Оставшуюся часть зимы я усиленно писал статьи для журналов, посещал выставки и конференции, брал интервью у самых разных людей и разрабатывал сразу несколько тем. За эти несколько месяцев я успел поднакопить немного денег, но вместе с ними пришла и усталость. Конечно, любой стресс можно снять за полдня хождения по лесу. Стас много раз звал меня снова поехать в Некрасово, но я намеренно перестал ездить в лес на выходные, чтобы не расстраивать себя мелкими и никчемными находками. К этому моменту у меня была уже твердая договоренность с Сашей о том, что мы поедем на его машине в Волгоградскую область копать на 10 дней.

Узнав об этом, Стас неоднократно подкатывал ко мне с просьбой поговорить с Сашей о том, чтобы мы взяли с собой и его. Я передавал эти просьбы Саше, но каждый раз получал в мягкой форме отказ с подробными обоснованиями.

Поскольку мы едем на 10 дней в полностью автономное путешествие по степям, говорил Саша, то нам нужно взять с собой максимально возможное количество воды и еды. Если вытащить из автомобиля задние сидения, то на образовавшейся площадке можно удобно расположить рюкзаки, плитку с газовым баллоном, несколько упаковок минеральной воды, ящики с консервами, крупами и хлебом. При этом нагрузка на заднюю ось не должна превышать допустимых значений, чтобы амортизаторы, ставшие на автомобиле самым слабым местом, не вышли из строя. А главное: при снятых задних сидениях Стасу просто физически будет негде сесть. Но Саша предложил и другой вариант, чтобы Стас взял у своего отчима автомобиль и тогда на двух машинах нам будет проще перемещаться.

Что ж, передал все это Стасу, который внимательно меня выслушал.

– Еще чего, не хватало только машину убивать на трассе и в степях, – откровенно выложил он мне свои соображения, – если Саша хочет, то пусть на своей машине едет и курочит там свою подвеску, если она ему не дорога.

Я был в шоке от этого заявления, ведь получалось, что Стас вообще ни во что не ставил чужое имущество и поддерживал отношения только для того, чтобы пользоваться этим самым имуществом. Получается, что почти три года мы вдвоем ходили в походы, имея на двоих только мой металлоискатель потому, что Стас не хотел тратить деньги на свой собственный…

Готовясь к поездке в Волгоградскую область, я в какой-то момент захотел купить себе новый нож для похода. Тот большой кухонник для мяса, которым мы с Сашей доставали немца из ячейки, все время был со мной в рюкзаке, но хотелось бы иметь маленький карманный. На известном всем самом большом русскоязычном оружейном форуме я еще зимой наткнулся на объявление о продаже немного бывших в употреблении бундесверовских карманных ножей. Они были сделаны в Швейцарии фирмой Victorinox по заказу Бундесвера, и там было все, что нужно в походе: большое лезвие, штопор, открывалка для консервов, маленькая пила и отвертка. Эти ножики, а также самые разнообразные штыки, тесаки и боевые ножи продавал некто под ником feldgrau. Я связался с ним через личные сообщения, и он пригласил приехать к нему и выбрать любой из множества имеющихся в наличии. Встреча была назначена на вечер где-то в районе Строгино. Меня на трамвайной остановке встретил мужчина по имени Александр, который подъехал на пикапе Toyota. Я сел к нему в машину, и он повез меня куда-то в подземный гараж, где у него в боксе был склад товара. Мы заехали в подвал дома, там он остановился возле одного из машиномест, которое закрывалось рольставнями. Открыв лавочку, он стал показывать мне множество разных интересных предметов принадлежности армий НАТО, которыми торговал. Тут была и одежда флектарн, и обувь, и рюкзаки. Мне были интересны только карманные ножики, да и денег с собой у меня было немного, поэтому я не стал особо увлекаться другими позициями. В общем, ассортимент этого приватного магазинчика был на уровне хорошего магазина униформы и снаряжения, которые во множестве имелись в Москве. Я выбрал два бундесверовских ножика – один для себя, а второй решил подарить Ламкину. В какой-то момент при нормальном освещении лицо моего визави показалось мне знакомым.

– Вы не были в Шоптово случайно? – вопрос мной был задан как-то машинально.

– Да, бывал, – Александр посмотрел на меня более внимательно, не как на рядового покупателя.

– Гену знаете? – я тоже смотрел на него и уже вспоминал, что этого Александра я видел как раз в тот день, когда в деревню Шоптово приехали московские копатели с квадроциклами, которых наш Саша потом еще долго называл «опереточными».

Мы узнали друг друга, и Александр стал меня расспрашивать, как мы тогда доехали.

– Потом Гена говорил, что вас с ящиком патронов вроде бы приняли мусора, – немного смущенно говорил он.

– Нет, нас тогда даже не остановили, – для меня было неожиданностью, что где-то в деревне о нас уже складывают легенды и передают из уст в уста, – все нормально было, доехали отлично!

Мы посмеялись, Александр рассказал, что его друг, с которым они тогда были в Шоптово, увлекается раритетной техникой и даже написал книгу про старинные мотоциклы. Он дал мне полистать эту книгу, и я был впечатлен тем, какие интересные люди ходят по тем же лесам, что и мы. Но еще больше я удивился тому, насколько тесен мир.

Заплатив за ножики, я поблагодарил Александра за отличное приобретение и заверил его, что обязательно обращусь к нему по ножевой тематике снова. Он отвез меня на пикапе обратно к остановке, мы попрощались, и я уехал домой.

Продолжил изучать последние темы на форуме сталинградских копателей, где почти каждый день появлялись все новые фотографии с крутыми находками и интересными рассказами о копании. Это распаляло воображение и еще сильнее мотивировало на экспедицию в «котел». Мы сошлись на том, что будем выезжать после Праздника Пасхи. Я закончил все свои текущие дела и предупредил всех, что меня не будет в Москве десять дней. Саша тоже договорился со своим начальством о кратковременном отпуске.

В первой половине дня 12 апреля мы загрузили все свое добро в автомобиль и примерно в полдень выехали по дороге М6 из Московской области. На удивление, погода как-то резко испортилась: с обеда и дотемна шел мокрый снег с градом. Солнце периодически показывалось из-за туч, но воздух был холодным от пришедшего к нам с севера циклона, и нас радовало только то, что мы едем на юг!

Саша сам предложил ехать в темное время суток. Так, по его словам, будет проще сохранять стабильный скоростной режим, будет меньше машин на трассе. К тому же, он просто любил ездить именно ночью. Я собирался уже поспать в кресле, но Саша попросил меня этого не делать и все время разговаривать с ним.

– Если один заснет, то и второй тут же «срубится», – убеждал меня он, – и мы с тобой окажемся в кювете.

Поэтому мы рассказывали друг другу разные истории, вспоминали совместное копание в Шоптово и Некрасово, а также обсуждали маршруты для путешествий по степи. Саша несколько раз просил меня пересказать все наше путешествие с Серегой, и я с удовольствием освежал в памяти эти дни, полные приключений.

Пошел дождь, за окном было темно, и капли залили все стекла. Саша ехал на свет фар встречных машин, потому что дорожной разметки не было видно. Возле какого-то населенного пункта нас остановили гаишники. Проверили документы, попросили показать страховку – все было в порядке.

– Какая это область? – Саша решил спросить у мента, где же мы находимся.

– Тамбовская, – щелкая семечки, через губу прогнусавил мент противным высоким голосом с характерной тянучей интонацией, отдал документы и ушел.

Мы поехали дальше, и еще долго смеялись над этим ответом. Примерно в три часа ночи мы въехали в полустепные пейзажи, лесов уже практически не было. Только поля и посадки, далекие огни ферм и деревень горели на горизонте. Буквально перед рассветом на обочине мелькнул указатель «Волгоградская область», и мы догнали шедший по трассе пассажирский автобус. Он был похож на тот видавший виды транспорт, которым мы с Серегой добирались до этих мест прошлой осенью.

Судя по сухим полям и отсутствию снега, зима отсюда ушла уже давно. По нашим московским меркам, здесь уже было почти лето. Вот первые солнечные лучи показались слева, осветили всю дорогу и мы увидели, что на самом деле оказались в совершенно ином климате. Воздух за бортом был еще холодный, ночной. Но совершенно четко ощущалась его сухость и знойность. Саша вел машину на скорости не более 80 километров в час, нас постоянно обгоняли разные машины, и мы так втянулись в этот скоростной режим, как стали замечать, что солнце медленно движется вверх и вправо.

К шести часам утра мы уже подъезжали к нашему прошлому месту высадки из автобуса, я начал смотреть по сторонам еще более активно и, сверяясь с картой, показывать Саше дорогу. На развилке рядом с хутором Новая Надежда мы свернули направо и поехали в сторону поселка Гумрак. Не доезжая до аэропорта, повернули направо и поехали по дороге прямо до поворота на хутор Красный Пахарь. Все это расстояние мы проскочили примерно за двадцать минут. Когда я рассказал Саше, что мы прошли с Серегой этот путь за полтора дня с несколькими остановками на копание, то он удивился нашей отчаянности.

– Ничего себе, – и вы это все пешком, с рюкзаками? – Саша просто не верил моим словам.

– Да, и это только до магазина, – кивал я, – далее мы ушли в поля, и там не было никаких ларьков.

В Красном Пахаре мы остановились, я пошел знакомой дорогой в тот самый магазин, и на меня с реальными деньгами снова посмотрели, как на чудо. Я вышел оттуда с пакетом всякой мелкой снеди, которая быстро съедается, и мы поехали дальше. По полевым дорогам мы добрались до той самой дамбы у хутора Дубинин – это еще примерно 13 километров по степным дорогам мимо полей.

Я попросил Сашу остановить машину недалеко от бытовки, а сам пошел к домику, чтобы проведать этого самого Витю. Он встретил нас на улице, я поздоровался с ним и представил Сашу. Абориген Витя выглядел все так же, был такой же всколоченный и добродушный. Но, оказалось, что он почти не помнил меня. Когда я стал рассказывать о нас с Серегой, о том, как мы тут жили десять дней в степи, Витя махнул рукой и дал понять, что узнал меня. Но в этот раз он был более отстранен и совсем неразговорчив. Саша вышел из машины и попробовал завести с ним разговор и расположить Витю к себе. Но тот замкнулся, что-то пробурчал и пошел заниматься своими нехитрыми делами у бытовки.

– Это и есть твой проводник? – поинтересовался Саша у меня

– Да, он тут был осенью, только был более приветливым, – я мог только пожать плечами.

– Да он вообще никакой, – Сашино резюме было коротким.

Мы вернулись к машине, и я предложил для начала покопать прямо в этих балках, где нашел пряжку вермахта, кучу деталей от оружия и ножны от немецкого штыка. Саша не возражал, и мы проехали через дамбу, поставили машину на склоне балки так, что бытовка была метрах в двухсот пятидесяти. Этот был первый момент, когда мы, наконец, осознали, что все-таки сюда доехали. Как-никак, а позади были 900 километров пути и почти шестнадцать часов бодрствования. Солнце уже светило ярко и на сильном ветру даже пригревало. Хоть мы с Сашей и не спали всю ночь, но сонливости не было; мы чувствовали прилив сил и желание ходить и копать.

Мне интересно было наблюдать за Сашиной реакцией. Он тут был новичок, а я – бывалый. Машина стояла возле ряда оплывших блиндажей. Когда я обратил внимание Саши на эти ямы, то он недоверчиво приглядывался к ним, видимо, ожидал от меня шуток. Но я пошел к ближайшей яме и принес оттуда два сильно смятых и во многих местах простреленных противогазных бачка.

