Вторая половина лета прошла в работе, хотя в ней для меня уже было мало чего нового и интересного. Я нашел какую-то свою нишу, за пределы которой было уже довольно сложно выбраться одним рывком. По-прежнему меня увлекала видеосъемка и монтаж, и в какой-то момент я даже задумал снять какой-нибудь игровой фильм. Сюжет, само собой, должен быть оригинальным, не заимствованным. Так я постепенно стал заходить на это неизведанное для себя ранее поле режиссуры и продюсерской работы. Имея свободное время в избытке, я нашел таких же свободных, независимых и идейных товарищей, которые были рады предложению поучаствовать в съемках бесплатно.

Почти весь сентябрь я провел в погружении в азы съемочного процесса и настолько этим увлекся, что даже никуда не ездил копать со Стасом и Серегой. Я помнил, что у нас с Сашей имеется договоренность о долгой поездке в Волгоградскую область, и время от времени заходил на форум сталинградских копателей. Чтобы, во-первых, быть в курсе их дел, а во-вторых, подспудно узнать про самые перспективные места. И оказалось, что в «котел», где мы были с Саше весной, из числа самых продвинутых копателей уже мало кто ездит. Более интересными с точки зрения находок выглядели места за Доном.

Изучая фотографии на форуме, я вдруг наткнулся на знакомые лица. Долго не мог вспомнить, где же и когда я видел этих людей, пока не вспомнил избу в Шоптово и процесс покупки бундесверовского перочинного ножика: на фотографиях были все тот же Александр и его друг. Их наш Саша периодически вспоминал и постоянно назвал «опереточными копателями». Эти люди протоптали тропу в Сталинград не хуже нас, они взяли себе в проводники местных форумчан и катались за Доном на своих пикапах, мотоциклах, квадроциклах. Раз уж судьба сводила нас дважды, то и третьего раза не миновать, подумал я, и твердо решил ехать именно туда, за Дон.

Примерно в конце сентября мне Саша стал очень часто звонить, и мы не спеша стали готовить экспедицию. В начале октября почти все уже было готово, однако у Саши возникли какие-то проблемы с рабочим расписанием, и нам пришлось отложить отъезд на неделю или две. Я был готов стартовать в любой момент, предупредив заранее всех своих коллег в редакциях, что меня не будет в Москве до начала ноября. Дома все дела тоже были сделаны, и примерно в середине октября Саша, наконец, позвонил и сообщил, что мы можем выезжать.

Я уложил в рюкзак свой обычный набор вещей и снаряжения, а также закупил отдельно несколько бутылок водки и много банок тушенки. Крупа и макароны добавили веса к пакетам, так что, когда я приехал к Саше, то общий вес моей нагрузки был почти равен моему собственному весу.

Саша уложил в машину свою долю провианта, среди которого были огурцы, помидоры, лук.

– Это витамины, – пояснил он, – обязательно нужно есть зелень и овощи, а то на одних консервах мы долго не протянем.

Я полностью его поддержал, и мы еще дополнительно купили яблок. С собой в машину мы, по традиции, положили две упаковки из 6 бутылок минеральной воды, и еще Саша загрузил 20-литровую пластиковую канистру с ключевой водой. Этого нам должно было хватить на первую неделю, а дальше предполагалось пополнять запасы на месте. Я взял с собой запас наличных денег, чтобы ни в чем себе не отказывать, разумеется, в разумных пределах, и чтобы иметь возможность заправлять автомобиль во время поездок.

Как и в прошлый раз, мы выехали во второй половине дня, чтобы на утро следующего оказаться уже в Волгоградской области. Перед отъездом мы зашли к батюшке, священнику отцу Павлу, с которым Саша был в очень хороших отношениях. Тот благословил нас в дорогу, подарил по толстой восковой свечке и напутствовал крестным знамением. Воодушевленные такими проводами, мы сели в автомобиль и отправились в путь.

По трассе М6 «Каспий» мы привычно «сломали» примерно 900 километров. Точнее, все время рулил Саша, а я по мере сил старался бодрить его и не давать заснуть, сидя справа на водительском сиденье. Ехали мы ночью не спеша и примерно в десять часов утра въехали на территорию Волгоградской области. Миновали Иловлю, и с этого момента я стал по карте отслеживать наше перемещение по трассе. Нам нужно было свернуть на Качалино, не доезжая примерно 35 километров по трассе до того места, где мы свернули в прошлый раз.

– Разве мы не поедем в «котел»? – спросил меня Саша так, как будто впервые услышал от меня про Задонье.

– Нет, там уже не модно копать, – отвечал я ему, борясь со сном, – нас ждут меловые горы и природный парк «Донской»!

– А я думал, что мы будем колесить по лунному пейзажу за Западновкой, Дмитриевкой, Россошками, – слегка разочарованно тянул слова Саша.

– Вот ты хотел порыбачить – будет тебе клев на Дону, так же как и «лунный ландшафт», но только в другом месте, – старался я подбодрить его и заинтриговать.

Доехав до развилки, мы повернули в сторону поселка Качалино. Ориентиром для нас был огромный элеватор. Мы миновала железнодорожный переезд, обогнули элеватор и оказались на перекрестке. Налево – дорога к переправе у станицы Трехостровской, направо – дорога в Качалино. Саша предложил заехать в поселок и купить свежих продуктов местного производства. Мы въехали на улицы Качалино примерно в полдень и вдруг оказались в самом центре бурной провинциальной жизни. Был выходной день, и, как водится, был базар.

Там продавали живую птицу, поросят, яйца, мясо, овощи. У Саши сразу сработал инстинкт кулацкой породы, и он остановил машину. Жадно разглядывая торговлю, он явно просчитывал варианты что-то купить здесь дешевле в большом количестве, чтобы привезти это домой.

– Жена про лук спрашивала, про картошку, – вслух сообщил он свои мысли, – но как мы это все сейчас повезем? Если покупать, то сразу мешок, и торговаться. Но у нас нет места, не сможем увезти. Надо будет на обратном пути сюда заехать.

Мы покрутились еще немного вокруг базарной площади, и уже собрались было уезжать, как вдруг у нас возникла мысль набрать с собой воды. За время ночной поездки мы опустошили почти шесть бутылок минеральной воды, и нас встревожил такой большой расход.

Саша вручил мне пустую 20-ти литровую канистру, и я отправился искать колодец или водоколонку. Оказалось, что в поселке Качалино так просто воду найти не удастся. На базаре мне сказали, что ничего не знают о водоколонках, а ходить по дворам, стучать в ворота и просить набрать большую канистру воды мне не хотелось. Но тут мне на помощь пришла одна женщина на базаре. Увидев мою беспомощность, она сказала, что я смогу набрать воды у нее. Мы пошли с ней к двухэтажному многоквартирному дому, она провела меня в квартиру и вытащила из ванной гибкий шланг, из которого поливали палисадник у окна с первого этажа. Я набрал полную канистру, поблагодарил любезную женщину и вернулся к машине. Саша был удивлен, увидев меня возвратившегося с полной канистрой так быстро. Мы уложили ее в багажник, выехали из Качалино и свернули к переправе.

Дорога была прямая, как стрела, и пустая, как улицы в Москве ранним утром 1-го января. Примерно 6 километров пути были одной линией, и мы медленно приближались к Дону. Меловые горы на противоположном берегу были сначала маленькими и несерьезными, по мере приближения к ним они становились все более внушительными. Хотя в высоту они не были прямо-таки огромными, но оказалось, что они находятся не у берега, а вдалеке от него. Станица Трехостровская приютилась на высоком берегу Дона, на довольно ровном плато, которое затем поднималось к природному парку «Донской». Мы подъезжали к переправе, а вокруг были такие живописные виды, что глаз нельзя было отвести. Глядя на белые меловые горы, на раскидистые дубравы в пойме и на хорошо ощущаемое присутствие большой могучей реки, вспоминались строки Михаила Шолохова и сразу два его произведения одновременно – «Тихий Дон» и «Они сражались за Родину».

Когда мы подкатили к переправе, то оказалось, что сейчас уже обеденное время, и следующего парома придется ждать примерно час. Мы с Сашей вышли из машины, впервые за время пути хорошенько размяли затекшие ноги и стали осматриваться. Ширина Дона в месте переправы была не более двухсот метров. Куда бы ни посмотреть – везде наблюдается какая-то пустынность, недосказанность. Минимализм станичной жизни сказывался в том, что никаких особых ограждения у понтона, к которому причаливал паром, не было; сразу у понтона начинались камыши, к которым в нескольких местах вела тропинка, протоптаная рыбаками. Мелкий мусор лежал в траве и на обочине дороги то тут, то там, принесенный вечным сталинградским ветром. Никто не спешил навести тут порядок, придать лоск и как-то облагородить природу. Все вокруг выглядело настолько естественным, насколько может смотреться обычная сельская жизнь, не снабженная столичными прикрасами и излишествами, к которым я, несомненно, привык.

Саша смотрел на все окружающее спокойно, но с интересом. Будучи заядлым рыбаком, при виде огромной реки он стал мечтать о том моменте, когда сможет закинуть спиннинг. Мимо как раз проходил местный рыбак, с которым Саша завел невзначай неспешную беседу, попутно выяснив все и про рыбалку, и про магазины. Яркое солнце припекало очень хорошо, и нам, вырвавшимся из холодной октябрьской погоды столичного региона, были в диковинку виды южной реки и теплые, нагретые палящим полуденным солнцем, белые высокие берега.

Когда время обеда закончилось, на другом берегу зашевелилась жизнь. Паром ожил, заработал дизельный судовой двигатель, и на паром въехали несколько легковых машин. За пять минут паром перевез их и несколько пешеходов на наш берег, и когда все выгрузились, то настало наше время заезжать на паром.

Саша вкатился на машине на площадку, а я пошел оплачивать билет за перевозку автомобиля с пассажирами. За нами въехали еще пара машин, постепенно все поручни оказались заняты людьми. Мы с Сашей тоже встали у поручня и стали ждать отхода парома. Паромщики делали все не спеша, они деловито обошли весь паром по периметру, снова завели двигатель и отшвартовались. Медленно паром отчалил от берега, и мы пошли на другую сторону. На середине реки было самое мощное течение, с которым двигатель парома справлялся без труда. Запах выхлопа дизельного двигателя, сизый дым над волнами и солнечные лучи, отражающиеся от речных волн, напоминали отдых на море, поездки на морских трамвайчиках и всячески расслабляли. Но эта пасторальная картина быстро закончилась, паром причалил к берегу, и первыми сошли на берег пассажиры. Затем паромщики откинули пандус прямо к кромке воды, и все машины аккуратно съехали на берег. Мы с Сашей не спешили уехать и пропустили вперед себя все машины: я точно не знал, по какой дороге нам лучше выбираться с переправы, поэтому, на всякий случай, сверился с картой. Но Саша больше полагался на свою наблюдательность.

– Все уехали туда, вверх, – обратился он ко мне, – это, наверное, дорога к центру станицы. И местные все тоже пошли пешком по ней.

Мы сели в машину и стали медленно подниматься по дороге наверх. В конце подъема мы увидели множество крыш вдали, четкую геометрию улиц. Это и была станица. Широкая дорога проходила вдоль улицы с высокими заборами, за которыми в тени деревьями скрывались добротные большие дома. Оглянувшись назад на станичной улице, я увидел внизу переправу, дорогу на Качалино и колеблющийся в горячем воздухе образ огромного бледно-зеленого элеватора, возле которого мы проезжали сегодня утром. А вокруг были просторы, можно было увидеть вдалеке трассу на Волгоград – ее выдавали блики лобовых стекол автомобилей, мелькавшие на солнце. В станице были слышны всякие звуки, которые обычно сопутствуют деревенской жизни, но такого оживления, как на базаре в Качалино, не наблюдалось. Станица казалась сонной и замершей, только приходящей в себя после обеда.

Мы с Сашей остановились у здания магазина. Через широко распахнутые двери можно было увидеть обстановку внутри, и там явно время замерло где-то между концом 1980-х и началом 1990-х годов. Внутри на полу было типичное советское покрытие из мраморной крошки, которое в те времена лежало абсолютно во всех продуктовых магазинах. Стеклянные витрины-холодильники, казалось, даже не были подключены к электричеству, и там внутри лежали самые разные продукты: хлеб, молоко, сахар, крупы. Эти витрины застали, наверное, еще Олимпиаду-80, но выглядели вполне чистыми и ухоженными, хотя их солидный возраст был заметен с первого взгляда.

На деревянных полках позади продавщиц лежали банки с консервами, поставленные одна на другую. Судя по толстому слою пыли, заметному даже с расстояния двух метров, консервы в станице популярностью не пользовались, но их наличие явно должно было свидетельствовать покупателям о видимом благополучии магазина и об отсутствии дефицита. Старый прилавок с плитой из грязного искусственного мрамора со сколами, на котором стоял архаичный аналоговый кассовый аппарат производства начала 1990-х годов; совсем немодный белый халат продавщиц вкупе с ее очень ярким макияжем, дополненным рядом блестящих золотых зубов, придавали неповторимый колорит всему магазину.

Единственным современным предметом внутри торговой точки был холодильник для напитков со стеклянной дверцей и подсвеченной рекламой какой-то популярной марки пива на боковине. Только этот холодильник портил картину путешествия во времени и возвращал нас в 2007 год. Ценники на продуктах были под стать основной эпохе, живущей в магазине, – это были большие крупные наклейки ярко-зеленого, ярко-малинового и ярко-оранжевого цветов с цифрами, щедро выведенными толстым черным фломастером.

Картину завершали грубо сваренные самодельные решетки из арматуры, закрепленные как внутри магазина, так и снаружи. Они защищали огромные запыленные панорамные окна с толстыми стеклами, которые стояли тут еще с момента постройки магазина. Даже довольно грубая, по нынешним временам, манера общения продавщицы, которая была местной жительницей, имеющей за плечами громадный стаж работы в торговле, и которая перенесла из эпохи СССР в наше время все свои привычки и манеры, была тут исключительно уместной. Атмосфера погружения на десять и даже пятнадцать лет назад была полная, я испытал большое удовольствие от того, что увидел в магазине. Мы купили там местного хлеба, каких-то молочных продуктов и еще что-то совсем дешевое из овощей. Выйдя из этого магазина с покупками, я подумал, что времени на самом деле нет, и есть лишь уклад жизни, который может обновляться, как это происходит в Москве и в Волгограде, а стоит отъехать чуть от большого города, как ты окунаешься в старый уклад, который доминирует за городской чертой. Сложив покупки в багажник, мы медленно отъехали от магазина и я, держа в руках карту, советовал Саше, куда нам стоит поворачивать и какой дорогой ехать.

Мы оставили позади станицу, выбрались с асфальта на широкую грунтовку и поехали по ней вперед и вверх, почти строго на запад. Эта дорога единственная вела от станицы к высотам, которые мы видели еще с той стороны реки. Забравшись на высоту, мы проехали своеобразный перевал и оказались на ровной поверхности. Дорога шла дальше в сторону степи, и если до перевала поля несли на себе следы обработки, то здесь уже на поле трава росла свободно, и видно было, что в этих местах никакой сельскохозяйственной деятельности не велось. Мы решили так и ехать по самой накатанной дороге и буквально через сто метров оказались на перепутье нескольких дорог. Недалеко от колеи на поле стоял какой-то щит с текстом. Подъехав поближе, мы смогли прочитать надпись, она гласила: «Вы въезжаете на территорию природного парка „Донской“. Запрещается проезд транспортных средств вне дорог, разведение костров и хозяйственная деятельность». Мы приостановились и стали думать, что может означать эта информация. Судя по следам машин и многочисленным колеям, местные ездили тут везде, игнорируя эти запреты. Что касается костров, то у нас с собой есть газовая плитка и баллон с газом. Так что мы можем и не разводить костры, если это для кого-то принципиально.

– Куда дальше ехать? – спросил меня Саша, – двигаемся по дороге вглубь, к «лунному ландшафту»?

– Нет, туда мы успеем еще, – отвечал я ему, приглядываясь к живописной роще, которая была не далее, чем в двухстах метрах от нас, – давай доедем до того большого дерева.

И мы поехали к роще. Большое дерево оказалось очень старым раскидистым дубом, который рос поодаль. Он был очень красивым, его ствол был не менее трех обхватов, и наверняка он застал войну. Саша поставил машину в тени дерева так, чтобы с того перекрестка крыша нашего автомобиля не была видна. Я дополнительно положил на крышу несколько веток, и тогда машина уже с десяти метров не бросалась в глаза. Полагаясь на свежие впечатления, я сделал фотоаппаратом несколько кадров с этим дубом, и сразу на ЖК-экране этот пейзаж заиграл очень интересно. Как будто фотография сделана в дикой пустынной саванне где-нибудь в Африке или в Астралии – мощное раскидистое дерево с широкой зеленой кроной стоит в окружении высокой сухой желтой травы, отбрасывая на нее большую объемную тень, а на заднем фоне видно знойное голубое небо без единого облачка. Окружающие нас виды были так необычны и так резко контрастировали с тем, что мы видели еще вчера вечером, что я даже и забыл, зачем мы сюда приехали. Саша тоже, похоже, увлекся пейзажем, он смотрел вдаль и изучал местность на горизонте. Мы решили организовать обед, поскольку голод давал о себе знать уже в полную силу. Все-таки мы сегодня даже не завтракали, поэтому прежде, чем что-то делать, нужно было подкрепиться.

Только мы успели организовать походный стол из пластикового ящика для пивных бутылок и на толстой фанерной доске разложить еду, как увидели, что к нам едет красная «Нива». Мы с Сашей были так успокоены природой, что даже не придали этому особого значения. «Нива» остановилась недалеко от нашей машины, из нее выскочил мужчина в возрасте и направился к нам.

– Приветствую! – обратился он, – не видели тут корову?

Мы с Сашей поздоровались с мужчиной и ответили, что коровы не видели, и вообще сами только что приехали. Саша демонстративно достал из пакета пузырь со спиртом, который он разводил с ключевой водой в своей какой-то особо фирменной пропорции, и разлил его нам по стаканам. Мужчина, увидев, что мы похожи на обычных туристов, махнул головой, ничего не ответил и буквально побежал вниз по склону, куда уходила роща. Там он покрутился еще минут пять, вернулся к машине и уехал в ту же сторону, откуда и появился. Развернувшись на перекрестке, он поехал дальше вглубь парка, и мы только по шуму удаляющегося мотора слышали, как он укатил.

– За приезд, – Саша поднял тост, как ни в чем не бывало, и осушил стопку. Я жестом показал, что мне наливать не нужно, и зажег газовую плитку, чтобы вскипятить чай. Мы поели мягкого хлеба с нарезанными свежими огурцами и помидорами, закусили какой-то снедью, отчего сил заметно прибавилось.

– Ну, значит, сегодня больше никуда не поедем, – Саша откинулся на походном стульчике назад, закурил и огляделся вокруг, выдохнув дым, – а копать-то будем?

– Надо посмотреть, – я дожевывал бутерброд с салом и разливал чай по кружкам, – здесь в малой излучине Дона везде бои были, так что мы уже в самом центре.

Саша кивнул в знак согласия, и мы далее сидели в тишине, испытывая удовольствие от полуденного солнца, свежего степного ветра, вкусной еды и горячего чая. Когда мы закончили трапезу, то можно было и заняться главным делом – копанием. Достав металлоискатели и лопаты из машины, мы с Сашей пошли в ближайшую рощу. Он буквально сразу зацепился за какой-то «пятачок» с гильзами и решил на нем поработать основательно, а я решил не зацикливаться на одном месте, а составить предварительную разведочную карту. В начале рощи мне тоже попадались стреляные гильзы, в середине к ним добавились уже разнокалиберные осколки и несколько целых патронов от советского ПТР, также были хорошо сохранившиеся куски от советских касок и разная стальная фурнитура от ремней, сумок, снаряжения. Были и ржавые консервные банки – куда без них! Роща постепенно снижалась, превращаясь в заросшую мелким редким лесом балку, и чем она становилась глубже, тем меньше металлических предметов там было. Когда я дошел до тех мест, где какие бы то ни было находки вообще прекратили попадаться, то развернулся и пошел к Саше.

Он все так же рутинно ковырялся примерно в том же самом месте, где я оставил его. Подойдя к месту действия, я увидел перед Сашей на отвале свежей земли с десяток советских противотанковых гранат РПГ-40, целую кучу патронов от ПТР.

– Вот это да! – вырвался у меня возглас удивления, – это ты накопал тут, в одном месте?

– Да, – откликнулся Саша, – прямо в этой ячейке все и лежало. Посмотри, я даже никуда и не ходил больше! Судя по хламу, тут никто раньше даже не копал!

Буквально в пятнадцати метрах от этого места стояла наша машина, а вон там на пригорке перекресток, на который попадают все, кто едет сюда из Трехостровской. Было трудно поверить, что война все это время была так близко от проезжих мест.

– Но это еще не все, – загадочно улыбался Саша, – смотри сюда: такое когда-нибудь видел?

С этими словами от полез под куст за спиной и достал оттуда слегка тронутую ржавчиной СВТ-40 без деревянного приклада. Я смотрел на это мощное оружие в его руках, оно выглядело так, будто его слегка припудрили мукой и сняли приклад – все детали винтовки были целыми, без глубоких каверн ржавчины и утрат металла.

– Лежала чуть поодаль от ячейки, – тихо сказал Саша, – почти рядом у входа в рощу, на глубине десять сантиметров от поверхности. У нее все целое, и затвор на месте, и сама она в изумительном сохране.

Мы вместе изучали винтовку и тут заметили, что в примкнутом магазине у нее было

аккуратное отверстие от пули.

– Попали точно в магазин, – констатировал Саша и дальше развил мысль вслух, – но, ты знаешь, это боевое попадание, если бы ее хотели испортить, то стрелять в магазин нет смысла, ведь он же съемный. И как трофей она была бы интересна немцам, они бы обязательно забрали самозарядку у убитого или у пленного.

– Согласен, это просто чудо, что она тут осталась лежать. Поздравляю, это офигительная находка! – я пожал Саше руку, – смотри, ты в первый день уже нашел такую вещь, которая окупает твое участие в поездке на все сто процентов!

– Абсолютно, – он вертел СВТ в руках, рассматривая ее в подробностях, – такого сохрана я никогда ни у кого не видел. Как-то в школьном музее была СВТ, которую привезли наши местные поисковики из Шоптово, но там было все ржавое и хрупкое. Тут же вообще все такое крепкое, что хоть прямо под восстановление. Она будет стрелять.

Мы устроили небольшую фотосессию с находками, я еще дополнительно пофотографировал виды природы. Саша сразу убрал винтовку в брезентовый мешок, и мы поняли, что на этом месте нужно остановиться на ночлег. День уже клонился к закату, и мы спокойно установили на ровном месте палатку, отметили первую ударную находку хорошим ужином и выпили по одной стопке разведенного спирта. Саша убедил меня, что в малых дозах алкоголь позволяет избежать такого неприятного явления, как накопление в мышцах молочной кислоты. Именно из-за нее на следующий день после нагрузок человек испытывает боль в руках и ногах и не может эффективно работать.

– Да и просто снимает стресс, – доказывал он, – ты расслабляешься немного и всю ночь хорошо спишь, а наутро как огурчик!

Вымотавшись за прошлую ночь, проведенную в пути, и исчерпав весь запас сил за первый день в Задонье, мы с Сашей после этого уползли в палатку и заснули богатырским сном.

А наутро мы встали по будильнику на моем мобильном телефоне, причем я сразу почувствовал легкость в теле. Пружинистой походкой я вышел из палатки, легко и непринужденно приготовил завтрак. Саша тоже встал без особых задержек, после завтрака мы привычными движениями сняли палатку и кинули в багажник. Новый день – новые надежды, и я предложил Саше сходить пешком вниз вдоль рощи и разведать балки на горизонте.

– А чего ходить? – усомнился Саша, – давай просто проедем туда на машине, тут вроде даже есть след от колес на траве, значит, туда можно спокойно заехать. А если мы там ничего не найдем, то развернемся да и уедем.

Я поддержал такую идею, ведь она очень хорошо сэкономила бы наши силы и время.

– Мы – моторизированная пехота, – кричал Саша, крутя руль и высматривая впереди колею, – и проедем везде, где можно проехать!

Но ехать далеко и не нужно было, примерно через пятьсот метров справа мы заметили очень интересную рощу и балки, которые уже давно заросли лесом. Припарковав машину в тени, мы с металлоискателями пошли к роще. Оказалось, что интуиция нас не подвела: там было множество ям, похожих на блиндажи, и кое-где между ними были оплывшие ходы сообщения. В качестве линии обороны эта местность вряд ли использовалась, поскольку была ниже той высоты, откуда мы приехали. Но как район сосредоточения войск, в том числе и различных тыловых подразделений, она вполне могла использоваться.

Мы разошлись в разные стороны, чтобы не мешаться. Саша был верен своей тактике и остался недалеко от машины, а я отправился к балкам. Оказалось, что они очень узкие и глубокие, то есть строить там блиндажи было совершенно нецелесообразно. Все ямы были расположены по верху балок, но я обошел балку вдоль, чтобы убедиться в том, что в них на самом деле нет никаких ям. Возвращаясь к полянке с машиной, я наткнулся на несколько сигналов у края балки. Достаточно было воткнуть лопату в землю, как я добрался до металла. Это были педали от велосипеда с остатками желтых катафот и резинками для подошв; зубчатые колеса для цепи, остатки сиденья. Мне были знакомы модели советских велосипедов и их детали, но это были явно очень старые запчасти. Они были очень аккуратно изготовлены, имели даже какую-то избыточную прочность. По этим и другим признакам я решил, что это принадлежности от немецких военных велосипедов. Сразу вспомнилась немецкая кинохроника, на которой запечатлены колонны велосипедистов вермахта, катящиеся по пыльным дорогам на Восточном фронте, стремящиеся достигнуть Сталинграда. Если учесть, что здесь были бои по лету 1942 года, то моя версия относительно немецких самокатных частей вполне могла иметь основания. Я продолжил копать и обнаружил еще несколько разных запчастей именно от велосипедов. Видимо, тут была какая-то ремонтная база, где в довольно спокойной обстановке немцы разбирали неисправные велосипеды и из нескольких сломанных вновь собирали один целый, а дефектные запчасти тут же и бросали.

Поразмыслив над этим и потеряв надежду найти целый велосипед, я переключился на ямы и окопы, которые мы увидели в самом начале. Саша тем временем копался где-то на полянке, прямо на ровном месте. Наверное, зацепил там какой-то хороший сигнал своим прибором и вот теперь «раскручивает» место подчистую.

У ям не было следов свежих раскопов, там вообще не было никаких признаков, свидетельствующих об активности копателей. Просто старые заросшие кустарником и травой ямы и ходы сообщения. Я зашел с краю и сунул катушку металлоискателя прямо в кусты. Раздался мощный сигнал, который придал мне энтузиазм. Я поотрубал лишние ветки лопатой, расчистил себе место для работы и принялся копать. Буквально сразу же из земли показалась большая ржавая лошадиная подкова, под ней виднелась еще одна. Я поддел их и понял, что там лежит много подков, причем лежат они целыми пластами. В итоге я откопал там более двух десятков подков различных форм и размеров. Саша закончил работать на своей точке и пришел ко мне, заинтересовавшись моей гиперактивностью. У него из всех находок была одна, которая принесла новую информацию о былых боях: обломок советской кавалерийской шашки и латунные детали ножен. Я с интересом рассмотрел латунные детали прибора шашки, на зеленой патине хорошо просматривался узор, отчеканенная красная звезда с серпом и молотом. Шашка была обломана больше, чем на половину лезвия, и из рукояти торчал лишь крепкий обрубок длиной не более двадцати сантиметров. Обломанный край шашки был ржавый, но края у обломка были ровные и аккуратные, и можно было только гадать, при каких обстоятельствах эта шашка была сломана и выброшена.

