Весь оставшийся май и весь июнь у меня не было настроения копать. Точнее, я не хотел снова ехать в набившие оскомину места, но каждый день вспоминал обе поездки в Волгоградскую область. Я понимал, что в настоящий момент стою перед открытыми окнами возможности побывать в тех легендарных местах и еще успеть найти весьма достойные предметы по военной теме. Вместе с этим и четко осознавал, что конкурентов в поиске раритетов становится все больше, а самих этих предметов – все меньше и меньше. Если мы в самое ближайшее время не успеем воспользоваться шансом и постараться хотя бы просто посетить максимально возможное число мест, то уже в следующем сезоне туда ступит нога местного волгоградского копателя или приезжего москвича, и тогда с этим эльдорадо можно будет попрощаться навсегда. Я предвидел, что буквально через пару лет в «котле» будут найдены практически все награды, и эта тема полностью иссякнет. Вместе с немецкими знаками и орденами выкопают и все каски, штыки и прочие предметы снаряжения, так хорошо сохраняющиеся в сухой степной земле. Что не будет выкопано, то еще через десять лет все-таки пострадает от действия времени, ржавчина подточит железо до непотребного состояния, и про военную археологию в том виде, в каком мы еще застали ее с Серегой и Сашей, в Сталинграде можно будет просто забыть. Тот отвратительный сохран, что наблюдался в Подмосковье и в Тверской области, через те же десять лет уже будет нормой и на юге. Поэтому, не гонясь за ерундой на границе Московской и Смоленской областей, а также в Шоптово, нужно как можно скорее скататься в Волгоградскую область и успеть вытащить из земли военные трофеи.

Очень долго я объяснял свое нежелание ехать с парнями в Некрасово именно этим, как бы подталкивая Стаса и Серегу однажды бросить все дела и поехать «в Сталинград». Серегу, к счастью, уговаривать особо было и не нужно, но он, в самом деле, приходил в ужас только от одной мысли о том, что нужно будет снова ехать туда своим ходом. Похоже, что повторить подвиг пешего похода в «котел» Серега не был готов. Стас, видя такое отношение непосредственного участника событий, и подавно не решался ехать туда без машины. Но машину он никак не хотел брать у отчима напрокат, то ли боясь за ее целостность, то ли не будучи уверенным в своих силах преодолеть 900 километров за рулем.

Лишь Саша, выслушав мои доводы в пользу Сталинграда, конкретно и безоговорочно поддержал меня и согласился снова поехать в степь на машине, категорически отказавшись ехать на автобусе.

– Это исключено, – говорил он с железно убежденностью в голосе, – пешком там делать нечего, а расстояния там приличные – я в этом убедился. И вот если мы там найдем что-то интересное, то без машины это ну никак не вывезти, и бросать будет жаль… Тогда какой смысл ехать туда своим ходом? Поэтому только на машине – и только вдвоем!

Так он окончательно оборвал надежды Стаса на возможность «добавиться» к нам третьим участником поездки, хотя Стас очень активно набивался в пассажиры. Он звонил не только мне, но и сепаратно вел переговоры с Сашей и старался того лично убедить. Саша отказывался наотрез, причем, как мне кажется, он не просто был уверен в технической невозможности взять третьего на борт, но и опасался, что Стас снова будет уже на месте вести себя столь независимо, что это для коллектива станет тяжелой ношей. К тому же, зная об отрицательном отношение Саши к привычке Стаса «филонить» и делать все «нахаляву», я и это тоже подводил как веское основание мягко отказать в приглашении поехать всем вместе.

Мы с Сашей предварительно договорились, что будем планировать поездку в сталинградские степи на середину осени. При этом Саша предложил ехать не на десять дней и не на две недели, а посвятить поездке целых двадцать дней! Меня такой срок вполне устраивал, это было нечто неожиданное и сулило новый опыт. Столь долгое автономное путешествие должно быть и подготовлено по-особому. Стоило только представить, как много нужно запасти тушенки, крупы, макарон, хлеба и воды, как возникали реальные сомнения в том, что небольшой Сашин автомобильчик сможет выдюжить такой запас провианта. Но Саша меня сразу успокоил.

