Марк Григорьевич ГОРДЕЕВ
СТАРЫЙ ЭТЮД
Рассказ
Глеб Горин поднялся на крыльцо, снял варежки и шапку, стряхнул снег. Потопал, потер рукой нос. Подумал: "Вторая половина марта, по календарю весна. А зима и не думает сдаваться. Пуржит... бр-р-р... неуютно как..."
В пустом кабинете Горин скинул пальто и шапку, прижал красные ладони к печке. Круглая черная печка еще топилась. В дырочках дверцы весело плясали оранжевые огоньки пламени. Хорошо! Отогрев руки, он повесил пальто и шапку, достал из шкафа шахматы, сел, протянул ноги к огню. Расставил фигуры, начал разбирать партию, напечатанную в шахматном журнале. Задумался. Не слыхал, как отворилась дверь кабинета, не заметил появившегося на пороге человека, не поднял головы.
- Так! - неожиданно резко прозвучал знакомый хрипловатый бас. Так... опять шахматы!
Горин поднял голову, вскочил, уронив стул. В дверях стоял широкоплечий майор и сердито смотрел на шахматы.
- Только пришел... Греюсь... - пробормотал Горин. При этом он непроизвольно попытался заслонить собой шахматы.
Майор вдруг шагнул вперед, носком сапога открыл печную дверцу, схватил несколько шахматных фигур и сжал их крепкими толстыми пальцами. Подержав фигуры в руке, он бросил их обратно на доску.
- В следующий раз сожгу! - Майор повернулся и вышел из кабинета, хлопнув дверью.
Горин оцепенело смотрел на огонь. Он представил себе, как языки жадного пламени накинулись бы на его войско. Ему даже показалось, что лежавший на столе белый конь приподнял морду и жалобно заржал.
Начальник милиции вернулся в свой кабинет в скверном расположении духа. Он злился на себя за мальчишеский поступок...
"Хуже нет, когда срываешь плохое настроение на других... Ведь знаю, а вот не сдержался. А парень полдня пробегал в поисках заблудившегося лыжника", - вздохнул майор.
Резкий междугородный звонок заставил его вздрогнуть. Звонил начальник областного уголовного розыска. Спросил, как идут дела, нашелся ли пропавший мальчик.
- Нашли. Пошел не по той лыжне и вышел в десяти километрах от города. Пробегали полдня. Мальчишка не замерз, все нормально.
- Молодцы... Слушай, а чем у тебя занимается молодой оперуполномоченный Горин?
- Да так... Работает, - растерялся майор. Мелькнула мысль: "Неужели успел накляузничать? Когда?"
- Вот что. Пришли его к нам в Ленинград. На неделю примерно. Тут дело возникло, связанное с шахматами. А он - сильный шахматист. Нужна его помощь.
- Завтра Горин будет у вас, товарищ полковник, - обрадовался майор и облегченно вздохнул. Положил трубку, потер виски, встал. Вышел из кабинета, поднялся по узкой деревянной лестнице на третий этаж.
Горин уже успел убрать шахматы. Теперь он сидел за столом и писал. Увидев начальника, встал. Майор махнул рукой, устало сел, сказал:
- Сиди... Вот что, Глеб. Вызывают тебя. Завтра надо быть в Ленинграде. Помощь твоя требуется... Как шахматиста, - добавил он и улыбнулся. Когда майор улыбался, становилось видно, что человек он добрый и долго злиться не умеет.
Так оперативный уполномоченный уголовного розыска лейтенант милиции Глеб Горин начал заниматься "шахматным" делом.
Шахматы вошли в его жизнь давно, еще в младших классах школы. Занятия в школьном кружке, потом в кружке Дома пионеров, затем в шахматной секции университета. Многие часы и целые вечера ушли на овладение шахматной теорией и на игру в турнирах. Мир яростной и прекрасной игры, как назвал шахматы мудрец, захватил Горина. Шахматы приучили искать и находить выход в трудных положениях, всегда рассчитывать только на свои силы, бороться до конца. Шахматы закалили его характер.
С новым делом Горина знакомил старший оперуполномоченный Александр Долгов. Долгов был на десять лет старше Горина и на голову выше его. Сначала он показался Горину тугодумом. Но уже через несколько часов Глеб понял: первое впечатление, как это часто бывает, ошибочно.
Долгов рассказал о сути дела, которым им предстояло заниматься. Три месяца назад умер семидесятипятилетний пенсионер Александр Борисович Балакин. После него осталась большая коллекция шахмат, шахматных досок и богатейшая, на три тысячи томов шахматная библиотека.
В квартире, где помещались коллекция и библиотека, теперь жили внуки Балакина: студентка педагогического института Людмила и девятиклассник Володя.
Позавчера Людмила заявила о том, что из коллекции деда пропали редкие и очень дорогие шахматы из слоновой кости с позолотой.
- Читай, что я наработал, - закончил рассказ Долгов и придвинул Глебу папку с бумагами.
Глеб читал, наслаждаясь редким теперь, удивительно красивым каллиграфическим почерком Долгова.
"Как часто приходится разбирать закорючки и завитушки, затрачивая уйму времени на разгадывание текстов, написанных на родном русском языке. И как жаль, что в школе детей перестали учить чистописанию. Не разборчивый почерк - это прежде всего неуважение к людям, какой-то даже эгоизм. И лень. Научиться разборчиво писать может и обязан каждый", - подумал Глеб.
- Что скажешь? - спросил Долгов, когда Глеб закрыл папку.
- Первым подозреваемым был однокурсник Людмилы Геннадий Басов. Он был у них. После ухода Басова и обнаружилась пропажа.
- Правильно. Я занимался проверкой этого Басова. Шахматы взять он мог. Теоретически... Басов бывал у них и раньше, однако ничего не пропадало. Вообще... Люда сказала, что, как она считает, Геннадий взять шахматы не мог. Это ее хороший товарищ. И мне тоже кажется, что... не похоже, словом, что Басов украл шахматы. Знаешь это знаменитое латинское изречение: "После этого - не значит вследствие этого!" Полностью Басова мы пока исключить не можем. Но я чувствую, что это не он. А интуиции надо доверять.
- Может быть, и так. Но все-таки... - усомнился Глеб.
- И потом, если шахматы украл Басов, то он просто глупец, - продолжал Долгов. - Не мог же он не предвидеть, что чужих в квартире не было и подозревать будут прежде всего его... Вообще, если б речь шла только о Басове, стоило ли приглашать тебя? - рассмеялся Долгов.
