Жизнь Иосифа и его потомков началась в Египте при явно благоприятных условиях. Ведь Иосиф был наместником фараона, который очень благоволил к нему и его родственникам. Но с течением времени эти обстоятельства изменились самым решающим образом, и сильно умножившиеся в числе потомки Иакова столкнулись с тяжкими бедами. Библейская книга Исход кратко говорит об этом так: «И восстал в Египте новый царь, который не знал Иосифа» (Исход, 1:8). Этот царь приказал превратить евреев в рабов, отправив их на изнурительные строительные работы и повелев во избежание дальнейшего умножения израильтян убивать всех новорожденных детей мужского пола.
Этот жестокий приказ отражал новую для Египта политическую реальность. Гиксосы, господствовавшие в стране около 150 лет, были низвергнуты и изгнаны. Новые же власти были вовсе не расположены к чужеземным для них семитическим племенам и в том числе к потомкам Иакова, израильтянам. Современные ученые считают, что события, описанные в первых главах книги Исход, произошли во время правления в Египте Девятнадцатой династии, когда на троне находился фараон Сети I (около 1305–1290 до и. э.) и его сын Рамзее II (οκ. 1290 – ок. 1224). Следующий за ними фараон Мернептах (ок. 1224 – ок. 1211) хвастался тем, что он разгромил израильтян в Ханаане в 1220 году. Таким образом, исход евреев из Египта к тому времени уже состоялся, и большинство библеистов сейчас считает, что это случилось где-то около 1290 года до и. э., хотя и не все согласны с такой датировкой.
Заметим в этой связи, что Сети I начал, а Рамзее II продолжил реконструкцию разрушенной столицы гиксосов Авариса, и им были нужны рабочие руки для строительства. Дошедшие до нас египетские документы того времени упоминают, что для этих работ привлекались хапиру, в числе которых наверняка были и евреи. Эти фараоны перенесли столицу назад в Аварис, переименовав его в Пи-Рамзес (т. е. Дом Рамзеса), ибо так им было легче вернуть себе отделившиеся от них азиатские территории. В новой столице разместилась и администрация фараона с бесчисленным множеством чиновников, придворных и военных. Сильно увеличившееся число израильтян, очевидно, грозило перенаселением дельты Нила, и этим, наверное, можно объяснить жестокий приказ фараона убивать новорожденных еврейских мальчиков, хотя подтверждения ему из внебиблейских источников до нас не дошли.
Именно в этот тяжкий для евреев момент истории родился Моисей, считающийся великим пророком и вождем израильского народа, который вывел этот народ из египетского рабства и дал ему синайское законодательство. Обо всем этом рассказывают следующие за книгой «Бытие» части Пятикнижия: книги «Исход», «Левит», «Числа» и «Второзаконие». Религиозные задачи, главные для всей Библии, доминируют и в этих ее книгах. В лице Моисея Божественное слово, обетование и завет теперь даются уже не отдельной семье, праотцам и их будущему потомству, но целому, вполне реально существующему народу который Моисей сплачивает вокруг себя и ведет в землю обетованную, тот самый Ханаан, где некогда жили ветхозаветные патриархи и где умерли и были похоронены Авраам и Исаак.
Таким образом, здесь уже, в отличие от Книги Бытия, как бы три действующих лица. Это, конечно же, как и раньше, Бог, выводящий народ из рабства и открывающий здесь Свои новые черты Бога-законодателя, носителя высшего нравственного идеала, но также чрезвычайно многоплановая и меняющаяся по ходу повествования фигура Моисея и, наконец, сам израильский народ, избранный на служение Богу.
В жизни Моисея, как и в жизни библейских патриархов, тоже есть и неожиданное призвание на службу Богу, и многочисленные Божественные откровения, и необычайные повороты судьбы. Согласно книге «Исход», Моисей родился как раз в тот момент, когда фараон, уже «не знавший Иосифа», отдал свой жестокий приказ убивать всех новорожденных еврейских мальчиков. Тогда мать Моисея, желая спасти дитя, положила его в корзину, которую пустила вплавь по водам Нила. А потом эту корзину заметила дочь фараона, которая стала приемной матерью мальчика, дав ему придворное воспитание и обучив его «всей мудрости египетской».
