«Везде лишь суть понять стремись…»

…Везде лишь суть понять стремись,

будь это бездна или высь,

будь это правда или ложь.

Услышишь то, что изречёшь.

Будь речь бессильна иль сильна,

она на радость нам дана.

Храни изящный слог.

А то, что надобно изречь, —

пусть даже слово будет жечь, —

первоначально – Бог!

 

«Который век уж истину рекут…»

Который век уж истину рекут

народу благозвучные поэты,

вновь облачая в рифму и строку

старинные библейские сюжеты.

Достаточно уже перепевать

и Каина, и Авеля, и Будду.

Я помню их, но я писать не буду —

не мне судить, хвалить, повелевать.

 

Cave, quiddicas

Быть может, это грех и не большой,

но стало, очевидно, очень модно

кривить порой и сердцем, и душой

и говорить лишь то, что всем угодно.

 

«Безбрежности мысли…»

Безбрежности мысли —

честь и хвала!

Я снова на мысли

низала слова.

Из свежести утра,

легки и тихи,

светлей перламутра

рождались стихи.

Из счастья и горя,

из солнечных грёз,

из синего моря

и белых берёз,

из цвета сирени,

из прошлых дорог…

Играйте, свирели!

Пой, праздничный рог!

 

Как радостно слагаются стихи

Таинственно слагаются стихи.

Им чистый лист – зелёная саванна,

а строчек золотые караваны —

как жизни неопознанной штрихи.

Слова, сосредоточенно тихи,

несут собой и радость, и спасенье.

Не страшно, что среда – по воскресеньям,

уже давно достаточны грехи.

Как лакомо слагаются стихи,

как запятые пахнут трюфелями,

а восклицанья – точки с парусами,

а звуки – что под утро петухи.

Как радостно слагаются стихи,

как солнечно, как ангельски нетленно,

как чаечно, как солоно, как пенно…

Читатели да будут не глухи!

 

Болдинская осень

Умолкли травы на опушке

под сенью дремлющих ветвей,

и снова Пушкин, снова Пушкин

в безмолвьи парковых аллей!

Под эти липовые своды

его забросила судьба,

певца любви, певца свободы,

России, правды и добра.

О, эта осень! Эта осень!

Трудов и вольности полна.

Небес таинственная просинь

за бледной кромкою окна.

Она бодрит, она тревожит

орган трепещущей души.

Он столько сказок, песен сложит

в осенней болдинской глуши!

Полёт его воображенья

героев разных оживит.

Его талант и вдохновенье

земного тлена избежит.

Пусть мир, бездумный и бездушный,

плетущий кружево интриг,

уже теперь царю послушный,

сулит ему последний миг.

Но эта осень, эта осень

ещё звенит в его груди,

поэзий новых сердце просит,

он верит – счастье впереди.

Пусть в кудри ляжет жизни проседь!

Судьба не минет никого.

О, эта осень, эта осень —

пир вдохновения его!

 

Подозрительное рядом

В мире беспредельной новизны

истина покоится на блюде:

вещи подозрительны, и мы

тоже подозрительные люди.

Где-то подозрительно живём,

пишем подозрительные строки.

Кто-то подозрительно вдвоём —

остальные, впрочем, одиноки.

Облаков напыщенных кортеж —

свита отгоревшего заката.

Ласков подозрительно и свеж

вечер, подозрительно богатый

спелой облетевшею листвой,

шорохом не узнанных мгновений,

вечной, подозрительно простой

чередой небесных откровений.

Ты, читатель, очень в корень зри

каждого почти произведенья.

Подозритель… очень подозри…

рифмы все и все стихотворенья.

Очень подозрительны слова

наших подозрительных признаний.

…Может, в чём-то я и не права

в плане стихотворных изысканий.

 

«Луна кроила коленкор…»

Луна кроила коленкор

небес таинственных вручную,

и вечер крался, словно вор,

и звёзды мчались врассыпную.

И улетало время прочь

беспечно пляшущего лета.

