Обратимся теперь к началу евангельской истории. О том, при каких обстоятельствах «Слово стало плотью», или о Рождестве Христа, мы читаем у двух евангелистов, Матфея и Луки. Их рассказы взаимно дополняют друг друга. Лука начинает свое повествование с более ранних событий, чем Матфей: с благовестил священнику Захарии о рождении Иоанна Предтечи, и сообщает больше подробностей, чем Матфей.
Знаменательно, что две первые главы Евангелия от Луки по тону значительно отличаются от последующего более бесстрастно объективного повествования книги. В своей особой поэтической манере они как бы передают тот дух ожидания и надежды, которым проникнут Ветхий Завет. Всего нескольких, правда, очень ярких эпизодов евангелисту достаточно для того, чтобы напомнить читателям о твердой вере пророков в Божественный порядок истории, направляющей ее события, о стремлении священников, ежедневно приносивших в Иерусалимском Храме жертвы, достичь большей близости к Богу, о надеждах на царство мира и справедливости, связанных с именем царя Давида, и о терпеливой стойкости простых людей, ждавших избавления Израиля. Искусно пользуясь аллюзиями из Ветхого Завета, Лука помогает читателям за имеющими важное самостоятельное значение фигурами Захарии и Елисаветы, Иосифа и Марии, Симеона и Анны увидеть целую вереницу персонажей Ветхого Завета, которые жили верой в Божии обетования и умерли, так и не дождавшись их исполнения.
Характерно, что в Евангелии от Луки поэтические прославления Бога встречаются чаще, чем во всех остальных Евангелиях. Особенно важными среди них являются три гимна, которые мы находим именно в первых двух главах третьего Евангелия. Это гимн Марии «Величит душа моя Господа» (Лука, 1:46), благословение Захарии «Благословен Господь Бог Израилев, что посетил народ свой и сотворил избавление ему» (Лука, 1:68) и пророчество старца Симеона «Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыка, по слову Твоему с миром» (Лука, 2:29). Эти гимны очень рано вошли в богослужебный устав, и их пели почти все поколения христиан. Их и сейчас мы можем услышать на всенощной в православном храме, да и на концертах классической музыки, где, например, часто исполняют магнификаты Баха, Моцарта, Генделя и других великих композиторов прошлого. (Магнификат – это латинский вариант молитвы Богородицы «Величит душа моя»: magnificat mea anima.) Лука с помощью этих поэтических отрывков вводит читателя в особую, неповторимую атмосферу, характерную для обстоятельств, когда Слово становится плотью и небесное сочетается с земным.
Именно так происходит в столь хорошо всем известном рассказе о Благовещении. Вспомним его. Деве Марии, обрученной Иосифу, явился архангел Гавриил и сказал Ей, что Святой Дух снизойдет на Нее и сила Всевышнего осенит Ее. Она зачнет во чреве, и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим. В этом тексте в простой повествовательной форме выражен важнейший догмат христианской веры (его одинаково признают православные и католики, хотя некоторые из протестантов и не согласны с ним), догмат непорочного, или, как писали отцы Церкви, бессемейного зачатия Иисуса Христа. Подобно догмату о Троице – это тоже тайна, которую истинно верующие должны принять с благоговением, как приняла эту тайну Сама Богородица, ответившая ангелу: «Се, раба Господня; да будет Мне по слову твоему» (Лука,1:38).
Как я сказал, сам текст Евангелия, повествующий о Благовещении, полон аллюзий на ветхозаветные пророчества, которые теперь наконец-то сбываются. Слова архангела Гавриила «Вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына» (Лука, 1:31), – повторяют обетования Исайи: «Се, Дева во чреве приимет и родит Сына» (Исайя, 7:14); следующие за этим стихи «и даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его, и будет царствовать над домом Иакова вовеки, и Царству Его не будет конца» (Лука, 1:32–33) перефразируют обетования, которые некогда пророк Нафан дал царю Давиду, а слова «сила Всевышнего осенит Тебя» (Лука, 1:35) возвращают к образу «осенения», к книге «Исход», где рассказано, что облако Славы Господней осенило Скинию Завета, а также к видениям пророка Иезекииля. Итак, пророчества сбываются, и миру открывается новая духовная реальность, Новый Завет, возвещаемый Иисусом Христом.