– Вот, – говорю, – тут такого хлама и наверху полно, никто это даже не собирает. Тем, кто собирает металл на сдачу – этого мало, а копатели это и за находку не считают. Им же подавай награды, каски, штыки.

– Не может быть, – Саша просто не верил своим глазам, – да у нас любой противогазный бак из леса в любом состоянии вынесут.

Саша вытащил из машины металлоискатель и лопату и пошел к тем блиндажам на разведку. Я остался у машины и начал неспешно доставать свой прибор из рюкзака. Я уже знал, что хорошие находки тут могут быть сделаны и на ровном месте, совсем не обязательно лезть в блиндажи и привязываться к ямам. Чуть ниже по склону были набросаны какие-то военные железки, скорее всего, выкопанные ранее и брошенные за ненадобностью укупорки от гранат и снарядов. Следы свежих раскопов тут уже были, отметил я про себя с легким сожалением. Знать, местные копатели не дремлют и начинают наведываться сюда сразу после схода снега. Но если они приезжают в одни и те же места, значит, тут постоянно что-то можно обнаружить?

Пока я расчехлялся, доставал видеокамеру и снимал первые кадры на волгоградской земле, Саша успел что-то откопать. Он вернулся к машине с очень сильно измятой канистрой вермахта, которая, при поверхностном осмотре, была целой, без дырок в корпусе. Он просто не верил, что такие большие предметы здесь, на отовсюду просматриваемой местности, куда постоянно приезжают копатели, могут остаться невыкопанными. Я взял свой металлоискатель и тоже пошел копать. Не успел спуститься на пять метров вниз по склону, как увидел помятую стальную коробку от небольших снарядов или пулеметных лент, судя по фактуре изготовления, немецкую. Обратив внимание Саши и на этот предмет, пошел дальше к тем местам, на которых прошлой осенью завершил свое копание. Когда я оказался там, то не стало сюрпризом то, что мои ямы были углублены, расширены и полностью выбиты. Правда, конкуренты интересовались лишь ценными ништяками в виде наград. Они не забрали с собой, а оставили лежать на отвале: слегка мятые ножны от штыка 98к, алюминиевый стаканчик от немецкой фляги с небольшой дыркой на боку, металлическую фирменную коробочку для автомобильных свечей в синей краске с надписью «Bosch» и ржавый снарядик от авиационной пушки. Я с большим интересом поковырялся в отвале, забрал оттуда все, что мне показалось интересным, и стал исследовать место дальше. Но мой металлоискатель упорно молчал, не показывая в пределах досягаемости никакого металла. Очевидно, какие-то предметы были в земле чуть глубже, но моей катушке они уже были недоступны. Я вернулся к машине, чтоб попросить Сашу пройтись по тем площадям с его металлоискателем. Но Саша был настроен на другое.

– Тут место попсовое, – кивнул он мне на склоны балки, – все копано и выбито. Рядом дорога, а нам нужен нетронутый клочок земли, где никто еще не ходил. Судя по хламу на поверхности, таких клочков тут очень много, только надо искать.

Я согласился с Сашей, мы собрали вещи, сели в машину и поехали вглубь степи. Проезжая мимо дамбы и бытовки, я бросил взгляд на Витю-привратника. Он был занят чем-то у бытовки, не обратил внимания на нашу машину. По-моему, мы ему были совсем не интересны. А может, он застеснялся быть любезным, каким был прошлой осенью, лишь в присутствии Саши?

За хутором я попросил Сашу притормозить и показал ему на зеленые склоны балки.

– Вон там, прямо наверху, я нашел крышки от дисков ППШ и ППД, и дальше были ямы с запчастями от оружия, – пояснил я мой интерес.

Последнее слово возымело на Сашу магическое действие. Мы вышли из машины, достали металлоискатели и стали прохаживаться по зеленой траве. Ветер в этом месте дул, казалось, со всех направлений, не переставая. В пятнадцати метрах от машины мы нашли валявшийся на земле слегка помятый и продырявленный бак от мотоцикла BMW. Рядом лежала ржавая крышка от него, еще тут были остатки кожаных противопыльных очков вермахта без стекол и какой-то отрезок ремня с клеймом немецкого подразделения. Саша с интересом рассматривал эти вещи, судя по хитрому и задумчивому выражению его лица, можно было догадаться, что он бесконечно сожалел о проведенных ранее в Шоптово впустую днях и неделях. Бывало так, что в Тверской области для Саши и лопатка была хорошей находкой, а тут за несколько часов обычного хождения по балкам можно набрать столько интересных предметов, что с лихвой хватит на небольшой школьный музей. Мы же знаем, что в такие музеи экспонаты отбираются по принципу «Возьмите все, что нам не нужно».

Так мы походили по устью балки в районе дамбы, но ничего стоящего не нашли. Пока суть да дело, а первый день в степи уже клонился к закату. Я предложил Саше найти хорошее и неприметное место для ночлега, чтобы сегодня лечь пораньше и хорошенько выспаться.

Оставив эти места, мы проехали на машине еще примерно 5 километров на север в сторону Россошек и Западновки, а затем повернули направо и проехали немного в сторону посадок у поля. Мы нашли место, которое было на высоте, спереди перед нами простиралась степь с полями и балками, а сзади нас скрывали посадки и заросшее высокой травой поле. Судя по слабо выраженным следам от колес, тут редко ездили, и у нас были все шансы спокойно отдохнуть, не рискуя наткнуться на директора колхоза, тракториста или еще кого-нибудь.

Мы поставили палатку, я уговорил Сашу не жечь попусту газ, а сделать нормальный костер. Дров было в достатке, и мы, поужинав, стали ждать темноты у костра.

Вместе с ночью пришла и весенняя свежесть, все-таки воздух был еще не такой теплый. Нагреваясь днем, он быстро остывал. Но мы правильно сделали, что расположили палатку на высоком месте, здесь было хоть и прохладно, но еще терпимо. Мы надели свои куртки, расположились у костра и стали обсуждать все, что увидели за день. Саша уже понял, что в степи есть большое количество балок, оврагов, складок местности, которые легко могут скрыть от чужих глаз не только наш небольшой автомобиль, но и несколько дивизий. А если зарыться в землю, как сделали в «сталинградском котле» немцы, то можно еще какое-то время и держать круговую оборону.

Наутро мы встали, когда было уже светло. Какой-то особой активности в степи не наблюдалось. Изредка мы слышали звук мотора грузовика где-то вдали, но это никак не могло нарушить покоя этих мест.

После завтрака, собрав вещи, мы погрузили все в машину так, чтобы можно было быстро достать их и установить палатку на другом месте. С места ночевки мы проехали вниз прямо по полю и примерно через четыре с половиной километра увидели очень примечательные места. Это были склоны не очень глубокой балки, которая вилась с востока на запад примерно на четыре километра. Рядом шла накатанная дорога, но в этой балке было так много заплывших блиндажей, что проезжать мимо нее просто так было бы преступлением. Саша остановил машину у дороги, мы свернули к балке и проехали по ее склону вниз. Через пятнадцать метров машину с дороги вообще не было видно! Обрадовавшись тому, что научились пользоваться складками местности для пущей конспирации, мы достали лопаты и металлоискатели и пошли копать к блиндажам.

Тут было множество свежих ям, но мы с Сашей не сдавались, поскольку знали: все выкопать невозможно! В этой балке мы практически сразу наткнулись на сильный сигнал. Что-то большое и металлическое лежало прямо в склоне балке. Именно я своим легким прибором обнаружил это место. Но даже на глубине двух штыков лопаты ничего не попадалось – предмет был еще ниже! Саша увидел, что я разрыл большую и глубокую яму. Он пришел ко мне и стал проверять раскоп своим мощным аппаратом, который подтвердил мою догадку. Тогда Саша отстранил меня, взял в руки лопату и стал копать сам. Вот уже яма стала похожа не небольшой окоп, и только тогда в самом низу раскопа показалось что-то ржавое и металлическое.

– Бак! Или каска! – Саша вошел в раж, и готов был охотно поверить во что угодно.

Но это был не противогазный бачок и не каска, а всего лишь большая консервная банка. Саша достал ее, осмотрел и выкинул наружу. Я опустил в яму катушку, и снова послышался сигнал прибора. Мы с Сашей переглянулись, и он снова начал копать. Там была еще одна банка, а под ней виднелась еще, и далее была пустота, где виднелись большие и маленькие консервные банки…

Это была помойка, в которую немцы скидывали мусор с кухни. Но удивительное дело: эта куча железа звонила очень хорошо, и вместо множества ржавых консервных банок тут могли быть немецкие каски, штыки, винтовки и пистолеты!

– Как же они тут копают, что такую массу металла пропустили? – Саша недоумевал, и с каждой новой банкой наше мнение о профессионализме сталинградских копателей изменялось в худшую сторону.

Получается, что все их находки – награды, шлемы, личные вещи и холодное оружие – все это здесь находится в таком огромном количестве, что завсегдатаи местных форумов просто собирали то, что легко было найти. В этом нет никакого фарта и никакого особого мастерства. Вот ты попробуй найти жетон или пуговицу в шоптовских лесах или каску на выбитых блиндажах поднять! Что же до привычек сталинградцев, то они ходили, преимущественно, на настройках цветного металла, поэтому и пропускали мимо предметы из стали весьма серьезных размеров.

Как только мы с Сашей это поняли, то впереди у нас замаячила перспектива самого интересного копания за все наши выезды. Мы добили эту помойку, вытащив на белый свет огромное количество пустых консервных банок и коробочек от сапожного крема. Стоило нам только пройти три метра дальше по балке, как точно такой же сигнал проявил себя на том же склоне балки. Снова мы забили шурф, и на глубине более полуметра опять увидели такую же картину. Оставлять яму не выбитой нельзя: а вдруг под пустыми банками лежит немецкая пряжка, знак за ранение или штык? Все ямы следует зачищать до конца, и мы потратили еще час на то, чтобы выгрести весь мусор из этой помойки. Состав хлама в этой яме был совершенно идентичен яме первой.

Размявшись и получив первые полезные уроки, мы пошли по балке дальше. Саше досталось местечко с необычными гильзами. Он, будучи знатоком оружия и экспертом по калибрам, так и не смог определить принадлежность гильз. Они были явно меньше мосинских и маузеровских, но по длине были примерно равны им. При этом донца гильз были совершенно не похожи на советские или немецкие. Саша убрал их в карман, чтобы по приезду домой разгадать этот ребус. Для меня так и осталось загадкой, от какого оружия были эти гильзы.

Пока Саша продолжал копать их, я нашел недалеко от него некомплектный прицел от советского миномета. У него отсутствовали колесики настройки, этот прицел явно пытались раскручивать и разбирать. Он был в светло-зеленой краске, довольно увесистый и относительно целый. Я забрал его как сувенир, полагая, что потом можно будет его отдать в школьный музей.

Продвигаясь по балке вниз, мы не заметили, как почти прошли ее всю и оказались у дороги. Пришлось вернуться к машине и проехать до этого места. Была уже вторая половина дня, и я предложил Саше припарковать автомобиль за деревьями так, чтобы он не был виден с дороги. Мы заехали на большую полянку и спрятали машину в зарослях. По ходу дела мы обратили внимание, что здесь везде можно наблюдать старые блиндажи, а на полянке тут и там есть следы свежих раскопов. Саша решил теперь попытать счастья на полянке среди выбитых мест, а я взял металлоискатель и пошел в самые густые дебри. Снаружи они выглядели как совершенно непроходимые колючие кусты, но, если внимательно присмотреться, то можно было найти проход между ветками. Когда я оказался внутри этих зарослей, то нашел там пару нешироких ям, бывших когда-то укрытиями для личного состава или местом складирования боеприпасов. Следов деятельности конкурентов видно не было, и я начал работать с прибором. Буквально сразу я локализовал несколько мест, где были хорошие сигналы. Так я откопал три пары оправ от немецких мотоциклетных очков-«лисичек», рядом были пуговицы от мотоциклетного плаща, нашитые на куски прорезиненной ткани. Остальные сигналы скрывали множество тонких стальных саперных колышков красного цвета, к которым крепились треугольники с надписью «Achtung! Minen!»

