— Ну, душили ее, конечно, не на диване. Труп туда уже потом положили, — Кинчев покатал незажженную сигарету между пальцами и еще раз рассеянно обвел взглядом помещение библиотеки Ярыжских, очень напоминавшее дом-музей какого-нибудь писателя конца ХІХ века.

Надя Щукина вежливо изумилась:

— Откуда вы знаете?

— Вы же сами заметили, что на ней был только один тапок. Другой мы нашли под окном. Там ее и… А вот слышали вы хоть что-то?

— Что же я могла слышать?

— Ну, скажем, шум борьбы, крики о помощи…

— Нет. У Ольги Владимировны все время музыка громко играла. Тимофеевна брюзжала… Нет, это раньше, они с Алькой спорили. — Надя прерывисто вздохнула. — Ох, бедная девочка… А Тимофеевна… Подумать страшно, что с ней теперь…

Виктор Кинчев с симпатией смотрел на экономку. Выглядела она весьма прилично: серый вязаный пуловер, отутюженные черные брюки, волосы русые, аккуратно подстриженные, уложены красивыми локонами. В ушах — тоненькие золотые колечки. Ничего чрезмерного: скромность, исполнительность, дисциплинированность. Она нервничала, но старалась держать себя в руках. Наверное, такой бывала и тогда, когда ей хамили старшеклассники.

— Что собой представляла потерпевшая Алина Павловна Зацепа? Вы хорошо ее знали?

— Как сказать… Она училась у нас, ну… неважно училась. После школы никуда не поступила. Отец давно уже не работает, выпивает, конечно. Мать поехала на заработки — и пропала. Прислала из Португалии пару посылок — и все. Они два года на бабкину пенсию перебивались. Нашли вот работу, старались угодить, чтоб не выгнали. Тимофеевна больше старалась, а Алина, она…

— Не старалась?

— Не то, чтобы не старалась. Но… У нее больше кавалеры в голове, а не работа… Молодая все-таки… Была.

— А подозрительного вы ничего не замечали?

— Подозрительного — нет. Но странное бывало.

Кинчев ободрил ее взглядом.

— Она видела в зеркале девушку.

— Не понял.

— Не себя.

— Стоп-стоп-стоп! Смотрела на себя в зеркало и видела не себя?

— Ну, не совсем смотрела. Говорила, что так, сбоку. Будто похожа на нее, красивая, с длинными волосами. В белом. Алька верила, что это призрак. Говорила, что она была похожа на дочь первого хозяина этого дома. Здесь, в большом зале, семейные портреты висят.

— Где это было, она уточняла?

— Конечно. Внизу, в зеркальном зале.

— А это не было просто отражением картины?

— Нет, картины на втором этаже, в большом зале.

— Зеркальный зал, большой зал?

— Ну, мы их так называем.

— Здесь все комнаты имеют названия?

— Не все. Но их много, надо как-то отличать.

— Значит, широкий коридор внизу — это зеркальный зал?

— Да.

— А еще?

— Сразу как зайдете, по правую сторону от входа — это кинозал, его еще домашним кинотеатром называют, над ним — библиотека. Возле кухни — столовая. На втором этаже — большой зал. Спальни для гостей думают называть по цветам: розовая, голубая, желтая.

— Все они на первом этаже?

— Да, а спальня хозяев — на втором, возле библиотеки. Возле маленького зальчика, он еще без названия, — спальня для родственников.

— Родственники здесь уже бывали?

— Нет. С тех пор, как я здесь поселилась, — точно нет.

— Вы спите здесь, в доме?

— Чаще всего — да.

— Еще кто-то, кроме вас и хозяев, ночует здесь?

— Гости бывают.

— Сегодня или вчера были?

— Нет, — она покачала головой.

— Где вы спите?

— На первом этаже, в комнате для прислуги.

Кинчев улыбнулся участливо:

— Вам удобно называть себя прислугой? Учительнице, с высшим образованием?

— Определенный дискомфорт есть, но… Ничего страшного. Я получаю, между прочим, больше директора школы. Кстати, в школе меня унижали больше. И чаще.

— Ученики?

— Все, кому не лень. — Она обиженно поджала губы.

— Хм-м… Возвратимся к делу. В дом можно пройти незамеченным?

— Наверное, да. Если тихо пройти через парадную дверь — ее с утра не запирали. Или через кухню.

— Есть еще входы? Кроме парадного и через кухню.