На богословском языке воплощение Бога в личности Христа называется «вочеловечением» Бога. Божественный Логос Сам создал для Себя живую плоть «из чистой крови Девы», и Сам воплотился благодаря этому чудесному зачатию. Но, воплощаясь, Бог не насилует наше естество, не использует его как инертный материал для осуществления Своей воли. Человеческая природа в результате свободного личного выбора дает согласие послужить вочеловечению Бога. Дева Мария свободно избирает послушание Божией воле. Именно Ее свободное согласие сделало возможной встречу человеческой воли с Божественной в акте воплощения Слова: «Се, раба Господня; да будет Мне по Слову твоему», – отвечает Дева Мария Гавриилу.
В этих словах – выражение самоотдачи и самозабвения, принятие Божественной воли и абсолютное доверие к любви Бога. Никакого эгоизма, никакого стремления к личной выгоде. Дева Мария соглашается зачать и родить Христа из одного лишь послушания Богу; Она всецело отдает Себя исполнению Божественной воли.
Обе стороны – и Бог, и человек – действуют одинаково свободно, независимо ни от какого «естественного» детерминизма. В лице Пресвятой Девы Марии были упразднены пределы естества, а вместе с ними и условия, определяющие жизнь твари в ее оторванности от нетварного, от Бога. Но и это нетварное, Бог, воплощаясь во чреве Девы, преступает границы Своего способа бытия и начинает существовать по образу твари: вневременное входит в поток времени, вечное обращается в Младенца, бесконечное становится конечным, бестелесное обретает телесную индивидуальность.
Церковь признала в лице Богородицы единственное творение в лоне всего созданного Богом мира (как материального, так и духовного), в Котором была полностью достигнута конечная цель тварного бытия: совершенное единение с Богом, максимальная реализация всех жизненных возможностей. Недаром же Ее называют «честнейшею херувим и славнейшую без сравнения серафим». Будучи Матерью Бога, Дева Мария в своем существовании отождествила тварную жизнь с нетварной, воссоединив Собой творение с Творцом. Отныне каждое существо и весь созданный Богом мир обретают в Ней путь к истинной жизни, доступ к спасению. «О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь, ангельский собор и человеческий род», – поют на литургии Василия Великого. Язык церковных песнопений прилагает к Пресвятой Деве всевозможные образы из мира природы именно для того, чтобы выразить ощущение универсального обновления тварного мира в лице Богородицы. Ее называют «небом», «благодатной землей», «нерушимой скалой», «камнем, напояющим жаждущих жизни», «цветущим лоном», «плодотворной почвой». Несравненное богатство иконографии выражает эти же образы зрительно – как в рисунке, так и в цвете.
Принимая на Себя человеческую природу, Бог вступает в поток времени в определенный момент человеческой истории. Иисус Христос – лицо историческое. Он рождается в конкретную эпоху в конкретном месте от матери, генеалогия Которой, согласно евангелистам, восходит также к совершенно определенному израильскому племени, к царскому роду Давида. Следовательно, Сам Иисус – иудей по рождению, включенный в социальные условия эллинистического мира Римской империи.
