Мелко постукивая четырьмя каблучками, высокими и тонкими, Ольга Владимировна и баронесса Алессандра Монтаньоль шли уже по второму этажу.

Хорошо поставленным голосом экскурсовода Ярыжская продолжала свой рассказ:

— Дом в Барвинковцах — одно из наилучших созданий Городецкого. Его строили примерно три года, с 1913 по 1915, по заказу Игнатия Филипповича Барвиненко, местного помещика и промышленника. Использовали любимый материал архитектора — бетон. К сожалению, не осталось фотографий или достоверных воспоминаний об этом периоде деятельности выдающегося зодчего. Но, поверьте, вскоре это белое пятно будет ликвидировано. Сейчас Кирилл Иванович финансирует издание брошюры местного краеведа, который собрал воспоминания, легенды и даже слухи относительно участия Городецкого в строительстве сооружения, гостьей которого вы сегодня являетесь.

Гостья явно заинтересовалась:

— А нельзя ли взглянуть на эту рукопись? — говорила она на чистейшем русском, чем с головой выдавала свое плебейское происхождение. Но при этом в ней была неуловимая изюминка, неотразимый шарм, не стираемый ничем отпечаток породистости или таланта.

Это настораживало хозяйку, и ответ прозвучал чуть резковато:

— Она еще в процессе работы.

— Тогда хорошо бы познакомиться с автором. Как его фамилия?

— Забыла… Я вам обязательно скажу. Чуть позже. Поверьте, такие неприятности свалились на нас в последнее время… Голова крýгом.

— Я вас понимаю. Ох, как понимаю. — Молодая баронесса покивала головой. Конечно, из вежливости, так как приехала из-за границы специально, чтобы ознакомиться с малоизвестными страницами жизни славного архитектора.

— А вот и картины! — Они вошли в зал и остановились перед огромным потемневшим холстом в блестящей вызолоченной раме. — Итак, семейный портрет семьи Барвиненко. Автор — Александр Александрович Мурашко, выдающийся украинский художник. Ученик Репина. Погиб в девятнадцатом году от рук бандита. Обратите внимание, почти все, кто имел отношение к семье Барвиненко и к этому дому, гибли трагически и преждевременно. Мурашко не было и сорока пяти лет. Но вернемся к картине. Ее датируют тысяча девятьсот одиннадцатым годом. Интерьер еще старого дома Барвиненко, именно на его месте построен этот, в котором мы сейчас находимся. Богатый сахарозаводчик и меценат Игнатий Филиппович Барвиненко сидит на диване на фоне украшенной картинами стены. Большинство из них разыскать пока что не удалось. Он сидит сзади, прислушивается к игре двух младших дочерей. Рядом с ним — старший сын Иван Игнатьевич, ученый, селекционер, фольклорист. Вместе с отцом был расстрелян в девятнадцатом году. Обратите внимание, в том же году убили и художника Мурашко. На переднем плане — рояль, на котором играют в четыре руки его дочери — сестры Вера и Мария. Спокойные, кроткие лица, кажется, ничто не предвещает дальнейших трагических событий, — Ольга Владимировна заметила, что глаза баронессы Алессандры изумленно встретились со взглядом девушки с картины, и сделала небольшую паузу. — Но мы знаем, что младшая, Мария, веселая красавица, неожиданно умерла в своей кровати, здесь, на втором этаже, за неделю до своей свадьбы, а старшая, Вера, позже вышла замуж за бывшего ее жениха, молодого архитектора, ученика Городецкого, который присматривал за строительством этого дворца. Его фамилия Василай. Вера через несколько лет стала калекой, упав с балкона, который находится в том зале, — показала ладонью. — Григорий Василай погиб во время Великой Отечественной войны, побывав перед тем и в сталинских лагерях.

Дамы понимающе переглянулись, но, похоже, каждая понимала — свое. Ярыжская продолжила экскурсию:

— А вот совсем другой портрет, написанный двумя годами позже. Автор неизвестен. Это так называемый парадный портрет. Если на предшествующем — спокойная домашняя обстановка, то здесь мы видим сестер Барвиненко на светской вечеринке. Обратите внимание, как изменилось лицо Веры…

— Ой!

— Что такое?

— Ой! — повторила снова баронесса Монтаньоль, безуспешно стараясь освободить свой тонкий каблучок из щели. Она резко дернула его, и несколько деревянных дощечек, которые составляли замысловатый узор, выпрыгнули со своих мест. Гостья не удержала равновесия и рухнула на пол.

— О, синьора! — Ольга Владимировна начала ее поднимать, зацепив при этом еще несколько дощечек. Сначала падение хорошенькой Алессандры ее даже потешило. Слишком уж утонченной была гостья. Внешность, макияж, фигурка — все безупречное, хоть сейчас на подиум. Одежда и аксессуары — самые изысканные. Вкус плюс шарм, наверное, от Готье или Гальяно. Или кто там у них теперь в моде? Не вышедшие же в тираж Валентино и Версаче.

И еще Сандра Монтаньоль была непристойно молода, намного моложе Ольги. Очаровательная дуреха. Украинского происхождения. Выскочила замуж за старого барона и гордится. А надо бы не нос задирать, а под ноги смотреть.

Ольга Ивановна и посмотрела.

Недавно настланный паркет был полностью испорчен. Художественный, мозаичный паркет! Ручная штучная работа!

Еще и на таком видном месте — возле входа в библиотеку, куда госпожа Ярыжская как раз собиралась вести баронессу-следопытку. А Сандра съежилась, глаза испуганно бегали: на стену, на пол, на потолок.

Из нижнего зала доносилась приподнято-печальная флейтовая мелодия «Одинокого пастуха» Поля Мориа.

Дом будто ожидал нового несчастья. Готовился к нему.