В шесть часов утра 9 сентября командир батальона Ариас вызвал к себе командиров рот.

— За мной! — приказал он.

Минут двадцать все офицеры пробирались сквозь густую чащу.

— Всё, пришли! Согласно приказу командира Второго пехотного рехимьенто — это исходная позиция для атаки нашего батальона. Орлов, твоя рота наступает в этом секторе, — Ариас, отвернув своё лицо в сторону, ткнул пальцем на участок открытой местности.

После вчерашней атаки боливийских самолётов командир батальона почему-то избегал смотреть в глаза Павлу: — Вторая рота наступает на этом участке. Третья — на этом. Понятно?

— Да! — дружно ответили командиры рот.

— Атака начнётся по моей команде после артиллерийского обстрела укреплений форта Бокерон. В случае немедленного огня противника, вперёд продвигаемся короткими перебежками. В случае бездействия боливийцев, в атаку идём в полный рост до первой линии укрепления. Достигнув колючей проволоки, преодолеваем её и резким броском занимаем окопы противника. Перед атакой солдатам будет выдано по фляжке воды и банке мясных консервов. Вопросы будут?

— Разрешите, мой капитан? — обратился к Ариасу Орлов.

— Да! — ответил командир батальона, смотря куда-то в сторону.

— Есть данные нашей разведки о размерах форта, его расположении и системе его укреплений? — спросил Павел.

— Об этом командир рехимьенто мне ничего не сообщил, — признался Ариас.

— Ясно! Тогда второй вопрос: когда нам выдадут ножницы для разрезания колючей проволоки?

— Никогда, капитан Орлов! Проволоку будете рубить мачете. Все солдаты вашей роты их не только имеют, но и отлично ими владеют.

Больше вопросов не было.

— Да, действительность оказалась ещё хуже, чем я предполагал. Почти сразу после многокилометрового марша фронтальная атака на укрепление, о котором ничего неизвестно! Без предварительной разведки! Такая атака может превратиться в расстрел наступающих частей! Командование не ведает, что творит?! — у Павла внутри всё кипело, — но приказ надо выполнять! Это война…

Орлов, Акоста, Молина, Гомес стояли в высоком кустарнике, за которым начиналось открытое пространство, по которому они будут наступать. Позади них, метрах в тридцати, в ожидании приказа расположилась рота. Павел в бинокль внимательно рассматривал форт Бокерон.

— Месторасположение выбрано очень правильно: на господствующей высоте. Так, а теперь размеры форта… Размеры… Вижу только одну часть. Ту самую, на которую нам приказано наступать, — Орлов до боли в глазах пытался поймать глазами все мельчайшие детали. — Ого! Две линии обороны, с правильно поставленным ограждением из колючей проволоки. Добротный бруствер с бойницами для стрельбы из винтовок. Пулемётные гнёзда… Сколько же их? Одно, два, три, четыре, пять… Пять! Серьёзно! Система укреплений мне очень напоминает немецкие. Так и должно быть! Ведь в боливийской армии служат сотни инструкторов бывшей кайзеровской армии времён великой войны. На правом фланге наступления роты находится овражек. Наверное, неглубокий, но заросший сухой травой и кустарником, уходящий в небольшой лесок. Это уже хорошо! А слева, почти на стыке с участком наступления второй роты, от самого форта спускается к тому же леску дождевая промоина. Узкая и мелкая, но может выручить!

— Господа командиры, — обратился Орлов к командирам взводов. — После обстрела форта нашей артиллерией, по приказу командира батальона, начинаем атаку. В том случае если противник сразу открывает огонь, вперёд продвигаемся перебежками. В случае бездействия противника, быстрым шагом приближаемся к первой линии обороны и, по моему приказу, совершаем бросок на окопы. Проволоку рубим мачете. Вам ясно?

— Да! — хором ответили Акоста, Гомес и Молина.

— Это правда, что она рубится мачете? — задал Орлов мучавший его вопрос.

— Очень хорошо рубится, мой капитан! — ответил Гомес.

— Теперь в свои бинокли рассмотрите внимательно местность, по которой будем наступать! Видите, справа находится, находится, — Павел не знал по-испански слово «овраг» и сейчас старался подобрать ему синоним, — находится… канава. Она заросла травой и кустами. Слева — другая канава, но очень мелкая. Они обе ведут к небольшой группе деревьев. По моему сигналу, частые свистки, солдаты ваших взводов по этим канавам отходят к деревьям. Там место сбора. Вопросы?