– Дороги в степи там нормальные, – говорил он, убеждая скорее не меня, а себя, – я же там видел все своими глазами. Земля сухая, и дождей почти не бывает – не то, что у нас. Каких-то особых следов распутицы я там не видел, так что мы там нигде не сядем намертво. Вот с водой и топливом могут быть проблемы – но теоретические. За горючкой, минералкой и даже свежим хлебом всегда можно поехать в поселок, станицу и на хутор. В этом нет никакой проблемы.

– А если при нас будет что-нибудь не совсем легальное? – я уже точно знал, что такого рода предметы у нас обязательно появятся. По-другому там не бывает.

– Тогда мы все сложим в мешок, прикопаем и сделаем схрон, пустыми поедем к цивилизации. И если нас где-то остановят, что даже очень хорошо в таком случае, то мы представимся рыбаками, показываем все вещи и удочки, и дальше уже едем по своим делам. Так будет даже лучше, если мы так примелькаемся, катаясь по месту как рыбачки. Забрать свое мы всегда сможем в последний момент и, в конце концов, быстро уедем домой под покровом темноты.

Казалось, что Саша не меньше моего думал обо всех вопросах, которые могут стать очень чувствительными в нашем путешествии. И ему, как это часто бывало, интуиция и опыт подсказывали самые изящные решения и ювелирную тактику при разработке всяких рискованных дел.

За такими разговорами мы провели немало времени, и в один прекрасный момент Саша предложил, как будто невзначай, съездить в Некрасово, «просто посидеть у костра, выпить водки и отдохнуть на природе».

– Надо же поддерживать квалификацию, – шутил он, – ну, хотя бы раз в месяц подтверждать статус.

Я прекрасно понимал, к чему он клонит: ему нужно было, чтобы я показал то место, где мы со Стасом обнаружили станок от пулемета Максим. Честно говоря, мне и самому было интересно найти его снова, на этот раз уже не случайно обнаружить, а целенаправленно выйти туда, где он был нами оставлен. Хоть с тех пор прошло уже почти три года, но мне казалось, что он до сих пор там лежит. Уж очень глухими и совсем забытыми казались те места, да и подходы к тому пятачку были совершенно неочевидными с точки зрения копателей. По сути, к станку можно было выйти только совершенно случайно, и именно мы со Стасом вышли к нему. Но ведь совпадений не бывает, и чем дольше я думал об этой идее, тем больше уверялся в том, что станок нас ждет там, где мы его видели.

Я согласился снова поехать в Некрасово и попробовать найти этот артефакт специально для Саши, но только с тем условием, что я не буду его тащить на себе. Саша должен будет сам взвалить на себя эту громоздкую и тяжелую ношу, раз уж он грезит этим станком с самого момента нашего знакомства. Саша поклялся, что он дотащит его, лишь бы только я нашел то место.

И надо же такому случиться, что у нас обоих свободное время для поездки выдалось именно в мой день рождения. Должен пояснить, что в тот раз он попал на середину недели, когда нет смысла приглашать гостей. Я замыслил, что устрою праздник на ближайших выходных, а сам знаменательный день позволю себе провести на природе, в палатке у костра. Саша никак не отреагировал на то, что я еду с ним по его, в общем-то, шкурным делам в лес да еще в свой личный праздник. Казалось, он принимал это как данность, будто бы у меня больше не было никаких других забот, кроме как удовлетворить его просьбу.

Как обычно в свой день рождения, я проснулся очень рано. Мама первой поздравила меня, и мы оба отметили тот скромный факт, что в этот день мне исполнилось 25 лет. Четверть века я ходил по земле и, достигнув такого возраста, все никак не мог найти своего места, шатаясь все свободное время по лесам и перебиваясь внештатной работой вместо того, чтобы сидеть где-нибудь в редакции полный рабочий день и иметь четыре недели оплачиваемого отпуска в году…