Никаких внебиблейских данных о Моисее до нас не дошло. Тем не менее почти все, даже скептически или атеистически настроенные современные ученые не ставят под сомнение его египетское воспитание и образование, хотя некоторыми чертами рассказ о его рождении напоминает легенду о детстве аккадского царя Саргона, тоже найденного в корзине, которая плыла по реке. Более того, Зигмунд Фрейд даже думал, что Моисей – вообще не еврей, а египтянин. Эту крайнюю точку зрения сейчас никто не разделяет. Но о египетском воспитании пророка говорит даже само его имя Моисей (Mosheh), которое исследователи возводят к египетскому слову мосе, что значит «рожденный» – отсюда Тутмос (бог Тот рожден) или Рамсес (тот же корень, но иная огласовка).
Однако несмотря на египетское воспитание и благополучную жизнь при дворе фараона, Моисей все же сохранил чувство принадлежности к своему народу и глубокое сочувствие к его горькой судьбе. Как сказал апостол Павел в «Послании к евреям», Моисей лучше захотел страдать с народом Божиим, чем иметь «временное, греховное наслаждение» и потому «отказался называться сыном дочери фараоновой» (Евреям, 11:24–25). Он убил египетского надзирателя, который издевался над беззащитным израильтянином, и был вынужден бежать из Египта. Целые долгие сорок лет он провел на Синайском полуострове, в земле Мадиамской, где женился на дочери местного священника. В Египет он вернулся лишь после смерти фараона (очевидно, Сети I), когда на трон взошел его преемник.
Годы, проведенные в земле Мадиамской, были для Моисея временем очищения и просветления. Здесь на горе Хорив и совершилось его призвание на службу Богу. Момент, когда Бог открылся ему в пылающей купине, – важнейший момент в жизни Моисея. Вот как это произошло. Неожиданно Моисей увидел: «терновый куст горит огнем, но куст не сгорает» (Исход, 3:2). Позднейшие толкователи усмотрели в этом видении символическое изображение бедствий евреев в египетском рабстве. Терновый куст, не отличающийся ни красотой, ни плодородием, воплощает собой нечто низкое, презираемое, т. е. сам еврейский народ, а пламя огня как сила истребляющая указывает на тяжесть страданий. И вместе с тем куст все же не сгорает, и, подобно этому, еврейский народ не уничтожается, а лишь очищается в горниле бедствий. (Согласно же одному из христианских толкований, куст – символ Богородицы, «до Рождества и по Рождестве Дева»). Из этого горящего, но не сгорающего куста, названного в славянской традиции неопалимой купиной, Моисей и услышал голос Бога, повелевший ему идти к фараону, царю египетскому, и вывести из Египта «народ Мой, сынов Израилевых» (Исход, 3:10).
Призвание Моисея явилось завершением и плодом долгой подготовки. Он услышал голос Бога, когда стал достойным такого откровения. Рожденный в угнетенном племени евреев, Моисей обязан дочери фараона не только тем, что она «из воды вынула его» (Исход, 2:10), и он остался жив, но и воспитанием, которое подготовило его к деятельности вождя. Простой неграмотный израильтянин никогда не смог бы стать таким вождем. Однако ни мудрость, ни известность, ни могущество, приобретенные при дворе фараона, не были достаточны, чтобы сделать его освободителем своего народа. Он даже среди своих единоплеменников поначалу натолкнулся на сопротивление. Когда он на следующий день после убийства египетского надзирателя хотел рассудить двух спорящих евреев, один из них сказал ему: «Кто поставил тебя начальником и судьею над нами? Не думаешь ли убить меня, как убил египтянина?» (Исход, 2:14). И вот Моисей бежит в пустыню, и лишь там после долгого испытания Бог призывает его.
