...Через несколько секунд

существо, показавшееся Элизабет птицей,

кружа в воздухе, начало опускаться

рядом с процессией паломников...

Проснувшись, Иоаким открыл десятое окошко в волшебном календаре. На этот раз там был нарисован ангел на церковной башне. Из календаря выпала сложенная в несколько раз бумажка. Иоаким развернул ее и принялся читать:

Умораил

Это случилось в Падерборне в конце XII века, однажды по улицам маленького городка, расположенного между Ганновером и Кёльном, прошествовало стадо резвых овец, за которыми следовали два пастуха, негритянский царь, маленькая девочка в красной куртке и синих брюках и ангел с расправленными крыльями.

Раннее утро, городок еще не пробудился к жизни, только сторож ходит по улицам. Он кричит что-то громким голосом вслед двум пастухам, которые гонят через город стадо овец, в следующее мгновение он видит ангела, парящего над булыжной мостовой. И тогда он простирает руки к утреннему небу и восклицает:

— Аллилуйя! Аллилуйя!

Потом сторож заходит за угол и предоставляет улицу священной процессии.

Странники останавливаются перед церковью посреди города.

— Это церковь Святого Варфоломея, — сообщил Эфириил. —

Она была построена в одиннадцатом веке и названа в честь одного из двенадцати апостолов, учеников Христа. Что касается святого Варфоломея, то он добрался до самой Индии и рассказывал там о Христе.

Тут Элизабет заметила нечто странное. Она показала на шпиль церковной башни.

— Там наверху сидит какая-то белая птица, — сказала она.

По лицу ангела скользнула улыбка.

— Если бы так, — вздохнул он.

Но через несколько секунд существо, показавшееся Элизабет птицей, кружа в воздухе, начало опускаться рядом с процессией паломников. И задолго до того, как оно опустилось на землю, Элизабет поняла, что это отнюдь не птица. Оказывается, на церковном шпиле сидел не кто иной, как настоящий ангел. Но это был не взрослый ангел, а ангелок — ростом он был не больше Элизабет.

Ангел-малыш опустился на землю прямо у ног Элизабет.

— Прекрасно, — воскликнул он. — Меня зовут Умораил, и я тоже иду с вами в Вифлеем.

Он шаловливо покрутился вокруг странников и набрал немного высоты, чтобы оглядеть Каспара. В конце концов он воззрился на Эфириила и сказал:

— Однако я ждал этой встречи четверть вечности.

Каспар задумчиво замер на месте. Потом решительно откашлялся, он хотел что-то сказать.

— Четверть вечности, — начал он, — это приблизительно шестьдесят шесть тысяч двести восемьдесят девять лет... или около ста пятидесяти девяти тысяч четырехсот девяноста восьми лет... или, если это определить более точно, — четыреста тридцать девять миллионов восемьсот одиннадцать тысяч девятьсот семьдесят семь лет и четыре секунды... или, кажется, чуть побольше. Не так-то легко определить точно, как долго длится четверть вечности. Ведь прежде нужно определить продолжительность самой вечности, а потом разделить на четыре части, но определить точно, сколько продолжается вечность, очень трудно. Независимо от того, из какого числа человек исходит, вечность всегда оказывается еще немножко больше. Таким образом, можно утверждать, что четверть вечности это также долго, как и целая вечность. Даже тысячная доля вечности не менее велика, чем остальная часть вечности. Понять это весьма трудно, потому что сосчитать продолжительность вечности или ее половину может только Бог.

Ангел Умораил обиженно насупился, глядя на волхва.

— Во всяком случае, я просидел на верхушке церковной башни долгие годы, — заявил он.

Каспар снова откашлялся:

— Возможно, ты и прав, но это вовсе не значит, что ты просидел на верхушке башни четверть вечности.

Но, чтобы не успело возникнуть ни целой ссоры, ни даже ее четверти между волхвом и ангелочком, Навин ударил посохом о мостовую и произнес:

— В Вифлеем! В Вифлеем!

И они отправились в путь через город и дальше по дорогам и склонам. Умораил парил над самой землей впереди овец. Таким образом шествие паломников оказалось под ангельской защитой спереди и сзади.

По пути им попадалось множество городов и деревень, но они не останавливались, пока не подошли к старинному городу Кельну, в древности римской колонии, расположенной на берегу реки Рейн. Эфириил объяснил, что их путь через Европу проложен так, чтобы как можно меньше попадаться на глаза людям.

— Ангельские часы показывают тысяча двести семьдесят второй год от Рождества Христова, — проговорил он и показал на строящийся очень большой собор. — Как мы видим, здесь в Кёльне началось возведение Божьего храма, но окончательно он будет готов лишь через много сотен лет.

Пастух ударил посохом:

— В Вифлеем! В Вифлеем!

Процессия пилигримов уже снова тронулась в путь, как вдруг впереди послышался тоненький голосок. Это Умораил повернулся к ним и воскликнул:

— Здесь удивительная природа! Мы пойдем вдоль сказочно красивой Рейнской долины. Вы увидите множество крепостей и замков, равнины с виноградниками и готические соборы, а еще кругом растут целые поляны одуванчиков и ревеня.