Само Его имя представляет собой синтез двух языков и двух традиций, образующих историческое обрамление Его эпохи, а позднее – историческую плоть ранней Церкви. Иисус – имя еврейское, Христос – греческое. Иисус – эллинизированная форма еврейского имени Иешуа, восходящего к имени Бога Яхве и «глаголу спасать, приходить на помощь»; соответственно, значение имени Иисус обычно переводят как Бог спасает. На эту этимологию, в частности, указывает евангелист Матфей, писавший для евреев, когда он говорит в первой главе своей книги от лица ангела Господня, явившегося Иосифу, мужу Девы Марии: «Родит же Сына, и наречешь Ему имя: Иисус; ибо Он спасет людей Своих от грехов их» (Матфей, 1:21). Христос же по-гречески значит помазанник, получивший помазание. В иудейской традиции помазание обычным или ароматизированным маслом было зримым знаком, что помазанник – царь или священник – избран Богом для служения национальному единству или же для посредничества между еврейским народом и Богом. Однако Помазанником (по-гречески Христом) Божиим в собственном смысле называют Мессию, о Котором пророчествовало Писание, и потому слово Христос отождествилось в конце концов со словом Мессия. Соединяя основное имя Богочеловека – Иисус – с обозначением мессианского избранничества, евангелисты указывают на историческую личность Христа и дают истолкование самому факту воплощения.
Несколько слов о дате Рождества Христова. Евангелист Лука приурочил это событие к переписи жителей римской империи, которая проводилась по распоряжению императора Октавиана Августа. К сожалению, абсолютно точной датой этой переписи мы не располагаем, но ясно, что она продолжалась несколько лет. Пытаясь вычислить с точностью хотя бы до нескольких лет год Рождества, ученые скрупулезно проанализировали все данные, приводимые в Евангелиях, – время царствования Ирода Великого, при жизни которого родился Христос (поразительно, но оказалось, что он умер за четыре года до начала новой эры, и соответственно Христос родился еще несколько раньше); пятнадцатый год правления императора Тиберия, когда Иисусу исполнилось 30 лет (точнее, согласно Луке, Ему было около 30 лет), и Он начал Свое проповедническое служение; точная дата еврейской Пасхи (она наступила в пятницу), когда был распят Христос. Сопоставив все эти данные, ученые пришли к следующему выводу. Принятое у нас сейчас летосчисление от Рождества Христова было введено в VI веке римским монахом Дионисием Малым, который провел собственные расчеты. Совершенно очевидно, что Дионисий ошибся примерно на пять лет (епископ Кассиан считал, что на четыре). И теперь эта дионисийская эра, с X века принятая в христианских странах в гражданском летосчислении, всеми хронологами признана ошибочной. Разумеется, менять что-либо сейчас уже поздно. Но необходимо знать, что Христос родился примерно за пять лет (по мнению новейших исследователей, от 4 до 7) до начала новой эры.
Все, внимательно читавшие Евангелия от Матфея и Луки, наверное, обратили внимание на тот факт, что родословия Иисуса Христа, приведенные евангелистами, не во всем совпадают. Рационалистическая критика и особенно атеисты, как правило, с удовольствием ссылаются на это противоречие. Церковные же писатели объясняют его следующим образом. Матфей, писавший для евреев и старавшийся доказать, что Иисус и есть обещанный пророками Мессия, закономерным образом начинает родословие от Авраама, ведет его к Давиду и заканчивает Иосифом, мужем Девы Марии. Но почему Иосиф, а не Дева Мария? Ведь зачатие Христа было непорочным. Дело в том, что у евреев родословие всегда велось по отцу. По закону отцом Иисуса считался Иосиф. Это полностью соответствовало институтам иудейского брачного права, согласно которым потомство обручницы (невесты, обрученной жениху) считалось законным потомством того, кому была обручена мать. Кроме того, поскольку Богородица была единственной дочерью своих престарелых родителей, то по закону Моисея она должна была выйти замуж за родственника из того же колена, т. е. и Она тоже была из рода царя Давида.
