П. А. Вяземский назвал вечера в одной из петербургских гостиных «изустной, разговорной газетой». Именно такие разговорные газеты — то есть обмен новостями и наблюдениями, чтение литературных произведений, критические суждения о них, споры и иная азартная игра ума — были в первые десятилетия XIX века излюбленным занятием светских интеллектуалов.
Писатели, по большей части происходившие из почтенных дворянских семейств, состояли в неразрывной связи с миром гостиных. И здесь вопреки легкомысленной скуке и важной глупости нередко звучал разговор
В небольших, скромно обставленных комнатках, в просторных и богато убранных покоях складывались мнения, произносились приговоры, формировались литературные партии. Подобно газетам и журналам, каждый кружок и каждый салон имел свое направление, свою окраску или хотя бы оттенок. В каждом были свои литературные кумиры, которых почитали, которыми гордились.
Едва ли не самым примечательным среди литературных салонов тех лет был салон президента Академии художеств и директора Публичной библиотеки А. Н. Оленина.
Малого роста, невзрачный с виду, Оленин обладал недюжинным умом, весьма обширными познаниями в науках и был предан русскому искусству как своему кровному делу. Десяти лет от роду его отправили на воспитание к родственнице — Е. Р. Дашковой, той самой, которая много лет возглавляла Петербургскую Академию наук, а также литературную Российскую академию, созданную по ее замыслу. Воспитанника Дашковой приметила Екатерина II и приказала записать его в Пажеский корпус. Затем он изучал науки в Страсбурге и артиллерийское дело в Дрездене. Из военной службы он позднее перешел в штатскую и в ней преуспел.
Будучи за границей, Оленин прочитал знаменитую «Историю искусств древности» Винкельмана и с той поры увлекся историей и археологией. За труд, посвященный «толкованию многих русских старинных речений», его удостоили избрания в Российскую академию.
В 1810-х годах Оленин жил в собственном доме на правом берегу Фонтанки между Семеновским и Обуховским мостами. Этот трехэтажный особняк он получил в приданое за женой Елизаветой Марковной, урожденной Полторацкой.
В гостеприимном доме Олениных собирались писатели, художники, артисты. «Предметы литературы и искусства занимали и оживляли разговор… Сюда обыкновенно привозились все литературные новости, вновь появлявшиеся стихотворения, известия о театрах, книгах, картинах», — рассказывал посетитель салона.
Завсегдатаями оленинского кружка были И. А. Крылов и переводчик «Илиады» Н. И. Гнедич. Здесь бывали К. Н. Батюшков и В. А. Жуковский, художник О. А. Кипренский, прославленная актриса Е. С. Семенова и знаменитый актер И. И. Сосницкий.
Здесь любил бывать и юный Пушкин.
Гостиная Олениных. Акварель неизв. художника. 1820-е гг.
В отличие от других петербургских гостиных у Олениных не в чести были карты. Им предпочитали другие игры — особенно шарады, фанты. В играх участвовали и знаменитые гости. «Не помню, за какой-то фант Крылова заставили прочитать одну из его басен. Он сел на стул посередине залы, мы все столпились вокруг него, — рассказывала А. П. Керн, племянница Е. М. Олениной, — и я никогда не забуду, как он был хорош, читая своего Осла! И теперь еще мне слышится его голос и видится его разумное лицо и комическое выражение, с которым он произнес: „Осел был самых честных правил“».
В 1819 году у Олениных Пушкин впервые увидел А. П. Керн:
В 1820-х годах Оленины поселились на набережной Мойки, возле Синего моста.
Младшая дочь Олениных — Анна Алексеевна — задумала писать роман с реальными персонажами, теми, что окружали ее в родительском доме. В июле 1828 года она занесла в дневник: «Пушкин и Киселев — два героя моего настоящего романа. Сергей Голицын (Фирс), Глинка, Грибоедов и в особенности Вяземский — персонажи более или менее интересные». Роман не состоялся, а дневник А. А. Оленина вела исправно. «Стали приезжать гости. Приехал милый Сергей Голицын (Фирс), Крылов, Гнедич, Зубова, Михаил Глинка… Приехал по обыкновению Пушкин».
Набережная Фонтанки у Обухова моста. Литография К. Беггрова. 1823 г.
После возвращения из ссылки, наезжая в Петербург, Пушкин постоянно бывал у Олениных. Особенно привлекала его Анна Алексеевна. Покидая Петербург в 1820 году, он оставил ее ребенком. Теперь это была прелестная девушка — живая, остроумная, прекрасно образованная. Пушкин увлекся ею и даже решил жениться. Он сделал предложение, но ему отказали. Олениных не устраивала его репутация, его неблагонадежность. К тому же Анна Алексеевна не была увлечена им всерьез.