Бог явился Моисею при неопалимой купине и открыл Свое Имя и Свой замысел, сказав ему о его посланничестве и дав силы выполнить это задание. Напрасно Моисей возражал: «Кто я, чтобы мне идти к фараону и вывести из Египта сынов Израилевых?» (Исход, 3:11). Смирение, сначала вызвавшее у него колебания перед столь ответственной задачей, в дальнейшем вместе с твердой верой помогло ему выполнить ее вопреки всему сопротивлению внешних обстоятельств и даже его собственных соплеменников.
В момент призвания особую роль сыграло то, что Бог открыл Моисею Свое Имя. Это имело очень важный богословский смысл, который нужно правильно понять. На вопрос Моисея, как Ему имя, Бог ответил: «Я есмь Сущий (Яхве). И сказал: так скажи сынам Израилевым: Сущий послал меня к вам» (Исход, 3:14).
В еврейском языке при переходе из первого лица в третье выражение «Я есмь» дает знаменитый тетраграмматон (четыре буквы) «Он есть» (YHWH), который произносится как Яхве, или Ягве, а в Средние века он получил огласовку Иегова. На греческий язык Септуагинты этот тетраграмматон был переведен как «сущий». Однако этот перевод не совсем точно передает смысл оригинала. Вернее, он выражает лишь один оттенок смысла – идею трансцендентности, вечности и неизменности Бога, столь присущую греческой мысли. Таким образом, взятый в третьем лице глагол быть с местоимением «он» означает, что единственная самодовлеющая причина бытия личности Бога в Ней Самой. Есть также мнение, что в оригинальном четырехбуквии можно усмотреть три формы времени ивритского глагола быть: «был, есть, буду», что выражает ничем не обусловленное и не ограниченное существование Бога.
Это верно, хотя при этом теряется присущий библейской мысли исторический аспект деятельности Бога и личностный аспект Его взаимоотношений с человеком. Тетраграмматон поэтому также переводят и как «Тот, Кто творит». Иными словами, Яхве – Тот, Кто не только трансцендентен миру, но и Тот, Кто является причиной бытия, т. е. не только сущий, но и творящий. На такой интерпретации, которую вполне допускает текст с иной огласовкой (замена гласной а на е), «Бог творящий» или «Я творящий» настаивали видные богословы XX века, в том числе знаменитый американский ученый Олбрайт.
Есть и третий способ толкования тетраграмматона, согласно которому здесь стоит не настоящее время «Я есмь», но будущее «Я буду» – текст позволяет и это. Тогда все это выражение означает имя Бога, Который как бы обращен лицом к Своему народу, Который являет Свое присутствие как Спаситель, Вождь и Судья и Который становится доступным в молитве и богослужении.
Все эти три толкования вполне допустимы, и трудно выбрать какой-либо один вариант. Возможно, что Мартин Бубер, крупнейший еврейский библеист и философ, был прав, сказав, что, отвечая на вопрос Моисея, Бог намеренно дал несколько туманный ответ, который можно толковать по-разному, чтобы подчеркнуть расстояние, отделяющее Бога от человека, Божественную тайну, конечную непознаваемость Бога. Более того. Слова «Я есмь то, что Я есмь» иногда даже понимают как отказ, подобный отказу ангела назвать свое имя Иакову, чтобы тот не претендовал на некую власть над ним.
Как бы там ни было, Яхве, это страшное имя, впервые открытое Моисею на горе Хорив, навсегда осталось в Израиле именем Бога. Это имя в дальнейшем окружили таким почитанием, что его даже не смели произносить вслух. При громком чтении библейских текстов в Храме или синагогах его заменяли словом Адонаи, по-гречески Кириос, по-латыни Доминус, а по-славянски Господь.
Сам же факт открытия Богом Своего имени важен потому, что отныне, с призвания Моисея, Бог, говорящий к Израилю и становящийся его Богом, не будет для него более неизвестным. Впредь Его не будут именовать нарицательным множественным числом Элохим от эль, древнейшего семитического обозначения Бога. (Множественное число здесь, впрочем, нужно понимать как прием, употребляемый из особого благоговения, а потому слово Элохим вовсе не означает боги, но Бог). Отныне Бог – уже не просто Бог Авраама, Исаака и Иакова; Его не нужно, как во времена патриархов, обозначать такими именами, как Шаддаи (дословно «тот, кто на горе» – по-русски Бог Всемогущий) или выражениями Страх Исаака или Сильный Иакова. Отныне Яхве – это Бог, лично известный под Его собственным именем.