Евангелист же Лука, старавшийся показать, что Иисус Христос пришел спасти весь род человеческий, и возводящий Его родословие к Адаму, начинает (а не кончает, как Матфей) список имен также с Иосифа (Лука, 3:23–38). Противоречие же состоит в том, что ряд имен у евангелистов не совпадает. Так, например, у Матфея Иосиф-Обручник – сын Иакова, а у Луки – Илии. Эти несовпадения принято объяснять ссылкой на еврейский закон ужичества. Согласно ему, если один из братьев умирал бездетным, то другой должен был жениться на его вдове, и первенец от этого брака считался сыном умершего, чтобы и умершему не остаться без потомства и чтобы имя его не изгладилось в Израиле. Но мы также помним, какое широкое значение в родословных имело слово «сын» как потомок, порой весьма отдаленный.
Заметим также, что по своему ремеслу Иосиф был тем, кого можно назвать мастером строительных дел, по-гречески тэктон. В Европе, где основным строительным материалом было дерево, его осмыслили как плотник, хотя не исключена возможность, что это слово нужно скорее перевести как каменщик. В Палестине строили из камня, и строительные образы в евангельских притчах скорее относятся к ремеслу каменщика, чем плотника. Согласно преданию, в момент обручения Деве Марии Иосиф уже был глубоким старцем, и до начала служения Иисуса Христа он не дожил. Братья Иисуса, которые упомянуты в Евангелиях, были детьми Иосифа от первого брака.
По рассказу евангелистов, Иисус Христос родился в Вифлееме, городе царя Давида, в точном соответствии с пророчествами: «И ты Вифлеем – Ефрафа, мал ли ты между тысячами Иудиными? Из тебя произойдет Мне Тот, Который должен быть Владыкой в Израиле и Которого происхождение из начала, от дней вечных» (Михей, 5:2). Наверное, все вы хорошо помните этот рассказ. Незадолго до рождения Христа Иосиф со своим семейством пришел в Вифлеем, чтобы принять участие в переписи, а так как в гостинице не было места, Дева Мария родила Богомладенца в одной из пещер или гротов, которых так много в Палестине и куда пастухи в непогоду загоняют скот. Поэтому колыбелью Христа стали простые ясли, т. е. кормушка для скота, куда Дева Мария, спеленав, положила Его. Согласно традиции, Младенца Христа часто изображают лежащим в яслях рядом с волом и ослом, которые своим дыханием согревают Его от стужи. Здесь, кстати, опять аллюзия на Ветхий Завет, на пророка Исайю: «Вол знает владетеля своего, и осел ясли господина своего, а Израиль не знает Меня» (Исайя, 1:3). Это изображение, как, разумеется, и само евангельское повествование, на котором оно основано, глубоко символично. Бог и Царь Вселенной принимает облик беспомощного Младенца. Тем самым Он являет Свое смирение, добровольное уничижение, тот самый кеносис, о котором мы говорили, и вместе с тем обращает к миру Свой новый образ – не грозного Царя Славы из Ветхого Завета, но кроткого и беззащитного Младенца, открытого любви и близкого каждому человеку.
Однако не только добровольное уничижение сопровождало рождение и земную жизнь Иисуса Христа, но и отблеск Его Божественной славы. Согласно Луке, в момент Рождества Христова слава Господня осияла пастухов, которые стерегли ночью стадо в поле. Пастухам явился ангел, возвестивший о рождении Спасителя мира, и они увидели ангелов, поющих величественный гимн: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение» (Лука, 2:14).
Когда же на восьмой день по обычаю Младенца принесли в Храм, там Его приветствовал старец Симеон, которому было обещано, что он не умрет, пока не увидит Мессию. Взяв Богомладенца на руки, Симеон поблагодарил Бога за то, что он сподобился узреть в лице Младенца спасение, уготованное человечеству, и назвал Христа «светом к просвещению язычников и славой народа Твоего Израиля» (Лука, 2:32). И, наконец, когда прошло, может быть, даже около двух лет – путешествия тогда были долгими – Христа нашли волхвы, т. е. восточные мудрецы-астрологи, узнавшие о Его рождении по звездам и принесшие Ему особые дары: золото, ладан и смирну, золото как царю, ладан как Богу и смирну как человеку, которому предстоит вкусить смерть.
