышать табачным дымом, не зная, как мне себя вести в такой ситуации.
Я не пил и не курил, получается, не принимал участие в беседе. Но на меня никто не обращал внимания, все были заняты только уровнем водки в бутылке. Оказалось, что там еще немного водки есть, но Саша никак не торопился разливать.
Спустя минут двадцать так же неожиданно поднялся и ушел Гена, сказав, однако, что он еще к нам зайдет сегодня.
Вслед за ним ушел и неизвестный мужик. Он захлопнул дверь, и мы с Сашей остались в комнате одни. Под потолком горела лампа, на уши стала давить тишина.
– Теперь можно спокойно поужинать, – сказал мне Саша многозначительно.
Только сейчас я понял, что эти мужики так яростно встречали нас и помогали с выгрузкой только ради того, чтобы выпить за приезд. Видимо, Саша успел приучить их к такому циничному режиму общения, и, получив дармовую дозу алкоголя, они помчались по своим делам.
Саша разжег газовую плитку, и мы стали варить гречневую кашу. От этого в комнате стало чуть теплее, запахло варевом и в целом стало чуть уютнее.
Мы поужинали, расслабились. Саша стал в фоновом режиме рассказывать о том, что и где он нашел в этих краях, словно припоминая и выцепляя из памяти все обстоятельства, при которых находки были сделаны.
– Тут за деревней я нашел Железный Крест… Точнее, саму рамку Железного Креста Второго Класса, сердцевина, естественно сгнила. Рамка распаялась немного, но в целом видно все неплохо. Там же еще я поднял знак «Штык-Граната», то есть Общий Штурмовой знак. Но он сильно пострадал. Он сделан из цинкового сплава, и на него, видимо, попала кровь. Гемоглобин сильно разъедает цинк, остается одна бело-желтая труха от металла, – неторопливо рассказывал Саша.
Я полулежал в спальном мешке прямо в одежде, уютно расположившись на старом продранном диване, слушал Сашу и старался представить все, что он говорит, в зрительных образах.
– Там было санитарное захоронение рядом, – продолжал он, – и наши «деды» нашли его первыми и все там выдолбили. Мне остались только отвалы, они сказали «Хочешь – копай» и ушли копать дальше в лес. Вот я там остался на пятачке с бывшими блиндажами, ставшими братскими могилами. В самих отвалах были пуговицы, крючки от одежды… Еще там я нашел цинковый жетон, но он сильно сгнил, просто рассыпался в руках. А вот рядом с этими трупными ямами мне и удалось назвонить крест и знак. Ведь наши «деды» ленивые, им бы только крупное железо дернуть да водку попить. И вот я полдня там по квадратам все проверял, под каждым кустом металлоискателем все проверил. Поверхность на поляне просто тупым вскапыванием прошерстил, даже без прибора – вдруг там пластик или стекло какое-нибудь попадется? И действительно, были осколки медицинских пузырьков, куски расчесок, бакелитовые пуговицы от одежды. Я так понимаю, что наши войска прорвали фронт, как раз в этом месте и была атака. Наши ворвались в немецкие ближние тылы, где был лазарет, и постреляли всех, кто там был. Мне потом «деды» говорили, что до них местные выкопали почти все, что там было: жетоны вспомогательных частей, жетоны медиков и штабных. По сути, я там копал уже жалкие остатки…
Саша закурил новую сигарету, выпустил дым прямо под лампу на потолке, где и так уже было сильно накурено, и замолчал, тоже вспоминая свои прежние походы и представляя все обстоятельства произошедшего здесь у деревни Шоптово.
Я лежал уже в полудреме и, засыпая, слышал, как в дом постучался Гена, как они с Сашей еще опрокинули пару мелких рюмок водки, и Гена ушел домой, напоследок пообещав прийти завтра утром, чтобы сопровождать нас весь день.
Так закончился этот день, один из немногих в жизни, которые я запомнил во всех подробностях.
Мой будильник на мобильном телефоне прозвенел в 7 часов утра, я открыл глаза, вылез из спального мешка и огляделся на новом месте. Наша комната выглядела сейчас, при естественном освещении, совсем иначе. Темные деревянные стены, проглядывавшие сквозь наполовину ободранные старые советские обои, облупившаяся краска на дверных косяках, пол из старых деревянных досок с огромными щелями между ними – это и был настоящий деревенский дом. Слегка пахло плесенью, и мне захотелось поскорее выйти на улицу.
Я быстро сунул ноги в ботинки, накинул куртку и, открыв дверь, спустился по старым деревянным ступенькам сильно завалившегося набок крыльца. Наш дом был крайним в деревне, он первым встречал приезжих со стороны Тархово, из цивилизации. На другой стороне дороги дальше по деревне стояли еще дома, по виду они были жилые. Но общий отпечаток неустроенности, забвения и запустения уже лежал на всем. Поскольку мне никто не объяснил, куда можно сходить в туалет, я направился к ближайшему строению, по виду это был сарай. Двери в нем были распахнуты, внутри были набросаны доски, осколки шифера, куски полиэтилена, пакеты с мусором – короче, беспорядок. Очевидно, тут и был туалет для приезжих.
Когда я вернулся в дом, Саша уже был на ногах, он аккуратно застелил свое спальное место и тоже пошел на улицу. Я набрал в видавший виды алюминиевый чайник воды и зажег газовую плитку. Через пару минут комната наполнилась теплом и уютом, вода в котелке закипела.
Вернулся Саша, мы разлили чай по чашкам. Не успели осушить их, как в дом зашел Гена. Он снова был серьезен и тактичен. Однако стоило Саше предложить ему рюмку на опохмел, как Гена снова стал весел и простодушен. Саша водку пить не стал, и, улучив момент, когда Гена на пару минут вышел из дома, шепнул мне, чтобы я Гене не наливал.
– Иначе он забухает и никуда с нами не пойдет, – быстро изложил мне Саша суть дела.
Тут Гена вернулся, а Саша уже громким голосом продолжил, не обращаясь ни к кому конкретно: «Водку пить будем вечером, нам еще много нужно найти. Гена нас будет вести, за это мы ему вечером нальем еще».
Казалось, что Гена привык к такому обращению с собой.
– Пойдем в сторону Толкачей, или на Староселье. Это примерно в одном направлении, только по-разному надо идти, – Гена взял слово, и мы с Сашей внимательно его стали слушать, – назавтра можно на Гриву сходить. Но там егерь овес засеял, да и на поле у Староселья они там засеяли. Трактор недавно ходил, там колея набитая.
– Ну, веди нас, Гена, – прервал его Саша, – мне все равно куда идти. Ты проводник, так выведи нас на места, где лежат гранаты, стволы! – усмехнулся он, – «Стволы, нам нужны стволы», – он спародировал героя Виктора Сухорукова из фильма «Антикиллер».
Итак, мы пошли в сторону Староселья. Так называлась деревня, существовавшая в этих местах во время войны. От нее осталось лишь название и поле с дорогой, ведущей куда-то дальше, вглубь Тверских лесов. Саша рассказывал, что отсюда шла дорога на город Белый, но сейчас эта дорога стала непроходима, и лишь местами по ней ездят местные жители и приезжие охотники. Сквозного движения от Оленино к Белому через эти места больше нет, но вот во время войны тут происходили очень важные события. Саша и Гена попеременно рассказывали мне о том, что и где они здесь смогли найти за все время поисков, и я только слушал их, не переспрашивая и не уточняя. Судя по тем вещам, которые были подняты в окрестностях, здесь во время боев в 1942—1943 годах были и танки, и пушки, и отряды лыжников, и падали сбитые самолеты, и располагались тыловые части.
Мы шли втроем, и за Геной еще из дома увязалась его собака, которая была рада нам с Сашей, как старым друзьям.
– Наша задача – найти место, где гансы дольше всего «табунились», – сказал Саша, обращаясь ко мне, – достаточно найти один небитый пятачок, и мы будем в шоколаде!
– Здесь везде копано, – отозвался Гена.
– Но все выкопать нельзя же, – вставил я свою реплику, стараясь высказаться как можно в более солидном тоне. Я стал понимать, что эти люди гораздо более опытны в раскопках и в жизни вообще. Мне необходимо поставить себя как можно выше и держаться более уверенно, тогда со мной они будут общаться на равных.
Мы покинули территорию деревни и пошли вверх по склону вдоль набитой колеи дороги. Слева был молодой лес, справа были старые деревья, прореженные более молодым кустарником. По предложению Саши мы свернули с дороги в эти заросли.
