Когда от торговца пришло сообщение, что у него есть подходящий ребенок, Раты отправились домой, облачились в трико и серьезно и методично занялись любовью, словно имитируя вожделенное зачатие. После, изможденные, сорвав с себя одежды, Арвин и Хелла лежали в прозрачном аквариуме балкона, который сами спроектировали для своей квартиры, и радостно болтали о ребенке, обещанном торговцем. Собственно, это он называл себя торговцем. Скорее всего, он просто хорошо знал тех, кто хотел избавиться от ребенка, — не менее страстно, чем они жаждали его купить.

Цвет их обнаженной кожи отливал тревогой — и дело было не в костюмах, от которых они только что освободились. Над западными пригородами садилось солнце — далекая синяя горная гряда была не более чем мираж, сотканный из низких облаков поднятой в воздух пыли, которые превратили заходящее солнце в бесформенный бриллиант цвета запекшейся крови. Оно подарило их голым телам цветущее здоровое сияние, словно насмехаясь над их стерильностью. Большинство их друзей уже давно носили в себе вирус и — хоть это и было нелегко — обзавелись детьми со стороны. Только от того, что тест дал положительный результат, свет для Ратов сошелся клином на ребенке.

Они уже восемь раз получали извещение, так что занятия любовью стали привычным ритуалом, однако каждый раз что-нибудь обязательно шло не так. Но сейчас надежда билась, как пойманная птица, хотя и риск был огромен: они знали, что придется ехать на ту сторону реки, переправиться через этот дурацкий мост на Восточный берег.

Бросив сердитый взгляд на мокрое трико, лежавшее на кровати, как шкура освежеванного животного, Хелла сбросила его на пол. Высокопарным тоном, из-за которого ее нагота выглядела жалкой, она произнесла: «Господи, хоть бы сейчас все получилось. — И, помолчав, добавила, словно вознося молитву из одного-единственного слова: — Пожалуйста».

— Все будет хорошо, — отозвался Арвин.

Хелла знала, что он скажет дальше: это повторялось уже много раз.

— Я смогу все проверить, — сказал он.

Это было испытание — просто еще одно испытание. Дети в продаже были всегда, но никто не мог гарантировать, что они здоровы. У одних обнаруживались паразиты, у других наркотики в крови; одни были просто больны, другие оказывались умственно отсталыми или психически неустойчивыми. У многих не было никаких бумаг — торговцы уже дважды пытались подсунуть Ратам контрабандных детей. Никому нельзя было доверять. Именно поэтому Арвин решил обзавестись собственным маклером и решительно отказался от услуг тех предпринимателей, которые, прослышав, что Раты сделали запрос, тут же через сеть завалили их предложениями.

Когда Хелла сказала ему, что придется отправиться на ту сторону, он даже не поморщился, как делали все их друзья при мысли о Восточном береге.

— Это там, в пригородах, — сказала Хелла.

Арвин ничего не ответил; она поняла, что в голове у него зреет какой-то план. План нужен всегда. Полиция на Восточном берегу набиралась из местных по контракту, но это было еще полбеды. Многие пригороды были объявлены закрытой зоной, словно гетто, и могли представлять опасность для нормальных людей. По нынешним временам денежную ценность сохраняли только люди: одни ценились дорого, другие не очень, но за ребенка можно было отдать все, что угодно.

Перспектива обзавестись ребенком придала Ратам мужества. За ребенка можно было рискнуть перебраться через мост. Они сознавали всю незаконность того, что собирались сделать: то, что они планировали, было, по сути, похищением. Но ребенок был для них всем, и дело не только в стерильности: ребенок означал будущее.

Они никому не сказали о торговце. О Восточном береге и без того знали все. Друзья были в курсе: предыдущие восемь неудачных попыток были дежурным объектом соболезнований и темой для разговоров на вечеринках. Даже постоянные «Вы знаете, нам привезли одного из Польши», «А Голдсоны достали такого в Мексике» — уже не выводили их из себя. Можно подумать, что разговор шел о щенках. Ратов, у которых их перебывал не один десяток, уже тошнило от домашних животных, и вечно визжащая свора давно перестала их радовать.

Их не обескураживали даже многочисленные проблемы с приемышами — у Бенсов румынская девочка через год оказалась переносчиком инфекции, и ее пришлось уничтожить; у Фериксов мальчик Игорь из России застрелился в мотеле прямо в свой двенадцатый день рождения; все эти истории о детях, сбежавших на Восточный берег и превратившихся там в бродяг, которые называли себя Скелетами, или сквоттеров, известных как Тролли.

