— Ладно, как ни занятно слушать праздную болтовню шута, готового встретиться со своим создателем, но настало время поговорить серьезно, — продолжил Филоксенит. — Если существует заговор против императора, мне необходимо знать о нем.

— А вдруг вы и сами в числе заговорщиков? — с подозрением сказал я. — И кто гарантирует, что вы не перережете мне глотку после такого разговора?

— Верно, никто, — мягко подтвердил он. — Я редко считаю нужным оправдываться перед обычными прохвостами вроде тебя. И если ты будешь продолжать упорно уклоняться от разговора, то я перережу тебе глотку прямо сейчас. Так что, на мой взгляд, терять тебе совершенно нечего.

Его логика казалась убедительной. Хотя, конечно, мои способности к рассуждениям несколько ограничивались веревками, привязывавшими меня к креслу, и кинжалом у горла.

— Цинцифицес подслушал разговор двух мужчин, они сговаривались убить Алексея, — сказал я. — В начале ноября. И он передал эти сведения всем работавшим в городе шутам.

— Почему именно шутам? — спросил Филоксенит.

— Потому что среди его знакомых только они имели доступ к императору и императрице. К тому же он подумал, что никто, кроме них, не воспримет всерьез его слова.

— Тогда почему шуты не доложили обо всем императору или императрице?

— Потому что хотели сначала сами проверить эти сведения. Но в течение недели все они исчезли.

— С ноября прошло много времени.

— Ну и что?

— А никакого покушения на императора так и не было.

— Цинцифицес считал, что заговорщики ждут какого-то особого события.

— Когда ты разговаривал с ним?

— Несколько дней назад.

Я пересказал ему все наши разговоры. Он слушал, лениво поигрывая кинжалом.

— Так значит, это вы обкурили меня на последних состязаниях, — сказал он. — Я, конечно, удивился, откуда вдруг мог повалить дым, но вскоре и думать забыл о такой мелочи. А вы, значит, решили, что я на стороне заговорщиков.

— Вы были моим главным подозреваемым, — признал я.

— Употребление тобой прошедшего времени подразумевает, что ты изменил свое мнение, — удовлетворенно сказал он. — Или что ты практичный человек.

— Я пока еще жив, — заметил я. — Это кое-что да значит.

— Очень жаль, что твой единственный свидетель мертв.

Он долго и пристально смотрел на меня. По выражению его лица я не смог разгадать, что за мысли бродят в его голове.

— Много лет я присматривался к твоим приятелям, — наконец сказал он. — И не мог не заметить, что их шуточки таили в себе множество дельных советов, принесших много пользы императорам, у которых хватило мудрости им последовать. А еще я заметил, что, когда тебе сегодня представилась возможность дать полезный совет, ты предпочел отшутиться.

— Совет может дать любой дурак, но шут, нацелившийся на долгую службу, должен для начала изучить обстановку.

— Разумная политика. Наш нынешний коронованный владыка обожал тех карликов. Они жили здесь так долго, что, наверное, лучше всех разбирались в столичных делах. Когда они исчезли так внезапно, некоторые из нас заподозрили, что кто-то, позавидовав их влиянию, уговорил их убраться из города. Но у меня и мысли не возникло, что их убили.

Он прохаживался у меня за спиной, перестав маячить перед глазами, но по-прежнему вызывая определенные опасения.

— Не скажу, чтобы подобные дела вызывали у меня отвращение, — продолжил он, и я вздрогнул, ощутив на затылке холодок стали. — Это разумная тактика. Но поскольку она исходила не от меня, то я предпочел бы, чтобы она потерпела провал.

Убрав кинжал от моего затылка, он перерезал веревки.

— Все упомянутые тобой шуты… они действовали сообща?

— За исключением Цинцифицеса, — сказал я, потряхивая онемевшими руками.

— Так вот почему ему удалось прожить дольше всех, — задумчиво произнес он. — И ты прибыл сюда, услышав об этих исчезновениях. Почему именно ты? Кто послал тебя?

