12 сентября боливийская пехотная дивизия, вышедшая из форта Юхра, предприняла попытку прорвать блокаду форта Бокерон с внешней стороны. Но парагвайские части, державшие под контролем дорогу-просеку, ведущую к Бокерону, стояли насмерть. Все атаки боливийцев потерпели провал.
В этот день, рано утром, два боливийских бомбардировщика сбросили бомбы на парагвайские позиции вокруг Бокерона.
Утром 13 сентября возобновилась атака боливийцев, пытавшихся прорваться к Бокерону, на парагвайские части. После кровопролитного боя, длившегося весь день, боливийцы отошли в форт Юхра.
Из фортинов Рамирес, Пуэсто Лара, Кабо Кастильо на выручку гарнизону Бокерона уже спешили боливийские подразделения. Против них начал свои активные действия Второй кавалерийский рехимьенто «Коронель Толедо». В его рядах находился четвёртый эскадрон под командованием капитана (HC) Юрия (Хорхе) Бутлерова. Именно здесь, в боях на дальних подступах к форту Бокерон, это подразделение под командованием этого русского офицера успешно выполняло самые рискованные задачи. О храбрости, мужестве и благородстве его командира ходили легенды. Вскоре никто в парагвайских воинских частях всего Северного Чако уже не употреблял выражения «Четвёртый эскадрон Второго кавалерийского рехимьенто». Все говорили лаконично и просто: «Эскадрон Бутлерова». Эти слова стали высшим признанием заслуг его командира, русского офицера Юрия Бутлерова, перед парагвайскими вооружёнными силами.
Для организации эффективной работы полевых госпиталей, а также разработки необходимых мер по предупреждению эпидемий холеры и жёлтой лихорадки в парагвайских частях, сражавшихся в Северном Чако, в Первый армейский корпус прибыл подполковник медицинской службы (НС) Артур Вейс. Этот бывший русский военврач был ведущим и признанным в Парагвае специалистом по заразным и эпидемиологическим заболеваниям.
Утром артиллерия осаждённого Бокерона сделала около шести залпов и замолкла.
— Снарядов, очевидно, очень мало, — пришёл к выводу Павел. — Стараются экомить.
Орлов стоял в траншее и, в который раз, внимательно изучал в бинокль вражеские позиции. Сегодня на два часа был назначен очередной штурм форта.
Вверх взметнулась красная ракета.
— В атаку! За Парагвай! — послышался издалека голос Ариаса.
— В атаку! За Парагвай! — закричал Орлов, выпрыгивая из траншеи.
— В атаку! За Парагвай! — повторили командиры взводов.
Как и 9 сентября, солдаты роты Орлова вновь бежали по открытой местности, задыхаясь от обжигавшего их лёгкие раскалённого воздуха.
Вся сила артиллерийского удара пушек Бокерона пришлась по батальону капитана Ариаса. Фонтаны земли взлетали слева и справа, сзади и впереди Орлова. Горячая удушливая волна сильно ударила по нему и сбила Павла с ног. Он упал лицом в красную раскалённую пыль.
Артобстрел стих.
— Потерял… потерял… по-те-те — ря-лась-лась!!! — услышал вдруг Орлов справа.
Это был солдат Каманьо.
— Рики, что случилось? Ты ранен? — поворачиваясь на бок, озабоченно спросил Павел.
— Винтовка, моя вин-вин-товка по-по-теря-лась! — пожаловался Каманьо.
— Держи мою! — Орлов прикладом вперёд протянул ему свою «Маузер».
— В атаку! — раздался крик капитана Ариаса.
— В атаку — повторил, поднявшись, Орлов, сжимая пальцами пистолет «Браунинг», который в его огромной руке казался игрушечным.
В это мгновение по ним ударили из тяжёлых пулемётов защитники форта. Батальон залёг. Не смолкая ни на секунду, по ним били пулемёты.
А потом резко все оборвалось, и наступила тишина. В синее небо взлетела белая ракета.