— Я могу провести тест на эпилепсию, определить вирусы, отследить наследственные заболевания, диагностировать депрессию и потенциальные дисфункции, сделать сканирование мозга, выделить переносчика инфекции, — сказал Арвин. — Ты же знаешь, от меня ничего не скроется.

Он действительно верил в свои тесты. Оставалось лишь найти ребенка, который соответствовал бы всем требованиям. Все эти приборы и инструменты всегда означали только одно: разочарование. Пять раз он тщательно проверял детей в конторах торговцев и всякий раз обнаруживал дисфункции или органические нарушения. А у тех двоих просто не оказалось документов.

Арвин был инженером по светооборудованию, Хелла — архитектором. Их квартира, занимавшая целый этаж шикарной высотки Кингсбери, была красива и просторна, но ей недоставало топота детских ножек. У них обоих нашли вирус, но это еще ничего не значило — он не был смертельным. Половина всех, кого они знали, тоже были заражены. Конечно, это причиняло определенные неудобства: стерильность, потеря зубов… зато новые протезы не доставляли никаких хлопот.

— Что это? — вдруг воскликнул Арвин, поспешно натягивая халат, — инстинктивная реакция голого человека на резкий звук.

Кто-то звонил, пронзительный пип-пип скальпелем распорол тишину.

— Это мой телефон, — ответила Хелла, протягивая руку и нажимая кнопку ответа. — Да?

— Мне нужны Раты, — сказал голос в трубке. — Это Док.

— Торговец, — прошептала Хелла Арвину одними губами, потом увеличила громкость динамика и спросила: — Все еще в силе?

— Даже быстрее, чем я думал. Можете приехать завтра. Скажем, в шесть?

Это было как гром среди ясного неба, весь мир словно окунулся в безмолвие. Лицо Арвина застыло бледной маской сомнения.

— Почему так быстро? — спросила Хелла в ответ на подозрительный взгляд Арвина.

— Мост будет свободен, и вам будет проще найти нас.

— Мы не станем искать вас, — внезапно заявил Арвин, обращаясь к маленькой бесстрастной трубке телефона. — Вы сами найдете нас — в Элмо. На автостоянке возле вокзала. Мы будем на красном пикапе.

В трубке воцарилось молчание, потом озадаченный голос спросил:

— На каком еще пикапе?

— В нем мои приборы. Я хочу сделать несколько тестов.

— Может, вы все-таки выйдете на поверхность?

— В Элмо, — отрезал Арвин.

Последовало не столько даже молчание, сколько густая, пропитанная почти слышимым испугом пауза. Казалось, на том конце провода кто-то очень тихо совещается не то сам с собой, не то с кем-то еще, — долгая шепчущая тишина.

— О’кей, — сказали наконец в трубке.

— Откуда ты знаешь Элмо? — уже потом поинтересовалась Хелла.

— Я бывал там лет двадцать назад. Наша уборщица жила в Элмо. Тогда это были трущобы. Думаю, там все не так уж изменилось.

С моста Восточный берег показался им более зеленым, плотно застроенным и безлюдным, чем двадцать лет назад. Их снова переполняла надежда. Впереди над горизонтом вставало солнце — все тот же пыльный бриллиант, который они созерцали вчера вечером с балкона, только перевернутый, огромная лепешка сияющей пыли медленно возносилась в окружении облаков, казавшихся утомленными и несвежими. Но там были деревья, и высокая трава, и дома в старом стиле, и заборы были низкими и не щерились, как оскаленные пасти; а еще были пустые улицы — и, вопреки ожиданиям, никаких дикарей и Скелетов.

— Прямо как дома, — пошутил Арвин.

Хеллу всегда нервировали его шутки: это означало, что он не смотрит на дорогу.

Тем временем они доехали до конца эстакады; шум мотора, отражавшийся от росших на обочине деревьев, внезапно прекратил барабанить по стенкам пикапа, и появилось новое приглушенное эхо — от необитаемых, лишенных окон домов, выглядевших как глухие крепостные стены. Там, где они меньше всего ожидали его увидеть, возле парапета набережной и знака, указывавшего дорогу на Элмо, обнаружился пропускной пункт с полицейским в придачу. Арвин сбросил скорость и почти подполз к шлагбауму.

— Привет! — Офицер оказался довольно дружелюбным, но даже не попытался поднять защитный стальной сетчатый барьер. В свое время такими останавливали танки, бронетранспортеры и уличных торговцев.