- Ты прав, - улыбнулся и Глеб.
- Тогда так: оставим пока Басова в покое. Допустим, что он не совершал кражи, что он к ней не причастен. Что предпринять в этом случае?
- Я бы хотел сам осмотреть квартиру, - помолчав, сказал Горин.
- Это разговор. Поехали.
Двери им открыл высокий парень с угреватым лицом. Он, очевидно, сразу узнал Долгова. Натянул на подбородок ворот серого свитера, буркнул неразборчивое приветствие и крикнул:
- Люда, иди. Милиция!
Из комнаты к ним вышла девушка. Худенькая, коротко стриженная, она была похожа на старшеклассницу. Но Люда была уже на третьем курсе института.
- Вы живете вдвоем? - спросил Глеб, раздеваясь и проходя в комнату вслед за Людой.
- Да. Я и брат Вова.
- Как же вы обходитесь? - вырвалось у Глеба.
- Нормально, - покраснела Люда. - Я стипендию получаю, пенсию нам дают, дядя помогает...
Квартира Балакина была на третьем этаже старинного дома в центре города. В двух маленьких комнатах жили Люда и Вова. В третьей, большой, размещались экспонаты домашнего музея шахмат. Вся она была заставлена застекленными книжными полками, на которых стояли шахматы.
У Глеба разбежались глаза. Ничего подобного он в своей жизни не видел. С витрин на него смотрели шахматные фигурки из дерева и кости, фарфора и пластмассы, стали и бронзы, гипса и перламутра. Воины разных времен и народов, животные и рыбы, геометрические фигуры, обычные шахматы... Многоцветные и яркие, однотонные, потускневшие от времени. Очень старые, потрескавшиеся, облупленные. И совсем новые, как будто только что вышедшие из рук мастера. Взгляд невозможно отвести.
- Интересно? - спросила Люда.
- Поразительно! Это же настоящий музей! - воскликнул Глеб.
Он никогда не думал, что шахматные фигурки могут быть произведениями искусства. Глеб их всегда воспринимал иначе. Красоту создавали шахматисты в партиях, задачах, этюдах. Она таилась в содержании самой игры. Фигурки почти не замечались...
- Дедушка рассказывал, что тут собраны шахматы разных народов: русские, индийские, китайские, корейские, иранские, японские, монгольские, турецкие, из многих стран Европы... Вот эти, серебряные, изготовлены в Англии. А эти сделаны из гильз в окопе... Вот еще шахматы, которыми дедушка очень дорожил. Они достались ему от одного старого большевика-подпольщика. Сделаны из хлеба и клея в тюрьме... Здесь у дедушки был и музей, и кабинет, - рассказывала Люда.
Они подошли к большому письменному столу. Все предметы на этом столе были связаны с шахматами. Глеб сел за стол и почувствовал себя в сказочном шахматном царстве. Стакан для карандашей выполнен в виде шахматной ладьи. Абажур на настольной лампе оказался короной шахматного короля. Крышки у чернильниц - черная и белая пешки. Нож для разрезания бумаги заканчивался головой шахматного коня.
На столе лежала толстая тетрадь в твердой обложке. Люда раскрыла ее на первой странице. Глеб прочитал: "Каталог коллекции шахмат А. Б. Балакина".
Люда перевернула несколько страниц.
- Вот. Под номером тридцать три записаны пропавшие шахматы, показала она.
Глеб прочитал: "Шахматы из слоновой кости. Покрыты цветными лаками и позолотой. Высота фигур 5 - 7 сантиметров. Италия. XVII век (?)"
- Где они стояли? - спросил Глеб.
- Вот здесь. - Люда указала на пустое место на средней полке в углу комнаты. Рядом с ним выстроились закованные в тяжелую броню бронзовые солдаты, вооруженные щитами и копьями. Лихо подняли над головами мечи всадники на конях. Сурово высились средневековые мрачные башни с бойницами - туры или, как их положено правильно называть, ладьи.
У стены стоял большой массивный шкаф. Через стеклянные дверцы на Глеба смотрели корешки шахматных книг.
Вот большая толстая книга польского писателя Ежи Гижицкого "С шахматами через века и страны". Горин открыл дверцу, взял книгу в руки, осторожно раскрыл, начал листать. Как много иллюстраций! Действительно, с шахматами попадаешь то в область живописи, то в мир литературы, то в музеи истории, то в океан музыки... А это что за книга? Почему она одна лежит на верхней полке? Все остальные расставлены в алфавитном порядке плотно, одна к одной. А эта - отдельно. Может быть, ею недавно пользовались? Глеб прочел название книги: "Избранные этюды А. А. Троицкого". Положив книгу на то место, где она лежала, Глеб аккуратно прикрыл дверцы шкафа.
Рядом со шкафом в стену был вделан старинный изразцовый камин. На его зеленоватой передней стенке тоже были вылеплены шахматные фигуры. На боковой стене камина на самом верху виднелась маленькая шахматная доска, набранная из светлых и темных квадратиков. На ней чуть заметно проглядывали шахматные фигурки. ...Да, вся комната, даже многие мелкие предметы в ней были посвящены шахматам.
Стемнело. Люда включила свет. Под потолком зажглась пятирожковая люстра, мягко осветив эту необычную комнату.
В музее, как назвал про себя эту комнату Горин, удачно сочетались современные предметы: люстра, книжные полки, стол - и старинные: камин, шахматный столик на толстой ножке, стоявший возле окна, а главное - сами шахматы, да еще картина в тяжелой позолоченной раме, висевшая над письменным столом.
- Через окна вор проникнуть не мог, - сказал Долгов, глядя на плотно закрытые, заделанные на зиму рамы.
- Конечно. Да ведь и третий этаж, - вздохнул Горин.
- Дверь тоже внушительная и запирается хорошо... Я проверял, добавил Долгов.
Горин посмотрел на него, кивнул, хотел что-то сказать, но снова отвлекся. Шахматный музей не давал ему покоя. На стенах между полками и выше полок висели удивительные шахматные доски и картины на шахматные темы. Вот темно-красная гладко отполированная доска - подарок из Вьетнама. А та сделана из перламутровых раковин...
- Как вашему деду удалось собрать такую коллекцию? Тут ведь есть очень дорогие вещи, - спросил Глеб.
- Он собирал всю жизнь. Последние годы тратил на шахматы и книги всю пенсию. Он - бывший военный, фронтовик. Получал пенсию и до самого конца работал. Многие дарили ему шахматы, доски, разные шахматные предметы, рассказала Люда.