Примерно в полдень мы с Сашей уже были на поле за Серегиной дачей в Некрасово и выходили из машины, разминая ноги. Был прекрасный летний день, солнце светило изо всех сил, с поля несло пряными ароматами трав, и вообще, воздух был очень вкусный, сочный. Мы с Сашей вытащили из машины рюкзаки, переоделись из гражданской одежды в свои копательские костюмы, и как будто вчера были наши похождения в Сталинграде! Сразу нахлынули воспоминания о степных просторах, о необыкновенных находках и особом настроении. Саша был серьезен, он обернул вокруг шеи обычное полотенце на манер шейного платка, натянул на глаза свое кепи с орлом СС и надел резиновые сапоги. Я же лишь накинул на голову шляпу с противомоскитной сеткой, обычный свой летний головной убор, бросил в рюкзак лопату и металлоискатель, а также котелок, пакет с едой, чаем и бутыль с водой. Мне хотелось устроить стандартный обед в лесу, устроившись где-нибудь на лесной полянке у сосны и просто посидеть у костра, попивая чай с шоколадкой, переваривая сытный обед. Такой день рождения меня бы очень устроил, тем более, что в данный момент я делал именно то, к чему лежала моя душа.

Мы с Сашей вместе посмотрели карту, я примерно обозначил тот квадрат, где нужно искать место. Затем я выставил на компасе азимут, мы взяли курс на речку Добрею и двинулись в путь. Сначала мы с ходу переправились на другой берег, лихо пройдя по огромному поваленному бревну над почти пересохшим руслом. Затем взошли по склону на высоту и оказались в старом лесу. Вокруг везде росла высокая крапива, но мы умело обошли эти густые заросли по редколесью. Увидев просвет в деревьях, я направился туда и, к своему удивлению, увидел выход на грунтовую дорогу. Саша немного отстал от меня, но мне не пришлось долго его ожидать. Оглядевшись вокруг, мы заметили на полянке большой пень, врытый в землю, в центре которого в выдолбленном углублении на высоте человеческой груди лежал большой кусок соли.

– Егери лосей подкармливают, – зевая, сказал Саша, – это охотничья тема. Им зимой часто не хватает соли, и вот так человек поддерживает лесную животину.

Он так быстро и просто развеял мои вопросы, что я, утолив свое любопытство, сразу пошел дальше по дороге. А эта грунтовая дорога была мне чем-то знакома. Вспоминая все обстоятельства нашего со Стасом похода три года назад, я с каждой минутой убеждался в том, что именно на эту дорогу мы с ним вышли после того, как бросили станок в лесу. Но вот сейчас вокруг были молодые деревья, а мы тогда со Стасом вышли на дорогу после пересечения вырубок, и справа было еще большое сухое дерево, которое высилось над остальными деревьями.

– Саша, там было дерево вот такое! – и я обрисовал все приметы того места, которые только мог вспомнить, – нам нужно пройти по этой дороге вперед и смотреть во все глаза. Но смотри только вправо, и где-то там в самой чаще лежит твой станок.

Саша махнул рукой, мол, веди сам, я же тут впервые. Мы пошли по грунтовой дороге, на которой не было никаких свежих следов. Она хорошо заросла травой, в колеях местами попадались глубокие лужи с дождевой водой, но все-таки эта дорога была нанесена на карту и явно имела какое-то прикладное значение в наши дни. Скорее всего, охотники использовали ее для выхода на угодья и в качестве ориентира на местности. Кроме того, даже на карте было указание, что в деревне Сергеевское, что находилось уже на территории Смоленской области, имеется охотхозяйство. Следовательно, все пути-дороги вели в Сергеевское…

Мы прошли по дороге примерно пятнадцать минут, как вдруг я заметил слева и справа знакомые места. Мы остановились, я снял рюкзак с плеч и предложил Саше отдохнуть. Он закурил, а я пошел по дороге вперед, как сделал когда-то три года назад. С каждым шагом я все более уверялся, что мы вышли с Сашей именно на то место, в котором оказались со Стасом почти сразу после того, как покинули свою последнюю стоянку у пулеметной станины. Когда я дошел до того места, где дорога поворачивала направо, то картина для меня стала предельно ясной: это совершенно точно было именно то место. Я вернулся к Саше, обрадовал его этой новостью, после чего обратил взор на запад к полянке с вырубкой.