Я продолжил копать в своей яме, и дальше за подковами показалась черная кожа с зерненной поверхностью.

– Подсумок! – охнул Саша, и я уже отложил лопату, продолжив копать дальше руками в перчатках. Там было три немецких подсумка. Кожа была крепкая и сильно задубевшая. Все детали были на месте, но вот нитки, скреплявшие кожу, сгнили, и эти подсумки представляли собой скорее конструктор, чем реальную вещь. За подсумками была еще какая-то кожа, я продолжил доставать ее, и на свет показались три кожаных подвеса для штыков Маузера. Они тоже были в хорошей форме, но только внешне. Кожа подвеса задубела совершенно идентично, как и у подсумков, и такие же нитки сгнили бесследно. Мы с Сашей стали рассматривать все эти изделия из кожи и с интересом обнаружили клейма, прекрасно видимые и у подсумков, и у подвесов. Там были указаны довоенные годы выпуска и названия немецких городов, где были расположены эти предприятия: Эрфурт, Берлин. Воодушевленные тем, что мы напали на нетронутые места, мы уже вместе в две лопаты добили эту яму, но больше в ней ничего не обнаружили. Саша выглядел немного расстроенным.

– Если есть подвесы, то рядом должны быть и сами штыки, желательно в ножнах, – мечтал он вслух.

Я отнес найденные подсумки и подвесы к машине, а подковы мы оставили там же, рядом с ямой. Мой рассказ о велосипедных деталях на Сашу не произвел никакого впечатления, он не пошел туда докапывать их, а вернулся к своей полянке. Видимо, ожидал со второго захода найти еще что-то. А я направился к той роще, которая изначально служила нам ориентиром, и была, по сути, продолжением той рощи, где вчера Саша выкопал противотанковые гранаты и СВТ. Протискиваться вглубь было тяжело, густые ветки колючего кустарника цеплялись за одежду, мешали движению и очень сильно раздражали. Когда я, наконец, оказался в тени деревьев, то не увидел никаких интересных следов на земле.

В роще была такая же глубокая и узкая балка, что и по соседству, и надеяться на присутствие какого-то военного хлама не позволяла интуиция. Постояв пару минут и обдумывая пути эвакуации из этого злого кустарника, я ломанулся обратно на скорости и буквально выскочил на заросшую зеленым молодым кустарником поляну. Эти кусты были мягкие, с небольшими листочками. Вокруг них была такая же желтая и выгоревшая трава, как и везде. Я пошел с металлоискателем вокруг кустов, и в одном месте что-то загудело.

Раздвинув лопатой траву, я увидел под ней посыпанную пеплом землю. Очевидно, что в прошлом году здесь горела трава, и теперь на пепле, как на удобрениях, все растения росли с удвоенной силой. Когда я копнул землю, то сразу вытащил на лопате небольшой шомпол с большой круглой петлей. По форме он явно принадлежал к какому-то пистолету, и от этой мысли мое сердце стало стучать сильнее. В большом волнении я обошел с прибором все вокруг в радиусе десяти метров, но больше ничего не гудело. Тогда я решил почистить шомпол, чтобы хоть посмотреть на его сохран и увидеть возможные клейма. Никаких обозначений на металле не было, хотя он очень хорошо сохранился. Тогда я пошел к Саше, и он, издалека увидев у меня шомпол в руке, прекратил свою работу и выпрямился.

– От ТТ что ли? – изумился он.

– Не знаю, – уныло отвечал я, – я же не специалист.

Саша покрутил шомпол, оценил его сохранность и вернул мне.

– Судя по толщине, это не «девятка», не парабеллумовский размер, – как-то разочарованно резюмировал Саша, – что-то типа 7,65 мм или 7,62 мм. Если так, то здесь, значит, стояли тыловики какие-то. У них были пистолеты такого калибра. Но это точно шомпол не от советского пистолета. Знаешь, а может и наши собирали трофеи и себе взяли такой маленький пистолетик.

– Так нашим солдатам не положено было иметь пистолеты, особенно, трофейные. Офицеры тем более не стали бы собирать, – предположил я.

– Много ты знаешь, – усмехнулся Саша, – если бы нашему попался ствол, да еще с патронами, то он бы его не выбросил. Вот если патроны все расстрелял, то тогда бы и бросил его. Трофейных патронов на фронте было как грязи. Хотя… все могло быть.

Он отдал мне шомпол и с явной охотой вернулся к копанию. Я последовал за ним и увидел, как Саша копает какие-то стальные зацепы, элементы фурнитуры от немецких Y-портупей. Кожи там не было, только всякие зацепы, карабинчики, кольца.

– Тут везде такое по поляне разбросано, – пояснил Саша, увидев мою заинтересованность, – я уже копаю просто потому, что нельзя пропускать.

– Правильно, – поддержал я его, – вдруг там штык или «Железный Крест».

Саша стал рыть еще интенсивнее, а я пошел к машине, чтобы открыть очередную бутылку минералки.

– Давай тут в тени пообедаем, – отозвался Саша, втыкая лопату в землю.

Я не возражал, и мы быстро соорудили стол. Через пять минут мы жевали вкусный качалинский хлеб с кусочками сала, заедали это холодными зелеными огурцами и запивали все это минералкой с газом. Вместе с такой закуской пришел и настоящий аппетит, и мы разогрели на газовой плитке оставшуюся после завтрака гречку с тушенкой. От сытного обеда потянуло в сон, и мы позволили себе полежать в прохладной тени примерно час-полтора. Все равно, пока солнце находилось в зените, выходить из рощи было бессмысленно. Из степи ветром приносило теплый воздух смешанный с ароматом каких-то горьких трав, и весь этот набор ощущений создавал совершенно неповторимое состояние счастья и покоя.

Я обратил внимание, что уже на второй день мы совершенно выпали из круговорота часов и ориентировались только по солнцу. Когда оно немного спустилось к западу, мы собрали вещи и, уложив все в машину, поехали далее по накатанному следу вниз к другим балкам поблизости. Примерно через полтора километра мы достигли преграды в виде балки, расположенной поперек оси нашего движения. Где-то справа и впереди виднелась широкая колея грунтовой дороги. А здесь следы заканчивались, на гребне балки были заметны следы старых кострищ и мы, к своему огорчению, увидели плохо закопанные ржавые консервные банки, обрывки пластиковых пакетов.

Мы с металлоискателями наперевес спустились к этой балке и увидели интересные ямы, находившиеся как по склонам ее, так и на поле. Буквально за полчаса копаний мы нашли тут много разных интересных вещей. Я долго ходил по зарослям в самом низу, и мне там, помимо обычного военного хлама, попались несколько дисков от ППШ. Саше, который остался наверху, посчастливилось откопать несколько больших гильз от немецкого зенитного автомата, а также смятый магазин для этой зенитки. Мы долго изучали этот диковинный огромный магазин, по форме очень похожий на модель для СВТ или для современной СВД. Не являясь специалистами по такого рода вооружениям, мы могли только предполагать, что это было за орудие.

– Если тут стояла зенитка, то они, значит, боялись налетов наших самолетов, – размышлял я.

– Могло быть и так, что зенитное орудие прикрывало аэродром, – продолжил за меня Саша, – но они могли свои зенитки и по наземным целям применять, это вполне возможно.

– И тот факт, что такой массивный предмет до нас никто не выкопал, порождает энтузиазм, – закончил я свою мысль, держа в руках этот большой кусок железа, – в любом случае, я раньше никогда таких штук не находил, так что это все очень интересно.

– Предлагаю сегодня поставить палатку здесь, – сказал Саша, – а завтра походить рядом вокруг просто по ровным местам. Да и мне эта балка чем-то нравится.

Мне нечем было возразить, тем более, что отсюда открывались живописные виды на своеобразную долину из мелких балок, заросших кустарником. Снова мы достали нашу палатку, и вот уже возле машины колышется на ветру маленький брезентовый домик, стоит импровизированный походный стол и горит газовая плитка.

– Надо выпить за эти места, – подмигнул мне Саша, открывая фляжку со спиртом. Он налил себе и мне, мы чокнулись и опрокинули эти 50 грамм за красоту природы. После ужина Саша предложил выпить еще по одной, и я не отказался.

Мы сидели у палатки, смотрели на заходящее красное солнце на западе, кожей ощущали надвигающуюся свежесть ночи и молча вспоминали все, что было сегодня с нами. Пару раз мы видели, как вдали по дороге в сторону Трехостровской проезжали легковые машины. Значит, эта дорога не тупиковая, и нам нужно будет обязательно по ней проехаться. Зажигать костер было как-то не с руки, потому что поблизости не было никаких дров на примете, а идти в балку за сухими ветками никому из нас не хотелось. Так что, как только мы стали подмерзать в темноте, то просто залезли в палатку и уснули.

Похоже, что алкоголь в малых дозах действительно способен поддерживать организм в рабочем состоянии при длительных нагрузках. Раньше я уже на второй день раскопок испытывал ломоту в мышцах и начинал из-за этого лениться. А тут даже после двух стопок самодельной водки я утром не почувствовал никакого похмелья, наоборот, был полон сил и проснулся с ясной головой. После завтрака мы спустились к балке и снова начали ходить, мы излазили там все вдоль и поперек. Но результатом были лишь все те же принадлежности к ППШ – диски, крышки от дисков, а также магазины для немецкого зенитного орудия. Я весь исцарапался, пока лазил по густому кустарнику, а Саша вышел из психологического равновесия из-за большого количества стреляных гильз разных калибров и осколков снарядов на поле.

В общем, после очередной паузы, когда наши взгляды сошлись на полной бесперспективности этой балки, мы плюнули и, собрав вещи, решили уезжать с этого места. Дорога была только одна: назад к высоте, откуда мы позавчера начинали наш путь. Когда мы медленно проезжали мимо знакомых уже нам велосипедно-кавалерийских балок, то я поймал себя на мысли, что только при первом взгляде на эти места у меня возникали какие-то ассоциации с войной и появлялись проблески озарения, связанные с поиском находок. Во второй раз я смотрел на эти дубы, кустарники и высокую траву почти как местный житель, то есть совершенно равнодушно и без желания пойти туда и исходить там все с металлоискателем.

Вот мы выехали снова у таблички на перекрестке и, повинуясь снова возникшему в сердцах зову первопроходцев, повернули налево. Там была еще не менее накатанная дорога, которая вела направо, и мы отметили ее про себя как запасной вариант. Затем мы свернули на дорогу, идущую от Трехостровской куда-то вглубь этой излучины Дона, и медленно поехали, рассматривая из окон машины ближайшие балки и дубравы. Долго нам ехать не пришлось: через 500 метров справа мы увидели такую же симпатичную рощу, как и все остальные. Она была на удалении примерно двухсот метров от дороги. Саша взглянул на меня вопросительно, я в ответ кивнул ему, и он свернул с дороги к роще. Мы ехали прямо по полю, и наш загруженный автомобильчик приятно трясся на мелких кочках.

Поле было абсолютно диким, там не могло быть бугров от сельхозтехники или следов окультуривания. Здесь в заповеднике мы могли твердо рассчитывать на минимальное наличие следов воздействия человека на природу. Однако Саша на всякий случай дал мне задание внимательно смотреть на дорогу перед капотом, чтобы в случае появления какой-нибудь острой коряги я тут же дал ему сигнал об остановке. Но мы доехали к роще без происшествий, Саша смело зарулил прямо в тень большого дерева и даже объехал его так, что мы перестали видеть дорогу. Соответственно, вероятность того, что и с дороги нас кто-то сможет увидеть, была уже совсем мизерной. Мы вышли из машины и снова прислонили к ее кузову несколько сухих веток так, чтобы солнечные блики от машины как можно меньше демаскировали ее. Вроде бы мы отъехали совсем недалеко от мест наших предыдущих стоянок, но отсюда окрестности выглядели совсем иначе. Роща была на высоте, и отсюда мы видели очень живописный лес, расположенной примерно в трех километрах к северо-западу от нашего местоположения. Око видит, да зуб неймет.

Только мы с Сашей успели расположиться в роще, как со стороны Трехостровской послышался звук мотора вертолета, и уже через полминуты почти над нами пролетел Ми-8 с красными звездами на фюзеляже. Он пропал так же молниеносно, как и появился. Если бы вертолет завис над нами или сделал бы круг, то у нас с Саше были бы все основания впасть в панику. При том грузе, который уже был у нас в багажнике, любая встреча с любым официальным лицом могла бы принести проблемы с непредсказуемыми последствиями. Но вертолет улетел, как будто и не заметив нашего присутствия здесь. Мы еще немного постояли, прислушиваясь к ветру, но звука мотора слышно не было. Тогда мы достали из машины пакеты с едой, разложили все и начали традиционный обед. Время в степи летело быстро, и к моменту, когда мы сытые и довольные прилегли в тени раскидистых дубов, солнечные часы показывали далеко за полдень.

Отдохнув и переждав самый пик жары, мы, наконец, вспомнили про свои металлоискатели и лопаты. Саша захватил с собой вещмешок с бутылкой воды, и мы пошли в рощу искать ценности и военные трофеи. Как всегда, я вырвался вперед, а Саша остался недалеко от машины. Нам было комфортно копать в таком режиме, когда каждый мог двигаться в удобном ему ритме и с оптимальной скоростью. Мне хотелось повидать побольше мест и составить мнение о количестве интересных ям. Таким образом, я разведывал места, а Саша аккуратно зачищал то, что было ближе всего к нашим стоянкам. В роще я наткнулся на большое количество глубоких ям, покрытых толстым слоем дубовых листьев. Он был как ковер, по которому было приятно ходить. Под этим ковром было много гильз, остатков от консервных банок, фрагментов колючей проволоки. Чем-то эта картина напоминала места боев под Москвой, когда остатков блиндажей много, а вот интересных вещей практически нет.

Когда я вернулся к Саше, то увидел, что он успел в одном совсем неприглядном месте выкопать немецкий штык в ножнах! Увидев меня, он продолжил методично зачищать лопатой какой-то пятачок, на котором ему попадались крючки от портупей, немецкие деревянные колышки и остатки тюбиков. Когда все железо прекратило появляться, то Саша остановился и с гордостью продемонстрировал штык, попутно рассказав, как и где он его нашел. Это был классический для него случай: Саша засунул катушку металлоискателя в густой кустарник и там обнаружил хороший сигнал в земле, которым и оказался этот штык.

Ножны у него были слегка помяты, и со стороны казалось, что и штык в них погнут. Мы вдвоем попробовали достать штык из ножен, но ничего не вышло: лезвие крепко приржавело к внутренней части ножен. Саша прервал наши попытки, сказав, что этим нужно заниматься дома в спокойно обстановке, а тут мы, походя, можем сломать лезвие и сдуру разорвать тонкое железо ножен. В общем, он повел себя как рачительный хозяин хорошей и ценной вещи, которую, впрочем, даром приобрел не более часа назад.

Тут меня взяла злость, но только в хорошем смысле: «Что же это я бегаю по верхам, не в силах заставить себя вдумчиво ходить по таким богатым находками балкам?! Так бездарно проводить драгоценные часы и минуты в этих прекрасных местах… Надо срочно настроиться на продуктивный лад и откопать такое, чтобы Саша не имел оснований смотреть на меня свысока». Сказав себе это, я не спеша пошел вглубь рощи, остановился у огромных ям и сел на поваленное дерево, чтобы привести мысли в правильный настрой. Так я сидел минут двадцать и даже успел замерзнуть! Приведя мысли в порядок, я включил металлоискатель и старался не делать быстрых движений, идти медленно и получать удовольствие от того, что я делаю все не спеша. Через час таких усилий над собой я и в самом деле выровнял настроение и незаметно для себя оказался на противоположном краю этой большой рощи. За ней я увидел поле, на другом краю которого была роща побольше, там и деревья были выше, и росли они реже.

В общем, я направился к тем деревьям, попутно махая металлоискателем на поле. К моему удивлению, на ничем не примечательном месте на поле встречались такие же самые зацепы от немецких портупей, как и у Саши в роще. Охватить все это поле одному в этот момент мне казалось нереальным, и я, сделав несколько хаотичных кругов на поле, снова вернулся к движению на рощу. Войдя в нее, я должен был признать, что, несмотря на обманчивое впечатление, что там «густо», на самом деле там было «пусто». Деревья росли в глубокой и узкой балке, где не было и намеков на окопы. Что ж, я только что проскочил те возможные места на поле, где «табунились» гансы, и уже не хотел возвращаться. Мне хотелось идти вперед, туда, где я еще не был. Пройдя эту рощу насквозь, перелез через балку и выскочил на другом поле. К этому моменту уже ясно чувствовались усталость и легкое обезвоживание. И пожалел, что по примеру Саши не взял с собой воды. Вместе с жаждой вскоре пришел и первый упадок сил, но я твердо решил превозмочь это и дождаться второго дыхания. Идя по полю и машинально махая металлоискателем из стороны в сторону, вдруг я увидел среди травы какой-то ржавый предмет правильной цилиндрической формы, торчащий прямо из земли. Подойдя ближе, я не поверил глазам: это был штурмовой магазин для немецкого пулемета МГ-34. Неужели? Я наклонился, подцепил рукой его и поднял. Круглый магазин, или «кекс», был ржавенький, но металл был ровный, без каверн, однако у него отгнила крышка. Я немного потер самые ржавые места, и под ними проступила серо-зеленая краска. Снаружи на дне была видна полукруглая стрелка, указывающая направление движения ленты. Отряхнув магазин от земли, я положил его в огромный карман штанов на уровне колена. Стоило только мне отвести взгляд от кармана, как совсем рядом на земле я заметил и крышку от магазина. Она была в таком же крепком сохране и отправилась вслед за корпусом в карман.

Воодушевившись верховой находкой, я зашагал в приподнятом настроении к отрогу балки, за которым уже виднелась та самая большая дорога. Получается, что я сделал большой крюк вокруг рощи и довольно далеко ушел от нашей стоянки. Оглянувшись, я увидел только верхушки дерева, под которым стояла машина. Машину и Сашу видно не было. Дойти до него, чтобы показать находку? Слишком далеко и бессмысленно. Надо еще походить здесь самому, а привести сюда товарища я всегда успею.

Протиснувшись через кусты, я спустился в балку и обнаружил в зарослях несколько компактных и глубоких блиндажей. С дороги их не было видно, и даже проходя по полю, невозможно было догадаться, что они тут есть. Первым делом я обследовал область слева и справа от входа – было пусто, ни одного намека на железо. Поднявшись немного и как бы зайдя в блиндаж, я провел катушкой металлоискателя прямо над порогом, и тут из металлоискателя послышался уверенный сигнал. Развернувшись и отломав мешавшие мне ветки у кустарника, я начал копать шурф и примерно на половине штыка лопаты наткнулся на сухой металл в земле. Форма и толщина металла уже напоминали мне что-то очень хорошее, но я все никак не хотел признаваться в том, что нашел каску. А это была именно она! Только вот сухая земля поддавалась с трудом, не выпускала находку, и я никак не мог взять в толк – это советская каска или немецкая.

В последний раз, когда я откапывал шлем в подобных условиях, это были позиции бригады морской пехоты у Меккензиевых гор под Севастополем. Тогда я рано обрадовался, подумав, что копаю немецкую каску, и в итоге вытащил из окопа прекрасно сохранившуюся в крымской земле советскую каску. На этот раз грунт был менее тяжелый в работе, но я уже был согласен на любой исход. Но вот уже обкопан один бок, еще несколько взмахов лопатой, и я вижу характерный изгиб немецкой каски с вентиляционным отверстием на боку и кламмером крепления подшлемника. Поддев лопатой, аккуратно достаю ее из блиндажа. И к своему легкому огорчению вижу, что на самом верху каску уже образовалось сквозное отверстие неправильной формы: ржа на макушке проточила металл насквозь. Покрутив в руках каску, заметил, что она была небольшого размера. Возможно, что это был самый маленький из всех возможных размеров немецких шлемов. Внутри у него в паре мест и в одном месте на внешней поверхности даже сохранились остатки темно-серой краски. К сожалению, от декали не осталось даже следа, и точно определись принадлежность к роду войск было невозможно, но мне почему-то казалось, что это была краска цвета люфтваффе. Я отложил каску на бруствер и продолжил ходить с металлоискателем.

В противоположном углу блиндажа был еще один звук, на этот раз даже более мощный. Так обычно звенела либо каска, либо стальная бочка. Лопата аккуратно погружается в угол блиндажа, натыкается на металл… Через две минуты вдумчивого копания я достал алюминиевый немецкий котелок. Он был весь в темно-зеленой краске, но лишь одна деталь портила всю картину – это было маленькое пулевое отверстие на дне. Крышки у котелка не было, рядом с ним в блиндаже не было больше вообще ничего. Я положил котелок рядом с каской, присел в углу блиндажа и почувствовал свинцовую усталость. Посидев в тени минут десять, все-таки нашел силы, чтобы подняться. Каска и котелок были слишком объемными предметами, чтобы разместить их как-то на себе. Тут я пожалел, что не взял с собой рюкзак, ведь обычно я с ним не расставался: «Так всегда, если выйдешь покопать налегке на пять минут, то занесет тебя далеко и надолго, и будешь ты находить ништяки один за другим».

Снял с себя старый видавший виды китель в расцветке «флора», связал рукава между собой наподобие котомки и положил туда сначала каску, потом добавил котелок и уже в него сложил штурмовой магазин с крышкой. Поучился такой импровизированный узелок. Без кителя стало посвежее, ветер обдувал меня со всех сторон, и усталость немного улетучилась. Но жажда все-таки заявляла о своих правах, и я понял, что лучше мне найти какой-нибудь уютное место в тени и там восстановить силы. Не хватало еще дождаться теплового удара…

Прошел я вперед по балке и увидел еще пару блиндажей совсем недалеко от дороги. Она виднелась метрах в пятнадцати между кустами. Отложив металлоискатель и лопату, я бросил к ним узелок и лег на ровное место у бруствера блиндажа. Хотелось вытянуть ноги и закинуть и одна на другую, подложить под голову руку и задремать. Расслабившись на теплой земле, я повернулся на бок и закрыл глаза. Ветер трепал волосы, залетал под футболку, а солнце слегка проглядывало через ветки деревьев. Отдавшись природе, я глубоко вздохнул и почувствовал, что сейчас засну. Это было то, что мне сейчас требовалось больше всего. Саша где-то там в роще копает один, а может, даже ищет меня и зовет, а я лежу тут без сил, не в состоянии дотащить свои находки до лагеря. А надо ли отсюда уходить так сразу? Может, стоит набраться сил и снова вернуться к копанию? На этой мысли я заснул у края блиндажа.

Когда я проснулся, то тень уже ушла, и солнце ярко светило мне прямо в лицо. Потянувшись, почувствовал прилив сил и бодрости. Мир вокруг выглядел красочным, свежим. Привстав с земли, я понял, что теперь смогу еще долго ходить по балкам, и теперь мне даже не хотелось пить и есть. Организм переключился на резервную систему, и выносливость от этого только увеличилась. Хотел я было забрать китель с находками, чтобы пойти дальше, но тут одна мысль заставила меня остановиться: «Интересно, а что тут есть у блиндажа, где я спал? Вроде я тут еще ничего не успел проверить». В следующий момент я уже включил металлоискатель и провел катушкой прямо над примятой мной во время сна сухой травой. Металлоискатель выдал громкий и протяжный сигнал. Отложив прибор, я взял лопату, начал копать и ощутил необыкновенную легкость, с которой мне давалась эта работа. Вот какая разница между трудом на грани истощения и трудом с новыми силами!

Лопата тут же уткнулась в что-то твердое, я чуть поднажал, и из сухой земли показалась рукоятка штыка. Я потянул за нее, и дальше грунт освободил гарду с массивным металлическим кольцом. Неужели штык от СВТ? Я тянул штык на себя, вот показалось лезвие, и я тянул и тянул, а оно все н заканчивалось. Наконец, я полностью вытащил штык из земли, и у меня в руках оказалось какое-то длинное пырялово. Деревянные накладки у штыка сгнили, зато металл почти на всей поверхности клинка и рукоятки сохранился практически идеально. Оттерев перчаткой грязь и поверхностную ржавчину, я начал внимательно рассматривать этот длинный штык и заметил, что он лишь отдаленно напоминает ранний штык от СВТ. Гарда с кольцом была приклепана к штыку двумя толстыми клепками с полукруглыми головками, у рукоятки штыка крепление к приливу на винтовки было такое же, как у штыка к Маузеру 98к. Потрогал пальцем острие – оно было таким же острым и тонким, как шило. Спуск от дола был обычным для немецких штыков, и лезвие не было заточено. Разглядывая место, где может быть клеймо у гарды, я увидел на клинке клеймо: три буквы – «ČSZ», а под ними была одна буква «F». Это был чешский штык для винтовки и карабина Маузера. По сравнению с обычными немецкими штыками это была более редкая вещь, хотя и не все ставили их в один ряд по ценности. Такие длинные штыки чехословацкого производства – признак тыловых и вспомогательных частей, которым часто перепадало трофейное и устаревшее оружие, а также оружие со складов аннексированных стран. Наравне с чешскими штыками и винтовками Маузера в вермахте можно было встретить австрийское и польское оружие, французские и бельгийские пулеметы. Советские пистолеты-пулеметы ППШ и самозарядные винтовки СВТ были желанным трофеем для немецкого солдата, поэтому их собирали в первую очередь.

Отложив штык к остальным находкам, я стал искать ножны к нему. Теперь уже я никуда не торопился и уделил достаточно времени на обследование блиндажа внутри, «пятачка» у входа и вообще всей площадки вокруг него. К большому сожалению, ножен от этого чешского штыка тут не было, равно как и другого военного хлама. У меня сложилось ощущение, что этот штык тут бросили в одиночестве, как ненужную и слишком тяжелую вещь. Он был громоздким из-за своей нестандартной длины. Подхватив котомку, я старался и так положить туда штык, и эдак – все время он выступал из нее. Если положить его лезвием внутрь, то тяжелая рукоятка перевешивала, и так можно было легко его потерять. Если же уложить рукоятку в котомку, то тогда длинный и тонкий клинок торчал, как спица, снаружи, и это уже было небезопасно. Тогда я взял да и засунул штык под ремень, как саблю. Так он был жестко закреплен на теле и не мог поранить меня при ходьбе. После этого я взял котомку с находками, металлоискатель, лопату и направился к нашей стоянке. Идти мне пришлось так примерно километр, и я понял, что достаточно накопал один. Теперь мне хотелось показать все это добро Саше и узнать, что же успел найти он за время моего отсутствия.

Застал я его примерно на том же месте, где мы расстались. Оказалось, что Саша обошел все вокруг в этой роще, так ничего интересного там не нашел и снова вернулся на место обнаружения штыка.

– Правда, вот тут мне попались какие-то странные ножны, – спохватился он и достал из рюкзака сильно помятые длинные и узкие ножны.

– А не от чеха ли они? – спросил я, и показал Саше свой узелок с находками.

Саша удивился, и я принялся развязывать рукава котомки. Но сначала я достал штык из-за пояса и протянул его Саше. Он начал восторгаться находкой, особенно ему понравилось состоянием металла. Мы примерили штык к ножнам – они идеально подходили друг к другу. Но вставить штык в ножны не представлялось возможным по причине деформации последних. Затем я вытащил немецкую каску с котелком и «кексом» внутри. Мы разложили все находки на траву, и Саша в восхищение смотрел на них.

– Вроде бы по чуть-чуть копаем, а если собрать все в кучу – получается, как в сказке, – смеялся он.

Мы вернулись к палатке и решили устроить поздний ужин. Поскольку оба мы вымотались за этот день прилично, то желания копать уже не было. Однако наши усилия не пропали даром, и целая горка находок у палатки была тому ярким подтверждением.