- Ваш дед мог бы сдать их в музей, - заметил Глеб.
- Он и хотел это сделать. Но в музее сказали, что сохранить коллекцию в целом виде не смогут. Должны разложить по векам и странам. Дед так не захотел и не согласился. Он мечтал сохранить всю коллекцию целиком... Он говорил, что собирал не только для себя. У него бывали и шахматисты, и историки, и разные ученые, писатели, журналисты. Его знали очень многие. Приезжали отовсюду. Даже из-за границы...
- Что это за картина? - спросил Глеб.
Он подошел к шахматному столику, над которым висела заинтересовавшая его картина, и начал ее рассматривать. В левом верхнем углу картины взвился грозный белый шахматный конь. Изо рта коня вырывается огонь. В правом нижнем углу черный король в ужасе согнулся и пытался загородиться от страшного коня. Король метался по крепости, защищенной башнями-ладьями, но выхода не находил. В крепости взметнулось пламя. Отсвет пожара осветил искаженное страхом лицо короля.
- Эта картина деду очень нравилась. Ее прислала художница из Казани Сатонина. Я запомнила ее фамилию, так как дед с нею переписывался. Он очень хвалил эту художницу... Здесь изображен спертый мат, я помню название по каталогу деда.
- Фу ты... Конечно, как это я сразу не догадался. Действительно очень любопытная картина.
Горину уходить из шахматного музея не хотелось... Долгов напомнил ему, что пора идти. Оба направились в прихожую. Когда вышли на улицу, Долгов сказал:
- Через двери вор не проходил, через окна тоже. Остаются только посетители квартиры...
- То есть все тот же Басов, - вздохнул Глеб.
- Сюда еще часто приходит дядя Людмилы и Владимира.
- Это кто?
- Сын хозяина коллекции Балакина. Он здесь не живет, но бывает очень часто. И был, кстати, накануне пропажи шахмат.
- А друзья Людмилы и Вовки? - спросил Горин.
- Их пока можно исключить. Их мало, домой к ним ходят очень редко. Вова здесь недавно, друзей еще не завел. У Люды тоже их немного. За это время со слов Люды и Володи никого из их знакомых, кроме Басова, не было.
- Как зовут дядю?
- Андрей. Андрей Александрович Балакин.
Когда Люда обнаружила пропажу шахмат, она сама и Володя были дома. Басов и дядя Андрей ушли. Если считать, как условились Долгов и Горин, что Басов невиновен, то главным подозреваемым становился Андрей Балакин.
Андрей был средним сыном в семье. Старший, Евгений, погиб на фронте в 1944 году. Младший, Виталий, попал вместе с женой в автомобильную катастрофу восемь лет назад. Оба они погибли. Людмиле тогда было тринадцать, а Володе всего восемь. Взяла их к себе бабушка, мать их мамы, жившая в Петрозаводске. Когда Люда кончила школу, то перебралась к деду в Ленинград. После смерти деда приехал к сестре и Володя.
Андрей Александрович Балакин решительно вошел в кабинет Долгова, поздоровался, сел на предложенный ему стул. Он выглядел моложе своих пятидесяти лет. Худощавый, подтянутый, аккуратный. Глаза смотрят внимательно. Руки беспокойные. В таких руках хорошо смотрелись бы четки. Четок не было, поэтому пальцы находили себе другие дела: поправляли галстук, подтягивали молнию, почесывали кончик носа, приглаживали, взлохмачивали и вновь укладывали мягкие волосы... Научный работник, спортсмен, библиофил - на все находил он время. Не ладилась только личная жизнь. Жена умерла. Детей не было. Второй раз не женился, так и жил один.
- Что вы думаете о пропаже шахмат? - спросил Горин, когда посетитель удобно устроился на стуле.
- Какая-то необъяснимая история. Если у нас был опытный вор, то почему он взял только одни шахматы? И пожалуй, не самые дорогие...
- Это еще можно объяснить. Ну например, что одни шахматы можно унести незаметно. И не сразу будет обнаружена их пропажа. Если унести сразу несколько комплектов, это бросится в глаза тут же.
- Но как вор попал в нашу квартиру? - горячился Балакин.
- Этого мы пока не знаем. Может быть, у него был ключ?
- Ключ? Откуда? Ключи только у Люды, Вовки, меня... Что вы так на меня смотрите, как будто это я взял шахматы! - вспыхнул Балакин.
- Этого я не говорил... Хотя, не буду скрывать, обстоятельства заставляют подозревать всех, в том числе и вас... Вы были в квартире в день пропажи шахмат. Их исчезновение обнаружилось после вашего ухода...
- Ах вот как! Шахматы взял я! Но зачем? Уж если на то пошло, то по закону половина имущества отца принадлежит мне. Я, если б хотел, мог забрать себе всю коллекцию. Что же, я у себя воровал? Нелепость...
- Ну, не совсем так. При разделе имущества вам досталась бы не вся коллекция, а, возможно, только ее половина. Вторая половина могла быть отдана Людмиле и Владимиру. То же, что вы возьмете тайно, будет ваше. Только ваше. Оставшееся можно делить пополам.
- Ерунда какая-то... Тогда арестовывайте меня...
- Андрей Александрович, мы с вами сбились с правильной линии разговора. Я хотел знать ваше мнение по поводу случившегося. Ведь история странная, мы можем чего-то не знать. Вот и хотелось узнать ваши мнения и предположения. Кто мог взять шахматы, и почему вы так думаете. Не упускаем ли мы из виду кого-то еще... Вы же сами себя назвали подозреваемым. То есть поступили по известной поговорке...
- Это что же? На воре шапка горит?
- Вот именно.
Разговор явно не клеился, оба замолчали. Молчание прервал телефонный звонок. Горин снял трубку, приложил ее к уху и сразу закусил нижнюю губу. Несколько секунд он растерянно держал трубку в руке. Потом сказал:
- Сейчас приедем, - после чего опустил трубку на рычаги. - Скажите, Андрей Александрович, вы сегодня были в... музее, в квартире отца?
- Был... Что случилось?
- Тогда поедемте туда вместе. Пропали еще одни шахматы!
Поехали втроем: Горин, Долгов и Балакин.
- Что происходит? Мне страшно, - сказала Люда, открывая им двери.
- Не волнуйтесь. Мы ведь здесь, значит, вам нечего бояться. Так что случилось? - спросил Долгов.