Я вылез из зарослей и пошел к Саше, чтобы показать ему находки и посмотреть на его успехи. За это время он на полянке и у прилегающих к зарослям блиндажей откопал подметки от егерских ботинок с толстыми стальными зацепами на подошве, фигурные стеклянные бутылки, две призмы от бинокля, несколько лентопротяжек для пулеметных лент, осколки от советской фарфоровой кружки с остатками красной звезды и буквами «К.А.». Я повел Сашу к своим ямам в зарослях, и он там своим прибором выцепил еще несколько сигналов цветного металла. Каково же было мое изумление, когда Саша откопал целый ряд клапанов от саксофона! Дело в том, что я сам в школьные годы играл на саксофоне и даже участвовал в репетициях духового оркестра во Дворце пионеров, поэтому эти клапаны были мне очень знакомы. Какой-то музыкальный немец не хотел расставаться с романтикой и притащил сюда в сталинградские степи саксофон?..

День уже подходил к концу, и мы решили поставить палатку прямо возле машины в этом укромном уголке. Я сверился с картой: мы были уже недалеко от реки Россошки, которая вилась по степи очень причудливым образом. Другой берег реки был гораздо выше нашего, там стояли опоры ЛЭП, соединяющие Новый Рогачик и Котлубань.

– Интересное место, – сообщил мне Саша свое мнение, – тут надо ходить очень вдумчиво и не спеша.

– Судя по размаху сражения и количеству сидевших тут по балкам немецких войск, военного хлама на квадратный метр здесь больше, чем где бы то ни было, – я показал Саше свою карту с нанесенными обозначениями.

Это только кажется, что в голой степи делать нечего. Раньше тут везде были разбросаны хутора, между которыми были дороги в полях. До войны тут кипела жизнь, и в период Сталинградской битвы в «котле» была невероятная концентрация людей, техники, оружия и другого имущества. Конечно, сразу после боев множество ценных вещей было собрано трофейными командами. И после войны по степи ходили люди и собирали металл, оружие, посуду, одежду. Но тогда у них не было металлоискателей, и со временем что-то ушло под землю. Местные ребята за последние пять лет порядком выбили самые «жирные» места, но они, избалованные прекрасными находками, не имели того голода к хабару и нужной настойчивости в поиске военного хлама, которыми обладали мы.

К концу второго дня у нас с Сашей набралось уже очень много самых разных интересных предметов, которые вряд ли можно было вот так запросто найти у нас в Подмосковье или даже в Тверской области.

За ужином мы наметили для себя такой план действий на следующий день: исследовать берега реки Россошки недалеко от лагеря, покопать в небольшой излучине прямо в которой мы остановились, зачистить полянку возле зарослей. Когда уже стемнело, и мы сидели у костра и пили чай, то где-то далеко за рекой послышались выстрелы из тяжелого автоматического оружия. Саша сразу стал весь внимание, начал вслушиваться в степь. Вскоре выстрелы послышались снова, это была целая очередь.

– Военный полигон Прудбой, – объяснил я Саше суть дела, – это чуть дальше за Карповкой, примерно десять километров отсюда по прямой.

Саша стоял у костра с чашкой чая в руке, слушал эхо выстрелов, доносившихся с полигона.

Мы оба на минуту представили, какая канонада была тут в степи во время войны.

– Не хватало, чтобы сюда к нам случайно залетел снаряд, – задумчиво проговорил Саша.

Так мы сидели у костра, смотрели на звезды и пили чай. За высоким берегом Россошки виднелось зарево уличных огней Нового Рогачика, где-то там была обычная жизнь. Здесь в степи время словно остановилось в 1943 году. Стоило только напеть себе под нос «Темная ночь, Только пули свистят по степи, Только ветер гудит в проводах, Тускло звезды мерцают…», как военное прошлое вместе с порывами сталинградского ветра накатывало на эти деревья и на эту землю.

Следующим утром мы проснулись от стука капель дождя по крыше палатки. Я выглянул наружу и увидел, как мелкий дождь начинает забрызгивать наши вещи, оставленные снаружи. Небо было хмурым, солнца видно не было. Мы уже привыкли, что дождей тут не бывает, поэтому накануне даже не озаботились тем, чтобы убрать газовую плитку, пакеты с едой и ботинки на ночь под полиэтилен. Выскочив из палатки, я накрыл все наше имущество от дождя и втащил нашу маленькую плитку по Сашиному методу прямо в палатку, чтобы вскипятить воду. Саша к этому моменту проснулся, но не спешил вставать. Мы оба чувствовали накопившуюся за последние дни усталость от физической работы, поэтому особого энтузиазма бежать и копать трофеи ни у кого не было. Мы попили чай, доели оставшуюся с вечера кашу с тушенкой. После такого плотного завтрака меня потянуло ко сну. Саша сидел рядом в палатке и курил, выдыхая дым наружу.

– А дождь-то уже кончается, – кивнул он мне, – что сидеть тут впустую?

С этими словами он зашнуровал ботинки, взял металлоискатель с лопатой и пошел к реке. Я же решил восстановить силы и остался в палатке. Дождь не прекращался, но и не усиливался. Он все так же монотонно стучал по брезенту, и я так и не смог заснуть под эту барабанную дробь. Так я пролежал часа полтора. За это время дождь стих, и я начал уже было вылезать из палатки, как вернулся Саша с какой-то железкой в руках.

– Руки вверх! – он просунул в палатку ржавый ствол винтовки Мосина с намушником и весело заулыбался.

Я взял этот ствол, стал рассматривать. Сохран металла был очень хороший, все детали были на месте, в том числе и затвор.

– Ходил я по нашему берегу, ничего нигде нет, – рассказывал Саша, – на другом берегу мужик подошел с удочкой и стал ее забрасывать. Так он стоял там, а я ходил здесь. Потом, думаю, чего я хожу по берегу, и стал подниматься чуть повыше к траве. Что-то зазвенело, я лопатой – оп! Там винтарь! Так на глазах у мужика ее и поднял. У него аж глаза на лоб полезли.

Я поздравил Сашу с такой прекрасной находкой, ему было очень приятно снова ощутить в руках оружие войны. Как говорится, каждый находит то, что ищет. Саша не декларировал, что он ищет только оружие, – ему было интересно все. Но оружие он находил довольно легко, оно словно само давалось ему в руки. Я же еще ни разу в жизни не нашел целого ствола, и, глядя на такую находку, я быстро оделся, взял свой металлоискатель и сам собрался покопать. Тут было дело принципа. А Саша, как будто выполнив план по находкам, а скорее просто утомившись копанием под дождем, забрался в палатку и решил полежать перед обедом.

Я обошел нашу рощу вокруг и вышел на дорогу, которая шла в направлении поселка Новый Рогачик. Оказалось, что за зарослями на поле есть много свежих ям. Судя по их форме, это были недавно выбитые немецкие позиции на территории бывшего хутора. На отвалах лежали остатки немецкого пехотного снаряжения, сломанный штык от карабина 98к, проржавевшие затворы от Маузера, части от противогазных бачков и куски обуви, битые кирпичи и осколки бутылок. Мне оставалось только ходить вокруг и смотреть на эту живописную картину. Было ясно, что делать тут уже нечего, потому что выбить такие ямы под силу большому количеству людей. Покрутившись немного на этом бывшем хуторе, пошел в сторону реки, чтобы покопать на противоположном высоком берегу. Когда я подходил к воде в поисках перехода, то из кустов на берегу в воду внезапно поехало что-то плоское и темное. Я опешил от неожиданности, но вскоре присмотрелся и стал смеяться: это были черепахи! Они лежали на берегу и мирно грелись на песке, не ожидая опасности. Увидев меня, они ломанулись искать спасения в воде со скоростью зайца. Вот уж не ожидал такой прыти от столь тихих и неторопливых животных.

Перейдя на другой берег по сухому руслу – а Россошка в этом месте выглядела как пересыхающая река – я поднялся на высокий берег, откуда открывался прекрасный вид на все окрестные поля. Берег представлял собой склон с одной-двумя террасами, на которых были следы старых окопов. Это были именно сплошные траншеи с ответвлениями и пулеметными ячейками. К этому моменту солнце уже сменило на небе сплошную облачность, мгновенно стало жарко, мне пришлось снять теплый свитер и повязать его на поясе. Между траншеями на террасе я нашел довольно большое количество цинковых кружков от жезлов фельджандармерии. Кое-где на них сохранилась и красно-белая краска. Набрав этих кружков, я сложил все в карман штанов и стал ходить по берегу дальше. Здесь был и настрел от винтовок с обеих сторон, и отдельные патроны, и осколки разных размеров. Переходя от места к месту, я так прошел примерно километр вдоль реки в сторону Западновки. И на поле перед рекой, и на склоне у берега – везде были следы войны. Большие и маленькие прямоугольные ямы для техники, небольшие индивидуальные окопы, траншеи с выносными пулеметными точками: земля тут везде напоминала поле боя. Тем более странно все это смотрелось рядом с современными набитыми колеями для переправы через речку и маячащими неподалеку огромными вышками ЛЭП.

Когда я понял, что выход крутых находок мне, в отличие от Саши, не принесет, то решил возвращаться к палатке. За такими хождениями мы не заметили, как наступило время обеда. Саша все так же сидел в палатке, ожидая, когда я вернусь и начну готовить еду. Я в шутку начал погонять его: «Чего сидишь, как на именинах? Зажги плитку! Поставь котелок с водой на огонь! Найди крупу!» И Саша, к моему удивлению, воспринял эти мои шуточные приказы всерьез, мигом начал суетиться, и вот так вдвоем мы быстро приготовили традиционную походную кашу с тушенкой и заварили крепкий черный чай.

После обеда было решено привести себя в порядок. Все-таки после трех дней скитаний по степи мы выглядели не очень презентабельно. Надо было умыться с мылом, причесаться, побриться и навести лоск. Опрятный внешний вид был очень кстати потому, что мы решили выбираться из долины реки Россошки в другое место. Это означало, что нам придется на какое-то время вернуться в цивилизацию, а уж там нужно было выглядеть прилично.

Мы разогрели воду и впервые за несколько дней умылись теплой водой с мылом. Зеркала заднего вида на дверях машины мы использовали для того, чтобы побриться. У меня была электробритва на аккумуляторах, а Саша по старинке брился одноразовым станком с безопасным лезвием. Потом я достал из рюкзака туалетную воду, надушился сам и передал флакон Саше. Он тоже побрызгался, вытер лицо полотенцем.

– Запах как из дорогой парикмахерской, – довольно резюмировал Саша, и мы вместе посмеялись тому, что даже в походных условиях можно организовать некое подобие комфорта.

Приведя себя в порядок, мы собрали палатку, убрали все вещи в машину и решили перед отъездом еще немного походить вокруг нашей стоянки. Я показал Саше большие ямы на месте бывшего хутора, куда он направился с огромным энтузиазмом. Сам пошел в центр излучины перед рекой, надеясь, что там-то уж конкуренты вряд ли будут копать на пустом месте. Но мои надежды не оправдались: вдали от блиндажей и капониров тоже были следы от свежих раскопок этого года. Применив метод Саши копать между старыми ямами, я натыкался на осколки, гильзы, металлическую фурнитуру от немецкого снаряжения. Но никаких пряжек и целых штыков тут не было и в помине. Место как будто было зачищено под гребенку.

