Крепко зажав в руке медный пятак, подаренный старшей кухаркой Власьевной, Мишка прибежал на ярмарочную площадь. Сквозь копошившуюся, но не двигавшуюся толпу он пробрался к палаткам со сластями и начал приценяться — почем что продается. Мятные конфеты, от которых во рту холодит и которые можно долго сосать, продаются по три штуки на копейку. Надо купить стакан жареных подсолнечных семечек. Какая ж это ярмарка без семечек! Девки всегда первым делом покупают семечки. Ходят потом по рядам, глазеют на всякую всячину и щелкают. Семечки копейка стакан, хоть торгуйся, хоть не торгуйся. Хорошо б купить пряничного коня, похожего на медведя. Когда-то давно отец покупал Мишке такого коня. Конь был сладкий, почти как сахар. Вкусны маковники, но дороги: по копейке штука. Неплохо попробовать бы толстого коричневого пряника — какой он на вкус, чтоб потом рассказать рвановским ребятам. Но пряник тоже дорог: кусок — три копейки. «А что, если на все деньги купить ландрину?» думает Мишка.
Но в это время со стороны покровской церкви, покрывая базарный рокот, долетает выкрик: «Комедия-представление, всем на удивление!»
Забыв о сластях, Мишка побежал к церкви. Недалеко от церкви, он видит, построен из свежих досок балаган. В дверях балагана на табуретке стоит малый с толстым набеленным лицом и красными кружочками на щеках. На голове у парня островерхий колпак. Натужась, парень во все горло орет: «Заходи, заходи, товарищей заводи! С одного пятачок, с двух — гривенничек. Дома расскажешь бабке про чудеса в шапке. Пятачок не пожалеешь — на великое чудо поглазеешь».
Не скажи парень-зазывала про «великое чудо», Мишка, может быть, и не пошел бы смотреть «комедию-представление». Но «великое чудо», будто магнитом, потянуло его в балаган. При входе Мишка отдал горячий и потный пятак какой-то крашеной, со впалыми щеками тетке, а она взамен дала ему какую-то узенькую квитанцию и сказала: «Садись где хочешь». В балагане было штук десять скамеек и помост со столиком. За столиком почти во всю ширину балагана — из рваных мешков штора. На помосте никого не было. На скамейках уже сидело несколько посетителей. Мишка решил сесть на самой первой скамейке — возле помоста, догадываясь, что «комедия-представление», которая сейчас находится, должно быть, за шторой, будет разыгрываться на помосте. И он не ошибся: как только крашеная женщина три раза позвонила в небольшой колокольчик, так из-за шторы вышел невысокий лысый человек с бритым, сизым лицом и печальными глазами. На человеке — черный, похожий на больничный халат, повязанный витым желтым пояском с махрами.
— Здрасте нам! — сказал человек и поклонился.
В зале засмеялись.
А дальше начались удивительные вещи. Лысый этот человек с сизым лицом попросил у посетителей носовой платок и обручальное кольцо. На глазах у всех кольцо он положил под одно блюдце, а платок под другое.
— Вы видели, — сказал он, — как я под блюдце налево положил кольцо, а под блюдце направо — платок?
— Видели! — ответило несколько голосов.
— Смотрите теперь!
Человек взмахнул небольшой черной палочкой и поднял левое блюдце. Там оказался платок, затем поднял правое — под ним было кольцо. Не успел Мишка притти в себя от изумления, как увидел новый, еще более поразительный фокус. Фокусник на свечке поджег платок. Остатки платка свернул в комок. Затем опять мотнул этой немудрящей своей палочкой и развернул совершенно целый и невредимый платок!
— Да как же это? — невольно вырвалось у Мишки.
— Ну, кто хочет, чтоб я ему из двугривенного рубль сделал? — спросил фокусник, глядя в публику.
Никто ничего не ответил.
— Не хотите — не надо. Я сам себе из двугривенного сделаю рубль. Вот видите, — показал он, достав из кармана двадцать копеек, и продолжал: — Вот эти двадцать копеек я кладу под блюдце, — и он положил их, — а затем делаю палочкой «айн, цвай, драй», и вы видите, как под блюдцем лежит не двадцать копеек, а рубль.
Он поднял блюдце и показал рубль.
Фокусник постоял, будто что-то вспоминая, и сказал:
— Платок и кольцо я вернул?
— Нет, — ответили из публики.
— Как «нет»? Я только что вернул.
— Не возвращали, — сказал Мишка.