— Приказ на отступление. Запоздалое, но мудрое решение! — вздохнул Павел и часто засвистел в свой свисток.
Орлов вполз в «каньон» последним. По нему добрался до «острова». Здесь уже находились Гомес, Молина, Лескано со своими солдатами.
— Командиры, — обратился к ним Павел, — Раненых всех вытащили?
— Да, мой капитан!
— Тогда, все бегом в траншею! На позиции! Раненых в госпиталь! — приказал Орлов.
Солдаты прыгали в траншею, падали на её спасительное дно и, сняв фляжки с ремней, жадно из них пили.
Павел с разбегу рухнул в траншею, больно ударившись коленями.
— Старею, брат, старею! — простонал он.
Поднявшись на ноги, Орлов принялся внимательно рассматривать в бинокль место, по которому его рота совсем недавно наступала на форт.
— Сзади! — вдруг раздался чей-то истошный крик, — сзади! Сзади!
— Мой капитан, с тыла «болис» наступают! — заорал во всю мощь своих лёгких лейтенант Молина.
Павел резко повернулся назад. Прямо на них мчались низкорослые солдаты в незнакомых мундирах с винтовками в руках. Боливийцев было много… Очень много… И они были уже совсем близко.
— Если сейчас начнёт контратаку гарнизон форта, то нас просто сметут, растопчут! — понял Орлов.
— Все пулемёты на форт! Первый взвод внимание на форт! Второй и третий взвод примкнуть штыки! — громко закричал Павел.
— Господи, у меня же винтовки нет! Что же я буду с этим пистолетиком то делать! — вспомнил Орлов и, скорее инстинктивно, чем осознанно, подняв одной рукой крышу своего блиндажа, вытащил из неё большое бревно, а затем рывком выпрыгнул из траншеи.
— За мно-ой-ой! За Па-ра-гвай-й-й! — заорал он и, размахивая бревном, бросился на наступавших.
Боливийцы в замешательстве остановились, а Павел, замахнувшись бревном, одним ударом повалил на землю человек шесть. Замахнулся ещё раз — и упали три человека.
— Смерть «болис»! — слышалось сзади на испанском.
— Мбу-ру-вичА! Мбу-ру-ви-чА- чА — чА! — раздавалось на гуарани.
Солдаты роты Орлова врезались в остановившихся в замешательстве боливийцев и принялись колоть их штыками. А Павел бил бревном налево и направо. Направо и налево… Налево и направо…
Боливийцы, бросая винтовки, бросились бежать.
Одиннадцать боливийских солдат и один офицер (младший лейтенант) были взяты в плен. Они сидели в траншее. Солдаты плечо к плечу, а офицер — в отдалении.
Орлов с любопытством рассматривал людей, против которых воевал. Все они были маленького роста, черноволосыми, со смуглым цветом кожи. Боливийцы, грязные и зашевеленные, закрыв глаза, лениво что-то жевали.
— Гомес, напоить пленных! — приказал Павел.
Прежде чем глотнуть из фляжки, пленные дружно, как по команде, выплюнули из ртов какую-то массу серого цвета. Утолив жажду, они из своих ботинок достали по нескольку зелёных листиков и, засунув их в рот, принялись жевать.
— Гомес, что это они едят? — наклонившись к самому уху лейтенанта, поинтересовался Орлов.
— Листья коки жуют. Для того, чтобы не страдать от холода, от жары и от голода, боливийские крестьяне с самого детства от своих родителей перенимают эту древнюю привычку, — тихим голосом объяснил Гомес.
Откуда ни возьмись, появился командир батальона Ариас.
— Молодцы! Молодцы! — похлопал он по плечу лейтенанта Молина, оказавшегося рядом с ним. — Пленных я отведу к командиру рехимьенто. Орлов, выделите мне шесть солдат для конвоирования пленных.
— Да, мой капитан! — ответил Павел.
Ариас ушёл с пленными, которых вели под охраной солдаты взвода лейтенанта Молина во главе с сержантом Альсина.