Значение этого эпизода можно понять, если мы представим себе ту огромную силу, какую имя имело для древних и особенно для семитов. Мы уже отчасти касались этого в связи с переименованием Иакова в Израиля. Напомню, что назвать какое-либо существо (как это сделал Адам в раю с животными) значило овладеть им. Сама внутренняя природа существа открывалась через его имя. Имя определяло место, которое должен занимать в мире его носитель. Бог завершил творение, нарекая имена дню, ночи, небу, земле, морю, называя каждое светило его именем и предоставляя Адаму возможность дать имена животным. Имя считалось как бы личностью человека, и воздействовать на имя значило воздействовать на человека. Так, бунты, возникшие впоследствии в эпоху царств при переписи людей, объяснялись тем, что перепись казалась равносильной порабощению.
В эпизоде же призвания Моисея Бог Сам по Своей благой воле, из любви открыл Свое имя. Это неслыханный дар, который в дальнейшем явился основанием для употребления в тексте Библии брачных образов при описании отношений Бога и Его избранного народа, впервые у пророка Осии.
Итак, Яхве, Тот, Кто является причиной бытия, есть не только Бог, говорящий и открывающий Себя человеку, но и Бог, творящий историю Своего народа. И тут Его главным действием стал исход, чудесное освобождение Израиля из египетского рабства, а затем и водительство «рукою крепкою и мышцею высокою» (простертою), которое привело евреев в землю Ханаанскую, в страну, обещанную Аврааму. Как сказано в книге Второзаконие, «Господь вывел нас из Египта рукою крепкою. И явил Господь и знамения и чудеса великие и казни над Египтом, над фараоном и над всем домом его, пред глазами нашими. И нас вывел оттуда, чтобы ввести нас и дать нам землю, которою клялся отцам нашим дать нам». (Второзаконие, 6:21–23).
Что же это за знамения и чудеса великие и казни? Я думаю, что, скорее всего, большинство из вас знает ответ на этот вопрос и, может быть, даже помнит соответствующие эпизоды из книги Исход. Кратко говоря, все эти казни обрушились на Египет потому, что фараон не слушал Моисея и не хотел отпускать евреев из своей страны. Их задачей было вразумить фараона, и вместе с тем они были для евреев видимым и ощутимым знаком присутствия Яхве, вмешательства Бога в их судьбу с помощью природных явлений (нашествия насекомых, бури и т. д.) и необычайных происшествий, типа неожиданной гибели младенцев.
Как известно, самих казней было десять. Обращение воды в кровь, нашествие жаб, нашествие мошек (скнипов), нашествие «песьих мух» (злых и ядовитых насекомых), моровая язва на скот, язва, поражавшая людей, грозовая буря, побившая урожай, нашествие саранчи, мрак, покрывший Египет в течение трех дней (тьма египетская) и, наконец, последняя, самая важная казнь. Накануне Яхве повелел евреям выбрать для каждой семьи однолетнего ягненка (агнца), заколоть его и есть с пресным хлебом и горькими травами, не сокрушая (т. е. не ломая) костей; а кровью агнца – помазать косяки и перекладины дверей. В эту ночь Яхве поразил всех первенцев в Египте, от человека до скота (а мы помним, как чтили первенцев на Древнем Востоке). Ангел смерти прошел мимо лишь тех домов, на дверях которых был сделан знак кровью. По всему Египту поднялся плач, и фараон наконец отпустил евреев.
В честь избавления из рабства и выхода из Египта ветхозаветная Церковь впоследствии установила свой главный праздник – ветхозаветную Пасху (от слова песах – в переносном смысле перепрыгнуть, пройти мимо, щадить, т. е. прохождение Яхве, который прошел над домами израильтян, но поразил египетские дома). В этот день израильский народ празднует свое избрание в народ Божий. Чтобы стать достойным такого избрания, народ должен был очиститься, и единственное средство к тому – жертва, невинный агнец. А горькие травы и опресноки (пресный хлеб), которые также употребляют за пасхальной трапезой, как и ту ночь перед исходом, символизируют горечь рабства и сладость свободы.