Они быстро шли вдоль берега самой большой реки, какую Элизабет Хансен когда-либо видела. По сравнению с ней Гломма {Гломма — самая большая река в Норвегии.} казалась всего-навсего маленьким ручейком.

Постепенно долина реки сужалась, а горы становились все выше. Они миновали немало небольших городков и деревень. По реке плыли баржи.

На бегу, среди всего этого природного великолепия, Элизабет спросила, встречал ли ангел Эфириил Умораила когда-нибудь раньше.

Эфириил не мог удержаться от смеха.

— Все ангелы небесные знакомы между собой уже целую вечность, — ответил он.

— Вас очень много?

— Да, целая рать.

— А как же вы узнаете друг друга?

— Но ведь, как я уже сказал, мы знакомы целую вечность, а это значит — очень давно.

Элизабет задумалась: она не сразу поняла, что имел в виду Эфириил. Тогда ангел разъяснил более подробно:

— Если кто-то приглашает гостей на несколько часов, не следует звать более пяти или шести человек, чтобы у всех была возможность пообщаться друг с другом, но если бы, например, вечеринка продолжалась три дня, то можно было бы пригласить и пятьдесят человек.

Элизабет кивнула, потому что этот вопрос они с мамой обсуждали всякий раз, когда у Элизабет был день рождения.

— И?.. — спросила она.

Ангел широко развел руки.

— Небесное застолье длится уже целую вечность.

Так что Элизабет немножко узнала о житье на небе, но ей ужасно хотелось узнать об этом поподробнее:

— И у каждого ангела свое имя?

— Конечно. Ведь иначе мы не могли бы обращаться друг к другу, к тому же тогда мы не были бы ЛИЧНОСТЯМИ.

И тут Эфириил принялся называть одно за другим имена ангелов:

— Вот они, имена ангелов небесных: Ариил, Бериил, Курукоил, Даниил, Эфириил, Фабиил, Гавриил, Гаммурабиил, Иммануил, Йокиил, Какадуриил, Луксуриил, Михаил, Нариил...

— Ну ладно, достаточно, — прервала Эфириила Элизабет, — Как долго тебе пришлось бы говорить, чтобы назвать имена всех ангелов?

— Пожалуй, мне пришлось бы говорить целую вечность.

Элизабет в изумлении покачала головой:

— Это просто потрясающе, что ты смог запомнить имена всех без исключения ангелов.

— Но ведь это не так уж и трудно, если в твоем распоряжении целая вечность.

Голова у Элизабет совсем пошла кругом. И она продолжала:

— Подумать только, что можно было придумать такое количество имен, оканчивающихся на «ил».

Ангел Эфириил кивнул:

— Фантазия Всевышнего так же безгранична, как безгранично число звезд на небе. Не существует двух ангелов, точь-в-точь похожих друг на друга, также как и двух совершенно одинаковых людей. Конечно же, можно создать тысячи совершенно одинаковых машин, но это настолько легко, что человек и сам способен справиться.

В конце своего рассказа Эфириил произнес несколько слов, которые Элизабет сложила в своем сердце:

— Каждый человек на земле — это само по себе совершенное Божье творение.

Улыбка не сходила с лица Иоакима. Так забавно было читать про ангелов. Вдруг он услышал мамины шаги в прихожей. Он не успел спрятать листочки в заветную шкатулку и потому поспешно положил их под подушку.

Мама перегнулась через кровать, чтобы рассмотреть очередную картинку в его календаре.

— Ангел, — произнесла она. — На шпиле церковной башни.

И тут Иоаким повел себя весьма глупо, так глупо, что потом целый день об этом жалел. Он забыл, что ни в коем случае не следует рассказывать о том, что написано на тоненьких листочках. Вероятно, он заговорил об этом потому, что пытался запомнить все необыкновенные имена ангелов. Он взял да и выпалил:

— Это ангелочек Умораил.

Мама посмотрела на него.

— Умораил?

Иоаким кивнул. Он подумал, что это было очень подходящее имя для ангела-малыша, такое забавное, что он повторял его множество раз про себя, а потом оно неожиданно вырвалось вслух при маме.

— Ангел сидит на вершине собора Святого Варфоломея, — сказал он. — Он сидел там четверть вечности, а на картинке как раз изображен тот момент, когда он собирается взлететь, а потом, покружив, спуститься прямо к Элизабет и прочим странникам.

Услышав все это, мама ничего не сказала Иоакиму, а просто позвала папу. Когда тот вошел в комнату, она попросила Иоакима повторить название церкви.

— Ой! — тут только Иоаким понял, что он проговорился. —

Церковь Святого Варфоломея, — сказал он. — Варфоломей добрался до самой Индии и проповедовал там об Иисусе, а церковь находится в Германии, город называется Падербург или что-то в этом роде.

Мама с папой так и застыли, глядя друг на друга.

