Через 4 месяца и 19 дней после точки отсчета. Понедельник. 21.47

Железнов привычно уселся за «свой» грубо-рубленный деревянный столик в углу кафе, благо – понедельник, благо – поздно, поэтому кафе – практически пустое, лишь пару человек в противоположном от Железнова конце зала в одиночестве потягивали свое пиво.

Железнов не был тут уже более месяца. И ноги сами принесли его сегодня сюда для того, чтобы поразмышлять. Нет, подумать он мог и в машине, и привычно дома на кухне, но вот принять решение, верное решение, которое лежало бы в системе координат его ценностей и максимально отвечало бы его эмоциональному состоянию, он мог только здесь. Потому как именно здесь находился «его храм», магическое место, где происходили главные события в его жизни. Здесь к нему пришло понимание неимоверной значимости единственной женщины в его жизни, его Маши, ради которой он готов был абсолютно на все, и здесь же его нашла Екатерина, женщина, готовая на все ради него, Железнова. Две главные женщины в его жизни пришли к нему здесь.

«Да, какое-то магическое место. Для меня магическое. И уж конечно, оно никак не связано именно с этим кафе, несмотря на его средневековый вид. Скорее всего, именно здесь, в этой точке пространства находится точка пересечения моих линий судьбы… и именно здесь каждый раз решается, что меня ждет в будущем»… Как бывший ученый, Железнов понимал, что с научной точки зрения подобные мысли – бред, но опять же, как бывший ученый, Железнов четко понимал, насколько слаба еще наука, и что в природе значительно больше непознанного, чем объясненного…

«Итак, что же делать? – Железнов в очередной раз отбросил крышку телефона, чтобы в очередной раз просмотреть sms: «Саша, я в Москве. Хочу тебя видеть». Убедившись, что sms-ка никуда не делась, Железнов «схлопнул» телефон и уже в который раз за сегодняшний день задал себе один и тот же вопрос «Что же делать»?

Смс-ку от Маши Железнов получил еще днем. До сих пор не ответил. И к настоящему моменту принципиально так и не решил, отвечать или нет. А уж если отвечать, то что?

Конечно же, по получении сообщения его накрыла волна эмоций. Противоположных по направлению и одинаково сильных. Нельзя сказать, что Железнов не был готов к чему-либо подобному – после поездки Кати в Новую Зеландию он ожидал от Маши какой-то реакции, правда, непонятно какой, негативной, саркастической или вообще просто «Что это было?». Но то, что Маша приедет в Москву… нет, об этом он не думал – из трехлетней командировки в Новую Зеландию еще не прошло и года.

В общем, Железнов не был уверен, что хочет видеть Машу. Его размышления, как и всегда, когда нужно было уйти от поверхностного ассоциативного мышления и увеличить глубину анализа, свелись к диалогу с самим собой:

– Саша, как (!) ты будешь смотреть в глаза человеку, который тебя предал?!.

– Да понятно, как! С ненавистью и презрением. Или с сожалением. На худой конец – равнодушно.

– Да… «Блажен, кто верует»… А если ее очарование и обаяние, которые никуда не исчезли, опять накроют твое сознание по полной, и ты опять будешь ощущать безумный комфорт от ее присутствия?!. И простишь ей то, что не умеешь прощать – унижение и предательство. И как относиться к себе после этого? Как к бездомной собаке, которую в зависимости от настроения то погладили и дали косточку, либо зло пнули ногой – беги отсюда, нечего здесь портить ухоженную элитную окружающую среду своим голодным и неухоженным видом… А вдруг позовут назад – повилять хвостиком от радости?

– Да, Железнов… безрадостную картину ты тут нарисовал.

– Так (!) ты точно не сможешь. Да и не захочешь. Чего уж тут себя-то обманывать…

Железнов не успел осознать, что произошло раньше, тренькнул колокольчик открываемой двери или его накрыло ощущение «Это Она». Как в замедленном кино он наблюдал выплывающий из-за двери силуэт Женщины, о которой он бредил ночами, которая всегда (!) незримо присутствовала в его сознании и была смыслом его существования. Была. Пока не предала его.

Маша сразу же поймала взгляд Железнова и весь путь от двери, пока Железнов поднимался со скамьи, не отпускала его. Железнов не бросился навстречу, застыв, можно сказать, отгородившись за столешницей. Маша остановилась напротив:

– Здравствуй, Саша!

– Давно не виделись… Мария Николаевна.

– Саша! – Маша укоризненно посмотрела на Железнова. – Прекращай, пожалуйста.

– Присаживайтесь, – Железнов взглядом указал на место напротив. – По поводу прекращать, это вы у нас спец, – Железнов взял секундную паузу и добавил. – Эффективный.

– Саш, ну хватит! Хватит мне выкать!

– Да как можно, Мария Николаевна. Мы же – не пара, как вы верно подчеркнули, люди с разным социальным статусом. Напомнить, кто есть где? Кто у нас финансовый управляющий, а кто так… копейки чужие посчитывает.