И по земле хромала ночь,

не предвещавшая рассвета.

Но было утро вопреки

ошеломительным приметам,

и блеск отточенной строки

сиял несокрушимым светом.

 

«Зевают сонно окна и стена…»

Зевают сонно окна и стена.

Ты не кричи и дверью слов не стукни:

вдыхает вечность ночи пелена

и аромат моей уютной кухни.

Отправлюсь снова в Google – по друзьям,

листать страницы чувств и размышлений

и всю палитру радостных мгновений,

быть может, снова в строчках передам.

 

Следы на снегу

Следы вороньи на снегу

читаю с интересом

и тихо слово стерегу

под облака навесом.

Жужжит души веретено,

и Муза – словно пряха.

Как много строчек сплетено

из полифоний Баха,

из неоправданной хандры

богатых впечатлений,

из жизни яркой мишуры

и горьких сожалений.

О чём же эти письмена

оставленные птицей?

Снег, как в былые времена,

сияет и искрится.

А я пытаюсь угадать

развязки и сюжеты.

Но здесь ли стоит мне искать

все вечные ответы?

 

«В тихой ризнице небес…»

В тихой ризнице небес

есть потир земной печали.

Вновь печалью причащали

облака бескрайний лес.

Аналой моей души

внемлет тяжести тетради:

в ней единой строчки ради

буквы замерли в тиши.

И в окладе вечных слов

мысль является стихами,

как икона в дивной раме,

как божественный покров.

И горит моя свеча,

и дрожит немного пламя,

в бесконечно светлом храме

у Господнего плеча.

 

Перекликаются слова

Перекликаются слова,

а строчки просто крупным градом.

Три точки тихо встали рядом,

и подтвердили: мысль права.

Перекликаются слова.

Я этой ли планеты житель?

Что сердца моего обитель —

деревья, облако, трава?

Перекликаются слова,

как будто не было итога,

в твоей руке – бокала грога…

И снова кругом голова.

Перекликаются слова,

как живописные аканты.

О, взглядов чопорные банты!

О, чувств тугая тетива…

 

«Не дарит время…»

Не дарит время —

нещадно бьёт.

Поэтов племя

идёт вперёд.

Безмолвно поле,

леса тихи.

Господней волей

пишу стихи.

С судьбой не спорю —

вот мой ответ:

я выше горя,

и выше лет.

Смятенье духа —

не мой удел.

Для тайны слуха —

один предел.

Для тайны слова

пределов нет.

Я слышу снова

и вижу свет.

И так – доколе

ветра лихи.

Господней волей

пишу стихи…

 

Весенний Арбат

Вечера зябкого звучность незычная,

ветра негромкий хорал.

Прелесть арбатская, сердцу привычная,

неба закатный коралл.

Музыка, пары и живопись яркая

напоминают Монмартр.

Память – небрежною бледною калькою.

Вечно простуженный март.

Нет, не палитра в руках у художника,

а карандаш и пастель.

Станет холста непреложным заложником

следом бредущий апрель.

Как он проявится? Лужами стылыми

или звучаньем слогов,

хо́рами птичьими, скверами милыми,

духом бескрайних лугов?

Как это сложится в замыслах творческих,

как отзовётся рука?

То не подвластно прогнозам пророческим —

скрыто Всевышним пока…

 

Начинающий поэт

Он пишет сонеты, кропает стихи,

где образы – редкие гости.

В них всё: от внезапного взмаха руки —

до грусти на сельском погосте.

А он и не может иначе смотреть,

рифмует с рекою разлуку.

Но жизнь наша тоже, однако, заметь, —

безумно банальная штука.

 

Не тот поэт, кто рифмы плесть умеет

(лимерики)

* * *

Не в Париже и не в Америке —

в нашем очень уютном скверике,

где оттаявший пруд

и вороны орут,

я сижу и слагаю лимерики.

* * *

Прочитала стихи о прощании,

о доступном земном расстоянии —

сантимент и надрыв,

и любовный порыв, —

так… обычный пример графомании.