– Да сколько раз ходили мимо, ни разу тут не были, – объяснил мне он свою мысль, – чего далеко от деревни ходить.
– Война везде была, – подтвердил Гена Сашино предложение, и мы остановились покопать в этом леске.
Оказалось, что здесь есть остатки блиндажей и окопов. Я торопливо достал из рюкзака металлоискатель и лопату, жадно кинулся проверять ямы. Саша неторопливо сел на поваленное дерево, они с Геной закурили.
За пять минут, пока я бегал с прибором между ямами, мне стало ясно, что здесь ранее много раз копали. Везде были следы старых раскопов, всякие непонятные железки висели на ветках.
Мне попадались гильзы и патроны, обоймы от винтовок. Несколько раз я брался копать сильные сигналы, но это все были либо осколки больших снарядов с остатками медных поясков, либо хвостовики от мин. Даже принадлежность позиций мне была не ясна, поскольку и советских, и немецких предметов было примерно поровну.
Саша докурил, и вдвоем с Геной они стали ходить между деревьями. Саша был с металлоискателем и большой садовой лопатой, а Гена был с лопатой и с Сашиным рюкзаком. Долговязый Гена был похож на Дон Кихота, а коренастый плотного телосложения Саша скорее был Санчо Пансой, но при этом они поменялись ролями. Саша являлся странствующим рыцарем, а Гена мог претендовать только на статус оруженосца. Не успел я снова погрузиться в поиски, как услышал радостные крики.
– Каска тут, или снаряд, – сообщал мне Гена, в это время Саша, нагнувшись над ямой, что-то доставал из-под земли. Когда я подскочил к раскопу, то увидел, что Саша держал в руках немецкий противогазный бачок. Он немного прогнил с нижней стороны, но крышка у него была закрыта. Саша повертел бачок в руках, вытряхнул через прогнившие дыры землю.
Когда стало понятно, что внутри противогаза нет, он положил бачок на землю равнодушно.
– Откройте его, сможете? Жаль, что сохран подкачал, но я все равно его заберу, – с этими словами он пошел копать дальше. Мы с Геной остались открывать бачок. Я уже знал по опыту, что застежки у немецких бачков сохраняются хорошо. Если их аккуратно обстучать лопатой, то можно разработать тяги и заставить пружину застежки согнуться. За пять минут стараний мы с Геной разработали защелку и открыли крышку бачка. Внутри у него был стальной вкладыш, который сильно прогнил. В общем, противогазный бак имел сохранность на твердую «тройку», и если его отмыть, то можно было увидеть краску. Мы оставили бачок под приметным деревом, Гена положил рядом Сашин вещмешок, а я бросил там же свой рюкзак. Первая находка была сделана неожиданно быстро, но ее сохранность была далека от идеала. Тем не менее, я уже был впечатлен фактом того, что на сильно выбитом месте все же остался ненайденным такой массивный предмет, и уже снова стал воображать себе противогазные бачки под каждым деревом, а в каждой яме – по немецкой каске.
Так мы продолжали обследовать позиции еще примерно минут сорок, наконец, я решил уже, что ничего примечательного больше тут не найти. Когда я сообщил свое мнение Саше, то он прислушался к нему, однако продолжил исследовать с металлоискателем все площади. Стоило мне отойти от него метров на десять в сторону, как снова я услышал радостные вопли Гены.
– Каска! – он улыбался, опершись на лопату, а Саша тем временем копошился возле поваленного дерева, у которого они закурили в самом начале работы.
Снова бегу к ним и вижу, что Саша пытается поднять дерево, чтобы отодвинуть на другое место.
– Там каска лежит, – переводя дыхание, говорит он мне, – целая каска!
Мы втроем взялись за дерево, оттащили его на полметра и бросили. Саша тут же кинулся к находке. Это на самом деле была верховая каска, которая лежала на земле под слоем дерна и совершенно не была видна. Когда он достал ее, то мы увидели широкую трещину на ее куполе и глубокий след от вмятины. Это нас озадачило, впрочем, ненадолго.
– Да что ж такое! Дереву больше некуда было упасть, кроме как на каску?! – Саша взвился с несвойственной ему импульсивностью. Он протянул каску мне: она была в идеальном сохране, металл был такой крепкий, как будто она и не лежала в земле все эти годы. Металл у трещины на куполе имел ровные и толстые края, что говорило о том, что эта трещина появилась совсем недавно.
– Поганое дерево, – не унимался Саша, – короче, ты понял, что тут в лесах столько касок, что дереву негде упасть, – повернулся он в мою сторону, далее продолжая рассуждать уже вслух, – ну ничего, это все можно выправить, заварить трещину и зашлифовать места сварки. Будет реставрированный шлем.
Картина происшедшего была уже предельно ясна: немецкая каска долгое время лежала в слое земли почти у самой поверхности, покрытая лишь слоем прелых листьев и веток, не видимая сверху. Она бы и лежала дальше, пока кто-нибудь из копателей, бывших тут до нас, не наткнулся на нее с металлоискателем. Однако несколько лет назад, не более десяти, прямо на нее упало дерево, которое и ударило по каске сверху с невероятной силой, проломив в ее куполе металл. Каска получила большую трещину и осталась лежать под деревом, где никто до нашего Саши не удосужился провести металлоискателем. А вот он прошел там и обнаружил эту каску первым. Вот такая удачная находка с интересной историей.
Надо еще раз сказать, что Саша никогда не гнушался пройти повторно по тем местам, за которыми закрепилась слава давно и основательно выбитых. И там он всегда что-нибудь находил. Я имел только что удовольствие убедиться в справедливости и непреложности принципа «Все выкопать невозможно».
Мы еще покрутились в этом леске близ Шоптово, но надеться на новые находки в этом месте уже не приходилось. Да урочище Староселье все сильнее манило нас. Мы прошли неглубокий, но широкий ручей, затем прошли широкое поле. Везде, куда ни посмотри, на этом поле то тут, то там одиноко стояли старые корявые высокие деревья.
– Там были дома, – отметил мой интерес Саша, – только сейчас тут ничего не увидишь. Надо приезжать весной, когда сухая трава будет лежать на земле.
Мы сделали перекур посреди поля.
– Где же позиции, Гена? – спросил я
Гена махнул рукой сначала в сторону слева от нас, затем махнул рукой вперед.
– Тут если на поле пройти с «глубинником», то наверняка можно массу вещей найти, – глубокомысленно отозвался Саша, как будто разговаривая сам с собой.
Гена подтвердил это предположение и рассказал, что пару лет назад сюда под Староселье приезжали тверские поисковики, которые прямо с поля собирали останки погибших бойцов РККА, а в свободное от этой работы время выносили начисто немецкие блиндажи в соседних лесах.
Они докурили, и мы все вместе пошли копать дальше. Так получилось, что Староселье в этот момент осталось слева и сзади, а мы прямо по дороге вошли в лес. Слева и справа от дороги были позиции, дорога шла дальше вглубь леса. Мы сошли с нее вправо и двинулись вслед за Геной, который авторитетно вел нас на позиции с блиндажами и окопами.
Утром, когда мы выходили из дома, было пасмурно, даже немного накрапывал дождь. Теперь же солнце светило во всю силу, пробивало сквозь еще прочную зеленую листву. В лесу было тихо и сухо. Мы шли между старых толстых деревьев, комаров уже не было: все-таки была вторая половина сентября.
А вот и окопы – змейкой вьющаяся, еле заметная траншея. Кое-где из земли торчат обрывки колючей проволоки. Внимательно смотрю на землю и вижу обрывки телефонного кабеля с оплеткой бледно-красного цвета. Саша с Геной остались позади, а я уже снова бегаю между траншеями с металлоискателем. Я почти споткнулся о массивный металлический предмет, выглядывающий из-под земли. Сгреб лопатой в сторону листву и увидел, что это погнутая переносная катушка советского образца от телефонного кабеля. Чуть поодаль прямо лежали две советские каски. Я подошел, поднял их. Они были выкопаны довольно давно, либо вообще никогда не лежали в земле и так и были верховыми. Металл касок сгнил довольно сильно, стал мягким и податливым, на просвет он был почти как решето. Я аккуратно положил каски на землю. Забирать их с собой нет смысла, так пусть они лежат тут дальше как напоминание о былых боях.
Саша с Геной снова стали работать на пару, но в этот раз им ничего не удалось найти. Мы покружили на этом участке примерно час, а когда снова сошлись все вместе, то решили пообедать. К слову, было уже далеко за полдень, и мы даже не успели заметить, как проголодались.