— Я посмотрю в энциклопедии, — сказал папа. — Тогда что-то прояснится.

Из соседней комнаты он вернулся бледный, как привидение. Во всяком случае, вид у него был такой, как будто он только что встретил по дороге ангела или двух сразу.

— Все сходится. Город называется Падерборн. И там есть старинная церковь Святого Варфоломея.

И они посмотрели на Иоакима точно так же, как в тот день, когда накануне Сочельника он съел все песочное печенье. Это было то ли в прошлом, то ли в позапрошлом году.

Папа снял рождественский календарь со стены и, осмотрев его с обеих сторон, повесил обратно.

Я попался, подумал Иоаким.

— Где ты узнал о святом Варфоломее, мальчик мой? — спросил папа. — И в связи с этим — о Падерборне?

— В школе, — ответил Иоаким.

— Это правда?

Если уж лгать ради рождественских подарков, то до конца.

— Да, — прошептал Иоаким.

Но теперь им всем надо было спешить, и они уже больше не упоминали ни святого Варфоломея, ни Умораила, ни Падерборн. Мама с папой не успели даже приготовить себе бутерброды на работу.

Самой большой победой Иоакима было то, что перед тем, как убежать в школу, он исхитрился убрать все выпавшие из календаря за это время листочки в секретную шкатулку. Ключ он спрятал на книжной полке.

Когда Иоаким вернулся из школы, мама была уже дома. И оказалось, что она открыла его тайную шкатулку!

ОНА ОТКРЫЛА ЕГО ТАЙНУЮ ШКАТУЛКУ! А ведь мама обещала не делать этого никогда. Она нарушила обещание. Она поступила так же отвратительно, как если бы распечатала чужое письмо.

На обеденном столе были разложены десять листочков тонкой бумаги, которые Иоаким обнаружил в волшебном календаре.

Иоаким был в ярости. Он так рассердился на маму, что ему захотелось ее ударить.

— Вы обещали мне, что секретная шкатулка будет только моей и что вы никогда не станете открывать ее, — произнес он. — Значит, вы лжецы и воры.

Вскоре вернулся папа. Он говорил с мамой по телефону. Это он предложил ей попытаться найти ключик, чтобы открыть секретную шкатулку. Ведь должны же они были узнать, каким образом Иоакиму стали известны такие редкие названия и почему он стал употреблять так много взрослых выражений.

Иоаким заявил родителям, что такие, как они, не имеют права заводить детей. Те, кто лгут своим детям, могут начать и бить их, а уж это явно противозаконно. Они могли бы по крайней мере подождать, пока он вернется из школы, и попросить у него разрешения открыть шкатулку. В конце концов он рассказал, что спрятал все эти загадочные листочки только для того, чтобы потом красиво завернуть их и подарить папе с мамой на Рождество. Он сказал, что вообще выбросит этот волшебный рождественский календарь. А потом Иоаким расплакался, убежал в свою комнату и громко хлопнул дверью.

Он никогда в жизни не простит их! Он не хочет даже слышать о них. И никогда не будет им верить. Никогда!

Иоаким уселся на кровать и попытался взглянуть на волшебный календарь, но его глаза застилали слезы, и потому изображение стало таким размытым, что он не мог различить, где ангелы, а где пастухи на поле. Теперь все пропало, этот рождественский календарь стал таким же обыкновенным, как и всякий другой, — во всяком случае, теперь он уже не был волшебным.

И вдруг в его ушах зазвучала какая-то песня, и она была приблизительно такой: ЗАБЕТ — ТЕБАЗ — ЗАБЕТ — ТЕБАЗ — ЗАБЕТ — ТЕБАЗ.

И песня эта была настолько чудодейственной, что он тут же понял: узнали мама с папой или нет о тоненьких листочках из календаря, собственно говоря, не имеет значения. Может быть, волшебный календарь настолько переполнен тайнами, что их хватит на всю семью?!

Ведь он еще не рассказал, что встретил Иоанна. Об этом событии по-прежнему знал только он один.

В дверь постучали. Иоаким не ответил, но папа сам осторожно открыл дверь.

— Ты прав, мы поступили ужасно некрасиво, — сказал он.

Вскоре пришла мама.

— Ты можешь простить нас? — спросила она.

Иоаким смотрел в пол.

— Это еще неизвестно...

Молчание.

— Вы прочли то, что написано на этих листочках? — спросил Иоаким.

Мама посмотрела на папу, а потом снова на Иоакима.

— Я прочитала их. Но я не знаю, какой из листочков выпал из календаря первым. Может быть, ты нам покажешь и прочтешь их подряд вслух для папы?

Иоаким глубоко задумался.

— Ну хорошо.

Он почувствовал своего рода облегчение. Может быть, это было и к лучшему, что все случилось именно так. Теперь ему не нужно ничего скрывать. К тому же теперь он мог спрашивать у мамы и папы обо всем непонятном.

С этой минуты магия и волшебство рождественского календаря стали достоянием всей семьи.