Помня о надписи на табличке, мы честно готовили еду на газовой плитке, не разводя костер. Благодаря этому от нас не пахло костром, как это обычно случается в обычных пеших походах, и мы не тратили время разжигание костра. Весь вечер мы ели в свое удовольствие, пили чай без ограничений. Когда стемнело, то Саша предложил выпить по рюмке спирта, от чего я не отказался. За первой пошла вторая, и вот мы уже сидели у стола захмелевшие, слушали звуки дикой природы в степи и смотрели на яркие звезды. Разговоры наши сводились к находкам дня и к тому, как их лучше очистить и реставрировать. Сашу все беспокоил его гнутый штык в ножнах. Он без конца возвращался к разговору о нем, что меня в конце концов вынудило попросить достать его. Саша полез в машину, нащупал в темноте штык и передал мне. Я включил налобный фонарик и слегка пьяными глазами стал изучать его.

– Мне кажется, – сказал я Саше, – что ты зря переживаешь. Он у тебя там целый и не гнутый, только ножны потеряли геометрию.

– Да? Ты так думаешь? – проговорил Саша, слегка покачиваясь. Он потерял свой обычный критицизм и просто наблюдал за моими действиями.

– Его нужно немного покачать туда-сюда, – сказал я ему, – и можно будет вытащить его из ножен.

– Я пробовал, и мы с тобой пробовали, – с сомнением в голосе пробормотал Саша и достал сигареты, чтобы закурить, – его нагревать надо, и уже нагретым надо тянуть. А так может лопнуть металл.

Мне все это показалось ерундой, я взял большую фанеру, которая у нас была в качестве походной столешницы, и положил на нее штык в ножнах. Затем я аккуратно наступил на ножны так, чтобы немного вернуть им первоначальную форму.

– Они обратно не вогнутся, – сказал я Саше, который молча курил и смотрел за моими действиями, – клинок внутри не даст произойти ничему плохому.

Походив по ножнам, я поднял их со столешницы и протянул Саше рукоятку: «Тяни!»

Он взялся за рукоять, а я вцепился в ножны. Мы резко дернули, и штык выскочил из ножен. Я включил налобный фонарь, и мы стали рассматривать трофей. Он оказался совершенно ровным, без деформаций. Ножны слегка выпрямились, и в свете лампочки мы увидели небольшое отверстие в ножнах, это прогнил металл.

– Так жалко, – бормотал Саша, – я думал, что он внутри будет в идеале, а у него лезвие ржавое. Видимо, через эту дырку попала вода, и весь сохран испарился.

– Не расстраивайся, – утешал я его, – надо просто окунуть штык и ножны в щавелевую кислоту и тогда вся ржа с металла слезет, сохранив воронение. Увидишь – он еще будет в прекрасной форме!

Саша попросил научить его работе с щавелевой кислотой, и я с радостью пообещал не только научить, но и привезти ему несколько килограммов этого реактива. Мы вернулись к столу, выпили еще по рюмке спирта за наши находки и пошли спать в палатку.

Утром мы проснулись от пения птиц в дубраве. Я встал первым и, прежде всего, даже не надевая ботинок, в одних шлепанцах пошел с металлоискателем и лопатой к ближайшим деревьям. Саша выглянул из палатки и усмехнулся.

– Даже без завтрака? – он держал в руках зубную щетку и пасту в одной руке, а в другой кружку с водой.

Ничего не ответив, я сделал круг у пепелища с останками большого старого дуба, сгоревшего, по всей видимости, год или два назад. На том месте даже не росла трава, земля превратилась в мелкий песок с примесью пепла, отчего этот пустырь за рощей казался чем-то инородным. Там было очень удобно ходить с металлоискателем, и на последних метрах описанной мной окружности где-то под слоем песка и пепла что-то загудело. Я воткнул лопату и сразу вытащил из земли разобранную винтовку Мосина! У нее была удалена магазинная коробка, прицельных приспособлений не было, как и ложевых колец. Затвор отсутствовал, и это была даже не винтовка, а ствольная коробка в сборе со стволом, с чудом сохранившимся спусковым крючком. Когда я поднял винтовку повыше, чтобы через заросли показать ее Саше, то поймал на себе его взгляд, которым он сопровождал меня все это время. Сашино лицо было перемазано зубной пастой, он так и застыл с зубной щеткой во рту и кружкой в руке. Увидев в моих руках копаный ствол, он чуть не подавился пастой, выплюнул ее и радостно засмеялся.

– Давно я не видел, как люди в тапочках оружие выкапывают!

– Сам не ожидал, – отвечал я ему в приподнятом настроении, – как знал, что мне надо сюда пойти!

Уже возле палатки мы вместе рассмотрели мосинку. Металл у нее сохранился гораздо хуже, чем у предыдущих находок. Но Саша успокоил меня тем, что для определенных целей и такие вещи тоже сгодятся.

– Наши винтовки Мосина делались из хорошей стали. Скорее всего, в таком климате у нее от ржавчины не пострадали нарезы, а это самое главное, – вещал Саша, – ржавчина снаружи вообще ни на что не влияет.

– Ну, тогда забирай ее себе, – сказал я ему, – ты сможешь из нее сделать что-нибудь толковое.

Саша с радостью забрал себе этот ствол, упрятал его к остальным криминальным находкам, и мы продолжили утренние процедуры. Пока я чистил зубы, Саша разогревал вчерашнюю еду и заваривал чай. Складывалось впечатление, что я как будто знал, куда нужно идти за винтовкой. Так я еще раз убедился в силе интуиции, а Саша с видимой охотой стал выражать мне знаки уважения.

По завершении завтрака мы уже вместе в полном облачении исходили все это пепелище вдоль и поперек, но больше ничего путного не нашли, кроме ручной машинки для стрижки волос. Она была сделана из углеродистой стали, у нее были отломаны несколько зубчиков, из-за чего и была выброшена. На корпусе машинки даже сквозь ржавчину было видно клеймо с остатками надписи на английском языке и хорошо заметная надпись «USA Patent». Это была ленд-лизовская вещь, и я сохранил ее как необычный, но очень знакомый предмет. В детстве меня отец несколько раз подстригал похожей машинкой уже послевоенного советского производства, и я навсегда запомнил те неприятные ощущения, которые доставляли такие стрижки.

Когда мы вернулись к палатке и к машине, то увидели, как по дороге проехала сначала одна машина, а через минут десять еще одна. Еще через полчаса какая-то из этих машин проследовала в обратном направлении. Каждый раз мы с Сашей останавливались и провожали автомобили взглядом. Им до нас не было дела, но если мы так и будем тут стоять практически на виду, то однажды по дороге поедет тот, кому мы не обрадуемся. Конечно же, целенаправленной милицейской облавы мы не боялись, но та же самая интуиция посоветовала нам покинуть эту стоянку и перебазироваться в более скрытное место. Собрав все имущество, мы за пять минут убрались из дубравы и выехали на дорогу. Я посоветовал Саше ехать вниз по дороге в сторону Сиротинской, как гласила карта. Мы проехали ту самую балку, где я накануне выкопал каску, штык и котелок. Вслед за ней была седловина, самая глубокая часть в этой местности, и, выехав из нее, мы теперь ехали уже вверх. Через полкилометра слева мы увидели разрыв между деревьями, куда вела колея. Там можно было припарковаться и скрыть автомобиль от любопытных глаз, а самим ходить вокруг в любом направлении. Мы уже не искали глазами каких-то следов войны, поскольку весь опыт прошлых дней говорил о том, что война тут была везде, и самые интересные находки можно неожиданно сделать в любом месте.

Когда мы подъехали к ряду деревьев, то оказалось, что это очень примечательная балка, превращенная во время войны в настоящую полосу обороны. По склонам ее были врыты блиндажи, сама балка имела ярко выраженные пулеметные ячейки. То есть, мы оказались на весьма перспективном месте, где все теперь зависело от нас самих. Я решил, что не буду никуда убегать, как делал раньше, а постараюсь составить Саше компанию, чтобы мы вместе могли целенаправленно отыскать и обработать какой-нибудь «жирный пятачок». Так мы исходили эту балку от места нашей стоянки до конца вверх по склону. Это заняло у нас примерно два часа. По ходу выяснилось, что в глубине рощи есть еще одна линия блиндажей, которые еще более глубокие, но в них не было вообще ничего. Конечно, нам везде встречался военный хлам, но, поскольку наши стандарты по находкам поднялись до невероятных высот, то мы засчитывали как находки только реальные вещи. Пустыми мы вернулись к стоянке, попили воды и перекусили бутербродами с салом. Отдохнув в тени, мы продолжили изыскания, не выходя на солнцепек. Рядом с машиной была неглубокая и довольно широкая канава с вкопанными в нее блиндажами, вот в этой канаве мы и продолжили наши поиски.

Рядом с канавой росли дубы, которые кроной своей надежно защищали нас от жаркого солнца, и ходить тут было одно удовольствие. Почти сразу после начала последовали первые находки. Я выкопал целую заднюю маскировочную фару «Notek» для немецкой техники, а Саша назвонил прямо на дне канавы большую и тяжелую деталь, назначение которой он не смог определить. Он позвал меня, и я сразу сообщил Саше, что он удачно обнаружил тут немецкую машинку для снаряжения пулеметных лент. Правда, у машинки не хватало воронки для патронов, струбцины крепления к поверхности стола или к ящику, а также ручки, которая приводила весь механизм в движение. Но сам корпус машинки был очень бодрым. Увидев мой интерес, Саша с радостью отдал ее мне, отметив, что себе ее брать и не собирался. Я отнес находку к машине и спрятал ее подальше, чтобы она не мешала в дальнейшем. Возвращаясь к Саше, я уже представлял, как дома смогу аккуратно разобрать ее и восстановить работоспособность, возможно, мне удастся укомплектовать ее остальными деталями и сделать из нее работающий экспонат?

Тем временем Саша увлеченно копал какую-то немецкую помойку у блиндажа. Там были гильзы от ракетницы, целые стеклянные бутылки, какие-то пробочки и пуговицы. Не желая мешать ему, я отошел чуть поодаль и стал прозванивать бруствер на краю канавы. В очередной раз зазвенел прибор, как осколок или консервная банка. Я копнул, конечно же, и тут увидел в земле очертания рукоятки штыка от Маузера. Еще вчера вечером мы под рюмку разбирались с Сашиным штыком, поэтому этот предмет я тут же схватил и потянул из земли, как тянут из воды упавшего в речку друга. К моему изумлению, штык был в ножнах! Деревянные накладки на рукояти сгнили, но винты остались. Саша почуял, что у меня в руках какая-то ценная находка, и уже смотрел на меня со своего места самым внимательным образом. Я потянул за рукоятку, и штык довольно легко вышел из ножен. Его лезвие было чистым и отблескивало вороненым металлом. Конечно, на клинке был слой грязи, но и только.

Полностью достал штык из ножен и стал рассматривать его. Рукоятка была, конечно, ржавая, ножны тоже были ржавые. И по сравнению с ними лезвие выглядело просто потрясающе. Под гардой были четкие клейма. С одной стороны было клеймо «5353 e», такое же номер просматривался и на ножнах – то есть это были его родные ножны, что значительно увеличивало ценность предмета. С другой стороны клинка стояло клеймо «S/185 G». Качество воронения было выше всяких похвал, я кожаной перчаткой провел по клинку, и тут же на нем проступила блестящее черное покрытие. Правда, ближе к острию воронение немного сошло, обнажив блестящий металл: там пружина в ножнах прихватывает клинок, не давая штыку выпасть из ножен.

Мы с Сашей смотрели на эту находку, я дал ему это в руки и заметил, как Саша нервно взял ее у меня. На лице у него было написано, что именно такую находку он хотел сделать сам и горько сожалел, что такой штык достался не ему, а мне. Как только я понял, что именно такое настроение сейчас у него в голове, я постарался тут же забрать у него трофеем и унести его в машину. Саша еще какое-то время цокал языком, как бы восхищаясь штыком, но на самом деле это была плохо скрываемая зависть. Возможно, он ожидал, что я в качестве ответного подарка отдам ему этот штык? «Извини, но такие вещи мне нужны самому, а ты продолжай собирать стволы, в том числе и те, которые нашел я», – крутилось у меня в голове, и я решил отойти подальше от него, чтобы эти мои мысли не оказались высказанными вслух.

Мы еще покрутились у канавы, потом снова передохнули и поняли, что надо искать другое место. Каждый раз так получалось, что мы приезжали куда-то и собирали там самые сливки в первые несколько часов. Чем дольше мы сидели на этой точке, тем меньше находок было в последующем. Поэтому мы следовали кочевой тактике, стараясь ночевать каждый раз в другой местности.

Итак, мы снова поехали по той же дороге и впереди слева увидели тот самый лесок на высоте, который был виден практически с любой точки, а справа от него на некотором расстоянии была тоже какая-то приметная возвышенность, но там лес рос не так густо. Мы с Сашей проехали по дороге мимо двух этих ориентиров и ехали дальше, как и шла колея. Почти сразу же за леском справа показалась поросшая деревьями балка, и мы свернули с дороги к ней. У балки было несколько отрогов, и мы заехали прямо к центральному оврагу. Там деревья образовывали полумесяц, и на полянке в центре легко можно было расположиться лагерем. Саша проехал через высокую траву прямо за деревья, и теперь с дороги машина была не видна. Предвидя то обстоятельство, что мы тут, скорее всего, и заночуем, я предложил поужинать, отдохнуть и только потом бросить все силы на обследование балки.

Когда мы ехали по дороге и оказались между леском и высотой, то нам открывались потрясающие виды на ниже лежащие степи и меловые горы. Мы оба еще долго за ужином обсуждали дальнейшие маршруты, и сошлись на том, что в любом случае нужно будет заехать туда и насладиться пейзажем.

Уже перед закатом мы заранее поставили палатку и пошли копать. Какое-то время мы ходили вместе по окрестностям нашей полянки, а потом мне надоело, и я ушел в дальние отроги, чтобы разведать места. Преодолев два оврага подряд, я вышел к развилке между отрогами, откуда очень хорошо просматривались меловые горы за деревьями. Представив, что этих деревьев не было в 1942 году, я понял, что здесь рядом нужно искать наблюдательную точку либо огневые позиции. Ближайшие ямы прятались в кустах метрах в трех от меня! Я обошел кусты вокруг, чтобы не продираться через колючки, и оказался в оплывшей ячейке. Внутри нее все звенело. Присев к ячейке, я стал разгребать лопатой мягкий песчаный грунт, и первыми показались какие-то фигурные скобки из латуни, позеленевшей от времени и влаги. Посмотрев на них внимательно, обнаружил между стальными клепками на скобках остатки брезентовой ткани, порыжевшей от ржавчины. Это были остатки матерчатой ленты для пулемета Максим. Обрадовавшись тому, что верно угадал точку и ее предназначение, я продолжил копать в ячейке и вытащил несколько кусков ленты с остатками брезента. К сожалению, это были именно остатки вещи, от ленты осталась только латунная фурнитура. Там же вместе с нею было и некоторое количество стреляных гильз, и больше в ячейке ничего не было. Походив вокруг и прозвенев все вокруг этой ячейки, я ушел без находок.

Ноги сами несли меня дальше, я прошел еще один овраг и оказался среди нескольких глубоких блиндажей, сильно заросших кустарниками. Заглянув в один блиндаж, не поверил своим глазам: прямо на земле, поверх прелых листьев лежал алюминиевый немецкий котелок! Сбежав в блиндаж, я поднял предмет и увидел, что на котелке снизу есть довольно свежий след от лопаты, пробившей его насквозь. Очевидно, что кто-то из конкурентов нашел этот котелок поблизости, но неосторожно копал и повредил находку, после чего с досады зашвырнул его сюда в кусты. Повертев котелок в руках, я обнаружил на одной из его сторон, покрашенных родной краской цвета фельдграу, едва различимый рисунок масляной краской.

Это был белый круг, выписанный тонкой кисточкой, внутри которого были желтой краской изображены континенты, точно как на географической карте мира. Этот рисунок едва просматривался, но именно такая картинка там была нанесена. Сложно было представить, чем руководствовался бывший владелец этого котелка, рисуя на уставном предмете военного снаряжения силуэты континентов. Может, он твердо верил в победу германского оружия и уже намечал места будущих походов? Или же сюда в малую излучину Дона этот немец попал из Италии или Франции, где эстетика была превыше всего, и, руководствуясь какими-то идеалистическими соображениями, автор изобразил этот эскиз?

Сразу почувствовав какой-то скрытый смысл и всю необычность у этой, при первом взгляде, рядовой вещи, я забросил котелок в рюкзак. Пусть тот, кто нашел, случайно испортив и выбросив его, теперь будет плакать горькими слезами, а я сумею превратить этот котелок с необычным рисунком в произведение искусства.

Что же до самого блиндажа, то он прекрасно иллюстрировал правило «Большая яма пуста». Потратив на него какое-то время, я вылез наверх и пошел между кустов. Они росли очень густо, и их цепкие ветки переплелись с соседними растениями так, что в некоторых местах представляли по-настоящему непреодолимое препятствие. Рядом с такой живой изгородью я обнаружил хороший сигнал. Им оказался футляр от складной немецкой лопатки. Точнее, это были остатки от футляра: кожа рассохлась и отвалилась, лишь в тех местах, где к ней был приклепан алюминиевый уголок, куда лопата упиралась внутри футляра, сохранилось немного кожи. По сути, это была уже всего-навсего фурнитура. Теперь была моя очередь выбрасывать находку, но я не стал захламлять блиндаж, а просто бросил этот уголок в ту же ямку. Солнце почти зашло, и оставалось совсем немного времени до прихода темноты. Я пошел обратно к палатке той же дорогой, желая еще раз осмотреть овраги. Может, мне удастся заметить еще какие-нибудь ямки или остатки блиндажей? Но мне ничего так и не встретилось, и я вскоре оказался у палатки. Саша же не торопился возвращаться, и, не став дожидаться его, я разложил стол и достал продукты.

С последними лучами солнца Саша, наконец, выбрался из зарослей и зашагал к лагерю. Его лицо сияло, как будто он сделал какую-то эксклюзивную находку. Дойдя до столика и скинув вещмешок, он достал оттуда лезвие немецкой складной лопатки.

– Смотри, – улыбался Саша, – вот такой сохран! В черной краске, а сбоку на лопате клеймо.

Он протянул мне лопатку, и там на самом деле была видна надпись: «DELTAWERK SOLINGEN 1939». У лопатки, правда, была отломана или даже срезана осколком часть металлической втулки, в которую вставлялся черенок. Но Сашу это не смущало.

– Это всегда можно заменить, – подчеркнул он, – главное, что сам штык лопаты целый, в краске и с клеймом!

Еще его так долго держали в кустарнике, оказывается, монеты. Это уже было гораздо интереснее, и я стал более живо допытываться до подробностей.

– А что подробнее, – отмахивался Саша, – советские монеты, 3 копейки 1940 года, 5 копеек 1941 года. Гораздо интереснее, как от меня ушел ППШ. Дело было так: я ходил там в самых густых зарослях и везде старался просунуть катушку. Потому что во всех доступных местах были следы старых раскопов, там даже кусок советской каски валялся на траве. Так вот, по остаткам затыльников и приливов для штыка я понял, что в одном месте здесь кто-то нашел несколько Маузеров. Они взяли только сами «дудки», а все остальное даже поленились откопать. И я шел по их следам, все эти детали по одной выкопал и смотрю – по логике все идет к очень густому кусту. Я уже туда наклонился, встал на колени, протянул руку с металлоискателем и на весу сунул в кусты – есть! Кое-как пролез туда и вот – вытащил затыльник от ППШ. Жалко, ведь сам ППШ лежал ближе к открытому месту, и они его забрали, стопроцентно он был там!

Саша плюнул, с горечью махнул рукой и закурил. Я живо себе представил, как он полчаса назад лазил по кустам, и как ранее неизвестные нам конкуренты-копатели «увели» у Саши ППШ, но оставили ему лопатку в качестве бонуса. В ответ я рассказал Саше про ячейку с пулеметными лентами и про расписной котелок. Он долго не верил, пока сам не убедился, что едва различимый рисунок на котелке – не случайное сочетание пятен краски и аккуратных концентрических колец вокруг них, а имеющий смысл рисунок, символизирующий карту мира.

Уже почти стемнело, и Саша разлил спирт по стопкам, а я нарезал хлеб, сало, огурчики и помидорчики. Выпив и закусив, мы решили развести небольшой костер. Все-таки тут было много сухих веток, и сейчас в окружении деревьев наш костер никто не увидит, и никого этот огонек в степи не привлечет.

Вместе с костром на полянке появились уют, тепло и домашняя обстановка. Вот уже который день мы жили в этой степи, перемещаясь, как кочевники, с места на место, и незаметно этот природный парк стал нам очень близок и понятен. Саша разлил вторую порцию алкоголя, мы опрокинули по стопке и сели поближе к костру. Когда он стал погасать, отгребли в сторону углей и бросили туда несколько сырых картофелин, которые были у нас в запасе. Как же была вкусна запеченная картошка в мундире! Посидев какое-то время молча, стали снова прокручивать сюжеты дня минувшего, что в такой спартанской обстановке доставляло нам обоим ни с чем не сравнимое удовольствие.

Утром наша полянка выглядела более прозаично, чем вчера перед закатом. Мы умылись, почистили зубы, и после завтрака в обычном порядке жажда приключению позвала нас за собой. Решив не тратить время на тщательное обшаривание мест, где уже явно побывали конкуренты, мы поехали прямиком к так называемой смотровой площадке. Достаточно было выехать с полянки, немного вернуться по знакомой дороге назад и повернуть налево. Саша долго колебался, ехать ли ему по полю к самому краю или все-таки оставить машину на колее? Но в итоге авантюризм победил, и мы медленно прибыли на ту самую точку, откуда открывался просто невероятно захватывающий вид. Слева были бескрайние степи с большим количеством балок и безжизненный лунный ландшафт. Справа высились меловые горы, а за ними были видны другой берег Дона и цивилизация очень далеко на горизонте. Саша взял металлоискатель и захотел обследовать ближайшие к нам заросли невысоких деревьев. Я не возражал, но решил, что сам копать пока не буду, а просто пойду фотографировать все, что успел заметить глаз.

Пока я ходил по этой задонской саванне в поисках лучших кадров, прошел час. Решив использовать возможность, все-таки сделал петлю и дошел до той самой рощи на высоте. Оттуда открывались еще более величественные картины, и был даже виден Дон, а также леса и озера на противоположном берегу. Кроме того, походив между деревьями, я заметил следы войны на высоте: отдельные стрелковые ячейки, несколько оплывших блиндажей. Все это словно взывало: «Вскопайте нас!». Вернувшись к машине, я увидел Сашу, который все еще упорно ходил по полю у балки, и тоже поснимал его издали. Но вот товарищ заметил меня, потихоньку свернул свою поисковую деятельность и возвратился. К большому сожалению, так ничего и не найдя. Сообщив Саше обо всем увиденном на высоте, я достал из багажника металлоискатель и предложил ему пройтись со мной туда. Но Саша отмахнулся: «Садись в машину, поедем туда прямо по полю!»

И мы так же осторожно, объезжая кочки и высматривая перед собой камни и ветки, медленно добрались до подножия высоты. Эта гора имела как минимум одну террасу посередине склона, а на самом верху был песчаный грунт. Когда я был наверху, то краем глаза видел даже самые настоящие песчаные барханы, правда, маленького размера. Саша остановил машину перед высотой так, что с водительского места вся панорама долины Дона была как на ладони. Деревья вдали казались размером со спичку, на горизонте были видны блики машин, проезжающих по трассе М6 «Каспий», и где-то справа виднелся населенный пункт. Если верить карте, то это был поселок Иловля. А до него по прямой было больше 20 километров —вот куда мы забрались!

Мы достали металлоискатели и пошли на высоту. Саша сразу включил прибор, который сработал у него примерно на середине подъема. Он остался копать эти сигналы, а я все-таки добрался до верха и только там включил свой прибор. Стоило только внимательнее приглядеться к местности, как стали заметны большие и маленькие ямы. Чтобы все это обойти, пришлось бы потратить как минимум один день. Я решил не применять методику тотальной проверки, а просто пошел наудачу, махая из стороны в сторону металлоискателем. Везде был тот же хлам войны, что и везде. Приходилось копать каждый сигнал, чтобы не пропустить мимо и ценные предметы. На это занятие ушло еще примерно полтора часа. Я иногда поглядывал по сторонам и особо присматривался к дороге – она с высоты была как на ладони. По ней никто так и не удосужился проехать, но мы знали, что все-таки иногда ею пользуются. Саша не спеша поднялся на высоту и тоже копал железки в свое удовольствие.

Мы никуда не спешили, просто делали свою непростую работу и старались отдаваться ей настолько, насколько это было возможно. Когда все места уже были исхожены, я пошел к Саше, чтобы узнать о его настроении. Не дойдя до него метров пятнадцать, я остановился от того, что мой металлоискатель издал протяжный и безапелляционный сигнал. Саша тоже услышал этот звук и оглянулся. Воткнув в этом месте лопату и поставив на нее прибор, я все же дошел к напарнику и услышал от него рассказ, полный сожаления о выкопанном хламе и осколках. Получается, что тут на высоте все уже было собрано до нас? Или мы просто не смогли найти заветный «пятачок», пройдя мимо него? Обменявшись неутешительными мнениями, мы вместе пошли к той точке, где мой металлоискатель подал неслабый сигнал.

Убрав лопату, я снова провел над землей катушкой – мощный звук не оставил сомнения в том, что там был какой-то крупный предмет. Саша провел над землей своим металлоискателем, и результат был тот же. Я взялся за лопату и принялся разгребать песок. Копать было очень легко, и примерно на глубине одного штыка в песке показались рыжие разводы от ржавчины. Далее я уже копал более аккуратно и вытащил из песка один за другим десять увесистых дисковых магазинов от танкового пулемета ДТ! Целая горка копаных дисков лежала перед нами, и, судя по весу, они были все с патронами внутри. Легкое возбуждение охватило нас, когда я снова провел катушкой над раскопом, и металлоискатель снова загудел, как и прежде. Тогда я углубился в яму, и через полштыка в песке показались ржавые головки снарядов и блестящие латунные гильзы. Их там было двенадцать штук, и еще один снаряд на дне ямы лежал одиноко, без гильзы. Судя по размерам, это были снаряды к 45-мм советской противотанковой пушке. Сложив все находки рядом с ямой, мы стали думать, что бы это все значило, и что теперь делать с этими находками? На гильзах были четкие клейма черной краской, которые несли какие-то непонятные обозначения и вполне понятную датировку – «41 г». Саша отправился к машине за отверткой и молотком, поскольку только с помощью этих инструментов можно было разобрать дисковые магазины для ДТ и вытащить оттуда патроны. Я остался с боекомплектом наедине и сделал несколько снимков на память.

Саша вернулся с целой сумкой инструментов, и вдвоем мы раскрутили гайки на корпусах дисков и увидели, что под крышкой пружины магазинов сохранились в блестящем виде, а металл внутри сохранил черное вороненое покрытие. Оно лишь немного было подернуто ржавчиной, которая образовалась за эти 65 лет от воздействия конденсата. Высыпали из магазинов все патроны в мешок, и я сразу отдал все патроны Саше. Они были все латунные, слегка покрытые зеленоватой патиной, а капсюли на дне патрона из желтого металла сверкали на солнце, словно позолоченные. Обратно собрали все магазины, и без патронов они были совсем легкие. Разобравшись с магазинами, стали думать, как поступить со снарядами. Закапывать их обратно было совсем глупо, но и забирать их с собой в таком виде было бы уж совсем перебором. Саша взял один снаряд и пошел к ближайшему дереву. Я уже подумал, что он сейчас начнет стучать снарядом об дерево, но Саша был совсем не самоубийца. Он просунул головку снаряда между двумя ветками рогатины и аккуратными движениями влево-вправо расшатал боеголовку в гильзе. Мягкая латунь поддавалась, и так Саша разъединил снаряд на две части – саму ржавую стальную болванку и латунную гильзу. Внутри гильзы был крупный артиллерийский порох, он представлял собой желто-зеленые короткие цилиндрики, на которых сверху лежал небольшой моток из мягкой свинцовой проволоки.

