Это напоминало игру. Мария каждый день находила у себя в комнате подброшенные кем-то подарки. И ее побледневшие в последнее время щеки заливал яркий болезненный румянец, нетрудно было догадаться — от кого эти милые безделушки.

На этот раз на столике лежала большая морская звезда, аляповато раскрашенная, но очень миленькая. От нее веяло воспоминаниями о летнем отдыхе и счастьем первых признаний. Девушка прижала ее к груди и вдохнула странный аромат. Не моря — красок.

А Вера стояла за пальмой, выросшей не на берегу, а в кадке. Наблюдала сквозь узор острой листвы, сквозь неприкрытую дверь, сквозь невидимую сеть неприязни.

Медленно подошла и спросила зловеще:

— А если это — дар злой феи?

Маня сначала ничего не ответила, поняла, что сестра на что-то сердится. А потом отозвалась:

— Нет, это от доброго колдуна.

Вера посмотрела в ее беззащитные глаза и подобрела:

— Я не понимаю, почему он приносит подарки тайком.

— Ну, Верушка, ты же тоже любишь таинственность!

— А вдруг это не он? Что тогда?

— Не он? Тогда кто? Ты?

Вера засмеялась, и Мария, легко вздохнув, решительно направилась в комнату жениха, стараясь спрятать звезду в сборках не очень широкой юбки.

Он как раз рассматривал большую ракушку, поворачивая ее против света, слепящими пучками лившегося из крупных ячеек окна.

— Как ты это делаешь? — спросила Мария радостно, но почему-то поперхнулась и закашлялась.

Его глаза стали глубже и темнее, но губы шутливо улыбнулись:

— О чем речь?

— Не притворяйся! Тебя разоблачили! — она показала пеструю звезду.

— Симпатичная. Где ты ее взяла?

— Не мучь меня, мой милый! От кого она — ясно и младенцу, а вот как ты все это приносишь? Как тебе удается всегда оставаться незамеченным?

Короткая улыбка:

— Я таки заинтриговал вас всех? Правда?

— Заинтриговал, заинтриговал! Ты своего добился! А теперь скажи — как?

— Ни за что!

— Ну, пожалуйста! А то я умру от любопытства!

— Попробуй угадать.

Она покусала толстый лучик звезды:

— Ах… Не знаю, Вера вот с какими-то потусторонними духами связалась. Они с ней разговаривали.

— Спиритизм? Нет, холодно.

— Скажи сам, станет теплее.

— А что я за это получу?

Девушка кокетливо спросила:

— А что ты хочешь?

— Угадай хотя бы это.

Маня зарумянилась и поцеловала его. Сначала в щеку, а потом он перехватил ее губы, и они замерли в долгом поцелуе, стояли, обнявшись, как и положено помолвленным влюбленным.

— Поклянись, что никому не скажешь. Никогда,  — теперь серьезным стало его лицо, но засмеялись глаза.

— Ой, мне уже страшно! — она снова по-детски развеселилась.

— Я хочу, чтобы это было только нашей тайной,  — он склонился над ее ушком и что-то прошептал. Тихо-тихо. Глаза Мани округлились:

— Правда? И об этом больше никто не знает? Никто-никто?

— А ты хочешь, чтобы знали?

Она отрицательно покачала головой.

— Значит, и не будут знать.

Возле самого окна зловеще каркнула ворона, и Мария снова поперхнулась. Кашель был продолжительным и надрывным. Василай обнял ее сзади за хрупкие плечи и долго не отпускал.

А дверь все время оставалась приоткрытой. И Вера в зале ждала сестру и все это наблюдала. И завидовала. Не кашлю — чужой любви.