- Исчезли серебряные шахматы. Вчера днем были, стояли на своем месте, на полке. Сегодня начала делать уборку, смотрю, а их нет.
- Кто был в квартире вчера и сегодня? - спросил Долгов.
- Никого не было.
- Я был... И не помню, стояли эти шахматы на полке или нет. Не обратил внимания, - сказал Балакин.
- Вы знаете эти шахматы? - спросил Горин.
- Я знаю все, что есть в этом доме. Я тут вырос. И эти шахматы отлично помню. Просто я был занят другим делом и на эту полку не посмотрел.
- Я сказала, что не было чужих, - добавила Люда.
- Вы приходили просто так или с какой-то целью? - спросил Горин.
- Я мог прийти и просто так. Но в этот раз была цель. Готовил лекцию о Тургеневе. Искал в библиотеке книги и старые журналы о шахматных увлечениях Ивана Сергеевича. Вы, возможно, слыхали, что он был сильным шахматистом и много времени уделял как игре, так и занятиям шахматной теорией?
- Слыхал. Подробностей его шахматной деятельности не знаю, но то, что он увлекался шахматами и хорошо играл, мне известно.
Еще раз осмотрели всю квартиру. Горин даже потрогал лепные шахматные фигурки на камине, а Долгов открыл дверцу и заглянул внутрь. Нет, там было пусто. Камином очень давно не пользовались. Квартира обогревалась, как и большинство квартир в Ленинграде, трубами и батареями.
Глеб остановился перед картиной в позолоченной раме. На ней был изображен старик в каком-то форменном мундире. Старик сидел за шахматным столиком. В руке он держал белого слона и хитро улыбался. Художник удивительно четко выписал все детали лица и одежды старика, тщательно прорисовал каждую шахматную фигурку, так что Горин даже попытался разобрать позицию той партии, которую разыгрывал старик. "Впрочем, фигуры нарисованы, конечно, просто так. Я занимаюсь ерундой", - выругал себя Горин. В нижнем правом углу картины стоял год ее написания - 1898 и неразборчивая подпись художника.
Горин отошел было от картины, но потом снова вернулся к ней.
- Это ваш дед? - спросил Горин у Люды.
- Нет. Это отец деда, мой прадед.
- Почему он в таком мундире?
- Он был железнодорожником. Занимал какой-то важный пост. Это ведь все было очень давно, до революции, - ответила Люда.
- Это что же, его квартира? - удивился Глеб.
- Да. Он тут жил. Потом жил дед, теперь мы...
- Больше ничего не пропало? - спросил Глеб.
- Нет. Кажется, все на месте, - неуверенно ответила Люда.
- Пока, - мрачно усмехнулся Балакин.
Дверь в маленькую комнату, где сидел за столом, уткнувшись в учебник, Вова, была открыта.
- А вы что думаете по поводу этих пропаж? - спросил у него Горин.
Вова поднял голову, посмотрел на Горина... и снова уткнулся в учебник. На нем были надеты старенькие джинсы и толстый серый свитер ручной вязки, ворот которого он постоянно натягивал на подбородок.
- У вас нет каких-нибудь предположений или догадок? - повторил вопрос Горин.
- У меня?.. Нет... Я не знаю, - пробормотал Володя, не поднимая головы и не глядя на Горина.
- Думаете, он видел эти серебряные шахматы? Он и коллекцию никогда не рассматривал. Это не его стихия, - ядовито заметил Балакин.
И это замечание и какая-то натянутость в отношениях дяди и племянника не ускользнули от внимания Горина. Он чувствовал, что Вова и Андрей Александрович не очень любят друг друга
- А кому она нужна, эта ваша коллекция... бирюлек, - вдруг разозлился Вова. - Давно ее продать надо было. И покупатели находились, деньги хорошие давали... Вы не захотели, вам не надо...
- Это же память о дедушке... И я так привыкла к ней, - грустно сказала Люда.
- Деда нет... А на твоей стипендии не разжиреешь, - мрачно проворчал Володя. Он теперь уже не делал вид, что читает учебник. Теперь он сердито смотрел в окно. А за окном шел снег. Бульвар, автобусы, пешеходы - все покрывал рыхлыми хлопьями снег.
- Бирюльки? Да уж, "рожденный ползать, летать не может!" - воскликнул Балакин. - Тебе бы магнитофон свой крутить или диски, - добавил он. Добавил негромко, но Володя его услыхал. Резко повернулся, оперся рукой о подоконник, выкрикнул:
- Подумаешь, летает он, а я ползаю. Полетишь на ваши доцентские денежки! А с наших с Людкой только и остается, что ползти...
- Замолчи! - Люда встала перед братом, заслонила его от дяди. Потом вышла из комнаты, затворила за собой дверь, остановилась перед нею. Вова остался в своей комнате, все остальные - в "музее".
- Чудеса какие-то. Не знаю, что и подумать, - сказал Долгов, когда они вышли с Гориным из квартиры.
- Слушай, когда пропали эти шахматы? Ведь почти все время кто-то был дома... Впрочем, в первой половине дня Люда в институте, а Вова в школе. В первой половине дня в квартире никого нет, - сказал Горин.
- Что из этого? - спросил Долгов.
- Может быть, кто-нибудь подобрал ключ к входной двери?
- Не похоже. Во-первых, два очень сложных старинных замка. Замки эти я обследовал. Открываются и закрываются совершенно свободно. Можно их вынуть и отдать на экспертизу, но думаю, это бесполезно. Я замки чувствую, рука набита. К этим замкам ключи не подбирались. Их открывали только "родные" ключи. Во-вторых, если вор проник в пустую квартиру, проник с трудом, он взял бы не одни шахматы, - добавил Долгов.
- Согласен. Но кто же ворует? Не уходят же фигуры сами? Или они по ночам оживают, как в сказках? - улыбнулся Глеб.
- Мы чего-то не знаем. Надо поближе узнать жизнь семьи Балакиных и их друзей...
Несмотря на то что Горин работал в Ленинграде допоздна, вечером он всегда возвращался домой. Он всегда старался ночевать дома, если к этому была хоть малейшая возможность. "Лучше поспать пять часов дома, в своей кровати, чем десять в кабинете или гостинице" - так рассуждал Горин.
В тот день Глеб возвратился домой поздно. Как, впрочем, и все последние дни. Поужинал, постоял возле кроватки спящего сына и сам завалился спать. С вечера уснул, как убитый. Во второй половине ночи его начали мучить сны. Снились обрывки кинофильма: "Новые приключения кота в сапогах". Этот фильм он не очень давно видел по телевизору. События в картине развиваются в шахматном королевстве.