О жизни Христа после Рождества и до Его выхода на служение Евангелие хранит почти полное молчание, давая лишь общую характеристику этого периода в стихах, приведенных Лукой: «Младенец же возрастал и укреплялся духом, исполняясь премудрости, и благодать Божия была на Нем» (Лука, 2:40). Единственное исключение – небольшой отрывок, приведенный тем же Лукой, где рассказано о паломничестве Святого семейства в Иерусалим на Пасху и о беседе Двенадцатилетнего Отрока Иисуса с учителями закона в Храме, позволившей Ему явить Свою Божественную мудрость, так что все слушавшие удивились Его разуму и ответам.
И это все. Мы вновь встречаемся с Христом, уже когда Ему исполнилось тридцать лет, и Он вышел на служение. Началу этого служения предшествовало Крещение и искушение в пустыне.
Но прежде Иисуса на проповедь вышел Иоанн Креститель. Об этой проповеди и свидетельстве Предтечи об Иисусе Христе рассказывают все четыре евангелиста. Согласно Луке, Иоанну Крестителю «был глагол Божий» (Лука, 3:2), т. е. особое призвание, или откровение Божие, которым он был призван начать свое служение. Образ Иоанна, сохранившийся в Евангелиях, – это образ пустынного подвижника. Его проповедь поначалу звучала в пустыне («пустыней иудейской» тогда называли западное побережье Иордана и Мертвого моря, где жило очень мало людей). Его аскетическая внешность – одежда из верблюжьего волоса, кожаный пояс на чреслах, а также скудная пища – акриды (разновидность саранчи) и дикий мед тоже имели на себе печать пустыни. Аскетическому облику Иоанна отвечала и его проповедь. Он был не целителем или чудотворцем, но грозным обличителем и проповедником покаяния. Угрожая людям, толпами стекавшимся к нему, праведным судом Божиим, он в то же время обещал скорый приход Мессии.
Синоптики называют Иоанна «гласом вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему» (Матфей, 3:3). Эти слова – цитата из Исайи, где пророк утешает Иерусалим, говоря, что кончилось время его уничижения и скоро явится слава Господня, и «узрит всякая плоть спасение Божие» (Исайя, 40:5).
Пророчество Исайи уже исполнилось, когда после вавилонского плена иудеи с разрешения персидского царя Кира вернулись к себе на родину. Провидя это возвращение, Исайя изобразил его как радостное шествие, во главе которого стоит Сам Бог-Яхве, а ему предшествует вестник. Этот вестник возглашает, чтобы в пустыне, по которой предстоит идти Яхве со Своим народом, Ему приготовили прямой и ровный путь – углубления наполнили насыпями, а горы и холмы срыли. Древняя Палестина с ее жесткой и каменистой почвой славилась своим бездорожьем, и все искусственные мощеные дороги были построены царями и для царей. Их называли «царскими дорогами» и ремонтировали лишь тогда, когда они были нужны царям для путешествий. Перед прибытием царя, как правило, и отдавался приказ приготовить дороги для его путешествия.
Это уже исполнившееся пророчество Исайи евангелисты и сам Иоанн Креститель понимают в прообразовательном смысле, как предзнаменование событий Нового Завета. Под Господом, идущим во главе Своего народа, они имеют в виду Мессию, а под вестником Его Предтечу – Иоанна Крестителя. Пустыней в этой интерпретации является сам народ Израиля, а неровности, которые надо устранить к приходу Мессии – это грехи. Вот почему сущность всей проповеди Иоанна и сводилась к одному призыву: «Покайтесь!».