— Нет вопросов, мой капитан! — ответили лейтенанты.

— Тогда выводите взводы на исходную позицию! — приказал Орлов.

Гомес на мгновение задержался, и когда Акоста и Молина ушли, обратился к Павлу:

— Мой капитан, разрешите сказать?

— Да, конечно, лейтенант.

— Мой капитан, у нас здесь все подобные канавы называют «каньонами», а небольшую группу деревьев «островами». Это может быть и неправильно, но для солдат будет очень понятно. Простите за уточнение! — очень корректно объяснил Гомес, как всегда, глядя Орлову прямо в глаза.

— Огромное спасибо тебе, лейтенант! Теперь буду знать! — поблагодарил Павел и пожал ему руку.

Орлов лежал в кустах, продолжая изучать укрепления форта. За ним лежали солдаты его роты.

— Странно! Очень странно: не видно ни одного боливийца! Не могу обнаружить и признаков присутствия защитников Бокерона. Может они оставили его и ночью ушли? А, может и…

Мысли Павла прервали взметнувшиеся в трёхстах метрах от его роты огромные фонтаны земли вперемешку с вырванными с корнями деревьев и телами парагвайских солдат. Загудела, задрожала земля… А через мгновение послышался и грохот мощных орудий.

— Боливийская артиллерия? Да нет! Там же никого не видно! Да это же парагвайцы по своим ударили!!! По ошибке!!! Ведь карт-то не нет, а как артиллерийскую прицельную стрельбу без них вести? Без корректировки! — сразу же понял Орлов.

— Бей своих, чтобы чужие боялись! — с тоской прошептал он по-русски.

Следующий залп парагвайской артиллерии пришёлся по сельве, расположенной очень далеко за фортом. И после этого наступила тишина.

— В атаку! — послышался крик командира батальона.

— В атаку! — повторил Орлов и, поднявшись с земли, вышел на открытую местность.

За ним, цепью, следовали солдаты его роты. Павел находился в семи-восьми шагах впереди них. Командиры взводов шли в трёх — четырёх шагах впереди своих подчинённых.

— Примкнуть штыки! — приказал Орлов, пристёгивая штык к своей винтовке.

Шли быстро. В тишине слышались только шаги босых ног и бряцание котелков о бляхи ремней. До форта оставалось восемьсот шагов… Семьсот шагов… Шестьсот… Пятьсот…

— Или в форте никого нет, или у боливийцев очень крепкие нервы и они подпустят нас шагов так на сто, а затем расстреляют в упор… — размышлял Павел.

Вдруг, в бойницах бруствера и амбразурах пулемётных гнёзд, неожиданно появились лица.

— Сейчас! — понял Павел и в это мгновение сильный удар по прикладу винтовки вырвал её у него из рук. Что-то очень горячее обожгло его правое плечо.

Орлов упал ничком на землю. Над его головой свистел шквал пуль, некоторые из них впивались в землю рядом с его лицом, поднимая фонтанчики пыли. Она обильно сыпалась ему на волосы, забивалась за воротник, проникала в уши.

Сколько времени продолжался этот ад, Павел не знал. Но стрельба вдруг прекратилась, и наступила тишина. Орлов перевернулся на спину и посмотрел на своё правое плечо. Из него обильно сочилась кровь.

— Задело! Ну да ладно, обойдётся! — успокоил он сам себя, доставая из кармана свисток. — Нельзя нам здесь больше оставаться. Перебьют всех… Надо давать сигнал к отходу.

Павел принялся делать частые и громкие свистки.

— Проклятые «пилас», уползаете!? — донеслись вопли со стороны форта, а затем вокруг Орлова снова стали взлетать фонтанчики красной пыли.

Стрельба неожиданно прекратилась.

— «Пилас», вы что, в штаны наложили? — снова послышалось из форта.

Орлов перевернулся на живот и медленно пополз к «каньону». В кустах, на самом его краю, лежал окровавленный солдат Никора.

— Герой, ты как? Живой? Двигаться можешь?

