Уборщица Таня Дука словно танцевала с пылесосом в руках: шаг вперед, шаг назад.
В конце концов набралась смелости и, подкравшись к затворенной двери, прислонила ухо к резному орнаменту старой древесины. Сначала слышала только неразборчивое бормотание, потом отдельные реплики зазвучали выразительнее. Дука-старшая затаила дыхание — и разобрала-таки голос дизайнера:
— Ну, знаете! Драгоценный паркет, лестница — произведение искусства, ее под охрану ЮНЕСКО надо брать! Не жирно ли для них?
Далее говорил другой мужчина, глухо, почти неразборчиво:
— …Все лучшее — детям… Нужно зарегистрировать… И тогда можно будет…
Снова киевлянин:
— …все музейные ценности… совершенно неизвестные… широкая публика… за десять лет превратят в руины…
У Тани зачесалось в носу, она побоялась чихнуть возле двери и отошла к окну. По синеватому снегу молча прыгали вороны. Старательно высморкавшись, Дука вернулась к двери и услышала еще несколько фраз:
— Давайте обсудим спокойно…
— …существует соответствующий закон…
— …право на надзор предоставляется…
— Вы всегда сможете меня шантажировать! — это уже Ярыжская, ее интонации, потом снова лишь непонятные фрагменты:
— …будет лучше всего…
— …как бы не так!..
— … можно передать третьему лицу…
— …только мертвых уже, пожалуйста, не трогайте…
— …тогда будет отвечать…
Потом долго слышалось что-то совсем уж неразборчивое:
— Ших-шух-шур…
— Шур-шур-щур…
И вдруг довольно громко:
— Но тогда мы все станем просто бандой заговорщиков!
— А вы ими и были с самого начала! — взвизгнул в ответ голос Ярыжской. — Со своим братом вместе! Или как его… ее… там! Поверьте, большей подлости я не встречала! Нигде!
Татьяна от любопытства и рот раскрыла, когда вдруг мальчишеский дискант зазвенел у самой двери:
— Кончай базар, Валька! Лучше давай возьмем шефство над этой оравой…
Дука от страха отскочила в сторону, зацепилась за резиновую трубу пылесоса и с грохотом упала на пол.
Тут же в зал выскочили Ярыжская, Кинчев и какая-то неизвестная девушка. Из-за их спин выглядывали дизайнер и охранник Тур.
— Что здесь? Что тут… снова? — Ольга Владимировна схватилась за сердце.
— Элементарно. Женщина шла прибирать и упала, — весело оскалился следователь.
— Поверьте, я никому не приказывала сегодня прибирать… Здесь и так, хватает… Без этого… Жутко.
— А я… Ничего… Я просто… — Таня вскочила и схватила обеими руками свой рабочий инструмент — грозно, как оружие. И вдруг воскликнула убежденно, по-агитаторски:
— Мы каждый день должны! Прибирать! Чтобы чисто!
— Сегодня будет выходной! — так же вдохновенно, будто на митинге, провозгласила госпожа Ольга.
— Замечательно! — иронически прищурилась Кристина. — Теперь, наконец, отдохнем. Ото всех и от всего.
Братец взял ее под руку, но обратился ко всем присутствующим, обведя их просветленным взглядом:
— Как говорил почти две с половиной тысячи лет назад Хуэй Ши, древний китайский философ, в каждом яйце уже есть перья…
Крис повернула к нему веселое лицо:
— Не будь ханжой! На самом деле его звали Хуй Ши.
— Не шокируй публику, несносное создание.
Девушка засмеялась:
— Нас тут можно чем-нибудь шокировать? Это что-то новенькое!
Она подмигнула следователю, и он ей ласково, по-беличьи улыбнулся. И протянул маленький глобус-брелок с приклееным к нему бледно-зеленым стикером, на котором его собственным почерком было написано:
« Мир огромен, но ты не спрячешься от меня нигде. Потому что я люблю тебя» .
Кристина взяла этот листочек настороженно, но, прочитавши, тоже улыбнулась. Сложила стикер вчетверо и спрятала на груди жестом барышни из ХІХ столетия.
Ярыжская и Валентин Буруковский были шокированы. И даже понимающе переглянулись. Впервые за сегодняшний день.