Каша с тушенкой как основное блюдо, чай с печеньем на десерт – и вот мы снова готовы копать. Мы вернулись на дорогу и пошли по ней вглубь леса. Примерно через пятьсот метров я заметил справа от дороги, метрах в десяти от колеи, две советские каски, лежащие на земле под деревом. Саша с Геной даже не обратили на меня внимания и пошли дальше, а я стал рассматривать эти каски. Они обе были целые, без пулевых отверстий. Одна была почти такая же погнившая, как и те две в лесу. А другая выглядела крепкой, сквозь слой «ржавого пота» проглядывала краска зеленого защитного цвета. Я решил забрать этот трофей, ведь он был почти такой же крепкий, как самый первый мой найденный советский шлем. Уложив эту каску в рюкзак на самое дно, я бросил догонять Сашу и Гену.
А они прошли совсем недалеко и на небольшом пригорке что-то копали. Я подошел поближе и увидел, как Саша аккуратно поднимает с земли широкий и увесистый блин. Гена стоял рядом и ковырялся в зубах еловой веточкой.
В руках у Саши была целая противотанковая немецкая мина. Он внимательно оглядел ее со всех сторон.
– Взрывателя тут нет, все выкручено, – с этими словами он бросил ее на землю.
Я немного опешил от столь вольного обращения с миной. Саша перехватил мой взгляд и, не дожидаясь, начал свой монолог:
– Без взрывателя тол безопасен, его можно даже бить молотком – ничего не произойдет. Мой знакомый такие мины за пару минут разбирал. Гена, дай топор.
Гена достал из вещмешка топор и протянул его Саше.
– Ты будешь ее разбирать? – аккуратно спросил я Сашу.
– Да, я ее так целиком не повезу. Вообще, сто грамм тола стоят четыреста долларов, – глядя мимо меня, отвечал он, – да и сам корпус как макет тоже денег стоит.
Я не стал уточнять, зачем ему понадобился тротил. Однако препятствовать ему я не мог – все-таки он пригласил меня покопать, привез на своей машине на свои разведанные места. Ладно, подумал я, это твое дело. Саша наклонился к мине и стал топором поддевать край завальцовки. Гена стоял рядом и курил, беззаботно смотря по сторонам. Саша очень ловко вскрыл нижнюю часть мины и перед нами предстали ее внутренности – бело-желтое кристаллическое спрессованное вещество. Тем же топором Саша стал откалывать большие куски тола на заранее положенный на землю кусок полиэтилена и полностью распотрошил мину.
– Пять килограммов, – усмехнулся Гена.
Я попытался представить себе последствия взрывать пяти килограммов взрывчатки. Чтобы оторвать каток у немецкого танка, разворотить его гусеницу, наши бойцы применяли гранату РПГ-40, где было примерно 1 кг взрывчатого вещества. А эта немецкая противотанковая мина содержит заряд в 5 раз больше. Для того, чтобы убить человека, достаточно и двухсот грамм. Именно столько взрывчатки заложено в ручную гранату Ф-1.
Пока я мысленно сравнивал мощь противотанковых средств и представлял себе возможные последствия взрыва этой мины, Саша ловко убрал выпотрошенный тротил в рюкзак. Сам корпус мины после манипуляций с топором представлял собой жалкое зрелище, некогда грозная мина была похожа на мятую банку из-под селедки. Мы закинули ее обратно в яму и закопали, чтобы не оставлять следов на поверхности. Все-таки по этой дороге изредка ездят егеря, которые могут и подать сигнал куда следует, если увидят рядом с дорогой такое явное вещественное доказательство криминального действа.
Мы пошли дальше, дорога так и была все время слева от нас. Если немцы тут оставили свои мины, значит, они боялись атаки советских танков. Это было явно танкоопасное направление для них, хотя я смутно мог себе представить атаку танков в этом лесу. Тем не менее, Гена подтвердил, что танки здесь действительно шли в бой, но только на открытом месте и кое-где по лесным дорогам. Он даже обещал сводить нас к месту, где еще в 1970-х годах можно было наблюдать останки танка Т-34, который был уничтожен в одной из неудачных атак на немецкие позиции. Этот танк за несколько десятилетий местные жители постепенно распилили на части и сдали в пункт приема металлолома. А несколько лет назад местные копатели нашли недалеко от того места танковый пулемет ДТ-29.
Мы шли по смешанному лесу, окопы и блиндажи нам больше не попадались.
– Гена, ну где тут окопы? – пытал его Саша, – ходим тут ходим, а ты нас на какой-то голяк выводишь все время.
Он словно забыл, что мы только что нашли.
– Да хрен его знает, – отмахивался Гена, – ходить надо, здесь везде бои были.
Я мог только наблюдать их перепалку, не вмешивался. День уже клонился к закату, и нам лучше было бы уже постепенно возвращаться, чтобы не идти по темноте. Хоть Гена и был местным жителем, но я привык надеяться только на себя. В этот раз я только отрывочно запомнил дорогу, и если бы мне предстояло возвращаться в Шоптово одному, то я, скорее всего, не смог бы найти обратную дорогу.
Но Сашу это, казалось, не волновало.
– Я приехал сюда работать, копать. А не ходить по лесам в поисках места, – продолжал он бросать свои упреке Гене.
Такая требовательность была для меня в новинку, ведь я считал, что находки в таком нетривиальном занятии, как военная археология, не всегда гарантированы. Похоже, что Саша так не считал.
Я решил пройти чуть подальше, чтобы не слышать этих разборок на пустом месте, а заодно и разведать лес в глубину. Оказалось, что этот лес довольно молодой, и мелкие ели тут растут очень близко друг к другу. Мне буквально приходилось протискиваться между ними, царапаясь о хвою и натыкаясь на сухие ветки. Похоже, что этот лес и в самом деле пустой. Я решил вернуться и окликнул Сашу. Он ответил, и я пошел на его голос. Прямо идти было невозможно, настолько плотно росли эти елки – пришлось делать круг. Когда я все-таки вышел на них, то Саша с Геной курили и пили воду из бутылки. Они уже больше не ругались, только по виду Саши было заметно, что он и вправду устал и расстроился.
– Давайте еще немного походим ближе к дороге, потому что там дальше лес уже не дает ходить, и вообще, уже нам надо идти назад, – предложил им я. Они согласились, затушили окурки, мы все вместе пошли в сторону дороги. Я шел впереди, Гена за мной, а Саша замыкал движение. Я уже выключил свой металлоискатель, силы почти покинули меня. Саша же продолжал водить катушкой над землей. Мы дошли до дороги, и решили возвращаться назад так же лесом, параллельно ей. В один прекрасный момент у Саши металлоискатель издал сигнал, который ему показался стоящим.
Мы с Геной остановились посмотреть, а Саша стал копать яму. Вот он уже копнул почти на штык своей большой лопаты – предмета все нет. Прибор показывает все так же на центр ямы. Саша копает дальше, и вот уже на полутора штыках глубины он натыкается на характерный скрежет.
– Х-хырк! – делает лопата.
Саша аккуратно подкапывает это место, и мы видим, что на свет показался спусковой крючок и защитная скоба.
– Ствол! – выдыхает Саша, и тут он мгновенно преображается. Из усталого угрюмого путника он превращается в человека со стремительными движениями и горящими глазами.
– Неужели?! – он продолжает копать, воздух наполняется такими же разрядами, как если бы рядом крутилась рулетка, а он поставил бы все деньги на «зеро».
И вот он снимает всю землю с железки, хватается за спусковую скобу и тянет вверх. Перед нами оказывается ржавый пистолет-пулемет ППШ с пристегнутым дисковым магазином.
– Оба! – выдохнули мы все как один.
У ППШ на месте также затвор, только там ничего не двигается по причине крайней заржавленности. Саша взял находку за кожух и хорошо постучал ей по стволу ближайшего дерева. Вся земля из кожуха вытряхнулась, и теперь мы совершенно точно увидели перед собой самый настоящий пистолет-пулемет ППШ. Только дерева не хватало, оно сгнило в земле за эти годы.
Саша дал нам с Геной полюбоваться находкой, а сам стал копать дальше.
– Я еще затыльник вытащу! – приговаривал он, – и через пару минут он и в самом деле выкопал стальной затыльник от приклада. Он был такой же ржавый, как и автомат. Судя по весу, диск ППШ был заряжен патронами под завязку.
– Никогда раньше не видел ППШ вот так, – говорю я Саше.
– Я тоже, вообще, раньше никогда его не находил, – отвечал Саша.
Оказалось, что и Гена за всю свою многолетнюю копательскую практику никогда не находил здесь ППШ.