Пушкин, обидевшись, перестал посылать в Императорскую Публичную библиотеку «обязательные экземпляры» тех своих книг, которых сам был издателем. Не помогали и официальные запросы Оленина по этому поводу.
А в русской поэзии неизгладимым следом безответной любви остался ряд пушкинских стихотворений, посвященных Олениной.
Человеком, известным в литературном и художественном мире столицы, был хозяин другого аристократического салона — граф И. С. Лаваль. В своем роскошном особняке на Английской набережной возле Сенатской площади он принимал не только весь высший свет, но и знаменитых писателей, музыкантов. Лаваль был французом-эмигрантом. Некоторое время учительствовал в Морском кадетском корпусе, а в петербургский большой свет попал благодаря женитьбе на богатой купеческой дочке. Юная Александра Козицкая влюбилась без памяти в пригожего графа-парижанина, и когда ее мать наотрез отказала бедному иноземцу, подала отважное прошение самому императору Павлу. Царь, как рассказывают, велел выяснить, на каком основании был отвергнут жених. Мать Козицкой объявила, что фрацуз-де чужой веры, никто его не знает, и чин у него больно мал. На эти резоны Павел отвечал: «Во-первых, он христианин; во-вторых, я его знаю; в-третьих, для Козицкой у него чин достаточен, и потому обвенчать». Дворец на берегу Невы построил для Лаваля тоже француз и тоже эмигрант Тома де Томон. По уверению современника, писателя Жозефа де Местра, гранитная лестница лавалевского дома была самой прекрасной в Петербурге. А в залах дворца хранилась редкостная коллекция картин и антиков.
И. С. Лаваль. Портрет работы неизв. художника. 1820-е гг.
Посреди всего этого великолепия в доме Лаваля собирались, между прочим, члены революционного Северного общества, молодые гвардейские офицеры — дело в том, что один из главных заговорщиков, будущий «диктатор» 14 декабря, князь С. П. Трубецкой был женат на дочери графа Екатерине Ивановне, которая отсюда, из блистательного дворца, отправилась за мужем в Сибирь…
В 1817–1820 годах у Лавалей не раз бывал Пушкин. Хозяева, по словам очевидца, «с удовольствием видели у себя молодого поэта». Посещал Пушкин салон на Английской набережной и по возвращении из ссылки. Так, 16 мая 1828 года в присутствии Крылова, Грибоедова, Мицкевича поэт читал здесь еще не разрешенную к печати трагедию «Борис Годунов».
Особняк И. С. Лаваля на Английской набережной (второй от угла). Литография. 1820-е гг.
В конце 10-х годов литераторы, маститые и начинающие, а также любители словесности собирались по субботам в квартире Жуковского, который жил тогда у Кашина моста, на углу Крюкова канала и Екатерингофского проспекта, в доме Брагина.
На собраниях в его квартире царила непринужденность, светских церемоний не было и в помине. Собиралось только мужское общество. Приходили Крылов, Гнедич, бывали Батюшков и наезжавший в столицу Вяземский, недавние лицеисты — Кюхельбекер, Дельвиг и Пушкин.
Пушкин писал «Руслана и Людмилу», приносил сюда и читал песнь за песнью. Когда же была прочитана последняя песнь, Жуковский подарил молодому поэту свой портрет с надписью: «Победителю-ученику от побежденного учителя, в тот высокоторжественный день, в который он окончил свою поэму Руслан и Людмила. 1820 марта 26, Великая пятница».
На Крюковом канале. Литография К. Беггрова по рисунку К. Сабата. 1823 г.
Недавние выпускники Лицея — Дельвиг, Кюхельбекер, Илличевский — часто собирались в доме Софьи Дмитриевны Пономаревой. Сестра одного из лицеистов второго выпуска, она навещала брата и свела дружбу с юными поэтами еще тогда, когда они не сняли лицейских мундиров. С. Д. Пономарева, которая, по словам одного из ее почитателей, была —
в своем доме устраивала литературные вечера, на которых бывали и писатели старшего поколения — А. Е. Измайлов, автор идиллий В. И. Панаев, Н. И. Гнедич, порою сам И. А. Крылов, — и молодежь: кроме упомянутых лицеистов первого выпуска, Е. А. Баратынский, П. А. Плетнев, П. Л. Яковлев, О. М. Сомов. Любезная и веселая хозяйка салона, державшая себя с гостями весьма просто и свободно, подстрекала поэтов блистать остроумием и талантами. Альбом Пономаревой был наполнен мадригалами и посланиями, в которых сказывалось самое искреннее чувство.
писал Пономаревой юный Дельвиг. Не на шутку был влюблен в нее и Баратынский.