Сначала Горину приснился король. Обыкновенный король, закутанный в шахматный плащ, такой в черные и белые клетки. Лицо короля показалось Глебу знакомым. Долго не мог вспомнить, где он видел этого короля. Все-таки вспомнил. Это ж был старик, изображенный на картине в музее, прадед Людмилы и Владимира. Там, на картине, старик был изображен сидящим за шахматным столиком. Одет он был в строгий чиновничий мундир. Во сне же он был закутан в клетчатый плащ. Но это был он, бесспорно, он. Старый король наступал на Глеба. В правой руке он держал белого шахматного слона. Лицо у короля было очень сердитое. Он шел прямо на Глеба и приговаривал: "Шахматы созданы для раскрытия тайн. Думай, хорошенько думай!" Потом король куда-то пропал. Вместо него появился рыцарь. Рыцарь вел за руку даму в черном платье. На нем была короткая накидка с изображением костяшек домино. На белой накидке четко выделялись черные пластинки домино с белыми точечками.
Рыцарь подвел даму к шахматному столику. Они сели. Это был тот самый шахматный стол на одной ножке, который Глеб видел в музее-квартире Балакиных. Столик стоял возле камина. В камине весело потрескивали дрова, за решеткой виднелись языки пламени. На столике стояли шахматные фигуры, но ни рыцарь в белой накидке, ни дама в черном платье не прикасались к фигурам. И тут Глеб узнал их. Это были Вова и Люда. Люда плакала, а рыцарь - Вова - ее ругал. Глеб не мог понять, за что рыцарь ругал свою даму. В шахматы они не играли, но позиция фигур на шахматном столике привлекла внимание Глеба. Ему показалось, что он где-то ее встречал. Почему они сидят за шахматным столиком, а не играют, не делают ходов?
Вдруг к столику подошел кот в сапогах и начал швырять в топку камина шахматные фигурки. Лицо кота тоже показалось Глебу знакомым. Ну конечно, как это он сразу не узнал его. Это был Андрей Александрович Балакин, солидный доцент...
Тут Глеб проснулся. Он лежал в темноте, медленно приходя в себя. Не сон, а настоящий цветной кинофильм. Глеб прислушался к ровному дыханию жены и посапыванию сына в детской кроватке. Пытался вспомнить все детали сна. Спать уже не хотелось. Он еще с полчаса лежал в темноте, пытался заснуть. Считал про себя: "Один слон, два слона, три слона... десять белых слонов". Понял, сон больше не придет. Тихо встал, натянул рубашку, достал из ящика письменного стола шахматы и вышел на кухню. Плотно прикрыл двери, включил свет. Надел спортивные брюки, поставил шахматы на стол, сел и... вздрогнул. Напугала кукушка. Она открыла дверцу своего домика в часах-ходиках, громко прокуковала четыре раза и вернулась в домик. Четыре часа утра! Можно было еще спать и спать!
Как-то раз накануне решающей партии в чемпионате города Глеб не мог заснуть всю ночь. Так и пошел на игру после бессонной ночи. И выиграл! Да, все это нервы. Вот и сейчас что-то встревожило Глеба, унесло напрочь сон, заставило сесть за стол, высыпать фигуры из коробки на доску. Это были видавшие виды старые фигурки. У белого коня отломалось полморды, черной ладьи не было вовсе. Ее заменяла катушка черных ниток, выпрошенная у Нины.
Глеб передвигал фигуры, не расставляя их. Неожиданно вспомнил старого Балакина на картине, ясно увидел его за шахматным столиком с белым слоном в руке. Вспомнил и то, как он во сне в облике шахматного короля наступал на него и говорил какие-то мудрые слова. Что-то вроде того, что шахматы это ключ к разгадке тайн.
Глеб сидел и вспоминал. Конечно, дело не в вещем сне. Просто переутомленный мозг и во сне работал, пытаясь переварить информацию и разгадать загадки, которые подбрасывались ему днем.
Глеб вспомнил рыцаря и даму за шахматным столиком. Вспомнил не столько их, сколько сам столик и стоявшие на нем шахматные фигуры. Сон вспомнился так четко, что Глеб начал ставить фигуры на шахматную доску. Когда фигуры были расставлены, навязчивая мысль, что где-то он эту позицию уже видел, не давала ему покоя. Видел не во сне, а наяву. Но где? Почему-то эта позиция связывалась с шахматным королем - прадедом Люды, который ему только что приснился. Ну конечно! Как это он не догадался сразу. Ведь так же были расставлены фигуры и на шахматном столике, за которым на картине сидел старый чиновник. Старик сидел за столиком один. Партнера у него не было. Что это могло означать? Скорее всего, что старик не играл в шахматы, а анализировал позицию или... или решал шахматную задачу! Тогда... там не случайный набор фигур. Вот в чем дело! Он решал задачу или этюд. Надо вспоминать. Глеб не мог сказать даже себе, зачем ему это. Но он твердо знал: надо! Вспомнить позицию фигур на шахматном столике надо. Это очень важно. И сделать надо это сейчас. Черные фигуры сгрудились в правом нижнем углу. Король, слон, пешки... Их вроде бы удалось поставить на свои места. Была еще и ладья. Но и ее место определилось. В самом углу стоял белый ферзь. Внизу, в центре - белый король... Время шло. Кукушка прокуковала уже и пять, и шесть, и семь раз, когда наконец фигуры были поставлены на свои места. Память, профессиональная память шахматиста помогла Глебу. Теперь он был уверен, что перед ним этюд. И этюд этот он когда-то видел... Жертва слона и ферзя и мат последней оставшейся "в живых" фигурой-конем! И какой мат! Красивейший спертый мат. Тут Глеб вспомнил и еще кое-что. Ведь на камине в квартире Балакиных фигуры были расставлены в той же самой позиции этюда, что и на картине. И хитрый старик не зря держал в руке белого слона. Ведь решение этюда начиналось именно ходом белого слона! Он как бы подсказывал...
Глеб потянулся, почувствовал какое-то беспокойство, обернулся. В дверях кухни стояла Нина. Она протирала после сна глаза и удивленно смотрела на Глеба.
- Ты что? - спросила она.
- Нинуля, я нашел. Понимаешь, на картине и на камине изображен этюд. Один и тот же этюд. Очень красивый. На спертый мат. Я его где-то видел, только пока не могу вспомнить где.