* * *

Жаждет славы поэт и известности,

но погряз в рассужденьях и пресности,

нету чувства совсем,

а рога ставит всем,

ну а сам принимает лишь лестности.

* * *

Вновь махровые праздные мысли

над умами на сайте повисли —

ни границ, ни узды,

только жажда звезды —

этот факт, согласитесь, немыслим.

* * *

Вновь владелица техники слога

на врагов натравляет бульдога:

не хотите признать

мыслей смелую рать —

накажу вас заведомо строго.

 

Непредвиденный урок

Непредвиденный урок.

Не спасла души порода —

я споткнулась о порог

голубого небосвода.

Я не мерила шаги

и не взвешивала чувства.

Я не знала, что враги —

у любви и у искусства.

Иже есть на небеси,

голос мой услышь постылый.

И опять меня спаси,

ангел мой золотокрылый.

 

Стихи ручной работы

Крючком и мыслью вывяжу слова.

И кружево неброских предложений

не вызовет ни зла, ни осуждений.

Натянется катрена тетива.

То буква, как петелька и накид,

то ряд из запятых кавычек, точек —

я так сплела совсем не мало строчек,

и вроде бы у них приличный вид.

Пусть форма – как аронская коса,

и содержанье – то букле, то соты,

язык и смысл – ажура полоса, —

а в целом – поэтическая квота.

Я техникой безмерно дорожу,

и пусть смеются и скупцы, и моты.

Возьму я спицы и опять свяжу

свои стихи. Стихи ручной работы.

 

Виденье

Он узнал в окне свою тоску,

близкие ему черты лица.

Мысли – дулом к бледному виску,

словно озарение слепца.

Вскоре солнце свой открыло глаз.

Ночь угасла. Утро… Рассвело…

Он увидел молодость анфас

сквозь дождём умытое стекло.

 

Тайная вечеря

Тайная ве́чере, тайная ве́чере.

Тихая радость Господнего вечера.

Музыка неба в оконный проём.

Лентой узорной – стихов окоём.

Вольные рифмы – царскими нимбами.

Строчки играют прекрасными нимфами.

Буква за буквой – слова – легионами.

Мысли глубокие, смыслы бездонные.

В звёздной купели рождённая истина

радует сердце и светится искренне.

Тихая радость Господнего вечера.

Тайная вечере, тайная вечере!..

 

Нескладные слова

Нескладные, не главные слова.

Одни слова и очень мало дела.

В душе так много всяких слов осело,

прилипло, словно к нёбу пахлава.

Они порой – как утренний туман,

а то подчас – как тяжкие вериги.

И мы плетём словесные интриги —

в них сердца крик и ласковый обман.

Слова, как пыль, как терпкое вино,

текут себе сквозь жизненное сито.

Как много их потеряно, забыто

и воскресить уже не суждено.

Как жаль, что мы не знаем цену слов,

их редкий дар, божественную силу.

Они ведут то в рай, а то в могилу.

Мы все в плену их силы и оков.

И потому, не видя в том греха,

мы каждый раз бросаемся словами

и в суете своими же устами

порочим суть верховного стиха.

 

Когда-нибудь

Когда-нибудь, когда не будет нас,

когда взойдём могильными крестами,

а солнца луч горячими перстами

земли коснется так же, как сейчас,

мы новым дням тогда откроем счёт.

И, перейдя черту промозглых буден,

мы в новых ипостасях снова будем

писать стихи. И, может, Он зачтёт.

 

Наступит завтра

Как жалко, что наступит завтра —

и этот день уйдёт в небытие.

Вновь вечер – как услужливый портье,

и темнота – угрюмой ночи автор, —

закроют занавес, захлопнут плотно дверь,

и почернеют вновь глазницы окон…

Но месяц, что из света Богом соткан,

проникнет сквозь невидимую щель.

И, может быть, душа опять проснётся

и совершит заветный пируэт,

и самый благозвучнейший сонет

святым дождём нечаянно прольётся.