А Орлов вдруг резко почувствовал, что он смертельно устал. У него смыкались глаза и стучало в висках. Он забрался в свой блиндаж с полуобрушенной крышей, сел на землю и сразу же заснул.
И посетила Павла вновь рыжеволосая Жасмин и страстно зашептала ему на ухо:
— Это плохо, очень плохо, когда мужчина один. Ты такой красивый, сильный и один. Нельзя так! Нельзя! Посмотри на меня! Поцелуй меня! Ты же хочешь? Я знаю, что очень хочешь…
В это время командир Второго пехотного рехимьенто майор Фернандес допрашивал пленного боливийского младшего лейтенанта. Тот сообщил следующее: «Моя фамилия Отеро, имя Хуан. Я являюсь командиром взвода второй роты второго батальона Рехимьенто номер 15 «Самперо». Мой чин — младший лейтенант. Возраст двацать три года. Два дня назад наш рехимьенто вышел из фортина Кабо Кастильо для оказания помощи осаждённому гарнизону форта Бокерон.
Сегодня утром мы нарвались на парагвайскую заставу. В ходе боя нашему батальону, в полном составе, сделав отвлекающий манёвр, удалось незаметно обойти заслон противника через сельву. После обеда мы услышали шум боя и, ускорив своё движение, вышли на край леса. Здесь мы увидели укрепления форта Бокерон и парагвайскую траншею. Командир батальона приказал с хода ударить врагу в спину. Мы молча побежали на парагвайские позиции. Вдруг из траншеи выпрыгнул человек очень высокого роста. Это был настоящий великан, да ещё и блондин. В своих огромных руках он держал чудовищный по своим размерам ствол дерева. Наши тупые и безграмотные солдаты вместо того чтобы стрелять в него, остановились, как окаменевшие, и стали кричать: «Пачакамак! Пачакамак!» Пачакамак — это герой нашего боливийского эпоса… Проклятые тупые крестьяне… На приказ открыть стрельбу они не отреагировали… А этот блондин-великан, размахивая деревом, валил нас на землю. За ним бежали парагвайцы и кричали «МбурувичА!», «МбурувичА!». Что обозначает это слово, я не знаю. Знаю только, что по вине моих дерьмовых солдат я попал в плен».
14 сентября в Первого армейского корпуса по личной просьбе подполковника Хосе Феликса Эстигаррибия прибыл Иван Тимофеевич Беляев. Бывший генерал-майор артиллерии русской императорской армии пользовался заслуженным авторитетом у высшего военного командования Парагвая. Эстигаррибья назначил Беляева инспектором всей артиллерии Первого корпуса и попросил сделать всё возможное для её эффективного применения в битве за форт Бокерон.
Беляев, изучив расположение вражеских позиций, приказал произвести по ним несколько залпов из орудий и миномётов. После чего он пришёл к выводу о невозможности в данных условиях корректировать артиллерийскую стрельбу с земли.
— Корректировку необходимо вести с помощью авиации, — доложил Беляев подполковнику Эстигаррибия.
Уже на следующее утро, следуя рекомендациям русского генерала, артиллерия Первого армейского корпуса произвела несколько прицельных залпов по форту, сметая пулемётные гнёзда и целые участки бруствера.
Несмотря на то, что рота Орлова имела свой «собственный» колодец, воды для питья всё равно не хватало. Солдаты, с первого дня боёв за Бокерон, ни разу не умывались и не брились. Но Орлов всю свою жизнь следовал принципу: «Русский офицер в любых обстоятельствах должен оставаться офицером», поэтому, жертвуя частью своего дневного рациона воды, он каждое утро тщательно брился и умывался.
— Мундир бы ещё постирать! — мечтал Павел каждый раз, осматривая свою, пропитанную потом, пыльную полевую форму.
16 сентября он вытирал лицо после бритья, как откуда-то издалека послышался шум мощных моторов.
— Бомбардировщики! — сразу понял Павел. — Только чьи? Парагвайские или боливийские?