– Саша, – чувствовалось, что Маша сильно нервничает, – все не так! Не так, как ты думаешь!

– А вариантов для размышлений мне и не предлагалось, собственно, – как Железнов ни старался, он не мог не скатиться в легкое ёрничание. – Был поставлен перед фактом. Не пара. Надо отметить, справедливым.

– Саша, я же все объяснила Екатерине, неужели она ничего не рассказала…

– Хорошо, что не Президенту. Или Государственной думе, – в голосе Железнова зазвучал металл. – Должен вам сообщить, что я не обсуждаю свои личные отношения с третьими лицами.

Маша, несколько опешив, смотрела на сидящего напротив нее человека с холодными глазами, смотрящими сквозь нее.

– Я никогда не смогла бы себе представить, что ты можешь быть «таким».

– А я и не звал вас сюда, чтобы изменить ваши представления обо мне. Четыре месяца назад вы предельно откровенно высказались, а я не возражал против вашей оценки. И кстати, а откуда вы узнали, что я здесь?

Маша грустно улыбнулась:

– Ты же не поверишь, если я отвечу «почувствовала». Подумала, что после моей смс-ки сегодня ты должен приехать сюда.

– Вы и чувства… – Железнов пожал плечами. – Больше было бы похоже на правду, если бы вам позвонил Штоссер, – Железнов кивнул головой в сторону бармена, который делал вид, что протирает до дырок бокалы, в то время как по отдельным его взглядам было понятно, что его заинтересовала их необычная для этого времени встреча.

– Саша, я хотела бы объясниться, – Маша достала из сумки сигареты, Железнов обратил внимание, что это все тот же «Vogue» с ментолом.

– Здесь больше не курят. Ты потеряла связь с Родиной, – Железнов в первый раз за все время разговора грустно улыбнулся и поймал себя на том, что незаметно для себя перешел с Машей на «ты».

– Ты же не бросил? А больше рядом никого нет, – Маша обернулась к Штоссеру, показывая ему сигарету, зажатую между пальцев, и демонстрируя ему взглядом, что ей нужна пепельница, абсолютно уверенная в том, что бармен ей не откажет.

– Объясниться… – Железнов в свою очередь чиркнул зажигалкой. – Только не говори, что ты специально прилетела ради этого.

– Прилетела бы, – по уверенной интонации Маши Железнов понял, что «Да, прилетела бы». – Но так получилось, что исчез смысл нахождения нашей семьи в Новой Зеландии, – Железнов внутренне дернулся – «нашей семьи». Его обостренное восприятие не пропустило незамеченное Машей ее позиционирование в составе семьи, то есть с мужем. – Мое руководство из «Русского ресурса» настаивало на моем возвращении, появился ряд новых проектов с участием западных инвесторов, требующих моего присутствия здесь, в Москве. Они же пробили здесь, в Москве, и должность для мужа с повышением…

– О чем мы с тобой сейчас говорим? – Железнов пытался уйти от ощущения, что он находится на производственном совещании. – Я рад за твоего мужа.

Маша немного раздосадовано прикусила губу – в ее планы не входило демонстрировать перед Железновым очередную карьерную ступеньку, на которую взобрался ее муж фактически с ее помощью.

– Ты прав. Извини. Саша, после того как ты ворвался в мою жизнь…

– Я просто полюбил тебя.

– Что?

– Полтора года назад я встретил Женщину, тебя, Маша, которая снесла все мои прежние представления о женщинах и перевернула всю мою жизнь. Мою жизнь – подчеркнул Железнов. – Я никуда не врывался. И готов был остаться один на один со своими эмоциями, учитывая твой семейный статус.

– Но, тем не менее, ты же рассказал мне о них.

– Ты жалеешь об этом? Извини.

– Саша! Я ни о чем не жалею! И если бы не дети, я бы давно все бросила к чертовой матери…

– Не продолжай. Дети – это святое, – Железнов нервно взглотнул, – они ни в чем не виноваты. Они имеют право на полноценную семью. И я готов был ждать, пока они вырастут. Но, судя по твоему: «Саша, я устала», не готова была ждать ты.

– Саша! Все не так!

– Не перебивай меня сейчас, пожалуйста. Я знаю, что ожидание – одно из самых сложных испытаний для любящего человека, тем более ожидание, исчисляемое годами, – Железнов чиркнул зажигалкой, прикурил. – Тебя же хватило на полгода.

Маша подавленно молчала. Она привыкла к другому Железнову – доброму, мягкому, к человеку, у которого перехватывало дыхание только от ее присутствия.

– Скажи мне, а зачем твоему мужу нужна нелюбящая жена? – Железнов неожиданно для Маши увел разговор от нее. – Сейчас статус семейного человека не играет значимой роли ни в бизнесе, ни в политике.

Маша вопроса не ожидала, но ответила моментально:

– Если от мужа уходит жена к другому, то это статус неудачника.

– А почему он в таком случае не ушел?