Полицейский улыбнулся и сделал шаг назад, чтобы разглядеть номера. На жетоне было выгравировано его имя: Силли. В контрактной полиции он явно оказался по случаю. Ботинки у него были грязные, а жетон слегка погнут. Эти новички всегда работали сверхурочно: платили им гораздо хуже, чем государственным служащим.

Однако Арвина присутствие полицейского успокоило, особенно когда он вышел из пикапа и увидел ребенка.

Он сидел в будке КПП на низенькой табуретке, но даже так его ножки не доставали до земли. С какой-то маниакальной жизнерадостностью он колотил пятками по дереву, выколупывая на стене надпись: ЧОРТОВЫ ПСЫ.

— Куда направляетесь?

Арвину не хотелось разговаривать. Он помедлил с ответом, глядя на ребенка и чему-то улыбаясь.

— Я вас спрашиваю ради вашего же блага, — произнес полицейский.

— В Элмо. А что, здесь есть ограничения на передвижение?

— Сегодня нет. Но будьте осторожны. — Дулом автомата он указал на заднюю часть пикапа. — Груз есть?

— Нет, я пустой, — ответил Арвин. — Я смотрю, у вас появился маленький помощник.

При этих словах лицо ребенка неожиданно потемнело, а пухлые губы раздвинулись, обнажая выступающие зубы. Это были совсем новые зубы, едва выросшие; они теснились во рту и казались слишком большими и чужими.

— Ну да, — сказал полицейский и взмахом руки отпустил их.

Выехав на поверхность, они увидели местных — это были дети, скорее всего, отпрыски Скелетов и Троллей. И в мусоре они не копались, как почему-то принято было считать внизу. Они выглядели как нормальные дети с той стороны реки, просто вышедшие поиграть на улицу, хотя, пожалуй, были гораздо младше. Хелла слышала жуткие истории о торговцах, которые хватали их прямо на улице под лозунгом: «Мы не похищаем, а спасаем». И тогда бесплодные семьи получали склонных к насилию, больных и не поддающихся контролю приемышей, которых потом все равно отбирали и уничтожали.

— Я постараюсь все сделать побыстрее, — сказал Арвин, заруливая на стоянку. К ним уже спешила целая толпа.

Мужчину в рубашке и брюках цвета хаки (вероятно, это была военная униформа старого образца) окружал десяток детей, в основном мальчиков, не старше двенадцати-тринадцати лет. Некоторые провожали Арвина и Хеллу внимательными и тревожными взглядами, пока те въезжали на стоянку и парковались. Остальные играли. Один из мальчиков был в наушниках и держал в руках джойстик от игровой приставки. Почти все шумели и громко кричали: собственно, по их еще не сломавшимся голосам Хелла и смогла определить возраст. Зубы у всех были слишком большими и неровными, они не помещались во рту. Самым отвратительным Хелле показалось в них именно это: взрослые зубы в маленьких десятилетних челюстях.

Арвину сразу не понравился этот чужак, окруженный детьми, словно хозяин цирка — своими уродцами, но Хелла при виде малышей, таких внимательных и шаловливых, похожих на тех маленьких собачек, которые у них были, вновь почувствовала прилив надежды.

— Я Док, — сказал мужчина в хаки, проталкиваясь вперед через толпу детей. — Документики можно?

Он был старше, чем они ожидали, — наверное, даже слишком стар, чтобы быть отцом кого-нибудь из детей, но никогда нельзя знать наверняка.

Пока Арвин показывал документы, мальчик с тонкими зеленоватого оттенка волосами подобрался поближе и не отрываясь смотрел на телефон, висевший у него на запястье. У него зубы тоже не помещались во рту; когда он смотрел на Арвина, они торчали вперед, словно у бульдога.

— Я на открытой линии, — предупредил Арвин, показывая телефон. — Давайте сюда ребенка. Я должен сделать несколько тестов.

Док уселся на скамейку и достал собственный телефон. Несколько детей не сводили с него глаз.

У самого взрослого — не старше тринадцати — были длинные волосы; огромные, словно снятые с кого-то другого дорогие ботинки были ему велики, и рубашка доходила до колен, словно платье. Рядом стояла маленькая девочка. Не глядя на нее, он потянулся назад и крепко схватил ее за руку. Затем медленно повернулся и насмешливо уставился на нее в упор, словно ожидая, что она закричит от боли. Малышка сжала зубы и сморщилась, но промолчала.