В какой-то момент я услышал стрекот мотоцикла, оглянулся на дорогу и увидел, как из степи по направлению к Саше едет старый советский мотоцикл зеленого цвета с коляской. За рулем сидел явно пожилой человек. Поравнявшись с Сашей, который активно ходил с металлоискателем вдоль раскопов, мотоциклист остановился и завел разговор с ним. Перекинувшись парой фраз, они махнули друг другу, и мотоцикл уехал по дороге в гору в сторону цивилизации. Саша продолжил копаться у дороги, как ни в чем не бывало. Я закончил свои безуспешные попытки копания на поле и вернулся к машине. У нас все было готово для переброски в другое место. Достав карту, я наметил маршрут в еще менее населенные места в этой степи – между Доном и хутором Дмитриевка.

Вернулся Саша. Он был тоже удивлен количеством хлама и горячо поддержал меня в желании уехать отсюда.

– Здесь хлама немеряно, – монотонно бубнил он, – да вот только сохран по верхам никакой, а все более-менее ценное уже выкопано. Карабин у реки тут случайно не нашли, просто на поле хватало работы. Дед на мотоцикле остановился, спросил про находки. А какие тут находки, когда все выбито?..

– Не спрашивал у него, как это место называется? – задал я дежурный вопрос.

– Ново-Алексеевка, – бросил мне Саша и принялся паковать металлоискатель и лопату в багажник, – тут каждую весну вахты проводят, в прошлом году пятьдесят человек подняли из братской могилы чуть выше на поле. В общем, надо ехать в глухие балки – показывай дорогу!

Мы сели в машину и поехали по грунтовой дороге между полями по направлению к Новому Рогачику. Справа все так и шла линия ЛЭП, которой я придерживался как ориентира. Чем ближе к цивилизации – тем больше мусора у дороги. Примерно через полчаса неспешной езды мы подобрались к окраине поселка. Теперь для нас ориентиром стал элеватор. Проехав крайними улицами поселка, мы оказались у железнодорожного переезда. Там рядом был небольшой магазинчик, и Саша вспомнил, что у него заканчиваются сигареты. Он пошел в магазин, а я остался в машине и с тоской смотрел на окружающую действительность: неприглядные строения, унылые заборы, пыльные обочины и обсыпанный мукой от земли до верха огромный элеватор.

Из Нового Рогачика мы выехали на асфальтовую дорогу и примерно через семь с половиной километров свернули на Карповку.

– Я купил мороженое, – бросил мне Саша, пока мы мчались по пустой дороге на Карповку, – давай съедим, а то растает.

Мы остановились в довольно оживленной Карповке, встали подальше от домов на обочине и с удовольствием отведали мороженого в стаканчиках. Впереди у нас была дорога в степь, и там уже будет не до развлечений. Мы бросили прощальный взгляд на обычные для этих мест одноэтажные дома, проехали по мосту мимо церкви и рванули почти по прямой дороге в сторону Дмитриевки. Дорога почти все время шла в гору, вот мы проехали пруд у Дмитриевки и, оставив сам хутор слева внизу, поехали по накатанной дороге дальше в поля. За Дмитриевкой мы заметили слева в поле холм с тригонометрическим знаком, обозначавшим господствующую высоту. Проехав это поле, мы по дороге свернули направо и остановились. Впереди была очень глубокая и широкая балка, за которой виднелись многочисленные поля, а где-то вдали можно было разглядеть меловые горы за Доном. Мы решили не ехать пока по дороге в степь, а проехать к балке и выяснить, что же она из себя представляет.

Чем ближе мы подкатывали к балке, тем больше она становилась. Наконец, Саша остановил машину.

– Там уклон уже, дальше не поеду, – он заглушил мотор и поставил машину на передачу и дополнительно на ручной тормоз.

Мы подошли к краю балки и увидели, что она скорее похожа на огромный извилистый овраг, по дну которого проходит набитая легковыми машинами колея. Если по краю балки и на поле трава была уже сухая и даже пожухлая, то на склонах балки и на ее дне трава прекрасно зеленела малахитовым цветом. Саша остался на верху, а я спустился вниз и решил пройти по балке по колее и рассмотреть все в подробностях. Примерно через каждые сто метров от центральной «улицы» балки отходили боковые «переулки». Во многих местах в склонах балки были оплывшие ямы от блиндажей, стрелковых ячеек. Я прошел довольно далеко, а она все простиралась вдаль, правда, склоны ее становились пологими. В балке были следы от раскопов, но верхового железа заметно не было. Что ж, пропускать такую балку нельзя!

Возвратившись к Саше, все ему рассказал. Он докурил сигарету и окинул взглядом всю панораму, как ковбой осматривает прерии.

– Туда можно проехать, – проговорил Саша, – и мы там сможем встать на ночь, только проедем чуть подальше за выступ. Тогда с этого места нас с дороги будет не видно.

Я остался на этом месте, а Саша сел за руль и направил машину в балку. Когда он доехал до первых «переулков», то остановился и крикнул мне снизу: «Ну как, с дороги будет видно?»

К сожалению, с дороги машину на том месте было очень хорошо видно, и я махнул ему, чтобы он проехал дальше. Когда машина скрылась за изгибом балки, я пошел вниз по склону. Глубина ее была поистине впечатляющей, и тем более это бросалось в глаза, что ее ширина была очень скромной. Поэтому у меня сразу и возникли ассоциации с улицами и переулками. Стоя на дне балки и снизу глядя на ее склоны, я бы сказал, что поле наверху находится на высоте четырехэтажного дома.

Саша остановил машину возле густого кустарника, который мог нам послужить источником дров для костра. На дне балки не было ветра, и мы решили, что стоять лагерем в низине – это хорошая идея. Мы взяли металлоискатели и пошли по балке, при этом глаза разбегались от такого большого количества мест, где можно было бы покопать. Саша выбрал себе точку на перекрестке «улицы» и «переулка», а я пошел к самому началу балки. Там я включил металлоискатель и пошел, не спеша, прямо по центру. Время от времени я сворачивал влево и вправо, поднимаясь на склоны. Сначала вообще не было никаких сигналов, но постепенно железо начало проявляться. По балке в большом количестве были разбросаны осколки от снарядов и хвостовики от мин, их было просто нереальное количество. Так я копал пустышки, пожалуй, часа полтора. На одном квадратном метре было до десяти сигналов, и нельзя было плюнуть и пропустить хоть один. Устав от такой бессмысленной работы, я пошел к Саше, чтобы посмотреть – а вдруг ему повезло больше?

Мой напарник, действительно, нашел некую жилу на дне балки. Почти рядом с колеей он за это же время накопал несколько затворов от Маузера. Причем сохран их был гораздо лучше всего того, что мы копали в балках ранее. Я присел на склоне и стал наблюдать за продолжением. Саша не торопился, он ходил и буквально вызванивал стоящий предмет. Что ни раскоп, то Саша доставал какую-нибудь запчасть от Маузера: затыльник от приклада, затвор, прилив для штыка. На моих глазах так он накопал еще столько же маузеровских затворов. Все было, как в кино, и я пожалел, что не взял с собой видеокамеру из машины. Но бежать к ней и устраивать съемку постфактум – было уже не то. По занавес Саша выкопал на противоположном от меня склоне целый штык от 98к! Правда, у него было немного погнуто лезвие.

– Вот он! – Саша был доволен, что ему снова в руки попало оружие. Теперь его нельзя было и за уши оттащить из этой балки, пока он не найдет здесь что-нибудь ценное.

А я пошел ходить по «переулкам», раз уж центральная «улица» уже досталась Саше. В первом ответвлении балки я увидел сразу несколько квадратных ячеек для пулеметных расчетов. Стоило лишь немного копнуть по брустверу, как сразу же обнаружились и пулеметные ленты, штурмовые магазины-«кексы». Сохран этих предметов разительно отличался от тех, что мы находили примерно год назад в Шоптово. Там мы копали предметы, которые можно было назвать остатками вещей, а здесь – самые что ни на есть крепкие предметы, с которых можно стряхнуть пыль, смыть ржавчину и пользоваться как новыми. Так я спокойно обыскивал брустверы и сами ямы. Мне попалась немецкая складная лопатка, несколько гильз от советского ПТР, три кавалерийских стремени и, ставший уже привычной находкой, кружок от жезла фельджандармерии. Довольный трофеями, я стал продвигаться по «переулку» к тому перекрестку, где работал Саша. Примерно на середине пути мне попался привычный уже сигнал от железного предмета. Я стал копать, повинуясь привычке, машинально сделав квадрат и поддев его лопатой. А на дне ямы, вместо ожидаемого хвостовика от мины, лежала ржавая стальная пряжка вермахта! Я поднял ее из ямы, отряхнув, обстучав о лопату, и в этот момент поймал на себе взгляд Саши. Каким образом он понял или почувствовал, что я нашел нечто не рядовое?

Он был примерно метрах в двадцати, но смотрел на меня очень внимательно, ожидая моей реакции на находку.

– Ура! Пряжка! – я был рад, что наконец-то и мне стало везти, и я смог обскакать Сашу в нашем негласном дерби по классности находок.

Пряжка была покрыта ржавчиной, орел и девиз на лицевой стороне были сильно повреждены коррозией. Но во всем остальном пряжка была целой, добротной. Саша подошел, и я передал ему пряжку в руки. Конечно, он сразу же оценил сохран, и мы вместе немного разочаровались в том, что пряжка не алюминиевая. Тем не менее, находка была засчитана, я убрал ее в карман и продолжил ходить по «переулку» с еще большим усердием. Перед глазами в это время уже мерещились железные кресты и немецкие знаки, которые я так часто видел на фотографиях с форума. Казалось, что вот еще чуть-чуть, и мы сможем увидеть все это воочию, и произойдет это здесь, в этой глубокой балке в степи за хутором Дмитриевка, на закате еще одного дня моей жизни, посвященного копанию и только копанию.

Прошел еще час, и Саша на своем пятачке откопал еще несколько затворов от винтовки Мосина, с десяток магазинных коробок от винтовок Мосина, детали затвора от СВТ-40 и один корпус от советской гранаты Ф-1 без запала. Судя по характеру предметов, в этой балке разбирали оружие, собранное в степи, отбраковывали поврежденные в бою и сломанные запчасти, которые бросали тут же. А остальное грузили на машины или подводы и увозили в неизвестном направлении, возможно, в пункты сбора и ремонта оружия. Я несколько раз прошел по этому ответвлению туда-сюда, и в очередной раз, почти у самого «перекрестка», выкопал еще одну немецкую пряжку! Она тоже была из стали, правда, деталировка ее фронтальной части сохранилась хуже, чем у первой.

– Ну вот, люди тут пряжки копают, а я, как дурак, всякий хлам ковыряю, – Саша ругался то ли в шутку, то ли всерьез. А я просто упал на землю, держа пряжку в руках, и стал дрыгать ногами от избытка чувств! Просто невозможно было поверить, что в одном месте в течение часа можно, наконец, найти то, что в другом месте тщетно ищешь долгие годы…

Мои чувства в тот можно описать как смесь восторга и экстаза, хотя довольно скоро пик эмоций прошел. Я продолжил ходить по дну балки, и уже через полчаса не испытывал никакой особой радости от того, что стал обладателем двух немецких пряжек. Мы просто копали землю и находили разные предметы, более или менее интересные, более или менее желанные с точки зрения собирательской ценности. Но для нас уже не трофеи из земли были важны, а сам процесс поиска и сам момент обнаружения интересной вещи. Как только она оказывалась в кармане, то и радость угасала, и мы жаждали снова испытать еще одну эйфорию от последующей находки.