- Что это такое, "спертый мат"?
- Это такой мат конем, когда король противника зажат, "сперт" своими собственными фигурами. Можно, например, его истолковать так: это возмездие, которое ждет преступника, даже если он укроется в своем доме, в своей крепости.
Глеб вскочил со стула, прошел в комнату и начал рыться в своих шахматных книгах. "На картине стоит тысяча восемьсот девяносто восьмой год. Значит, этот этюд был создан еще в прошлом веке", - рассуждал Глеб. Наконец он нашел то, что искал. Этюд А. А. Троицкого, опубликованный им еще в 1897 году.
- Понимаешь, да ради того только, чтобы понять красоту таких вот жемчужин, как этот этюд, стоит научиться играть в шахматы!
- Можно прожить и без них, - проворчала Нина. Она проворно и быстро делала одновременно множество дел. Готовила завтрак, собирала одежду сыну, одевалась сама, слушала мужа и думала еще о том, что ей сегодня надо сделать по дому. А сделать надо было немало, ведь Глеба не будет целый день.
- Можно, - сказал Глеб. - Можно прожить и без шахмат. Можно и без Пушкина и Толстого, без Чайковского и Репина, без кино и даже, страшно сказать, без телевизора...
- Не сравнивай свои шахматы с литературой, музыкой, живописью. Это искусство...
- Я не сравниваю. Впрочем, а почему бы и нет. Ведь шахматы, особенно шахматная композиция, то есть задачи и этюды, это тоже искусство. Если знать его язык, то открывается изумительный мир...
- Может быть, и так, - миролюбиво сказала Нина. - Но почему ты целый день бьешься над загадкой своего дела, этих странных краж, а ночью не спишь и решаешь шахматный этюд?
- В том-то и дело, что я его специально не решал. То есть я его решал, но сперва он мне приснился. И тут есть какая-то связь. Какая - еще не понял...
- Зато я поняла. Еще несколько дней и ночей такой работы наяву и во сне, и тебя надо будет лечить. Видишь, до чего ты уже додумался, что шахматный этюд, который тебе приснился ночью, поможет расследовать уголовное преступление... Сказать об этом кому-нибудь, ведь засмеют...
Глеб улыбнулся, ничего не ответил и пошел будить сына.
Яркое мартовское солнце слепило глаза. Не то что на снег, на светлые стены кабинета Долгова смотреть было больно. Но солнце не радовало хозяина кабинета. Долгов мрачен.
- Что будем докладывать полковнику? Кражу не раскрыли. Еще и вторую прозевали. И, кто знает, может быть, сегодня или завтра дождемся и третьей. Бьемся вокруг одних и тех же людей, которые явно не воровали эти проклятые шахматы. Басов отпадает. Балакин тоже. Нелепо все же воровать у самого себя, что ни говори. Доценту эти шахматы нужны, как щуке зонтик. Люда в институте на хорошем счету. Да и по ней все видно. Переживает, боится, не знает, что делать. Вовка - мальчишка. Шахматами не интересуется. Гитара, магнитофон, современная музыка, пленки... Правда, все в пределах обычного на сегодня. Таких у них полкласса. Голова, говорят, у парня хорошая. По физике идет одним из первых. Если не будет срывов, пойдет учиться дальше, будет из него толк... Понимаешь, мы кого-то упускаем, чего-то не учитываем...
- Кого? Мы же совсем постороннего вора отбрасываем. Он бы сразу взял все, что ему надо. Зачем ему рисковать и идти несколько раз.
- Я не знаю, что мы упускаем... Каких-то шахматистов, которые бывали в этой квартире и, может быть, сохранили доступ к ней...
- Почему обязательно шахматистов?
- А что, тебя это коробит? У шахматистов, кажется, даже есть свой девиз, что все они заодно...
- Зря злишься. Не совсем так, - рассмеялся Горин. - Есть девиз всемирной шахматной федерации: "Все мы - одна семья".
- Это одно и то же. Что делать дальше? Что предлагаешь?
- Если б я знал? Но пока хочу еще раз съездить к Балакиным.
- Зачем?
- Сам точно не знаю. Есть смутные идеи.
- Ладно, поедем. Похожу еще, поговорю с соседями. Кое с кем говорил, но не со всеми.
- Да, кстати, ты обещал узнать, почему Люда и Вова живут одни, нет ли у них еще родственников.
- Родители их, как ты знаешь, погибли в автомобильной катастрофе восемь лет назад. Оставались бабка в Петрозаводске и дед здесь, в Ленинграде. Сейчас бабка уже очень стара и слаба, а дед умер. Кроме дяди, доцента, мне никто не известен. Да, видимо, нет у них больше никого.
В квартире Балакиных на этот раз дома оказались все. Вовка в своей комнате бренчал на гитаре. Изредка включал магнитофон, потом снова что-то на гитаре. Люда переписывала конспекты лекций. Андрей Александрович рылся в библиотеке.
Глеб поздоровался со всеми и подошел к письменному столу. Всмотрелся в картину. Да, так и есть, он не ошибся. На шахматном столике, за которым сидел старик, стояла позиция этюда Троицкого. И на камине была вылеплена эта же позиция. Глеб подошел к камину, потрогал фигурки. Потом посмотрел на книжный шкаф. На верхней полке по-прежнему одиноко лежал сборник этюдов Алексея Алексеевича Троицкого. Заслуженного деятеля искусств. А на стене висела картина казанской художницы Сатониной: "Спертый мат". Все об одном и том же. Неужели это случайно? Не слишком ли много совпадений?
Глеб снова повернулся к камину. На боковой его стенке наверху была сделана шахматная доска. На ней тоже виднелись фигуры. Всего несколько штук. Горин стоял некоторое время, подняв голову, разглядывал эти фигурки. Потом хлопнул себя по лбу. "Как же это я сразу не догадался! Ведь это все тот же этюд! Только там, наверху, дано его окончание. Там уже решать не надо. Осталось сделать последний ход - и белый конь объявит спертый мат черному королю!"
Пришел Долгов. Ничего нового он от соседей не узнал.
Глеб позвал Люду и Володю. Попросил всех сесть за круглый стол в центре комнаты. Посредине этого стола высилась статуэтка. Похоже, статуэтка какой-то богини.
- Кто это? - спросил Долгов.
- Каисса, богиня шахмат, - ответил Балакин.
- У шахмат есть своя богиня? Откуда она взялась?
