7 ноября 1824 года. Наводнение
Великие стихийные бедствия имеют свойства обнажать суть того жизненного порядка, который они собой нарушают. В столкновении с силами природы определеннее обозначаются основные черты быта, социального устройства, культуры народа. Тут можно видеть жестоко правдивый срез исторической эпохи, ее моментальный снимок.
Так было и 7 ноября 1824 года. Этот день как бы вместил в себя всю эпоху с ее явными контрастами и противоречиями, с ее скрытым внутренним драматизмом.
Страшные эпидемии, опустошительные пожары случались во многих городах. Наводнения были бедствием чисто петербургским, местным, особенным. Они находились в непосредственной связи с историей города: Петербург стали строить не там, где удобно было основать город, но там, где нужно было его основать. Острова, выбранные для сооружения новой столицы, по утверждению старожилов, почти всякую осень заливало водой. Петр I смог очень скоро сам убедиться в справедливости этого утверждения. Тем не менее устье Невы казалось Петру самым подходящим местом для будущего «окна в Европу».
По мере того как город строился, булыжные мостовые его улиц и набережных все выше поднимались над уровнем реки. Наводнения стали не так разрушительны, но отнюдь не прекратились. Сильные наводнения случались в среднем не реже чем раз в десять-пятнадцать лет. Редкая осень обходилась без одного, а то и нескольких малых наводнений. Порою вода резко поднималась среди зимы, в декабре или январе.
Об угрозе наводнения горожан оповещали пушечными выстрелами. Когда в канале Главного Адмиралтейства вода поднималась на 3 фута[8]Фут — 30 см (12 дюймов).
и 8 с половиной дюймов[9]Дюйм — 2,5 см.
выше ординара, то в Екатерингофе и Галерном селении река уже выходила из берегов. Тогда из Галерной гавани раздавались три пушечных выстрела; на башне Адмиралтейства днем поднимали красные флаги, а ночью — фонари. Все это делалось по высочайшему повелению «для предупреждения жителей от последствий внезапного возвышения воды». Когда вода поднималась выше 4-х футов, то кроме красных флагов вывешивали четыре белых флага, а ночью выставляли дополнительно четыре красных фонаря. Когда вода достигала 5-футовой отметки, то стреляли каждые полчаса из Главного Адмиралтейства и выставляли те же флаги и фонари. Если уровень воды был на 6 футов выше ординара, то наводнение начиналось и в центре города. Тут уже стреляли каждые четверть часа. Когда вода перехлестывала за 7 футов, то каждые четверть часа пушки Адмиралтейства палили дважды, а пушки Петропавловской крепости им отвечали.
В пушкинское время значительные наводнения случились в Петербурге в сентябре 1802 года (уровень воды более 7 футов), в январе 1822 года (более 8 футов), в декабре 1830 года (более 5 футов).
Вечером 17 августа 1833 года, уезжая из Петербурга в Поволжье и Оренбургский край, Пушкин с Черной речки, где он жил на даче, должен был проехать на Московскую дорогу. Он едва не возвратился из-за поднявшейся воды в Неве. «Приключения мои начались у Троицкого мосту, — сообщал он жене. — Нева так была высока, что мост стоял дыбом; веревка была протянута, и полиция не пускала экипажей. Чуть было не воротился я на Черную речку. Однако переправился через Неву выше, и выехал из Петербурга. Погода была ужасная. Деревья по Царскосельскому проспекту так и валялись, я насчитал их с пятьдесят. В лужицах была буря. Болота волновались белыми волнами».
Точно так же и день накануне великого наводнения 7 ноября 1824 года был ненастным, дождливым, с резким, холодным ветром. Вода в Неве прибывала. В семь часов вечера на Адмиралтейской башне были вывешены сигнальные фонари — предупреждение об опасности. Ночью ветер усилился. «Длинная волна», огромный водяной вал, поднятый циклоном где-то далеко в Балтийском море, приближалась к устью Невы.
О размерах грозившего бедствия никто не догадывался. Праздные петербуржцы с утра отправились на набережную любоваться волнующейся, вспененной, грохочущей рекой.
Первыми, по обыкновению, оказались под водою острова. Около девяти часов утра воды Финского залива, кипевшие, как рассказывают, на всем обозримом пространстве точно в котле и окутанные туманом брызг, устремились на сушу. Под напором огромной массы воды прибрежные строения были мгновенно смыты. Люди спасались как кто мог; на бревнах, на плавающих кровлях, воротах. По словам очевидца, «некоторые лишились жизни при сем случае». Другой петербуржец, побывавший на следующий день на Васильевском острове, узнал, что в прибрежной его части не досчитывается несколько сотен домов. С удивлением увидел он развалины одного дома, возвышавшиеся посреди огромного пустыря. Но ему объяснили, что «отсюдова строения Бог ведает куда унесло, а это прибыло сюда с Ивановской гавани». Разбушевавшаяся река несла оторванные от причалов баржи, недостроенные корабли с верфей. В Галерной гавани большие суда и галиоты носились по воле волн и, как тараны, крушили уцелевшие еще дома.