– Интересная конструкция, – сказал Саша, – давно хотел посмотреть, как выглядит снаряд изнутри.

– А для чего тут эта проволока? – спросил я, рассматривая фрагменты пороха и этот моток.

– Точно не уверен, – Саша сделал паузу, словно припоминая или раздумывая о чем-то, – но вроде как стволы орудия покрывались слоем меди изнутри, ведь на снарядах были медные пояски, создававшие нужную обтюрацию и помогавшие добиться нужного давления газов при выстреле. Так вот эта проволока при выстреле мгновенно расплавлялась, и этот жидкий свинец смывал медный налет от предыдущего выстрела.

Объяснение звучало вполне логичным, и мы решили разобрать все снаряды таким образом. Порох предполагалось сжечь, а болванки и гильзы закопать в той же яме, где все это добро было обнаружено

Закопав боеголовки, мы выкопали подальше от первой ямы отдельный шурф, куда ссыпали весь порох из десяти снарядов. В яму полетела спичка, и через секунду огромный желто-оранжевый сноп огня поднялся над землей примерно на 3—4 метра. Мы с Сашей отскочили от этого реактивного костра и с напряжением ждали, когда весь порох выгорит. Через двадцать секунд, которые мне показались вечностью, все было кончено. Жар от огня улетучился вверх, шурф опустел, и мы остались стоять на высотке вдвоем в окружении распотрошенных латунных гильз и танковых дисковых магазинов. Диски мы поделили пополам, а боеголовки и гильзы кинули обратно в яму и закопали, таким образом, обезвредив опасные находки и ликвидировав эти опасные предметы для будущих поколений. Лишь две пустые гильзы от снарядов я взял себе на память, а Саша не стал брать ни одной.

Что же это было? Сброс боеприпасов с неисправного танка? Может, тут был склад боепитания для противотанковой пушки, и эти диски и снаряды были забыты в суматохе перед боем? Точно нельзя было ответить ни на один из этих вопросов, но эти предметы совершенно точно пролежали в земле с войны, и мы были рады, что их никто не нашел раньше нас.

Честно говоря, меня немного смутил тот факт, что этот пороховой костер могли увидеть издалека и приехать выяснять, что же здесь произошло. Поделился своими опасениями с Сашей, на что он сказал, что никакого шухера, по его мнению, мы не сотворили. Перед тем, как установить палатку, мы сложили все находки в мешки из-под картошки, причем Саша выделил мне отдельный мешок. Я переложил в него все свои находки, и теперь у каждого из нас в багажнике был свой отдельный склад военного хлама. Перед ужином у нас еще было время, чтобы обследовать ничем особо не примечательную рощицу на склоне балки. Она были интересна лишь тем, что почти вплотную примыкала к склону горы, на которой был этот самый «танковый схрон». Рощица была полна остатками сгоревших деревьев и кустарника. На земле сгоревшая черная трава перемешалась с золой и желтым песком. Мы начали аккуратно ходить по этому пепелищу, в котором оказалось довольно много железа. Сначала я нашел, помимо бесчисленного множества гильз, какую-то деталь от оружия. Саша определил ее как составную часть затвора СВТ. Я отдал ее ему. Затем мне по пути попался квадрат метра на метр с множеством пуговичек, крючков и зацепов, на которой я надолго застрял. А Саша за это время успел на пепелище выцепить в остатках сожженного кустарника и еле живых колючек мотоциклетный номер вермахта. Он был в очень хорошем состоянии, в том смысле, что белая цинковая краска на металле с обеих сторон сохранилась на 90%, и цифры номер с шифровкой сухопутных войск WH были четкой видны. Но номеру не повезло в том отношении, что он был весь посечен мелкими осколками. Это был явный результат закона подлости, когда целый предмет будет вытащен из земли в полусгнившем состоянии, а испорченная в свое время вещь даже спустя 65 лет лежания в земле будет выглядеть, как новая. Но Саша обрадовался этому номеру так, словно это был кошелек с крупными купюрами. Он полил его водой, потер тряпочкой, и в его руках номер и в самом деле засиял, как новый. Там даже проступил штамп фельджандармерии, выполненный красно-малиновой краской. Поздравив его с нерядовой находкой, я вернулся к своему унылому квадрату с одежной фурнитурой, а спустя минут пятнадцать Саша совсем рядом с машиной в пепелище откопал съемные сошки от советского пулемета ДТ. Они были в полном комплекте, выносная мушка на сошках была в наличии, но вот одна из ножек имела след от попадания осколка. Металлическая трубка, из которой была изготовлены сошка, была разрезана острым осколком почти наполовину, в месте попадания сталь изогнулась, как пластилин, и вывернулась наизнанку.

Вероятно, танкисты приняли тут на высоте бой, а после того, как их танки не смогли двигаться или были повреждены, то экипаж покинул машины, достал из боевого отделения пулемет ДТ и диски, после чего продолжил бой как пехота. Поскольку здесь на высоте обнаружился номер от немецкого мотоцикла, то вполне логичным было бы предположение, что наши и немцы сошлись тут в одной точке накоротке. Здесь рвались снаряды, свистели пули и осколки. Бог его знает, сколько здесь погибло людей… Когда все закончилось и бои откатились дальше к Дону, то настало время трофейщиков. Они стали ходить по месту боя и собирать оставшиеся целыми оружие и боеприпасы. Пулемет ДТ, видимо, пострадал не меньше, чем его сошки. Да и немецкий мотоцикл, исходя из повреждений номера, который крепился на переднем колесе, был полностью уничтожен. Все, что можно было открутить и снять для дальнейшего использования, было откручено и снято, а попорченное железо бросили тут же. Уже после войны основную массу металлолома собрали пионеры, комсомольцы и колхозники. Поскольку у них не было металлоискателей, то всякая мелочь, вросшая в землю, так и осталась тут. И вот теперь мы были первыми, кто пришел сюда с металлоискателями и догадался пройти гребенкой по этим сожженным во время весеннего пала травы кустарникам.

Умаявшись за день работы, мы поставили палатку так, чтобы с места лагеря был виден противоположный берег Дона. С наступлением темноты на высоте, несмотря на то, что она весь день прогревалась солнцем, стало прохладно. Мы развели небольшой костер между склоном горы и палаткой так, чтобы его не было видно. В качестве дров мы использовали сухие и наполовину обгоревшие ветки кустарника, так что нас при всем желании нельзя было обвинить в нарушении режима заповедника. После приема горячей пищи мы немного посидели у костра, выпили по паре стопок спирта и стали наслаждаться ночным пейзажем. Где-то вдалеке горели белые огни улиц станицы Сиротинской, справа вдали желтыми огнями был обозначен поселок Иловля. Степь в той стороне, куда закатилось солнце, чернела, как бездонная пропасть. Там не было ни огонька, ни просвета в небе. Только яркие созвездия в бесчисленном количестве мерцали над головой. Сидя у костра, ты не замечал их, но стоило только отойти от него и отвернуться, как уже спустя пару минут глаза привыкали к мраку, и в космосе проступали звезды, яркие и не очень.

Утром, выйдя из палатки, мы увидели, что машина была покрыта толстым слоем конденсата сверху донизу, а по днищу даже проступила изморозь. Солнце было заслонено от места нашей стоянки горой, и чуть дальше на поле, где проходила граница света и тени, можно было наблюдать любопытную картину. Там, где солнце падало на траву, все было хорошо. Зато рядом в тени трава была вся покрыта белым налетом замерзшего конденсата. В общем, в этой степи условия были, как на другой планете. Резкая смена температуры от +30 градусов днем до почти 0 градусов ночью заставляла нас акклиматизироваться два раза в сутки. Позавтракав, мы решили, что дальше копать здесь уже нет смысла. Собрав имущество и, попутно проверив запасы воды, которой еще было достаточно для продолжения автономного рейда, мы сели в машину и поехали туда, где еще не были – в направлении «лунного ландшафта». Так мы называли местность, простиравшуюся на запад. Где-то там заходило солнце, оттуда постоянно дул горячий и сухой ветер, и казалось, что там нет никакой жизни.

Тем не менее, туда на запад вилась дорога, и мы ехали по ней, подчиняясь логике тех, кто ездил по ней до нас. Вот мы спустились по склону в низину, миновали ее и стали подниматься вверх, мимо небольших приземистых рощ. Оказавшись на гребне с развилкой дорог, мы поехали дальше по той, которая была самая разъезженная. Эта дорога за перекрестком повернула налево, и вот мы оказались на довольно высоком и пологом гребне огромной балки. Слева был лесок, который через метров сто уже заканчивался, а справа было повторение такого же самого безжизненного ландшафта, как будто он воспроизводил сам себя через определенное расстояние. Солнце было как будто даже ближе к нам, оно равномерно припекало все вокруг.

Мы проехали немного по дороге и решили остановиться, чтобы в спокойной обстановке осмотреться и определить, что же это за места такие. Судя по следам тракторных колес, люди из станицы сюда ездили довольно часто. Не исключено, что здесь они собирали ветки на хворост или косили сено для домашнего хозяйства. Во всяком случае, эти полевые дороги возобновлялись каждый год, и могли считаться совершенно точными путеводными нитями. Главное было не терять их из вида, чтобы не заплутать в этой дикой степи. Я быстро достал из машины металлоискатель и пошел вдоль дороги вперед. Только материальные свидетельства из верхового культурного слоя, выражаясь научно, могли бы дать конкретные сведения об этих местах. Через полчаса можно было подводить итоги: одна лопатка из нержавеющей стали от какого-то роторного механизма современного производства, несколько пуговиц с тремя дырками от немецкой плащ-палатки и две резиновых подушки от гусениц немецких полугусеничных вездеходов времен войны. Они выглядели так бодро, что сначала я решил, что это какие-то демпферы для современных тракторов. Но, приглядевшись, заметил очень ржавые встроенные в резину гайки, к которым болтами эти подушки и прикручивались на гусеницы. Обсудив весь этот набор находок, мы решили съехать с дороги к деревьям и заночевать здесь. Саша, оглядываясь по сторонам, смотрел недобрым взглядом на безжизненные пейзажи.

– Иди впереди машины, – сказал он мне, – смотри под ноги и убирай камни и острые ветки. Если мы тут проткнем колесо, то это будет катастрофа.

Я прошел от машины к деревьям, следя за тем, чтобы на пути нашего автомобиля не было никаких помех. Саша завел машину и поехал вслед за мной, но в какой-то момент он свернул в сторону и стал обгонять меня. Когда машина поравнялась со мной, раздался стук какого-то предмета снизу по днищу автомобиля, и Саша резко дал по тормозам. Весь белый, он выскочил из машины, хлопнув дверью, и заорал на меня.

– Что там такое? Колесо целое? – его взгляд был бешеным, и я никогда раньше не видел его в таком свирепом виде.

– Колесо целое, – я взглянул на шину, которая была в полном порядке, – но его реакция смутила меня, и я «заморозился».

– Тебе же сказали – смотри под колеса! – орал Саша, – Что там такое? А?

Он оббежал машину, припал к колесу и вытащил из-под машины обломок ветки. Колесо наехало на нее, ветка сломалась и отпружинила по кузову. Ничего страшного не произошло. Но эта неадекватная реакция разозлила меня, тем более, что Саша даже не извинился передо мной за свой срыв. Он побежал обратно на водительское место, потом вернулся и прошел пару метров перед капотом, пнул ногой небольшой камень, едва торчавший из сухой земли, и вернулся за руль.

Я был в шоке от такого отношения ко мне и все никак не мог понять, чем же было вызвано такое поведение товарища? Он же такой смелый и уверенный, неужели испугался возможной форс-мажорной ситуации, когда придется в поле менять колесо или как-то еще чинить автомобиль вдали от цивилизации? Но это риск, который всегда есть. К тому же, мы вдвоем, а это значит, что любую ситуацию мы сможем исправить. Любую, кроме этого предательства по отношению ко мне. Пока эти мысли клубком разворачивались у меня в голове, Саша рывком доехал до деревьев и остановился на опушке этой маленькой рощицы.

Когда я подходил к машине, у меня еще теплилась мысль, что он скажет хоть несколько слов, способных растопить ситуацию и посмеется над своим страхом. В конце концов, извинится за крик и протянет руку, желая примирения. Тем более, что он сам обогнал меня и поехал не ровно вслед за мной, а по непроверенному направлению. Но Саша молча выскочил из машины, снова кинулся изучать днище автомобиля, не взглянув на меня. В этот момент он перестал быть моим другом, а раз так, то выяснять отношения с человеком, который для тебя никто, не имело смысла. Я тоже промолчал, но затаил огорчение и злость. Еще через десять минут напряженного молчания с Сашиной стороны все как будто прошло, он сменил маску озабоченности на свое обычное выражение лица, да и я убедил себя в том, что нужно просто дальше общаться, как ни в чем не бывало. Но все же простить этот несправедливый крик в свой адрес, сравнимый с плевком в душу, я не мог.

К этому моменту солнце уже закатывалось, и мы без воодушевления поставили палатку рядом с машиной, достали продукты и стали готовить ужин. После чая доели остатки сала и выпили по две рюмки спирта. Даже легкое опьянение не могло отменить этой неприятной ситуации, обычная беседа о событиях дня не клеилась. Я не стал поддерживать разговор в темноте, а полез в палатку спать. Последние мысли за прошедший день: «Может, надо было сразу после этого эксцесса достать свои вещи из машины и просто уйти пешком в Трехостровскую? Нет, если уехали вместе, то и вернемся вместе. Но больше вместе с Сашей копать не поеду».

Утром перед завтраком я пошел с металлоискателем побродить по окрестностям нашего лагеря и даже не испытывал чувства голода. Никаких интересных особенностей вроде линии блиндажей или каких-либо других позиций тут не было. Однако по верхам попадались осколки от мин и снарядов, даже целые неразорвавшиеся мины встречались. Значит, тут были маневренные бои, и никто не стремился оборонять эти земли. Все бои были ближе к Дону, ближе к станицам. Там были переправы, что было немаловажным для обеих сторон. А просто так биться в степях до взаимного уничтожения – не имело никакого смысла.

Очевидно, что и советские, и немецкие части тут присутствовали какое-то время, но они здесь либо проходили маршем, либо останавливались на привал. Понятно, что по дну балки в 1942 году пройти и проехать было невозможно, как и сейчас, и тогда огромные массы пехоты и техники старались двигаться как можно быстрее. А сделать это можно было по гребню балки, потому что оттуда видны окрестности, и в случае опасности можно быстро укрыться в отрогах балки. Рассуждая так, я вернулся к палатке. Саша уже приготовил легкий завтрак, и мы быстро прикончили его. Потом выпили чай, заправив организм запасом жидкости. Я сообщил Саше о своих размышлениях, и он предложил спуститься чуть пониже нашего лагеря и все-таки рассмотреть поближе заросшие деревьями отроги балок. Я согласился, и мы вместе пошли вниз по склону. За мелким кустарником в оврагах балок начинались высокие деревья, которым было по 30—40 лет. Они явно были посажены здесь после войны, а может, и сами тут выросли, без вмешательства человека. Овраги были слишком глубокие и узкие, и там не было никаких интересных ям. Все же на что-то надеясь, мы обошли все овраги, которые были в пределах досягаемости, и везде была одна и та же картина. Уже возвращаясь к лагерю, мы заметили какие-то слишком высокие деревья на краю той рощи, где был наш лагерь. Там и кусты были зеленее, и вообще растительность была гораздо гуще. Когда мы подошли ближе, то увидели под деревьями лужу. Это был родник, который бил из-под земли!

Мы попробовали воду – она была совершенно чистая, да и не могло здесь быть поблизости никакой другой воды. Это было какое-то чудо! Набрав воды во фляжку, мы с Сашей сходили к лагерю и набрали воды во все опустошенные ранее емкости. Этого запаса теперь должно было хватить еще на 5—6 дней автономного путешествия по степям. С водой у нас прибавилось и оптимизма. Принеся все канистры и бутылки в лагерь, мы напились чая и решили по традиции переждать самое жаркое время в тени.

После того, как солнце ушло из зенита, мы свернули палатку и поехали по дороге в ту же сторону, что и вчера. Через километр я увидел слева интересную рощицу, которая тянулась вдоль склона ниже дороги, и попросил Сашу остановить машину. Я взял металлоискатель и лопату, но Саша не спешил взять свои принадлежности. Уже второй день он был скептически настроен, ему явно не нравилось то, что мы забрались так глубоко в степь, и он настаивал на том, чтобы мы вернулись поближе к местам раскопок первых дней путешествия. Он присел под деревом в начале рощи и закурил, а я включил металлоискатель и пошел вдоль деревьев.

Не далее, чем через двадцать метров, мой металлоискатель загудел так, как будто я нашел под землей железную бочку. Но это был небольшой предмет. Когда я копнул лопатой в первый раз, то уже на глубине одного штыка почувствовал что-то твердое и металлическое. Грунт был песчаный с примесями камней, но копался легко. И я довольно быстро выкопал узкий прямоугольный ящик из стали. Углы его были округлые, а на боковинах рядом с ребрами жесткости были выдавлены звезды. Это был ящик для хранения лент к пулемету Максима. Ящик был очень тяжелый, внутри там что-то громыхало и переваливалось. Саша мигом подскочил и прибежал смотреть, что же я нашел. Мы открыли крышку и увидели внутри кучу самых разнообразных инструментов, преимущественно автомобильных. Ящик был покрыт рыхлой ржавчиной, и все инструменты были в таком же состоянии. Мы высыпали содержимое на землю и стали их рассматривать. Там были гаечные ключи, зубила, отвертки, патроны от лампочек, несколько ржавых свечей зажигания, штангенциркуль и еще какие-то непонятные инструменты. Все это выглядело очень неприглядно.

– Шоферская нычка, – назвал это все Саша, – кто-то собирал инструменты и спрятал тут.

– Может, это трактористы после войны тут хранили ключи? – предположил я, перебирая ржавые железки.

– Посмотри, от оружия там никаких запчастей нет? – полюбопытствовал Саша, и мы вместе еще раз перебрали все инструменты по одному. Деталей оружия в ящике не было, это были все сугубо технические инструменты.

Поскольку у меня машины не было, я предложил Саше забрать этот ящик вместе с ключами. Он посмотрел на содержимое и отказался, сославшись на то, что таких ключей у него полный гараж. Чтобы не привлекать внимание случайных посетителей этих мест, мы сложили инструменты обратно в ящик и закопали его в той же яме, где и нашли.

– Давай выбираться отсюда, – сказал Саша, когда мы возвращались к машине.

Выбираться так выбираться, и мы, развернувшись, поехали назад по дороге. Когда, наконец, за окном показались знакомые пейзажи меловых гор, то встал вопрос: ехать прямо или повернуть налево? Если прямо, то мы вернулись бы на места первых раскопок.

Соответственно, надо было повернуть налево. Крутанув руль, Саша поддал газа, и мы покатились по менее укатанной полевой дороге. Вдруг впереди за холмом мы увидели антенну, которая возвышалась над плато. Я посмотрел на карту – там было обозначение отдельно стоящего сарая. Мы решили потом подъехать поближе к этому месту и посмотреть, что же это за сооружение. А пока нам и здесь в низине хватало неизведанных мест. Дорога вела вниз, вскоре антенна скрылась за деревьями, и мы увидели справа от дороги множество интересных балок. Где-то за ними я откопал чешский штык и каску, а Саша поднял немецкий штык. Поскольку других вариантов не было, мы свернули направо и проехали вниз к этим балкам, которые образовывали полукруг с полем в центре. На поле в хаотичном порядке росли деревья, кое-где были большие ямы, предположительно, от артиллерии. В общем, даже с первого взгляда тут было интереснее, чем на «лунном ландшафте». Саша остановил машину в тени, и мы вышли на поле.

Сгорая от нетерпения, мы быстро похватали приборы и разошлись по полянке в разные стороны. Я обошел почти все ямы на поле и в результате откопал несколько ржавых гильз от снарядов, кусок советской каски и множество винтовочных гильз. Саша копал преимущественно на поле, и у него был примерно такой же результат. Не удовлетворившись первым заходом, мы снова начали зачищать полянку, на этот раз ходили ближе к деревьям. Кстати, балки тут были настолько неглубокие и неширокие, что у нас возникли сомнения в дате их происхождения. Не исключено, что эти отроги образовались лишь в последние полвека, то есть во время войны тут было практически ровное поле. Это значит, что залезать в эти заросли с густыми и цепкими молодыми кустами смысла большого не было. Итак, мы оставались на открытых местах, но и по периметру полянки никаких классных вещей нам не попалось. Несколько раз мы слышали, как по дороге туда и обратно проехал трактор с прицепом. В просвет между деревьями мы увидели, что он вез огромный воз сена, которое местные станичники тут косили для своего хозяйства. Поскольку наш автомобиль не был заметен с дороги, то мы не беспокоились о том, что наше присутствие будет зафиксировано.

С неутешительными результатами мы с Сашей встретились снова у машины и решили все-таки заночевать здесь. Торопиться нам было некуда, вода у нас была в достаточном объеме, так что горевать было не о чем. Мы поужинали быстро, и еще было довольно светло, когда я решил все-таки еще немного походить по поляне. Саша остался сидеть у палатки, нарезая сало с хлебом и разливая спирт по рюмкам. В хорошем настроении я пошел в сторону основной дороги, перелез через густые заросли и увидел метрах в двухстах несколько довольно больших блиндажей. Пошел прямиком к ним и обнаружил, что они были врыты в склон небольшой и неглубокой балки. Рядом с блиндажами валялись самые разнообразные железки, выкопанные, вероятно, другими копателями в прошлые сезоны. Тут была и сильно помятая блиндажная печка, сделанная из двухсотлитровой бочки из-под топлива, и куски колючей проволоки, и очень ржавые деформированные ящики и укупорки от снарядов; стальные гильзы от орудий, остатки железной кровати с элементами сетки и еще какие-то железки, не поддающиеся идентификации. Все это торчало из земли, но было видно, что изначально эти предметы были выкопаны с глубины, а потом брошены тут, впоследствии стали врастать в землю снова. Обрадовавшись военному хламу, я дежурно включил металлоискатель и стал ходить рядом с блиндажами. Звать Сашу отсюда было бесполезно, он вряд ли бы услышал меня, а кричать на всю степь в сумерках не хотелось. Разведаю пока это место сам, а завтра можно будет и вдвоем тут покопать, решил я. У входа в блиндажи обнаружилось несколько сигналов, я методично выбил их все. Это были алюминиевые пуговицы от немецких кителей, зацепы для снаряжения и баночки от сапожного крема. Довольствовавшись этим результатом, я пошел назад к лагерю и показал Саше немногочисленные, но многообещающие находки. Он изобразил лицом безразличие и сообщил, что водка стынет.

Мы выпили и закусили салом, посидели до темноты, а потом нам обоим вдруг захотелось есть. И уже в темноте, при свете восходящей полной луны мы стали варить гречневую кашу с тушенкой. Съев по котелку, мы выпили еще по стопке и доели все сало до конца. А луна поднималась все выше и выше и все ярче освещала бледным светом степь и черные деревья. На небе вдруг разом высыпали звезды, и мы сидели и любовались этой вечной картиной звездного неба.

На следующий день мы после завтрака пошли к разведанной мной балке. Я довел Сашу до нее и оставил копать его там одного, а сам пошел искать новые места в ближайшей роще. Чем дольше я бродил по зарослям, тем больше мне казалось, что здесь на равнине количество боевых эпизодов было небольшим. Для боя эти окрестности были не очень подходящими. Искать следы боевых позиций следовало ближе к высотам, откуда вид во все стороны был как на ладони. А в этой низине, окруженной со всех сторон высотами, ни один здравомыслящий командир не рискнул бы располагать войска в ожидании боя. Вот если опасности столкновений с противником нет, то такое местно, прикрытое со всех сторон, гораздо больше подходит для каких-то тыловых позиций, лазаретов и баз снабжения. Судя по блиндажам, здесь как раз и жили немцы зимой в конце 1942 и в начале 1943 года. Пока в Сталинграде у Волги было «большое кольцо», в котором ждали своей участи основные силы 6-й армии Паулюса, вот здесь, в малой излучине Дона, другие немецкие части оказались в так называемом «малом кольце». Окруженные со всех сторон широкой рекой и сдавливаемые атаками советских войск, они также оказались в западне, из которой мало кто вырвался. В рощах было множество гильз и осколков, но интересных находок все не было. Походив так часок, я вернулся к Саше, который тотально вскапывал площадку у блиндажей, впрочем, без особых успехов. Он нашел там несколько пуговиц, штык от винтовки Мосина и множество всяких пряжек и элементов фурнитуры от немецких противогазов. Посоветовавшись и придя к единому мнению относительно невысокой перспективности этой низины, мы вернулись к палатке, свернули лагерь и поехали искать новое место.

Мы медленно катили по полевой дороге, осматриваясь по сторонам, и тут я предложил Саше свернуть в сторону той горы, на которой была та самая загадочная башня-антенна. Он не возражал, и мы заехали наверх по извилистой дороге на небольшое плато, доминировавшее над всеми окрестностями. Плато было совершенно ровное, и, почти на самом его краю, в левом дальнем конце поля было небольшое двухэтажное строение. Саша остановил машину на краю поля, и мы пытались рассмотреть подробности, однако это было непросто сделать. Тогда я достал из рюкзака бинокль, и с его помощью мы изучили это сооружение. Здание было огорожено стандартным металлическим забором, у здания стояла «Нива». Рядом со зданием была металлическая вышка скелетной конструкции, на самом верху которой были закреплены антенны. Это была вышка для ретрансляции сигналов сотовой сети или, возможно, метеорологическая станция или пункт связи военного назначения. Во всяком случае, там были люди, которые занимались своим делом. Они нам никак не мешали, и мы тоже решили не мешать им. Повернув направо, мы поехали по полю, стараясь как можно скорее скрыться из вида. В шестистах метрах справа был очень интересный лес. За лесом была полянка, в которой мы могли припарковаться и сделать остановку. Добравшись до опушки, мы обнаружили, что находимся перед въездом на довольно большую поляну, окруженную с трех сторон деревьями, а с четвертой стороны была открытая площадка. Проехав еще метров двести, мы остановились в укромном уголке на поляне, вышли из машины и стали осматриваться. Из-за деревьев слева была видна эта вышка с антеннами, но из домика нас никто уже не мог видеть. Вокруг была тишина, иногда нарушаемая порывами ветра, солнце было в зените и так сильно пригревало, что хотелось как можно скорее оказаться в тени. На полянке в нескольких местах был выход песка на поверхность, и от этого песка, нагретого палящим солнцем, несло теплом и сухостью. Невозможно было поверить, что все это происходило в двадцатых числах октября. Где-то далеко в Москве идут дожди, и люди ходят по мокрым улицам в теплых куртках, а мы тут изнываем от жары и стремимся избегать прямых солнечных лучей!

Оставив машину в тени, мы с приборами направились к интересным барханам. Они, как оказалось, скрывали от взора проезжающих хорошо заросшие густой травой блиндажи и окопы. Обрадовавшись такой удаче, мы с Сашей принялись с жадностью «пылесосить» землю вокруг блиндажей и в них самих. И сразу пошли находки одна за другой. Сначала Саша откопал на выходе из одного блиндажа гранату Ф-1 с целой чекой и кольцом, а потом и я нашел «эфку», но с вывинченным запалом. Что ж, каждому свое. Поймав волну, Саша активизировался на поиске оружия, и теперь его уже нельзя было остановить. Еще через десять минут он уже показывал мне издалека только что выкопанный штык от винтовки Мосина, а еще через четверть часа – и саму винтовку. Тут уж я не выдержал и пошел разглядывать трофеи. Саша внимательно изучал находки, и в этот раз его радости не было предела: хоть у мосинки и отсутствовали магазин и затвор, но была на месте прицельная планка. Она была более массивной, чем стандартные.