Небо над нами еще озарялось солнечными лучами, а в нашей балке уже становилось темно. Мы вернулись к автомобилю и начали устанавливать палатку. Буквально через полчаса темно стало везде, и нам оставалось только разжечь костер и готовить ужин. В одной этой балке мы получили столько впечатлений от находок, что было даже сложно представить, что же нас будет ждать тут завтра. Она в самом деле была просто необъятная, и силами двух человек тут невозможно было бы собрать все ништяки, если бы они просто лежали на земле: ее просто было невозможно всю обойти и заглянуть во все укромные уголки. Примерно через час после заката стало заметно холоднее, мы с Сашей переглянулись – нам это не показалось, так и есть. Изо рта шел пар, температура воздуха вокруг нас приблизилась к нулевой отметке. Мы надели на себя всю верхнюю одежду, которая была в запасе. Но все равно было непривычно холодно, особенно по сравнению с двадцатиградусной жарой в полдень.

Я решил подняться из балки на поле, чтобы посмотреть на огни поселков вокруг. Удивительным было то, что в степи на верху балки было довольно тепло, там шелестел приятный свежий ветер с легким оттенком запаха пыли. Мы были на высоте, и с двух сторон было видно зарево ночных огней. Чуть ближе был Новый Рогачик, а вдали мерцали огни Волгограда. Со стороны степи и Дона была черная ночь, кромешная темнота и бездонная пропасть. В которой, правда, виднелись мелкие белые огоньки. С этого места днем можно было бы увидеть все окрестности на многие десятки километров вокруг. Я решил, что завтра мы обязательно снимем на видеокамеру какой-нибудь рассказ об этих места. Спускаясь обратно в балку, я также неожданно почувствовал, как с каждым шагом по направлению вниз температура воздуха снижается. У костра и вовсе изо рта шел пар, и это не было галлюцинацией. Саша сидел на походном стульчике рыбака, пил чай и ежился от холода.

– Кажется, мы совершили ошибку, остановившись на дне балки, – сказал я Саше, – тут стоит дубак, а на поле тепло и хорошо. Сходи наверх, погрейся!

Я занял место у костра, а Саша отправился на поле, чтобы проверить мои слова и попутно отправить sms своей жене. Проводив его взглядом, я увидел бесконечно черное небо с яркими мелкими точками бесчисленных звезд. При взгляде на все эти вселенные и галактики наши скитания по степи казались малой частью фантастических путешествий по безымянной пустынной планете. Но долго мне грезить не пришлось. Вскоре Саша вернулся поля, вместе с ним возвратилась и проза жизни: он тоже отметил большую разницу между температурой на поле и здесь, на дне балки.

Наевшись до отвала и запив чаем ужин, мы полезли в палатку спать. Я так и остался лежать в одежде и в теплой вязаной шапке, завернувшись в спальник и укутавшись с головой. Последний раз я так мерз в Долине Славы, когда мы ездили туда со Стасом в конце осени 2003 года. Только снега не хватало для пущей убедительности. Но сейчас была середина апреля, и мы были на юге!

Ранним утром я проснулся от нестерпимого холода. Преодолев сонное оцепенение, расстегнул спальный мешок и вылез из палатки. Мои ботинки, которые стояли у входа, были холодными как лед, они буквально задубели от мороза. Я надевал их на ноги, и пальцы тут же замерзали, ступня чувствовала онемение от заледеневшей стельки. Даже не зашнуровав ботинки, я вышел к костровищу и увидел, что вода в пятилитровой бутылке замерзла! Кругом на зеленой траве и на сухих ветках кустарника лежал белый иней, стекло машины было покрыто изморозью, да и весь корпус ее был почти белый от капелек конденсата. Солнце уже светило вовсю, но его лучи не попадали сюда, на дно. Я видел четкую границу тепла и холода, проходившую по склону балки примерно на метр выше крыши нашей палатки. То есть мы всю ночь провели в холодильнике, тогда как наверху в степи была приемлемая температура…

Разбудил я Сашу своими громкими высказываниями вслух, посвященными удивлению сложившейся ситуации и тому, как мы недальновидно встали в таком месте. Но что поделаешь, кто же мог знать, что дно балки мало пригодно для стоянки с ночевкой?

Зажег газовую плитку, достал из палатки пару пластиковых бутылок с газированной минеральной водой, которые не промерзли. Поставил на огонь котелок с минералкой и стал готовить завтрак на двоих. Саша отказывался выходить из палатки, только дымил сигаретой внутри и тоже громко ругался на мороз. Примерно через час солнце уже освещало наш несчастный лагерь, изморозь сначала превратилась в росу, а потом и вовсе испарилась. Мы позавтракали и запили все крепким чаем, этим согрелись и стали думать, куда бы нам уехать? В этой балке еще предстояло поработать, но вот ночевать в самом низком месте – увольте! Сошлись на том, что ближе к вечеру мы проедем вперед в сторону Дона прямо по балке до того места, где балка сама выходит наверх в поля. Там и земля будет более прогретая, и условий для локальных заморозков быть не должно. По общему эмоциональному решению, эту балку было решено именовать внутри нашего мужского коллектива «Холодной», по вполне объективным причинам.

Когда солнце уже встало почти в зенит, мы взяли металлоискатели и пошли докапывать те места, на которых вчера остановились. Саша ловким маневром повернул в сторону «переулка», ну а мне только и оставалось, как продолжить обследование центральной «улицы» и ее склонов. Вот именно на склонах мне стали попадаться довольно крупные вещи. Так, буквально рядом с местом обнаружения Сашей винтовочных затворов и магазинных коробок я откопал секторный магазин от ППШ. Он был смят и практически сплющен, но металл был крепкий. Далее мне попалась крышка от диска ППШ раннего образца со шпенькой на защелке, которая была в идеальном состоянии. В этот момент у меня закралась шальная мысль: «Может, мне удастся тут по запчастям собрать целый ППШ? Если так получится, то я впервые нарушу свой принцип и заберу все эти детали себе, чтобы впоследствии дома привести основные части в непригодное для стрельбы состояние и сделать из этих железок макет массо-габаритный. А что?»

После такого внутреннего монолога я продолжил копать и достал из земли ножны от штыка 98к в неплохом сохране, еще мне попался какой-то интересный зенитный прицел в виде овала с остатками перекрестья из тонкой проволоки. Судя по фактуре изготовления, он принадлежал какой-то европейской оружейной системе. Интуиция не подвела меня: впоследствии я выяснил, что это зенитный прицел для пулемета ZB26/30.

Саша периодически поглядывал на меня, я каждый раз показывал ему издали свои находки и озвучивал, если сразу было непонятно, что же находится у меня в руках. Наконец, я там же, на склоне, нашел алюминиевый обруч подшлемника для немецкой каски. Саша не мог похвастаться крутыми находками, ему попадались в основном осколки и хвостовики от мин, так набившие оскомину нам обоим. Мы вернулись к палатке и устроили демонстрацию найденного за последние дни хлама. Я вытащил из палатки свой туристический коврик, и мы все вывалили туда. Саша вооружился штыком от трехлинейки, который нашел у Ново-Алексеевки, а я взял в руки видеокамеру. И Саша стал лихо рассказывать о том, что и где мы нашли, при каких обстоятельствах. Надо сказать, что экспозиция находок выглядела впечатляюще, и это притом, что Саша все-таки не стал выкладывать для съемок найденный накануне карабин Мосина.

Закончив с этим, мы убрали все добро подальше в рюкзаки и стали готовить обед. Солнце уже шпарило, как в тропиках, и только сухой сталинградский ветер напоминал, что мы в степи, а не у моря. Пообедав, мы снялись с места и передвинули лагерь из глубины балки на более ровное место еще дальше от дороги, как и планировали. Вдали на поле слышен был звук работающего двигателя тяжелой техники – это бороздил землю гусеничный трактор. Он был довольно далеко, и в нашу сторону ехать не собирался. Я сразу же взял металлоискатель и пошел к «улицам» на дне балки, которые тут были менее глубокими, но не менее длинными. Ходил по склонам с металлоискателем и вызванивал предметы, за которые можно было бы зацепиться. Так прошло довольно много времени, и я не заметил, как погода переменилась. Солнце пропало, небо стало серым, пошел мелкий дождь. Он мне особо не досаждал, я уже знал, что затяжных проливных дождей тут не бывает. В одном месте на склоне балки мне попался целый диск от ППШ с крышкой и даже без сквозных дырок в металле. Судя по весу, патронов там не было, я отряхнул его от земли и сунул в набедренный карман брюк. Через десять минут я наткнулся на еще один хороший сигнал, и там тоже выскочил целый диск ППШ, правда, с небольшими утратами из-за ржавчины. Его я тоже сунул в карман брюк. От такого веса брюки у меня отвисли и, хоть и держались на ремне, но такое их ношение удобств не доставляло. Затем я откопал крышку от диска ППШ, и уже окончательно утвердился в решении собрать легендарный пистолет-пулемет по запчастям. Судя по дискам, ППШ тут отнюдь не были редкостью, а значит, есть все шансы отыскать и остальные детали от этой системы. До кучи я нашел неглубоко от поверхности земли штык от карабина 98к, который, видимо, пострадал в свое время от огня и потому был покрыт множественными мелкими кавернами. С полными карманами разных находок, придавливавших меня к земле, я вернулся к палатке, в которой сидел Саша и курил. Ему за это время попались несколько корпусов от гранаты Ф-1 и куча хвостовиков от мин. Я тоже залез в палатку, мы переждали дождь и еще немного полежали внутри, чтобы дать траве обсохнуть на ветру.

Через двадцать минут уже можно было совершенно спокойно ходить, не боясь замочить ботинки о траву. Дождевая вода впиталась в землю и очень быстро оттуда испарилась. Снова выглянуло солнце, стало припекать и добавлять позитива в настроение.

До конца дня мы ходили по балке, впрочем, без особых успехов. Саша нашел где-то у блиндажа пару немецких яйцевидных гранат М39 и одно кавалерийское стремя, которое отдал мне. Несколько раз вдали мы видели проезжающие по полевой дороге от Дмитриевки в сторону степи и обратно легковые машины. Они поднимали небольшие облака пыли, звук мотора доносился до нас только иногда, когда ветер приносил его с собой с той стороны.

– Казачки по степи катаются, – каждый раз говорил Саша, провожая глазами автомобили вдаль за горизонт

Вечер мы посвятили отдыху у костра и поеданию запасов макарон с тушенкой, которых у нас скопилось приличное количество. Чтобы не возить это все по степям в качестве балласта и, одновременно, подкрепить себя калориями, мы теперь готовили ужин по две порции на каждого. По сравнению с балкой Холодной, здесь было гораздо комфортнее. Мы решили, что эту ночь проведем здесь, а на следующий день в обед снимем лагерь и поедем по степи дальше.

Утро встретило нас теплым ветром из степи, ни о каких заморозках тут уже не было и речи. Мы позавтракали, еще немного походили по дну балки, но как-то нерезультативно. Тогда я решил сходить по ней по направлению к Дону. Саша же решил быть верным балке, где и остался копать. Я пошел вперед, но там всякие позиции заканчивались, далее был уже мелкий кустарник и просто пустые места, где вообще не было никаких сигналов. Для уверенности я исходил эти площади вдоль и поперек, все еще надеясь зацепить какой-нибудь жирный «пятачок». Но если находок в земле нет, то взяться им неоткуда. Тогда я вернулся к палатке, возле которой сидел Саша, курил и загадочно улыбался.