— Есть, через кинозал и еще одну комнату. Но там всегда заперто, ключ от той двери есть только у хозяина.

— Вы видели, чтобы он пользовался этим входом?

— Не видела, но знаю, что пользовался.

— Почему именно им?

— Туда легче подъехать машиной. Под самую дверь.

— Кроме девушки в зеркале, ничего подозрительного не было?

— С Алькой — нет.

— А с кем-то другим?

Надя коротко и бесцветно рассказала о необыкновенном бульканье унитаза. Кинчев заинтересовался:

— А тогда кто-нибудь не мог зайти в дом незамеченным?

— Нет, мы сразу обходили соседние комнаты, а Кирилл Иванович посылал охранника и парк проверить, когда при нем булькало.

— А следы?

— Следов бывало много. Но никаких подозрительных… Ну, ничего такого…

— Алина тоже что-то подобное слышала? Из унитаза?

— Нет.

— Алину нашли в маленьком зале? Что она там делала?

— Прибирала. Мы каждый день прибираем. В нижних спальнях заканчивают стелить паркет, пыль поднимается и наверх…

— Бабушка Алины о смерти внучки от вас узнала?

— Да, — Щукина горестно вздохнула-всхлипнула.

— И что же? Как она реагировала?

— Она… она… сначала не поверила… А потом, когда увидела… Она так странно воскликнула: «Я так и знала!» — и все.

— Что еще говорила?

— Ничего. Плакала. На пол села — и плакала. Потом ее «Скорая» увезла.

— Что она могла знать наперед?

— Тимофеевна? Понятия не имею!

— Она раньше говорила с вами об Алине?

— Да, конечно. Но ничего такого… Чтоб наперед…

— О чем именно вы говорили?

— Ну, так… Про моложежь вообще. И что Алинке учиться бы, профессию какую приобрести. Не век же ей уборщицей…

— Сама Алина учиться собиралась?

— Не так, чтоб собиралась… Но интересовалась парикмахерами, маникюром…

— Насколько это было серьезным?

Насколько это было серьезным?

Адя помолчала, глядя в сторону.

— Наверное, это были ее мечты. Она представляла себе работу парикмахера как что-то близкое к фотомодели. Макияж, косметика… Красота… Мы ей советовали пойти к какому-нибудь мастеру ученицей…

— Не пошла?

— Собиралась, но… Тут работы хватало, а ей же и погулять хотелось, с приятелями…

— Разрешите доложить, — просунул голову в дверь румяный помощник Кинчева Коля Власенко. — Вокруг дома — никаких следов. Ночью снег падал, было бы сразу видно. Только дорожки: к дому, к сторожке, к гаражу, к мусоросборникам — их дворник расчистил, и машина к заднему крыльцу подъезжала. Там отпечатки ботинок двух разных людей, сорок второй размер примерно.

— Заднее крыльцо?

— У кухни.

Следователь вопросительно посмотрел на Щукину. Надя пояснила:

— Мы заказывали продукты, из магазина. Как обычно. Их привезли.

— Тьфу! — Кинчев бросил на стол сигарету. — Классическая закрытая комната! Если не считать расчищенных дорожек, конечно.

Молодой милиционер страдальчески скривился:

— Что?

— Ничего. Ты бы, Николай, детективы почитал что ли… Хотя бы классику. Ну, Холмса там, Агату Кристи.

— Некогда, работаем.

— Ну-ну, иди работай, — процедил следователь с такой иронией, что жизнерадостный Власенко растерялся:

— А что еще делать?

— Позови хозяйку. А потом еще раз обойди помещения. Может, найдешь, наконец, орудие убийства.

Николай Власенко кивнул и вмиг исчез за дверью.

— Орудие? — испугалась Надя. — Ее разве не руками…

— Все выясним, не беспокойтесь. Вспомните еще раз, кто мог войти в дом. Не исключено, что Алину убил кто-то из своих.

— Кто? Господи, кому это было нужно?

— Так кто был в доме? Давайте повторим еще раз.

Щукина тяжело вздохнула и снова начала перечислять:

— Ольга Владимировна отдыхала у себя в спальне, Тимофеевна и Алина прибирали, строители, трое, работали внизу. Где-то за полчаса до… Это тогда из магазина привезли продукты, на кухню. Я принимала. В это время туда и Коля заходил, наш охранник.

— Зачем?