С подобным же призывом вслед за Предтечей вскоре обратился и Сам Иисус Христос. Комментаторы заметили, что оба, и Иоанн Креститель, и Иисус Христос, употребляли это слово, не объясняя его значения, поскольку были уверены, что их понимают и без такого объяснения. И, действительно, в ту эпоху учение о покаянии занимало важнейшее место в иудаизме. Согласно этому учению, Бог полностью прощает грехи кающегося грешника. Раввины говорили: «Велико покаяние, ибо оно достигает престола славы». Под покаянием иудеи понимали отвращение от зла и пороков и обращение к Богу. Как пишет английский исследователь иудаизма Дж. Ф. Мур, основной смысл покаяния в иудаизме всегда сводится к изменению отношения человека к Богу, изменению его поведения, к религиозному и нравственному преображению отдельного человека или даже целого народа.
Это учение усвоила и развила христианская Церковь. Знаменательно, что само слово «покаяние» (по-гречески метанойя) также означает перемену мыслей, т. е. уклонение от греха и обращение к Богу. Согласно учению, как ветхозаветной, так и христианской Церкви, покаяние возможно для любого грешника. Милосердный Бог всегда готов простить каждого человека – нужно лишь искренне покаяться, изменить свою жизнь и начать творить добро.
Согласно евангельскому рассказу людей, откликавшихся на его призыв, Иоанн крестил «крещением покаяния» во оставление грехов. Слово «крещение» происходит от греческого глагола баптидзейн, что значит погружать, мыть. Таким образом, крещение Иоанна не было еще христианским крещением, но лишь погружением в воду в знак того, что погрузившийся желает очиститься от грехов, подобно тому, как вода очищает его от телесной нечистоты.
Вообще говоря, ритуальные омовения разного рода были частью иудаизма. Закон предписывал совершать такие обрядовые омовения, чтобы человек очистился и мог участвовать в богослужении. Однако каждый иудей совершал такое омовение сам. Исключение составляли лишь прозелиты, т. е. люди, которые из язычества переходили в иудаизм. Обрядовое погружение в воду также совершалось и у ессеев в общинах Кумрана и Дамаска. Здесь это не был обряд посвящения – омовение повторялось ежедневно и выражало стремление к чистоте жизни и жажду очистительной благодати. При этом человек сам погружался в воду. Иное дело Иоанн Креститель. Приходивших к нему с покаянием Иоанн крестил собственными руками раз и навсегда. Крещение Иоанна в известной мере можно сравнить с погружением прозелитов, присоединявшихся к народу Израиля.
Обличая грехи пришедших к нему фарисеев и саддукеев, Иоанн высказал важнейшую для Нового Завета мысль. Истинные чада Авраама – не те, которые происходят от него по плоти, но те, которые будут жить в духе его веры и преданности Богу. Если вы не раскаетесь, то Бог вас отвергнет и призовет на ваше место новых чад Авраама по духу – предупреждал Креститель. Покаявшиеся же и крестившиеся присоединялись к истинным потомкам Авраама, к остатку Израиля, отныне изъятому от гнева Божия и ожидающему грядущего Мессию. Сам Иоанн прощения грехов не давал, и его крещение имело подготовительный характер. Оно было средством, а не целью. Иоанн и осознавал себя как Предтеча. Его служение должно было явить Мессию, подготовить народ к принятию обетованного Спасителя. Прощение грехов было делом Мессии. Иоанн лишь готовил народ к Его пришествию.
И вот однажды среди толп людей, шедших к Иоанну, появился и Сам Иисус Христос. Обетованный Мессия вместе с народом принял крещение от Иоанна. Как нужно понимать это событие? Ведь крещение Иоанна, как я только что сказал, было знаком покаяния, оно сопровождалось исповеданием грехов и готовило народ к пришествию Мессии. Иисус же был безгрешен и в покаянии не нуждался. Он сам был обетованным Мессией.