Богословский смысл исхода прежде всего в том, что Бог усыновил еврейский народ, и это усыновление стало равносильным новому рождению. Сама жизнь народа как чада Божия только и обеспечивается в союзе с Богом, заменяя собой его прежнюю жизнь раба, обреченного на смерть. Здесь скрыт важный богословский парадокс. Израиль, как и все другие народы принадлежит истории. Но от самого его возникновения Библия представляет его превосходящим исторический порядок вещей. Этот народ существует оттого, что Бог его избрал и призвал, притом не за численность, силу или заслуги, но исключительно по любви. Отличив его среди других народов, Бог искупил его и избавил во время исхода из Египта. Сделав из него независимую нацию, Бог особым образом сотворил его, образовал его как младенца в утробе.
Выведя евреев из Египта, Бог продолжал творить «знамения и чудеса великие» и во время их странствий на пути в землю обетованную. Он вел их по предначертанному пути днем в виде столпа облачного и ночью – столпа огненного. Бог поил и питал их в пустыне, превращая горькие источники в чистую и сладкую воду и посылая им перепелов и манну небесную. Бог через Моисея ободрял малодушных и ропщущих, а таких было много, ибо психология раба прочно въедается в сознание человека, и приучить его к свободе, требующей отваги и мужества, крайне трудно. И, конечно же, как все знают, Бог, разделив морские воды, провел евреев по дну моря, как по суше, а когда египетская конница устремилась вслед за ними, вновь сомкнул воды, потопив преследователей.
Сейчас, насколько мне известно, никто из крупных библеистов не сомневается, что это событие, считающееся важнейшим из чудес во время странствия в землю обетованную, в действительности в той или иной форме имело место. При этом некоторые ученые, отказываясь верить в чудеса, предлагают самые разные объяснения, которые бы, по их мнению, не нарушали границы возможного. Так, одни предполагают, что евреи перешли по дну высохшего морского рукава, а когда туда вступили египтяне, началась буря, внезапно нагнавшая воду, или землетрясение. Согласно другому объяснению, перевод «Красное море», вошедший в обиход со времени Септуагинты, неверен. В тексте оригинала, якобы, была иная огласовка, и нужно говорить о тростниковом море, т. е. болотистой, поросшей тростниками почве на морском берегу, где смогли пройти пешие израильтяне, а тяжелая египетская конница затонула.
Для нас эти дискуссии не столь уж существенны. Важно другое, то, что этот переход по морскому дну навсегда остался в сознании евреев как величайшее Божие знамение их рождения как народа. Именно так он запечатлен в библейских текстах и, прежде всего, в знаменитой хвалебной песне Марками, сестры Моисея, сочинившей ее, как считают исследователи, вскоре после этого события: «Пою Господу, ибо Он высоко превознесся; коня и всадника его ввергнул в море. Господь крепость моя и слава моя, Он был мне спасением» (Исход, 15:1–2).
Однако сам трудный и болезненный процесс рождения древних израильтян как богоизбранного народа окончательно завершился лишь после того, как Бог через Моисея возобновил с ними Свой завет и дал им синайское законодательство, связав соблюдение завета с исполнением закона, или Торы.
Исход, возобновление завета и дарование Торы неразрывно связаны. Исход создал необходимые условия для возобновления завета и дарования Торы, выведя евреев из рабства, но они становятся богоизбранным народом, только приняв завет и исполнив повеления Торы. Таковы условия Бога, которые Он объявил через Моисея: «Если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то будете Моим уделом из всех народов» (Исход, 19:5). Отныне исполнение завета со стороны Бога обусловлено исполнением закона со стороны человека. Соответственно, следовать закону – это дело святости, дело благочестия, то, что только и может обеспечить народу и каждому человеку Божие благословение. Но в чем закон?