— Посмотрите, пожалуйста, у себя в кармане, — сказал фокусник. — Есть?
— Есть! — ответили голоса.
— Теперь мне нужен помощник… Кто хочет мне помогать? — спросил фокусник.
Но никто даже не пошевельнулся, будто все пристыли к месту.
— Иди ты, что ль, — поманил фокусник Мишку.
Мишка по порожкам деревянной лестницы поднялся на помост и остановился возле столика.
— Яичницу любишь? — спросил фокусник.
— Люблю, — ответил Мишка.
В зале засмеялись.
— Вот за то, что ты взялся помочь мне, я сейчас угощу тебя яичницей.
Фокусник осмотрелся кругом, как бы чего-то ища.
— Сковородки нет, — сказал он, — ну да не важно. Мы в твоей фуражке зажарим ее.
Он снял с Мишки фуражку и положил ее на стол. Мишка подумал, что фокусник шутит. Но вот он достал из кармана халата яйцо, разбил и, к ужасу Мишки, вылил в его фуражку. «Пропала теперь фуражка! Мыть надо», мелькнула у Мишки мысль. А фокусник тем временем достал другое яйцо, разбил и тоже вылил в картуз.
— Двух хватит? — спросил он Мишку.
Мишка молчал. «И зачем мне было на помост выходить? — ругал он себя. — И что я теперь матери скажу?»
— Не бойся, картуз твой цел будет, — сказал фокусник. — Жалко, нет ложки — помешать нечем… Э-э-э, да не беда! Я сегодня умывался, можно прямо пальцем.
И он начал мешать яичницу указательным пальцем правой руки.
— А жарить на чем будем? — спросил он Мишку.
Но Мишка молчал, как одеревеневший. «Зачем я, дурак, пошел?» твердил он про себя.
— Давай-ка мы на твоей голове ее поджарим, — сказал фокусник и надел на Мишкину голову его картуз с яичницей.
Яичница, как казалось Мишке, потекла по вискам, но фокусник подобрал потеки пальцем и облизал их. В зале смеялись.
— Голова у него горячая, — кивнул фокусник на Мишку. — Может быть, и поспела.
— Поспела! — сказал кто-то со смехом.
Фокусник осторожно поднял фуражку. Мишка глядит и глазам не верит: из нее посыпались кольца разноцветных бумажек: синие, желтые, зеленые…
— Вот тебе твоя фуражка, цела и невредима, — подал он фуражку Мишке. — Спасибо за помощь… Сеанс окончен! — крикнул он публике.
— А голубей не показывали!
— Голубей в следующем сеансе буду показывать… Милости просим…
Мишка опрометью бросился к выходу. Очутившись на ярмарке, он первым делом оглядел фуражку: его ли, не подменили ли? Фуражка была его. Он порылся в ней, думая найти хоть кусочек цветной бумаги, но бумаги никакой не оказалось. Не оказалось в ней даже пятнышка от яичницы.
Зазывала-парень с шутовской рожей скликал новых зрителей, а Мишка с радужными мыслями бежал на зайцевское подворье. Опять воскресли детские горячие мечты. Он прав был: можно сделать людей богатыми. Пусть нет волшебного камня, но есть волшебная палочка. Ее Мишка видел своими глазами, и не один он — ее видели десятка полтора человек помимо него. Все видели, что клался двугривенный, а оказался рубль. Кто не верит, может заплатить пятачок и проверить…
Пусть нет такого заклинания, какое когда-то сочинял Мишка, но есть «ай, цвай, драй», и после этого «ай, цвай, драй» горелый платок выходит совершенно целеньким.
Ну, а великое чудо с яичницей — разве оно не в Мишкиной фуражке совершилось?
Вот бы показать все это Афанасу — пусть бы он посмотрел и сказал, кто, на поверку, выходит дурак: Мишка или он, Афанас?
Веселый, восторженный вернулся Мишка с ярмарки.
— Ну хвались, каких гостинцев накупил, — сказала Власьевна, красная и потная от кухонного жара.
— Я никаких гостинцев не покупал… Возле церкви балаган такой, и там великое чудо показывали. Вот смотрите: положил под блюдце двадцать копеек, все видели; открывает блюдце, а там не двадцать копеек, а рубль лежит.
— Это, стало быть, фокус такой показывали, — не то спрашивает, не то поясняет Власьевна.
— Значит, денежки на фокусы ухлопал, — заметила мать, укоризненно покачав головой.
— Ухлопал… Это у меня не было двадцати копеек, а то б я рубль принес. Он говорит: «Кто хочет, давайте двадцать копеек, я из них рубль сделаю».
