Естественным свидетельством наличия ума может служить орудийная деятельность ранних видов Номо. Орудийная деятельность может трактоваться как та самая забота, которая является основой бытия присутствия. Однако, как справедливо заметил в свой книге А. А. Зубов, «орудийный критерий» не является однозначным. Примеры сложного поведения приматов (особенно в природной среде) можно найти и у Л. Б. Вишняцкого, а книга 3.А. Зориной и А. А. Смирновой почти целиком посвящена вопросу о сложном поведении «говорящих» обезьян. Так, например, для «говорящих» обезьян была подтверждена способность экстренно применять орудия в новой ситуации. Был выявлен ряд свойств когнитивных процессов, среди которых анализ параметров ситуации, предшествующее решению составление плана действий, понимание структуры ситуации и другие. В пользу орудийной деятельности как критерия отличия человека говорит тот факт, что среди обезьян, живущих в природной среде, такого рода деятельность не носит систематического характера. Таким образом, говорить о появлении присутствия, опираясь только на найденные орудия, затруднительно. Если мы хотим использовать этот критерий, то в самих орудиях или в методах их использования должно присутствовать что-то, что отличало бы их от аналогичных приспособлений у животных. Этим отличием вроде бы может быть наличие целеполагания – т. е. отколоть кусок камня от целого может и обезьяна, но отколоть камень с определенной целью может только человек. Но как только что было сказано, есть свидетельства, что и обезьяна вполне способна составить кратковременный план своих действий. Поэтому на сегодняшний день факт использования орудий для изготовления орудий признан в качестве критерия появления рода Homo. «… Единственное, чего никогда не удавалось наблюдать ни в одном из экспериментов, – это изготовление орудий с помощью другого орудия, как это было характерно для древнего человека. В экспериментах Г. Ф. Хрустова, поставленных специально для анализа этого вопроса, также было показано, что шимпанзе способны изготавливать орудия только с помощью собственных рук и зубов, но не с помощью других орудий».
Другой критерий дает нам воля к бессмертию. В основе своей воля к бессмертию имеет осознание смерти представителями рода Homo. Но что такое осознание смерти? Осознание смерти есть осознание своей возможности не-быть. He-бытие представляется как угроза, противоположность бытию. Это представление присуще каждому конкретному представителю рода Homo. Назовем осознание смерти иначе – интронизацией угрозы. Причем угрозы абсолютной, неизбежной, поскольку она включена в понимание. Скептик возразит, что термин интронизация предполагает наличие хотя бы рассудка, т. е. определенного понимания. С этим нельзя не согласиться. Выход из этого затруднения не так сложен, как может показаться. Наличие рассудочной деятельности (без целеполагания) у тех же приматов сегодня общепризнано. Более того, в приматологии распространена точка зрения, согласно которой у некоторых животных есть даже элементы морали. Осознание смерти добавляет к рассудку как раз целеполагание – стремление избежать, отодвинуть как можно дальше свое небытие. В момент осознания своей самой неизбежной возможности у предков Homo sapiens уже имеется определенная достаточно высокоразвитая рассудочная деятельность (тому свидетельства – наблюдения за поведением приматов в их естественной среде обитания) и к этой деятельности всего лишь добавляется новый элемент. Всего лишь! Этот элемент действительно всего лишь один из многих, но его значение невозможно переоценить. Чтобы показать, насколько он важен, просто обратимся к Библии: изгнание из рая, по сути, представляет собой переход от бесконечного существования к конечному и обретение заботы. А теперь вспомните, какое место занимает этот эпизод в истории человечества, рассказанной в Библии (а еще раньше в шумерских мифах, что свидетельствует о памяти, об этой травме, идущей из глубины веков), и вопрос о его значимости отпадет сам собой. Причина, по которой у определенного вида гоминидов произошла интронизация угрозы, для нас сегодня недоступна, но, скорее всего, она носит природный характер. На этот счет можно сделать два предположения: во-первых, осознание собственной смертности могло прийти к нашим предкам в результате того, что некоторые из них оказывались в состоянии, именуемом нами клинической смертью, и затем возвращались к активной жизни, обладая уникальным опытом; во-вторых, на некотором временном отрезке прямыми конкурентами наших предков были огромные гиены Pachycrocuta, которые охотились стаями. Вторая причина представляется мне более вероятной, т. к. не требует сложных гипотез о том, что переживали ранние Homo при клинической смерти.
В то время ранние Homo использовали стратегию сначала пассивного, а затем агрессивного скэвинджинга, что было следствием перехода к мясоедению, что, в свою очередь, было следствием отступания лесов и обеднения растительных ресурсов. R. Dennell показал, что переход к конфронтационному, т. е. активному, скэвинджингу был необходим для выживания Homo, поскольку иначе, перейдя к мясоедению, наши предки оказались бы в условиях нехватки белковой пищи. Вот что пишет об этом П. Корнинг: «Ключевым фактором была социальная организация – создание суперорганизмов.
В мозаичной, но богатой ресурсами среде, которая также кишела хищниками, видами-конкурентами и порой враждебными группами «товарищей по виду», групповое добывание пищи и коллективные оборона и нападение были наиболее экономичной стратегией. Коллективные действия приносили немедленные выигрыши (синергии), опережавшие медленную поступь естественного отбора». Систематическое массовое истребление сородичей этими хищниками при схватке за тушу могло привести наших предков к мысли о своей принципиальной уязвимости, т. е. осознанию своей смертности.
Осознание своей уязвимости могло подтолкнуть человека к орудийной деятельности. При прямом контакте с представителями других видов или при акте внутривидовой агрессии человек сам мог получить существенные повреждения. Использование орудий в целях агрессии (все равно против кого) снимает эту проблему, поэтому предложенная версия помогает объяснить переход к орудийной деятельности через интронизацию угрозы.
Чтобы пояснить, как это могло быть, проведем сравнение. Схожей по воздействию на сознание ситуацией, еще не забытой нами, является рукопашная схватка времен второй мировой войны. Ощущения, которые переживал боец в этой схватке, лучше всего переданы в четверостишии Ю. Друниной, которая была участницей боевых действий:
Абсолютная неожиданность и абсолютная близость угрозы – вот суть ужаса, который звучит в этом четверостишии. Именно о внезапности и неопределенности смерти говорит и М. Хайдеггер в экзистенциальной аналитике. В рукопашном бою человек буквально порами кожи ощущает близость смерти. Но это сегодня мы понимаем, что боимся смерти, а наши предки, скорее всего, в аналогичной ситуации испытывали чувство запредельной опасности, возбуждаемое запахами крови и гиен, а также звуками боя. Повторенное неоднократно, это чувство нашло свое место в понимании человека как осознание им своей смертности.