Изложение Торы или, как ее часто называют, закона Моисеева, занимает огромное число страниц в Пятикнижии. И это понятно, поскольку Тора была призвана упорядочить жизнь евреев во всех ее проявлениях. Содержащиеся здесь предписания нравственного порядка напоминали об основных требованиях человеческой совести. Юридические формулы, рассеянные в нескольких сводах, определяли работу гражданских институтов (семейных, социальных, экономических и судебных). Наконец, постановления, относящиеся к богослужению, показывали, каким оно должно быть в отношении обрядов, священнослужителей и условий для совершения служб. Ничто не было оставлено без внимания.
Однако сердцевину всего синайского законодательства составляет знаменитый декалог, или десятисловие, т. е. те самые десять заповедей, о которых вы все так или иначе наверняка слышали. Именно в них сформулированы основы ветхозаветной нравственности. Это наиболее древняя часть Торы, которую, даже по мнению весьма рационалистических критиков, мог записать сам Моисей. Остальные постановления Торы создавались позже, постепенно, с обязательным учетом десятисловия, а часто и как его разъяснение и дополнение.
Постараемся, хотя бы кратко, рассмотреть эти заповеди. Первая гласит: «Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли египетской, из дома рабства; да не будет у тебя других богов пред лицом Моим» (Исход, 20:2). Знаменательно, что в подлиннике Бог здесь назван впервые открытым Моисею именем Яхве. Он и есть Бог откровения и завета, чудесную силу и покровительство Которого израильтяне ощутили во время исхода, и потому Яхве как истинный Бог и должен стать единственным объектом поклонения. Как Он Сам говорит в книге Второзаконие, «Я – и нет Бога, кроме Меня» (Второзаконие, 32:39).
Вторая заповедь вытекает из первой и как бы продолжает ее: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе наверху и что на земле внизу и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои» (Исход, 20:4–6).
Уже первая заповедь, отвергая служение языческим богам, запрещала и поклонение их изображениям, от которого они в сознании язычников были неотделимы, ибо языческие боги на Ближнем Востоке и в Греции имели чувственный характер и без внешних форм, в которых они были представлены, были немыслимы. Соответственно, во второй заповеди запрещается не делание идолов языческих богов, но создание изображений Яхве. Ведь Бог есть Дух, и потому Он невидим. Яхве нельзя изображать в чувственных видимых формах и поклоняться этим изображениям. Такое поклонение – это род идолопоклонства. Вторая заповедь запрещает изображать Бога в виде кумира, изваяния, или в иных формах, воспроизводящих небесные светила («то, что на небе наверху»), людей, животных и птиц («на земле внизу») и рыб («в воде ниже земли»).
Заметим, что, исходя из этой заповеди, протестанты упразднили иконы и статуи, всегда имеющиеся в католических храмах (у православных есть только иконы). Нет изображений Бога и у монофизитов. На почве этой заповеди в православной Церкви некогда возникло движение иконоборцев, осужденное как ересь. Как мы все знаем, иконы в православной Церкви разрешены и очень почитаемы. Однако с точки зрения православной Церкви такое почитание вовсе не является идолопоклонством. Поклоняясь иконам, православные верующие мысленно представляют себе того, кто на них изображен (Иисуса Христа, Богородицу или кого-то из сонма святых), и поклоняются ему, вовсе не считая сами иконы божеством. По словам отцов Церкви, при таком почитании «мысль на первообразное восходит». Именно в этом и только в этом вся суть почитания икон.
Во второй заповеди мы встречаем и очень важное определение Яхве как Бога ревнителя. Согласно такому представлению, Бог, воздавая человеку как Своему любимому творению бесконечные милости, в то же время строгий и грозный Судья, Который не терпит грехов и карает за них. При этом последнюю фразу заповеди нужно понимать так. Яхве наказывает не всех детей за вину отцов, ибо во Второзаконии сказано: «Отцы не должны быть наказываемы смертью за детей, и дети не должны быть наказываемы смертью за отцов; каждый должен быть называем смертью за свои преступления» (Второзаконие, 24:16). Соответственно, до четвертого поколения наказывают лишь детей, чья преступность («ненавидящих Меня», как сказано в заповеди) коренится в виновности их отцов. Любящим же Бога и творящим Его заповеди милость воздается до тысячи родов. Это представление о Боге ревнителе во многом определило ветхозаветную концепцию истории еврейского народа, где все невзгоды евреев объясняются как наказание за ослушание и забвение Бога.