Матфей рассказал нам о недоумении Иоанна Крестителя, который удерживал Иисуса и говорил: «Мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне?» (Матфей, 3:14). На этот вопрос Христос ответил: «Оставь теперь; ибо так надлежит нам исполнить всякую правду» (Матфей, 3:15). Этот ответ несколько темен и нуждается в разъяснении. По мнению ряда комментаторов, правдой Иисус назвал волю Божию и сразу же, крестившись, показал людям пример ее исполнения. Приведу также толкование епископа Кассиана (Безобразова). Перед лицом вечной Правды, явленной в Иисусе Христе, крещение Иоанна имело значение не абсолютное, а временное, т. е. крещения Иисуса от Иоанна требовали условия данного момента – недаром же Иисус сказал «оставь теперь». Совершая крещение покаяния, Иоанн был Предтечей Мессии на путях Ветхого Завета, и правда, которую исполнил Христос, приняв крещение, была правдой Ветхого Завета. Обетованный Мессия являл связь утверждаемого им Нового Завета с Ветхим Заветом. Принимая крещение покаяния, Он выражал Свое единение с народом, грех которого Он брал на Себя. Ставя Себя в среду грешников, Христос становился Агнцем Божиим, берущим на Себя грехи мира. Именно так назвал Христа Иоанн Креститель в четвертом Евангелии (Иоанн, 1:29). И этот образ был очень хорошо понятен иудеям, поскольку, с одной стороны, агнец был тем животным, которое каждый вечер и утро приносили в жертву в Храме за грехи народа Израиля, а с другой – в образе кроткого агнца пророки изображали Мессию, Который своей жертвой любви и безропотным страданием искупит Свой народ. Таким образом, взяв на Себя грехи мира, Христос принял крещение как символ нравственного очищения человечества и как знак начала Своего подвига служения.
Начало этого подвига было запечатлено чудом Богоявления. Сразу же после того, как Иисус вышел из вод Иордана, небеса отверзлись, и Дух Божий в виде голубя сошел на Него, а с неба раздался голос: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (Матфей, 3:17). С помощью этого чуда Мессия, Сын Божий, был не только видимым образом открыт Иоанну, но и вся Троица, во всех Ее трех Ипостасях явила Себя людям. Бог Отец – голосом с неба; Бог Сын – крещением от Иоанна и Бог Дух Святой – схождением с неба в виде голубя. Недаром же на церковном языке праздник Крещения Господня называется также праздником Богоявления.
Однако прежде чем начать Свое служение, Иисусу предстояло преодолеть искушения от дьявола в пустыне, где Он предварительно постился сорок дней. Согласно толкованию отцов Церкви, Иисус подвергся трем искушениям от дьявола не как Бог, но как человек, наделенный свободной волей. Дьявол искушал Христа, пытаясь обратить Его волю на ложный путь и предлагая Ему построить не духовное царство свободы и нравственного перерождения людей, но земное царство человеческой славы, где Мессия был бы лишь земным владыкой-освободителем, о каком и мечтали страждущие под римским гнетом иудеи.
Вспомним эти искушения, о которых подробно рассказывают Матфей и Лука. Иисус отказался превратить камни в хлебы, ибо Его цель была не в том, чтобы увлечь людей легкостью получения материальных земных благ, но в том, чтобы люди свободно шли за Ним в поисках благ духовных. Он не захотел броситься вниз с кровли Храма, как предлагал дьявол, ибо это значило бы увлечь людей чисто внешним чудом, бесплодным для нравственной и духовной жизни. Таким образом, Иисус отверг то, что всегда требует толпа, «хлеба и зрелищ». Отказался Он и от земной власти над всеми царствами Вселенной, ибо Он пришел, чтобы построить духовное Царство, и Царство это – не от мира сего. Оно выше всего преходящего, земного, ибо несет на землю закон неба.