– Давайте смотреть места рядом, – Сашу было не узнать, он намеревался обследовать все близлежащие кусты и поляны, – если надо, то я заночую тут в лесу.
Такая перспектива меня не радовала, но я не подал виду. Гене было, видимо, все равно. Саша бросился ходить с металлоискателем в радиусе 10—15 метров, а мы с Геной остались у свежевырытой ямы.
Что было удивительно, так это отсутствие какой бы то ни было ямы в том месте. Было такое ощущение, что ППШ просто закопали в землю посреди леса.
Решив, что надо помочь Саше, а заодно и самому попытать счастья, я тоже включил металлоискатель и присоединился к поиску. На этот раз удача улыбнулась мне, и через десять минут я откопал относительно недалеко от этого места алюминиевое опорное кольцо от лыжной палки с кожаными креплениями. А еще через пять минут еще одно такое же кольцо. Сами деревянные палки, очевидно, сгнили так же, как и ложе для ППШ. Сопоставив все находки, мы решили, что в этом месте атаковали лыжники прямо по снегу, и в ходе боя это оружие было утрачено. Оно упало в снег, потом утонуло в нем, а весной талая вода затянула его в землю. И в течение многих десятилетий оно опускалось все глубже и глубже, пока мы совершенно случайно не прошли над этим местом с включенным детектором металлов.
Больше Саша ничего в округе не нашел, и мы уже все вместе решили просто идти домой, не останавливаясь нигде. Было за что выпить, и Гена ликовал, предвкушая хорошую попойку.
По дороге домой Саша с Геной поначалу припустили так, что я от них немного отстал. Все произошло оттого, что одна из ям у дерева рядом с дорогой мне показалась очень интересной. Я остановился там и включил прибор. Почти сразу я нащупал сильный и уверенный сигнал, начал его копать. Лопата быстро наткнулась на металл, предмет был округлый, и я уже предвкушал счастливый момент встречи со стальным шлемом. Уже темнело, и сразу разобрать, что к чему, было невозможно. Лишь когда я обкопал предмет, то стало ясно: мне достался толстый диск от советского танкового пулемета. Я вытащил его из ямы и посветил катушкой прибора снова. Звук все еще был. Так один за другим я выкопал еще три диска. Судя по весу, все они были полностью забиты патронами. Забросив все находки в рюкзак, я заторопился, ведь Саша с Геной ушли далеко вперед. Мне совсем не хотелось потеряться, поэтому пришлось очень сильно прибавить ходу. Догнал я их уже на полпути к деревне.
Мы на усталых ногах дочапали до Шоптово, ввалились в дом и, пока я готовил ужин, Саша в присутствии Гены стал отчищать ППШ от грязи и пробовать его разбирать. На всякий случай мы закрыли входную дверь на щеколду, и оказалось – не зря.
Примерно в тот момент, когда Саша все-таки отделил дисковый магазин от ППШ и уже даже успел достать из него затвор, в дверь начали стучать. Сначала стук был легкий, потом колотить в дверь стали более настойчиво. Мы все втроем сидели в комнате и переглядывались. Кто это мог быть? За окном темно, звука подъезжающей машины не было слышно.
– Это Сашка наш деревенский пришел выпить, – предположил Гена, шепнув нам с Сашей из-под ладони.
Я подошел к двери.
– Кто там?
Из-за двери послышалось что-то нечленораздельное, в дверь еще пару раз стукнули и пнули ногой, после чего шаги удалились, и стало тихо.
– Точно Сашка, – уже в полный голос сказал Гена, налил себе и Саше рюмку водки, выпил свою и закусил хлебом с луком.
Саша тем временем окончательно разобрал ППШ, и мы втроем стали изучать его внутренности. Затвор сохранился неплохо внутри корпуса, но вот ударно-спусковой механизм автомата прогнил основательно. Ствол был забит землей. Диск Саша начал курочить с помощью молотка и отвертки. В нем, как и предполагалось, содержался полный боекомплект, а именно 71 патрон калибра 7,62х54. Правда, многие патроны были сильно корродированные, улитка внутри корпуса диска тоже прогнила, а пружина механизма очень сильно подсела и выглядела весьма хлипко. Тем не менее, нам удалось разработать механизм диска, промочив его соляркой, после чего подаватель стал даже немного двигаться на своей оси.
В общем, для нас это был весьма увлекательный процесс знакомства с легендарным оружием, и мы передавали друг другу его части, чтобы вдоволь рассмотреть и запомнить, как они выглядят.
Я напомнил, что у меня с собой есть еще 4 диска от ДТ, чему Саша несказанно удивился. Я достал свои находки из рюкзака и рассказал, когда и где все это выкопал. Саша тут же уже привычными движениями вскрыл диски и стал доставать оттуда патроны. Мы не успокоились, пока не проделали эти манипуляции со всеми дисками. Патроны из танковых дисков тоже были в неудовлетворительном состоянии, и мы сгрузили их все в пакет для мусора, который был приговорен к выбрасыванию на следующее утро.
– Везет тебе, Пашка, с тобой у меня все время какие-то находки случаются, – признался Саша в порыве чувств, – давно уж ездил в разные места и приезжал исключительно пустым, а тут просто поперло.
Они с Геной налили еще по 50 грамм, после чего Саша убрал все находки сегодняшнего дня в машину. Мы отправили Гену домой, а сами легли спать, закрыв дверь на щеколду. День прошедший оказался и вправду богат на находки и впечатления, но впереди были еще дни…
На следующий день, когда мы втроем выходили из деревни, мы увидели того деревенского Сашу. Он сидел на крыльце, курил и смотрел на нас с выражением отчужденности. Проходя мимо, наш Саша негромко заговорил с деревенским добродушно-недовольным тоном. Мол, Сашка, извини, что не открыли тогда, мы там автомат разбирали, стук в дверь нас напугал. Тот махнул рукой, мол, понимаю, все бывает. Гена повел нас снова от деревни в ту же сторону, что и вчера, но в какой-то момент мы свернули влево, и то место, где мы копали накануне, осталось справа позади. Не совсем уверен, но если говорить приблизительно, то мы шли копать в районе урочища Староселье.
Ходили мы там очень долго, и Гена постоянно путался в направлениях. Тем не менее, Саше было достаточно войти в лес, как он начинал работать с металлоискателем и примерно раз в тридцать минут находил какую-либо часть от оружия. Преимущественно это были магазинные коробки от винтовок Мосина, части штыков, разломанные затворы и другие детали. Поскольку ему попадались в основном советские вещи, он начал ругать Гену в том же тоне, что и вчера. Гена пытался отшутиться, и тогда Саша отчасти сменял гнев на милость и тоже начинал балагурить, но его шутки все равно были какими-то злыми, колючими.
Так прошел почти весь день под знаком ожидания еще большего количества интересных трофеев. Но таковых все не было. Лишь под вечер мы снова стали ухватывать птицу счастья за хвост.
Прозванивая очередную серию пустых блиндажей, Саша внезапно наткнулся на сигнал прямо в стенке его. Когда он убрал катушку металлоискателя, то мы все увидели ручку от немецкого штыка, торчавшего из земли.
Саша тут же схватился за нее и достал увесистый предмет
– В ножнах! – только и выдохнул он.
Действительно, это был штык в ножнах. Но когда мы достали его из них, то лезвие оказалось сильно порчено ржавчиной – ножны прогнили с одной стороны насквозь и пропускали влагу. Радость находки была немного омрачена неидеальным сохраном.
Пока Саша с Геной остались добивать этот блиндаж, я отошел от них и на ровном месте между двумя давно выбитыми блиндажами выкопал алюминиевый котелок. Он был очень похож на немецкий, алюминий снаружи был обожжен на костре до совершенно черного состояния, кое-где из под толстого слоя сажи выглядывали надписи, сделанные бывшим владельцем, и какие-то другие обозначения. Это было у же что-то более интересное! Мы начали методично исследовать этот участок леса, но, по всей видимости, все по-настоящему стоящее было здесь выкопано задолго до нас. Мы добирали крохи, случайно пропущенные предметы.
День прошел незаметно, и мы попросили Гену уже показывать дорогу домой. Но стоило нам пройти по лесу не более трехсот метров, как мы наткнулись на интересную полянку. Со всех сторон она была скрыта от посторонних глаз плотными рядами деревьев и имела вытянутую форму. По краям ее были небольшие и еле заметные ямки, а посередине прямоугольная яма, похожая на стрелковую ячейку. Я не придал всем этим следам на земле особого значения, зато Саша сразу же начал проверять все вокруг деревьев и буквально сразу же нашел сначала один немецкий штык без ножен, а затем еще один штык в ножнах. Его радости не было предела!