— Перекусить просил. Ну, и еще… Он немного за Алькой приударивал… Поболтать хотел. Но я не пустила. Кажется, больше никого не было.

— Фамилия охранника?

— Гапченко, Коля Гапченко.

— В каком смысле он «приударивал» за Алиной Зацепой?

— Да так… Разговаривали, шутили. Алька — девушка веселая… была.

— Значит, Николай Гапченко оказывал ей знаки внимания, и она на них отвечала?

— Да не только Николай. И Дима Дука с ней пообщаться любил.

— Дука — это ваш второй охранник?

— Да.

— Где они встречались?

— Во дворе, на кухне. Когда хозяев не было — в нижнем зале. Но это редко.

— А строители ей знаков внимания не оказывали?

— Я как-то не замечала… Ну, за обедом, бывало, пошутят. Они внизу работают, а Алина чаще всего наверху прибирала.

— А внизу?

— Внизу Тимофеевна убирала.

— Что еще входило в обязанности Алины?

— Мусор выносила. За гаражом у нас контейнеры стоят. Иногда мне помогала на кухне.

— Кто забирает мусор?

— Коммунхоз, у нас договор с ними. Два раза в месяц вывозят.

— Когда в последний раз вывозили?

— Дня три назад.

— Кто привозил продукты?

— Экспедитор из магазина «Мечта гурмана», его зовут Максим Алексеевич. Фамилия — Стреляный.

— Вы его хорошо знаете?

— Почти совсем не знаю. А фамилию он на счетах писал. Я все счета собираю и потом перед хозяйкой отчитываюсь. За каждую копейку, — Щукина словно пыталась защититься своей честностью, как щитом, от любых подозрений.

— Заказываете по телефону?

— Да.

— Экспедитор этот, Стреляный, в дом заходил?

— Только в кухню. И сразу же уехал.

— Откуда вы знаете, что сразу?

— Слышала шум мотора.

— Играла громкая музыка, — напомнил следователь и поправил очки интеллигентским жестом.

— Да, наверху, у Ольги Владимировны. Но на кухне ее почти не слышно. А машина у них старая, мотор, как у трактора, ревет.

— А если водитель уехал, а экспедитор остался?

— Да он у них один — он и водитель, и экспедитор.

— Хорошо. Вы, Надежда Карповна, запишите все, что мне сейчас рассказывали. Там Коля Власенко по дому ходит, он образец покажет, как оформлять.

Кинчев отпустил Щукину. Осмотрел библиотеку, где устроился для допроса свидетелей. Старинная. Мебели не меньше ста лет. Шкафы запираются, темное дерево до сих пор сохраняет благородный вид. Книги большей частью тоже довольно старые. Под стеной, отдаленной от окон и балкона — железная мережка винтовых ступеней — вверх, к маленькой островерхой башне, возвышающейся над крышей. Похоже, именно это помещение ремонт затронул меньше всего. Только неярко блестит новенький паркет. Новизной сияют и прекрасный музыкальный центр и огромный, сработанный под старину, глобус. Выключенный компьютер с плоским экраном выглядит инородным вкраплением. Всюду — порядок и идеальная чистота.

— Ох, извините, я до сих пор не могу прийти в себя.

Ольга Ярыжская пришла в черном бархатном платье, уже успела снять яркий цветастый халат, в котором Кинчев увидел ее сначала.

— Все нормально, присаживайтесь, — он сразу повел себя, как хозяин, снова уселся за письменный стол, ей кивком предложил стул напротив, хорошо освещаемый розовыми лучами солнца. — Так что же мы имеем?

— Ужас! — Ольга Владимировна, все еще стоя, сложила ладони чуть ниже подбородка и привлекательно выпятила пышные груди. — Ужас и кошмар! Поверьте, я не знаю, что и сказать.

— Рассказывайте по порядку.

— Разве здесь есть какой-то порядок?! Убийство в нашем доме! Это ужас! Это такое несчастье!

— Вы сядьте и успокойтесь.

Она села и вдруг кокетливо улыбнулась:

— Вы всем так говорите?

— Как?

— «Успокойтесь».

— Нет, только неспокойным.

— Вы меня в чем-то подозреваете?

Виктор искренне вздохнул:

— Мы всех подозреваем. Такая работа. Но обвиняем только на основании фактов. Вот о них и расскажите.

— Я ничего не знаю. Я у себя в комнате была, отдыхала. Вчера столько хлопот было! Я просто лежала и читала. И слушала музыку. Алину нашла Надя. Я только услышала ее крик.