Я молча покачал головой. Он нацелил на меня кинжал

— Я хочу окончательно прояснить для тебя два момента, — сказал он. — Во-первых, что касается меня, то я теперь в какой-то степени твой должник. Но советую не испытывать моего терпения. Надеюсь, ты не настолько глуп, чтобы замыслить покушение на мою жизнь. Уверен, что ты способен организовать его, но вряд ли тогда сам доживешь даже до заката.

— Это один момент или уже оба? — спросил я.

— Во-вторых, — продолжил он, оставив без внимания мой вопрос, — этого разговора между нами не было. И то же самое будет касаться всех наших последующих ежедневных разговоров. Между тем я постараюсь провести собственное расследование.

— Отлично, — сказал я. — Теперь я могу уйти, господин хранитель?

Он открыл дверь, впустив двух варягов, и приказал:

— Уведите его.

Я надеялся, что они не получили молчаливого приказа убить меня. Им достаточно было бы одного условного знака. Но уже через минуту я оказался за воротами дворца.

— Я видел ваше представление на ипподроме, — дружелюбно сказал один из них напоследок. — Мне понравилось. А судя по рассказам наших парней, вы также здорово повеселили их в банях.

— Спасибо, — сказал я.

Отвесив мне иронические поклоны, они направились обратно во дворец. А я, привалившись боком к стене, начал заглатывать воздух, точно утопленник, чудом возвращенный к жизни. И воздух этого города, отягощенный запахами дыма, специй и разнообразных испарений, показался мне вдруг на редкость приятным.

— Говорят, у кошки девять жизней, — произнес чей-то голос за моей спиной. — Интересно, сколько же их у шута?

Обернувшись, я увидел появившегося в воротах капитана Станислава.

— А еще говорят, что трус умирает тысячу раз, а герой — всего один раз, так сколько же раз умирает трусливая кошка? — вместо ответа спросил я.

Он кивнул в сторону моего варяжского эскорта.

— Обычно, когда человек попадает к ним в руки, то его труп со временем обнаруживается в нашей гавани. Как ты умудрился уцелеть? Поделись секретом.

— Живые шуты приносят больше пользы, чем мертвые, — ответил я.

— Неужели?

— Не стоит недооценивать благотворное влияние увеселений, любезный капитан.

Я закинул сумку на плечо. Станислав, оставив свой пост, пошел рядом со мной.

— Я слышал, нынче ночью у вас пропал один из соседей, — сказал он.

— Ты исключительно хорошо осведомлен, — ответил я.

— А твой напарник, Клавдий, внезапно покинул город. Почему?

— Понятия не имею. Спроси его, когда встретишь.

— Не премину. Очень жаль, что он бросил тебя. Вы отлично смотрелись вместе.

— Действительно, очень жаль. Но такова жизнь. Прежде мне часто приходилось играть в одиночестве.

— Ты думаешь, что это он убил Азана?

— Нет. А ты?

— Все возможно.

— Тогда доложи о твоих предположениях властям. Стражники разберутся с городской преступностью скорее, чем гвардия.

— Послушай, шут, — сказал он, схватив меня за плечо. — Ты появился в нашем городе и всего за неделю умудрился свести знакомство с самим императором. Однако в то же самое время одного из твоих знакомых закалывают кинжалом. Твой приход явно связан с дурными предзнаменованиями, и это тревожит меня.

— Ну-ну, не стоит так переживать на мой счет.

— Почему ты стремился попасть во дворец?

— Потому что там хорошо платят, капитан. Уличные представления имеют свою прелесть, но мне хочется пожить на широкую ногу.

— Что-то угрожает императору? — требовательно спросил он.

Я взглянул на него. Его обычная самоуверенность сменилась озабоченностью.

— Кому же знать, как не тебе, — ответил я. — Я, черт возьми, тут без году неделя.

— Азана убили в твоей комнате, — сказал он. — Возможно, вместо тебя.

— Вот интересно, а это-то ты откуда узнал?

— Поделилась тут со мной одна шалунья. Stultorum numerus…

— Пошел к дьяволу! — выругался я, сбрасывая его руку с плеча.