Хоть день мы и протаскались на пустых местах, зато под вечер фортуна улыбнулась нам снова, и Саша за непродолжительный промежуток времени стал обладателем сразу трех штыков.
– Я ни разу столько не находил за день, – делился он с нами своим восторгом, – жаль, что ножны в этой земле прогнивают, а то лезвие было бы в идеале!
Гена, который повидал многое, тоже был удивлен не меньше нашего. Казалось, что он и не знал про этот пятачок.
– Гена, не дай Бог кто про эти места узнает, – внятно сказал ему Саша, – это место мы нашли и теперь сюда еще вернемся, тут все нужно внимательно зачищать.
Наш долговязый проводник пожал плечами и заверил, что никому не скажет про эти места, что сохранит эту нашу тайну для нас безо всяких проблем.
– Сам можешь копать, ты же местный, и мы тебе не можем запретить, – смягчал пилюлю Саша, – но нашим «дедам» или мародерам из Тархово не вздумай сболтнуть, а то я больше сюда не приеду.
Казалось, что Саша всерьез решил, что мы вышли на никем ранее не тронутый пятачок. Дальнейшее развитие событий показало, что он был совершенно прав.
Мы вернулись домой в Шоптово, Саша щедро угощал Гену водкой, я жарил картошку на ужин, потом было решено еще сделать яичницу с луком на закуску под водку – это тоже все я готовил. Так за вечер они вдвоем выпили почти бутылку водки. Саша не спешил, он разливал спиртное по маленьким рюмочкам, и они с Геной пьянели медленно. За эти дни я вывел закономерность: по Саше нельзя было определить, пил он или нет, зато Гена после пары-тройки рюмок становился совершенно бухим. Выпив всю положенную на этот день дозу, Саша выпроводил Гену домой, и мы легли спать. Стоило мне только закрыть глаза, как я заснул.
Утро сразу порадовало ясной погодой, Гена примчался к нам раньше прежнего. Мы быстро позавтракали, взяли с собой запас еды и воды, и он повел нас в сторону урочища Тагоща. Оно находилось дальше всех других мест, где мы до этого уже успели побывать. Поскольку прямых дорог туда не осталось, Гена вел нас своими тропами. Мы пересекали просеки, углублялись в лес, выходили на поляны, переходили ручьи, спускались в овраги и ломились через лесные завалы. Наконец, мы вышли к долине реки, которая и называлась Тагоща. Так же называлась и деревня, погибшая в войну.
Первое, что мы нашли там, – целый ящик от патронов для пулемета «Максим». Он лежал в земле на берегу ручья, от высокой влажности в этом месте металл сильно проржавел, почти насквозь. Мы не стали забирать этот ящик, оставили его на месте раскопа. Снова Гена вел нас к окопам, мы методично исследовали металлоискателями все ямы, которые встречались нам по пути. Спустя какое-то время Гена завел нас в рощу. Точнее, это был небольшой лес, выросший на участке поля. Там были змейки окопов, блиндажи. Мы стали ходить там с металлоискателями. Довольно быстро нам начал повсюду попадаться один лишь хлам в виде гильз, патронов и осколков снарядов. Даже касок не было.
Гена нам рассказывал то, что знал про Тагощу.
– Где-то здесь был госпиталь во время войны, и недалеко было кладбище русских солдат, – поведал он нам.
– Понятно, но мы раскапывать кладбище не будем, это будет мародерство, – отвечал я.
– Мародерство чистой воды, – подтвердил Саша.
Гена ничего не ответил. Его молчание можно было расценивать двояко, но никто не стал продолжать разговор на эту тему. Мы искали лишь верховые вещи и, если повезет, нетронутый или минимально разграбленный после войны блиндаж или землянку. Такие приятные вещи, как штыки, каски, противогазные бачки, пряжки от ремней и другие мелочи порадовали бы нас. О том, чтобы целенаправленно искать могилы и раскапывать их с целью извлечения с останков личных вещей, даже и не было речи.
По рассказам Гены, здесь тоже были бои, но их интенсивность была ниже тех, что шли ближе к Шоптово и вообще в долине Лучесы. Это было похоже на правду. Мы еще покрутились на этом месте и решили сделать круг по окрестным лесам, зацепив опушки и овражистые берега реки Тагощи. Она в этом месте была довольно извилистой. Благодаря тому, что деревья по берегам росли редко, и листва не загораживала обзор, мы могли наблюдать все изгибы реки и издалека примечать интересующие нас места.
В этот раз Саша немного поменял тактику работы с металлоискателем. Обычно он не включал его по пути к месту предполагаемых раскопок. Теперь же он старался при любом удобном случае идти как сапер, размахивая катушкой перед собой. В один прекрасный момент это дало результат.
Мы шли по излучине реки, в очередной раз перешли с одного берега на другой. И на совершенно ровном месте у Саши прибор показал наличие металла. Предмет был неглубоко в земле, и вот уже Саша держит в руках гранату Ф-1. Мы с Геной сразу же подскочили к нему, я попросил дать мне ее рассмотреть.
– Кольца нет, она несработавшая, – Саша передал мне в руки тяжелый комок земли, с проглядывавшими через нее ребрами.
Я аккуратно веткой очистил гранату от земли. Выглядела она очень внушительно, сразу было видно, что это грозное оружие. У нее не было чеки и кольца. Очевидно, советский солдат бросил ее в сторону противника, но граната почему-то не взорвалась и осталась лежать в земле. Получается, что в этом месте шел бой, и мы находимся в том месте, где были немцы, буквально на расстоянии броска граната от советских позиций.
Я отдал «лимонку» Саше, он еще разок обстучал ее об лопату и убрал в свой вещмешок. Ф-1 является оборонительной гранатой, которую лучше всего бросать из-за укрытия. Мы стали оглядываться вокруг, ища возможные укрытия. Впереди был высокий берег реки, с других сторон все было ровно, поэтому мы решили перейти на другую сторону Тагощи подняться на берег и осмотреть его кромку. Но сделать это было не так просто, река в этом месте хоть и не очень широкая, но этой ширины достаточно для того, чтобы не перепрыгнуть ее с разбега. Кроме того, ее глубина тут превышает полтора метра. Тогда мы стали искать место перехода, прошли немного вниз по течению и обнаружили поваленный ствол дерева. По нему и прошли на другой берег.
Пока Саша с Геной завершали этот маневр, я рванул по склону вверх и оказался первым на гребне берега. С него открывался прекрасный вид на излучину речки, на то место, где Саша только откопал гранату. Примерно в десяти метрах от гребня начинались траншеи и блиндажи, они там были в несколько рядов. Махнув Гене рукой, я помчался к траншеям с металлоискателем. Тут же и остальные подтянулись, мы распределились по площади и стали каждый пытать счастье на своем участке.
С перерывами и обсуждениями промежуточных итогов у нас на обработку этого места ушло не менее двух часов. У всех было одно и то же: осколки мин и снарядов, гильзы от винтовок, остатки консервных банок. Больше ничего не было, ни единого стоящего сигнала от цветного металла.
Когда Гена с Сашей в очередной раз прервались на перекур, я решил сходить к берегу и спуститься к кромке воды. Думаю, вдруг что-то осталось лежать на склоне?
Не успел я сделать и трех шагов вниз, как заметил довольно большой блиндаж прямо в склоне. Как мы его не заметили ранее? Стоило мне опустить катушку прямо по центру входа в блиндаж, как раздался хороший сигнал. Всего два взмаха лопатой, и я вижу очень хорошо знакомую мне сферу из ржавого металла, проглядывающую из-под комьев черной земли.
Каска! Начав обкапывать ее, я увидел, что это действительно она, но сбоку у нее есть входное пулевое отверстие. Вот показалось еще одно, и еще. Наконец, я вытащил каску полностью и увидел, что это советский стальной шлем «шестиклепка», прострелянный насквозь в нескольких местах. Перевернув его, я увидел прекрасно сохранившиеся подушки подшлемника, выполненные из натуральной рыжей кожи. Все остальные элементы подшлемника также были на месте, однако все они были издырявлены до невозможности. Такая жалость! На всякий случай я обследовал вход в блиндаже еще раз, убрав находку, прошелся по периметру блиндажа, походил снизу – полный ноль, совершенно никаких сигналов.
