Одиночество

Солнце, как всевидящее око,

выглянуть изволило на час.

Шаркает в заливе одиноко

старенький задымленный баркас.

Вновь волны холодной зазеркалье

отражает всё наоборот.

Застывая в сумрачном оскале,

облако безгрешное плывёт.

Я его ни в чём не укоряю,

не смотрю заумною совой,

просто в одиночество ныряю —

полное. Как в омут – с головой.

 

«Бокал муранского стекла…»

Бокал муранского стекла

глоток вина в себе лелеял.

И плавно мысль моя текла

и расцветала, как лилея.

Перебирая чётки слов,

я как-то всё перемешала —

и жизни явь, и тайны снов —

во чреве грешного бокала.

В незащищённости своей

я первый раз не отрекалась

от горькой пустоши полей

и к ним испытывала жалость.

Я возвращала память вспять

и бесконечно воскрешала

свою тоску. За пядью пядь.

Вдыхала аромат бокала.

Я и сегодня помню тот

безмерно терпкий вкус печали.

И то, как капли источали

дождя немыслимый гавот.

Пируй, осенняя пора!

Не плачь, щемящая тревога!

То из души, как со двора,

уходит боль походкой Бога.

 

«Стою у паперти давно ушедших дней…»

Стою у паперти давно ушедших дней

и слушаю весны многоголосье,

и бед минувших колкие колосья

становятся и ближе, и родней,

И сердце откликается сильней.

Как сизых голубей воркует стая!

И я, страницы прошлого листая,

смотрю на гладь ещё холодных вод,

где облаков бездомных отраженье

и дерзкого воображенья плод

рисуют мне картины вдохновенья

и жизнь мою без грусти и забот.

 

«Как хочется безмерного тепла…»

Как хочется безмерного тепла,

но воздух окончательно остужен,

и мой порыв неважен и ненужен.

Поверхность запотевшего стекла

уж ткётся из тончайших белых кружев.

А между нами – вечности ветла.

Дутар тоски отчаяньем разбужен.

О, Боже, до чего же мир простужен,

а грусть необоснованно светла,

и лик небес опасно безоружен…

 

Шалая душа

Шалая душа

плещет на ветру.

Выйду не спеша

рано поутру.

Не далек мой путь,

узкая тропа.

Дарит жизни суть

яркая строфа.

Будут птицы петь

песни вразнобой.

Я закину сеть

в дремлющий прибой.

Станет лгать волна,

думы вороша,

как на самом дне

зорька хороша.

И зачем ты так,

речка, глубока?

Вновь в твоей воде

тонут облака.

Вместе с ними я

покидаю высь,

а вокруг звучит

тихое «Вернись»…

 

«Я иду по песку. Ноги мои босы…»

Я иду по песку. Ноги мои босы.

Заплету-ка тоску да в тугие косы.

Ох, как сердце болит… Не горюй, сердечко:

видишь тополь стоит, словно в церкви свечка.

В небе птаха парит да крылами машет.

Быстро жизнь пролетит и не станет краше.

Снова речка-река в глубь волною манит.

Рвётся с криком строка, горем душу ранит.

Заплету я тоску да в тугие косы

и уйду по песку в золотые росы.

Выпьет росы трава, как перед закланьем.

Вступит осень в права краснолистой бранью.

Не ругай, не кори, отпусти былое.

Бледный лучик зари – свет пред аналоем.

 

«Каждый день, как будто Судный…»

Каждый день, как будто Судный,

сердце – колокол кричащий,

и душа, как пёс приблудный,

по ночам скулит всё чаще.

И в глухом углу клубочком

спят мои воспоминанья.

Мысли – точки, точки, точки…

И тире – как осознанье.

Осознанье горьких буден

и молчанья спелых вишен.

Вен биенья громкий бубен

только мне одной и слышен.

Жизнь от корки и до корки

перелистываю втайне.

Отворите неба створки,

чтоб перевести дыханье.

 

«Хочу отгородиться от себя…»

Хочу отгородиться от себя,

от правды и от искренних участий,

от нужных слов – души моей причастий,

покой и равнодушье возлюбя,

и ложь, и лесть поставив в изголовье

всех дел, что наполняла я любовью.

Моя открытость вовсе не нужна

и лишь причина пламенных раздоров,

обид и ни кому не нужных споров.

Творю добро какого я рожна?

Во славу петь! Все остальное – в прах!

Прости меня, и Боже и Аллах…

 

«Меняю безрассудство на покой…»

Меняю безрассудство на покой —

постылый, праздный – на какой угодно,

чтобы парить душою над строкой,

чтобы дышать и чувствовать свободно,

чтоб наполняли каждый новый вдох

лишь запахи весеннего тумана,

чтоб жесты, взгляды, мысли – без обмана.

Уже претит сплошной чертополох.

Меняю страх бессмысленных потерь,

глухую боль, что сердце злобно точит,

на Петербург или глухую Тверь,

на всё, что мне отдохновенье прочит.

Отдам весь фарс поблёкших ныне слов

за плеск волны у старого причала.

А как душа отчаянно кричала

от всех овалов и от всех углов,

от всех узлов, что память завязала…