— Она сказала, что тебе должно быть известно… — неуверенно пробормотал он.

— Кто ж тебе такое наплел?

— Талия. Клоунесса.

— А я слышал, что она мертва.

— Но…

— Защищай сам вашего чертова императора. Каким боком все это может касаться меня?

— Разве тебя прислала не гильдия?

— Нет, конечно. Чтоб ей провалиться! Бродячему шуту уже шагу нельзя ступить, чтобы его не зачислили в какую-то гильдию.

— Мне нужна твоя помощь, — тихо сказал он.

Я не на шутку рассердился.

— Последнее время, насколько я понял, ты имеешь в своем распоряжении всю императорскую гвардию.

Оглянувшись, он проверил, не подслушивают ли нас.

— Я никому не могу довериться, — сказал он.

— А с чего тебе доверять мне?

— Ты не представляешь, что творится во Влахернском дворце. Все погрязли в заговорах. Одним нужна власть, другим — богатство, третьим — женщины, а остальные строят козни ради того, чтобы сохранить то, что поимели. Дело дошло уже до того, что даже единомышленники с трудом могут узнать друг друга.

— А что, собственно, нужно тебе самому? — спросил я.

— Мои притязания считаются слегка устаревшими. Я хочу лишь верой и правдой служить императору.

Я рассмеялся.

— В этом городе творится много странных вещей. И во главе списка его странностей, наверное, можно поставить преданного солдата. Не обижайся, капитан, но я не представляю, чем я могу быть тебе полезен. В конце концов, я всего лишь шут.

— Ты будешь частенько вращаться в ближнем кругу Алексея. Просто держи открытыми глаза и уши. Шутов порой посвящают в такие тайны, которые не доверят охране. И если ты что-то узнаешь, то сообщай мне.

— Тебе придется встать в очередь, капитан. Кстати, окажи и ты мне услугу: если Талия еще жива, посоветуй ей заглянуть в «Красного петуха». — Я сделал вид, что ухожу, но потом обернулся и искоса глянул на него. — Дело, конечно, давнее, но, помнится, мы с Талией неплохо проводили время.

Не успел я и глазом моргнуть, как он припер меня к стенке.

— Если ты скажешь еще хоть слово о ней, я сам прикончу тебя, — задыхаясь от ярости, прошипел он.

— Ого, какой боевой задор! — воскликнул я. — Берегись, капитан. Бог наделил кошек когтями и зубами. Увидимся в «Петухе».

Он ослабил хватку, и я пошел дальше. Отойдя на безопасное расстояние, я оглянулся. Он все так же стоял у стены, сложив на груди руки, и смотрел мне вслед.

М-да, жить становилось все сложнее. Одно мое присутствие, похоже, разворошило это осиное гнездо, что вполне могло помочь моему расследованию, если, конечно, их укусы не будут сильно досаждать мне. Интересно, кто еще захочет воспользоваться моими услугами?

У капитана, должно быть, завелся осведомитель в «Петухе», раз ему стало известно о смерти Азана. Или сама Талия сообщила ему. Стоило бы поговорить с ней еще разок. Что за дурь выдавать наш пароль кому попало! Впрочем, нам давно пора сменить его. Мальволио тоже знал пароль и воспользовался им, чтобы завоевать мое доверие в Орсино, но он, насколько я понял, просочился в ряды гильдии задолго до того, как я его разоблачил. Кстати, я так и не выяснил, у кого он состоял на службе. Все выглядело как простая месть, но сейчас я начал подозревать, что его действия являлись частью более важного замысла.

В тот вечер в «Петухе» за ужином определенно царила подавленная атмосфера. И это не удивительно, учитывая смерть одного из постояльцев. Взаимные подозрения еще больше усугубляли положение. Стоило кому-то достать нож, чтобы отрезать кусок хлеба, как руки остальных перемещались к поясу или к другим местам, где было спрятано оружие.