– Он по-своему любит меня, детей и…

– Столько нажито. Зачем все это терять?

– Да. Можно и так сказать, – почти безразлично произнесла Маша, опустив голову.

Несколько секунд стояла тишина. Неожиданно Маша вскинула голову и продолжила, выговаривая каждую фразу практически на уровне срыва.

– Ты не представляешь, какому прессингу я там подвергалась! Смешалось все! Имею ли я право бороться за свое счастье, предав семью?!. Имею ли я право требовать от тебя, чтобы ты десять лет ждал меня, пока дети вырастут?!. Во что я превращусь за эти десять лет! Выкинуть десять лет из жизни! – Маша выдохнула, и дальше говорил уже эмоционально опустошенный человек. – Вот в какой-то момент я и решила, что все это нужно прекратить… раз и навсегда.

– Тебе это удалось.

На какое-то время повисла гнетущая обоих пауза.

– Ты больше не любишь меня? – очень тихо, почти шепотом спросила Маша, боясь поднять глаза на Железнова, чтобы не прочитать в них ответ до того, как он ответит.

– Не знаю, Маша… – слова Железнову давались с неимоверным трудом. – Все это время я существовал, да, именно так, не жил, а существовал с осознанием того, что ты отреклась от нашей любви, что ты предала главное, что было в моей жизни… Возможно, это не имело бы значения, если бы это касалось только меня. Любовь – это категория парная.

Взаимоотношения бессмысленны, если она, либо он лишь подставляют щеку, не испытывая того восторга друг от друга – во всех смыслах, – интонационно выделил Железнов, – который могут ощущать лишь двое по-настоящему любящих друг друга людей. А получается, что я ошибся…

– Во мне?

– В твоем отношении ко мне. Под воздействием моих эмоций ты ощутила себя безумно любимой и самой желанной женщиной на земле. Ты ни секунды не сомневалась, что это так. И тебе хотелось, чтобы это было всегда – ощущать мою нежность, мою страсть к тебе, тепло, обожание… А когда ты уехала, выяснилось, что твоих собственных чувств оказалось недостаточно, – Железнов грустно улыбнулся. – Недостаточно для того, чтобы ждать, сдерживать истерики мужа, побороть свои сомнения. И еще, – Железнов прикурил очередную сигарету. – Кроме того, подспудно ты понимала, а там, вдали, это понимание еще больше обострилось, что я не приму твой мир элитного общества, который, может, и не вызывает у тебя восторга в силу его личностного наполнения, но и в моем мире ты не видишь себе места…

– И что, выхода нет?

– Есть. Но я хочу, чтобы ты сама пришла к нему…

В этот момент под ударом ноги дверь в кафе с треском распахнулась, содранный с двери колокольчик просвистел мимо невольно пригнувшегося Штоссера – в кафе сметающей все и вся лавиной финишировала Екатерина Строева. Ассоциацию со снежной лавиной подчеркивали белый приталенный пиджак с ярко-красными вставками, белая блузка, безумно короткая такая же белая юбка и белые сапоги выше колена, то есть Екатерина, как всегда, внешне выглядела элегантно. Однако выражение глаз, резкость в движениях и энергия, с которой она появилась, свидетельствовали о том, что она взбешена. Предельно взбешена.

Не дав никому опомниться, Екатерина мгновенно переместилась к столу Железнова, уселась рядом с ним и положила свою руку на его.

– Я же сказала тебе – он мой! – практически прошептала Екатерина, одарив Машу своим замораживающим изумрудно-холодным взглядом. При этом было видно, что она с неимоверным трудом сдерживает прущую из нее ненависть и неприятие соперницы.

Маша, слегка ошарашенная столь бурным появлением Екатерины, промолчала, ожидая реакции Железнова.

Железнов аккуратно высвободил свою руку из-под Катиной и успокаивающе положил ее сверху на руку Екатерины:

– Катя, ты на машине? – совершенно буднично, как будто ничего и не произошло, обратился к ней он.

– Да, дорогой, – с неимоверным удивлением Маша во все глаза наблюдала, как в доли секунды Екатерина превратилась из мегеры в лучезарно улыбающуюся милую красивую женщину. Радостную, от присутствия любимого мужчины.

– Подожди меня в машине, мне нужно договорить. Я недолго.

– Как скажешь, дорогой. Хоть всю жизнь, – Екатерина легко поднялась, кинула: – Всего доброго, Мария Николаевна, – и модельной походкой направилась в сторону Штоссера, который все еще не придя в себя от молниеносности событий, испуганно наблюдал из-за стойки за приближающейся Екатериной.

Железнов несколько секунд наблюдал за тем, как Катя, обворожительно улыбаясь, при помощи кошелька улаживает со Штоссером свое эффектное появление в кафе.

– Она сходит от тебя с ума, – констатировала Маша.

– Я ее понимаю, – усмехнулся Железнов.

– Да, Саша, – Маша поднялась, – не так я представляла себе нашу встречу.

– А я не думал, что она вообще возможна.