Орлов выскочил в траншею и поднёс бинокль к глазам. Со стороны солнца на позиции Первого корпуса заходили два огромных самолёта.
— Боливийские! — выдохнул он и сразу закричал: Рота, в укрытие! В траншею!
Самолёты безнаказанно сбросили бомбы на позиции Четвёртого пехотного рехимьенто и скрылись за горизонтом.
— Мой капитан, что же это происходит! — почти плача от отчаяния, прохрипел случайно оказавшийся рядом с Павлом лейтенант Гомес. — Мой капитан, где же наша авиация? Где же наши зенитные орудия?
Орлов молчал. Что он мог объяснить командиру взвода?
На следующее утро была назначена очередная фронтальная «генеральная и решающая атака форта».
— Мой капитан, обратился Орлов к Ариасу, после того, как тот объявил командирам рот приказ Эстигаррибии о завтрашнем штурме форта. — Разрешите мне сказать своё мнение?
— Да! — ответил тот, как всегда, смотря в сторону.
— Мой капитан, очередная фронтальная атака закончится также, как и предыдущие. Надо поменять нашу тактику и прибегнуть к самой простой военной хитрости, — высказался Орлов.
— Что вы имеете ввиду, капитан? — заинтересовался командир батальона.
— Моё предложение заключается в том, что часть моей роты ещё сегодня ночью скрытно подберётся по «каньону» на расстояние около пятисот метров от форта и будет ждать там же в «каньоне» окончания нашей артподготовки. После неё, мы сразу же штурмуем боливийскую первую линию укреплений. Это будет для неприятеля полной неожиданностью. У боливийцев не будет много времени, чтобы быстро отреагировать на наш бросок. Мы захватим часть их траншеи и тем самым обеспечим успех для всего батальона.
Ариас молчал. Впервые за много дней он наконец-то посмотрел Павлу в глаза и тихо, с сомнением в голосе, произнёс:
— А если не получится? А меня нет приказа на этот маневр. Что тогда?
— Получится, мой капитан! Я даю вам моё слово! — заверил командира батальона Орлов.
— Хорошо. Действуйте! — нехотя согласился Ариас.
Было три часа ночи. Стояла тишина, изредка прерываемая криками птиц и визгом каких-то зверей.
— С Богом! — Павел перекрестился на иконы и вышел из блиндажа.
— Гомес, Лескано поднимайте своих людей! — тихим голосом приказал Орлов. — Не шуметь! Громко не разговаривать! Не греметь котелками!
— Лейтенант Молина, утром после артобстрела боливийских позиций ты ведёшь свой взвод в составе батальона на вражеские укрепления! Вопросы!
— Да, мой капитан! Мне всё понятно! — ответил Молина.
Через десять минут два взвода медленно ползли за Орловым к «острову». Земля «дышала» жаром. Раскалённый воздух обжигал ноздри и лёгкие. Глаза застилал пот.
— Правду Василий Серебряков всё время повторял, что Чако — это ад на земле, — согласился Павел, продвигаясь вперёд, больно цепляясь руками за острые колючие кустарники.
На «острове» сделали передышку. Прежде чем вползти в «каньон» Орлов приказал Гомесу, чтобы тот принёс ему самый большой и острый мачете.
Через сорок минут два взвода подобрались по «каньону» почти на пятьсот метров к первой линии боливийской обороны. Все лежали тихо, стараясь не делать лишних движений. Начало вставать солнце. Когда его первые лучи заскользили по земле, по форту произвели залп двадцать четыре парагвайских орудия.
Второй залп. Третий… четвёртый. Под ними всё тряслось, а сверху падали куски земли и большие ветки деревьев.
— Святая Дева Мария, только бы не по нам! Только бы не по нам! — зашептал лежавший сзади Орлова Гомес.
Когда артиллерийская стрельба стихла, боливийские позиции были скрыты в плотном облаке синего порохового дыма, перемешанного с красной пылью.
— Пора! — решил Павел и, обернувшись к солдатам, приказал:
— За мной, без криков, вперёд!