— Чей — Алины или Щукиной?

— Алины. А потом пришла Надя и сказала…

— Вы сразу вышли?

— Я… Поверьте, не помню. Нет, не сразу. Надя ко мне зашла и говорит… Не помню, но что-то она сказала. Про Алину.

— Что кричала Алина?

— Как это — что?

— Какие слова?

— Никаких. Просто пискнула — и все.

— Сколько времени прошло после этого писка и до прихода Щукиной?

— Не знаю… Я на часы не смотрела.

— У вас играла музыка. Что исполнялось, когда кричала Алина, что — когда вошла Щукина?

— Я не помню. Я читала. Музыка — так, просто… Поверьте, я привыкла, почти не слушаю.

— Сколько страниц вы успели прочитать за это время?

— Не помню! Две, три, может, пять или шесть… Я как-то не обратила внимания.

— Что читали?

— Коэльо. «Одиннадцать минут».

— Где книга?

— У меня в спальне. Принести?

— Не надо. Почему вы не вышли на крик?

— Не знаю. Не подумала, что… Что так страшно. Думала, снова какая-то глупость.

— Какая именно?

— Вы будете смеяться. — Довольно-таки испуганная, она все же немного кокетничала. Женщина до кончиков ногтей.

— Над чем?

— Разве Надя не рассказывала?

— О чем?

Ярыжская помедлила. Потом сообщила очень серьезно:

— У нас в туалете кто-то воду по ночам спускал. Однажды и днем тоже. Или как-то само спускалось. Не знаю. И Тимофеевна, и Алина говорили, будто кто-то чужой бывал в доме. Следы оставлял. Грязные. Кого-то видели в зеркале, какое-то отражение. Будто привидение. Девушку. Они все кого-то боялись.

— Кто именно — все?

— Алина, Тимофеевна, Надя.

— На это были какие-то основания?

— Поверьте, не знаю. Дом большой, еще не обжитый. Мы с мужем часто отсутствуем. Здешние бабы рассказывают какие-то легенды.

— Какие?

— Бывшие хозяева дома все погибли. Трагически. Это были страшные времена — война, революция. И потом тоже, когда техникум тут организовали, — то поджог, то эпидемия. И в Отечественную войну какие-то призраки на немцев напали. Может, не призраки — партизаны, но напугали всю округу. Слишком много тут загадок, слухи какие-то… Люди боялись работать. Когда здесь музей был.

— Но работать у вас не отказываются многие.

— Конечно, мы же хорошо платим! — Ольга развела руками. Перстни на ее пальцах, со скромным достоинством подтвердили: есть чем платить. — И социальные гарантии тоже… Все по закону!

— А почему вы именно их выбрали? Зацеп? Бабушку и внучку…

— Почему? Не знаю… То есть, я хотела, чтобы у нас работали родственницы. Помогали бы друг другу. Алина молодая, здоровая, быстрая. Красивая девушка. Постоянно на глазах у бабки была, та за ней присматривала. Со временем у нас стряпать будет их кума, мы уже договорились.

— Династия. Как в лучших домах Лондона и Парижа? — он близоруко прищурился сквозь очки.

— Почему бы и нет? И склоки меньше и воровства, когда родственники работают.

— Но, наверное, не только они к вам всей семьей приходили? Почему вы взяли именно их? Тимофеевна уже старая. Какая из нее уборщица? Едва ходит.

— Не так уж она плохо ходит! И прибирала добросовестно… Она очень интересная старуха. Рассказывала, как немцам прислуживала во время оккупации. В этом же доме.

— Вот как! Угождала оккупантам?

— И не только! Она помогла парк спасти!

Кинчев хмыкнул:

— Партизанка?

— Вы напрасно смеетесь, поверьте. Конечно, она какая с нее партизанка! Просто немцы на Рождество хотели срубить лучшие ели, ну, чтобы в доме поставить и украсить, а наши люди упросили их оставить. Дали взятки. Принесли: кто — сала, кто — курицу, кто — что мог. А Тимофеевна передавала. И ели сохранили! До сих пор стоят! Вы наш парк видели?

Ольга Владимировна чуть не встала, чтобы хоть из окна показать достопримечательности парка, но следователь остановил:

— Что же, Тимофеевна владеет немецким языком?

— Не знаю. Не спрашивала.

— Как она приняла известие о смерти внучки?

