За 11 месяцев 16 дней до выхода в эфир финальной игры «Она мне нравится».

Через две недели после Нового года. Понедельник. 9.30 утра

Железнов как раз нарезал дольками «семеренку» для Оберста, когда раздался звонок по мобильнику.

Оберст – одно из наиболее близких Железнову мыслящих существ, большой зеленый попугай, амазон, с желтой головой и красными подкрылками, привезенный из далекой Гайаны, расположенной где-то в Южной Америке – довольно уркал, предвкушая кусочек лакомства. Экспериментальным путем Железнов достаточно быстро установил, что эта экзотичная птица совершенно не любит родные для нее экзотичные фрукты типа ананасов, манго, авокадо и прочего фэйхоа, а всему предпочитает яблоки, причем никакая «антоновка» или «белый налив» не годятся, а подавай ему «семеринку» и всё.

– Рыбок покормим? – неожиданно произнес Оберст.

– Чего зря спрашиваешь? – ласково произнес Железнов. – Сам же видел, уже покормил.

Помимо Оберста, в кабинете у Железнова еще присутствовал небольшой угловой аквариум.

Телефон настойчиво издавал фирменный сигнал «Sony Ericsson». Железнов со словами «Друг ты мой обрусевший…» засунул дольку «семеринки» между прутьями решетки громадной клетки возле жердочки, на которой любил пребывать Оберст, вытер ножик и руки салфеткой и откинул крышку телефона. Абонент был неизвестен.

– Але. Старые примусы починять не принимаем, только образцы после тысяча девятьсот третьего года. Седьмая, слушаю вас…

– Саша? – неуверенно произнес насыщенный низкий женский голос.

– С утра – да, Саша. К вечеру – неизвестно. Вдруг кто-нибудь предложит мне руку и сердце, к вечеру я женюсь и возьму имя жены…

– Саша, это Маша. Помните, Новый Год вашей компании, женщину, с которой вы хотели потанцевать… Как видите, я согласна на Машу, это было ваше условие.

– Маша? Ааа, это та рыжая красавица, которая не дает мне спокойно уснуть уже две недели подряд и исчезла, не оставив туфельки? Честно говоря, не ожидал…

– Да ладно вам, Саша. Вы же знаете, что я далеко не красавица.

– Ну, этот вопрос я даже обсуждать с вами не буду. Дело в том, что я – официально признанный авторитет в вопросах оценки женской красоты, – Железнов усмехнулся, – в узком кругу ограниченных людей на одном из ведущих телеканалов нашей страны, к числу которых относится и наш, конечно.

Дело в том, что когда возникает вопрос о женских лицах, выносимых на наружную рекламу, независимо от того, имиджевая это реклама либо – сериал, как правило, директор департамента маркетинга приглашает меня к себе. И из двух сотен фотографий предлагает выбрать худшую, на мой взгляд, и лучшую… Иногда просят прокомментировать мой выбор. При этом практически всегда «народ» со мной соглашается.

Так что, Маша, вопросы оценки красоты, не обижайтесь, я даже обсуждать с вами не буду. Я сказал – вы очень красивая женщина, вам придется с этим согласиться… либо я вынужден буду прервать наше общение в силу расхождения взглядов по принципиальной для одной из сторон позиции.

– Саша, ну что вы нашли во мне красивого? Я самая обычная женщина.

– Маша, я очень избирательный мужчина, – Железнов четко понимал, что вопрос красоты Марии Николаевны – достаточно спорный, но что-то, непонятно что, привлекало его в этой женщине. – И уж поверьте мне, если я сказал, что вы красивы, значит, вы должны ощущать себя безумно красивой женщиной. Женщиной с большой буквы. Ну, да бог с ним, это не обсуждается. Маша, Вы где? Может, встретимся, поболтаем?

– Извините, Саша, у меня на параллельном телефоне… – Железнов услышал современную электронную интерпретацию симфонии № 40 Моцарта, Маша на секунду запнулась, подбирая слово, – …один из моих руководителей.

– Да, конечно, я подожду.

Железнов, зажав книжку телефона между ухом и плечом, развернулся к Оберсту, который с раскрытым от заинтересованности клювом внимал беседе своего друга. Железнов просунул руку в клетку и очень нежным движением указательного пальца снизу-вверх захлопнул ему клюв, пробормотав при этом: «Подслушивать нехорошо». После чего совершенно цинично занялся тем же самым делом – подслушивать.

Совершенно другая Маша, вернее, Мария Николаевна абсолютно ледяным тоном выговаривала кому-то по другому телефону:

– Нет, Алексей Михайлович, мы уже один раз пошли им навстречу. Осмелюсь напомнить вам, что это было не более как месяц назад… Это их не оправдывает… Это их проблемы… Да, это жестко! Но это – правильно! Нет!.. Я не буду делать этого… Так и передайте… Спасибо. И вам всего доброго.

– Аллё, Саша, вы здесь? – сухой лед мгновенно испарился из Машиного голоса.

– Да куда ж я денусь? Вы что, со всеми своими начальниками так разговариваете? У вас их много?

– Саша, я думаю, что у меня их больше, чем у вас. Извините, но я не хочу говорить об этом.

– Ну, хорошо. Продолжаем разговор. Вернемся к нашим баранам – мы сегодня сможем встретиться?

– Саша, я еду на работу. И… сегодня встретиться мы не сможем.

– Чувствую голос Марии Николаевны.

– Нет, Саша, вы недослушали меня. Для меня это удивительно, но все это время я вспоминала вас… И я хочу встретиться с вами, Саша. Такого желания встретиться с мужчиной у меня не было лет семь-восемь, я вам позвоню.

– Не разочаровать бы вас, Маша… от имени всех мужчин. Буду ждать звонка. Вы, действительно, Маша, женщина неоднозначная, очень интересная, я сказал бы, интригующая.

Железнов схлопнул книжку телефона. Странный звонок. Странная, своеобразная женщина.

Раздался звонок по внутреннему.

– Фюрер звонит, – произнес Оберст. Фюрер – финансовый директор на внутреннем слэнге компании.

– Нет, Оберст, – Железнов взглянул на определитель, – это Ира Порываева, между прочим, очень красивая женщина, – произнес Железнов, решив для себя, что она, наверное, будет уточнять что-нибудь по поводу постановки на баланс очередных сериалов в этом месяце.

– Але, Ирочка, привет, что тебя беспокоит, Красно Солнышко?