- Есть. Один англичанин, Уильям Джонс, в восемнадцатом веке написал поэму. В этой поэме бог войны Марс пленился красотой дриады, то есть нимфы, жившей в лесу. Дриаду звали Каисса. Марс никак не мог склонить ее к взаимности. Тогда он изобрел шахматы, научил ее этой игре, начал с нею играть. Каисса влюбилась в шахматы, а потом и в Марса. Так шахматы получили свою богиню. В середине прошлого века эта поэма Джонса была переведена на французский язык и стала популярной среди шахматистов. Тогда получила свое признание и Каисса.
- Красивая легенда, - вздохнул Долгов.
Глеб встал, посмотрел на всех, сказал:
- Мы приходим к выводу, что посторонние в вашу квартиру попасть не могли. Остается предположить, что шахматы брал кто-то из вас троих... Если это шутка, то она затянулась и отнимает слишком много времени и сил. Ее надо немедленно прекратить...
- Это возмутительно! - вскочил Балакин. - Свое бессилие и нежелание искать преступника проще всего свалить на "шутку". Хороша шутка! Да знаете ли вы цену пропавшим шахматам?
- Знаю.
- А если знаете, то о какой "шутке" речь! - сердился Балакин.
- Не горячитесь. Сядьте, пожалуйста. У меня есть несколько вопросов. Первый: когда ваши предки поселились в этой квартире?
- Очень давно, но точно не знаю. Поселился мой дед. Вот он на этой картине изображен за шахматами. Дед был большой оригинал. Мне рассказывал отец, что дед приглашал к себе в гости только тех, кто мог с ним сыграть партию в шахматы... Так что в этой квартире мы живем с прошлого века.
- Спасибо. Я так и думал, но хотел уточнить. Второй вопрос: все ли члены семьи, то есть вы трое играете в шахматы?
- У меня в прошлом был вполне приличный первый разряд. Людмилу еще девочкой обучил дед. Она играет, как неплохой любитель. Для женщины совсем даже неплохо... Володю дед не успел обучить. Насколько мне известно, Володя предпочитает другие занятия, - ответил Балакин.
В последних словах его фразы звучало явное пренебрежение.
Володя это почувствовал и резко сказал:
- Вы только такой умный. И в шахматы играете, и дед ваш был богатый дворянин, и...
Володя замолчал, остановленный Людмилой, сердито дернувшей его за руку.
- Дед, кстати, был разночинец, сын мелкого чиновника. Своего положения он добился талантом и усердием, которых некоторым современным молодым людям весьма и весьма недостает, - возразил Балакин.
Людмила беспокойно посмотрела на дядю, потом на брата. Очень ей не хотелось, чтобы они затеяли ссору.
Наступила напряженная тишина. Глеб вышел из-за стола, поднес свой стул к камину. Встал на него и сразу же спрыгнул. Сходил в кухню, принес табуретку, поставил ее на стул и осторожно влез на это сооружение.
Оглянувшись, Глеб увидел изумление на лице Долгова, растерянность у дяди Андрея, волнение в глазах Люды и напряженную неподвижность в фигуре ее брата Вовы.
Горин, держась левой рукой за стенку, правой взялся за белого коня. Снизу этот конь казался неподвижной лепной фигурой. Однако при плавном вращении он легко вышел из своего гнезда. Вынув коня, Глеб аккуратно вставил его в гнездо другой клетки и громко сказал:
- Мат черному королю!
В тот же миг раздался легкий приятный звон. Шахматная доска, казавшаяся снизу частью стенки камина, откинулась вниз. Горин увидел темное квадратное отверстие. Он засунул туда руку и вытащил небольшую серебряную шахматную доску. За доской последовала простая картонная коробка.
Долгов уже все понял. Он подскочил к Глебу и принял из его рук доску и коробку.
- Тяжелая, - сказал Долгов, ставя коробку на стол. Из коробки он достал литые фигурки короля, воинов на конях, солдат...
Затем в руках Горина появилась черная шкатулка. Он осторожно передал ее Долгову, после чего сам спрыгнул на пол.
Когда Долгов раскрыл шкатулку, Горин даже зажмурился, так ярко заиграли и засверкали освещенные весенним солнцем фигурки воинов. Красные, желтые, зеленые - лакировка и позолота сверкали на их щитах, шлемах, шпагах...
- Вот и все. Здесь обе ваши "потеряшки". Остается только узнать, кто решил старинный этюд на спертый мат? - спросил Горин.
Как-то непроизвольно, подчиняясь невидимому току мыслей, все посмотрели на Володю.
- Это я, я виновата! - разрыдалась Люда. - Я показала ему дедушкин секрет! Давно еще, сразу после смерти деда. Мы думали, что там что-нибудь лежит. Но там было пусто... Зачем только я показала этот тайник!
- Замолчи, дура! Да, я спрятал шахматы! Хотел их продать в комиссионном. Не успел. Жалею, что не успел... Коллекция, музей, произведения искусства! Все это - красивые слова. На деле от этого вашего музея и красивых слов нет никакой пользы. Нам не нужны эти шахматы. Пусть их собирают те, у кого много монет в карманах! - надрывно закричал Володя.
- А ты, что же, голодаешь? - спросил Андрей Александрович. Спросил спокойно, даже как-то дружелюбно, мирно.
- Не те времена. Никто сейчас не голодает, - огрызнулся Володя.
- Ошибаешься. В мире еще миллионы людей и голодают, и умирают от голода. Особенно дети.
- Это не у нас...
- Правильно, не у нас. У нас все сыты. И ты сыт. И одет, и обут.
- Ну и что, что сыт. У нас ничего нет. У Людки одно нормальное платье, да и то старое. У нас в классе все ходят в импортных кроссовках, а я - в ботинках. Все носят "фирму", а мы... Да что говорить... Мы хотим сейчас, сегодня жить хорошо, а не через десять или пятнадцать лет...
Балакин заметно успокоился, обнял за плечи плачущую Люду, погладил ее по голове, сказал:
- Ведь и я был студентом. Учился не здесь, в Москве. Жил в общежитии. Никто почти не помогал. Всегда хотелось есть. И все-таки и я, и мои товарищи были счастливейшими людьми. В театры бегали, все музеи исходили. И учились, и подрабатывали. Все успевали, на все находили время. И меньше всего думали об одежде, о вещах...
Володя встал из-за стола, потер виски и медленно пошел в свою комнату.
- Что ему будет? Тюрьма? - всхлипывая, спросила Люда.