– Кажись, я тут нашел кое-чего, – он курил без спешки, наслаждаясь моментом и продумывая каждое предложение, прежде чем сказать фразу, – звенит как цветной металл, большой ящик. В общем, я буду копать и рассказывать, а ты снимай все это на видеокамеру! Вот будет шоу!

Мы взяли металлоискатели, лопаты, и Саша повел меня к низкому густому кустарнику, который рос прямо посередине дна балки.

– Вот, смотри, – говорил он, обращаясь к видеокамере, – везде по склонам жилые блиндажи. Чуть подальше находятся боевые посты – там сидели дозорные с оружием, которые были готовы всегда вступить бой и подать сигнал о нападении. Но вот где обычно подразделения хранили патроны, гранаты и прочую амуницию? Для этого существовали выносные пункты боепитания, они располагались чуть поодаль от жилых блиндажей. Там были попросту складированы ящики с боеприпасами. Как мне кажется, один такой пункт боепитания и находится вот тут в кустах.

С этими словами Саша влез в заросли, где в самой середине была едва заметная оплывшая яма. Он провел над ней катушкой металлоискателя – раздался мощный и четкий сигнал! Саша стал копать лопатой, и вскоре показалось ребро металлического ящика. Я подошел поближе и в видоискатель камеры увидел довольно массивную коробку, которая лежала в земле на глубине примерно 40—50 сантиметров.

– Что же там? – задавался Саша риторическим вопросом, – ведь ящик не пустой, я не могу сдвинуть его лопатой. Он обкопал ящик со всех сторон, я отложил видеокамеру, и мы вдвоем подцепили ящик лопатами, он зашевелился, и теперь его можно было относительно свободно вытащить из земли. Я снова взял камеру, нажал на «запись».

– И вот, – Саша продолжил рассказ, – мы сейчас достанем этот ящик из земли.

С этими словами он взялся руками за ящик и потянул на себя и вверх. Было видно, что эти действия даются ему с трудом. Он вытащил ящик и поставил на отвал с землей.

– Оба-на! Целый! Запаяный! – радости Саши не было предела. Казалось, он совершенно точно знал, что там может быть внутри, но на камеру говорил обтекаемыми фразами.

– Ящик целый и запаянный, вот тут есть язычок, за который можно потянуть, и тогда он может быть открыт, – Саша переворачивал ящик и показывал его с разных сторон, – но делать этого мы не будем ни в коем случае. Представьте, если нас остановят на трассе, – что у вас в ящиках? Ящики запаянные, что в них – мы не знаем.

– Саша, – тут я прервал его, – там, в яме, по-моему, еще один ящик есть.

Он отвлекся от съемки, пригляделся и тоже увидел еще один ящик, который лежал под первым.

– Вот это да! Сейчас я его тоже вытащу, а потом доснимем! – Саша преобразился из меланхоличного и неторопливого дяденьки в очень активного и инициативного бодряка.

Мы достали второй такой же ящик, поставили его рядом с первым. Саша вслух уже начал говорить, что на корпусе цинка должны быть маркировки черной краской, но никакой маркировки на ящиках не было. Внимательно осматривая находки, мы обнаружили, что на первом ящике в корпусе есть два маленьких прогнивших отверстия.

– Дырки… Теперь герметичность нарушена! – Саша хватался за голову, ведь он очень рассчитывал на то, что содержимое ящиков будет в целости и сохранности. А теперь он мог рассчитывать целиком только на второй ящик.

– Патроны не любят сырость, – объяснял Саша, – вообще, у наших советских боеприпасов слабое место – это капсюль. Если «глазки не горят», то есть при взгляде через горлышко гильзы внутри разобранного патрона не видно блестящих металлических концов капсюля, то это значит, что капсюль не сработает, и такой патрон не выстрелит. Патроны могут храниться в идеальных условиях при минимальной влажности лет десять, а потом их нужно утилизировать, списывать. Даже на стрельбище их отдавать нельзя, потому что они могут быть опасными для стреляющих, например, затяжной выстрел – это последствия долгого хранения патронов с истекшим сроком годности. Так что очень большой вопрос, что они смогут выстрелить…

Мы оттащили ящики к машине, Саша положил их под автомобиль, чтобы они просушились на ветру. Еще немного покопавшись в балке и не рассчитывая на большее, мы начали сворачивать палатку и готовиться к переезду.

Загрузив все вещи и хабор в машину, я отметил, что клиренс у нее стал ниже. Обратил на это внимание Саши, который отмахнулся.

– У нас было с самого начала много еды и запас воды, – равнодушно отвечал он мне, – потом мы воду выпили и подъели запасы: машина поднялась. Сейчас вместо этого мы накидали железа, и посадка стала снова низкая. Все в порядке, с нагрузкой по полевой дороге даже мягче ехать, а пустую машину трясло бы в разные стороны. Садись!

Мы выехали из последнего лагеря, миновали предыдущую стоянку в балке Холодной. Я бросил взгляд на то место у кустарника, где мы ночевали, – не было и намека на то, что тут недавно кто-то был. Затем Саша вырулил из балки наверх, и мы повернули направо в поля. Впереди и слева были совершенно пустынные земли, как будто и не обрабатываемые. Редкие деревья виднелись из-за холмов, которые были отрогами балок. Справа сплошной полосой шли посадки, за которыми было окультуриваемое поле. Там стояли какие-то сельскохозяйственные приспособления, вдали виднелась техника. Мы так медленно проехали по дороге примерно два километра. Саша смотрел на дорогу, а я высматривал вокруг перспективные места для копания. В какой-то момент мне показалась интересным небольшая высота слева, и я попросил Сашу остановить машину.

Мы вышли, Саша сразу закурил, а я достал металлоискатель и лопату из рюкзака.

– Хочешь сразу покопать? – Саша был настроен ехать далеко и не ожидал, что мы так скоро остановимся.

– Я схожу посмотреть и разведаю место, – отвечал я ему, отходя в сторону безжизненного лунного ландшафта. Впереди была сухая степная земля с редкими островками выжженной травы. Кое-где попадались небольшие маки, ярко-красные и сдержанно-желтые, они росли сразу по два-три цветка. Отметив их красоту в этой пустынной местности, я дошел до пологих и неглубоких балок, которые начинались за этой высотой. Дальше уже полей не было, только овраги, образованные балками. Я немного походил по этим оврагам, не увидел там никаких следов от блиндажей или окопов. Балки были слишком мелкими для того, чтобы можно было там эффективно спрятать большую группировку. Мы уже знали по опыту, что только в довольно глубоких и масштабных по размеру балках можно что-то найти, а здесь, скорее всего, никого и не было. Возвращаясь к машине, я сделал небольшой крюк и только с расстояния в пятнадцать метров заметил одиночный неглубокий окоп, который был расположен на ровном месте в степи. Он был довольно широкий, в диаметре примерно метров пять. Судя по форме и небольшой глубине, это мог быть окоп для миномета, противотанковой пушки, небольшой зенитной установки или даже просто окоп для наблюдателей. Я включил металлоискатель и начал со входа. Там было пусто, никаких сигналов. Затем переместился внутрь ямы и стал проверять дно и брустверы. В бруствере в трех разных местах были три сильных сигнала. Отметив их все про себя, я начал копать их один за другим. Буквально в первых пяти сантиметрах от поверхности земли лежал какой-то крупный металлический предмет. Я поддел его лопатой – это была складная немецкая саперная лопатка, сложенная и зафиксированная, как заступ! Деревянный черенок, естественно, сгнил, но металл лезвия был очень крепким. Отложив ее на бруствер, я принялся за следующий сигнал – это оказалась немецкая кирко-мотыга. Она была увесистая, на ее корпусе сбоку было какое-то клеймо, которое свидетельствовало о немецком происхождении инструмента. Обрадованный такими находками, я положил кирко-мотыгу к лопате и принялся за третий сигнал. Когда моя лопата уперлась в металл, то я рукой смахнул землю из ямы, и увидел спусковую скобу от оружия. Я остановился, встал и огляделся по сторонам. Наша машина была метрах в двухстах от этого места, возле машины стоял Саша и курил. Больше вокруг никого не было. Тогда я принялся откапывать предмет, и вот я увидел на дне магазинную коробку, затвор, ствольную коробку и прицельную планку. Это был карабин Маузера 98к! Я потянул его из земли, и он легко освободился. У меня в руках был целый карабин с затвором, настоящий боевой ствол! Конечно, дерева не было, но я знал, что рядом надо искать затыльник. И он тоже тут, где ему и полагалось быть! Кровь прилила к лицу, я оглядывался по сторонам, как бы ища вокруг хоть кого-нибудь, с кем можно было бы поделиться радостью от находки. Но тут я был один, а Саша был далеко. Даже если кричать ему, то он не смог бы разобрать слов, да и вообще вряд ли бы услышал хоть что-то на ветру.

Что ж, разведка удалась на славу! Я шел к нашей машине, держа в руках ржавый карабин так, чтобы он был прикрыт лопатой. Вот если бы сейчас вдруг в степи прямо передо мной приземлился милицейский вертолет, и оттуда бы вышли грозные менты, то я бы просто выбросил железку подальше от себя, и сказал бы, что это не мое. Но здесь вокруг не было ни души, и бояться нам было некого. Я подошел к Саше, который уже что-то начал подозревать.

– Там балки пустые, а на поле есть только одна ямка, – начал я ему свой рассказ, – и в ней лежало вот это.

С этими словами я вытащил из-под лопаты карабин и бросил Саше. Он не подал виду, что удивился, и стал внимательно рассматривать находку.

– Затвор на месте, – монотонно заученным тоном говорил он вслух, – ствол прямой, не сильно ржавый – подойдет!

– Ну, тогда забирай, – удовлетворенно кивнул я, – я такое не собираю, слишком стремно.

Саша еще сильнее сжал карабин, который после моих слов уже стал его собственностью, и теперь он дал волю эмоциям.

– Ничего себе, в пределах прямой видимости от дороги лежат стволы, – Саша восторгался богатством местных балок, – кому расскажи – не поверят! Он верховой был, что ли?

– Нет, в бруствере лежал, там еще лопатка была и кирка.

– А ну, пошли туда, давай там все проверим еще раз!

Саша достал свой металлоискатель, и мы снова пошли к яме. Саша долго изучал лопатку и кирко-мотыгу, и мы сошлись на том, что эта яма, скорее всего, по зимним событиям.

Мерзлую землю зимой можно взять только киркой, да и немецкая лопатка была сложена характерным образом, чтобы выгребать из ямы отбитые киркой заледенелые комья земли. Карабин тут, скорее всего, остался лежать на бруствере в снегу, при первом потеплении ушел вниз, ну а весной и совсем его затянуло в землю. Поскольку рядом нет множества блиндажей, как в балке Холодной или у Ново-Алексеевки, то и охотников искать ямы в голой степи было мало. То есть их вообще тут не было, иначе бы наши конкуренты с металлоискателями выкопали эти предметы задолго до меня. Саша еще раз посветил своим мощным прибором в яме и вокруг нее, но больше тут ничего не было. Мы пришли и забрали то, что было. Словно забрали свое, как шутил Саша. Он подхватил лопатку и кирку, и мы вернулись к машине. Оглянувшись назад с дороги на поле, мы так и не смогли увидеть там в степи эту яму, расстояние и масштаб надежно скрывали ее с дороги от случайного взгляда.