– Это планка Коновалова, – авторитетно заявил Саша, – винтовка-то еще казачья, видимо. Видишь, у нее ствольная коробка граненая – это признак ранней модификации.

Мы поплевали на то место на ствольной коробке, где должно быть выбито клеймо с годом выпуска и номером оружия, и увидели там датировку «1927». Это поставило Сашу в тупик.

– Странно, как такое может быть, ведь планки Коновалова массово снимали с царских винтовок и уже советских экземпляров в 1930 году при модернизации. Значит, эта винтовка каким-то образом избежала вмешательств. Но как?

Я оставил Сашу дальше изучать находку в одиночестве и пошел к своим блиндажам. Там мне тоже улыбнулась удача: в песке прозвучал отличный сигнал, который при проверке оказался массивной выпуклой металлической табличкой с покрытием горячей эмалью. Там была целая инструкция, написанная на немецком языке «Gebrauchsvorschrift für den Speisenkessel», что переводится на русский как «Инструкция по эксплуатации котла для приготовления пищи». К сожалению, примерно половина текста этой таблички была утрачена из-за скола эмали. Меня обрадовала эта находка сама по себе, и я с радостью пошел показывать ее Саше. Он, как водится, взглянул на нее и с видимым интересом отозвался о немецкой основательности.

– А вот это видел? – он снял с плеч вещмешок и достал оттуда надульник от немецкого пулемета МГ-34. Наблюдая за моей реакций, которая, естественно могла быть только положительной, Саша снова полез в рюкзак и со словами, – а теперь ты просто офигеешь! – протянул мне бакелитовый приклад от этого же пулемета.

Я был в шоке от замечательного сохрана металла, но Саша перевернул приклад и показал мне трещину на бакелите приклада.

– Видишь, – показал он мне выдавленные на прикладе цифры, – вот тут клеймо с годом выпуска, и прямо рядом трещины пошли. Так жалко!

Что ж, для комплектации макета или в качестве экспоната этот приклад представлял немалую ценность. Но где же остальные детали пулемета?

– Саша, у тебя тут только передняя и задняя часть, – смеялся я, – куда ты спрятал сам ствол и лентоприемник?

Тут Саша снова полез в вещмешок и достал оттуда рычаг подачи патронов, комплект верхней и нижней частей лентоприемника и часть затвора с этого же пулемета, а также целый кусок стальной ленты на 50 патронов.

– Больше ничего там не было, – выдохнул он, – я все проверил, но крупных запчастей там не осталось. По всей видимости, разбирали пулемет по полной, и вышедшие из строя и дефектные детали заменяли целыми из ремкомплекта, а хлам сбрасывали тут же. Но ничего, это тоже пойдет.

За этим копанием мы не заметили, как прошло время. Была уже вторая половина дня, а мы все еще не отобедали. Саша пошел к машине, а я направился к холму, с которого открывалась самая обширная панорама на восток. У меня был с собой бинокль, и в него я видел находящийся в пятнадцати километрах элеватор в Качалино, микроскопические при еще большем расстоянии грузовые автомобили на трассе М6 «Каспий», дома, словно игрушечные, и едва видимую железнодорожную ветку. Приятно было наблюдать цивилизацию издалека, зная, что она всегда рядом, но при этом мы с ней никак не смешиваемся, ездим сами по себе и копаем по войне.

Вернулся к машине, и мы принялись уминать легкую закуску. На такой жаре аппетит куда-то подевался, зато с большим удовольствием мы выпили горячего чая и отправились в тень отдыхать. Накопившаяся за все время усталость уже давала знать, и нам каждый раз приходилось буквально заставлять себя снова и снова брать в руки металлоискатель. Силы восстанавливались медленнее, чем расходовались: мы с Сашей сильно похудели с начала поездки. После 16 часов, когда солнце было уже на юго-западе, мы решили найти более удобно место для ночевки. Отъехав от опушки, мы свернули направо по дороге и проехали в лесок. Деревья там росли довольно далеко друг от друга, а подлеска практически не было. Это было идеальное место для кемпинга, вдобавок ко всему, здесь на высоте было тепло и комфортно. Мы разместили палатку под деревьями, установили столик, разложили еду и стали ждать вечера. Но тут я все-таки не выдержал и пошел с металлоискателем по окрестностям палатки. Больших залежей гильз, осколков и железа не было. Оттого каждый сигнал был в радость. Таким образом, между деревьями мне удалось накопать немного велосипедных запчастей: звездочки, педали, шильда от рамы. Увидев, что здесь тоже попадается хлам, Саша тоже схватил прибор, и наступление темноты мы встретили дружным копанием среди деревьев. И все-таки награда настигает упорных: поблизости от сброса велосипедных деталей Саша откопал стальную пряжку вермахта! Она была целая, без дыр и утрат, хотя общий ее сохран мне не понравился. Но Саша не обращал внимания на мои придирки. Это был явно его день, и находки одна круче другой преследовали его от заката до рассвета. Возвратившись в лагерь, мы приготовили горячий ужин, выпили по паре рюмок спирта.

А когда совсем стемнело, то взяли бинокль и пошли с высоты рассматривать подсвеченные огнями окрестности. В черной степи редкие огоньки уличного освещения мерцали, как далекие звезды, лишь обозначая жилье. В редкие минуты, когда ветер стихал, можно было услышать едва различимый гул с автотрассы. Прямо под нами в излучине Дона была мертвая тишина, и сложно было представить, что во время войны тут побывали тысячи людей, что здесь грохотали ожесточенные бои, и многие солдаты с обеих сторон так и остались лежать где-то в воронках, ячейках и блиндажах. Притом, нам не попадались останки, не было даже намека на кости. Этому мы удивлялись, но целенаправленного желания разграбить захоронения у нас и не было. Поэтому мы искали с прибором в основном по верхам, копали неглубоко и, по сути, собирали металлолом.

Когда мы утром проснулись от ярких солнечных лучей, пробивавшихся в палатку, то воздух был уже насыщен приятными лесными запахами, среди которых был заметен крепкий запах дубовых листьев и какие-то нежные ароматы южных растений, облюбовавших склоны высоты под нами. Позавтракав, мы с огромным сожалением были вынуждены собрать лагерь и уехать из этого прекрасного места. Нас ждали впереди бесчисленные балки, которые скрывали, возможно, тот самый ценный военный хлам, за которым мы гонялись с большим остервенением. Но не успели мы спуститься с высоты и оказаться на равнине, примерно через километр у дороги справа заметили табличку с надписью. Подъехав поближе, оказалось, что это указатель с надписью «Родник Филимоновский». Стрелка показывала на рощу справа. Слева от дороги была очень примечательная гора, поросшая по периметру лесом, а ее вершина была лысая. Эту гору мы приметили еще в самый первый день, и вот теперь, сделав большой круг по плато, мы оказались совсем рядом с ней. Но для начала надо было поехать к роднику и посмотреть, что же он из себя представляет. Ехать пришлось прямо по полю, по укатанной траве. Примерно через километр колея уперлась прямо в рощу, за кустарником была видна деревянная беседка. Пластиковые пакеты, валяющиеся рядом с дорогой, а также стеклянные бутылки и консервные банки свидетельствовали о том, что родник пользуется популярностью, и сюда часто приезжают не только набрать воды, но и «культурно» отдохнуть. Беседка с навесом стояла на поле у опушки, там стоял основательный деревянный стол, и рядом с ним были две скамейки, врытые в землю.

Спустившись по добротно сделанным деревянным ступеням в низ балки, мы увидели выложенный камнями источник, над которым был сколочен навес из досок. Все это выглядело очень живописно. Вода в источнике была чистая, холодная. Первым делом мы вскипятили котелок с этой водой и заварили чай. На вкус чай из этой воды был гораздо мягче и вкуснее. Мы решили опустошить канистры, вылив ту воду, которая была у нас запасена еще из Москвы, а также избавиться от воды, набранной в квартире у доброй женщины в Качалино. Вместо этого мы набрали полные канистры из родника. Не дожидаясь наступления обеденного времени, мы достали газовую плитку и приготовили обед на родниковой воде. Сидя за столом под навесом беседки и поедая гречневую кашу с тушенкой, мы с Сашей испытывали очень приятные ощущения, как будто мы на курорте. Зная, что рядом есть источник чистой воды, не хотелось даже никуда ехать. Мы пили чай кружка за кружкой, и пришлось даже второй раз ставить котелок на огонь и делать заварку. Но так долго прохлаждаться мы не могли. Отдохнув и возвратив себе авантюрное настроение, мы поняли, что надо все-таки покинуть беседку у родника и продолжить кочевую копательскую жизнь.

– Давай посмотрим, что там есть на лысой горе? – предложил я Саше.

– Не возражаю, – отвечал он, не отрываясь от управления, – только нужно встать грамотно, чтобы нас не видно было.

– Там есть разрыв между деревьями, – я увидел, что с большой дороги ведет отдельная колея к горе, – рули туда.

Саша аккуратно въехал по следам других машин между кустов, и мы оказались на узкой дорожке, зажатой кустами с обеих сторон, ведущей прямо на лысую гору. Точнее, это была поляна с пологим холмом, возвышающаяся над плато метров на пятнадцать-двадцать. На середине горы-поляны деревья не росли, а вот вокруг нее была целая роща. Ну как было нам еще назвать это урочище? Ей подходило только название «Лысая гора». Саша свернул с дороги и поставил машину так, чтобы если кто-то и полюбопытствовал, заглянув внутрь своеобразного коридора из кустарника, то не обнаружил бы нашего присутствия. Забрав приборы и лопаты из машины, мы пошли изучать гору. Я добрался до самой высокой точки горы и нашел на вершине остатки больших круглых ям. Это были позиции зениток или крупнокалиберных минометов. Следы раскопов присутствовали и в самих ямах, и рядом с ними. Значит, копатели побывали тут. Ну а как иначе, если эта гора видна отовсюду и находится буквально у въезда на территорию природного парка? К тому же, тут и родник поблизости есть, к которому «не зарастет народная тропа».

В общем, обескураженный и демотивированный, я спустился к роще в точку, диаметрально противоположную нашей стоянке. Роща была довольно густой, деревья перемежались с мелким кустарником, у которого были противные колючие ветки. Надо было найти какой-нибудь блиндаж или окоп, чтобы можно было хоть за что-то зацепиться. Я упорно размахивал металлоискателем из стороны в сторону, и время от времени прибор подавал сигналы. Это были гильзы от винтовок, осколки от снарядов. Вдруг между деревьями я увидел небольшую ямку. Направился к ней и стал обследовать ее, стараясь прижимать катушку как можно ближе к земле. Там было разбросано довольно много гильз, на извлечение которых из-под дерна у меня ушло много времени. В один прекрасный момент вместо гильзы в раскопе я увидел характерную трубку с коленом. Это был штык от трехлинейки. Металл прекрасно сохранился, достаточно было только обстучать штык об лопату, как вся земля из трубки вытряхнулась. Я протер штык кожаной перчаткой, и на солнце заиграли грани штыка, его острие было гладким и выглядело грозно. Засунув штык за поясной ремень, я продолжил ходить вокруг ямы, но в дальнейшем, кроме гильз, больше ничего мне не попадалось.

Успокоенный одной находкой, я устало пошел в сторону машины – она была уже видна сквозь просвет в деревьях. Саша ходил где-то поблизости, периодически обстукивая какую-то очередную находку об лопату, как это я проделал только что. Мне стало интересно, что же он там нашел, и я не стал обходить куст, который лежал у меня на пути. Протиснувшись между двумя широкими ветками, я перешагнул через сухое бревно, лежавшее тут же у куста, вдруг в этот самый момент мой металлоискатель издал громкий и протяжный сигнал. Я совсем не ожидал этого звука, который согнал с меня умиротворенное настроение. Оставаясь в неустойчивой позе с опорой на одну ногу, я снова провел катушкой над тем место, где она сработала, и громкий сигнал раздался снова. Мне пришлось сделать шаг назад, вернуться обратно на исходную позицию перед кустом. Сигнал был где-то под бревном, и если мой металлоискатель почувствовал металл на расстоянии более пятнадцати сантиметров, да еще и под бревном, значит, это был большой предмет. Отодвинув бревно в сторону, я воткнул лопату в дерн, и ее лезвие мгновенно отозвалось металлическим звоном, ткнувшись в предмет под землей. Лезвием лопаты я сдвинул дерн и верхний слой грунта. Под ним была широкая прямоугольная защитная скоба и спусковой крючок… Неужели запчасти от ППШ?

Одним движением я сгреб остаток грунта в сторону, схватил рукой за спусковой механизм и потянул его на себя. Из земли вылез целый ППШ, я невольно отпустил металлоискатель и второй рукой подхватил автомат за кожух. У меня в руках был не просто увесистый кусок стали, а самый настоящий пистолет-пулемет Шпагина. Естественно, деревянного приклада при нем не было, дерево сгнило. Но металл у автомата был наикрепчайший. Прицельная планка была раннего образца, с передвижной планкой, защита мушки была съемной, и она была на месте! Автомат не имел никаких видимых повреждений, но, к сожалению, у него не было магазина и затвора. Я обстучал находку о лопату, прочистил его сухой веткой и поставил сушиться у дерева. А сам тем временем начал квадрат за квадратом обыскивать весь этот «пятачок»: нужно было найти затыльник от приклада, магазин и затвор. Еще минут сорок ушли на это занятие, но никаких других частей от ППШ тут не было. Получается, что реконструкция событий может выглядеть следующим образом: это оружие было потеряно на поле боя, а затем немцы, скорее всего, при зачистке позиций обнаружили его, разбили приклад о землю или об дерево, вытащили затвор и зашвырнули куда-нибудь подальше. Сам ствол бросили тут же, поскольку он не мог быть теперь использован против них. Однако по архивным фотографиям было известно, что русский автомат очень высоко ценился немцами как трофей, они часто использовали их. Почему же тогда немцы не забрали автомат себе? Может, у них не было недостатка в стрелковом оружии, а оставлять на поле боя брошенные русские винтовки и автоматы в исправном виде не позволяла инструкция? Понятное дело, что если бы наши трофейщики отыскали его тут в любом состоянии, то обязательно забрали бы как ремонтную единицу. В общем, так я отыскал свой пистолет-пулемет ППШ, да еще ранней модификации с передвижным целиком! Забрав находку, я пошел к машине. Саша копал уже где-то на вершине, оттуда доносились звуки детектора. Быстро закинув автомат под машину, я воткнул штык в землю, положил рядом лопату и металлоискатель и лег сам.

Счастье переполняло меня – ведь я добился того, что загадал себе. Мне даже не придется собирать ППШ из запчастей, потому что он уже лежит вот здесь, почти комплектный. Дисковые магазины у меня уже есть, один затвор я нашел осенью как раз под Сталинградом, когда мы ездили с Серегой. Ну а дерево… Приклад в сборе с затыльником можно купить в любой момент на Вернисаже в Измайлово или заказать у кого-нибудь из форумчан на самом большом русскоязычном оружейном форуме. В общем, с этой историей можно ставить галочку, и тут мне даже стало обидно, что одна из моих мечт сбылась так скоро и в полном объеме.

Тут как раз Саша спустился с горы. По его унылому выражению лица было понятно, что и ему не удалось найти в ямах на вершине горы ничего интересного.

– Я слышал, ты там что-то обстукивал, – ехидно улыбался Саша, обращаясь ко мне.

– Да вот штык от мосинки нашел, – кивнул я на находку, торчавшую из земли.

Саша устало положил прибор и лопату на землю, достал из вещмешка воду. Мы попили и немного освежились.

– И все? Больше ничего? – Саша не унимался, он словно чувствовал какой-то подвох.

– Да, вот гляди какой сохран, – я старался заговорить ему зубы и протянул штык, чтобы занять его. Он стал рассматривать «иголку» и не переставал восхищаться сохраном.

Улучив момент, я нагнулся к колесу и вытащил из-под колеса ППШ.

– Руки вверх! – скомандовал я громко на весь лес.

На Сашу мой крик не произвел никакого эффекта, он спокойно поднял глаза и, увидев ржавый ППШ у меня в руках, спокойно продолжал стоять.

– Я почему-то совсем не удивился, – сказал он, – это обалденная находка! Поздравляю!

И мы вместе стали рассматривать его. Точнее, я со стороны наблюдал, как Саша изучает все оставшиеся детали, как он удивился прицельной планке старого образца и изумился великолепному сохрану металла.

– Вот так, совершенно случайно и зацепил у куста, когда собирался уходить, – закончил я свой рассказ, – теперь у меня есть ППШ, и я сделаю из него макет.

Саша понял, что этот ствол я ему уже не подарю. Но он не подал вида и равнодушно отдал автомат мне.

– Грех из такой ляльки делать макет, – сказал он, – не спеши, просто спрячь его подальше, а потом можно будет сделать из него рабочий образец. Таких аппаратов больше не найти, так что не порти его, не пили!

Я обещал подумать. Оставив железо в машине, мы с Сашей вернулись на место находки, и теперь уже он вызвался вторично зачистить место, вероятно надеясь найти что-то, что я мог пропустить. Но и ему не удалось отыскать на этой точке ничего, что могло бы прибавить нам очков.

– Ну ладно, – сказал Саша, когда мы возвращались к машине, – не очко обычно губит, а к одиннадцати туз!

Эта многозначная фраза была общим сигналом к тому, чтобы уезжать с этой лысой горы в менее популярные среди туристов места. Выехав на дорогу, мы повернули налево. Через какое-то время машина поравнялась с уже знакомым нам столбом и табличкой при въезде в природный парк «Донской».

– Ого! А мы сделали круг! – воскликнул Саша. Он был прав, за предыдущие дни мы фактически исколесили все плато, и теперь неизведанными для нас оставались балки к югу и юго-западу от перекрестка. Мы проехали эту развилку и остановились слева от дороги.

– Если тут были бои, то, может, как раз тут, у начала плато, было жарче всего? – предположил я. Саша согласился с тем, что лучше сходить и посмотреть, чем потом жалеть о том, что не сделал этого. У дороги была роща, которая скрывала склон и спуск всего плато в низину к Трехостровской. Мы на машине заехали прямо в рощу и снова спрятали ее в деревьях, лежащих ниже по склону так, чтобы нас не было видно с дороги. Только мы успели все это сделать, как по дороге где-то наверху медленно проехал трактор, обдав нас густым облаком пыли. Переждав, пока она осядет, мы оглянулись по сторонам и только теперь увидели, что все листья в этой роще и вся трава была покрыта толстым слоем застарелой дорожной пыли. Теперь понятно, откуда она тут берется. Мы с Сашей взяли металлоискатели, и, особо ни на что не надеясь, стали ходить по заросшим деревьями и кустарником склонам. Тут, безусловно, были блиндажи и ячейки, но железа практически не было. Покрутившись еще минут сорок, мы с Сашей встретились у машины. Настроения копать в этом месте не было.

– А давай съездим на Дон к Трехостровской? – неожиданно предложил Саша, – Там можно искупаться, пока еще тепло, может, и рыбу половлю.

Я согласился, и мы с большой охотой прыгнули в машину, поднялись на дорогу и вернулись к перекрестку, свернули направо и поехали вниз по хорошо укатанной полевой дороге в сторону станицы. Правда, уже подъезжая к Трехостровской, мы свернули на одну из второстепенных улиц и попали на окраину. Но, к нашему счастью, случайно выехали к магазину. Это был не тот магазин, которым мы восторгались в первый день, а другой. Как назло, мы выехали к нему через пятнадцать минут после закрытия: обеденный перерыв.

Рядом с магазином была ограда мемориала, за ней был установлен обелиск в память погибших солдат Великой Отечественной войны. Мы решили дождаться открытия магазина, а мне стало скучно просто так сидеть в машине, и я дошел до мемориала. Давно не крашеный заборчик ограждал довольно большую площадь, но на плитах у обелиска было всего несколько десятков фамилий. На гранитной плите было высечено посвящение воинам, погибшим при обороне и освобождении станицы Трехостровской. Неужели здесь похоронено такое небольшое количество павших? Ведь масштабы сражений здесь были просто гигантские. Судя по карте, тут только в августе 1942 года против одной нашей дивизии наступали три немецких. По отчетам о боевых действиях, более двух третей состава советской дивизии полегло где-то в окрестностях станицы. Но почему тогда так мало фамилий указано на монументе? Где же упокоились две трети дивизии? В углу мемориала было несколько свежих холмиков с советскими ржавыми касками на вершине – это были захоронения бойцов, поднятых поисковиками уже в наши дни.

Я вернулся в машину и рассказал Саше все, что увидел.

– Сколько безымянных лежит, – отозвался он, – ни имени и фамилии, только кости в братской могиле и все. Где-то должны быть еще и санитарные захоронения, и братские могилы в степи.

– Так где они? – возмутился я, – за все время мы в степи не видели ни одного креста или камня, ни одной пирамидки со звездой.

Саша только пожал плечами, поскольку вопрос был явно риторический. Мы дождались открытия магазина, закупили там овощей, минеральной воды и сигарет для Саши, а также шоколад для меня. По сложившейся традиции, съели по стаканчику вафельного мороженого и поехали к Дону. Все дороги в Трехостровской вели к переправе, и мы скатились по знакомой извилистой дороге вниз, а потом свернули направо, оставив паром и очередь из машин слева и позади. Параллельно Дону вилась хорошо укатанная дорога, мы покинули территорию станицы и остановились на берегу. Саша увидел рыбака с удочкой в камышах и, почувствовав себя в своей стихии, побежал устраивать опрос. Видимо, полученные ответы его удовлетворили, и Саша, вернувшись к машине, сел за руль, и мы поехали по дороге дальше.

– Щуки тут есть, – бросил он мне, – там дальше есть протока, где они щук ловят.

Справа от дороги высились меловые горы на берегу, правда, они были не такие высокие, как в степи. Доехав до очередного большого оврага, разрезавшего горы, мы обратили внимание на два острова на реке слева. Один был большой и располагался совсем близко к берегу, образуя ту самую протоку. А второй был ближе к середине реки. Мы проехали вперед и остановились прямо напротив маленького острова. Саша взял спиннинг и пошел к реке, а я достал из рюкзака фотоаппарат и поднялся на ближайшую гору, чтобы сфотографировать пейзажи. С горы картина берега Дона, тянущейся вдоль него дороги и меловых гор по бокам напоминала знакомые эпизоды из фильма «Неуловимые мстители». Казалось, еще чуть-чуть, и из-за поворота по дороге поскачут всадники, догоняющие карету…

А еще я обратил внимание, что эти два острова как будто выстроились в одну линию, и за ними, ближе к станице есть еще один остров, который, правда, превратился в полуостров – протока между ним и берегом обмелела и превратилась в сырую канаву. Теперь понятно, откуда название станицы! Трехостровская – в честь трех островов! Я спустился с горы и пошел к Саше. А тот уже успел поймать одну небольшую щуку. Увидев, что я рядом, Саша попросил поскорее принести из машины ведро и набрать туда речной воды.

Мы посадили туда щучку, она там била хвостом и пыталась выскочить. Саша вошел в раж, и его уже нельзя было и за уши оттащить от рыбалки. Еще через пять минут он вытащил вторую щуку, и двум хищным рыбам было тесно в одном ведерке. Пришлось идти в машину и доставать матерчатую сумку. Вторую шучку мы посадили в сумку и оставили ее в воде, как в импровизированном садке. Я достал из машины свой туристический коврик, положил его на берегу, разделся до трусов и лег загорать. Как приятно было лежать на солнце и отдыхать, ничего не делать и ни о чем не думать!

Примерно через полтора часа Саша вернулся со спиннингом, приговаривая, что щуки все ушли на дно отдыхать. Мы разожгли костер из найденных тут же на берегу веток и вскипятили воду в котелке для каши. По очереди мы сходили искупаться, правда, вода в Дону была холодная, и долго в ней плескаться не хотелось. Но мы использовали эту возможность, чтобы не только искупаться, но и помыть голову с мылом и немного простирнуться. Все-таки столько дней, проведенных на жаре в степи без душа… После купания мы почувствовали себя посвежевшими, отдохнувшими и освобожденными от всех плохих мыслей. Пообедав второй раз за день, мы восстановили силы и совсем по-другому стали осознавать все предыдущие дни.

– Все-таки полезно отдыхать, – промолвил Саша, когда мы приступили к чаепитию, – шесть дней для работы, а день воскресный – нерабочий.

Я был с ним полностью согласен, и мы договорились, что до конца дня сидим тут на берегу Дона, а перед закатом вернемся в степь и выберем какую-нибудь балку для очередной ночевки.

– Уговор такой – я ловлю рыбу, а ты ее готовишь, уху сварим, – Саша хитро подвел черту под разделением труда, и я согласился. Мы сидели у костра, наши вещи сушились на солнце, и время стало тянуться медленнее. Во время активного копания мы едва успевали замечать, как проходят дни, а тут в праздности и безделье минуты тянулись как часы. Мы едва дождались вечера и с огромным удовольствием были готовы скорее поехать обратно в степь, чтобы вернуться к поиску военных трофеев. Примерно в семь часов берег опустел, рыбаки все ушли домой, и все машины разъехались. Только на противоположной стороне Дона в дубравах туристы, живущие в палатках, продолжали купаться, жарить шашлыки и пить водку под навесами у берега.

Мы надели чистое белье и одежду, положили улов в багажник и поехали параллельно берегу в сторону от Трехостровской. На карте я увидел тонкую ниточку этой полевой дороги, ведущую прямо в степь. Если карта не врет и дорога вдруг не закончится в овраге, то мы сможем сэкономить время и в итоге оказаться южнее прежних мест. Дорога от берега шла вверх между балками, с обеих стороны было пусто, и взгляду даже не за что было зацепиться, чтобы запомнить эти места. Примерно через девять километров езды в неизвестность мы выскочили на то самое плато. Дорога выходила в степи у весьма приметного холма, а затем уходила сразу и влево, и вправо. Справа вдалеке мы увидели интересную высоту, которая доминировала над окружающими ее балками. Я сделал пометку на карте, и мы, объехав холм, оказались на поле, за которым были балки. Поскольку солнце уже клонилось к закату, то нам нужно было скорее определяться с местом ночлега. Саша, оценив поле, которое было покошенным и хорошо просматривалось, решил проехать прямо по нему к балкам. Это был грамотный ход, потому что дальше это поле уходило вниз, образуя пологий бугор. Он отлично скрывал образовавшуюся низину от дороги, и мы могли там поставить машину и палатку в любом месте, не опасаясь быть случайно обнаруженными издалека.

За пять минут мы слаженными движениями установили палатку, отметив, что эти несколько часов отдыха на берегу Дона зарядили нас энергией. Оставив приготовление ужина на потом, мы без металлоискателей и лопат решили пройтись к балке, чтобы вместе разведать места. Оказалось, что прямо за палаткой в роще есть отличные блиндажи, ячейки и окопы. Сашу это еще более взбодрило, и он углубился в кусты, чтобы все исследовать самолично. А я остался и, возвращаясь к палатке, сделал крюк через опушку. Между двумя большими кустами мне попались свежие раскопы, земля была взрыхлена на большой площади, и местами на ней лежали ржавые гильзы и осколки. Я уже хотел было начать сокрушаться о том, что конкурирующая фирма опередила нас, как вдруг прямо в рыхлой земле между кусками железного хлама увидел стальную пряжку вермахта, лежащую аверсом вверх…

Орел и свастика в лучах заходящего солнца образовывали рельефную картину, и я специально наклонился к земле, чтобы удостовериться, что это не галлюцинация. Но нет, мне не показалось, это самая настоящая пряжка, вот она лежит тут прямо на земле. Я поднял ее, сдул с поверхности сухую земли и протер перчаткой. Так и есть, она целая и под тонким слоем ржавчины даже видна краска. Но почему пряжка лежит тут? Оглядевшись вокруг и оценив хаотичность, с которой земля была вспахана, я догадался, что это следы деятельности кабанчиков, которые здесь в кустах искали себе пищу и своим тонким нюхом обнаружили неглубоко под землей эти металлические предметы. Поскольку они кабанчикам на вкус не понравились, то все эти находки так и остались лежать здесь. Это была большая удача, что мы оказались в этом месте именно сейчас.