В двенадцатом часу дня вода из Невы и каналов хлынула на улицы центральных районов города. Прохожие и любопытные, застигнутые быстро прибывавшим потоком, лезли на фонари, в окна домов, на деревья, цеплялись за балконы, взбирались на крыши карет. Некто Яковлев, застигнутый наводнением возле дома Военного министерства, подобно пушкинскому Евгению, залез на одного из каменных львов, стоящих на высоком крыльце дома, и просидел там, пока не спала вода. Кареты и дрожки начали всплывать, в низких местах лошади тонули в упряжи. Верховые лошади пустились вплавь. Вообще, животных гибло очень много — лошади в конюшнях, коровы, овцы и козы в хлевах. Кое-кто из жителей, спасая лошадей и коров, вводил их во второй и третий этажи — по доскам, приставленным к окну или положенным на лестнице.
В более возвышенный юго-восточный угол города вода не проникла. Не были залиты Рождественская и Каретная части, а Московская и Литейная — лишь наполовину. Между тем в прибрежных местах напор воды был таков, что кое-где гранитные парапеты невской набережной оказались разломаны — огромные камни, особенно на пристанях, были сдвинуты или повалены. Волны с такой силой ударялись о стены Зимнего дворца, что брызги долетали до второго этажа. На Дворцовой площади темная зеленоватая вода крутилась, как гигантский водоворот. По воздуху неслись листы кровельного железа, сорванные с крыши еще не достроенного здания Главного штаба…
Петербургское наводнение 7 ноября 1824 г. Гравюра С. Галактионова. 1824 г.
А. С. Грибоедов, поселившийся осенью 1824 года в низменной Коломне, в заметках «Частные случаи петербургского наводнения» рассказывал: «Подхожу к окошку и вижу быстрый поток; волны пришибают к возвышенным тротуарам; скоро их захлестнуло; еще несколько минут, и черные пристенные столбики исчезли в грозной новорожденной реке. Она посекундно прибывала… Я закричал, чтобы выносили что понужнее в верхние жилья (это было на Торговой, в доме В. В. Погодина). Люди, несмотря на очевидную опасность, полагали, что до нас не скоро дойдет; бегаю, распоряжаюсь — и вот уже из-под полу выступают ручьи, в одно мгновение все мои комнаты потоплены; вынесли что могли в приспешную, которая на полтора аршина выше остальных покоев; еще полчаса — и тут воды со всех сторон нахлынули, люди с частию вещей перебрались на чердак… Я через смежную квартиру побежал и взобрался под самую кровлю, раскрыл все слуховые окна. Ветер сильнейший, и в панораме пространное зрелище бедствий… В соседних дворах примечал я, как вода подступала к дровяным запасам, разбирала по частям, по кускам и их, и бочки, ушаты, повозки и уносила в общую пучину, где ветры не давали им запружать каналы; все изломанное в щепки неслось, влеклось неудержимым, неотразимым стремлением. Гибнущих людей я не видал, но, сошедши несколько ступеней, узнал, что пятнадцать детей, цепляясь, перелезли по кровлям и еще не опрокинутым загородам, спаслись в людскую, к хозяину дома, в форточку… Все это осиротело. Где отцы их, матери!!!»
В Коломне, где пережил наводнение Грибоедов, еще при Екатерине II было предписано «держать довольное число гребных судов» для спасения жителей в случае стихийного бедствия. Аналогичный указ издали и в начале XIX века. Но ни в Коломне, ни в других частях города никакой спасательной службы не существовало. В день великого наводнения большинство спасенных петербуржцев были обязаны жизнью стараниям добровольцев.
Декабрист Д. И. Завалишин рассказывал в своих записках, как он, тогда лейтенант флота, явился днем 7 ноября к морскому министру Моллеру. Получив приказание выслать лодки на помощь гибнущим людям, «Моллер был в отчаянии, когда я пришел к нему, и он тем более обрадовался моему приходу, что никто другой из обязанных быть при нем к нему не явился… Я взял на себя внешнюю деятельность спасения людей на улицах… Я послал сейчас верхового в гвардейский экипаж за людьми и за лодками, если есть, и взял несколько лодок у перевозчиков да две лодки (одна из них была министерский большой катер), бывшие в доме министра и которые насилу выручили из сарая. Первый явился ко мне Михаил Карлович Кюхельбекер, пришедший уже по пояс в воде, и который, хотя и старше меня, отдал себя в мое распоряжение…»
Моряки, морские артиллеристы, офицеры и солдаты других гвардейских частей, разъезжая по улицам на лодках, подобрали в воде, сняли с крыш и заборов несколько сотен человек. Матросы торговых судов, мужики-лодочники и некоторые отважные горожане спасали утопающих. Ученый П. И. Соколов вытащил из воды пятнадцать человек, бросая им веревку из окна своей квартиры. Казаки Муров и Лазарев на своих лошадях вплавь добрались до строения, на крыше которого сидел мещанин Кожин с женой и с детьми, и вывезли на сухое место все семейство…
Не обошлось и без забавных случаев. В черновиках «Медного всадника» есть такие строки:
В окончательном тексте поэмы сказано:
К слову «генералы» сделано примечание: «Граф Милорадович и генерал-адъютант Бенкендорф». Благородное поведение генералов оказалось вознаграждено упоминанием о них в пушкинской поэме. Раздавали потом и вещественные награды спасателям. Так, упомянутые рядовые лейб-гвардии Казачьего полка Муров и Лазарев были высочайше пожалованы серебряными медалями «За спасение человечества» и получили по 500 рублей каждый…
Петербургское наводнение 7 ноября 1824 г. Гравюра. 1820-е гг.