Они молча добежали до колючей проволоки. Орлов сильно замахнувшись, ударил по ней своим мачете. Проволока разрубилась легко, как обыкновенная верёвка. Он замахнулся ещё раз… Слева и справа от него умело орудовали мачете его солдаты. И в этот момент их обнаружили боливийцы и открыли беспорядочную стрельбу. Но было уже поздно. Орлов первым прыгнул в траншею. Низкорослые и худые, как скелеты, боливийские солдаты, увидев его, стали разбегаться. Павел бросился за ними, но траншея была настолько узкой для его широких плеч, что не позволила ему бежать.
— Рота, — закричал Орлов, — внимание на вторую линию обороны! Гомес, прикрой левый фланг траншеи! Лескано — правый фланг траншеи!
По ним стали бить тяжёлые пулемёты второй линии обороны, расположенной ближе к вершине возвышенности, на которой на флагштоке развивался боливийский флаг.
— Быстрый ответ! — удивился Павел, — сейчас и в контратаку пойдут. По траншее ударят с флангов…
— Молодец, МбурувичА! — услышал он голос Ариаса.
Комбат стоял уже рядом с ним и радостно-покровительственно похлопывал Орлова по локтю.
А в траншею прыгали и прыгали солдаты второй и третьей рот.
— Капитан, идите в свою роту! — приказал Ариас. — Теперь я здесь командовать буду. Занять оборону и ждать подхода всего рехимьенто.
— Мой капитан, надо немедленно развить наш успех и очистить от боливийцев всю траншею, ударив по ним с флангов! — вскричал Орлов. — Нельзя терять наступательного порыва!
— Капитан, я приказал вам идти в свою роту! Батальоном командую я! — срываясь на визг, заорал Ариас.
— Да! — ответил Павел и пошёл собирать роту.
В это время к первой линии обороны уже подбегали солдаты двух остальных батальонов Второго пехотного рехимьенто. Повсюду слышалось:
— За Па-ра-ва-й-й-й-й! За Па-ра-гвай-й-й-й! Сме-е-ерть «бо-ли-с-с-с!».
Им оставалось чуть больше ста шагов — и они достигнут траншеи, одна часть которой уже была занята батальоном Ариаса.
И в этот решающий миг по наступающим всей своей мощью ударила боливийская артиллерия. Солдаты наступавшего Второго рехимьенто сразу залегли, не в силах сделать последний и спасительный бросок до траншеи…
— Раз Ариас мне приказал вернуться и командовать моей ротой, я это и сделаю. Сейчас мы пройдём всё траншею с нашего левого фланга до самого её конца и таким образом расширим плацдарм. — Принял решение Орлов, не высовывая головы из траншеи. По ним продолжали бить из тяжёлых пулемётов, в то время как боливийская артиллерия, не смолкая, расстреливала два батальона Второго рехимьенто, залегших почти в ста шагах от траншеи.
— Гомес, Лескано вперёд по траншее! Выбивать из них врага! Следовать до её конца! Вперёд! — прокричал приказ Павел.
Парагвайские солдаты, невысокие, худые побежали за своими командирами взводов по траншее. За ними, боком, спешил Орлов.
Бум! Бум! Бум! Бум! — раздалось впереди, и всю траншею затянула гарью.
— Мой капитан, мой капитан! «Болис» уже траншею мешками заложили! Заложи-ли-и-и! — перед Павлом из чёрно-синего гаревого облака появился окровавленный Гомес. — Гранатами нас закидали…
А впереди всё слышалось: «Бум! Бум! И душераздирающие вопли раненых солдат.
С правого фланга послышались тоже частые взрывы гранат.
— Всё, упустили момент! Теперь мы в западне! — с бешенством понял Орлов.
Закончила стрелять артиллерия Бокерона, и залёгшие солдаты Второго пехотного рехимьенто, стали подниматься с земли и, сильно пригибаясь, бежать к своим позициям. По ним сделали два залпа несколько орудий и замолчали.