Я пошел к палатке, где Саша уже раскладывал газовую плитку и прочие бытовые принадлежности. Когда я показал ему находку и рассказал о кабаньих раскопках, то он сначала просто молчал, а потом разразился многочисленными цензурными и нецензурными возгласами удивления и восторга. Та легкость, с которой была найдена такая хорошая вещь, не была сравнима ни с одной другой находкой. Я попросил Сашу дать мне найденную им накануне такую же немецкую пряжку для памятной фотографии, и, сравнив их, мы обнаружили явные различия. Сашина пряжка сохранилась чуть хуже, при этом моя была изготовлена из металла чуть большей толщины, да и сама она по ширине была чуть больше; орнамент, надпись, орел и свастика на моей пряжке были более рельефными.

– Ну, теперь просто упасть и не встать, – смеялся Саша, – обскакал меня по находкам, так еще и пряжка сама по себе больше и круче!

Это сравнение позабавило нас, и раз уж прибытие на место принесло такую радость, то нужно было выпить за эту удачу. Но прежде этого мне предстояло приготовить уху из свежей щуки, чего я никогда раньше не делал. Темнело прямо на глазах, и я, следуя Сашиным советам, начав чистить рыбу в сумерках, бросал нарезанные куски филе в котелок с кипящей водой уже в полной темноте. Туда же мы побросали очищенный картофель, нарезанный кольцами лук. Пока я следил за ухой, Саша разливал спирт и нарезал хлеб, выкладывал на наш походный стол овощи.

Уха была просто божественная, наваристая и очень сытная. После стольких дней, проведенных на скудном пайке из круп, макарон и тушенки, рыбное блюдо казалось невероятным деликатесом. Выпив пару рюмок спирта за улов, находки и за наш поход вообще, мы легли спать, предвкушая завтрашнее копание.

А наутро мы с Сашей оба почувствовали последствия от выпитого накануне в виде похмелья и легкого недомогания. В теле была слабость, руки не слушались, было тяжело передвигать ноги, а голова вообще соображала с трудом. На этом фоне мы даже поленились приготовить завтрак, но копательский энтузиазм при этом не иссяк. И в лучах яркого солнца, когда оно еще не успело встать высоко над горизонтом, мы пошли с металлоискателями и лопатами к ближайшим деревьям. Блиндажей было достаточно, и мы распределились по ним так, чтобы не мешать друг другу. Ямы были неглубокие, и железного хлама вокруг них было достаточно, и копать его было довольно легко. Примерно через час, когда мы стряхнули с себя похмелье и зарядились энергией, то снова встретились у нескольких ям, расположенных фактически в одном месте.

Это была маленькая полянка, заросшая кустарником со всех сторон. Ходить по ней было чрезвычайно сложно, жесткие и упругие ветки мешали двигаться, копать; колючки постоянно цеплялись за одежду и так и норовили разорвать ткань. Вместе мы обнаружили в одной из ям сильные сигналы от цветного металла, которые доносились со всех углов бывшего блиндажа. Саша забил шурф и наткнулся на какие-то бесформенные куски бакелита, электрические провода. Это были остатки советских полевых телефонов. Они были полностью разбиты, от них остались только трубки, да и у тех микрофоны были повреждены попаданиями осколков или воздействием каких-то других твердых предметов. Мы вытащили остатки этой телефонии и положили на бруствер. Со стороны это выглядело так антуражно, что мы живо представили себе, как тут сидели связисты, а вокруг гремела канонада и свистели пули. Возле телефонов в земле был еще какой-то железный лист, который нам показался верхней частью какого-то ящика. Он весь зарос корнями от ближайшего куста, и мы принялись в две лопаты обрубать корни. Делать это было тяжело, лопаты постоянно отскакивали от сырых и упругих корней.

Мы решили сделать паузу, обрубить все ветки вокруг, которые мешали нам работать. Некоторые ветки мы сломали, а часть просто выгнули, как лозу, и переплели друг за друга, чтобы они не давали другим кустам наклоняться к нашей яме. Продолжив перерубать корни, мы так увлеклись, что за короткий промежуток времени вымотались и утратили ориентацию в пространстве. В один момент Саша отошел, чтобы не мешать мне рубить с размаха корни лопатой, и встал слева от меня. Я рубанул лопатой по корню, и лопата, отрикошетив, попала в одну из веток, которые были отведены за кусты. Эта ветка сорвалась с места и под действием собственной упругости стала возвращаться в свое исходной положение. Сверкнув обломанным концом, она со свистом разогнулась и чиркнула Саше по подбородку. Я даже не заметил ничего, только увидел, как Саша схватился за лицо и упал вперед на колени как подкошенный. Это выглядело так, будто в него попала пуля или, на худой конец, ему сильно ударили кулаком в лицо. Я бросил лопату и стал его тормошить. Он долго не отнимал рук от лица и сидел на коленях, уткнувшись головой в землю.

Несчастная ветка качалась над ним, и только тогда я понял, что произошло. Честно говоря, в этот момент я испытал злорадство, что нанесенное мне оскорбление вернулось к Саше вот таким образом. Испытывая смешанные чувства, а именно – волнение за его здоровье и удовольствие от того, что даже такие горлопанистые авторитеты могут падать ничком под ударами судьбы, я начал тормошить его. Он медленно поднял голову, убрал руку от лица, и я увидел, что у него слева подбородка четкое рассечение.

– Саша, прости, – у меня задрожали руки, мне и стало страшно за то, что я нечаянно нанес своему товарищу такую рану, и еще я в один момент возненавидел себя за то, что посмел позлорадствовать.

– В глазах потемнело, – тихо сказал он, – как будто с размаху боксер ударил.

Он сел на бруствер, привалился к кусту и стал глубоко дышать. Из рассечения текла кровь тонкой струйкой. Я побежал к палатке за пластырем и спиртом. Полечив раненого, сел рядом с ним. Настроение было испорчено, Саша мотал головой молча, не ругал меня за неосмотрительность и вообще ничего не говорил. Мы так посидели в тишине минут десять, и все это время я корил себя за то, что в душе посмел посмеяться над товарищем в беде.

– Бросаем все это дело и идем завтракать, – наконец сказал Саша, вставая, – а то мы тут с похмелья и с голодухи дел натворим. Ох, хорошо, что не в глаз попало!

Вернулись к палатке и стали в лучах утреннего солнца готовить завтрак. Эта история нас отрезвила и взбодрила, мы стали больше думать об осторожности и стараться не спешить в работе. После еды мы полежали, переваривая калории, а потом еще немного походили по окопам. Рядом с первой ямой Саша обнаружил прямо посередине траншеи небольшой сигнал от цветного металла и стал его копать. Я стоял рядом и наблюдал за процессом. Примерно на глубине полутора штыков в земле показался прямоугольный предмет из темно-серого металла с каким-то рельефом.

– Пряжка! – Саша уже позабыл про то, что он недавно побывал в нокдауне, и резво кинулся в яму доставать находку. Но это была не пряжка, слишком маленьким был предмет. Саша достал его, встал, и мы стали рассматривать. У него на руке лежала прямоугольная пластинка из цинка, которая прекрасно сохранилась в сухой земле. Два ее угла была прямыми, а два остальных имели закругление. Прямо посередине пластинки был рельефно в кругу изображен профиль немецкого солдата в каске.

– Вот это да! – восторженно зашептал Саша, – что это такое?

Он снова взял в руки металлоискатель и провел над ямой – там был еще один похожий сигнал. Докопав его, Саша достал из земли вторую такую же пластинку, но уже без изображений. Эти две пластинки идеально подходил друг к другу по размерам, и по каждой из их длинных сторон были видны следа разлома.

– Это спичечница, – сказал я Саше, – я видел такие на форуме. В них вставлялся обычный коробок спичек, и его можно было носить, не боясь, что он помнется или сломается. В общем, сувенир и безделица, но забавно.

– Когда я увидел профиль солдата в каске, то забыл обо всем, – отвечал он, – хорошая находка, сразу создается атмосфера окопного быта.

Саша спрятал находку в нагрудный карман, а затем мы начали работать с другим сигналом, который был напротив выкопанных ранее телефонов. Судя по мощности звука прибора, это был предмет с цветным металлом. Я загадал, чтобы это была немецкая каска, но судьба распорядилась иначе – это был немецкий противогазный бачок с зеленой краской на поверхности, но очень сильно деформированный. Он выглядел так, будто его только что смяли и выбросили – настолько крепким выглядел металл. С большим трудом открыв покореженную крышку, мы увидели, что внутри бачка находится вставка из тонкого алюминиевого листа. Именно она давала такой сигнал, и это значило, что противогазный бачок еще довоенного производства, когда у немцев еще хватало алюминия, и качество изготовления военного снаряжения было на высоте. Из бачка доносился мощный запах машинной смазки. Присмотревшись, мы обнаружили внутри шматок густого технического масла по типу того, которым покрывают военную технику и оружие во время консервации для отправки на склад. Именно благодаря этой смазке, полностью пропитавшей бачок, он сохранился так хорошо. Вода и воздух не смогли проникнуть к поверхности металла, и ржавчина на нем даже начала образовываться. Но вот что делать с тем, что он весь покорежен, скручен и измят? Саша не стал забирать этот бачок, он посчитал, что аккуратно выправить его будет невозможно, а как антуражная вещь он не смотрелся. Тогда я забрал бачок себе, предварительно вытащив из него столько смазки, сколько было возможно.

Закончив с этой балкой, мы собрали лагерь, погрузили все в машину и хотели уже было поехать по дороге на север, но, едва отъехав от рощи, решили объехать слева ее и разведать отроги этой же балки, только с другой стороны.

Машина медленно ехала по полю, Саша смотрел на дорогу перед собой совершенно равнодушно. Казалось, что ему уже было все равно – проколется колесо или нет, встретится нам на пути полузакопанный камень или нет, попадет колесо в яму или нет.

– Здесь поле покошенное, – словно угадал он мои мысли, – здесь техника ездит, и никаких сюрпризов быть не должно. Хотя все может случиться.

Мы проехали большой участок поля с покошенной травой, мимо нас медленно проплыл круглый островок, который объезжали тракторы, и оттого там густо колосилась высокая сухая трава и росли тонкие кустики. Под ними был едва различимый холм неизвестного происхождения. Отметив эту особенность как ориентир, мы дальше двигались по участку дикой травы, земля на котором, впрочем, была ровная, без кочек и неровностей. Проехав так на медленной скорости примерно пятьсот метров, мы уткнулись в стену из деревьев. От дороги нас отделяло теперь внушительное расстояние. Саша остановил машину так, чтобы между ней и дорогой были несколько деревьев. Таким образом, мы замаскировали машину от чужих глаз – этого вполне хватило, чтобы быть спокойным на этот счет. Места вокруг были очень интересными, приятными по ощущениям. Потому мы сразу решили остаться здесь на ночь, но перед этим следовало хорошенько покопать. Солнце, которое утром обещало палящий зной, вдруг скрылось за тучами. Местность внезапно потеряла контраст, все стало относительно плоским и блеклым. От этого предметы, находящиеся вдали, перестали быть различимыми.

Мы вышли из машины, осмотрелись и достали металлоискатели. С дороги, находящейся от нас примерно в трех километрах, послышался рокот двигателя. Это медленно проплыл вдали трактор типа «Кировец» с огромными колесами. Нам была издали видна только его квадратная кабина. Когда звук трактора перестал быть различимым, мы с Сашей начали не спеша «пылесосить» местность. Начали с полянки возле машины, затем передвинулись чуть ближе к дороге. Саша предпочел ковыряться на поле, а я медленно пошел в сторону деревьев и обратил внимание на небольшой склон. Забыв о времени, я начал методично ходить по нему, не обращая внимания на мелкий железный хлам, которого здесь везде было предостаточно. И в одной точке мне стали попадаться немецкие алюминиевые пуговицы с кителей. Некоторые были практически в идеальном состоянии, а другие были сильно покорежены и даже расплавлены, словно на них воздействовала высокая температура. Всего кительных пуговиц было полтора десятка. Отложив в сторону металлоискатель, я начал тотально вскапывать весь участок. Тут же мне стали попадаться и более мелкие алюминиевые брючные пуговицы, а также совсем маленькие пластиковые. К этому моменту Саша заметил, что я перестал ходить и уткнулся с лопатой в одной точке, и поспешил проведать меня. Буквально при нем я выкопал блестящую монетку 10 рентенпфеннигов желтого металла 1924 года выпуска, так хорошо знакомую по Шоптово. Это зрелище привело Сашу в восторг, он засмеялся, но тут же осекся, почувствовав боль в рассеченном подбородке.

– Только стоило подойти, как из земли монеты полезли, – шутил он, – а мне на поле надоело копать гильзы и осколки.

Я снова взял металлоискатель и еще раз проверил весь участок – больше тут не было ни одного металлического предмета, эта монета была последним. Скорее всего, именно в этом месте были брошены китель и брюки, ткань которых сгнила полностью. В земле осталась лишь фурнитура и монета, которые я все и выкопал. Объяснив Саше свое видение ситуации, я пошел дальше, а он остался на том «пятачке», проверяя своим мощным прибором: не осталось ли что-нибудь после меня не найденным? Но у меня был хороший учитель в лице того же Саши, и через пять минут он ушел с того квадрата, ничего не обнаружив.

Стоило мне пройти буквально пятнадцать метров вперед, как прибор издал сильный и четкий сигнал. Так мог звенеть только цветной металл. Поплевав на руки и стараясь не обнадеживать себя раньше времени, я начал копать и первым же штыком вытащил блестящую трубку из латуни, у которой с обеих сторон были заглушки с креплением байонетного типа. На торце одной из заглушек было клеймо с цифрами и латинскими буквами. Значит, это какая-то немецкая штука. Обстучав трубку об лопату, я вытряхнул из нее сухую землю и аккуратно открыл заглушку. Она поддалась легко, и из трубки я достал довольно крепкую латунную пружину. Она или хранилась в этой трубке или вместе с трубкой была частью какого-то непонятного механизма. На этой находке силы меня покинули, и я устало присел на склоне. Солнце едва проглядывало из-за облаков, но даже так оно хорошо пригревало. Саша ходил по полю неподалеку. Посмотрев на часы, я удивился тому, что уже было далеко за полдень. Вскоре и Саша присел рядом со мной, утомившись. Сзади нас была неглубокая и довольно широкая балка, которая пересекала поле примерно до середины. Отдохнув, мы пошли к ней, попутно размахивая металлоискателем. Но на самом поле, как справедливо заметил Саша, был только стандартный военный хлам, да и то не везде. Подойдя к балке, мы поняли, что тут надо поработать не спеша и очень вдумчиво. По обоим склонам балки были видны остатки блиндажей, и это сулило в перспективе немало находок. Со стороны дороги к балке почти вплотную подходило поле с покошенной травой, но метров за десять до склона начиналась дикая трава. Очевидно, что траву тут не косили, и поэтому эта нетронутая полоска земли на поле у балки тоже теоретически могла представлять интерес. Постояв минут десять, мы с Сашей настроились на нужный лад и лишь после этого медленно спустились вниз и включили металлоискатели.

За первый час я прошел балку вдоль по дну от начала и до конца, за это время мне попались несколько лент от немецкого пулемета, фрагмент подшлемника от немецкой каски, ножны от штыка для Маузера 98к в очень хорошем сохране, фурнитура от немецкого носимого снаряжения. Все это было перемешано с чугунными осколками от мин и гильзами всех калибров. Саша же решил работать точечно и, зацепившись за какую-то одну находку, ходил вокруг этого места по спирали, надеясь «раскрутить» эту точку на другие предметы. Во время второго захода я поднялся на склон балки и пошел вдоль брустверов блиндажей. Эта неторопливая работа также заняла у меня примерно час. Саша сменил точку и углубился в один из отрогов балки в самом ее начале. Там он копал алюминиевые гильзы от немецкой ракетницы, и среди гильз оказались несколько целых патронов. Поскольку у него в коллекции была целая рабочая немецкая ракетница, найденная им в Шоптово собственноручно, то его интерес к такого находке был понятен.

Мне по верху блиндажей попадался один мелкий хлам, лишь в одном месте на поле я нашел штык от трехлинейки. Он был в очень хорошем состоянии, на кнопке даже была видна накатка в виде параллельных линий, и кончик штыка сохранил шлицевую заточку. Не Бог весть какая находка, но это уже кое-что. Когда я подошел к Саше, то оказалось, что у него набралась могучая кучка находок, которые он не смог идентифицировать с первого раза.

– Вот есть две интересных детали, – говорил он, развязывая вещмешок, – судя по фактуре обработки, это русское производство.

– Почему так думаешь?

– Во-первых, сама конструкция не похожа на немецкие схемы, у немцев более правильные формы деталей, – объяснял Саша, – да и вот тут где-то был номер, – он крутил интересную причудливую детальку с пазами по бокам и маленьким круглым отверстием с одного бока, – смотри, как интересно! А во-вторых, у немцев всегда номер выбит ударным клеймом, а тут он нарисован от руки электрическим карандашом. Так делают на отечественном оружии.

Я посмотрел внимательно эти запчасти, за мгновение представил, на какой же системе может стоять такой узел, и понял, что тут двух вариантов быть не может.

– Саша, это замок для пулемета Максим, размеры и технологическая культура деталей говорит о том, что это архаичная система. Ты же знаешь, в каком году Максим придумал свой пулемет, – и я отдал Саше эти замки.

– Вполне может быть, – согласился он, – это как раз отверстие для бойка, а вот ударник – сюда должен попадать курок. Так, если это замки, то где должны быть сами пулеметы?

Этот вопрос озадачил нас и заставил посмотреть на балку совсем по-другому. Оказалось, что Саша нашел замки прямо на дне балки, в том месте, куда я не дошел. Настроенные на то, что в этой балке могут быть отдельно брошены мелкие детали от оружия, мы возобновили поиски и теперь внимательно относились к каждому сигналу черного металла. Эта тщательность дала свои плоды. Через пятнадцать минут Саша, который перешел на другую сторону балки, прямо в ее склоне нашел штурмовой барабан для немецкого пулемета.

– Теперь и у меня есть «кекс», – восторженно кричал он мне издалека. И продолжил копать там, спускаясь все ниже по склону.

Я не утерпел и тоже перешел на другую сторону, но начал свой путь с края поля, в той самой непаханой и некошеной полоске земли. Прямо на краю балки мой прибор начал гудеть так, как гудит обычно очень плотный металл. Я начал работать с этими сигналами и сначала выкопал какой-то короткий шомпол. Издалека показал его Саше, но тот сразу сказал, что ему неизвестно его происхождение.

– Это не от мосинки, – кричал он мне со дна балки, – у мосинки длиннее. Но и не он Маузера, там другая форма проушин для чистки. Может, от ППШ или от ППД?

Оставив вопрос идентификации на потом, я вернулся к созвездию сигналов и в следующий момент увидел в земле защитную скобу вокруг спускового крючка и очень знакомую пистолетную рукоятку.

– Пулемет МГ? – спросил я себя вслух, – Саша, Саша, тут у меня пулемет, мне кажется.

Эти слова заставили Сашу резко обернуться, он замер в ожидании, чтобы не пропустить момент истины.

– А где? – растерянно произнес он, видимо, ожидая, что я уже выкопал железо из земли.

– Да вот тут, пистолетная рукоятка и крючок, – с этими словами я поддел лопатой за спусковую скобу и поднял на лопату одну лишь пистолетную рукоятку. У нее снизу было прикреплено небольшое кольцо, к которому крепился страховочный ремешок. Это не была деталь пулемета, к сожалению. Но это совершенно точно была пистолетная рамка!

– ТТ? – с придыханием вырвалось у Саши, – а ну, дай я гляну!

С этими словами Саша выпустил лопату из рук и в три прыжка оказался на поле возле меня. Я передал ему рамку, которую сам уже успел слегка рассмотреть. В руке она лежала очень удобно, указательный палец сам попадал на спусковой крючок, но металл с нижней стороны подгнил до состояния легких каверн, и спусковой крючок с одной стороны истончился. Из рукоятки были выкручены винты крепления накладок и были выбиты некоторые оси, которые там должны были находиться; накладки у рамки отсутствовали. Магазина в рукоятке не было, но снизу было очень хорошо сохранившаяся шахта для магазина и кнопка его извлечения.

– Нет, это не ТТ, – сказал Саша, после внимательного изучения рамки, – похоже на какой-то из Браунингов, там тоже такая же система со скрытым курком. Но это не «девятка», в смысле, калибр не 9 мм, а 7,5 мм или 6,35 мм. Может, какой-то из «Браунингов» или его подражание. Ну, ищи теперь остальное, тогда будет ясно, что это за система.

И он вернулся к своей ямке, а я убрал пистолетную рамку в карман брюк и продолжил копать. В следующий момент нашел сломанный пополам намушник от ППШ раннего образца, тот самый, что был съемным и часто терялся в горячке боя. Обе половинки его лежали в земле недалеко друг от друга, и я забрал их как дополнительный образец. Целый намушник у меня уже был в составе того ППШ, который нашелся на Лысой Горе. Затем уже при тотальном вскапывании рядом с местом обнаружения рамки я наткнулся на очень интересные фрагменты бакелита. Это были осколки с характерной насечкой на лицевой поверхности, в которых я через минуту опознал элементы бакелитовых накладок от немецкого пистолета-пулемета МП-40. Накладки могли потрескаться только в том случае, если оружие небрежно бросали на что-то твердое, и тогда от бакелита могли отвалиться такие небольшие куски. А где тут в балке твердая поверхность? Здесь обычная земля, которая даже в мерзлом состоянии не способна иметь плотность металла или камня. Значит, оружие бросали на что-то металлическое, то есть, на другое оружие. Ага, если здесь была куча оружия, которое собирали и сбрасывал тут же на поле, то тогда все понятно. Вот откуда тут шомпол, намушник, пистолетная рамка и прочее. В этой балке было много оружия, которое после боев собирали, складывали прямо на том месте, где стою, а потом увозили куда-то в другое место. Стоило только мне так подумать, как еще через минуту с последующим сигналов из земли были извлечены сошки от пулемета ДТ. Они были в прекрасном состоянии, металл сохранился настолько хорошо, что на его поверхности почти не было заметно утрат.

– Саша, – я откопал тебе подарок, – крикнул я товарищу и поднял над головой сошки.

– Вот это да! А я такие ищу давно! – Саша снова подбежал ко мне и стал вертеть находку в руках, – отличный сохран! Вот ты нашел отличное место, я сейчас сюда приду! Надо тут все вокруг вскопать «на лопату», даже без прибора.

Когда мои сигналы закончились, то я уступил место Саше, а сам сел рядом на склоне. Саша самозабвенно копал по верху балки, как добросовестный дачник копает огород. Он вспахал довольно много земли, но больше там ничего не было. Это было очень интересное место, в котором, увы, остались лишь остатки былой роскоши. Можно лишь представить, сколько тут было оружия самых разных систем, которое прямо тут перебирали, раскладывали в разные стороны целые и поврежденные образцы, разбирали какие-то на части. Немного отдохнув, мы обошли всю балку по периметру, ожидая встретить подобные локальные места сбора стволов, но больше нигде ничего подобного не обнаружилось.

Стоило нам только подумать, что пистолеты, винтовки, пулеметы и пистолеты-пулеметы на самом деле когда-то лежали прямо земле, как сердце начинало усиленно биться, и мозг от этого принимался усиленно пульсировать. Если где-то чего-то мало, то в другом месте этого в избытке!

– Ты совершенно прав, – отвечал мне Саша на эту фразу, – можно десять лет ходить по убогим местам и собирать гильзы, а можно приехать в хорошее место и найти вообще все, что только можно и нельзя. С этого момента я на обычный хлам даже не буду время тратить. Оружейная сталь звенит по-другому, и даже если это маленькая деталь от ствола, то это сразу понятно.

Мы однозначно постановили, что на этом месте у балки нужно походить еще, но на сегодня весь наш запас сил был исчерпан. Вернувшись к палатке, мы приступили к приготовлению ужина и обустройству лагеря. Когда после ужина я вытащил из машины свой мешок с военным хламом, чтобы добавить туда последние находки, то меня охватил тихий ужас.

Магазины от автомата и пулемета, сам пистолет-пулемет ППШ, гильзы от пушки, несколько штыков, шомпола, пулеметные ленты, множество мелкой фурнитуры, а в завершение всего этого – рамка от пистолета сверху. Пожалуй, из-за хорошего сохрана всех предметов уже можно было признать все это голимым криминалом. Моя куча находок выглядела весьма серьезно: в репортажах милицейской хроники, где показывали задержанных черных копателей, подобных предметов было гораздо меньше. Про Сашин мешок я даже боялся подумать, у него там было несколько стволов и множество деталей от оружия, которые элементарно могли быть признаны основными частями. Стараясь не держать в голове даже образы всего того, что мы накопали, и не думать об этих вещах как о своих, я завязал мешок и убрал его на самое дно багажника. Перед сном мы с Сашей выпили пару рюмок спирта, закусили печеной картошкой и легли спать.

На следующий день мы проснулись поздно. Сквозь сон я слышал, как что-то с самого утра тарахтело не очень далеко от нас, но шум этот был монотонным и к нам не приближался. Так что особых беспокойств он нам не доставлял. Проснувшись, мы захотели снова пойти к балке, как и планировалось, но оказалось, что виденный нами вчера колесный трактор с самого утра как раз и тарахтел на поле недалеко от балки. Он ездил туда-обратно и боронил землю, поднимая клубы пыли.

Саша обеспокоился, что если он быстро обработает все поле, то это может стать для нас ловушкой: по бугристому полю с вывороченными кусками земли машина не сможет проехать назад к дороге, и мы окажемся запертыми в этом кармане. Кроме того, работать в балке на виду у тракториста было совсем неразумно. Поэтому мы поспешили собрать палатку и выехать с этого места прежде, чем трактор превратит все поле в непреодолимое препятствие. Проезжая к дороге, мы отметили, что трактор и не собирался боронить поле вплотную к деревьям, и между опушкой и полем оставалась полоса шириной метров 5—7. Но мы ехали вперед, не собираясь возвращаться на это место. Выбравшись на дорогу, мы снова поехали на север.

На этот раз мы решили прокатиться почти до той точки, где въезжали в парк «Донской» в первый день нашего увлекательного турне. Примерно через 3 километра мы оказались на очень приметном перекрестке. Там встречались несколько дорог, идущих в разные стороны, и они огибали небольшую гору. Эту возвышенность трудно было назвать холмом, она имел пологие склоны, по форме была похожа скорее на каплю, чем на круг или прямоугольник, но по высоте скорее напоминала именно гору. Эта высота доминировала над окрестностями. Справа от нее была роща, а за ней – балка и склон плато к станице Трехостровской. Слева от горы тоже были балки, которые также спускались в низину, переходящую в тот самый безжизненный лунный ландшафт. Запомнив эти места, мы по накатанной пыльной дороге добрались до уже знакомого нам перекрестка.

– Сделали круг, – обрадовался Саша, – ну что, куда теперь поедем?

– Давай вернемся назад и, не доезжая до горы, свернем направо, – отвечал я, посматривая на свою карту, – там были балки, и за ними есть еще рощи интересные на возвышении.

– Как скажешь, Пал Николаич, – заулыбался Саша, – кривя рот от боли на ушибленном подбородке.