В третьем часу дня вода стала спадать. В семь часов вечера уже ездили в экипажах по улицам и во многих местах можно было пройти по тротуарам. К утру на мостовых остались только лужи. Но город приобрел вид страшный и странный. Улицы были завалены бревнами, обломками зданий, домашней утварью, полицейскими будками и всевозможным хламом. У здания Двенадцати коллегий стояли две баржи с сеном, у здания Кадетского корпуса — еще одна. Возле Сальных буянов на высокий берег закинуло двухмачтовое судно. Огромная баржа, вдвинутая водой через переулок в Большую Миллионную, перегородила улицу. В Летнем саду лежали поваленные деревья вперемежку с дровами, бревнами, деревянными крестами с могил. Два плашкоута наплавного Троицкого моста выбросило на берег возле сада. В Коломне на Торговой улице стоял тот самый пароход, на котором петербуржцы ездили в Кронштадт. Многие улицы Васильевского острова были перегорожены занесенными сюда избами и сараями. Картину разорения являли улицы Петербургской и Выборгской сторон. Под развалинами домов тут и там видны были трупы людей и животных. А среди развалин бродили потерявшие близких и лишенные крова люди.
Из 7826 домов, насчитывавшихся тогда в городе, было снесено и разрушено 462, повреждено 3681. Погибло 3609 голов крупного и мелкого домашнего скота. Большой урон понесли торговля и промышленность. В одном только Петербургском порту убыло сахару 300 000 пудов, почти столько же соли, на полмиллиона хлебного вина, подмочены были тысячи пудов круп, овса, муки, поташа, пеньки, «колониальных» товаров. На Васильевском острове сильно пострадали кожевенные заводы. Залиты были многие фабрики в Нарвской части и на Выборгской стороне.
На казенном Чугунном заводе, стоявшем возле Петергофской дороги, рабочим не позволили вовремя бросить работу, вернуться в свои квартиры, и они не смогли спасти своих жен и детей, когда воды залива хлынули на берег и затопили их жилища. Здесь погибло особенно много народу.
По официальным данным, весьма неполным, в Петербурге и Петербургском уезде в день наводнения погибло 480 человек, причем в уезде — 224, большей частью людей «низкого класса». Сами жители города тогда называли другую цифру — быть может, и преувеличенную, но, вероятно, более близкую к истине — 14 000 погибших.
Когда случались в городе повальные болезни, они поражали прежде всего простой народ, тех, кто жил в тесноте и грязи. Когда случались в столице катастрофические пожары, их жертвами становились прежде всего обитатели окраин, владельцы и жильцы деревянных домишек. Точно так же и наводнения обрушивали свою ярость именно на бедняков — больше всего страдали от них жители ветхих лачуг, первых этажей, подвалов. Гибли, теряли близких «маленькие люди», подобные героям пушкинского «Медного всадника»:
Первые же сообщения о петербургском «потопе» Пушкин воспринял как весть о народном несчастье. Поэт находился тогда в ссылке в Михайловском. 4 декабря он писал брату Льву: «Закрытие феатра и запрещение балов — мера благоразумная. Благопристойность того требовала. Конечно, народ не участвует в увеселениях высшего класса, но во время общественного бедствия не должно дразнить его обидной роскошью. Лавочники, видя освещенные бельэтажи, могли бы разбить зеркальные окна, и был бы убыток. Ты видишь, что я беспристрастен. Желал бы я похвалить и прочие меры правительства, да газеты говорят об одном розданном миллионе. Велико дело миллион, но соль, но хлеб, но овес, но вино. Об этом зимою не грех бы подумать хоть в одиночку, хоть комитетом. Этот потоп с ума мне нейдет, он вовсе не так забавен, как с первого взгляда кажется. Если тебе вздумается помочь какому-нибудь несчастному, помогай из Онегинских денег. Но прошу, без всякого шума, ни словесного, ни письменного».
Наводнение, случившееся в Петербурге 7 ноября 1824 года было самым сильным и разрушительным в истории города. Но, конечно, оно осталось столь памятным для последующих поколений еще и потому, что Пушкин запечатлел его в своей «петербургской повести», как он назвал поэму «Медный всадник». Поэт разглядел человеческую суть происшествия, его роль в людских судьбах. Стихийная катастрофа оказалась не только игрой сил природы, но и знаменательным событием истории.