Я взял трофей и пошел обратно к приятелям. Они очень сильно удивились, увидев меня с каской. Мы все стали рассматривать ее, оценивая и высказывая свои версии. В итоге все сошлись на том, что ее уже после боев использовали для пристрелочной, учебной или развлекательной стрельбы. Кто в нее стрелял? Были ли это немцы, сами наши солдаты или подростки из числа уцелевших во время боевых действий местных жителей? Об этом мы можем только догадываться.
Больше мы ничего в этот день не нашли, но решили назавтра вернуться в эти места и походить немного в районе между Тагощей и Старосельем. Я взял каску с собой, по приходу домой бросил ее в сенях да так там и забыл.
На следующий день Гена не пришел к нам в дом. Мы с Сашей его немного подождали, поели с запасом и выпили чая больше обычного да и пошли копать сами.
– Зачем нам Гена? – невозмутимо говорил Саша, – мы и сами тут во всем разобрались. Там было то, тут было это, куда ни пойди – все дороги ведут в Шоптово.
На всякий случай, чтобы не заблудиться, мы решили идти в направлении урочища Толкачи. Где-то в том районе, не доходя до самого урочища, Саша и выкопал немецкие награды на месте прорыва советских частей.
День у нас был похож на разгрузочный; за предыдущие дни мы выполнили норму по находкам, и теперь можно походить по местам боев в спокойном режиме. Саша довел меня до тех самых позиций, о которых я от него слышал неоднократно.
Это были обычные заросшие травой ямы со следами давних вскапываний и перекапываний. Недалеко от них шла дорога, которая лишь угадывалась в лесу. Саша отправился зачищать те квадраты, которые он не успел обследовать в прошлый раз, а я начал изучать местность с чистого листа. Так мы ходили вдвоем примерно часа два, иногда я подходил к нему, чтобы узнать об успехах, иногда Саша подходил ко мне. Везде было много военного мусора, и здесь действительно была атака немецких тылов. Советские гильзы лежали вперемешку с немецкими, немецкие пуговицы лежали рядом со стальными подковами для сапог, остатками стеклянных и металлических емкостей; россыпи гвоздей валялись поблизости от укупорок для ручных гранат, артиллерийских снарядов, деталей машин и кусков обшивки различных легковых автомобилей. Мы методично копали все сигналы подряд, но запала энтузиазма хватило ненадолго. После пары часов такого нудного занятия мы решили отправиться на поиски нового места, но перед этим Саша показал мне конкретное место, где он находил немецкие награды.
Он показывал на абсолютно ровную площадку между деревьями, абсолютно ничего не могло подсказать несведущему человеку, что именно здесь можно обнаружить такие нетривиальные вещи.
– Может, тут гансы в спешке при отступлении бросили китель, а потом он зарос травой и землей, так это все здесь и осталось, – предложил Саша свою версию.
– И так тоже могло быть, а скорее всего, – тут я решил блеснуть смекалкой, – немцев попросту постреляли. Трупы могли лежать очень долго. Допустим, когда трофейная или похоронная команда пришла на эти места после боев, то трупы стали баграми стаскивать в ямы, тут-то все значки и отлетели с одежды. А еще есть вероятность, что многие тела были просто растасканы зверями по лесу. И теперь ни костей, ни снаряжения – только пуговицы и награды. У кого что было.
На всякий случай, мы решили еще раз «пропылесосить» этот квадрат двумя металлоискателями. Каково же было удивление Сашино, когда он спустя десять минут нашел сначала одну целую гранату Ф-1 с кольцом и чекой, а затем в паре метров от нее еще одну. Он был просто вне себя от радости, стучал гранаты друг о друга, стряхивая землю, шутил и приговаривал: «Вот они, мои шишки!»
Перед тем, как убрать их в вещмешок, Саша предложил мне взять одну. Я отказался, потому что в тот момент не был готов к такой находке и совершенно не знал, зачем она мне нужна. К любителям поковыряться во взрывоопасных предметах я никогда себя не относил, разбирать боеприпас и выплавлять взрывчатку в мои планы не входило, равно как и хранить потенциально опасный и криминальный предмет при себе.
– А я возьму, – он пожал плечами, и мы пошли дальше исследовать леса.
За остаток дня мы не нашли ничего интересного. Зато вдоволь наговорились вдвоем, поскольку Саша оказался весьма коммуникабельным и словоохотливым человеком. Он рассказывал разные истории из жизни, делился копательскими похождениями. Каждый из нас выкладывал все, что думал о войне, какой она ему представлялась и как конкретно его семью она зацепила. В этот день Саша представился совершенно иным человеком, чем в те дни, когда мы ходили втроем с Геной. От его зубоскальности не осталось и следа, он теперь казался достаточно начитанным, сообразительным и обладающим очень развитым интеллектом, при этом еще и весьма лиричным. Он знал много военных песен, любил затянуть какой-нибудь припев на привале у костра, и в этом мы с ним были очень похожи.
Мы ходили почти до темноты. От деревни мы ушли не так далеко, поэтому меньше, чем через час были уже дома и пили чай.
Поздно вечером к нам в дом зашел Гена. Он сожалел, что не смог с нами пойти.
– Отцу надо было помочь, – пробасил он и неожиданно игриво добавил, – ну что, Сашка, завтра сходим на Тагощу?
– Я всегда «за», пусть Пал Николаич решает, – Саша вальяжно растянулся на своей кровати с чашкой чая в одной руке и с сигаретой в другой, изображая независимый вид.
Гена обернулся ко мне и вопросительно посмотрел.
– Да, конечно, идем на Тагощу, – отозвался я с готовностью. Мне совершенно не хотелось строить из себя того, кем я не являюсь.
Мы пили чай втроем, потом Саша как бы невзначай предложил Гене выпить. Но Гена отказался, закашлялся и, сославшись на больную печень, пошел домой.
Когда дверь захлопнулась, Саша преобразился. Из неторопливого и самодовольного раджи он превратился в бодрого хитрюгу.
– Чтобы Гена отказался от водки? – недоумевал он, – такого я не помню, видимо, ему матушка сегодня вломила за то, что он с нами ходит, бухает и ничего не делает по хозяйству.
Я не нашелся, что ответить на это. Если честно, меня в тот момент не интересовали взаимоотношения Гены и его родителей, я в тот период вообще очень мало интересовался людьми. Больше всего мне нужна была война. И ее эхо.
Наутро мы шли знакомой уже дорогой в сторону Тагощи, Гена вел нас какими-то своими окольными путями.
– Не будем тащиться по дороге, срежем через лес, – бубнил он, идя первым. Я шел вслед за ним, а Саша замыкал движение. Гена то и дело останавливался, чтобы рассказать нам подробности о том или ином месте: как под Карским откопали немецкую лопатку с целой деревянной ручкой, а где-то между Загорьем и Шопотово он наткнулся на траншеи с костями и выкопал череп с золотой коронкой, которую они с другим деревенским копателем выдрали, расплющили на пне топором и продали где-то в поселке. Все это рассказывалось им обыденным тоном, который, пожалуй, только здесь и воспринимался уместно. Ранее я считал людей, так поступающих, мародерами. Но увидев, как тут живут люди, у меня и язык не поворачивался обвинить его в жадности.
Когда у деревенского мужчины совхозная зарплата за заготовку дров едва достигает 200 рублей – разве это жизнь? И когда Гена рассказал нам, как пару лет назад он недалеко от деревни нашел немецкий пистолет-пулемет и продал его за 300 рублей, в его голосе можно было отгадать нотки гордости. Правда, Саша тут же начал ругать Гену на чем свет стоит.
– И ты продал «эмпеху» за триста рублей? – кипятился он, – да это меньше бака горючего!
– Сколько давали, – немного смущенно отмахивался Гена, – а хранить мне его негде было.
Конечно, вся округа знает Гену как копателя, мародера. Он рассказывал, как к нему периодически приезжают менты из Оленино, делают обыски в доме и в сарае, но, не найдя так ничего предосудительного, уезжают обратно.
– А винтовку мою они никогда не найдут, – загадочно улыбался Гена.
Так и шли мы к Тагоще, а я узнавал все больше и больше об удивительных людях, населяющих эти пустынные края.