- Нет, его не посадят. И судить не будут... Разве что вы сами...
Долгов начал одеваться. Сказал Глебу, что поедет, доложит начальству обо всем, после чего позвонит.
Когда он вышел, Горин повернулся к картине, висевшей над письменным столом. Картина эта постоянно привлекала и манила его.
- Андрей Александрович, на картине стоит дата: тысяча восемьсот девяносто восьмой год. На ней изображен ваш дед за решением шахматного этюда А. А. Троицкого. Этот этюд был опубликован за год до написания картины. Книга, в которой опубликован и этот этюд Троицкого, лежит в книжном шкафу отдельно. Очевидно, что все это не случайно. Как не случайно ваш дед держит в руке белого слона. Ведь решение этюда начинается ходом этого слона. Выходит, что картина - как бы ключ к тайнику. Скорее всего ко времени написания картины тайник уже существовал. Для чего сделал дед этот тайник и что оставил в нем после смерти? Кто его первым обнаружил и что в нем нашел? Известно ли все это?
- Мне ничего не известно. Отец про тайник не рассказывал. Я сегодня узнал о нем впервые.
- Дедушка мне показал тайник перед самой смертью, когда уже очень болел, - вступила в разговор Люда. - Показал, как открывать и закрывать... А вас ведь тогда не было в Ленинграде.
- Да, когда отец умер, я был в командировке на Севере. Прилетел по телеграмме, но не успел...
- Я сперва про тайник забыла. Потом показала Вовке. Мы открыли его... Там была только одна тетрадь...
- Где она? - спросил Балакин.
- В столе. - Люда подошла к письменному столу, выдвинула нижний ящик справа и достала из него толстую тетрадь в коричневой обложке.
Горин и Балакин подошли к столу. Балакин взял тетрадь, раскрыл ее. Записи были сделаны черными чернилами аккуратным мелким почерком. Внимание Балакина привлекла одна страница, записи на которой были сделаны разными чернилами и почерками. Присмотрелись. Записи были на разных языках.
- Странно. Вот эти строчки на английском, эти - на немецком, а здесь - на русском. И неразборчивые подписи, - произнес Балакин.
- А вот здесь дата: шестнадцатое января тысяча восемьсот девяносто шестого года, - добавил Глеб.
- Послушайте, а ведь это автографы! Вот подпись самого Ласкера, одного из самых великих шахматистов. А это же Михаил Иванович Чигорин! воскликнул Балакин.
- Как же я сразу не догадался! Здесь собраны автографы участников знаменитого матч-турнира в Петербурге: Ласкера, Чигорина, Стейница и Пильсбери... Завидую вам, в этой тетради могут быть необыкновенно интересные записи, - сказал Глеб.
- Я этим займусь, - медленно произнес Балакин. - Я этим займусь, но позже... Во всей этой истории больше всех виноват я. Не рассказал, не пытался даже привить парню интерес к нашей истории... Не объяснил, что такое шахматы...
- А что такое шахматы?
Все обернулись. На пороге своей комнаты стоял Володя, натянув, как обычно, на подбородок ворот свитера.
- Никто еще до конца не смог понять природу шахмат. Это игра, но... Игра с большой буквы. Она прошла через века и пронесла великую идею, идею мира, бескровного разрешения спора. Кто умнее, кто сильнее, кто достойнее - все можно решить за шахматной доской.
- Зачем деду и прадеду нужна была эта... коллекция? - снова спросил Володя.
- На этот вопрос могли бы ответить только они сами. Их нет. Но остались письма, тетради, дневники... Было бы очень интересно прочитать их, войти в их мир, понять, чем они жили, о чем мечтали... Я, например, уверен, что они думали и о детях, внуках и правнуках своих, то есть о нас. И нам оставили коллекцию...
- Как это вашим предкам удалось сохранить книги, красивые дорогие шахматы, рукописи... Были революция, войны, блокада... Удивительно, сказал Горин.
- В самые трудные времена люди понимали значение искусства и сохраняли и картины, и памятники, и архивы... - ответил Балакин.
- Неужели старик думал и о нас? - спросил Володя, глядя на картину, где старый чиновник сидел за шахматным столиком и, довольный своей озорной выдумкой, улыбался.
- В этом я уверен. Кое-что, урывками из писем и записок деда я читал... Как бы я хотел, чтобы и ты порылся в наших семейных архивах...
- Но я не занимался шахматами, - возразил Володя.
- Это не имеет значения. Шахматы - тут не самое главное. Главное характеры людей, их отношение к другим людям. Их ум, порядочность, культура... Да ведь и они, дед и прадед твой, не были шахматными мастерами... Отец играл слабее меня, едва ли во второй разряд... Но в доме у нас бывали и мастера, и гроссмейстеры. Велись интересные разговоры...
- А... прадед был очень богатый? - спросил Володя.
- Нет... Поместья у него не было. Отец говорил, что наследства практически почти никакого не было. Только квартира, мебель да вот этот музей: шахматы, картины, книги... Конечно, отец многое приобрел сам. Книги, немало шахматных досок и фигур. Но и от деда осталось порядочно...
- Жаль, что не оставили они большого наследства: денег или золота...
- Понимаешь, они, как и очень многие настоящие люди, считали, что счастье приносит только то богатство, которое ты заработал сам. Не зря ведь во всех сказках и легендах нечестно добытое богатство приносит только несчастья. В этом отразилась народная мудрость, - сказал Андрей Александрович.
Теперь он говорил спокойно, доброжелательно, миролюбиво.
- А все-таки нам бы с Людой для начала деньжата не помешали...
Глеб не вмешивался в разговор дяди и племянника. Теперь это была беседа близких родственников, в которую чужим лучше было не вступать. Андрей Александрович, Люда и... время должны были сделать больше, чем все нравоучения, которые могли прочесть Володе Долгов, Горин, следователь, полковник...
Глеб вышел в прихожую, начал одеваться. Вслед за ним туда вошла и Люда. Она прикрыла двери в комнату и тихо сказала:
- Вы уж простите, пожалуйста, Вову... Это он по глупости. Он и сам все понял и теперь переживает...
- Мне тоже кажется, что это так. И этому я очень рад... Хотя, думаю, что вам с Андреем Александровичем придется еще много потрудиться... Знаете, один философ сказал так: "Важно не столько положение, в котором мы находимся, сколько направление, в каком мы движемся". Так что не сбивайтесь с курса, - улыбнулся Глеб.