— Не-е-е… не мо-гу-у… ноги, наверное, у меня-я-я пере-би-и-и-ты-ыы, — простонал Никора.

— Тогда, сынок, потерпи! Потерпи, пожалуйста, сынок! — прошептал Павел и, крепко взяв солдата за ворот его гимнастёрки, втащил его в овражек.

К огорчению Орлова, «каньон» оказался очень мелким, и ему пришлось продвигаться вперёд ползком, волоча за собой Никору.

На «острове» в тени деревьев сидели солдаты. У всех были грязные потные лица, отрешённо-грустные глаза. Разорванное обмундирование в пятнах засохшей крови…

— Мой капитан, вы ранены? — к Орлову подбежали Гомес и Лескано.

— Надеюсь, что нет. Посмотрите Никору! Ему, кажется, совсем плохо.

— Да, мой капитан! — ответил Гомес и приказал солдатам отнести Никору в тень.

— Мой капитан, у вас всё плечо в крови! — сообщил лейтенант и тут же крикнул: «Санитара ко мне! Быстро!»

Санитаром оказался незнакомый Орлову солдат лет тридцати, который едва говорил по-испански. Он долго протирал Павлу плечо, затем больно тыкал пальцем возле раны.

— Вы имеете удачу! Пуля залетел, вырвал кусок мяса и полетел дальше. Ранка совсем маленький, — наконец объяснил санитар.

Невдалеке, в ряд лежали девять неподвижных тел. Их лица были накрыты какими-то грязными тряпками. На одном Орлов заметил лейтенантские погоны. Павел поднял тряпку. Это был Акоста.

— Ох, горе-то какое! — по-русски, непроизвольно, вырвалось у него.

Орлов вспомнил прощание на площади в Асунсьоне, где Акоста стоял со своими близнецами в руках и своей юной красивой женой.

— Лескано, назначаю тебя командиром взвода вместо геройски погибшего Акосты, — объявил Павел и сел на землю.

Нещадно палило солнце. У солдат закончилась вода. Все жевали сухую траву и листья деревьев, чтобы хоть как-то заглушить жажду. Раненые стонали, просили пить. Орлов снял с ремня свою флягу и отдал санитару.

— Раздели между самыми нуждающимися! — приказал он ему.

— Молина, организовать, срочную эвакуацию всех раненых в тыл! Немедленно! После этого, командирам взводов произвести поверку личного состава и доложить о потерях, — распорядился затем Павел.

Появился адъютант Ариаса, сержант, фамилию которого Орлов никак не мог запомнить. В руках он держал мачете.

— О, наконец-то я к вам добрался! — с облегчением вздохнул он.

— Мой капитан, комбат срочно вас вызывает к себе. Я должен вас сопроводить к нему, — сообщил сержант.

— Иду, — произнёс Павел, с трудом встав с земли. У него сильно болела спина и ныло плечо.

Минут двадцать они пробирались по узкой тропинке-просеке, сделанной только что сержантом, пока не вышли на маленькую поляну. Здесь, возле палатки, на поваленном дереве сидел капитан Ариас. Отвернув лицо и обращаясь к Орлову на «вы», он приказал:

— Капитан, доложите о потерях в роте!

— Девять убитых. Шесть тяжелораненых. Трое пропавших без вести. Тяжелораненые эвакуированы в полевой госпиталь.

Ариас нервно затряс плечами, но промолчал.

— Садитесь, — предложил командир батальона, указывая на поваленное дерево.

Минут через десять пришли командир второй роты Арса и третьей Видаль. У Арсы нервно дёргалась левая щека, а Видаль качал головой из стороны в сторону.

— Арса, доложи о потерях личного состава своей роты! — приказал комбат.

— Много убитых и раненых… Очень много, — прошептал старший лейтенант.

— Сколько? Точные цифры! — заорал Ариас.

— Не знаю… Человек тридцать убитых и много раненых… Не знаю точно, — отрешённо ответил Арса.

— А у тебя Видаль?

— У меня? Около… около… Может, тоже человек тридцать погибших… А раненых, а раненых… — повторял командир третьей роты, продолжая качать своей головой из стороны в сторону.

— Что за командиры?! Ничего не знают! — ещё громче принялся кричать Ариас, бегая вокруг полянки. — Слушайте приказ: привести личный состав рот в чувство и выдвинуться на свои исходные позиции. В три часа дня — атака!