Многие надеялись, что хоть я как-то развеселю их, но у меня самого было скверно на душе. От Клавдия не поступило никаких известий, а я слишком выдохся после пребывания во дворце, чтобы отправиться сейчас на ее поиски. Хороший муж, вероятно, побросал бы все дела, чтобы найти жену, но у меня был иной взгляд на свои обязанности.

Удалившись на отдых, я никого не нашел в комнате Азана — моем новом жилище. Приятное разнообразие. Я закрыл дверь на засов и проверил запоры на оконных ставнях. Задул свечу и улегся в темноте. Лежак Азана оказался гораздо более удобным. И я уснул почти мгновенно, несмотря на страхи за жену, на дневные перипетии и на то, что занял жилье покойника.

Посреди ночи я проснулся оттого, что кто-то прилег ко мне под бочок и крепко обнял меня. Но это была совсем не та особа, которую я ждал.

— Как ты попала сюда? — сонно спросил я.

— Через окно, — сказала Талия. — Запоры не слишком надежны. Я забыла, что ты поменял комнату. Едва не осчастливила вместо тебя одного печенежского торговца, похрапывавшего на твоем старом месте.

Ее рука скользнула по моей груди, проникнув под жилет шутовского костюма. Я решительно прекратил ее ласки. К тому моменту я уже вполне проснулся и осознал, что она успела сбросить всю одежду.

— В чем дело? — спросила она, садясь в постели.

— Я не могу, — сказал я.

— Почему? Разве с тобой что-то не в порядке? Ты говорил, что едва не потерял ногу. И я тогда подумала, что ты имел в виду именно то, что сказал. Неужели тебе повредили что-то еще?

— Что-то еще произошло со мной, — сказал я. — У меня появилась жена.

— Нет! — протестующе воскликнула Талия. — Тебя заловили в эти сети? Не верю, Тео. Чтобы такой перекати-поле, как ты, оказался женатым?

— Я и не утверждаю, что пустил корни, — сказал я. — Просто теперь у меня есть жена

— И где же она сейчас? — спросила она.

— Странствует где-то там, — сказал я, махнув рукой на запад

— Ну, тогда все в порядке.

Она вновь начала поглаживать меня. Я вновь отвел ее руку.

— Я же сказал, что женился.

— Мне приходилось спать с женатыми мужчинами. И, судя по моему опыту, это никогда не служило препятствием. А зачастую даже, наоборот, обостряло их чувственность.

— Позволь я просвещу тебя немного по части морали, — перебил ее я. — Женатый. И верный супруг.

Она снова села.

— Это из-за шрамов, так ведь? — сказала она, уткнувшись подбородком в колени. — Они вызывают у тебя отвращение.

— Ничего подобного, — возразил я. — Если бы у меня не было жены, я с радостью раскрыл бы тебе свои объятия. И мы занялись бы в темноте сравнением, у кого из нас больше шрамов.

— По-моему, ты подшучиваешь надо мной. Ведь если сейчас она далеко на западе…

— Не велика честь хранить верность жене, когда она под боком, — встрял я, не дав Талии договорить. — Истинное испытание — оставаться верным даже в разлуке.

— Какие мы благочестивые, — фыркнула она. — И ты, наверное, полагаешь, что она будет верна тебе в твое отсутствие.

— Она истинная Пенелопа, — сказал я. — И по возвращении мне придется убить полсотни ее ухажеров

— О, мне знакома эта история! А может, я подойду на роль Цирцеи? Ну пожалуйста!

— Не подойдешь. Большинство мужчин уподобляются свиньям еще до встречи с тобой. Твое очарование совсем иного рода.

— Льстец.

Талия встала с постели, нашарила на полу свои вещи и начала одеваться.

— Почему тебе так хотелось совратить меня с пути истинного? — поинтересовался я.

Даже в темноте я почувствовал, как она напряглась.

— Мне казалось, что таким образом я смогу вернуть твое благорасположение, — сказала она.

— Тебе надо было действовать наоборот, — ответил я. — Для начала вернуть мое благорасположение, а уж после этого пытаться соблазнить меня. В том случае, если бы я был свободен.