— Ужасно!.. Это было просто ужасно! У нее ноги подкосились, в буквальном смысле слова. Как вошла, увидела — так и упала. Мы сразу «Скорую» вызвали. Они на удивление быстро приехали.

— Да, я видел. Тимофеевна как-то комментировала смерть внучки?

— Комментировала? Нет. Она только закричала что-то, схватилась за сердце — и упала. Бедная женщина! Надо ей помочь с похоронами… А когда Алину будут…

— Что закричала Тимофеевна, увидев Алину мертвой?

— «Я знала, я знала, что так и будет!» — или что-то вроде этого.

— Что она знала?

Ярыжская озадаченно развела руками и отрицательно покачала головой.

— Раньше она на эту тему ничего не говорила?

— На какую тему?

— Об опасности для Алины.

— Нет. Они, конечно, боялись призраков, но не так, чтобы очень…

Кинчев рассеянно огляделся:

— А что это за дверь? — он встал и подергал ручку. — Не открывается.

Ольга Владимировна ответила беспечно:

— Это в кабинет мужа. Он ее никогда не отпирает, заходит сюда из зала, как все.

— У вас ключи есть?

— Нет. Может, у Нади есть, не знаю… А вы хотите открыть? Давайте лучше через зал пройдем.

Но следователь не спешил покидать уютную библиотеку.

— Позже. А супруг ваш где?

— По делам поехал в столицу. Вчера еще.

— Когда планирует вернуться?

— Собирался вообще-то завтра…

— Вы ему уже сообщили об убийстве?

— Да, только что. Он так расстроился!

Кинчев приоткрыл балконную дверь, небрежно скользнул взглядом через стекло и пошел к винтовой лесенке. Осмотрел ее кованую металлическую оградку.

— Узор в стиле модерн, — сказала Ярыжская.

— Вы ее меняли? Во время ремонта?

— Нет. Зачем? Она прекрасно сохранилась. Заменили только деревянные части — ступени и перила.

— Да, вижу, новенькие, — следователь без почтения затопал вверх по сияющим новизной ступенькам. Он уже заметил, что все в доме ходят исключительно в тапочках, и его грубые теплые ботинки не соответствуют музейной изысканности обстановки.

Ольга Владимировна последовала за ним.

Тесная башенка оказалась очень светлой и уютной: огромные окна, свисающая с кашпо зелень, посредине — круглый стол и легкие изогнутые стулья. На один из них и уселся Кинчев. Ярыжская примостилась напротив.

— Часто тут время проводите?

— Поверьте, некогда. Пару раз чай пили на закате.

— Чем вы заняты?

— Домом, конечно. Этот ремонт потребовал не только материальных затрат, но и… Поверьте, столько нервов ушло! У нас тут киевский дизайнер работал, светило в области реставрации, самый лучший. Может, слышали — Буруковский? Нет? Он вот-вот опять приехать должен. У него такие требования к материалам! И к качеству! Я, говорит, халтуры не потерплю, у меня — имя! Сам все проверял, в каждую щель… Кирилл весь в своих делах, а ремонт был на мне. Сначала нам попались такие халтурщики! Потом Валентин с Запада бригаду привез.

— Валентин?

— Ну да, наш дизайнер, Буруковский.

— Мне показалось, что рабочие — местные.

— Конечно! Та бригада все закончила и уехала. А паркет на первом этаже заканчивают местные. Тоже неплохие мастера… Ну, и еще в тех спальнях узор попроще. Да, уж там совсем немного осталось. Господи, как я устала от этого ремонта! Все уговариваю мужа поехать отдохнуть…

— Почему вы решили обосноваться именно тут, в Барвинковцах? Вы же недавно тут живете, правда?

— Муж приобрел завод. И собирается расширить производство… Перспективы неплохие… Минеральные воды, они прямо под ногами текут, надо же осваивать. Это здоровье людей! — Ольга Владимировна красивым дирижерским жестом подчеркнула это утверждение. — Ну и… экология тут неплохая… и места красивые.

— Да, красивые… — Кинчев встал и посмотрел в окно. — Ограда вокруг вашего сада — тоже старинная?

— Местами — да, а кое-где сделали заново по образцу. Только это не сад, а парк. Тут почти нет фруктовых деревьев.

— Вижу. Елки. А гараж?

— Что?

— Гараж — новый построили?

— Нет. При музее там сарай был.

— Очень неплохой сарай.