— Какая атака? — изумился Видаль.

— Штыковая атака форта Бокерон! Это приказ командующего Первым армейским корпусом. Ещё один решительный натиск — и «болис» побегут. Не выдержат нашей храбрости и мощи…

— Мой капитан, у солдат нет воды! Они не смогут идти в атаку, — тихо сказал Арса.

— А меня в роте солдаты уже пьют собственную мочу. Когда, мой капитан, воду подвезут? Ведь обещали по шесть литров в сутки… — спросил Видаль, ещё быстрее раскачивая своей головой.

— Вода завтра! Завтра вода! А сегодня атака! Атака решительная и окончательная. Это приказ подполковника Эстигаррибьи. Это война, господа офицеры. А ваши подчинённые — это солдаты, и они должны страдать. Пусть пьют мочу! Всё! Возвращайтесь в свои подразделения. В три часа — атака. Я лично поведу батальон!

В три часа десять минут в воздух взлетела красная ракета, и Второй пехотный рехимьенто начал второе фронтальное наступление на форт Бокерон.

Капитан Ариас, размахивая пистолетом «Браунинг», шагал впереди батальона, зычным голосом подбадривая солдат «солёными» шутками.

Орлов находился впереди своей роты, держа в руках винтовку «Маузер» с примкнутым штыком. Её он нашёл брошенной на «острове». Это была его вторая винтовка за сегодняшний день.

— Первая утром мне спасла жизнь. А эта…? — спросил он сам себя, когда поднял винтовку с земли.

Солдаты, изнемогая от жары и жажды, брели за своими командирами, едва переставляя ноги.

Боливийцы подпустили Второй пехотный рехимьенто шагов на пятьсот и открыли шквальный огонь. Наступающие залегли и не хотели больше вставать и идти на верную смерть.

— Теперь их уже никто и ничто не поднимет! — с уверенностью подумал Павел. — Вторая самоубийственная атака в течение дня…

К пяти часам дня Второй пехотный рехимьенто отошёл на исходные позиции.

Последствия двух неподготовленных фронтальных атак на хорошо укреплённые позиции форта Бокерон для парагвайского Первого армейского корпуса были катастрофическими: погибли около тысячи человек. Тактика, избранная подполковником Эстигаррибия потерпела крах.

Наступила душная ночь. Горячий воздух обжигал лёгкие. Тучи комаров истязали обессилевших солдат, забираясь к ним в рот, уши, ноздри… Где-то совсем рядом орали обезьяны. Иногда слышались одиночные выстрелы. Обезумевшие от жажды солдаты роты Орлова мочились в один котелок, а затем готовили из его содержимого терере.

В груди у Павла жгло и резало. Язык распух. Губы потрескались. Голова гудела от боли.

— Надо продержаться до утра! Утром обещали воду. Объясните это, пожалуйста, солдатам, — не приказал, а просто попросил Орлов командиров взводов.

Павел буквально упал в свой гамак, натянутый между деревьями и то ли заснул, то ли потерял сознание. Но он явственно ощутил прохладу волжской чистой воды и её вкус, пахнущий песком. А затем… Затем на его шею вновь бросилась рыжая Жасмин. Крепко сдавив его грудь своими ногами, она ласково целовала губы и глаза Павла и шептала слова, от которых ему стало нестерпимо жарко. Жасмин все сильнее и сильнее давила грудь Орлова… «Пусти! Пусти! Мне больно!!!» — кричал он, а она в ответ только улыбалась.

— Мой капитан! Мой капитан! — кто-то хлопал Орлова по руке.

Павел открыл глаза. Перед ним стоял старший сержант Лескано.

— Вам плохо, мой капитан? Вы только что очень громко кричали.

— Нет! Всё хорошо, Лескано, — с трудом шевеля своим распухшим языком, успокоил Павел командира взвода.

— Возьмите вот это, мой капитан! — Лескано протянул ему какие-то луковицы.

— Что это? — вяло поинтересовался Орлов.

— Это корни растения иби а, которые содержат очень много воды. Надо жевать, чтобы убить жажду. Солдатам уже нечем мочиться и они решили копать корни иби а. Благо ночь лунная, видно, как днём, — объяснил Лескано.