Тяжёлые пулемёты продолжали бить по траншее, не давая возможности высунуть из неё голову. Слева и справа из-за баррикад, сделанных из мешков набитых землёй, на солдат батальона Ариаса сыпались ручные гранаты.
— Отходим! — раздался крик капитана Ариаса. — Отходим на наши позиции! Это западня! Орлов, обеспечить со своей ротой организованное отступление батальона.
— Да, мой капитан! — также криком ответил Павел на приказ комбата, находившегося где-то на правом фланге траншеи.
Солдаты второй и третьей роты стали вылезать из траншеи и тут же падать, сражённые пулемётными очередями…
И вдруг тяжёлые пулемёты замолкли.
— «Пилас!», «Пилас!» — мы вас отпускаем! — раздались крики из траншеи второй линии обороны. — Катитесь к себе! Мы не будем стрелять!
Ариас выбрался из траншеи. Действительно никто не стрелял.
— За мной! За мной! — закричал комбат и кинулся к своим позициям.
За ним ринулись солдаты второй и третьей роты.
— Патроны экономят, — догадался Орлов, — поэтому и дают возможность нам уйти. Наверное, с боеприпасами у них не густо. Да и правда, уже восемь дней оборону держат. Без подвоза боеприпасов и еды. Молодцы! Что можно здесь сказать?
В траншее оставались только солдаты его первой роты.
— Всем наверх! — уверенным тоном приказал Орлов. — Раненых и убитых наверх!
Он, с трудом, вылез из узкой траншеи и стал во весь свой огромный рост. Боливийцы не стреляли. Из траншеи стали поднимать раненых и убитых. После того, как из неё выбрался самый последний боец роты Орлова, а им оказался солдат Рикардо Каманьо, Павел спокойно произнёс:
— К нашим позициям, шагом марш!
Это было очень сильное и в тоже время очень странное зрелище: человек пятьдесят парагвайских солдат, не спеша, уверенно шагали к своим окопам, неся убитых и раненых. Последним шёл великан с винтовкой «Маузер» за плечами и мачете в руках. Никто не оглядывался и не сгибался. Они шли, как победители.
Ночью 16 сентября в распоряжение подполковника Эстигаррибия прибыл Шестой пехотный рехимьенто. На тридцать процентов он состоял из курсантов Военного училища. Командовал этой воинской частью майор Артур Брай. Офицером по особым поручениям являлся капитан (НС) Игорь Оранжереев. Начальником артиллерии Шестого пехотного рехимьенто был старший лейтенант (НС) Лев Оранжереев.
Ранним утром 17 сентября Шестой пехотный рехимьенто принял участие в «решающей и генеральной атаке» Бокерона, штурмуя северный сектор форта.
Через час наступления был ранен командир первой роты второго батальона. Его заменил офицер по особым поручениям капитан (НС) Игорь Оранжереев.
— Вперёд! За Парагвай! — громким голосом отдал приказ Оранжереев и в полный рост, не сгибаясь, под шквалом боливийских пуль пошёл на вражеские позиции.
За ним, также, в полный рост пошла его рота, состоявшая из мальчишек, курсантов первого курса.
Они прорвались через проволочные заграждения и в рукопашной схватке выбили боливийцев из первой линии укреплений.
В тоже самое время Четвёртый пехотный рехимьенто, штурмовавший Бокерон на левом фланге Шестого пехотного рехимьенто, развивал атаку очень вяло. Солдаты залегали. Офицеры их поднимали… Сделав несколько шагов, солдаты вновь падали на землю… Четвёртый пехотный рехимьенто, понеся большие потери, так и не смог приблизиться к проволочному заграждению. В связи с этим Шестой рехимьенто получил приказ оставить захваченные боливийские позиции и отойти на исходный рубеж.