Обходя заболоченные места с редкими осинами, Гена вывел нас на высокое место в лесу. Это была небольшая полянка, окруженная близко друг к другу растущими елями. Примерно посередине поляны на самом высоком месте были две или три ямы, похожие на оплывшие блиндажи. Стоило только Саше опустить свой огромный металлоискатель на землю, как мы услышали четкий сигнал. Он стал аккуратно и медленно копать его, Гена встал рядом, чтобы в случае чего помочь. А я отошел от них в сторону, желая самому найти что-нибудь интересное. Мой металлоискатель сначала сработал на черный металл, потом я переключил на режим дискриминации. Сигнал все не пропадал, словно давая мне знать: «Копай, не отлынивай». Я копал и вскоре достал из-под земли сильно убитую ржавчиной складную немецкую лопатку. Она была в ужасном сохране, гайка с эбонитовой коронкой, которая фиксировала штык в собранном или в разобранном положении, потрескалась от десятилетий заморозков и оттепелей. Штык лопаты скорее напоминал дуршлаг, чем шанцевый инструмент. Однако ручка у нее была крепкая, почти как новая. С этой находкой я подошел к Саше с Геной, а они в это время что-то увлеченно перебирали в свежих отвалах своей первой ямы. Сверху на бруствере лежал магазин от немецкого пистолета-пулемета МР40, такой же сильно проржавленный, как только что найденная мной лопатка. Приглядевшись, я увидел рядом второй. Взяв в руки оба магазина, я с удивлением обнаружил, что губки этих магазинов до сих пор держат патроны, тускло поблескивавшие желтовато-зеленой патиной.
– А вот и третий, – пробурчал снизу из раскопа Саша и бросил мне под ноги еще один магазин, продолжив рыться в земле.
– Подсумок был, – пояснил Гена, увидев вопрос на моем лице, – вот тут даже слет от брезента остался, а вот тут кольцо и шпеньки от клапанов. Гена вертел в руках какие-то маленькие копаные детальки, осматривал магазины, приглядывался к тому, что делает Саша.
Наконец, Саша прекратил свои раскопки, воткнул лопату в землю, выдохнул и достал сигареты.
– Все, тут больше ничего нет, – бросил он сквозь сигаретный дым, – а я уж думал, что тут «эмпеха» лежит, или что-то еще ганс оставил нам. А он только подсумок один сбросил и убежал.
Я показал Гене и Саше свою находку, но она более-менее заинтересовала только Гену, да и то лишь исключительно из праздного любопытства. Брать или не брать?
– Возьми, потом на запчасти пригодится, – кивнул Саша, – через час найдешь другую, у которой штык будет крепкий, а ручка – в хлам. Рассверлишь вот тут штифт, выбьешь его, заменишь то на это, поставишь клепку – вот все целое. Останется только черенок выстрогать, и будешь с гансовой лопатой бегать!
Мы покрутились на этом месте еще минут тридцать, а когда стало ясно, что больше тут хлама нет, то Гена повел нас дальше.
– Соино, – пояснил он, – там была большая деревня, через нее шла дорога дальше через деревни в сторону Белого.
– Была во время войны дорога до Белого, – подтвердил Саша, – сейчас все заросло, прямого тракта нет. Наши «деды» рассказывали, как они позапрошлом в году тут в лесах встретили местных тверских копателей. Встали, поговорили, а потом спросили у них: «Вы откуда?» Те говорят: «Мы из Белого», а это больше двадцати километров отсюда.
Значит, на этих местах, в самой глуши Тверской области, сходятся клином все дороги. Труднодоступность этих урочищ, малая населенность и большие пространства, заросшие лесом, позволяют многим артефактам сохраниться в целостности. Сложно представить, что можно сделать такие же находки в районе Минского шоссе, у Можайска или Некрасово. Там все давно было собрано, выкопано, перекопано. Здесь же следы войны во многих отношениях остались нетронутыми: масштаб событий был настолько огромным, что мелким группам копателей с большим трудом удается опустошать местные залежи военного хлама.
Сначала мы спустились из заросшего лесом холма в живописную небольшую долину, потом прошли по ней вдоль, и, наконец, вышли к плоской возвышенности. Когда поднялись на плато, то увидели, что оно сильно заросло травой. Но даже через эти заросли были видны многочисленные окопы, траншеи. Ходить тут, конечно же, ввиду создаваемых травой помех, было очень трудно. Мой металлоискатель с катушкой небольшого диаметра из-за травы просто не доставал своим полем индукции до серьезной глубины в грунте. Сашин же прибор, имеющий широкую катушку в форме эллипса, просто не протискивался между толстыми стеблями, между ним и поверхностью оставалось больше 30 сантиметров. При таких условиях вести эффективный поиск было очень трудно. Если бы у нас были свежие силы и твердая уверенность, что тут на месте бывшей деревни Соино можно что-то найти стоящее, мы бы заранее припасли бы косу и выкосили бы интересующий участок подчистую. Но в данный момент мы были уже довольно сильно измотаны, у нас не было нужных инструментов. А главное – мы не знали точно, есть ли смысл прикладывать старания в этом месте?
Посередине плато, на котором была деревня, шла накатанная колея лесной дороги. Правда, судя по следам, последний раз здесь проезжали на тракторе более месяца назад. Тем не менее, дорога шла со стороны Шоптово и тянулась дальше в лес, в общую сторону по направлению к городу Белому. Я предложил Саше пройти по этой дороге дальше, разведать местность для себя. Гена, как местный, хорошо знал все подробности, но вот добиться от него четкого описания было очень сложно. Кроме того, мне нужно было все увидеть своими глазами.
Пройдя примерно с полкилометра по лесу, мы наткнулись на ручей или мелкую речку, дорога шла вброд через нее дальше, поднимаясь на высокий противоположный берег. Гена осмотрелся по сторонам.
– Это речка Тагоща, – сказал он очень уверенно, после непродолжительного мыслительного процесса, – если идти направо, то можно выйти к Тагоще. А пойти налево – выйдешь к Карскому.
Поскольку налицо были все следы того, что раньше в этом месте был самый настоящий мост, который выдерживал даже грузовые автомобили, мы решили немного обследовать окрестности переправы через реку. Первые же сигналы показали, что по берегам есть настрел винтовочных гильз, даже крупное верховое железо в виде деревенских чугунных котелков, укупорок от снарядов, стальных гильз-стаканов от гаубиц. Правда, близость воды не лучшим образом сказалась на сохранности стали, она вся превратилась практически в труху.
Мы еще немного походили по берегам Тагощи – с тем же результатом, сделали петлю через лес и снова оказались на той же дороге. Впереди через просвет в деревьях проглядывало урочище Соино, через которое мы сюда зашли. Получается, что разведка проведена. Что делать дальше?
– Сюда надо приезжать весной, – Саша прищурился, выпуская по ветру дым от сигареты, – травы много. Так сейчас ходить без толку, а когда трава будет лежать, то можно сразу все увидеть и не ходить по площадям впустую. Увидел, посветил, нашел – вот так грамотно будет.
Гена кивал, соглашаясь с этим, хотя, судя по безразличному выражению его лица, копать с результатом он умел в любых условиях.
– Я обычно с лопатой одной хожу и копаю, – словно догадался о моих предположениях Гена, – просто долблю и набиваю вещи.
– Как же ты определяешь места, где нужно копать? – спросил я у Гены
– Он тут все места давно излазил, – за Гену ответил Саша, – когда делать нечего, Гена ходит и все выкапывает, а потом приезжих водит, и они после него крохи подбирают, – смеялся Саша.
– Эх, мне бы прибор месяца на два, я бы столько тут накопал, – мечтательно затянул Гена.
Мы уже шли домой, вели непринужденные разговоры, расспрашивали Гену о находках в старые времена. Он все отмахивался, мол, раньше все это валялось под ногами и никому не было нужно…
Саша был более словоохотлив и рассказал о том, как нашел тут же, недалеко от Шоптово, свою самую интересную находку.
– Ходил я с нашими «дедами», они все время что-то находят, а мне ничего стоящего не попадается, – Саша с удовольствием пустился в воспоминания, выдерживая паузы и тщательно строя рассказ, чтобы было интересно слушать, – и вот уже под вечер пошел дождь. Все ушли к себе в палатку пить водку, а я решил все-таки что-то найти. У меня была куртка с капюшоном, я ее накинул, а на блок управления режимами металлоискатели сверху надел пластиковый пакет и замотал его веревкой, чтобы дождь его не закоротил. И вот, стал я потихоньку кругами подбираться уже к деревне. Вдруг у меня сигнал – прямо над ямой с водой. И сигнал такой хороший! Я лопатой туда немного потыкал, внизу глина и ничего не нащупать. Начал выгребать ее со дна, посветил снова – сигнал есть. Тогда я аккуратно стал щупать лопатой, стараясь определить размеры предмета и его форму. В общем, что-то мне там показалось, но лопата не дает точную обратную связь. Дождь пошел сильнее, уже вода в яме прибывает свежая, а я все ковыряюсь и не могу подцепить находку из глинистого дна. Мне стало так интересно, что я почти лег к яме, закатал рукав и стал нащупывать пальцами на самом дне в этой глинистой жиже. Р-раз рукой – там что-то есть, но выскальзывает! Тогда я прямо лег перед ямой, погрузил руку прямо в самую гущу и зацепил что-то на дне. Вытягиваю, достаю из воды. Вот оно – черная кожаная кобура, перепачканная глиной, тяжелая и с чем-то внутри!