— Спасибо! — поблагодарил Павел и принялся жевать корень.

Он был очень волокнистый и имел противный мучнистый вкус.

— На безрыбье и рак — рыба, — прошептал Орлов по-русски.

Рано утром Павел дал задание Гомесу взять солдат, канистры и получить у командира интендантского отделения Второго пехотного рехимьенто воду.

Тяжёлая удушливая жара. Поникшие листья деревьев не шевелились. Временами Павлу казалось, что его засунули в печь и закрыли дверцу.

Солдаты с опухшими безразличными лицами не имели сил даже передвигаться. Они лежали и сидели на земле с закрытыми глазами и ждали воду.

Прошёл час после ухода Гомеса с солдатами в интендантскую службу рехимьенто. Затем второй… Солнечные лучи выжигали всё… Несколько солдат потеряли сознание.

Наконец появился Гомес. Вид у него был просто удручающий. Он прятал глаза… Лейтенант поставил перед Орловым одну канистру.

— Здесь восемнадцать литров. На всех! На день… — со страхом прошептал Гомес.

— Как восемнадцать литров? — также шёпотом спросил Орлов.

— Остальные канистры пусты, мой капитан.

Солдаты поставили перед Павлом штук двадцать пустых канистр.

Увидев Гомеса, к ним, струдом поднимаясь с земли, стали медленно подходить солдаты. Орлов среагировал мгновенно. Он взял канистру с водой и приказал Гомесу:

— Лейтенант, за мной!

Отойдя шагов на пятьдесят от солдат, Павел остановился.

— Лейтенант, рассказывай!

— Мой капитан, это катастрофа! — сказал Гомес и его голос неожиданно сломался. Он зарыдал, не стесняясь своих слёз.

— Успокойся, лейтенант! Что всё-таки случилось?

— Мой капитан, один… Всего один неполный грузовик-цистерна на весь наш рехимьенто. На него кинулась толпа солдат, потерявших разум от жажды. Стали драться за то, чтобы зачерпнуть хоть немного воды. Лейтенанта-интенданта, спрятавшегося в кабине, вытащили из неё и хотели убить. Хорошо хоть вовремя подоспел майор Фернандес… — Гомес всхлипывал и, как ребёнок, размазывал слёзы по лицу. — Так вот майор прибежал с тремя офицерами. Они стали стрелять в воздух и отгонять всех от цистерны. Затем организовали очередь для тех, кто пришёл получать воду для своих подразделений… Люди превратились в зверей, мой капитан… Я никогда не видел парагвайцев такими…

— Так что говорят о воде? Когда она будет в достаточном количестве? — попытался вывести Гомеса из шока Павел.

— Не знаю, мой капитан. Говорят, боливийские самолёты разбомбили колонну наших грузовиков с водой… А пока мы стояли в очереди, самые сметливые солдаты залезли под грузовик и выпили всю воду из радиатора. И это мой народ! Это позор… — всхлипывал лейтенант.

— Гомес, дели воду, которую ты принёс! Я пошёл к комбату! — распорядился Павел.

Орлов застал Ариаса в его палатке. Тот уже заканчивал пить мате.

— Очень хорошо, что вы пришли, Орлов! Я хотел посылать за вами. Слушайте приказ командира Первого армейского корпуса подполковника Эстигаррибия. «Блокировать по периметру форт Бокерон с целью вынудить его гарнизон прекратить сопротивление и сложить оружие. Для этого приказываю: в суточный срок возвести линии укрепления для успешного отражения возможных контратак боливийцев». Вам понятно, Орлов! — поинтересовался комбат, глядя куда-то в сторону.

— Да, мой капитан, приказ командира корпуса мне понятен. Мне не понятно дру…

— От себя хочу добавить, что мы с сегодняшнего дня будем брать «болис» измором! — перебивая Павла, стал разглагольствовать Ариас.

— Согласен, мой капитан! Но у солдат нет воды. Стоят очень высокие температуры. Скоро, совсем скоро, солдаты начнут умирать от обезвоживания организма. С кем мы будем брать измором боливийцев? — Возмущённо поинтересовался Орлов.

— Нет у меня воды, Орлов! Нет! И в рехимьенто её тоже нет! Проклятые и никчемные интенданты!!! — стал орать Ариас и топать ногой, — моей вины в этом нет! Слышите, Орлов? Нет! Одна надежда — уповать на Всевышнего.