Третья заповедь вытекает из двух предыдущих. «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно» (Исход, 20:7). Вспомним, что для древних иудеев имя Бога – это Сам Бог. Поэтому это имя любимо, славно, почитаемо, свято, но оно и страшно. Призывать имя Яхве – значит воздавать поклонение Богу, молиться Ему. Его имя возглашают, к нему взывают за судом и правдой. Произносить же имя Бога напрасно, всуе, значит злоупотреблять этим именем и искушать Бога. Это уже не служение Богу, а профанация, и она строго наказывается.
В четвертой заповеди сказано: «Помни день субботний, чтобы святить его» (Исход, 20:8). Предписание о субботе уже было известно еврейскому народу, и потому оно здесь только напоминается. Соответственно, первые шесть дней недели – это время заботы о земных нуждах, отданное труду. В седьмой же день надлежит отрешиться от житейских забот, от привязанности к земле и земному. Работа в этот день запрещена даже пришельцам, рабам и скотам. Традиция посвящения целого дня Богу впоследствии перешла и в христианство, где днем, свободным от работы, стало воскресенье (неделя по-славянски).
Пятая заповедь гласит: «Почитай отца твоего и мать твою (чтобы тебе было хорошо и) чтобы продлились дни твои на земле» (Исход, 20:12). От духовных установлений, регулирующих отношения человека с Богом, декалог переходит теперь к общественным установлениям, регулирующим отношения между людьми в глазах перед Богом. Вполне естественно, что эти отношения начинаются с семьи, ибо семья – это основа гражданской жизни, и прочная семья – залог прочного общества. Потому почитание родителей, повиновение им, являются источником благоденствия, долгоденствия отдельных людей, поколений и всего народа. Крепкие нравственно, верные заветам отцов семьи никогда не распадутся и создадут прочное, долговечное общество.
Шестая заповедь «Не убивай» (Исход, 20:13) запрещает отнимать жизнь у человека, созданного по образу и подобию Бога. Каждого человека создал Бог, и только Он один может оборвать его жизнь. Согласно Библии, всякая жизнь вообще священна, ибо она от Бога. Но совсем особым образом это относится к человеку. Чтобы сделать его душой живою, Бог вдунул ему в ноздри дуновение жизни, которое Он же забирает назад в момент смерти. Вот почему Бог берет жизнь человека под Свое особое покровительство и запрещает убийство.
Следующая седьмая заповедь запрещает грех прелюбодеяния: «Не прелюбодействуй» (Исход, 20:14). Под прелюбодеянием понимается супружеская измена, грех одного из супругов или даже невесты или жениха, обрученных друг другу, ибо брачный союз, установленный Богом еще в раю, должен быть свят и беспорочен. Интересно, что прелюбодеянием в Ветхом Завете именуется также и идолопоклонство еврейского народа, его измена завету с Богом, поскольку сам этот завет иногда образно представлен в виде союза мужа (т. е. Бога) и жены (т. е. еврейского народа). Приведем в качестве примера слова пророка Осин, так говорящего о народе Израиля: «И накажу ее (т. е. народ Израиля) за дни служения Ваалам, когда она кадила им и, украсивши себя серьгами и ожерельями, ходила за любовниками своими, а Меня забывала» (Осия, 2:13).
В восьмой заповеди «Не кради» (Исход, 20:15) собственность как плод человеческого труда объявлена священной, а воровство клеймится как преступление. В девятой заповеди «Не приноси ложного свидетельства на ближнего своего» (Исход, 20:16) к преступлению приравнивается лжесвидетельство и всякого рода клевета. В последней десятой заповеди от запрещения худых дел и слов декалог переходит к запрещению дурных мыслей и желаний: «Не желай дома ближнего твоего, не желай жены ближнего твоего, (ни поля его), ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, (ни всякого скота его), ничего, что у ближнего твоего» (Исход, 20:17).