Док видел, что происходит, но ничего не сказал.

Детям явно было жарко и скучно и хотелось пить, они нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Хелла подумала о чужой воле, которая удерживала здесь их всех, и вспомнила ребенка на КПП, выцарапывающего ЧОРТОВЫ ПСЫ на стенке полицейской будки.

— Эти все тоже на продажу? — спросила она.

Она сказала это очень тихо, чтобы услышал только Док, но стоявший рядом с ним мальчик тоже расслышал. Он со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы и бросил на нее быстрый взгляд, полный такой злобы, что от испуга у Хеллы перехватило дыхание.

— А вот и ваш, — сказал Док.

Взгляд Хеллы перебегал с одного зубастого малыша на другого, когда она почувствовала, что кто-то схватил ее за ногу. Посмотрев вниз, она увидела совсем маленького мальчика. У него были удивительно яркие глаза, он пытался обнять ее и тянул вверх свои маленькие ручки. Ребенок был крупнее, чем она ожидала, но все-таки гораздо младше других детей и от этого казался прелестным и трогательным.

— В отличной форме, — услышала она голос Дока. — Метис. Родители не могут содержать его. Им нужны деньги. Три года — отличный возраст.

И снова у нее в голове промелькнуло: «Кто мы такие, чтобы так вот распоряжаться чужой судьбой?» А потом в воображении возникла картина детской, для которой они уже купили кроватку, высокий стульчик, весы, лошадь-качалку, целый шкаф игрушек, подушки, одеяльца и чучела животных, — все это напоминало об их неоднократных попытках обзавестись ребенком. Хелла знала, что всегда была сентиментальной. Думая о ребенке, она всегда представляла, как будет его кормить, одевать, ласкать, учить ходить и говорить. Ему оказалось именно три, и это был знак — к ним пришел тот самый ребенок, которого они начали искать три года назад, когда избавились от своих последних животных.

— Превосходный экземпляр. Можете проверять его, сколько душе угодно, — сказал Док. — Так оно даже лучше. Он будет более контактным, когда вырастет.

Арвин согласно кивал, речи Дока были вполне разумны.

— У него и документы есть, — сказал тот. — А если результаты тестов вас не устроят, можно будет отменить сделку.

Арвин сделал знакомый жест, который для Хеллы означал: «Что мы теряем?»

Ребенок был достаточно чистый и казался игривым и дружелюбным, в это теплое утро на нем были легкая рубашка и шорты. Но и у него были зубы. Когда дитя поцеловало Хеллу, Арвин машинально сделал шаг вперед, чтобы защитить ее, но его жена обняла ребенка и сама поцеловала его в щечку. Мучительная жалость охватила ее, но она попыталась мысленно отстраниться от ребенка, чтобы не привязаться к нему раньше времени. Если он пройдет все тесты, можно будет…

— Как его зовут? — спросил Арвин.

Прежде чем Док успел раскрыть рот, ребенок произнес: «Меня зовут Корбен». Он слышал, понимал, реагировал! Он забыл закрыть рот, и внутри поблескивали огромные зубы.

— Я хочу поехать домой с вами. Я хочу, чтобы ты была моей мамочкой.

Хелла выдернула руку и подтолкнула его к Арвину. Она знала, что ему не терпится начать тесты.

Арвин с сомнением поглядел на ребенка.

— Ему три? А выглядит старше — лет на шесть как минимум.

— Да, великоват для своего возраста, — согласился Док. — Я, пожалуй, заберу ваши телефоны.

— Погоди-ка, — воскликнул Арвин и инстинктивно прикрыл рукой запястье.

— И как насчет перечислить мне денежки?

— Да что происходит? — вскричал Арвин.

Страх тяжелым молотом ударил ему в голову. Что-то явно шло не так.

Маленький мальчик вцепился ему в руку и выхватил из нее телефон. Арвин оглянулся: Хеллу тоже окружили, а Док стоял и довольно улыбался, будто хозяин, натравивший собак на бродягу.

— Нет! — взвизгнула Хелла. При виде окруживших ее ртов и глаз она похолодела от ужаса. Казалось, ее вопль возымел действие: зубастые детки и их воспитатель, толкаясь, бросились врассыпную. На стоянку, сигналя, заруливала полицейская машина.

Металлический голос из мегафона велел: «Всем назад!» Тот самый офицер с КПП, Силли, распахнул двери бронированного автомобиля, и Арвин с Хеллой забрались внутрь. Теперь парень казался еще неопрятнее, чем раньше, коленки на брюках вытянулись и блестели, значок на шлеме облупился.