— Разрешите идти, мой капитан? — спокойно сказал Павел, увидев, что командир роты находится на грани припадка.

— Да! Да! Да! — ещё громче заорал комбат.

— На Бога надейся, а сам не плошай! — подумал Орлов, шагая в расположение своей роты. — Надо что-то придумать! Не может быть, чтобы не было решения этой проблемы с водой.

— Плохо дело, мой капитан, солдаты ропщут, — встретил Павла лейтенант Молина.

— Командиров взводов ко мне! — громко, твёрдым и уверенным голосом приказал Орлов.

— Господа офицеры, получен приказ о полном блокировании форта Бокерон. Для этой цели мы должны срочно возвести на участке, который занимает наша рота, линию укреплений. Также, мы должны обустроить свой быт. Но самая главная проблема сейчас — это вода. Надежды на корпус и рехимьенто — никакой. Мы должны придумать что-то! Не может быть, чтобы умный и практичный парагвайский солдат ничего не мог придумать! Ваши предложения!

— Мой капитан, — обратился к Орлову старший сержант Лескано, — в моём взводе есть солдат Мойано. Так вот, он является потомственным копателем колодцев. Ещё совсем маленьким он научился искать воду и копать колодцы от своего деда. Так вот, Мойано меня убедил, что здесь, — Лескано махнув рукой туда, где «каньон» вплотную подходил к «острову», — есть вода. Он в этом уверен.

— Солдата Мойано ко мне! — приказал Павел.

— Через несколько минут перед Орловым стоял низкорослый мужичок с длинными, непропорциональными его телу руками. Он был настолько худым, что, казалось, состоял только из одних жил и костей.

— Солдат, что тебе нужно, чтобы очень быстро выкопать колодец? — спросил его Павел.

Лескано перевел Моуано с испанского на гуарани.

Колодцекопатель принялся что-то объяснять на гуарани. После чего старший сержант пояснил Павлу:

— Он просит десять человек. Выбрать он их должен сам. Также верёвки, вёдра и лопаты. Мой капитан, то, что просит Мойано у нас есть. Мы можем уже начинать.

— Лескано, назначаю тебя ответственным за копание колодца! — распорядился Орлов, а потом добавил: помни, что вода — это жизнь для всех нас!

Мойано выбрал себе десять человек в помощь. Все они были под стать самому копателю колодцев: худые, низкорослые и жилистые.

Они распустили несколько гамаков на верёвки. Из кусков брезента соорудили мешки и начали копать вертикальный узкий тоннель в метрах пятидесяти впереди позиций роты.

Орлов тем временем построил личный состав роты.

— Солдаты! — обратился он к ним, — командование приказало взять форт Бокерон в осаду. Сколько она продлится — никто не знает. Но в каждую минуту надо ждать атаки боливийцев. Чтобы отбить эту атаку, мы должны создать для нашей роты укреплённые позиции. Будем копать траншею в полный рост. Построим блиндажи. Надо обустраивать наш быт. Сейчас ваши товарищи уже начали копать колодец. Скоро у нас будет вода. Много воды! Вы смелые и отважные солдаты! На вас надеются ваши жёны, дети, невесты. Мы отстоим Чако! Мы отстоим Парагвай!

Нещадно палило солнце. Солдаты, измученные жаждой, едва ковыряли лопатами твёрдый грунт, пытаясь выкопать траншею… Солдат Каманьо потерял сознание. Его отнесли в тень кустарника…

В это же время колодец копался быстро и ловко. «Агрессивно работают ребята» — отметил про себя Орлов, наблюдая, как из глубины поднимают наверх брезентовые мешки с землёй.

Павлу не давал покой форт. «Они прекрасно видят, что парагвайцы начали окапываться и должны предпринять меры, чтобы помешать им это сделать. Нанести артиллерийский удар или провести атаку» — размышлял он, рассматривая каждые пятнадцать минут проволочные заграждения Бокерона в бинокль. Но форт молчал. Было такое впечатление, что все его защитники или ушли, или заснули глубоким сном. «Плохо это! Не может так быть!» — беспокоился Орлов.

