Кирилл Иванович очень не любил, когда его беспокоили не в строго определенное им самим время, но известить о приезде дизайнера нужно было обязательно, и Надя, тяжко вздыхая, поднялась к его кабинету. Утро выдалось нелегким. Довольно рано приехала баронесса. Осмотрела дом и сразу же сказалась больной, обед пришлось нести к ней в гостевую спальню. Перед обедом появился и хозяин. И вот теперь — Буруковский. Кормить их всех… Даже дочь с уроков отпросила, чтоб помогла.

Надя чуть не споткнулась о поломанный паркет. Это ж как надо его каблуком зацепить, чтобы так порушить! Постучала в кабинет — никакого ответа. Из-за двери лилась уже когда-то слышанная песня на английском языке.

Ярыжские любили своеобразную классику эстрады. Мелодии Поля Мориа, Ричарда Клайдермана и К #186; постоянно блуждали по еще не обжитым покоям.

Надя постучала сильнее. Никто не ответил.

Потянула ручку незапертой двери и вошла.

— What can I do? — пропел ей навстречу слаженный унисон хорошо поставленных голосов.

Замерла.

Потому что увидела на полу труп Ярыжского.

Он лежал ничком, неестественно вывернув к выходу голову. Раскрытые глаза остекленели, рот — грозно оскален. А из спины, пробив добротный коричневый пиджак, торчал острый конец длинного ножа.

— What… Динь-динь… Can I do…

Ирреальность того, что происходит, ошеломляла. Лишала возможность мыслить трезво и рационально.

Надя не кричала, не делала лишних движений.

— What… Динь-динь… Can I do…

Она тихо отступила назад, осторожно притворила дверь. Как лунатик, глядя далеко перед собой, но почти ничего не видя, сошла вниз.

Переступая затекшими ногами по ступеням, думала, что напрасно прельстилась на деньги и взяла временной помощницей свою Маринку. Считала ее уже почти взрослой. Да и дочери хотелось хоть немного потереться в роскошных покоях, хотя бы и со шваброй в руках.

А здесь такое творится…

Маринка на кухне усердно чистила овощи. Что-то напевала. Увидев Надю, привычно-обиженно заканючила:

— Мам, сегодня в техникуме дискотека. Меня Артем провести обещал. Все девчонки будут там. Можно, и я пойду?

Надежда махнула рукой: отцепись, мол. И вышла.

Заглянула в столовую — никого.

В кинозале — тоже.

С левого крыла доносились приглушенные голоса мастеров-паркетчиков и киевского дизайнера.

Снова поплелась наверх — госпожа Ольга стояла под парадным портретом сестер Барвиненко и полировала мягкой пилочкой ногти.

Посмотрела спокойно, спросила ленивым тоном:

— Что опять произошло? Что с тобой?

Надя не хотела сразу пугать и ее, поэтому сначала несмело спросила:

— Вы давно заходили к Кириллу Ивановичу?

Ярыжская недовольно удивилась:

— Совсем не заходила. Ты же знаешь, он не любит, чтобы лишний раз беспокоили, когда работает.

Надя вздохнула. Сказала с холодной улыбкой:

— Мне кажется, там что-то неладно.

— Кажется — или в самом деле?

— Я… Я не знаю… Надо сказать, что приехал дизайнер из Киева. Я стучала, а он… Не отворяет.

— Хм-м… — Ольга потянулась всей спиной, будто кошка. — Пошли, посмотрим, что там неладно.

Она первой вошла в кабинет. Надя — за нею.

В кабинете никого не было.

Абсолютно.

Ни одного живого или мертвого человека, кроме них, только что вошедших.

Из музыкального центра слишком громко, но теперь успокаивающе неслось «Yesterday».

— Кирюша! Где ты? — позвала Ярыжская. Спросила у Нади:

— Куда это он девался? Вроде бы и не выходил.

Обе вышли назад, и подались к библиотеке.

— Кирилл! — снова повысила голос Ольга.

— Что там? Ни минуты покоя! — откликнулся голос Кирилла Ивановича. Зашлепали по винтовым ступеням из башенки его большие домашние тапочки. — Что там случилось? — Он спускался вниз, живой и здоровый, в серых брюках и коротком домашнем халате.

— Приехал Буруковский, — известила Ольга.

— Ну и что? Он и сам всегда знает — что делать.