Приглядевшись, я увидел среди верхушек сосен остатки черного сгоревшего дерева, которые очень напоминали тот самый ориентир. Мы с Сашей еще посидели у рюкзаков, я перевел дух и снова посмотрел на запад. Теперь двух мнений у меня быть не могло – это было именно то самое искомое дерево! Еще раз сверившись с картой, обнаружил, что мы находимся примерно посередине дороги между тем местом, где она выходит из Сергеевского, и где она снова возвращается в его окрестности. Когда я понял, что мы уже совсем недалеко от места назначения, то все волнения как рукой сняло. Саша, казалось, старался лишний раз ничего не говорить и просто молчал, следуя за мной. Может, боялся сбить меня с правильного хода мыслей?

Я взял рюкзак, показал Саше на дерево, и мы пошли через старые вырубки и пробивающиеся через них молодые деревца. Как бы ни было трудно продираться через густой молодой березняк, но сворачивать с пути было нельзя: мы легко могли потерять направление. А верхушка сгоревшего дерева уже пропала в кронах других деревьев, мы теперь шли по интуиции и могли лишь надеяться на точность собственного встроенного в мозг компаса. Судя по карте, нам предстояло преодолеть не менее 700 метров по этой очень непростой местности, не сбиться с дороги и, выйдя к опушке, постараться там найти по приметам знакомые деревья. Точнее, знакомые только мне одному.

– Не спеши, – кричал мне сзади Саша, – ты уже на месте, и теперь мы спокойно найдем его. Главное – не проскочить, а уж там ты узнаешь все елки и кусты.

Его подбадривания подействовали очень положительно, я сбавил темп, восстановил дыхание и, действительно, все больше узнавал те деревья, которые встречались нам по ходу движения. Наконец, все тяжелые для прохода вырубки закончились, и мы с Сашей оказались у ряда густо посаженных елок. Это была опушка леса, того самого.

Я огляделся по сторонам, ожидая встретить какие-нибудь знакомые приметы. И действительно, разглядел под елками заросшую высокой травой яму, возможно, бывшую стрелковую ячейку. А под другой елкой увидел еще одну. Повинуясь инстинкту, я бросил рюкзак у елок, и пошел налегке вперед, слегка забирая влево. Оказавшись в старом лесу среди больших деревьев, растущих на значительном расстоянии друг от друга, я как будто провалился в другое время. Точно, я попал в 2004 год. Вот мы сидим со Стасом возле того дерева и сушим на костре одежду, а рядом с нашими рюкзаками лежит большая ржавая немецкая канистра. Так, вот это кострище, правда, оно очень сильно заросло травой, и его почти не узнать. Я покрутился вокруг и совершенно точно вспомнил все подробности нашего привала на этом месте: чуть подальше от места установки палатки я набирал воду, дальше вон того дерева никто из нас не заходил, а станок.. А станок лежит позади, метрах в пятнадцати от кострища. Я развернулся, прошел по тому направлению, которое мне подсказывала память. Шел напролом, раздвигая руками широкие ветки елей, растущих очень близко друг к другу, снова вышел из старого леса на опушку и вот, среди молодых елок, прямо в корнях, увидел станок. Он лежал там, где и положено ему лежать. Я замер, стараясь не шелохнуться, и прислушаться ко всем своим чувствам. Что же происходит у меня внутри?

Я испытывал очень сложную комбинацию чувств и эмоций. Во-первых, принимал все происходящее как подарок, сделанный мне на день рождения. Загадав, получил – спасибо!

