МЕДЕЯ

За бокалом Совиньона тетя Песя, зашедшая в подвал навестить меня, поведала сводку дневных новостей. Недавняя бора всеми знатоками была признана сильнейшей летней бурей за последние тридцать лет. Шнайдер-младший ищет покупателей на свой дом и виноградник, но цену зажучивает совсем уже несусветную. А у Костаса Спитакиса появилась новая официантка.

Когда она впервые продефилировала через зал с серебряным подносом, общее мнение мужского контингента выразил Соломон Рамштейн:

— Венера!

Мадам Фельдман была настроена более критично, но тем не менее, некоторые достоинства за новенькой признала:

— Никакая не Венера, конечно. Но что-то венерическое в ней есть.

В глубине души я была с ней полностью согласна. Сколько я ни пыталась убедить себя, что Ясон прожил без меня восемь лет и, конечно, имел не одну подружку, в душе поселилась мелочная, но ядовитая обидка.

Как он мог променять меня, на эту профурсетку с накладными ногами? Он что, за время своих странствий подсел на никарагуанских трансвеститов? Почему не рассказал мне об этой женщине, ведь они явно давно «дружат» по половому интересу?

Впрочем, чему я удивлялась? Любая девушка, выросшая у моря, знает: плавать и врать мужчины учатся очень быстро. Ибо эти полезные навыки заложены у них на генетическом уровне.

— … а я ей говору: «Да если ты своей п***** будешь торговать, как я бычками, тебе Ротшильд кланяться станет».

Я вынырнула из своих невеселых мыслей и попыталась сосредоточиться. С кем это тетя Песя уже успела поссориться?

— А вчера смотрю: сам Костас стоит на рынке у лавки с контрабандным французским бельем и своей волосатой клешней щупает шелковый халатик. Вэй зи мир! А потом из лавки выходит эта шикса и говорит: «Костик, я выбрала два комплекта, тебе понравится». Нет, ты видела где такую хуцпу (25)? Фира Зильберштейн уже рвет на себе волосы.

— А ей-то что за дело?

Значит, эта женщина не с Ясоном?

— У Фиры Зильберштейн давно свой гешефт. У Фиры Зильберштейн дочь на выданье.

— Роза? Так она же заикается.

— А что, Костасу нужна жена, которая будет день и ночь морочить ему голову?

— И она одним глазом не видит совсем.

— А ему надо, чтоби она за ним подглядывала?

— Тетя Песя, но ведь Роза и ногу приволакивает.

— Вот и хорошо, не будет везде за ним таскаться.

Я уже давилась от смеха:

— Да она же горбатая!

— Ну… — тетя Песя задумчиво почесала подбородок. — Может же у девушки бить хоть какой-то недостаток.

— Ыыыы.

Нет, в Ламосе невозможно было чувствовать себя несчастной. Не дадут. Не позволят.

Тем более, что дела не ждали. Со склада, как я выяснила, исчезло две коробки винных наклеек. А вчерашняя инспекция выявила пропажу еще одной коробки. Все это происходило прямо у меня под носом, а я даже не догадывалась, кто причастен к афере с подделкой «Золотого руна».

Но были и хорошие новости. Мсье Жерар оказался человеком незлопамятным и порекомендовал мое вино для участия в Салоне Сомелье Бессарабии, Фанагории и Тавриды. Съезжу на пару дней в Дессу, заодно проветрю голову.

* * *

ЯСОН

Рыбу я ловил только для себя, так что в море выходил позже остальных рыбаков — часов в пять утра. Кофе еще с вечера был заварен в термосе, бутерброды можно будет нарезать уже в море, там же и умоюсь.

Жмурясь от неяркого пока света, вылез на палубу, потянулся и пошел на нос, чтобы отвязать баркас. И замер. Рядом со швартовной тумбой, поджав под себя ноги, сидел загорелый мальчишка в тельняшке и длинных шортах из обрезанных джинсов. Такой же, как все листригонские пацаны — дочерна загорелый, лохматый, в сандалиях на липучках. С синими как вода под скалой глазами и каштановыми волосами. Тесей. Мой сын.