— Тебя Надя искала.

— Что вам, Надежда Карповна?

— Я… — Надя запиналась, так как переживала бурный переход от ужаса к эйфории. — Я только хотела… Рассказать о приезде…

— Благодарю, рассказали.

— Наде пригрезилось что-то странное, — вмешалась Ярыжская.

— Снова? — Кирилл Иванович не скрывал неудовольствия. — Что на этот раз? Из унитаза вылезла красавица? Или на этот раз для разнообразия — красавец?

— Извините, на этот раз совсем какая-то глупость, — Надя улыбалась теперь совершенно искренне. — Мне показалось, то есть примерещилось, ну, в общем, что вас зарезали.

Ярыжский хмыкнул:

— Карповна, я и не знал, что вы начали употреблять алкоголь в рабочее время.

— Я не пила, ей-богу! И капли во рту не было!

— Надя многовато работает, — благоразумно заметила Ольга Владимировна. — С утра до ночи. Почти без выходных. И за себя, и за Тимофеевну, и за… Словом, завтра я скажу тем сестрам, то есть кумушкам — как их там? — чтобы определились: или — к нам, или пусть и дальше у себя на молокозаводе метут за три копейки. Надя, скоро вы будете иметь надлежащую помощь.

— Благодарю, — Щукина наклонила голову и подобострастно удалилась.

До кухни она шла в прекрасном расположении духа, но уже там, среди привычных уютных запахов, в сердце возвратились сомнения.

— Мамунечка, как же насчет дискотеки? — Маринка уже старательно нарез #225;ла морковь.

— Что за дискотеки среди недели? Уроки надо учить. Ты и так много пропустила.

— Да нам почти ничего не задали… Ну ма-ам…

— Ты оставишь меня в покое или нет?

— Так всегда: на дискотеку нельзя, на баронессу взглянуть — нельзя.

— Последняя претензия не ко мне. Она не выходит из комнаты, — механически заметила Надежда.

— А давай ужин ей понесу я. И увижу…

— Сейчас ты увидишь, какая я бываю злая! — взорвалась неожиданным гневом бывшая учительница.

Маринка надулась и уже не мешала размышлять. Но сначала мысли Нади направились в сторону печальной статистики падения местной морали. Это же не шутка, уже в бар девушка девятнадцати лет не может зайти — перестарок. Там только пятнадцатилетки с ребятами развлекаются. Мини-юбки на них абсолютно развратные — почти трусы видно. А у некоторых и не почти. Конечно, и Маринке горит, конечно — скоро пятнадцать, а у нее еще и кавалера не было. Туда же, спешит…

Потом перед глазами снова всплыл мертвый Ярыжский. Лежал вниз лицом… Прямо на полу. Нет, на ковре… А последний раз, когда заходила с Ольгой, был ли на полу ковер? Вчера его чистила пылесосом… А сейчас он есть ли нет?

Почему-то захотелось проверить, все ли похожие на тот кухонные ножи на месте. Вот они, новенькие, с черными ручками. Одного нет. Зачем-то еще раз пересчитала: пять, а шестого, самого большого, не было. Заглянула в мойку, посмотрела по шкафчикам, на столах — нет.

За окном начал синеть вечер, большая черная ворона сидела на ветке и неодобрительно смотрела в кухню умными глазами-бусинками. Маринка снова завела старую песню о дискотеке.

Зашла госпожа Ярыжская и медовым тоном спросила про Надино здоровье. Потом разрешила пойти домой и отдохнуть до завтра.

— Ну, как я пойду? У вас же гости. И ремонтников еще не кормили.

— Не беспокойтесь, и у меня руки есть. Сама все сделаю. Вам надо отдохнуть. Проведите наконец семейный вечер с дочерью.

Надя устало улыбнулась. В конце концов, она три недели работала без выходных. И заслужила этот вечер. Через пятнадцать минут, закончив все приготовления к ужину, они с дочерью уже бодро маршировали к городку, вдыхая свежий морозный воздух. Какое им дело до чьих-то запутанных проблем?

Маринка поставила крест на ожиданиях круто развлечься этим вечером и больше не канючила.

Солнце зашло, но до настоящей тьмы было еще далеко. Сумерки, снег, небо — ярко-багряное на западе, и синее с первыми звездами — над головой.

И пьянящее ощущение свободы. Ото всего, абсолютно. И ото всех.