7 апреля 1945 года. 14.25 по местному времени

Старший лейтенант Алексей Осадчий взглянул на часы: 14:25. Прошло уже больше часа, как уехал генерал Шульгин. Алексей достал пачку «Казбека», подаренную генералом, открыл коробку, достал папиросу, двумя пальцами мягко размял гильзу из папиросной бумаги с табаком, по-своему – в двух местах, перпендикулярно друг к другу, передавил длинный мундштук папиросы, создав тем самым своеобразный фильтр для частичек табака, с удовольствием прикурил и, не спеша, принялся изучать окрестности монастыря: отдых отдыхом, а войну никто не отменял. Сказывался почти трехлетний боевой опыт – на войне нет мелочей, как и нет места расслабленности. Лейтенант знал, что пренебрежение этими постулатами чревато расплатой человеческими жизнями. Именно поэтому он не поленился подняться на самую высокую, а потому самую удобную точку для наблюдения – на монастырскую колокольню.

Условный отдых сроком на сутки лейтенант Осадчий и его разведвзвод получили от генерала Шульгина: казалось бы, привыкший ко всему боевой генерал, видевший смерть во всех ее проявлениях, осознанно принимающий решения о судьбах тысяч людей, исходя не из ценности и уникальности каждой отдельной человеческой жизни, а исходя из стратегической целесообразности, категорически не был согласен с частной проекцией войны в виде жестокости и бесчеловечности в отношении группы беззащитных женщин, посвятивших свою жизнь служению Богу. С учетом того, что именно Осадчему удалось предотвратить надругательство над монахинями, Шульгин приказал старшему лейтенанту на сутки взять монастырь под свою охрану – через сутки должны подтянуться тыловые части, которые должны перенять эстафету в свои руки и организовать жесткий порядок на оккупированной территории.

Осматривая с колокольни подходы к монастырю, Алексей не мог не признать, что стратегически монастырь расположен очень правильно, мелькнула даже мысль, что с точки зрения обороны место выбрано идеально. Внушительные стены около десяти метров высотой замыкались в неправильный многоугольник. Вход один – через ворота, на вид – достаточно крепкие. Хотя, конечно, снаряд ста пятидесятимиллиметровой пушки разнесет их с первого раза. Но претензий нет: не под то строилось. Мысля по-военному, тыл и правый фланг защищены идеально, можно сказать, неприступны: обе стены нависали над глубоким, метров пятьдесят ущельем, по дну которого протекала не очень глубокая, но бурная горная речка. Все остальное пространство перед левофланговой и фронтальной стенами монастыря – открытое поле, пашня. Лишь слева, метрах в двухстах от монастыря начинался лес, откуда, собственно, они и вышли, преследуя дезертиров.

С точки зрения организации ведения огня со стен монастыря, ситуация также была практически идеальной. По всему периметру с внутренней стороны стен монастыря была выложена каменная площадка шириной около полутора метров для стрельбы лучников через амбразуры в стенах. Алексей обратил внимание, что амбразуры были расположены на высоте около метра от верхнего края стены, в связи с чем у лейтенанта возникло две мысли: во-первых, скорее всего, раньше это был чей-то замок, на каком-то этапе ставший монастырем, а, во-вторых, народец раньше был явно поменьше – амбразуры оптимальным образом подходили бы людям, рост которых был в районе метра пятидесяти… Ну, да не беда.

Итак, от кого защищаемся. От беглых штрафников и от групп фрицев, прорывающихся на запад. Первые вообще не вопрос: в дневное время – один наблюдатель на колокольне, двое автоматчиков – снаружи, у ворот. В ночное – закрываем ворота: двое – наверху, в башенках у ворот, двое – внутри монастырского двора, метрах в пятнадцати от ворот, за укрытиями, справа и слева, чтобы была зона перекрестного огня и, соответственно, перекрестного поражения. Это на тот случай, если фрицы сойдут с ума и долбанут по воротам из фауст-патрона. Это ночью. Днем… Если опять же допустить, что фрицы пойдут днем на штурм монастыря, – лейтенант про себя улыбнулся подобной глупости предполагаемых фрицев, – то… У меня двадцать человек со мной, в поле у немцев при атаке должно быть втрое больше – шестьдесят… Учитывая высоту стен монастыря, амбразуры у нас и фаусты и минометы у них… В общем, сто пятьдесят – двести фрицев осилим. Дальше – боевая статистика говорит, что больше не получится. Ну, хорошо. Можно и вниз.

Спустившись вниз, лейтенант расположился на скамье крытой обходной галереи, окружающей внутренний двор монастыря (клуатр), куда и вызвал к себе старшего сержанта Назарова, своего заместителя, сорокалетнего москвича, человека недюжинной смекалки, жилистого, надежного, вместе с тем обманчиво медлительного и обладающего редким отчеством – Титыч, что означало, как выяснил лейтенант, «защищающий честь».

– Титыч, – Осадчий обвел взглядом внутренний дворик, по которому, осматриваясь, разбрелись бойцы его взвода. Как и старший лейтенант, они в первый раз попали за ворота монастыря, тем более женского. – Титыч, экскурсию, а вместе с ней разброд и шатания прекратить, личный состав построить, довести до всех, что во внутренние помещения монастыря – ни ногой, наблюдателя – на колокольню, боевое охранение – за ворота. Задача ясна?

– Так точно. Разрешите исполнять?

– Погоди. А что у нас с довольствием?

– Полевая кухня уже едет к нам. От соседей – Варфоломеев подсобил.

– Хорошо. А со штабом дивизии связь наладили?

– Так точно. Час назад доложил начальнику разведки дивизии майору Фирсову о месте нашей дислокации.

– Ругался?

– Да нет. Генерал Шульгин сам вышел на связь с генералом Горовым. Фирсов подтвердил приказ об охране монастыря до 14.00 завтра. О дальнейших действиях не сказал – ждать указаний.

– Тогда всем, кроме охранения – почистить оружие и отдыхать.