Мы развернулись и поехали обратно, изучая окрестности. Нам было достаточно один раз увидеть место, и мы прекрасно запоминали его, а также все его особенности: сколько там дорог, сильно ли езженые на них колеи, есть ли рядом балки и большие деревья, что скрывается дальше и так далее. Добравшись до поворота к нужной нам балке, Саша сбавил скорость. Мы ехали по кромке дикого поля, на котором колосилась высокая трава. Вдруг прямо перед машиной мы увидели силуэт огромной хищной птицы, которая сидела на дороге. Саша затормозил, и птица, равнодушно оглянувшись на нас, разложила крылья, которые в размахе были точно больше двух метров, сделала несколько взмахов ими и переместилась с дороги на поле. Мы заметили ее огромный хищный клюв и мощные лапы с хорошо развитыми острыми когтями. Открыв рот, мы проследили за ее неспешным невысоким полетом.

– Ничего себе, – тихо сказал Саша, – вот это орлы тут летают! Такой лапой схватит, и не отобьешься. Он тут зайца выкруживает или лису. Хотя такой хищник может и овцу утащить, с него станется.

Орел словно услышал наше нескромное обсуждение его достоинств и решил не оставаться на поле. Махнув несколько раз мощными крыльями, он поднялся выше крыши нашей машины и улетел подальше, где мы его уже не могли видеть. Свернув по наезженной колее с дороги на поле, Саша смело поехал вниз к балке. На поле трава была скорее зеленая, чем желтая, что говорило об особом микроклимате в этом месте. То ли вода тут подходила близко к земле, то ли еще что, но деревья в балке также имели густую зеленую листву, которая почти не выгорела на солнце за все лето.

Оставив машину, мы пошли с металлоискателями и лопатами в рощу. Сразу же в деревьях увидели хорошо развитую сеть окопов и блиндажей на обоих склонах. Очертания ям выглядели как-то уж очень аккуратно, что намекало на былую популярность блиндажей у местных мародеров из станицы. Покопавшись на месте с полчаса, мы были вынуждены утвердиться в этой догадке: никаких крупных предметов тут не было, все как будто метлой подмели. Оставалась только надежда на то, что какие-то мелкие предметы могли быть пропущены мародерами и затерялись в этих дебрях. Примерно в середине балки мы увидели признаки воды – листья и ветки были черными от влаги, далее вниз по склону эта картина так и продолжалась. Очевидно, это и был тот самый родник, который питал всю окружающую экосистему. Вода распределялась в верхних слоях почвы и питала окружающие растения, и это давало жизнь всей балке.

Походив по обоим склонам примерно два часа, мы не нашли ни массовых сбросов предметов снаряжения, ни мелкого мусора, ни стреляных гильз. Только на втором заходе Саше удалось зацепиться за один небольшой участок с железом, это был целый склад новых неношеных подков для немецких сапог. Они были в прекрасном состоянии, там были подковы разных размеров. На них были четкие клейма, выполненные еще и при литье, с указанием размера подковы и ее назначения – левые, правые. Видимо, тут у блиндажа стоял целый ящик с этими подковами, который со временем сгнил, и так эти мелкие стальные предметы оказались погребены под толстым слоем дерна. Это место мы не спеша раскопали полностью, вытащив все до последнего предмета. Разделив находки пополам, пошли обратно к машине. На каждого пришлось примерно по 4—5 килограмм сапожных подков.

К этому моменту солнце уже скрылось за деревьями, и мы, находящиеся в низине, почувствовали легкую прохладу и свежесть. Наверху на поле еще можно было видеть согреваемую солнцем траву и бурьян, оттуда изредка ветер приносил сухой воздух, смешанный с пылью и горькими запахами степных растений. Мы поставили палатку за небольшим деревом и начали готовить ужин. Когда мы уже сели за стол и принялись за еду, вдруг на поле показался автомобиль. Это был бежевый УАЗ, он остановился так, что мы могли его видеть. Значит, он тоже видел нас, нашу машину и палатку. Я привстал со стаканом чая в руке и помахал рукой в сторону машины. Если им интересны мы, то они могут легко подъехать сюда по полю, так что лучше будет сразу поприветствовать этих людей и дать им понять, что мы готовы поговорить. Но УАЗ стоял на поле с работающим двигателем, из машины никто не выходил. Я сел обратно и вернулся к каше с тушенкой.

– Если надо – сами приедут, – сказал Саша, сидевший к машине спиной, и мы продолжили ужин.

УАЗ еще немного постоял наверху, а затем заурчал и задом уехал туда, откуда и появился. Мы с Сашей переглянулись и так и не поняли, что это было. Одно было ясно – мы не заинтересовали этих людей, и они не сочли нужным вступить с нами в диалог, даже просто не вышли пообщаться.

Когда мы принялись традиционно после ужина разливать спирт по стопкам, солнце зашло, и буквально через пятнадцать минут все вокруг нас было окутано полупрозрачным серым туманом. Мы с Сашей не верили своим глазам.

– Что это такое? Ты видишь эту дымку? – спросил я его.

– Да, как будто дым стелется, только гарью не пахнет, – подтвердил Саша.

Тогда я со стопкой у руках поднялся по полю к дороге, и увидел, что выше определенного уровня тумана нет, да и температура у дороги и на поле была гораздо выше, чем у нас внизу. Я прошел к тому месту, где стоял УАЗ, увидел четкие следы протектора машины и свежий окурок. Оглянувшись на палатку, я обнаружил, что сверху весь наш лагерь был укрыт легкой белой дымкой. Возвращаясь, я совершенно четко почувствовал разницу температур и чем ближе подходил к лагерю, тем прохладнее становилось.

– Похоже, что мы снова будем мерзнуть, – сказал я Саше, – как тогда весной в «котле» в балке Холодной.

Саша опрокинул рюмку и пошел к машине. Из багажника он достал старый отцовский стеганый ватник цвета хаки и накинул на плечи. Я тоже достал теплую одежду из рюкзака, и мы уже в полной темноте разожгли костер из сухих веток, чтобы было веселее пить спирт.

Утром солнце сразу стало светить на нашу полянку, и земля оказалась прогретой довольно быстро. Когда мы после легкого завтрака вышли на поле, чтобы поразмяться, оказалось, что ночью прошел легкий дождь. Мы собрали палатку, загрузив все в машину, решили переместиться из низины на более высокую точку. Поднявшись на поле, мы проехали дальше по дороге в сторону степи и остановились у другой рощи. Там деревья были довольно большими, и имелась удобная поляна для стоянки машины. С этой точки можно было ходить по всем окрестным рощам, и мы решили разойтись в разные стороны, чтобы разведать больше мест.

Эта роща, впрочем, как и остальные поблизости, очень сильно заросла мелким кустарником. Ходить там было очень тяжело, и я в течение часа сильно изорвал свой китель и брюки о колючки и жесткие упругие ветки. Стреляные гильзы, фурнитура от снаряжения и были разбросаны под кустами в достаточном количестве, и являлись приманками, которые заставляли копать каждый сигнал. И каждый раз приходилось буквально плеваться, разочаровываясь в мелочности находки. Но все-таки такая тактика дала свой результат, когда, в очередной раз выкапывая предмет по сигналу цветного металла, я достал из земли знакомую овальную пластинку. Это был целый немецкий солдатский жетон из цинка. Он прекрасно сохранился, там были видны все шифровки. Не останавливаясь на достигнутом, я сразу же стал зачищать этот участок, но больше ничего найти не удалось. Тогда я стал изучать жетон. Он принадлежал служащему из 9. /L. A. (E.) R. 262, что расшифровывается как 9-я учебная батарея 262-го артиллерийского запасного полка. Жетон имел личный номер 15, это свидетельствовало о том, что владелец поступил в вермахт еще до войны. Когда я буквально выполз из этой рощи, то пошел к Саше, чтобы узнать о его успехах и показать ему жетон. Мы вместе проанализировали, как тут на склонах могли располагаться немецкие артиллеристы, что из этого следовало, и чем эта информация могла бы нам помочь.

Выходило так, что это были позиции, удаленные от непосредственной линии соприкосновения советских и немецких пехотных частей в 1942 году. Значит, тут был смысл искать жилые блиндажи и места, где могла стоять бронетехника, автомобили; где могли располагаться склады снабжения и вспомогательные части. Что ж, это тоже было интересно, ведь в таких местах в конечном итоге можно найти вообще все, что угодно.

Мы сели в машину и проехали еще немного по дороге вперед, а потом повернули налево и аккуратно покатились вниз по узкой полянке, стиснутой двумя рощами. Когда уклон закончился, то мы почти под прямым углом уткнулись в полевую дорогу. Судя по всему, она довольно часто использовалась, и, если придерживаться ее, то вероятность заблудиться в этих балках будет ничтожной. Мы немного проехали вперед по этой дороге и за следующей рощей повернули направо, снова немного поднявшись вверх по склону. По сути дела, нам нужно было только оставить машину в неприметном с дороги месте, а затем уже пешком исследовать все эти многочисленные балки, рощи и поляны.

Припарковав автомобиль за деревьями, мы с Сашей сразу же достали из багажника металлоискатели и лопаты. Был уже полдень, и солнце хорошо припекало, но если не выходить на открытое место, то можно работать до самого вечера без перерыва: плотная крона деревьев хорошо защищала от палящего солнца. Отойдя на пару метров от машины, мы заметили несколько блиндажей в роще и сразу же припустили туда. Находки не заставили себя долго ждать. Через пятнадцать минут Саша уже крутил в руках очередной немецкий штык от Маузера. Сохран его лезвия был удовлетворительный, бакелитовые ножны были без утрат и трещин. Только одна деталь смущала: к ручке и гарде была плотно прикручена стальная проволока, один конец которой свободно болтался. Когда Саша размотал эту проволоку, то под ней мы увидели остатки клейма. Там была какая-то надпись на немецком, которая обозначала фирму-производителя, а под ней красовалась четкая цифра «1930». То есть этот штык состоял на службе еще в Веймарской республике. Саша вернулся к тому месту и еще через пару минут выкопал большой алюминиевый крюк. На нем были четкие клейма приемки Ваффенамта и еще какие-то обозначения латинскими буквами.

– Для чего крюк, для мяса? – Саша вертел в руках эту огромную штуковину, и перед глазами у меня промелькнула картина работы полевой кухни и свежее мясо, подвешенное на крюках после разделки. Но этот крюк был слишком тонкий, чтобы выдержать вес туши.

– Не похоже, – вслух размышлял я, – это скорее что-то техническое.

– Может, от оборудования связи? – предположил Саша, – штыки с проволокой я и раньше находил, мне сказали, что это заземление антенны или что-то похожее. Если так, то крюк мог быть для закрепления на дереве антенны или проводов.

Мы решили не терять время на решение этого вопроса и продолжили ходить по позициям. Всего мы потратили на копание в этом месте больше трех часов, когда, наконец, голод призвал нас к порядку. К сожалению, больше ничего интересного тут найти не удалось, хотя всякого мелкого железа и фурнитуры было у блиндажей обнаружено в изрядном количестве. Пообедав, мы сели в машину и поехали по дороге дальше в степь. Вскоре рощи стали редеть, пока совсем не закончились. Мы поднимались все выше и выше, пока не оказались на небольшой высоте, откуда впереди была видна безжизненная степь, а позади у балок шумели ветвями многочисленные рощи. Здраво рассудив, что в балках можно найти больше, чем в лунном ландшафте, мы развернулись и поехали назад. Проехали последнее место раскопок, потом миновали живописные деревья, нависающие над дорогой, и оказались почти на том самом месте, откуда выехали сегодня же утром. Получается, что мы сделали небольшой круг, и теперь неизведанных мест с этой стороны балки для нас нет. Зато противоположная сторона была нам еще неизвестна, и мы, выехав на большую дорогу, поехали на юг. Впереди уже виднелась гора, которую мы взяли за ориентир вчера. Придерживаясь одной из множества колей, накатанных на поле, мы взяли вправо и оказались у одного из отрогов этой большой балки.

Оставив машину у приметного дерева рядом с рощей, мы с Сашей пошли вместе разведать немецкие позиции. Мне как-то не везло на сигналы, хотя Саша, который шел позади, постоянно останавливался, чтобы откопать очередную гильзу или осколок. В очередной раз оставив его ковыряться с находками, я оторвался вперед и пошел вперед по роще, которая постепенно превратилась в самый настоящий глухой лес. Солнечные лучи сюда почти не пробивались, и на земле был толстый слой дерна, веток и сухих листьев. Все вокруг было серое и темно-коричневое. Я ходил по этому лесу без труда, поскольку мелкий кустарник тут не прижился. Наконец, между нескольких больших деревьев мне попался хороший сигнал. Воткнув лопату в дерн, я сразу же наткнулся на металл. Это были большие саперные ножницы для перекусывания колючей проволоки. Обе ручки были с бакелитовыми изоляторами, правда, у одной ручки отсутствовал круглый набалдашник. Благодаря этому можно было увидеть, что у этого инструмента между бакелитовой изоляцией и стальной ручкой была намотана бумага в несколько слоев. Ножницы были очень крепкие, не считая утраты набалдашника. Одна вещь, которая меня смутила, – ножницы были несимметричные, и если верхнее лезвие было целым, то нижнее выглядело так, словно у него был отломан кончик. Повертев в руках эти ножницы, я бросил их на землю, решив, что такая вещь мне в хозяйстве вряд ли пригодится, а таскать ее с собой было лень. Продолжив движение по этому лесу, я сделал круг и уже собирался выходить на поле к машине, как вдруг понял, что выхожу к совершенно другой поляне и в ином месте. Вернувшись в лес, я постарался найти свои следы и пока не вышел снова к этим ножницам, думал о том, что потерял дорогу назад. Поскольку солнце ушло за тучи, и небо стало пасмурным, я потерял ориентацию в лесу и решил все же пойти по прямой, чтобы все-таки выйти из леса на какую-нибудь поляну.

Через пять минут я дошел до одного интересного отрога балки, который был скорее похож на небольшой овраг, весной превращавшийся в ручей. Сверху там были блиндажи в немалом количестве, но я решил не тратить время на хождение там с металлоискателем, а все-таки дойти до машины, чтобы уже вместе с Сашей вернуться сюда и вместе с ним основательно все тут «пропылесосить». Впускаясь в овраг, я машинально включил металлоискатель, и вдруг рядом с небольшим кустом, который рос прямо по центру этого оврага, раздался мощный сигнал. Он гудел так, будто под землей было много цветного металла. Что за ерунда? Неужели сюда сбрасывали гильзы сверху? Повинуясь железному правилу, я воткнул лопату в землю и стал копать. Рядом с поверхностью ничего не было, я провел катушкой металлоискателя над ямой снова, и сигнал убедил меня, что предметы находятся глубже. Надо копать! Примерно на половине второго штыка я уткнулся лезвием во что-то твердое, металлическое. Нагнувшись к яме с мягкой, почти черной землей, я рукой поддел предмет и увидел, что это стальная пряжка вермахта в идеальном состоянии! А под ней лежит еще одна такая же! Сидя на коленях, я стал разрывать руками землю и вытащил из ямы еще пряжку, потом еще и еще. В очередной раз, вонзая пальцы в рыхлую землю, я достал две алюминиевых пряжки, а они в яме все не заканчивались. Я провел над ямой катушкой, и снова несколько громких сигналов огласили весь овраг и весь лес! Кровь прилила к моим щекам, у меня застучало в висках. Сквозь шум в ушах и порывы ветра мне показалось, что я слышу автомобильные гудки. Замерев на мгновение, я вспомнил, что нахожусь не в городе, а на природе, и тут не ездят машины, посему никаких гудов я слышать не мог. Это мне показалось, подумал я, и принялся снова доставать из земли пряжки. Складывая их рядом с ямой, я не верил своим глазам. Их тут было уже столько, что при беглом взгляде невозможно было сказать, сколько их тут наберется. Может десять, а может и тринадцать. Среди пряжек была и одна рейхсверовская, без свастики, а также одна вермахтовская с повреждением – с пулевым или осколочным отверстием. Рваные края металла на пряжке заставляли представить, как нелегко пришлось владельцу ремня. Причем края пряжки были выгнуты наружу, что означало попадание в спину и выходное отверстие на животе. Эта пряжка единственная была полностью ржавой, все остальные были лишь слегка покрыты ржавой сыпью, под которой легко угадывался толстый слой темно-зеленой краски. Конечно, алюминиевые пряжки были блестящими, краска с них слезла еще в 1942 году. Сложив все находки в карман штанов, я лихорадочно стал снова проводить катушкой возле куста и обнаружил еще сигналы! Снова упав коленями в рыхлую землю, я руками разгреб яму, вытащил оттуда еще две пряжки и несколько целых немецких солдатских жетонов без набивки. Они никогда не были выданы и лежали в земле как будто стопкой. Увидев, что у меня трясутся руки от волнения, а лицо буквально горит от прилившей к голове крови, я решил взять себя в руки и отошел от ямы. Передо мной была невероятная картина: в совершенно неприметном месте, посередине неглубокого и неширокого овражка растет куст, рядом с которым разрыта широкая яма. Я поднял голову и увидел, что буквально на противоположном склоне этого оврага уже виднеется выход на поле. Оставив лопату и металлоискатель у ямы, я сделал с десяток шагов и вылез из кустов прямо на него. Это было то самое поле, с которого мы зашли в эту рощу, только я прошел чуть дальше. Обрадовавшись и обретя спокойствие, я вернулся к яме и решил, что она никуда уже от меня не денется. Самые главные находки не то что поездки, и не то что сезона, а всей своей копательской практики я сделал только что, и эти находки уже лежат у меня в кармане. Надо взять себя в руки, запомнить это место и… А как же Саша? Я совсем забыл, что мы собирались всего лишь разведать позиции, и надолго разбредаться по лесу уговора не было. Когда я вышел снова на поле с металлоискателем и лопатой, то снова услышал автомобильные гудки. Это Саша нажимал на клаксон, потому что потерял меня и вообще заждался? А сколько времени прошло, пока я там копал в овраге?

Да уж, придется теперь выслушивать от него очередные оскорбления… Но нет, не придется! Когда я расскажу ему обо всем и покажу все эти находки, то он все поймет и не посмеет обвинить меня в эгоизме или в наплевательском отношении к нему. Такая удача бывает только однажды, и любой бы на моем месте потерял бы голову, если бы ему выпал такой же билет.

Я прошел буквально пятьдесят метров вдоль опушки, и уже совершенно четко услышал гудки, а еще через минуту и увидел Сашу, который сидел в машине и нажимал на гудок. Даже издалека можно было видеть его кривую улыбку, которая не предвещала ничего хорошего. Помахав ему рукой издалека, я стал кричать ему, заранее готовя его к смене гнева на милость. На каждом шагу пряжки в набедренном кармане штанов позвякивали и приятно тянули вниз.

– Саша, не спеши ругаться, – кричал я ему, – я сейчас тебе покажу такое, что ты ахнешь! И на моем месте ты бы тоже потерял счет минутам!

– Да я тут уже почти час тебе сигналю, – отвечал он мне на удивление мягко, – думал, что ты потерялся, или волки съели.

Я махнул ему рукой снова, дав понять, чтобы он подъезжал. Саша завел мотор, и остановился в двух метрах от меня, а я к этому моменту уже воткнул лопату в землю и никуда не шел. Он вышел из машины, и по его выражению лица и фигуре было видно, что моя пропажа обеспокоила его и заставила понервничать.

– Саша, ты такого никогда не видел и вряд ли еще когда-нибудь увидишь, – таинственно сказал я ему и достал из кармана первую пряжку.

– Ого, – только ответил он, взял ее в руки и стал рассматривать, – она в идеале!

– А вот еще, – я вытащил следующую и дал ему в руки, – а вот еще и еще.

– Сколько их там у тебя? – Саша отрешенно смотрел на находки в своих руках, позабыв о том, что хотел, вероятно, выругаться в мой адрес.

– Не знаю, – продолжал я доставать пряжки, – вот еще парочка, вот еще и еще…

– Ты знаешь, – говорил Саша, уже взяв себя в руки, – я почему-то совершенно не удивлен.

– Ну вот, теперь ты понимаешь, почему я пропал, – у меня было веское и справедливое оправдание, – ты бы на моем месте точно так же потерял ход времени и позабыл обо всем.

– Клев был такой, что клиент позабыл обо всем на свете, – улыбнулся Саша, – а где это все было?

– Прямо на дне ручья или оврага, – поведал я ему о месте, – это совсем рядом отсюда, да я там и не все выкопал, наверное…

– Предлагаю вот что, – сказал Саша, – мы сейчас идем туда и все тотально выкапываем, а потом все делим пополам.

– Конечно, не вопрос, – отвечал я, понимая, что такие крутые и долгожданные находки – это наша общая заслуга и добыча.

Мы сели в машину и доехали до просвета в кустах, откуда я вылез из оврага пять минут назад. Спустившись в овраг, Саша не мог поверить, что все это лежало в таком неприметном месте. Воистину, такое можно найти только случайно, но можно ли говорить о случайностях, когда мы специально приехали сюда, чтобы копать по войне? В любом случае, это место было хорошо скрыто от глаз посторонних, и благодаря этому никто раньше нас не наткнулся на этот «пятачок».

– Классический случай, – радостно делился Саша со мной своими соображениями, – никем не тронутое место. Тут был сброс вещей, пряжки и жетоны поскидывали сверху, вон оттуда. Сейчас надо будет отработать весь овраг, а потом пойдем копать наверх, к блиндажам.

И мы с Сашей вдвоем спокойно докопали яму у куста, причем он вытащил еще пару пряжек. Итого у нас получилось 14 пряжек! Это была находка сезона, и я сомневаюсь, что кто-либо здесь находил что-то подобное. Мы также докопали все жетоны, еще выкопали пару кожаных подвесов для штыков к Маузеру 98к. Чуть ниже по руслу Саша еще откопал ржавый и помятый противогазный бачок и множество маленьких коробочек с порошком из комплекта противогазов. Еще рядом валялся один деревянный колышек от немецкой палатки и несколько стальных.

Закончив работу в овраге, мы переместились наверх, и там между блиндажей Саша нашел затвор ППШ в идеальном сохране, который тут же и отдал мне. Я был благодарен ему за такой подарок, потому что знал – у него тоже был ППШ, и хороший затвор ему тоже бы не помешал. А еще я нашел на бруствере мотоциклетные очки вермахта с темными стеклами в кожаной оправе. Сначала я обнаружил какой-то кожаный кошель с ржавой кнопкой, какие повсеместно используются в современной одежде, и лишь раскрыв кошель, я увидел там внутри эти самые очки в сложенном виде и понял, что это немецкий аксессуар.

Провозившись в той роще до вечера, мы обследовали все, на что хватало глаз. Саша специально прошел рощу вдоль до самого поля и не обнаружил других мест, за которые можно было бы зацепиться. Получается, что мне действительно повезло найти в этом огромном массиве маленькую нетронутую точку с очень интересными вещами, да еще и в оптовом количестве. После такого любые другие находки уже будут казаться издевательством и пустой тратой времени.

Мы сели в машину и поехали искать подходящее место для ночлега. За час перед закатом мы приткнули палатку на уютной полянке и решили отметить такой день добрым ужином, тем более, что продуктов у нас оставалось в избытке. Выпив после еды пару стопок спирта, мы еще долго обсуждали все подробности дня и никак не могли успокоиться. Просто не верилось, что все наши мечты могут сбыться за один раз, и теперь нужно было срочно придумывать новые мечты, иначе было просто не к чему стремиться.

На следующее утро я проснулся с ощущением совершенно другой реальности. Внутри уже не было горячей жажды находок и приобретения раритетов. Я вдруг понял, что могу истратить всю свою жизнь, путешествуя по полям и лесам в поисках войны, и эти поиски никогда не закончатся. Каждый раз мы будем находить что-то ценное и интересное, со временем за редкими вещами придется ездить во все более дикие места. Но так будут поступать и наши конкуренты, которых год от года прибавляется. Металлоискатели становятся все более доступными, эта тема становится популярной и постепенно выходит из подполья. В итоге все получат возможность отыскать каску, пряжку, фляжку, штык – и каждый добьется своей цели. Рано или поздно у каждого будет своя сбывшаяся цель в виде трофея с поля боя, что, в конечном итоге, обесценит эти самые раритеты. Растущая конкуренция окончательно превратит нашу любимую тему военной археологии из элитарного занятия в удел маргинальных людей, наподобие Гены, которые будут брать количеством. И кому будут нужны эти немецкие каски, если на любом блошином рынке их будут предлагать по дешевке?

В чем будет эксклюзивность немецких штыков времен войны, если на самом известном оружейном форуме их станут предлагать по доступной цене в самом что ни на есть складском виде, прямиком из Германии? Ведь в один прекрасный день окажется, что все те крутые находки, которые мы сделали за все годы наших кропотливых изысканий, не только ничего не стоят, но и не считаются крутыми. А это будет страшнее всего.

И вот так, будто в проблеске откровения, я увидел такую перспективу совсем скорого будущего и поспешил тут же сделать соответствующие выводы: «Паша, нужно прекращать все это копательство, пока ты еще можешь начать жизнь с новой страницы и найти для себя более достойное занятие, которое не обесценится». Эти мысли промелькнули у меня в голове за несколько секунд, но засели в мозгу прочно.

Вскоре проснулся и Саша, мы легко позавтракали, попили чаю и поехали к горе, которая уже третий день манила к себе. Но дорога вилась мимо горы и дальше в степь. Гора от нас никуда не денется, и мы всегда сможем к ней вернуться. Но вот что там, за горизонтом? Не удержавшись от любопытства, мы продолжили движение еще примерно 3 километра, пока не уперлись в редкий лес на возвышенности, за которой была голая степь. Солнце скрылось в облаках, и местность вокруг приобрела безликий вид. Все было серо-желтым и неприглядным. Закапал дождь, и это было нам в радость. Взяв металлоискатели и лопаты, мы пошли на разведку в ближайшую балку. Но там нас ждала безрадостная картина: блиндажи были перекопаны, на отвалах валялись остатки железных ящиков и укупорок от снарядов, смятые железные бочки и самый бесформенный военный хлам. Очевидно, тут весной или еще прошлой осенью поработала целая бригада копателей, которая полностью вынесла эти позиции. Нам очень не хотелось подбирать остатки с чужого стола, образно выражаясь, тем более, что мы уже точно знали – нетронутые места здесь еще есть. Поэтому мы для порядка походили там примерно час, и, удостоверившись в отсутствии прикольных вещей в разведочных шурфах, сели в машину и поехали обратно к горе.

Встав лагерем в ближайшей к горе живописной рощице, уходящей под уклон в балку, мы устроили запоздалый обед. Отдохнув и набравшись сил, мы все-таки дошли до горы и поднялись на нее. Еще поднимаясь по склону, Саша нашел в едва заметной одиночной стрелковой ячейке советскую противотанковую гранату РПГ-40. Мы удивились, что никто раньше не удосужился пройти тут с прибором и посветить в этом месте, хотя склон выходил прямо на дорогу, и добраться до этого места было не сложно.

С вершины, поросшей деревьями, открывался очень занятный вид на все окрестные балки и рощи. Наверняка в войну эта высота имела определенное значение. Из-за ее небольших размеров там сложно было расположить большое подразделение, да и особого смысла в том, чтобы оборонять эту гору, нет никакого. Пушки и танки тоже размещать здесь было нецелесообразно, потому что они тут будут слишком заметны и сразу же превратятся в первоочередные мишени. Но оставить тут небольшую группу бойцов для того, чтобы наблюдать за обстановкой вокруг и сообщить остальным о передвижениях врага – это было вполне логично. Примерно на середине горы, являющейся одновременно и ее плоской вершиной, были видны несколько блиндажей. Но когда мы с Сашей подошли поближе, то увидели, что в том месте, где должен был быть блиндаж, зияет глубокая свежая яма. Снова постарались конкуренты! Но здесь по шурфам была разбросаны какие-то мелкие находки, которые из-за плохого сохрана не заинтересовали копателей. Мы стали рассматривать, что же это такое, и к своему удивлению заметили, что это спекшаяся от высокой температуры масса черного и цветного металла когда-то раньше была пряжками вермахта, пуговицами, крючками для одежды и прочей фурнитурой для формы.