Мы сели в машину и дальше поехали с той же медленной скоростью. Еще примерно через полтора километра слева мы увидели большую балку. Она была очень широкая, и даже с дороги были видны блиндажи на ее склонах. Но с дороги в нее повернуть было нельзя, да нам и не нужно было заезжать на ее дно: мы уже знали, что ставить машину с палаткой нужно на высоком месте. Поэтому мы проехали мимо балки, поднялись на пригорок и тут слева увидели у лесопосадки съезд к полю. Правда, на обычной легковой машины проехать без проблем здесь было невозможно. Между дорогой и съездом к лесопосадкам была глубокая паханая канава. Очевидно, она защищала культуры на поле от пала в степи, когда нерадивые люди поджигают степь, чтобы в следующем сезоне трава росла гуще. Но нас с Сашей остановить было невозможно, ведь у нас есть лопаты.

Припарковав машину у обочины дороги, мы вдвоем за пять минут накидали земли в эту канаву, сделав своеобразный пандус для нашей машины. Теперь можно было спокойно проехать туда, где нас никто не стал бы искать. Саша сел в машину, аккуратно проехал через канаву, а я следом за ним лопатой откидал землю обратно. Так что не осталось и следа от нашего пандуса. Потом я пошел вперед по полю и смотрел, чтобы на пути машины не было никаких сюрпризов в виде камней, ям, острых веток и верховых железок. Мы проехали примерно двести метров, свернули немного вправо, и Саша спрятал машину за низкими деревьями лесопосадки. С дороги это место совершенно не бросалось в глаза, мы дополнительно задрапировали машину сухими ветками. Теперь можно было совершенно спокойно ставить лагерь.

Отточенными движениями мы установили палатку менее, чем за минуту. Удивившись такой слаженности, которая у нас появилась за этот вояж, мы наскоро покидали в палатку предметов для надежности, чтобы ее не сдуло ветром. А сами взяли металлоискатели и лопаты да пошли к балке, как шахтеры спускаются в забой.

На дне балки был пересыхающий ручей, который питался, по всей видимости, вешними и дождевыми водами. В это время его русло было сухим, но представляло собой довольно глубокую извилистую канаву, которую нужно было перепрыгивать. Мы начали изыскания со дна балки, и буквально с первых же шурфов нам стал попадаться путевый хлам: затворы от винтовок, крышки от котелков, смятые алюминиевые обручи от немецких подшлемников. Распределившись по дну так, чтобы не мешать друг другу, мы стали искать «золотую жилу» – каждый свою. Примерно через полчаса копания я стал обладателем стального ствола от советской ракетницы, отломанного от рамы вместе с ушком. Такое повреждение невозможно получить в ходе эксплуатации, значит, ствол был оторван в результате близкого взрыва или попадания осколка. Саша лишь на мгновение отвлекся от своего занятия, когда я издалека показал ему этот ствол, и принялся дальше ходить с металлоискателем на своей волне. Он шел, слушаясь своей интуиции, и прямо ни лисьей тропе, проходящей по склону балки, выкопал штык от Маузера 98к.

– Вот он! – ликовал Саша, – а лисы знают, где ходить надо!

Я поздравил его с очередным приобретением, а сам пошел в боковое ответвление балки и рядом с целой группой блиндажей прямо на ровном месте я откопал с десяток корпусов от гранат Ф-1. Они все были без запалов, сохран чугунных корпусов был просто отличным. Даже через легкий налет ржавчины можно было увидеть различные клейма на их корпусах. Тогда я решил, что эти «эфки» я Саше отдавать не буду, а вечером на костре выжгу из них тротил, после чего они станут совершенно безопасными сувенирами. На склоне, противоположном тому, где был обнаружен штык, Саша откопал две немецкие тротиловые шашки. Их цинковые корпуса немного прогнили по шву в паре мест, но в остальном предметы были в хорошем состоянии. Мы бы еще походили по балке, но тут надвигающийся вечер дал о себе знать, и мы поспешили к палатке, решив, что для первого пробного захода находок уже предостаточно.

Сидя у костра, я изучал карту, и единственным выводом было то, что балок здесь бесчисленное множество. Объехать их все за то короткое время, что у нас оставалось, было решительно невозможно. Даже пройти одну балку как следует, чтобы выгрести из нее все находки, не представлялось возможным. Поэтому мы применяли метод выборочного копания: подойдя к интересному месту в балке, мы начинали разглядывать его, изучать с разных ракурсов, но ходили по нему только по той траектории, которая нам казалась наиболее эффективной. Тотальное вскапывание силами двух человек при таких огромных масштабах применить было никак нельзя, чему Саша немало огорчался.

На следующее утро мы проснулись довольно поздно. Поскольку наша палатка стояла на высоком месте и из лагеря нам были видны окрестности на несколько километров вдаль. Солнце стало припекать буквально сразу после рассвета. Палатка хорошо прогрелась, ветер иногда залетал внутрь и небрежно трепал волосы. Испив чаю, мы снова отправились копать в балку. На этот раз мы пошли по центральной ложбине. Первым же сигналом у меня оказался довольно большой стальной предмет. Я уже решил, что это какая-то арматурина, и продолжил копать без особого энтузиазма. Но в арматурине был проделаны аккуратные продолговатые отверстия, в которых было легко узнать окна в ствольной коробке ППШ! Я потянул за нее, и она без труда выскочила из земли. Это и в самом деле была ствольная коробка-кожух от легендарного советского автомата, правда, больше от него деталей не было.

Отложив в сторону находку, я зачистил металлоискателем места рядом в радиусе пяти метров – кроме традиционного хлама, больше ничего относящегося к ППШ тут не было. Тогда я вернулся к ствольной коробке и стал внимательно ее изучать. У нее внутри был вставлен ствол, прицельные приспособления были на месте. Но вот геометрия ствольной коробки была нарушена, как будто по ней проехало автомобильное колесо. Кроме того, у защелки был четко выраженный след от попадания пули по касательной траектории. Она прилетела спереди, чиркнула по защелке, обнажив пружину, и, по всей видимости, попала точно в голову владельцу автомата, если он в это время из него стрелял. Это была реальная боевая находка. Я показал ее Саше, тот покрутил в руках, осмотрел со всех сторон.

– Сохран будет получше, чем у шоптовского, – говорил Саша, – то, что погнут кожух, – это ерунда. Главное, что ствол может быть даже без каверн и с нарезами.

Я не собирался восстанавливать ствол до стреляющего состояния. Наоборот, эта находка окончательно укрепила меня в мысли изготовить ММГ из всех найденных деталей ППШ. Правда, мне не хватало для полного комплекта затворной коробки, затвора и ударно-спускового механизма. Деревянный приклад всегда можно купить без проблем, такое добро предлагалось в больших количествах на самом большом русскоязычном форуме в Интернете. Для транспортировки этой ствольной коробки домой даже было хорошо, что я нашел его в таком поврежденном состоянии и с забитым землей каналом ствола: в случае обнаружения его ментами проблемы могут быть минимальными.

Закинул я эту находку в рюкзак, и мы пошли копать дальше по ложбине. Примерно через триста метров Саша наткнулся на очень хороший и многообещающий сигнал. Копать долго не пришлось, все было неглубоко от поверхности. Легкое усилие, и Саша стал обладателем еще одной немецкой каски. У нее было одно осколочное или пулевое отверстие на куполе, в остальном же завальцовка по краю была целой, да и сам металл был очень крепкий. Саша был невероятно доволен, ведь германских стальных шлемов в такой хорошей сохранности у него в коллекции еще не было.

Так мы медленно прошли по балке примерно два с половиной километра, не встречая по пути блиндажей в склонах. Лишь у того места, где балка выходила в поля и была перерезана поперек колеей полевой дороги, мы встретили еще несколько ям. Саша принялся ходить возле них с металлоискателем, а я сел возле блиндажа на землю, обессилев. Саша долго ходил вокруг без особых результатов, но, в конце концов, ему пришлось попросить меня передвинуться на другое место. Как только я убрал свой туристический коврик, Саша сразу же провел над этим местом катушкой, и прозвучал долгожданный сигнал, среагировавший на цветной металл. Я расположился поудобнее поодаль и стал наблюдать за процессом. Стоило Саше воткнуть лопату в землю, как из шурфа показались маленькие блестящие желтые патрончики с легким зеленым налетом.

– Тэтэшные! – вскричал Саша, – ну, наконец! – его интонация выражала долгое ожидание и неожиданное обретение желаемого.

Мою усталость как рукой сняло, я подошел поближе, присел рядом и стал смотреть, как Саша руками выгребает из земли советские патроны калибра 7,62х25. Судя по их прекрасному сохрану и расположению в земле, они лежали в картонных пачках. Когда Саша выкопал все патроны, то на дне ямы мы и вправду увидели остатки картона. Когда дело было сделано, Саша рассказал мне все, что знал об этих патронах, в том числе и то, почему у них на дне гильзы нет никаких обозначений.

– Патроны довоенного и первых военных выпусков производились одним заводом, – чинно вел он повествование, как заправский преподаватель, – поэтому никаких обозначений там нет. Потом уже и другие заводы наладили их производство, и вот тогда уже стали чеканить свои цифры на донцах. А эти патроны, конечно, конкретно военного выпуска, металл желтый, но вот капсюли там уже, скорее всего, пришли в негодность.

– Да, вот они с зеленой патиной на пулях.

– Это не патина, точнее, определенно сказать не могу, – парировал Саша, – но это, скорее всего, заводское обозначение патронов с трассирующим пулями. Это, кстати, и объясняет, почему их бросили. Трассерами без толку стрелять по врагам, только свое местоположение выдашь.

Мы еще немного покрутились у конца балки, за дорогу не пошли и вернулись обратно к палатке. День уже был в самом разгаре, солнце припекало безжалостно, и я напомнил Саше о традиционном для этих мест полуденном отдыхе. Эту традицию мы завели с Серегой, и теперь, когда жара в степи установилась нешуточная, вполне имело смысл следовать этому обычаю.

Забравшись в палатку, мы задремали и очень хорошо отдохнули. Впервые за много дней мы смогли поспать дополнительные несколько часов. Этот многодневный копательский марафон по «сталинградскому котлу», безусловно, выматывал, и постепенно горячий азарт и жажда приключений сменялась апатией и тупой привычкой копать. Поэтому отдых нам был необходим.

Ближе к вечеру мы организовали запоздалый обед, запили его крепким чаем и пошли копать к ближайшему от нас ответвлению балки. Недалеко от того места, где я накануне нашел корпусы от гранат, были хорошие сигналы. Саша был рядом, и я только начал копать, как он принялся выкруживать рядом. В первом же шурфе был диск от пулемета ДП-27. Он лежал плашмя, и только я достал его из земли, как Саша тут же начал вопить: «Отлично, давай еще!»

Я продолжил копать сигналы и в полуметре от первого диска обнаружил второй.

– А вот этот будет мой! – крикнул он радостно и безапелляционно. Мне ничего не оставалось, кроме как забрать себе первый диск, а Саша тут же подхватил второй и убрал в вещмешок. Оба диска были совершенно целыми, с минимальными кавернами в нижней части. Сверху на пулемете они бы выглядели очень антуражно. Я знал, что у Саши в коллекции уже есть ММГ пулемета ДП-27, для которого ему только не хватало диска и сошек. Этот пулемет он нашел по частям в Калужской области на Угре, привез его домой, охолостил и самостоятельно из него сделал массо-габаритный макет. Спустя пару минут я уже и не сердился в душе на Сашу, который так бесцеремонно присвоил мою находку. Еще через минут двадцать Саше попалась парочка корпусов от «эфок». В этой балке их было так много, что их залежи казались бесконечными. Все это было очень интересно, но слишком однообразно. Я бы предпочел копать вещи в единичных экземплярах, но чтобы все они были разными.