— Как раз, держи мешок шире…
— Еще яичницу в моей фуражке и на моей голове жарил, — говорит Мишка Власьевне.
— Да что ты! Как же это? — удивляется Власьевна.
— Хозяин, вижу, с тебя хороший выйдет, — продолжает укорять мать.
— На моих глазах, — будто не замечая слов матери, продолжает свой рассказ Мишка, — разбил и вылил в мой картуз сначала одно яйцо, потом другое…
— Другой бы поберег тот пятачок, он бы пригодился осенью тетрадку купить, ручку, карандаш…
— А ты мне его давала? — вспыхнув, спрашивает Мишка.
— В самом деле, что ты к парню пристала! — вмешалась Власьевна, заметив на глазах у Мишки блеснувшие слезы. — Я ведь давала, мне интересно послушать.
— Если не я давала, так, значит, неси его шарлатану в карман, — не унималась мать.
— Не шарлатан, а фокусник он! — горячо возразила Власьевна. — Я ему дам еще двадцать пять копеек, пусть ему фокусник сделает рубль. А ты потом будешь смотреть, как у нас рубль окажется вместо четвертака.
Она решительно выдвинула из-под кровати красный сундучок и, достав из него носовой платок с завязанными по уголкам деньгами, развязала один узелок, отсчитала двадцать пять копеек, подала Мишке и сказала:
— Пообедай и мигом беги…
Солнце уже клонилось к закату. Но ярмарка шумела с прежней силой: Парень с набеленной рожей на этот раз выкрикивал новое заклинанье: «Пятачок не пожалеешь — на египетских голубей поглазеешь! Полное обновление программы, лучше всякой оперы и драмы!»
Программа действительно была новой. Про двадцать копеек фокусник на этот раз даже и не вспомнил. Из новой программы Мишку больше всего поразил фокус с карманными часами. По просьбе фокусника, кто-то из публики дал ему карманные часы. Фокусник осмотрел их, послушал, а потом и говорит: «Часы ваши вконец испорчены, надо их поправить». Положил часы на кусок рельса и истолок их молотком чуть не в порошок. Обломки завернул в тряпочку и сунул в какой-то ящик, покрытый куском черной ткани. Затем он постучал волшебной палочкой по боку ящика, сорвал ткань, и из ящика вылетела пара египетских голубей.
«Вот пусть бы своими глазами посмотрела, — говорит про себя Мишка, вспоминая мать. — А то — шарлатан…»
— А где ж мои часы? — раздался голос из публики, должно быть хозяина часов.
— Они у вашей соседки! — ответил фокусник.
Публика заволновалась, поднялся говор.
— Есть?
— Есть! — откликнулись голоса из публики.
Окончив сеанс, фокусник раскланялся и стал убирать со стола ящики.
Мишка долго боролся с робостью, наконец поборол ее, поднялся на помост и нерешительно сказал:
— Я, дядя, тот, что вы нынче в моем картузе яичницу жарили.
— Помню, помню, — сказал фокусник, видимо не догадываясь, зачем его бывший помощник взобрался на подмостки.
— Вы, дядя, тот раз говорили: «Кто даст двадцать копеек, я сделаю рубль».
— Говорил.
— Вот… Я… Власьевна, старшая кухарка, дала двадцать копеек — сделайте из них рубль…
Фокусник грустно улыбнулся:
— Ты, должно быть, думаешь, что я дурачок… Э-эх, друг мой… Если бы я мог превращать двугривенные в рубли, разве я болтался бы по ярмаркам, строил эти балаганы? Я жил бы в хрустальном дворце, и прислуживала бы мне золотая рыбка. Читал сказку про золотую рыбку?
— Читал.
— А то у меня вишь какие сапоги! — И он показал Мишке латаный сапог с отставшей в носке подошвой, отчего носок казался похожим на щучий рот. — Жена вон кашляет и будто свечка тает, — кивнул он на крашеную женщину. — Врачи говорят — надо на теплые воды везти. Легко сказать — вези на теплые воды… Чтоб везти на теплые воды, надо иметь рублей хоть сто-полтораста. Все, что ты видел, все это попросту обман… Вот как, друг мой…
Он погладил Мишку по голове и закончил:
— Ну, мне надо готовиться к сеансу. Заходи, если хочешь. Я скажу, чтоб тебя бесплатно пропускали.
Балаган еще работал на ярмарке два дня, но Мишка больше в него не пошел.