После обеда Кинчев обосновался на кухне. Разложил на обширном столе какие-то бумажки — удобно, можно перекусить, и Надя снует туда-сюда, носит новости. Главных новостей он ждал по телефону, но тот молчал. Хозяева делали вид, что это непонятное присутствие следователя в доме их не касается, занимались своими делами. В общем, выходило, что это либо дополнительный пассивный сбор информации на месте преступлений, либо импровизированная нелепая засада. Считалось, что Кинчев вживается в мистическую атмосферу, но о призраках все говорили с иронией. Однако, раз видели многие… В этом стоило разобраться лично. О сотрудниках, засевших в сарае, почти никто не знал.

Снова пошел снег, за окнами сначала синело, потом сгустилась тьма, в конце концов воцарился настоящий зловещий мрак. На минутку на кухню заглянул с ног до головы несчастный Борис Тур, еще раз пожаловался на неожиданный удар судьбы. Кинчев ему неохотно посочувствовал и велел внимательнее смотреть за окнами: где светится, где выключили свет.

— Где? Второй этаж весь сияет, в башне — тоже, на первом — только в кухне и прихожей. А что?

Кинчев знал — что, но говорить не спешил. Тур ушел, а он все прислушивался. После обеда сверху слишком громко звучала магнитофонная Пугачова, потом перешли на Иглесиаса-старшого. Теперь кто-то начал играть на пианино. Вживую. Медленную печальную мелодию. Вдруг она резко прервалась.

По дому разнеслись визг, крик, стук и грюк.

Кинчев поднялся на второй этаж быстро, но не бегом.

Дверь в библиотеку было открыта, внутри, неподалеку от нее, лежал Кирилл Ярыжский.

Неподвижный. Придавленный тяжелым шкафом. Вокруг — осколки стекла и россыпь старых добротных фолиантов.

Вытаращенные глаза уже начинали стекленеть, из ушей, рта и носа текла кровь. Но более всего удивлял сильный неприятный запах — то ли плесени, то ли мышиного помета, то ли того и другого одновременно.

— Дождались… — процедил следователь сквозь зубы.

Сзади появилась взволнованная Ярыжская.

— О Боже! Кирилл! — театрально всплеснула руками. — Это… Это… Поверьте, это — невероятно… Я слышала голоса… И видела! Они, это они, поверьте! Призраки! Это они шкаф свалили!

— Как говорится, это как раз тот случай…

— Я правда видела, поверьте. Она подтолкнула шкаф. Из стены. А потом монах ее за руку схватил и назад дернул — туда. За стену! И задвинулось. Стена! Она раздвигается! Не понимаю… Мы же ремонт делали… И ничего… — Ольга Владимировна вся дрожала, зубы стучали.

На пороге появилась и сразу замерла, не решилась войти баронесса Леся.

Кинчев спросил у Ярыжской:

— Вы были здесь? Когда все произошло?

— Нет! Нет! Я видела через дверь. Хотела зайти… Но испугалась.

Следователь склонился над шкафом, потом ощупал стену за ним. Постучал в разных местах согнутыми пальцами. Стена казалась монолитной и нерушимой. Шагнул назад, к трупу.

— Черт! — Его штанина зацепилась за крючок, коварно притаившийся на боковой стенке поваленного шкафа. Освободившись, он извлек прикрепленный за этот крючок плетеный пояс.

Красивый кожаный пояс.

Выразительно посмотрел на окаменевшую хозяйку:

— Угу!

— Это не мой… То есть он мой, но… Дайте сюда!

— Без команды не двигаться! — резко прервал ее Кинчев. — Ничего здесь не трогать до прибытия группы! — Он достал из нагрудного кармана пакет, положил туда пояс, спрятал в тот же карман, потом стал на колени и осторожно заглянул между полом и поваленным на Ярыжского шкафом. Оказалось: Кирилл держал в руке нож. Окровавленный кухонный нож.

— Понятых сюда, ваших охранников. И Щукину, — он выпрямился и командовал громко и уверенно. — Быстренько, а то до глупой ночи проваландаемся.

Достал телефон:

— Власенко, группу сюда… Как это — куда? Ты не знаешь, где я?.. Тогда шевелитесь. И вы тоже! — приказал уже и Ярыжской.

Шокированная его грубостью, Ольга Владимировна отрывисто вздохнула и залилась слезами. Вместе с ней начала всхлипывать и баронесса Леся, которая так и не переступила порога — стояла в дверях и смотрела широко распахнутыми глазами.

Шкафы и книги также оттопырили со всех сторон невидимые людям уши.