- ...Так не вернёшься?
- А я теперь - в премьер-министрах...
- Катер мой возьми... свирепый зверь, для государственного мужа в самый раз...
- А ты - как же?
- У нас этого добра...
Глупые фразы.
Пустые. Трескучие. Незначащие.
Вероятнее всего - не могло состояться такого идиотского диалога между...
Чистый лист бумаги дразнил смутными, несбыточными образами.
Двое под Светлым Небом и Вечными Звёздами... только - всяк под своими. Двое, разлучённые пространствами ли, эпохами; волею ли обстоятельств, своею ли доброй волей...
Нет. Автор не станет возвращаться к своему бестселлеру; перерабатывать, переосмысливать, переиздавать. Смысл-то? - стартовал звездолёт - вон дыра в стратосфере. Бестселлер давно перерос сам себя, упорхнул бабочкой неопознанного вида. Оставил Автору пустой кокон печатного текста, крикливых суперобложек, миллионных тиражей, баснословных гонораров.
Сброшенная оболочка, отслужившая своё, выхолощенная от какого бы то ни было содержимого; но соотечественниками принятая почему-то за подлинное, истинное, живое... Вот она какова - его, Автора, прижизненная слава.
Богу - Богово, а кесарю - кесарево... сечение.
Нет, не станет он возвращаться по своим следам, спохватываться, пороть горячку, переделывать, перекраивать... поздно, батенька. Но ещё в его власти - последнее: помочь тем двоим. Своему герою - и чужой героине.
Намекнуть; подтолкнуть; подвигнуть на решительный шаг. Помочь осознать такую простую, простую, простую истину...
...Мир был, словно парк: ухоженный безо всякого ухода. Мягкий, ровный климат; чуть всхолмлённый рельеф; сплошь перелески, озёра да заливные луга. Ни жёсткой радиации, ни тектонической активности. Ни одной болезни опаснее простуды, и ни одного хищника страшней лисички.
Рай нерукотворный.
И был тот рай - необитаем.
Почти.
Одинокая вилла приютилась на опушке светлой рощицы; и одинокий обитатель едва притворил дверь, выходя в нарождающиеся сумерки.
Мужчина лет за пятьдесят, крупный, дюжий, но уже чуть пригорбленный: возрастом ли, иными ли обстоятельствами. Кожу, когда-то снежно-белую, солнце и ветер окрасили густой смуглостью; буйно-чёрную гриву волос время изрядно припорошило сединой, и оно же чётче пробороздило складки меж бровей, у крыльев носа, в углах губ. И глаза - некогда беспощадные обсидиановые лезвия - всё чаще подёргивались дымкой отрешённости, обращаясь в прошлое.
Вот как сейчас.
Бывший плебей без роду-племени; бывший всегалактический узурпатор; бывший конфедерат-недоучка; бывший спаситель цивилизаций; бывший премьер-министр не последней здесь державы; нынешний утомлённый жизнью отшельник...
Так причудлив, извилист - и непутёв его жизненный путь.
А в будущем - щемящая пустота.
Опаловый закат медленно умирал, мерк, подёргивался пеплом вечернего сумрака. Невидимые малые твари повсюду окрест - в листве, в траве, в озере - свистели и звенели, щебетали и бормотали, заливались на все лады, приветствуя близкую свежесть. Земля уже росела под босыми ногами; дневные ароматы, лёгкие, разогретые солнцем, исподволь наливались ночной, сыроватой, душноватой пряностью.
Краски, звуки, запахи, экзотические для любого иного обитателя галактики; и только для него - привычные давно.
Этот благодатный мир он открыл сам (и объявил своей вотчиной по праву первопроходца), когда ему окончательно постыло быть министром (и фаворитом, говоря откровенно) королевы Саэлла. Дела державные, дипломатия, этикет... склоки, свары, сплетни, интриги... казённые дни, неуставные ночи... Лет пять уж, как бросил всё это к хаосу.
Сама Её Величество, впрочем, тогда уже подумывала: отстроив столицу и наладив политику-экономику - а не устроить ли себе каникулы, не почтить ли своим визитом неведомую Конфедерацию... в добрый час. Принц Тельдрик (на нём-то не висит неподъёмным бременем собственное королевство... счастливый парень!) давно там свой в доску. Друг Хейти, напротив, крепко завязался с флоззартли, успел подарить королю и королеве Дэззрам наследника без жертв и разрушений... давненько не видались, да и смысл? только старые раны бередить. Джав... ну, тут угадайте с трёх попыток, кого последнего во вселенной оповестит о своих жизненных обстоятельствах бравый полковник? а, достойные этши?!
И он сам - что-то обрёл вкус к космическим исследованиям, к вольной, бродячей доле Одинокого Скитальца. И занесло его, с нежалимой головой, на эти чёртовы кулички, откуда до туманности Тафлура, недоброй памяти, рукой подать.