— Пожалуй, ты прав. У тебя есть для меня какое-нибудь задание?

— Есть кое-что, чем я предпочел бы заняться сам, но моих дурацких способностей на все не хватает. Симон считает, что Азана убил кто-то из здешних постояльцев. Я бы поставил на Петра, нашего знакомого мясника, но это всего лишь подозрения. Неплохо было бы последить за моими соседями, выяснить, чем они промышляют и что говорят, если, конечно, ты уже восстановила силы для такого дела.

— Договорились, — сказала Талия. — Скучная работенка, но я сделаю ее.

Она накинула капюшон и шагнула к окну.

— Между прочим, — небрежно произнес я. — Как, интересно, капитан Станислав узнал пароль гильдии?

Она застыла, потом медленно опустилась на постель рядом со мной.

— Мне очень жаль, — сказала она. — Это моя вина.

— Давно пора было рассказать мне все.

— Я как раз шла к нему на свидание, когда на меня напали и бросили подыхать прямо на дороге. Он был одним из моих любовников во дворце.

— И одним из твоих воздыхателей, разумеется.

— Разумеется, — согласилась она. — Когда я не пришла, он встревожился. И пошел искать меня. Именно он нашел меня, полумертвую, на улице. Он тайно перетащил меня к себе, обработал раны, в общем, выходил меня.

— Сам?

— Нет. Когда он уходил в город, его сменяли верные слуги. Чин имеет свои привилегии. Он также привел хирурга, который худо-бедно подштопал мои раны. Не гвардейского лекаря, а одного старика из еврейского квартала, умеющего держать язык за зубами. Наверное, я много выболтала там, пока валялась в бредовом состоянии. Потом я пошла на поправку, и Станислав поведал мне, о чем я говорила в бреду. Но учти, что прошло уже много времени с тех пор, как на меня напали, и все остальные шуты давно исчезли. Я жутко испугалась. Меня едва не убили, а я даже не представляла, что знаю нечто очень важное. В бреду я упоминала какой-то заговор, но Станислав не сумел ничего выяснить, когда занялся расследованием. Я тревожилась о том, что в городе может появиться посланец гильдии и ему будет не к кому обратиться за помощью. И тогда, Тео, я сообщила ему пароль. Вероятно, мне не следовало этого делать, но в то время я еще плохо соображала.

Я погладил ее по плечу.

— Все в порядке. В любом случае я давно подумывал, что пора сменить пароль. У Станислава есть какие-нибудь подозреваемые?

— У него их так много, что он не знает, за кого взяться первым. По-моему, он надеется, что ты привлечешь их внимание, и он схватит их, когда они убьют тебя.

— Мне не нравится этот план. Может, он все-таки попытается схватить их до того, как они убьют меня?

— Он думает, что твое убийство сделает их намерения более очевидными.

— Ах вот как. Тут он, безусловно, прав.

Наклонившись, Талия нежно поцеловала меня в щеку, потом забралась на подоконник.

— Спи спокойно, — тихо сказала она и растворилась в предрассветных сумерках.

Утро я провел в поисках Виолы, пробежавшись по тем местам, где мы успели побывать вместе. Никакого результата, а главное, непонятно, куда еще, в сущности, она могла податься. У меня не было времени проверять наш путь до самой Фессалоники. Оставалось лишь надеяться, что если она направилась туда, то рано или поздно Толстый Бэзил пришлет мне об этом весточку. Если, конечно, я еще буду жив, чтобы получить ее. И если Виола еще будет жива, чтобы послать ее.

Никаких хвостов или преследователей я не заметил, хотя предпринял все обычные меры предосторожности. Либо я сбил их со следа, либо тайная слежка была идеальной. Для надежности я решил не расслабляться и счел верным последний вариант. Когда действуешь в одиночку, лишняя осторожность не помешает.

Сведения о связи Станислава и Талии лишь слегка прояснили дело. Раньше я удивлялся, как Талия узнала о моем прибытии в город. Очевидно, Станислав сообщил ей, что встретил меня в «Петухе», и вскоре после этого она стала следить за мной.