Вслед за благодарностью пришло чувство облегчения – ну, наконец-то! Затем я испытал легкий шок как сумму от первых двух переживаний, после чего пришло понимание, что все это не сон, и это все есть совершенная реальность. Я склонился к станку, который был омыт дождями, уже засыпан хвоей по-другому, да и трава тут выросла рядом новая, незнакомая. Но станок был, и я стал рукой пытаться сдвинуть его с места. Скорее пользуясь мышечной памятью, чем памятью ума, я вспомнил, что мы его не смогли вырубить из корней, поленившись помахать лопатками. Станок качался в разные стороны, его даже можно было немного приподнять, но он накрепко и насквозь был связан корнями с елкой и с землей. Я потер рукой в перчатке круглую деталь станины и вдруг снова ясно увидел на бронзе выбитые цифры. Это был номер станка, какой соответствовал номеру тела пулемета и, вероятно, номеру, выбитому на защитном щитке. Остальных деталей пулемета тут, к сожалению, мы тогда и не находили, так что я мог судить по номеру только о станке. Так вот, этот номер меня снова поразил в самое сердце, в самую душу. Это была какая-то мистика, с которой в этот самый момент соприкасался только я один, поскольку Саша еще не знал, что станок мы все-таки нашли. Саша был тут неподалеку с рюкзаками, ожидал моего возвращения из разведки.

А я сидел возле станка, смотрел на цифры и испытывал одни из самых глубоких переживаний, которые были у меня в жизни. На станке был набит номер «50792». Сегодня был как раз пятый день июля – мой день рождения, и именно в этот день все происходило. Ну, а девяносто два – это как раз номер моего дома. В этот миг я интуитивно почувствовал, что за этими цифрами кроется какое-то скрещение времени и пространства: первые три цифры знаменовали время, а последние две – пространство. Таким образом, время и пространство обозначали именно ту точку, откуда я пришел сюда. Именно в этот день случилось окончательное обретение станка.

– Саша! Я нашел, иди сюда с рюкзаками! – я кричал изо всех сил в ту сторону, где, как мне казалось, меня ждал товарищ.

Совсем недалеко я услышал знакомый голос и буквально через минуту увидел Сашу, который тащил в руках мой рюкзак и свои вещи. Его лицо несло отпечаток легкой заинтересованности. Движения его были чрезвычайно легкими, как в момент наивысшего накала страстей. Он не сразу заметил в корнях и в траве нашу находку, а когда увидел, то спокойно положил все вещи на землю, достал сигарету и невозмутимо закурил. Я принялся рассказывать Саше все, что пережил за минуту до этого и особо рассказал о номере на станке.

– Понимаешь, ведь это не может быть случайностью, – горячо объяснял я свою идею, – когда совпадают день и месяц. Мой день рождения, это как раз сегодня, это именно тот день…

Но Саша слушал меня без видимого эмоционального отклика, казалось, что он совершенно не понимает, о чем именно я ему говорю. Это меня даже как-то зацепило, и я снова стал рассказывать ему о том, что все это мало похоже на совпадение, что многие вещи во всей это истории, вероятно, предопределены.

– Не исключено, что ты прав, – наконец, проговорил Саша, затушил сигарету и полез в свой рюкзак за топором. Я выдохнул, постарался переключиться на другую тему, предоставив Саше возможность самому вырубать станок из корней, освобождать его из многолетнего плена. За пятнадцать минут все было сделано, и мы вдвоем стали вытаскивать его из земли. Станок весил и в самом деле немало. Он был совершенно цел и невредим, за исключением колес. Один обод колеса был погнут, а второй просто отделился от сгнивших деревянных спиц. Обе ступицы были на месте, и объяснений такого состояния ходовой части было два. Первое – боевое повреждение колес станка, после чего станок стал непригоден для дальнейшего применения в условиях боевой обстановки. Поэтому с него сняли сам пулемет и щиток, переставили их на другой станок, а этот просто бросили. Чинить колеса или менять их на ремонтные, возможно, было непросто, поэтому красноармейцы и поступили так. Второй вариант заключался в том, что пулемет тут изначально находился в полном комплекте, но после войны лесоустроители, которые делали тут вырубки, обнаружили на местах боев оружие, после чего со станка свинтили пулемет и щиток, а станок с колесами попробовали уничтожить трактором, проехав по нему. Так лишь повредили деревянные колеса со стальными ободами, но при этом не испортили бронзовую опорную плиту и не смогли даже согнуть ручку для перекатывания станка.