Иначе говоря, уже в самом начале служения Христа Сатана открыл пред Ним те возможные пути осуществления мессианства, которые неизбежно привели бы к его искажению. Христос отверг служение материальным ценностям – искушение хлебом, искание мирского могущества – искушение властью и торжество мессианской идеи не на путях любви, а духовного насилия – искушение чудом. Эти три возможности вновь и вновь вставали перед Христом в дни Его земного служения. И вот с самого начала, рассказав об искушениях, евангелисты показали, чем не было и не могло быть служение Христа. Врачуя телесную немощь, проявляя власть и творя чудеса, Иисус не в этом все-таки полагал цель Своего служения. Его служение было созиданием Царства Божия. По преодолении искушений Он и вышел на это служение.
Согласно евангельскому рассказу побежденный дьявол отошел от Иисуса Христа «до времени», и Он начал Свое служение людям. Из пустыни Христос вернулся на Иордан к Иоанну Крестителю, который, увидев Его, во всеуслышание назвал Мессией, Агнцем Божиим, пришедшим в мир. Услышав эти слова, два ученика Крестителя – Андрей, которого Церковь называет первозванным, и, очевидно, Иоанн – последовали за Христом. Вскоре Андрей привлек своего старшего брата Симона, которого Христос назвал «кифой», т. е. по-арамейски камнем, по-гречески камень – петрос, т. е. Петр. Отсюда и его имя Симон Петр. А затем к ним присоединились Филипп и Нафанаил. Так у Христа появились первые ученики, впоследствии ставшие апостолами.
Вместе с ними Иисус отправился в Кану Галилейскую, маленький городок к северу от Назарета, где и совершил Свое первое чудо. Придя на брачный пир и узнав, что у хозяев кончилось вино, Христос превратил приготовленную для омовения рук и посуды воду – она находилась в шести больших каменных сосудах-водоносах – в вино.
Почему именно это чудо в Кане Галилейской было первым, положив начало реальному служению Христа, и в чем смысл этого чуда? Об этом довольно много размышляли толкователи. Очевидно, чудо в Кане Галилейской не преследует тех целей, ради которых Христос будет совершать большую часть Своих чудес в дальнейшем – облегчение человеческих страданий и откровение истин веры. О нем рассказывает только четвертый евангелист, назвавший его в подлиннике не чудом, а знамением. Хочется особо отметить его радостный характер. Маленький городок, простая свадьба, скромный дом, незатейливое веселье. Своим присутствием на браке Христос освящает обычную жизнь человека, показывая, что Он пришел дать людям радость, полноту бытия. Но, как и чудеса, во множестве сотворенные после, это чудо – тоже проявление любви, которая никогда не отказывает нуждающимся и нередко предупреждает их просьбы.
Но это еще не все. Я уже не раз говорил вам, какую важную роль играли брачные образы в религиозной традиции иудаизма. Вспомним хотя бы того же пророка Осию, в речениях которого народ Израиля изображался в виде неверной жены Бога-Яхве. Рассказывая о чуде в Кане Галилейской, Иоанн Богослов совершенно явно отталкивается от этой традиции. И это понятно. Ведь и синоптики тоже изображали Христа в образе Жениха «Могут ли поститься сыны чертога брачного, когда с ними Жених? Доколе с ними Жених, не могут поститься» (Марк, 2:19). С самого начала в Своем первом чуде Христос предстаёт в облике истинного Жениха, Которому предстоит вступить в брак с Новым Израилем, призвав к Себе всех верных Ему.
И вместе с тем подспудно, еще очень издали и исподволь, чудо в Кане Галилейской, претворение воды в вино, предвосхищает Тайную Вечерю, где Христос преломил хлеб и пил вино со Своими учениками, и основанное на этом событии церковное таинство Евхаристии, где вино претворяется в Кровь Христову. Недаром же на Тайной Вечере Он сказал: «Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой – Виноградарь» (Иоанн, 15:1). Этот образ истинной виноградной лозы, а вместе с ней и жертвенной смерти Христа, уже подспудно присутствует в первом столь радостном чуде Христа в Кане Галилейской.