– Сжигали напалмом что ли? – Саша тыкал лопатой в эти оплавленные куски и пытался понять, чем же можно было довести алюминий до температуры плавления.

Очевидно, что конкуренты искали тут в блиндаже что-то ценное, например, пряжки, награды или оружие. На одном из отвалов я обнаружил какую-то не замеченную конкурентами деталь от оружия и передал ее Саше для идентификации. Тот признал ее принадлежность к какой-то из немецких самозарядных винтовок и забрал ее себе. Мы на этот раз с Сашей решили не сдаваться и все-таки походить по этой горе. И стоило только нам настроиться на боевой лад, как Саша выкопал из земли между двух старых шурфов, сделанных конкурентами, неплохой немецкий штык от Маузера 98к.

– Невозможно представить, чтобы они не увидели сигнал от него! – возмущался Саша, улыбаясь, – вот тут они что-то выкопали, и вот здесь был сигнал. Так почему же они не стали копать сигнал от штыка? А все потому, что он из черного металла, и у них либо был настроен металлоискатель на дискриминацию черного металла, либо они работали на режиме «все металлы», и, увидев черный металл, посчитали его за осколок или за хлам, дурачки!

Я был рад за Сашу, который все так же был охоч до копания, и на которого, казалось, нисколько не повлияли наши вчерашние находки. Не желая отходить от Саши далеко и уже не стремясь утруждаться, я ходил рядом и скорее наблюдал за процессом, нежели сам стремился составить ему конкуренцию. А Саше как будто бы только и не хватало зрителя. Он каждую минуту сыпал шутками, демонстрировал весь свой доморощенный артистизм. Когда мы обошли гору с севера на северо-запад, то увидели на склоне остатки одиночных стрелковых ячеек. Саша сразу же пошел к ним и за пятнадцать минут понадергал прямо с поверхности земли несколько запчастей от самозарядной винтовки СВТ, там были спусковой механизм в сборе, стебель затвора, крышка ствольной коробки, надульник, а также верхний и нижний кожухи. Все детали были в очень хорошем сохране, и Саша еще минут сорок ходил вокруг, надеясь, что остальные запчасти окажутся лежащими поблизости. Однако больше запчастей к СВТ не было, и мы пошли к нашей стоянке. С площадки, где стояла машина, открывался действительно живописный вид на противоположный склон огромной по размерам балки. Мы видели, как вдали у деревьев ездит легковая машина, и она казалась нам крошечной. Поужинав и поставив палатку, мы стали ждать заката. Я и в самом деле уже не стремился обогащаться за счет присвоения военных трофеев, а просто получал удовольствие от путешествия и от приключений. Благодаря такому подходу многие вещи стали открываться в совершенно ином виде. Например, каждую ночь мы проводили в новом месте и каждый раз имели возможность наблюдать совершенно разные пейзажи. Вот и теперь, сидя на высоком месте, мы могли наслаждаться золотистыми отблесками лучей заходящего солнца и вдыхать свежий теплый воздух из зеленой рощи. А когда стемнело, мы развели костер и еще долго сидели, любуясь тлением углей. Стоило отвести взгляд вверх, как тут же можно было увидеть черное небо и мириады звезд, и только ради этого зрелища стоило оказаться здесь. Саша тоже уже не особо гонялся за находками, потому что относился ко всей нашей деятельности с изрядной долей фатализма.

На следующий день мы немного походили рядом с нашим лагерем, видели приличное количество блиндажей, но уже не утруждали себя работой на износ. Если с первого захода ничего не обнаруживалось, то мы просто переходили на другое место и работали с металлоискателями там. Таким образом, мы передвигались по окрестностям до обеда и в один прекрасный момент отошли от лагеря так далеко, что возвращаться к машине для того, чтобы переехать оттуда на новое место, уже было бессмысленным занятием, и мы продолжили копать там. Саша спустился в балку, а я остался ходить по склону. В какой-то момент я вдруг услышать сигналы от металлоискателя совсем недалеко от себя. Как мог Саша сделать такой большой круг и оказаться выше меня? Я остановился, чтобы прислушаться, и понял, что это сигналы от незнакомого металлоискателя. Звуки постепенно приближались ко мне, и тогда я тоже выдал звуковой сигнал от своего прибора, проведя над катушкой лопатой. В ответ я услышал голос издалека, который что-то спрашивал. Копатели! Надо не прятаться и делать вид, что мы друг друга не заметили, а пойти навстречу и взять инициативу. Включив металлоискатель на полную мощность, я стал подниматься по склону и через пятьдесят метров увидел фигуру парня ростом чуть выше меня, одетого в китель российской камуфляжной расцветки «флора» и носящего на голове такую же, как у меня, серую кепку по образцу немецкой М43. На ногах у него были кирзовые сапоги, а в руках была длинная садовая лопата и металлоискатель фирмы Tesoro, но более совершенная модель, чем моя.

– Как успехи? Нашли что-нибудь? – окликнул я парня.

Он обернулся, потом снова уткнулся в землю и продолжил названивать что-то в земле.

– Да нет, только начали, – ответил он после небольшой, но четкой паузы, во время которой он обдумывал ответ и рассчитывал, как правильно среагировать на появление незнакомца.

– А мы уже тут второй день ходим, – сказал я ему, подспудно сообщив, что я не один, и что мы уже успели ознакомиться с местностью.

– Много вас? – осведомился парень.

– Да вдвоем с товарищем, – продолжал я, – мы с палаткой.

– А сами откуда? С Калача? – копатель продолжал светить в траве и одновременно задавал вопросы, не поднимая головы.

– Нет, мы из Москвы, – выдал я главную информацию, на что мой собеседник усмехнулся слегка, покачал головой.

– Тут значки попадаются, – после очередной паузы сменил тему парень, – награды были, пряжки.

– Как это место называется? А то я по карте смотрел, вообще нет никаких привязок, – я решил разведать, вдруг парень сможет сообщить нам какие-то данные про эти балки.

– Кисляки, – отозвался он, и в этот момент его окликнули из соседней рощи, – иду!

И он быстро ушел на голос, а я пошел к Саше, чтобы рассказать об этой встрече. Сашу я застал там же в низине. Он не удивился, когда я передал ему содержание разговора с местным копателем.

– Я утром слышал, как машина ездила, – сказал он, – когда ты был в роще, там тоже по верху проехала машина и остановилась.

– Значит, они только сейчас утром сюда приехали, – я рассуждал логически и уже примерно понимал, что людей там не меньше двух, – судя по разговору, они из Волгограда. Меня спросили про Калач, значит, сами не оттуда. Если они из Волгограда, то могут вполне быть знакомы по местному форуму.

– Ну, пойдем к ним, поговорим, может, они нам что-нибудь интересное расскажут, – предложил Саша.

И мы вдвоем стали подниматься по склону, чтобы пообщаться с коллегами-конкурентами. Когда мы поднялись на поляну, то увидели припаркованный в тени большой белый внедорожник «Тойота Ленд Крузер». Возле него стояли пять человек, среди них был и встреченный мной парень. У половины парней были металлоискатели. Они были постарше меня, некоторые были младше Саши. Самый высокий и самый толстый мужчина был у них, скорее всего, главным. Увидев нас, они сразу повернулись и встали у машины в одну линию. Мы с Сашей шли к ним вдвоем, и между нами и внедорожником было примерно пятьдесят метров. За все предыдущие дни мы так отвыкли от людей, что с интересом разглядывали новые лица. Подойдя ближе, мы поздоровались примерно за пять метров и встали перед этой превосходящей нас по численности группой лиц на расстоянии примерно полтора-два метра.

– Витя Саблин, – так представился нам самый крупный мужчина.

Мы тоже представились, а остальные копатели просто стояли и смотрели на нас, изучая Сашину кепи с нашивкой СС и мою самодельную кепи М43. Мой предыдущий собеседник тоже стоял молча, было видно, что эта группа не ожидала встретить тут никого из копательской братии.

Саша начал разговор издалека, спросив про название места, про самые часто встречаемые находки. Саблин отвечал, что здесь всякое попадается, а тут на месте бывшего хутора Кисляковского несколько раз попадались награды и монеты. Мы с Сашей, не сговариваясь, старались не рассказывать ни о чем, что могло бы заинтересовать наших визави, и постоянно прикидывались неудачниками, которые вот уже десять дней ездят по степям и мечтают найти хотя бы каску.

Похоже, что нам удалось представить дело так, чтобы эти ребята почувствовали некоторое превосходство над нами, расслабились и стали больше рассказывать. Саблин добавил, что здесь были очень серьезные бои, и что в сражении за Трехостровскую могла решиться вся Сталинградская битва. Кроме того, сообщил он, тут было еще «малое кольцо», которое вместе с так называемым «большим кольцом» окруженных немецких войск в Сталинграде и ближайших окрестностях, и составило итог поражения армии Паулюса.

– А вообще, далеко вы забрались. Вы же из Москвы? – спросил напоследок Саблин.

– Из Смоленской области, – отвечал Саша, – номера смоленские.

Тут мы поняли, что они так и не увидели нашу машину, которая стояла далеко отсюда, и не могли рассмотреть ее номеров. Еще мы с Сашей спросили, куда бы нам съездить еще, где можно попытать счастья, раз ужу тут в Кисляках ничего не удалось найти. Саблин показал нам на дорогу на юг и сообщил, что дальше в степях ближе к станице Голубинской и Калачу есть много блиндажей в балках. Мы с Сашей вслух согласились с ним и поблагодарили за наводку. После этого мы все пожали руки, попрощались и пожелали друг другу успехов в копании.

Мы с Сашей пошли в сторону машины и, когда уже отошли метров на двести, то услышали, как эти копатели хлопнули дверями и спешно уехали на «Ленд Крузере» со своей стоянки, хотя мы совершенно не претендовали на их поляну. Саша предложил и нам после обеда тоже поехать в другое место, чтобы не тусоваться в слишком популярных местах. Мы быстро перекусили, собрали палатку и поехали по дороге на юг, но решили не брать прицел очень далеко, а свернуть через три километра направо и посмотреть на заинтересовавшие нас балки, которые были видны с места последней стоянки.

Когда мы медленно доехали до последней рощи за балкой, то Саша сообщил, что мы, согласно одометру га приборной панели, преодолели расстояние в семь с половиной километров. Большую часть дороги мы медленно ехали по краю покошенного поля, и это соседство с признаками цивилизации лишало балку всякого шарма. Солнце было уже невысоко, и до заката оставалось не более трех часов. Поставив машину у рощи, мы обычным порядком разошлись в разные стороны – Саша пошел наверх, а я – вниз. Встретившись у машины через полтора часа, мы предъявили друг другу свои находки: у меня был русский штык от трехлинейки в хорошем верховом сохране, а Саша накопал еще одну самозарядную винтовку СВТ. Правда, она была сильно проржавленная.

– Недалеко от поля лежала, – цокал он языком, – химикатами поля обрабатывали, вот она и погнила.

– Но все равно, – приводил я контрдоводы, – вряд ли еще где-то можно найти СВТ целиком или по запчастям, как ты нашел вчера.

– Совершенно верно, – кивал Саша, – это без базара!

Палатку поставили с видом на склоны балки, а машину – между двумя деревьями, чтобы она не сильно бросалась в глаза. Я немного опасался, что ночью будет холодно, но все обошлось. За день земли в этом месте хорошо прогревалась, и мы стояли гораздо выше места образования тумана.

На следующее утро Саша снова отправился в ту рощу, где нашел СВТ, а я обошел соседнюю. Там было много блиндажей и одиночных ячеек, но все было замусорено гильзами, обрывками колючей проволоки и ржавыми консервными банками. Работа с этим шлаком забрала у меня много сил, и когда я окончательно вымотался, то просто плюнул и пошел обратно к палатке. Я обратил внимание, что уже не испытываю серьезного интереса к процессу. Однообразие поездки и большое количество монотонной работы довели меня до эмоционального истощения. Мне уже не важны были трофеи, многие действия я делал уже машинально, и очень хотелось сменить эту поисковую деятельность на любую другую. Саша тоже выглядел утомленным, хотя и старался не подавать вида. Но факт состоял в том, что мы испытывали дефицит идей и информации. Именно поэтому мы с такой жадностью пошли общаться с другими копателями и накануне вечером еще долго обсуждали эту встречу, по многу раз прогоняя диалоги и анализируя все сказанное ими. Учитывая это состояние, я предложил Саше сменить пейзаж и поехать на юг, ближе к Голубинской, о которой говорил Саблин. Достигнув взаимопонимания в том, что нам срочно нужны новые впечатления, мы медленно поехали по полевой дороге по кромке поля, затем повернули на основную дорогу и не спеша покатили на юг.

Пейзаж за окном медленно изменялся, и если в парке «Донском» все было так похоже на африканскую саванну, то здесь уже не было полей с дикими травами и старых деревьев на полях. Сельскохозяйственная деятельность тут уже была разрешена и осуществлялась в полной мере. На полях были следы постоянной обработки, вся трава была коротко пострижена и увезена, от этого большие пространства напоминали зеленые футбольные поля. Между полями были балки, которые человек не смог отвоевать у природы, и там росли еще деревья и кусты. Но выглядело это все не так живописно. Даже из окна машины можно было заметить блиндажи в балках, оврагах. Но у нас не было никакого желания работать в таких легкодоступных местах. Чем дальше мы ехали, тем большее разочарование охватывало нас. По всему получалось так, что мы правильно начали свой маршрут, по неведению и наглости отработав самые интересные точки в заповедных местах. Затем мы выбрались на такие места в Задонье, которые были известны лишь прожженным сталинградским копарям. Теперь было понятно их смущение, когда они повстречали нас в урочище Кисляки. Наверное, они еще долго обсуждали эту встречу и выясняли, кто же из своих мог случайно или специально выдать москвичам информацию об этих местах. Через полчаса езды мы поняли, что если не повернем в степь, то так незаметно для себя приедем в станицу Голубинскую, а там и до цивилизации рукой подать. Выбрав поворот, Саша направил машину по колее прямо к посадкам у балки, за которыми вдали виднелись совершенно не живые и безликие пространства. Когда мы доехали до деревьев, то оказалось, что дорога тут и заканчивается. Дальше был пологий и длинный склон, который заканчивался в долине. Точнее, это было дно еще одной огромной балки, протянувшейся с севера на юг.

Мы вышли из машины и стали изучать место. Тут были блиндажи, отдельные окопы на склоне, но везде был современный мусор: обрывки газет, пластиковые пакеты, упаковки от чипсов, фольга от шоколада и сигарет, пивные алюминиевые банки, водочные и винные бутылки, консервные банки. Это нас сильно расстроило – здесь было совершенно бесполезно искать крупные предметы типа касок. Оставалось только попытать счастья на открытых местах и постараться найти что-то мелкое и ценное, что могли пропустить местные копатели. Ходить с металлоискателем по ровному полю с коротко остриженной травой было настолько приятно, что вскоре наше настроение сменилось. Это был своеобразный отдых и смена деятельности, которые нам были так необходимы. В одном месте на поле я прямо на земле нашел большой пинцет из нержавеющей стали, а Саша своим мощным металлоискателем все норовил отыскать монеты, и ему действительно удалось поднять несколько советских монет 1940-х и 1960-г годов. Покопав в свое удовольствие и развеявшись, мы сели обедать рядом с рощей. Эта местность была очень похожа на балки у Дмитриевки, где мы копали весной, и у Западновки, которые мы проезжали уже на обратном пути домой, выезжая на трассу. Согласно карте, тогда мы находились примерно в 20 километрах юго-восточнее тех мест, и именно вот эти балки и меловые горы за Доном мы могли тогда наблюдать. Круг замкнулся, и у нас не осталось ничего такого из задуманного ранее, чего мы не смогли бы реализовать.

После еды мы пошли в свободном режиме с металлоискателями по полям и склонам, не рассчитывая ни на какие ценные находки, а просто выключили головы и доверились судьбе. Так и получилось, что, кроме вездесущих гильз и осколков, мы тут ничего не нашли, зато мы снова обрели оптимизм и желание активной деятельности.

На следующий день мы задумали уезжать из этого бесперспективного места и решили вернуться на север к той самой горе, недалеко от которой встретили местных копателей. Все-таки интуиция подсказывала, что далеко не все балки мы там смогли обойти, и нас еще ждут интересные находки. Доехав до горы, на которой Саша выкапывал детали от СВТ, мы обогнули ее и оказались у целой вереницы рощ, раскинувшихся от балки в низине, как пятерня ладони. Переместившись в лощину между двумя ближайшими к горе балками, мы обогнули зеленый мыс из деревьев и спрятались за ним. Это было отличное место для лагеря, поэтому мы сразу поставили там палатку, разложили продукты и стали готовить обед. В это время из-за деревьев послышался шум мотора легкового автомобиля, который медленно приближался, но не со стороны поля, а откуда-то сверху. Мы подняли головы, и через полминуты над горой в полукилометре севернее нас пролетел белый легкомоторный самолет. Он проследовал от Трехостровской по направлению в степь. Проводив его взглядом, мы продолжили заниматься своими делами. После обеда самолет снова пролетел там же, но в обратном направлении. В этот раз я постарался рассмотреть его поближе, это был летательный аппарат довольно современной конструкции и весьма свежий на вид. Возможно, богатые граждане летали на прогулку над Доном из аэропорта «Гумрак», а, может, экологи или егеря обследовали владения национального парка на предмет возможный нарушений режима заказника?

Отдохнув в палатке после приема пищи, мы уже нехотя взяли металлоискатели и лопаты да через силу пошли к небольшим заросшим балкам. Ходили мы там до самого вечера и постоянно натыкались на следы старых раскопов. Моей добычей за все это время стал лишь штык от русской трехлинейки, а Саша откопал рядом с блиндажом несколько целых немецких бутылок. Это было не ахти что, но такие мизерные находки компенсировались приятным копанием недалеко от палатки. В тот же вечер мы допили последние стопки спирта и доели последние картофелины. Еда у нас оставалась, но это были гречневая крупа и макароны. Банки с тушенкой, как стратегический продукт, лежали в отдельном ящике, их там было еще с дюжину.

Следующим утром сразу после завтрака мы переместили лагерь на соседнюю поляну между балками и провели весь день в тщетных поисках военного хлама. Я обошел кругом все рощи, спустился в большую балку в низине, где искать блиндажи уже было бессмысленно, потому что эта балка была слишком глубокая. Саша копал более локально, не покоряя больших пространств и не углубляясь далеко. Он старался взять не количеством, но качеством. Тем не менее, и ему удача не улыбнулась за весь день. Мы вернулись к палатке совершенно пустыми, и мы понимали, что нам просто не повезло. В другой раз другим людям на тех же местах обязательно доведется найти награды, пряжки, оружие и другие ценные военные трофеи. Но с нас было достаточно и того, что уже лежало в багажнике автомобиля, и о чем мы старались не думать. Еще один ужин под звездами, еще одна ночь в палатке.

Утром я проснулся после Саши, который уже сидел возле палатки и кипятил воду для чая. Было уже прохладно, и мы стали замечать, что на календаре уже, на минуточку, ноябрь. В Москве давно уже наступили заморозки, и люди ходят в пальто и теплых шапках. А мы до сих пор ездим по степи и ночуем в палатке, днем изнываем от жары и стараемся пить больше жидкости, чтобы не страдать от обезвоживания. Москва, дом, мама. Все чаще я стал задумываться о том, как сейчас течет жизнь дома, что случилось в стране и в мире за то время, пока меня не было. Мы с Сашей были совершенно отрезаны от информационного поля, не слушали радио и не общались ни с кем. Подумав о том, что мы 24 часа в сутки на протяжении семнадцати дней проводим в обществе друг друга, я осознал, что это могло вполне нам надоесть. Если в первые несколько дней общий запал авантюризма гасил какие-то межличностные проблемы, то там, у границы с «лунным ландшафтом» они проявились. Потом, конечно, каждый из нас постарался замять ту историю с палкой и колесом, но дальше мы продолжили общение, в котором эта история все равно оставалась свежим воспоминанием. Дальнейшее путешествие, интересные находки и отдых на Дону, казалось бы, дал возможность забыть обо всем. И вот теперь, уже под конец нашего копательского турне, я видел, что Саша все больше сидит один в задумчивости и переваривает в голове собственные мысли.

За чаем я в разговоре затронул тему того, что мы уже вымотались за эту поездку, на что Саша неожиданно заявил, что он бы тут и дальше ездил и копал. Правда, тут же оговорился, если бы не нужно было ехать домой к жене и выходить на работу. Стоило ему напомнить мне о работе, как я тут же погрузился в эти ненужные размышления о своем сотрудничестве с различными редакциями, о своем внештатном авторстве и о своей карьере в профессии вообще. Неожиданно, сидя там же с чашкой горячего чая в руке, я захотел что-то изменить в своей жизни. И я понял, что менять нужно все, абсолютно все, не жалея ничего, как бы трудно ни было прервать свои старые привязанности.

Первым делом, подумал я, надо заканчивать с копательством и с этим образом жизни, когда вся жизнь подчинена идее свободных путешествий по лесам и выездам на места боев. Нужно оставить эту тему, пока она окончательно не засосала меня.

Из этого следует вторая задача – найти серьезное дело и хорошую работу, на которой можно будет заниматься этим делом. Раз уже мы все живем в обществе людей, то нужно найти свое место среди них. Тогда у меня большая часть времени в течении года будет посвящена малым делам, из которых, возможно, сложится карьера, успех в профессии. Если такое случится, то я смогу вырасти из выпускника университета и обычного гуманитария, каких много, в приличного человека и сделать что-то полезное не только для себя одного.

Эти мысли пришли ко мне внезапно одна за другой, и я почувствовал огромное облегчение. Словно груз с души свалился, и у меня снова появились задача и сверхзадача, снова возникло желание куда-то двигаться и что-то делать, предпринимать попытки, рисковать и добиваться. Но теперь моя мотивация не была связана с копанием, она принадлежала уже совершенно другим вещам. Я сообщил Саше, что сегодня отдохну от работы и не пойду копать, по крайней мере, прямо сейчас я буду лежать в платке и восстанавливать силы.

Саша не возражал, он взял металлоискатель и лопату и один пошел в рощу. Я же остался лежать на спальном мешке в палатке и долго и энергично размышлял о своей жизни, о своем будущем, о своей судьбе – обо всем. Так продолжалось пару часов, пока я не заметил, что возвращаюсь в своих мыслях на исходную точку. Не желая проходить по всем этим мыслям во второй раз, что мне показалось умственным онанизмом, я подхватил металлоискатель, лопату и пошел вслед за Сашей.

Оказалось, что он успел пройти почти всю балку от начала и до конца и уже копошится в кустах почти в самом конце балки, упирающейся в большой глубокий овраг. Найдя его, глубоко углубившегося в цепкие кусты внутри склона балки, я подошел со стороны дна и включил металлоискатель. Я был полон сил и легко пролез через колючки, хотя мой изорванный китель все время норовил зацепиться за ветки и остаться там без меня. Саша спокойно и методично проводил катушкой под кустами, демонстрируя чудеса эквилибристики и феноменальное упорство.

– Ты здесь уже смотрел? – спросил я его, подразумевая несколько кустов между ним и мной.

– Да, я там проходил, – отвечал он, не поднимая головы, продолжая фанатично пропихивать катушку между веток и прижимать ее к земле.

Я провел катушкой своего металлоискателя над склоном у куста, который был у Саши за спиной в двух метрах. Раздался категорический сигнал моего прибора, который не давал возможности усомниться в ценности обнаруженного под землей предмета.

Воткнув туда лопату, услышал звук бряцанья металла о металл: нечто стальное лежало почти под самым дерном.

– Металлолом какой-то? – спросил я Сашу, – ты это тут видел?

– Нет, – отозвался он, – я там ничего не копал.

Тогда я сгреб листву лезвием лопаты и увидел под ней покрытый тонким слоем ржавчины, но при этом совершенно целый и крепкий металл защитной скобы вокруг курка и боковину магазина. Потянув это все на себя, я достал из листвы карабин Маузера 98к без деревянного ложа, но он был целый – у него даже присутствовал кожаный ремень, продетый через антабку у цевья. Кожа ремня задубела и превратилась в подобие коряги, поэтому была упругой и норовила хлестко попасть мне по лицу. Саша смотрел на меня и на карабин, ничего не понимая.

– Ты говорил, что уже смотрел здесь, – бросил я ему и сразу повторно провел катушкой прибора над этим место. Мощный сигнал повторился. Я передал этот карабин Саше, а сам снова склонился над ямой. Поддев лопатой железо под листьями, я понял, что там еще лежат как минимум два карабина. Вытащил их один за другим и поднял на уровне груди, держа их на сгибах локтей, как дрова.

– Ничего себе, – тихо сказал Саша, оставил свой металлоискатель у куста, а сам протиснулся через тернии и подошел поближе ко мне. Держа в руках эти стволы, я видел, что у них даже сохранились остатки древесины в районе ствольной коробки, в некоторых местах на стволе было видно черное воронение. Стволы были прямыми, без утрат. Мы с Сашей сели на склон и стали рассматривать все три карабина.

– У двух есть затворы, – озвучивал Саша все, что видел опытным глазом, – у одного затвор отсутствует. И у первого, который ты вытащил, затвор немного перекошен – там виден патрон в патроннике! Это вообще бомба! Значит, патронник сохранился в идеальном состоянии! Что там с годами выпуска? Смотрим – два карабина 1939 года, а один 1936-го.

– Может, гражданскую войну в Испании застал, – пошутил я.

Пока Саша разбирался с карабинами, я добил яму и достал оттуда все три затыльника от приклада. Там даже сохранились куски дерева, правда, оно было совершенно трухлявое, как старый пень. А также я достал все три «катушки» из приклада и два кожаных ремня с фиксаторами-лягушками.

– Что ж, Саша, тебе повезло, – сказал я ему, и увидел его ничего не понимающий взгляд, – забирай все эти три карабина, потому что я такой криминал брать не могу. С меня хватит одного ППШ.

Саша стоял, держа в руках один карабин, два других лежали у него под ногами. У него не хватало рук, чтобы взять и унести все это.

– Находка просто обалденная, – говорил он, – я никогда не находил сразу три карабина в одном месте, да еще в таком идеальном сохране. Да их почистить железной щеткой, промыть в солярке и прикрутить ложе – они будут стрелять!

Надо сказать, что он так и не сказал мне «спасибо» за то, что я отдал ему все эти три ствола. Но мне было это совершенно безразлично, я думал уже совершенно о другом. Однажды решив, я больше уже не мог отменить свое решение. Тема копательства с этого дня для меня была теперь не закрыта, но прекращена. Лишь повинуясь огромной силе инерции, я пошел копать к Саше в эту балку. Да он и сам без моей помощи нашел бы эти немецкие карабины, стоило ему только сделать два шага назад.

– Ты знаешь, – словно услышав мои мысли, сказал Саша, – а я ведь не собирался туда идти. Я копал по склону с другой стороны и шел в другую сторону. Повезло, что ты подошел и нашел это все!

Действительно, рационально мы не могли объяснить, почему в этой балке никто до нас не нашел это оружия, хотя поле слева и справа от этой балки было в активном сельскохозяйственном обороте. И ведь конкуренты не поленились хорошо поработать в соседней балке…

В приподнятом настроении мы вернулись к палатке и стали готовить ужин, используя максимальное количество продуктов. Эта история с карабинами дала нам множество тем для обсуждения, и Саша поведал мне много интересного об устройстве карабина Маузера и о том, как можно аккуратно очистить металл от ржавчины, заново заворонить его и вообще восстановить до боевого состояния.