Кстати, лишь достав станок из земли и внимательно осмотрев его, мы с Сашей поняли, что станок был сложен пополам, как если бы его в последний раз перед утратой переносили на спине. В общем, загадка причины нахождения его тут ничуть не затеняла сам факт его обнаружения. Саша стал гадать, как ему лучше переносить станок, а я взял металлоискатель и пошел по окрестностям. К моему удивлению, буквально в десяти метрах от станка я обнаружил едва видимую стрелковую ячейку. В ней были сигналы, и там я откопал наполовину сгнившую советскую солдатскую эмалированную зеленую кружку, остатки овального фильтра от противогаза РККА, несколько гильз и патронов от винтовик Мосина, огрызок карандаша. Больше тут ничего не было.

Я позвал Сашу, а он, глядя на мои находки, стал подозревать, что в ячейке может быть боец. Вместе мы разрыли эту ячейку, но никаких костей или других предметов в яме не обнаружили.

– Место очень интересное, – дал Саша свое заключение, – тут могут быть еще ячейки, но вокруг вырубки. Все может быть под вырубками, по которыми проехали трактором. Сколько тут может еще народа лежать?

Вопрос был, конечно, риторический. По-хорошему, на этот место нужно приходить весной, сжигать аккуратно всю сухую траву и затем внимательно проверять все подряд металлоискателями, возможно, еще и глубинниками. Посудите сами, если в таком глухом углу лежали прямо по верху станок от пулемета Максим и немецкая канистра, то что еще тут можно найти?

Мы с Сашей еще немного походили вокруг с металлоискателями, но высокая трава буквально не давала опустить катушку пониже к земле, она и просто ходить едва позволяла. Поэтому мы и особо не зачищали этот «пятачок», хотя Саша старался обычно не оставлять после себя необработанных мест. Видимо, вся история с этой находкой все-таки сильно его ошеломила, и мы стали готовиться к возвращению со станком обратно к машине. Наша задача максимум была выполнена, причем идти назад с таким весом на плечах – это не простая задача, которую Саша, следуя нашему уговору, должен будет выполнить в одиночку. Мне совершенно не хотелось надорвать спину или живот, вытаскивая эту железяку из леса. Моя миссия была выполнена, я получил все, что хотел, и даже больше. Саша же обрел давно искомый предмет, все обязанности по эвакуации которого из леса теперь лежали исключительно на нем.

Мы пошли обратно, и мне все время приходилось замедляться, чтобы Саша мог догнать меня. Огромным облегчением для него стал наш выход обратно с вырубок на дорогу, по которой он мог пройти без особых проблем. Зато настоящим испытанием его спины, рук и ног стала последняя миля, когда мы несколько раз были вынуждены переходить русло речки Добреи.

– В луку попали, – кряхтел Саша, – в S-образную излучину, потому и переходим реку третий раз уже, – плевался он, – давай выводи на ровное место, видишь, как мне тяжело тащить!

Наконец, мы уже подошли к полю, и больше нам не потребовалось переходить через русло. Уже на поле Саша чуть не упал, оступившись в яму, и немного повредил колено. Я хотел было у него уже забрать станок, но он отстранил меня, передохнул, и последним рывком хотел дотащить станок до машины. Но тут резкая боль в колене заставила его бросить станок: дальше он уже не мог идти с таким весом, хотя до машины оставалось примерно триста метров.

Тогда я взял станок у Саши и все-таки дотащил его до машины. Ковыляя и прихрамывая, Саша спустя десять минут тоже вышел к машине. Без нагрузки он мог ходить, но со связками колена у него уже явно были какие-то проблемы.

Мы поставили палатку, развели костер, поужинали как обычно. Саша накатил 50 грамм водки и уговорил меня тоже выпить 50 грамм – за свой день рождения и за такую находку. Мы вы пили с ним по две рюмки, потом еще одну за скорейшее излечение колена. О копании на следующий день речи уже не было, мы решили просто отдохнуть на природе и набраться сил. Потом заварили чай, я напился чая, закусив его шоколадкой, и полез спать. Помню, как Саша еще минут двадцать один сидел у костра и курил, а потом и он тоже залез в палатку. Так закончился мой самый необычный за 25 лет и самый мистический день рождения. Я заснул с этой мыслью, одновременно стараясь представить, каким будет следующий?