— Я же вам говорил быть поосторожнее, — проворчал он.

— Как вы нас нашли? — благодарно спросил Арвин.

— Думаете, это было очень трудно?

Они все еще благодарили его, когда над спинкой переднего сиденья показалась головка малыша. Словно почувствовав их взгляд, он обернулся и в упор посмотрел на Арвина. Меж пухлых губ блеснули огромные зубы. Это окончательно убедило Арвина, что перед ними тот самый ребенок, который качался на табуретке в полицейской будке на КПП.

— Подождите, там на стоянке остался наш пикап, — вспомнил Арвин.

Полицейский ничего не ответил. Машина медленно ехала по улице меж высоких молчаливых зданий, зиявших пустыми глазницами окон.

— Куда вы нас везете?

Арвин еще не успел договорить, когда офицер обернулся к нему: «Слушайте-ка…»

Мальчик на переднем сиденье грубо оборвал его: «Заткнись!»

Арвин не сразу понял, что он обращался к полицейскому. В его голосе было столько ярости, что тот вздрогнул и судорожно вцепился в рулевое колесо.

— Извините, — сказал полицейский. — Он — босс.

Они ехали дальше. Кругом царила полная разруха. От домов остались одни руины, в мостовой недоставало целых кусков; насколько хватало глаз, не было ни одного дерева, ни единого клочка зелени. Все деревья были выкорчеваны, словно в припадке бешеной ярости, и явно не на дрова — кругом валялись поломанные сучья и целые стволы. Траву местами вытоптали, местами вытравили или выжгли, — казалось, здесь пронеслась орда бесчинствующих варваров, настолько бессмысленно и безжалостно все кругом было изничтожено.

Пейзаж нес печать ужаса и насилия: сломанные знаки, поваленные фонарные столбы, разбитые окна, всюду на стенах огромными буквами нацарапаны бранные слова и странные надписи:

КРЫСЬИ ПРАВИЛА, ЧОРТОВЫ ПСЫ, ЯНГСТЕРЫ, АПАСНЫИ УРОДЫ, ПАЩАДЫ НИ БУДИТ и БАЙЦЫ.

Арвин понял, что бормочет про себя эти названия, только когда Хелла попросила его перестать.

Впереди показался большой склад с выбитыми окнами. В каждом из них виднелось по ребенку, а в некоторых торчало сразу по нескольку человек, старавшихся разглядеть, что творится на улице.

Огромные ворота распахнулись, пропуская машину; внутри Арвин увидел Дока. Тот сидел на нелепом маленьком стульчике, окруженный детьми. Когда полицейский вышел из автомобиля, тот демонстративно отвернулся. Двери машины открыли, едва не выломав; дети, вооруженные копьями, сделанными из заостренных железных прутов, смеясь, тыкали ими в Арвина и Хеллу. Те, протестуя, выбрались из машины.

Мальчик с тонкими волосами, одетый в длинную, как платье, рубашку, держал пистолет. Его голос прозвучал резко и надтреснуто:

— Почему ты не завязал им глаза?

Полицейский слегка поклонился и ответил почтительно и словно извиняясь:

— Повязки пугают их.

— Завязать им глаза! — приказал ребенок. — Чертовы псы!

Мягко, словно пытаясь успокоить расшалившихся детей, Док спросил:

— Мне позвонить насчет выкупа?

— Пошел вон! — рявкнул мальчик из автомобиля и повернулся к Хелле. Последнее, что она увидела, когда вонючий мешок опустился ей на лицо, были огромные кривые взрослые зубы во рту ребенка. Она услышала свой голос, произнесший там, на стоянке: «А эти тоже на продажу?»

Кто-то хрипло завизжал: «Вон! Вон! Оставьте нас в покое! Пощады не будет!»

Во тьме мешков, испуганные и не в силах шевельнуться, Арвин и Хелла услышали, как двое мужчин, бормоча, вышли за дверь, которая с грохотом захлопнулась за ними. Свет померк, а потом послышался тихий звук, от которого у них волосы встали дыбом. Дети подходили поближе. Хелла чувствовала их мокрые личики и слышала горячее жадное дыхание, со свистом вырывавшееся сквозь зубы, как у собак, взявших след.

Потом она услышала, как детский голосок произнес: «Вот эта моя!» — и закричала, когда в нее вцепились маленькие пальцы.