В горле вмиг пересохло, и я стоял, глотая воздух, как выброшенный на берег окунь.

— Все говорят, что ты мой папка. — Тесей разглядывал меня несколько критически, но с долей уважения.

— Кто говорит? — Я сипел, как треснутый фагот.

— Все. И Яшка с Гришкой. И дед. И бабушка.

Анастас Ангелис говорил с Тесеем обо мне? Эта новость сразу заставила приободриться.

— А мама?

— Ну… она тоже…

— Сказала?

— Вроде того.

То есть сказала и не сказала? Интересно, это как? Тесей объяснил:

— Сказала, что если ты мне не понравишься, никто меня заставлять не будет.

Я сглотнул кислый комок. Терпи, Ясон. Заслужил.

— То есть она тебя ко мне отпустила?

— Да. — Сын встал и начал разматывать швартов. — Возьмешь меня с собой на рыбалку?

Возьму ли? Да я и мечтать об этом не мог! Но спросить все же было нужно:

— А мама разрешила?

— Конечно.

Спасибо, Медея. Мелочной ты никогда не была.

— А что она сказала?

— Ну, это само собой, — согласился я, принимая конец, и протянул руки. — Прыгай.

Тесей задержался, глядя все так же оценивающе:

— А мы возьмем Леньку?

На пару шагов в стороне мялся еще один малек, на полголовы ниже Тесея и младше на год-полтора. Типичный рыбацкий парнишка — с глазами-маслинами и шапкой густых черных волос.

— А он почему не с отцом?

— А у него отец утонул.

— Ладно. — Довольный Ленька кузнечиком прыгнул ко мне в руки, за ним последовал Тесей. — Сверните канат.

Я оттолкнулся от причальной стенки, подождал, пока баркас отойдет назад метра на два, включил малый ход и кормой вперед двинулся в бухту. Развернулся, прибавил ходу и на скорости в тридцать узлов вышел в море.

— Где ловить будем? — Спросил пацанов.

Ответили в один голос:

— У Белых камней.

Неплохое место. Наверное, Тесей уже ходил туда с дядьями. Пока я шлялся где ни попадя. Отвлекаясь от неприятных мыслей, решил уточнить:

— Снасти есть?

— А то!

Мальчишки начали доставать из карманов припасы: свернутую кольцом толстую леску с крючком, спичечный коробок, с мотылем, вероятно, несколько свежих креветок в тонком пакете. Я представил, как Медея каждый день стирает провонявшую этими сокровищами одежду сына, и сочувственно ухмыльнулся.

— Стирать в буруне умеете? — Зачем я спрашивал? Листригонские мальчишки умели все. — Возьмите в рубке на полу мои джинсы и куртку. Посмотрим, как вы умеете.

Пацаны действовали слаженно и сноровисто. В рукава куртки продели капроновый шнур, предусмотрительно отмерили длину, чтобы не затянуло под винт, бросили за корму и начали считать.

— Раз… два…

Я поглядывал, как сосредоточенно хмурит брови Тесей, пока Ленька отсчитывает время, и ухмылялся сам себе, как дурак. Хороший парнишка. Дельный.

— …десять!

Я чуть вильнул в сторону, куртка на тросике взлетела над бортом и шлепнулась на деревянную палубу.

Я похвалил:

— Чистая работа. Свои штаны стирать будете или на маму все скинете?

Настоящие мужчины ответили:

— Сами постираем, не маленькие.

И постирали. Только сначала аккуратно выложили в миску все остальные свои сокровища: зажигалку, кусок мела, круглую железную коробочку, пластиковую тубу из-под таблеток (в ней удобно хранить соль), складной ножик, катушку ниток и фонарик. И желтоватый шарик размером с крупную фасолину.

— Где воск взяли? — Я покрутил шарик в пальцах и бросил обратно в миску. — Свечку в церкви сперли?

— Ну, да. — Тесей отвечал осторожно, еще не зная, как я отнесусь в подобным «подвигам», но врать явно не собирался. — А где же еще. — и уже более доверчиво пояснил: — Стеарин-то не подходит.