Ныне же - катерок его, до сих пор уникальный в его реальности, томится в подземном ангаре, вынужденный сам о себе заботиться.
Прости, дружище испытанный. Ты-то ни в чём не повинен, щедрый прощальный дар той, кого я никогда уже не увижу.
Но почему-то даже смотреть на тебя лишний раз - больно.
Дальше - больше.
Прости. Не такая родственная душа нужна добровольному изгнаннику.
Нового друга, впрочем, обрёл он и в этом мире. Друг, по чести говоря, четвероногий; и не друг - подруга. Мелкий местный хищник, вроде кошки; совсем молоденькая самочка. Вот когда пригодились конфедеративные уроки телепатии.
Таэль - так он окрестил её. Таэль, что по-ватуромгски значит "Вольная". Существо из разряда тех, кто никогда не станет домашним любимцем, но навсегда останется - независимой, Гуляющей-Сама-По-Себе. С кем можно лишь "побеседовать" мысленно время от времени.
Но сегодня - не время. Сегодня и Таэли - не до чужака-пришельца с его высшим разумом. Сегодня как раз Таэль обзавелась выводком, первым в своей жизни. Кажется, самый слабый из четверых её котят вряд ли выживет...
Так отныне даже Таэль будет напоминать ему - новыми своими заботами - об отринутости его, отторгнутости, неприкаянности...
Тоска, тоска... Ноги бредут куда-то напрямик, без дороги, без тропы. Вынесли, похоже, на берег озера: впереди - запах сырости, острый тростниковый шелест. А над головой уже трепещут первые звёзды - далёкие и вечные, холодные и равнодушные.
Когда-то он знал - другие звёзды.
Теперь же впору запрокинуть лицо к густеющему, лиловеющему куполу неба - и вопить, и выть: одно только слово, одно только имя. Имя той, что дала имя и его планете...
- Ше-ейла-а-а!..
Аукнулось-откликнулось в деревьях на том берегу; припугнуло, заставило пришипиться всю звонкую окрестную мелюзгу. Не сразу понял: вырвалось-таки вслух. Вытолкнулось сгустком застарелой тоски...
И - близко, негромко, откликом, отзвуком, так больно-знакомо, так устало-насмешливо:
- Ну, что ты орёшь? Ассвари услышат.
Сумерки дразнили игрой теней; и память морочила призраками. И сумасшедшая, вопреки невозможному, вера вспыхнула вдруг - робкой свечкой на ураганном ветру. Да не изменяет ли ему уже и рассудок, прежде такой здравый?
Но почему, собственно - невозможно?
- Шейла... - Теперь вышло тихо, глуповато. - Это... это ты?..
- Нет. Это не я. Это тень покойного императора, не признал разве? Явилась по твою душу грешную, и аз воздам.
Всё те же манеры; всё тот же сарказм... Мара шагнула ближе; сгустилась, обретая плоть и кровь. Тёмная, таинственная; без обычного зыбкого, лиловатого ореола телепортации.
Явилась ли уже давно, неузнанная?
Наяву? во сне?
А, важно ли...
...Почти не помнил себя Аррк Сет, когда преодолел разделяющие их века и пространства одним диким, хищным полушагом, полупрыжком; и когда затрещала в его руках сверхпрочная ткань-пластик комбинезона Шейлы, одним духом разорванного надвое. И звёзды, далёкие и вечные, вдруг приблизились - рукой подать; и сперва вселенная сжалась в точку, а вечность - в миг; а затем - брызнула в бесконечность сокрушительным твореньем Большого Взрыва, вновь разлетелась осколками - галактиками, звёздами, планетами, человечествами и Семьями Человечеств. Целостность - раскол - воссоединение... Встреча - разлука - возвращение...
Возвращение...
Вновь маленькая благодатная планетка, со странным, даже абсурдным для имперского уха именем, безраздельная его, Аррк Сета, собственность. Вместе с тёплой летней ночью; и с терпким запахом трав; и с небесным шатром, расшитым искорками звёзд, далёких и вечных.
И - со всеобъемлющим, неотъемлемым одиночеством, привычной стихией.
Верить ли, что отныне, взамен одиночества, рядом с ним - женщина, давшая имя его планете?
Верилось - и не верилось... болталось о пустяках, общих для обоих мелочах, - долго, долго... подхватывались мысли на лету - словно бы безо всякой телепатии...
- Неплохо устроился, Твоё Бывшее Узурпаторское...
- Не жалуюсь...
- Полагаю, ты уже не премьер-министр... в опалу угодил, или просто по выслуге лет?
- Просто - осточертело...
- Тельдрик-то наш, Его Высочество, физик-шизик... в Конфедерации успел обзавестись спутницей, ну или почти спутницей, - каков ходок, а? Элиффянка, кстати о рыбах.