Значение декалога, только что прокомментированных мной десяти заповедей трудно переоценить. Кратко и суммарно говоря, он заложил основы нравственности и законодательства не только для иудейского, но и для христианского мира на многие века вперед. Разумеется, определенные нравственные и гражданские установления известны и у других народов древности. Это, скажем, законы Хаммурапи, записанные раньше десяти заповедей, или римское право, возникшее позже и независимо от иудейской традиции. Между всеми этими кодексами, конечно, есть совпадения. Да и сама Библия тоже признает существование некоего неписанного универсального нравственного закона, действующего в мире. Каин, люди, погибшие во время потопа, жители Содома и Гоморры наказаны за нарушение этого закона. Однако в десятисловии – и это самое важное – законы нравственности даны в виде откровения, как выражение слов Бога. Поэтому основы нравственности в Библии не являются учением мудрецов или повелением правителей, или даже наставлением некоего языческого божества, которое учит смертных наукам и искусствам, а заодно и морали. Десятисловие содержит в себе выражение абсолютной воли Бога, данной не жрецу или мудрецу, но всему народу. Собравшись у подножия горы Хорив, израильтяне слышат голос Самого Бога, чьи слова им затем разъясняет Моисей. А поскольку законы даны всему народу, то весь народ и в ответе за их нарушение.
Как я уже сказал, десять заповедей стали основой разработанного позже во всех деталях обширного законодательства. Оно часто называется синайским законодательством, поскольку Моисей получил десять заповедей от Бога на Синае. В основу отношений между людьми в синайском законодательстве положена истина, провозглашенная в книге Левит, а затем повторенная в Евангелии: «Люби ближнего твоего, как самого себя» (Левит, 19:18).
Многие частные постановления Торы направлены к тому, чтобы внедрить эту истину в сознание народа, привить ему идеалы добра и справедливости, милосердия и сострадания. Закон отвергает насилие и нарушение прав и интересов людей, живущих по соседству, выступает против любых форм разврата и требует прочных семейных отношений. Тора проповедует сострадание и милосердие к социально незащищенным, как сказали бы мы теперь – к рабам, вдовам, сиротам.
Форма проявления такого милосердия достаточно многообразна – от наказания за убийство раба, считавшегося как бы младшим членом семьи, до разного рода материальной помощи и непременной защиты в суде интересов вдов и сирот. Тора требует единой справедливости для всех вне зависимости от их социального положения.
Однако, с другой стороны, нужно помнить, что постановления синайского законодательства предназначались для народа, только что вышедшего из рабства и стоявшего на достаточно низкой ступени нравственного и культурного развития, а потому, очевидно, неспособного подняться на высоту предложенного ему нравственного уровня. В силу этого многие постановления Торы как бы применяются к этому реальному уровню еврейского народа. Отсюда знаменитый lex talionis, закон равномерного воздаяния: «око за око, зуб за зуб» (Исход, 21:24), отсюда жесткость многих постановлений – прелюбодеев, например, побивали камнями до смерти.
Но эта жесткость имела и свое богословское объяснение. Поскольку в мире властвует установленное Яхве милосердие и правда, то и их нарушение имеет далеко идущие неблагоприятные последствия не только для отдельных людей и или их сообщества, но и для всего мироздания, а потому, как считалось, должны караться с особой строгостью.
Реальным нравственным состоянием древнееврейского народа объясняется и рабский «юридизм» законов, их чрезвычайно строгая регламентация всей жизни, которая таила в себе опасность «законничества», нудного легализма, перевеса буквы закона над его духом. Но подобное отношение – это уже также и взгляд со стороны, характерный для более поздних эпох и, прежде всего, христианства. Для древних же иудеев речь шла не о рабском «юридизме» (этот термин был бы им совершенно непонятен), но о внутренней готовности следовать закону как слову Божию, которая проявляется в самых прозаических подробностях каждодневной жизни и быта. И тут нет ничего удивительного, ибо «жизнь верою» и «исполнение закона» должны были составлять для них единый и неразрывный идеал, определяющий все их существование. Другое дело, что он далеко не всегда находил свое воплощение в действительности; но он все же оставался высоким ориентиром для каждого правоверного иудея.