Ну, понятно. Чтобы достать тарантула из норки, нужно опустить в нее восковой шарик на ниточке. Разозленный паук вцепится в шарик, прилипнет, тогда его нужно быстро вытянуть из норки и стряхнуть в большую стеклянную банку. Сбросить туда еще одного-двух тарантулов, а потом с азартом следить за их дракой.

— Тебя тарантул кусал?

Больно, неприятно, но не смертельно.

— Не. Мама дала старые перчатки. В них безопасно.

Я не смог сдержать теплой улыбки. Мея, растрепанная девчонка с вечно разбитыми коленками, превратилась в заботливую и понимающую мать. Какой смысл запрещать мальчишке соблазны, от которых просто нельзя, ну никак невозможно удержаться?

К моменту, когда мы добрались до Белых камней, выстиранная одежда лежала разложенная на палубе. Пусть пока сохнет, но потом все равно придется прополоскать в пресной воде. Поставили и закрепили на борту удочки. Пацаны сосредоточенно смотрели на поплавок, и я решил, что могу довериться им.

— Смотрите пока тут, я помоюсь.

Плеснул из-за борта на себя прохладной воды, выжал из флакона в ладонь жидкого мыла, вспенил его на волосах и теле, а потом плавно, без брызг, ушел в воду.

Отплыл метров на пятьдесят, понырял, профыркался, проснулся окончательно и вернулся обратно. У ребят под ногами уже лежали два окуня вполне себе приличных размеров. Отлично, будем считать, что завтрак у нас есть.

Через час азарт прошел даже у Леньки, оказавшегося самым настырным рыбаком. Мы отложили несколько рыбин для завтрака, остальное ребята поделили честно пополам и в сетках отправили за борт.

На малом ходу я прошел к берегу. Бросать якорь пришлось за несколько метров от берега. Тесей с Ленькой прыгнули за борт и поплыли, как щенки, а я, не спеша, брел за ними по грудь в воде и с кухонным скарбом в высоко поднятых руках.

Спустя еще час мы все трое сидели у догорающих углей, блаженно и сыто жмурясь на яркое уже солнце и сверкающую под его лучами воду. Я, плюнув на термос, сварил свежий кофе на углях, ребята, отплевываясь во все стороны рыбьими косточками, галдели о своих делах. Потом их сморило. Ленька задремал, пригревшись на горячем камне, а Тесей сначала осторожно, а затем уже доверчивее привалился к моему боку.

— А ты… вы…

Он еще не решался называть меня отцом, и я поспешил помочь:

— Зови меня Ясоном.

Ну, конечно. К отцу, неизвестно где пропадавшему восемь лет, а затем в один день свалившемуся на голову, нужно было еще привыкнуть.

— Ты скоро уедешь?

Я всей кожей почувствовал, как мой мальчик затаил дыхание в ожидании ответа.

— Нет, Тесей. Я больше не уеду. Никуда. Никогда. Разве что по делам ненадолго. Но тогда я предупрежу тебя.

Парнишка довольно засопел. Господи, до чего же это было приятно.

— А почему тебя так долго не было?

Вот на этот вопрос я уже и сам затруднялся ответить. У меня были неприятности, я прятался от властей? Я хотел посмотреть мир? Я думал, что твоей маме будет лучше без меня? Все эти доводы сейчас казались легковесными, как луковая шелуха.

— Дурак я был.

По крайней мере честно.

— А теперь ты стал умный?

Умный? Это я-то? Большое преувеличение.

— А теперь я знаю, что у меня есть ты. И никуда больше не уеду.

Тесей повозился под боком, устраиваясь удобнее.

— Ладно. — И сразу поправился. — То есть хорошо. — И совсем тихо: — Хорошо, когда есть папа.

— Ты на меня не обижаешься?

Настала моя очередь затаить дыхание. Некоторое время сын размышлял, а потом произнес очень рассудительно:

— Нет. Хорошо, когда папа есть, даже если он далеко. Потому что его совсем может не быть.

Ленька спал, чуть приоткрыв рот.

— Ты с ним дружишь, потому что у него нет отца? — Поинтересовался я, все-таки разница в возрасте у мальчишек была заметная.