- Если бы тебе с пелёнок плешь проели династическими браками... Да, что слышно о Джаве?
- Вовсю очарован-околдован нашим доблестным Патрулём, служака старый. Толкуйте ещё, что солдатами-де не рождаются... Сэра напрочно зависла на элиффянских судоверфях, что ни день - то рационализация. О Хейти - тебе, пожалуй, лучше знать... совсем выпал из родного пространства-времени.
- Распалась команда...
- Хвала Вечным Звёздам. Ещё месячишка этакой командно-собачьей жизни - и минимум два тёпленьких трупа на бочку!..
Карабкалась из-за горизонта крохотная зеленоватая луна. Травинки, мягко пружиня, покачивались и кропили росой разгорячённую кожу. Голосистая козявочка, осмелев, самозабвенно застрекотала прямо над ухом.
И умиротворённо дышало рядом - странное, чужеродное, так неожиданно ставшее родней родного. Нашёптывало чуть громче тишины - о неведомом до сих пор, а теперь таком близком, своём... общем...
- Тот котёнок Таэли... ты не подумывал взять его на воспитание? Человеку нужен зверь - так полагают у нас, если ещё не забыл...
- А твоя воспитанница... Диса... она как? Стала геологоразведчицей? или офицером Патруля?
- Агрономом.
- Славная, мирная, нужная профессия. Выросла девочка. Стала мудрей...
Примятое ложе из трав пахло одуряюще-пряно; и, разметавшись среди стеблей, переплелись пряди волос: смоль - со смолью. И пальцы перебирали эти пряди бездумно, с нежностью почти неосознанной.
- А меня эта девочка, уверен, до сих пор поминает. Незлым, тихим словом...
- Она ж меня и надоумила лететь к тебе, дурачок. Ну почему все вы, мужчины, такие глупые?
- Оба мы когда-то сглупили изрядно, ты не находишь?
- Но теперь я тебя так не оставлю. Среди местных-то князьков, круче которых - только яйца...
- Может, вы теперь весь наш мир так не оставите? Как бишь у вас говаривают: "Конфедерат везде Реформу найдёт", верно?
- Вот ещё недоставало - Реформировать вас, недорослей...
Всё та же, всё та же... прямодушно-насмешливая. Достанет ли решимости задать ей - главный вопрос?
- Значит, ты... ко мне одному летела?
- Ты как думаешь?
- И значит ли это, что ты...
- Да знаю ли я сама, что это значит - любить?
Однако же первой произнесла главное слово она - грустно, грустно...
Договаривай, Пришелица Ниоткуда: и знаешь ли ты, Узурпаторское, что это значит - любить? Если, конечно, не считать одну несомненную твою страсть - честолюбие.
Но вслух сложилось - совсем иное.
- Если не знаешь - зачем тогда ты пригрела ту оборванку из притона?
- Зачем тогда ты бросился спасать свой мир?
- А ты зачем бросилась спасать - чужой мир?
- Выходит, ты знаешь, что значит - любить... - подытожили оба: единым дыханьем, одним долгим эхом друг друга.
Мир, залитый лунным светом - зеленоватым, подводно-зыбким. Тишина, сотканная из шёпотов, шорохов, стонов-звонов-перезвонов. Брачное ложе, сотканное из диких трав.
Двое, затерянные во вселенной.
- Сколь понимаю, теперь Диса - твоя семья? И она тоже согласна принять - меня?
- Если только не убоишься стать отцом взрослой дочери, Твоё Узурпаторское.
Беззвучный, укорный вздох. Когда-то, в первую встречу (сколько жизней назад?), лишь позабавил его этот, на грани цензурного, титул. Теперь же...
- Узурпаторское, да Узурпаторское... Ведь ни разу ещё ты не назвала меня - по имени. Даже, кажется, и в мыслях.
- Может, и назвала. Раз. Или два. В мыслях.
- А - вслух?
Невесомое, перистое прикосновение волос к щеке; и сразу вслед - ладони, маленькой, твёрдой. Ладони, до сих пор ласкавшей только клавиатуры бортовых систем; да рукоять лучевого меча; да свору укрощённых молний.
Глаза в глаза: чёрные - в чёрные.
- Мне тепло с тобой... Аррк.
- Шелли...
Шёпот усталой нежности... жар неутолённой страсти в ответ... сплетенье тел: смуглого - и смуглого... сплетенье душ: неприкаянной - и неприкаянной...
И звёзды, далёкие и вечные, глядят - не наглядятся сверху... хотя что им - зрелище, виденное в повторах многократно-бесконечно.
Зрелище, древнейшее до банального - и всякий раз такое ошеломляюще новое. Так непознаваемо-загадочно оно - и так просто, просто, просто...
Просто - двое, обретшие друг друга под Светлым Небом и Вечными Звёздами.