Некоторые из молодых литераторов, что бывали в салоне Пономаревой, собирались в середине 1820-х годов в доме поэта И. И. Козлова, ослепшего и прикованного к креслу. Представление о том, как протекал вечер в доме автора «Чернеца», может дать отрывок из его дневника за апрель — май 1825 года:
«28. Лев (Пушкин) читал нам мелкие стихотворения своего брата… Вечером Гнедич, Александр и Сергей Тургеневы. Я был в салоне…
3 мая… Вечером Лев, Дельвиг, Грибоедов, человек умнейший, каких мало…
12. Тургенев, Жуковский, Пушкин (Лев), Дельвиг и Кюхельбекер пили чай. Много смеялись. Дельвиг так уморительно бесил Кюхельбекера. Позже декламировали стихи.
25. Дельвиг остался обедать. Около 6 час. Тургенев и Жуковский, который едет в Павловск и Царское. Лев (Пушкин) принес мне чудное послание ко мне своего брата Александра, что мне доставило чрезвычайное удовольствие».
Это были присланные Пушкиным из Михайловского стихи:
Литературные собрания в начале 1820-х годов заводят у себя и издатели журналов — А. Ф. Воейков и Н. И. Греч.
В дом Воейкова гостей привлекала ясная улыбка и печальная красота его жены Александры Андреевны — племянницы Жуковского, «Светланы» его стихов. В нее был влюблен Александр Тургенев, от нее был без ума дерптский студент поэт Николай Языков.
В. А. Жуковский. Литография О. Эстеррейха с дарственной надписью А. С. Пушкину. 1820 г.
Впоследствии пятницы Воейкова превратились в собрания второстепенных и третьестепенных писателей, печатавшихся в его изданиях, а иногда искавших его покровительства. В кабинете Воейкова на виду висели портреты Карамзина, Жуковского и Пушкина. Рядом красовалось его собственное изображение. Автор сатирической поэмы «Дом сумасшедших», высмеивавшей всех видных тогдашних литераторов, Воейков пожелал, чтоб его самого портретист поместил в комнате, где висела табличка «Дом сумасшедших, отделение III, № 27». На портрете Воейков, сидя за столом в полосатом халате, пишет на лежащем перед ним листе бумаги:
В литературном кругу Воейков славился злоязычием и страстью к интригам.
Греч был не менее знаменит своими колкими шутками. В начале 1820-х годов он слыл либералом, и в шутках его нередко сквозило вольномыслие. Будущие декабристы в то время часто посещали дом Греча. Позднее, в 1830-х годах, гостями «четвергов» Греча стали постоянные сотрудники «Северной пчелы», авторы расхожих повестей и поэм — Константин Масальский и Андрей Подолинский, «модные» поэты, прогремевшие тогда в журналах, — Нестор Кукольник и Владимир Бенедиктов.
В середине 1820-х годов петербургским литераторам хорошо была известна квартира К. Ф. Рылеева в доме Российско-Американской компании на Мойке.
Сюда на так называемые «Русские завтраки» сходились литераторы — друзья Рылеева. Завтраки эти бывали ежедневно около второго или третьего часа пополудни. «Русскими» они назывались потому, что угощением служили ржаной хлеб, кислая капуста и «графин очищенного русского вина». Говорили о литературе и о политике. «То там то сям вырывались стихи с оттенком эпиграмм и сарказма». Пели сатирические песни, сочиненные Рылеевым и А. Бестужевым.
«Я очень любил эти завтраки, — вспоминал младший брат А. А. Бестужева — Михаил, — и, как только была возможность уйти от убийственной шагистики, поглощавшей все мое утро до вечера, я спешил отдохнуть там душою и сердцем в дружной семье литераторов и поэтов. Особенно врезался у меня в памяти один из этих завтраков, на котором в числе многих писателей были барон Дельвиг, Ф. Глинка, Гнедич, Грибоедов и другие. Тут же присутствовал брат А. Пушкина Лев… Помню, что он говорил наизусть много стихов своего брата, еще не напечатанных: прочитал превосходный разговор Тани с няней, приведший в восторг слушателей».
Пушкин в это время томился в михайловской ссылке, но и оттуда его поэтический голос достигал столицы. Более того — среди людей, живших в Петербурге, не было человека, чье влияние на духовную жизнь петербуржцев можно сравнить с влиянием ссыльного поэта. «„Деревня“, „Кинжал“, „Четырехстишие к Аракчееву“, „Послание к Петру Чаадаеву“ и много других, — вспоминал декабрист И. Д. Якушкин, — были не только всем известны, но в то время не было сколько-нибудь грамотного прапорщика в армии, который не знал их наизусть. Вообще Пушкин был отголосок своего поколения. И вот, может быть, почему он был поэт истинно народный, каких не бывало прежде в России».