Тут Саша замолчал, достал новую сигарету, зажег ее быстро и продолжил.
– Я, не теряя времени, ополаскиваю кобуру в той же воде, поддеваю клапан – оттуда торчит бакелитовая рукоятка. Я ее хватаю, тяну – и достаю огромный блестящий ствол! Это немецкая ракетница! В идеальном состоянии! Я сразу же начал ее открывать, а она не открывается. Только небольшая щель получается, но открыть ее невозможно. Ну, быстро отмыл ее, чтобы рассмотреть. Она сделана из алюминия, ручки из черного бакелита с ромбовидной насечкой, а спусковой крючок и курок из стали. Вот в этот момент я и обратил внимание, что с одной стороны у нее какие-то странные отметины на корпусе, будто кто-то пытался вставить штык между ручкой и стволом, чтобы поддеть и раскрыть ее. В общем, стало ясно, что она неисправна, поэтому ее и выбросили прямо в кобуре. Уже дома я аккуратно отмыл ее, выколоткой выбил все оси, развинтил винты и увидел, что в механизм внутрь попал маленький камешек, который заклинил механизм открывания. Я его убрал, все почистил, смазал машинным маслом и собрал в обратном порядке. Ракетница заработала, становилась на боевой взвод, и спусковым крючком можно спустить курок. И камора стала открываться и закрываться – все в полном порядке.
Саша вел повествование очень красочно, как заправский рассказчик. Было видно, что ему и самому нравится красиво излагать истории.
– А сколько там «куриц»! На каждой детали по несколько штук, везде клейма – орлы со свастиками. И номера на всех деталях одинаковые. Короче говоря, ракетница просто в идеале, боевняк. И вся история была такая: у ганса в темноте эта ракетница заклинила от камешка, он стал штыком пытаться в спешке ее открыть, как рычагом или как отверткой. Почему в темноте? Да потому, что следы от штыка были в основном рядом со щелью, а в саму щель он штыком так ни разу и не попал. Так можно было сделать только в темноте, работая на ощупь. Потыкал он туда, потыкал, да и бросил это занятие, а ракетницу зашвырнул в яму, там ее водой и илом и затянуло, – Саша уже как будто сам вжился в роль того немца, и, реконструируя подробности, не оставил для бывшего хозяина уже никакого другого варианта развития событий.
Я тоже постарался представить себе тот бой, когда неизвестному немецкому солдату или офицеру нужно было как можно быстрее при скоротечных обстоятельствах зарядить в ракетницу патрон, а она никак не открывалась, и тогда он начал пробовать штыком раскрыть ее, и все было безуспешно… Кто знает, может этот эпизод и решил исход боя, когда наши солдаты прорвали немецкие тылы и уничтожили всех в том лесу?
– Когда я пришел к «дедам» и показал им ракетницу, они просто обалдели, начали меня допытывать. И потом еще никак не могли поверить, что я нашел ее там в яме с водой: они большое множество раз ходили на том пятачке и имели все шансы найти ее. Но они ее не нашли, а нашел ее я, – Саша закончил свой рассказ в тот момент, когда мы уже подходили к дому. Было уже темно, в деревне было тихо, и лишь несколько огоньков в окошках соседних домой горели.
Мы ввалились в дом, я немного передохнул и принялся готовить ужин. Саша с Геной, не торопясь, стали разливать водку и медленно пить стопку за стопкой. На следующий день нам нужно было уезжать, поэтому мы уже стали мысленно собираться в путь. Гена все звал нас приехать еще, Саша обещал подумать, а мне все эти дни, проведенные в Шоптово, казались просто не реальностью, а выдумкой, фантазией.
За такой маленький промежуток времени мы смогли в этой глуши найти столько интересных вещей, побывать на самых настоящих местах боев, где с войны уже никто толком и не селился. Автомат ППШ, гранаты, противотанковые мины, каски и штыки – все это лежало тут же в комнате, было сложено в углу. Только они и подтверждали неиллюзорность произошедшего с нами, и если для Саши с Геной такие находки не были чем-то невиданным, то для меня настоящее оружие, гранаты и штыки были просто фантастикой.
Так много мы ходили со Стасом и Серегой по Некрасово, излазили все Минское шоссе вдоль и поперек, так часто я мечтал о подобных находках. А вот сейчас все это военное железо лежало передо мной. И нам предстояло еще везти домой эти криминальные вещи, с точки зрения закона и правоохранительных органов. Я-то фактически ничего и не нашел, да и не стал бы рисковать с перевозкой ППШ, взрывчатки и гранат, но вот Саша был совершенно иного мнения относительно этого вопроса. Мои раздумья на эту тему прервал как раз Саша.
– Пашка, вот мой подгон тебе, – он встал из-за стола, подошел к куче находок, взял оттуда один из найденных штыков без ножен и протянул мне, – у меня вон сколько всего, пусть у тебя тоже штык будет. Все по-честному.
Я поблагодарил его и тут же стал с интересом рассматривать штык. Отмою, отчищу, выточу новодельные деревянные накладки вместо этих сгнивших, и будет реальный штык, думал я. Саша тем временем сгреб все остальное в вещмешок и отнес в машину.
– Будем отдыхать, завтра рано выезжаем, – кивнул он Гене, они выпили еще по стопке и Гена пошел домой, пообещав завтра придти и помочь нам со сборами.
На следующее утро мы быстро позавтракали, загрузили все пожитки в багажник. Как только Гена пришел к нам и стал помогать собираться, неожиданно к нам пришел и его сосед Саша, который был в первый дань нашего приезда. Гена стал ругаться на него матом, мол, иди отсюда и не мешайся. Тот лишь растерянно стоял в стороне, потом плюнул, переругнулся с Геной и пошел домой. Только потом я понял, что Гена очень сильно рассчитывал на выпивку и совсем не хотел делиться ею со своим деревенским соседом.
Мы погрузились, все было готово, и настало время прощаться. Саша дал мне знак, и я достал из своего рюкзака припасенную как раз на этот случай целую бутылку водки, протянул ее товарищу. Далее был театр одного актера.
– Гена, а вот тут у нас, кстати, одна бутылка завалялась, – как бы невзначай говорил Саша, обращаясь к нашему проводнику, – Пашка не пьет, а я за рулем. Держи вот, с Сашкой выпьете потом, Моторина позовете.
– Ага, хрена им, – Гена спрятал бутылку за пазуху, как будто это было полагавшееся ему в таких случаях вознаграждение за труды. Мы с Сашей попрощались с Геной, он снова пригласил нас приехать в любой удобное для нас время.
Гена остался стоять у крыльца приютившего нас дома, а мы поехали домой. Я в пути немного переживал, что нас могут остановить на посту ГИБДД, заставить открыть багажник, шмонать вещи… Но я не мог возразить Саше и потребовать от него не брать находки с собой, выбросить их в пруд или закопать их. Это было бы очень невежливо с моей стороны, кроме того, согласившись ехать с ним в эти места, я уже был с ним в одной лодке. Я знал, зачем еду, я хотел этого, и вот я получил все это полным ковшом – отступать было некуда.
Однако ничего страшного не произошло. Мы ехали по сильно разбитой трассе М-9, и Саша больше переживал за состояние подвески, чем за опасность попасться ментам. Ямы были через каждые пятьдесят метров, Саша маневрировал между ними, но время от времени колеса все-таки попадали в ямы, и вся машина содрогалась от мощных ударов снизу. Несколько раз за время пути он просил меня из салона на ходу проверить, не выскочили ли крепления задних амортизаторов.
Уже через пару часов такой ужасной дороги хотелось только одного – чтобы это все поскорее закончилось. В одной части полушария мозга у меня снова прокручивались наши похождения в Шоптово, а другой частью я уже думал про то, что меня ждет дома, какие новые задания из редакций меня ждут в электронном ящике. Саша ехал в своем обычном скоростном режиме 70—80 километров в час, не нарушая правил. Такая скромная машина была совершенно неинтересна гаишникам. Мы спокойно приехали каждый к себе домой, и я еще неделю после возвращения ходил, переживая этот новый опыт и необычный для себя формат копания. Наверное, в своем увлечении я переступил какую-то невидимую черту.