На следующий день после очередного неудавшегося штурма форта «Бокерон» командир Первого армейского корпуса подполковник Эстигаррибия в своём обращении к частям, принявшим участие в атаке на форт, особо подчеркнул:
— Я стоя аплодирую мужеству и самопожертвованию офицеров и солдат двух батальонов из Второго и Шестого пехотных рехимьентов, которые вчера заняли передовые позиции врага и пытались их удержать. Они — настоящие герои Парагвая!
С девятого сентября Первый армейский корпус понёс огромные потери. В некоторых рехимьенто осталось меньше половины личного состава. В батальоне капитана Ариаса также было много убитых, раненых и эвакуированных в тыл по различным болезням. В первой роте, которой командовал Орлов, в строю оставалось пятьдесят два человека. Во второй роте — тридцать. В третьей роте — двадцать восемь. Большие потери были среди и офицерского состава. Вместо раненого лейтенанта Гомеса командовать взводом Павел назначил сержанта Альсину.
По личному приказу подполковника Эстигаррибия 20 сентября кавалеристы первого эскадрона Второго кавалерийского рехимьенто под командованием капитана (НС) Бориса Касьянова сменили на передовой позиции одну из деморализованных пехотных рот Второй дивизии.
Продолжалась позиционная война. Короткие перестрелки из всех видов оружия, неожиданно возникавшие, также, неожиданно прекращались.
Павел находился в своём блиндаже, когда раздалась радостные крики:
— Я получил!
— И мне пришло!
— А мне невеста прислала!
Оказалось, что в батальон пришли первые письма из дому.
— Разрешите, мой капитан? — послышался голос у входа в блиндаж.
— Да, входите!
Это был сержант Альсина.
— Вам письмо, мой капитан! — торжественно произнёс он.
— Мне? — удивился Орлов. — Не может быть.
— Вам, мой капитан! — Альсина протянул Павлу конверт серого цвета.
— Спасибо, сержант! — поблагодарил Альсину Орлов и принялся рассматривать конверт.
Две маленькие марки с картой Парагвая в правом верхнем вверху, а посередине крупным каллиграфическим почерком было написано:
Капитану МбурувичА
Второй пехотный рехимьенто
Северный Чако.
Павел аккуратно разорвал конверт и, вытащив лист бумаги в клеточку, также исписанный тем же красивым каллиграфическим почерком, принялся читать.
«Здравствуйте, уважаемый господин МбурувичА!
Обращается к Вам Мария Эстела Орильяна де Каманьо, мать солдата Рикардо Каманьо. Я получила от моего сына письмо, в котором он восхищается Вами, господин МбурувичА. Рикардо пишет, что Вы храбрый, честный и благородный человек! Он мне написал также, что Вы его спасли от боливийских самолётов, накрыв своим телом. Когда мне, всем моим родственникам и друзьям читали, как это произошло, мы все плакали.
Я благодарю каждый день, каждую минуту Нашего Господина за то, что моему сыну достался такой командир, как Вы, господин МбурувичА! Рики очень хороший мальчик. Ему только шестнадцать лет. Он ушёл из дому, чтобы защищать наш Парагвай. Мой муж тоже находится на войне. Я и три мои дочери молимся за них.
Уважаемый господин, МбурувичА, мой сын написал мне, что Вы приехали из далёкой страны, где всегда холодно и, что Вы одиноки.
Но это не так, господин МбурувичА! Знайте, что Вы не один в нашей стране! Мы теперь считаем Вас нашим самым близким родственником. Знайте, господин МбурувичА, что в нашем доме Вы всегда найдёте еду и кров! Знайте, что Вы для нас самый дорогой человек! Знайте, что любая девушка нашего маленького городка посчитает за большую честь жить с Вами, господин МбурувичА.
Мы каждый день молимся за Вас, господин Мбурувича! Да хранит Вас Наш Господин!
Мария Эстела и дочери Гуадалупе Елена, Мария Каталина, Габриэла Карла.
Со слов моей мамы, доньи Марии Эстелы Орильяна де Каманьо, написала Гуадалупе Елена».
По щеке Павла скатилась крупная скупая мужская слеза. Он торопливо, стыдясь своей слабости, смахнул её ладонью.