К трём часам дня уже никто не мог копать траншею. Все солдаты лежали вповалку в колючем кустарнике. Некоторые из них были без сознания.

— Гомес, Молина! Надо спасать солдат! Поднимайте всех, кто ещё в состоянии держать лопату и копать корни этого… как его… этого растения! Приказываю всем жевать корни! Кто ослаб и не может жевать — пусть жуют их товарищи и заталкивают им в рот! Спасать солдат! — Отдал громким голосом приказ Орлов, помогая подняться с земли сильно ослабевшему лейтенанту Молина.

Колодцекопатели к трём часам дня углубились уже на семь метров. Никто из солдат не разговаривал и не шутил. Один из них находился на дне, наполняя брезентовый мешок землёй. Затем его, вместе с мешком, вытаскивали на поверхность. Вниз опускали другого, отдохнувшего солдата.

К заходу солнца колодец стал глубже ещё на четыре метра. Работы продолжалась и при ярком свете луны.

К одиннадцати часам ночи на глубине шестнадцать метров появилась чуть влажная глина. Это находка ещё больше подстегнула копателей. У них открылось «второе дыхание».

Ещё через два часа докопали до жидкой грязи. Копатели, подняв наверх первое ведро, наполненное мокрой глиной, тут же начали пригоршнями засовывать её в рот и высасывать всю влагу. Второе ведро отнесли Орлову. Павел приказал распределить эту спасительную грязь среди самых ослабленных солдат.

На душе у Орлова теперь стало спокойно и легко. «Добыли воду! Добыли! Теперь солдаты спасены! Спасены! И гарнизон форта не предпринял никаких действий! А сегодня окопаемся на позициях и уже никто и ничто нам не страшно!»

Под утро из колодца наверх уже стали поднимать мутную, немного горьковатую на вкус, воду. Её тут же распределяли среди солдат. Когда все получили по фляжке воды, Павел попросил принести и ему. Он хотел закипятить воду, но не смог. От жажды у него уже давно сильно кружилась голова и подкашивались ноги. Орлов залпом выпил свою порцию и почувствовал, как в него вернулась сила.

Таких подразделений, как рота Орлова, оказалось очень мало. Почти весь Первый армейский корпус находился в стадии полной деморализации. Солдаты сотнями покидали свои части и бродили по окрестностям в поисках воды. Многие дезертировали. Командиры ничего не могли сделать. Укрепления по периметру форта для его полной осады никто не сооружал. Воспользовавшись этой ситуацией в Бокерон, совершенно незамеченной парагвайцами, вошла боливийская воинская часть, пришедшая на помощь гарнизону.

Солдаты роты Орлова воспрянули духом: их МбурувичА выполнил своё обещание, и они были обеспечены водой. Теперь солдаты с энтузиазмом копали траншею и начали налаживать свой элементарный быт.

Узнав о колодце, командир батальона Ариас срочно затребовал Мойано в своё распоряжение. А в роту Орлова потянулись солдаты других рот и батальонов Второго пехотного рехимьенто с пустыми фляжками в руках. Они умоляли дать им хотя-бы один глоток воды. Солдаты Орлова делились с ними своими небольшими запасами этой бесценной здесь влаги.

Двенадцатого сентября рота Орлова закончила строить укрепления. В этот же день солдаты оборудовали для своего командира роты блиндаж. Глубокую яму, выходившую в главную траншею, накрыли стволами молодых деревьев. На них уложили толстый слой сухой травы, а затем насыпали земли.

Павел сам, с помощью мачете, соорудил себе из ящиков для патронов стол и несколько табуретов. К самым толстым брёвнам, лежавшим наверху, он подцепил свой гамак. На стену повесил иконы, а на стол поставил фотографические карточки Нины.

— Ну, вот и готов дом! — вздохнул он.

Солдаты его роты тоже стали налаживать свой быт: выкопали ямы для костров, оборудовали места для ночлега.

В это же время во многих рехимьенто Первого армейского корпуса продолжался хаос. Раненые были брошены на произвол судьбы: не было ни воды, ни лекарств, не хватало медперсонала.

Командиры некоторых подразделений только на четвёртый день после получения приказа подполковника Естигаррибьи о полном блокировании форта Бокерон принялись его выпонять. Рылись неглубокие окопы, в отдельных местах оборудовались пулемётные гнёзда.