Когда мы продвинулись по этой боковой ложбинке совсем близко к дороге – она была метрах в пятидесяти от нас – то обратили внимание на группу из трех или четырех блиндажей. Они кучковались на одном небольшом пятачке, с дороги их не было видно. Пока я ходил с металлоискателем по дну ложбины, Саша успел взобраться на склон и уже начал проверять брустверы. В первом же блиндаже на самом верхнем бруствере у него раздался уверенный сигнал. Поскольку у меня не было ничего похожего, то я подошел к Саше и стал наблюдать за его деятельностью. Он воткнул лопату в бруствер и сразу же достал лезвием до твердого предмета. Прощупав лопатой примерную форму и размеры, Саша сделал паузу и внимательно посмотрел на еще не раскопанный бруствер.

– Винтовка что ли? – в его интонации было скорее удивление, чем неуверенность в успехе.

Саша продолжил, и вот в яме мы увидели спусковую скобу, затвор и магазинную коробку от винтовки Мосина.

– Ты смотри, и правда, – Саша протянул руку, чтобы достать винтовку за магазинную коробку, но та засела в земле намертво, – неужели со штыком?

И он продолжил обкапывать ствол, пока не освободил его весь. На свет показалась длинная винтовка Мосина, правда, без штыка. У нее снизу был прилажен шомпол, она выглядела внешне целой, без боевых повреждений.

– Обалдеть, – цокал языком Саша от удовольствия, – какой сохран! Теперь в это Шоптово вообще нет смысла ездить! Слушай, сюда надо ехать на месяц, не меньше! Я тебе серьезно говорю!

На ствольной коробке винтовки был виден номер, год выпуска – начало 1930-х. Это было весьма внушительное «весло», причем с деревянным прикладом она выглядела бы еще более бескомпромиссно. Саша докопал яму и достал затыльник от приклада, а также остатки кожаного ремня от винтовки. Оружие было поднято в том виде, в котором его тут оставили.

Так мы в этой балке копали до вечера, пока не стало совсем темно. Пробираясь по балке почти на ощупь, мы вышли к палатке и разожгли костер. Одновременно с приготовлением ужина, я выжигал тротил из корпусов гранат Ф-1. Прямо бросил их все кучей в костер и стал ждать. Примерно через три минуты тротил, нагревшись внутри корпусов, начал плавиться и медленно вытекать в огонь. Там эта текучая смесь воспламенялась, и вот уже остатки тротила внутри корпусов тоже взялись гореть. Послышалось шипение, как из реактивного сопла. Мы с Сашей переглянулись: не осталось ли там случайно остатка детонатора в гранате? Но нет, этого не могло быть, потому что я внимательно осмотрел каждый корпус перед тем, как бросить в огонь: детонаторов там внутри не было.

Это тротил выгорал из корпусов с шипением и свистом, как твердое топливо из ступени ракеты. Но мы сидели у костра, немного напрягшись. Лишь когда в костре стали трещать только ветки, стало на душе спокойно.

– А вот так однажды у кого-то в Тверской области «лимонка» рванула в костре, – задумчиво сказал Саша, – мне деды говорили. В «эфке» образовалась пробка, которая мешала тротилу выплавляться. Он там плавился, а потом внутри раскаленного корпуса взял и взорвался. Никому мало не показалось.

– Саша, я каждый корпус предварительно вычистил не только от земли, но и от тротила, – постарался я его успокоить, – тут сейчас выгорали только остатки, которые невозможно было выскрести. Зато теперь ни одна экспертиза не признает наличие внутри остатков взрывчатого вещества.

За ужином мы стали подводить итоги всего мероприятия. Получалось, что последняя балка – а мы ее уже стали именовать Последней – была нами опустошена настолько, насколько позволял нам достигнутый уровень профессионализма. Конечно, там наверняка еще что-то оставалось, но мы выгребли из нее все, что могли найти два человека с металлоискателями. Поскольку нам больше ничего тут не попадалось, на этой балке можно было ставить крест. Впереди у нас был еще один день перед отъездом, но в целом мы уже знали, что место нами отработано по максимуму. Хлама в машине было очень много. Я заранее отложил все, что накопал, в отдельный мешок, чтобы не смешивать его с Сашиными находками. У него же, судя по весу находок, добра было гораздо больше моего, и мы усиленно допивали воду и доедали все, чтобы в багажнике не было лишнего веса.

На следующее утро мы спокойно позавтракали, немного походили по балке недалеко от палатки: внезапно выяснилось, что поблизости от лагеря мы-то еще и не копали. Но тут ничего интересного не было, сигналов в целом было даже меньше, чем на дне балки. Да и то все был сплошной хлам. Так мы уверились, что оставляем Последнюю балку без артефактов, и все более-менее ценные находки тут были сделаны именно нами. Затем мы сложили палатку, я сразу же уложил все свои находки в рюкзак, от чего он стал просто неподъемным: диск ДП, десять корпусов Ф-1, ствольная коробка-кожух от ППШ, несколько целых дисков от него, штыки, лопатки, всякая мелочь. Рюкзак мой весил едва ли не столько же, сколько я сам. Попробовал оторвать его от земли, и тут лямки у рюкзака затрещали, но выдержали. Я закинул его на спину, попробовал сделать пару шагов и понял, что долго с таким весом ходить просто невозможно.

Саша каким-то хитрым способом уложил ящики с патронами на дно багажника вместе с целыми гранатами и немецкими тротиловыми шашками. Неинтересные, с точки зрения правоохранителей, находки он кинул в мешок из-под картошки. А вот все копаные стволы он сунул в чехол для удочек, сшитый из грубой мешковины, к ним прибавил спиннинг, перемотал его веревкой и сверху еще приладил удочки из бамбука. И эту инсталляцию мы с Сашей привязали веревками к багажнику на крыше со стороны водителя. Когда все было уложено, мы отошли посмотреть на наш автомобиль со стороны. Все это выглядело очень банально: машина с рыбаками едет домой. Только одна деталь могла выдать то, что мы не находились у воды, а были в совершенно противоположных местах: толстый слой степной пыли покрывал кузов, стекла, шины. Нам нужно было придать автомобилю самый простецкий вид, навести марафет и сделать так, чтобы она на трассе не выделялась в общем потоке машин. Еще мы переоделись в гражданскую одежду. Джинсы и кроссовки, причесанные волосы и запах одеколона – как будто мы прошлую ночь провели дома, а не в палатке на степном ветру. От нас даже не пахло костром, вся копательская одежда с неприятными запахами была закопана в глубине рюкзаков.

Мы медленно и спокойно выехали с поля на дорогу, двинулись по ней в обратном направлении на Западновку. Проехав хутор, мы остановились у пруда.

– Сиди, я сам быстро машину помою, – сказал мне Саша, доставая из багажника ведро и большую поролоновую губку, – только набери мне воды.

Я спустился к пруду, набрал там полное ведро воды, и Саша принялся аккуратно отчищать налет пыли с капота, с фар, с лобового стекла. Когда первое ведро воды стало черным, оказалось, что нужно мыть всю машину, и грязной водой обливать ее нет смысла. Так мне пришлось раз пять спускаться к пруду за водой. В итоге машина блестела так, будто не покидала гаража. При взгляде на нее и мысли не было, что мы на ней колесили много дней по степям. Сев обратно в машину, мы снова двинулись в обратный путь. Первые десять минут Саша ехал очень медленно, чтобы влага с кузова испарилась, и на него снова не прилипла пыль. Вот мы проехали по дороге и снова оказались в Карповке. На развилке дорог я попросил Сашу остановить машину и, сверив направление с картой, показал ему на узкую полевую дорогу, которая шла через поля.

– Не будем съезжать на трассу здесь, делая крюк через Новый Рогачик, – объяснил я ему замысел, – мы проедем по степной дороге на Западновку и Россошку, и там уже выскочим на знакомую тебе дорогу. Далее через Питомник – и вот мы уже на трассе М6 «Каспий».

– Грамотно, – согласился с моей идеей Саша, – чем меньше будем «светиться» у Волгограда – тем лучше.

И мы снова поехали через степи, пыля по грунтовой дороге. Вокруг сначала были еще признаки цивилизации, и даже когда мы проехали через пересохшее русло реки Россошки недалеко от Ново-Алексеевки, вокруг все еще чувствовалось присутствие человека. А вот дальше от реки снова появлялись глубокие балки, совершенно пустынная земля, напоминающая лунный ландшафт. Вот тут бы еще покопать, но мы твердо решили, что в этот раз мы закончили наши поиски. Может, в следующий раз мы покопаем здесь и отметимся в этой географической точке? Но вот уже снова вдоль дорог стали появляться пластиковые пакеты, принесенные сюда ветром от жилых мест. Эти явные маркеры приближения цивилизации были неприятны, хотелось как можно скорее уже попасть в саму цивилизацию, где обочины были, к удивлению, более чистыми, безо всякого мусора. Мы въехали в Западновку с каких-то задних дворов, местные коровы и собаки на улицах поселка смотрели на нас недоуменно: откуда вы такие тут взялись?

У Россошек мы проехали немецкое и русское кладбище. Я видел их уже во второй раз. Из окна автобуса в ясную осеннюю погоду эти некрополи выглядели аккуратно и мрачно-торжественно. Сейчас же, в пасмурную погоду, аккуратные немецкие надгробия и ограда мемориала резко контрастировала в мусором на траве, с коровами у плит с именами похороненных. Советский мемориал на горе смотрелся привычно, как сотни и тысячи других, разбросанных вдоль дорог от Волгограда до Москвы. Сколько мы их перевидали?

Мы снова ехали в ночь, и Саше предстояло крутить баранку те же 900 километров. Я, как мог, старался не свалиться в сон, но меня постоянно «выключало». Посередине ночи нас остановили инспекторы ГАИ, и мы уже напряглись по поводу военного хлама в багажнике… Но менты пожурили Сашу за не включенные фары. Это случилось после того, как мы остановились на заправке, и Саша забыл включить тумблер фар ближнего света. Кто знает, сколько мы ехали по ночной трассе с одними только габаритными огнями?

Пару раз и Саша уже на рассвете начинал клевать носом, да так, что он смог прийти в себя лишь после того, как водители встречным машин «моргали» ему дальним светом и отчаянно гудели.

– Ну его нафиг, – он остановил машину возле глубокого «кармана» на трассе, – так мы проснемся в канаве. Спим как минимум час.

И мы захрапели от души. Проснулись лишь оттого, что солнце хулиганисто щекотало нос и светило в глаза. Прошло более двух часов, и мы за это время успели хорошо отдохнуть, хотя сон смахнуть удалось не сразу. Не желая терять темп, Саша сразу жe завел машину, и мы поехали дальше.

До дома мы добрались в полном порядке. Разница в климате между степным сухим и холодным влажным подмосковным воздухом была нам очень заметна. Там в степи уже отцвели маки, а здесь еще кое-где в лесах лежал снег…

Я ехал на маршрутке, затем в метро. Мой рюкзак был огромен, я очень сильно выделялся из толпы горожан. Там внутри рюкзака что-то глухо позвякивало, и лишь я один знал, что именно там бренчало. С трудом дотащив рюкзак на себе от метро до дома, уже в квартире буквально уронил его на пол.

Снова я вернулся домой. И только сейчас я осознал, как соскучился по маме и родной обстановке. Все внутри квартиры мне казалось маленьким, сами комнаты были ну просто микроскопическими по сравнению с обычной площадью нашего лагеря в степи. Глаза привыкли смотреть вдаль на многие километры, а тут взгляд через три метра упирался в стену. Да и за окном ближайшие деревья были всего в десяти метрах, а самый дальний пейзаж в нашем районе, куда мог упасть взор, был не дальше шестисот метров.