— Раньше в нем и сарай, и конюшня были. Он очень большой.

— То есть там легко можно спрятаться?

— Вы меня пугаете!

Кинчев улыбнулся:

— Чем?

— Кто-то прячется в гараже…

— Я такого не говорил.

— Ну, может спрятаться.

— Вы часто там бываете?

— Вообще-то — да. Выезжаю почти каждый день.

— Вы сами запираете?

Она растерялась:

— Ну, иногда не запираю. Днем. Если приехала — и скоро снова поеду. Территория охраняется. И дворник поблизости. Он тоже, когда здесь прибирает, открывает. Там у него эти… всякие… инвентарь.

— Он и ночует здесь?

— Нет, никогда. У нас — восьмичасовой рабочий день. И по два выходных. Люди, конечно, иногда сверхурочно работают, но это оплачивается дополнительно.

— Кто работает сверхурочно?

— Надя Щукина. И та бригада работала, которые раньше…

— Так-так… та-а-ак… — Следователь спустился назад в библиотеку, к высоким мощным шкафам и мягкой мебели. — У Алины Зацепы были враги? Ей кто-то угрожал?

Ярыжская снова развела руками:

— Мне она ничего не говорила. Но чего-то боялась.

— Призраков?

— Мне кажется, не только.

— Из чего это было видно?

— Не знаю. Смотрела так.

— Может, она боялась вас.

— Меня?! С чего бы это?

— Ну, вы — хозяйка, боялась не угодить.

— Поверьте, я бы это заметила. Спросите у Нади, я кого-то хоть раз обругала? Не в моих правилах запугивать людей.

— Неужели она призналась бы, даже если и так? — оба понимающе улыбнулись. — Скажите лучше, как можно попасть в особняк незамеченным? Через задний ход, через парадное?

— Да как угодно! Ну… Черный ход всегда заперт.

— Который?

— Оба. Но почему именно через дверь? Поверьте, если кто-то захочет, он и в окно влезет, и через балкон. Разве нет? Я говорила мужу, что надо поставить решетки. Хотя бы на окна первого этажа. Но дизайнер отговорил, это нарушит восприятие ансамбля. Думаем провести сигнализацию.

— Значит, вы не чувствуете себя в безопасности?

— Поэтому мы и платим охране. Со временем будет больше прислуги, может, и порядка будет больше. Будут следить. Для собственной же безопасности.

— Ну, от всего не убережешься…

Она испуганно захлопала длинными черными ресницами, густыми и пушистыми. Тушь, конечно, французская, от лучшего производителя. Следователь многозначительно улыбнулся:

— Я смотрю: эти огромные шкафы на тонких ножках стоят. Ножки давно меняли? Ненадежные они на вид.

— Мебель тут вся старая. Боюсь, что и правда… — повела взглядом вниз.

— Вот видите. Неосторожно заденете — свалится, костей не соберешь.

— Да?

— В прошлом году шкаф куда меньшего размера упал на учительницу Великоторжицкой школы и убил насмерть. Потом распорядились во всех школах шкафы к стенам прикрутить. Я был в комиссии по проверке техники безопасности.

— Да, вы правы. Я скажу мужу… А лучше — Валентину. Пусть подумают. Не все же мне одной…

— А вам не приходило в голову, что кто-то охотится не на прислугу, а на вас?

— Что?! На меня?.. — черноглазое кокетство сменилось настоящим испугом.

— Не обязательно. Ваш супруг занимается бизнесом, конечно, имеет врагов.

— Для чего же тогда убивать Алинку?

— Испугать. Предупредить. Уничтожить нежелательного свидетеля.

— Вы хотите сказать, что у нас киллер по комнатам бродит, как у себя дома? Кто-то из охранников с ним в сговоре? — Ольга Владимировна вдруг раскраснелась. — Тогда здесь и сейчас опасно находиться?

Кинчев удовлетворенно встал:

— Я ничего не хочу сказать. У меня для этого нет никаких оснований. Но думать надо и над такой версией. Чтобы вскоре здесь не появились новые трупы. С охранником я поговорю внизу. И потом еще раз осмотрю дом.

И ушел. Попрощался лишь небрежным кивком.

Плюгавый очкарик, противный, как ежик.

Оставил роскошную женщину в кресле наедине с ее страхами. Взволнованную, сбитую с толку, оробевшую. Окутанную туманной кисеей неуверенности.

Колючий мужик.

Отвратительный.