— Ну, не знаю. Ленька вообще пацан чоткий. А возраст мужской дружбе не помеха. Дед так сказал.

Анастас Ангелис был, как всегда прав.

* * *

Высадив мальчишек, сытых, вымытых в морской воде, в сухой одежде и с неплохим уловом, на рыбацком пирсе, я поскреб затылок и всерьез задумался, чем буду заниматься сегодня.

До боли в животе хотелось увидеть Медею, но в глубине сознания теплилась догадка, что попадаться ей на глаза сейчас не следует. Я поговорю с ней, когда она немного остынет, и в таком месте, откуда она не сможет от меня сбежать.

Конечно, она самостоятельная взрослая женщина, и сама решает, как ей жить. Но если в результате этого решения она снова окажется голой в моей постели, тем лучше для меня. И, честно говоря, другое решение меня не устраивало.

Попадаться на глаза тете Песе тоже не следовало. Пару дней назад она отвесила мне такую порцию люлей, переваривать которую предстояло еще долго. К сожалению, вопрос дальнейших моих действий решился без моего участия.

— Есть кто на борту? — Знакомый голос. Неприятно, что я сразу узнал его через восемь лет. — Свистать всех наверх.

Ко мне неторопливо шествовал Моня Каплун. Важная жирная портовая крыса. Два здоровых жлоба за его спиной смотрели на меня настороженно, словно я в любой момент могу вцепиться в горло их шефу.

Кстати, а почему бы и нет?

Выглядел он, надо признать, отлично. Лоснящееся от сытости гладкое лицо (правда, несколько напоминающее задницу), скромное достоинство уверенного в себе бизнесмена. Золотые часы, перстень с немалых размеров бриллиантом — Моня никогда не отказывал себе в том, что можно приобрести за деньги и кровь. Чужую, конечно.

Одним словом, с виду — чистый шоколад, но принюхаться стоит.

— Чего надо, Моня?

Он уставился на меня круглыми, неприятно остекленевшими глазами. Я знал: этот взгляд был его фишкой, тузом в рукаве. Я провел достаточно времени среди отморозков и подонков, чтобы увидеть, как такие слабосильные и мелкие прыщи, вроде Мони, пробиваются к власти. Просто они в несколько раз безумнее и злее, чем любой здоровяк к кулаками размером в арбуз и с дыней вместо головы.

Затем он ухмыльнулся, словно позволяя нам всем немного расслабиться.

— Есть работа для тебя, сынок.

Да уж, у Мони всегда есть работа для дураков, каким я когда-то был. Но с некоторых пор я поумнел.

— Отвали, Каплун. Я работаю только на себя.

— Уверен? — Он погано осклабился: — Ты ведь теперь семьянин, я слышал. А женщины и дети требуют расходов. — Он бросил красноречивый взгляд в конец пирса, где еще мелькали две маленькие тельняшки. — Пацан, кстати, вылитый ты. Надеюсь, его матери не пришлось доказывать тебе, кто ей заделал байстрюка?

На меня смотрела большая белая акула, и между нами не было даже стекла аквариума. Ну, что ж, не я начал эту игру, Моня. Одним прыжком я преодолел разделявшее нас расстояние и всей своей массой навис над Каплуном. Его охранники дернулись, и я даже мысленно попросил их: ребята, всего один шаг вперед. Дайте мне повод.

Моня поднял верх указательный палец, и они замерли.

— Не дергайся, Ясон. Просто положи мои слова себе в уши. Если вдруг захочешь прикупить что-нибудь красивое своей подружке, или пацану там… обращайся. Ты же знаешь, мне для старых друзей ничего не жалко.

Это уж точно. Ни пули, ни еще каких неприятностей. Хороший все-таки Моня человек. Добрый, щедрый, открытый. Прямой… как штопор. Человек, когда-то столкнувший меня в глубочайшую из сточных канав, откуда я, срывая ногти с окровавленных пальцев, теперь пытался выбраться обратно — туда, где живет Медея и мой сын.

— Иди, Моня.

И не надейся, что я включу тебя в свой репертуар.

* * *

(25) Хуцпа — наглость, бесстыдство