Припекавшее солнце напомнило мне о том, что меня ждет царственная публика. Пройдя через все ворота и двери Влахернского дворца, я обнаружил, что Алексей пребывает в гордом одиночестве, не считая выставленной у входа охраны. Он уныло сидел на троне, уставившись в пространство и подпирая рукой подбородок. На столике рядом с ним стояли кувшин и полный кубок.

— А-а, Фесте, — протянул он. — Видишь? Я запомнил твое имя.

— Я польщен, ваше величество.

— Спой что-нибудь, порадуй мою душу, — попросил он.

— С удовольствием, — сказал я, доставая лютню.

Я спел несколько веселых песенок и героических баллад. В какой-то момент он осушил кубок и, вновь взявшись за кувшин, обнаружил, что тот пуст. Он швырнул сосуд в дверь. На звук удара мгновенно примчался слуга с полным кувшином.

— Если я закончу и этот до того, как появится следующий, — сказал император слуге, трясущемуся от страха, — то на следующих состязаниях мы полюбуемся, как ты будешь сражаться с моими медведями.

Слуга поклонился и улетучился из зала. Алексей повернулся ко мне и подмигнул.

— Дисциплина, — сказал он — Благодаря ей я так многого достиг.

— Восхитительно, — откликнулся я.

Он дополнил кубок, глотнул вина и встал с трона.

— Здесь нужно прорубить окно, — проворчал он. — Я стал императором не для того, чтобы заживо гнить в этом склепе. Где наше лучезарное светило?

— Когда я вошел, оно сияло на троне, — заметил я.

Он сделал неопределенный благодарственный жест и начал бродить по залу, опираясь на трость, инкрустированную драгоценными камнями.

— Тебе когда-нибудь хотелось стать императором? — спросил он меня.

— Нет, мой господин.

— Тогда ты, видимо, единственный, кто этого не хочет. Я окружен наследниками, лелеющими надежды, и заговорщиками, вынашивающими честолюбивые планы, и, в сущности, как раз такое окружение меня устраивает.

— Я надеюсь, вы обнаружите, что я не отношусь ни к тем, ни к другим, мой повелитель.

— Ты? Ты же императорский шут. А если император не сможет доверять шуту, то кому же он сможет доверять?

— Себе, мой повелитель.

Алексей задумался.

— Не знаю, могу ли я доверять себе, — признался он. — У меня слишком много недостатков. Слишком много грехов. Порой они тяготят меня. Как все мое окружение, я тоже лелеял надежды и устраивал заговоры, и это истинная правда.

— Если это утешит ваше величество, то я бы сказал, что мне приходилось встречать людей и похуже вас.

В напряженном молчании Алексей уставился на меня пристальным взглядом, и стражники насторожились. Наконец император рассмеялся.

— Значит, для меня еще не все потеряно, верно? Нужно больше путешествовать, чтобы познакомиться с великими грешниками. Признаюсь тебе, Фесте, я иногда задумываюсь, стоит ли вся эта игра свеч. Всю жизнь я стремился стать императором, и вот я восседаю на императорском троне. А что дальше? Начать завоевывать мир?

— Это огромное пространство, — сказал я.

— Да, и мы можем лишь закрепиться на его крошечном островке. Я участвовал в схватках, поверь мне, и даже боролся ради моих же предшественников. Или против них. Никогда не угадаешь, чью сторону придется принять в семейных перебранках. Боролся вместе с моим отцом против Андроника ради того, чтобы императором стал покойный Алексей; потом мой отец переметнулся на сторону Андроника, и мы все также последовали за ним. Я всегда старался избежать кровопролитий. Поэтому у меня так много преданных сторонников. В отличие от других я не стремился к военным баталиям, ограничившись несколькими скромными казнями. Сдерживал порывы вероломного Алексея, чтобы избежать сражений. Захватил трон моего беспечного брата, пока он охотился. Наша империя еще не видела такой бескровной смены престолонаследников, все обошлось без смертоубийства. Даже брату сохранил жизнь. — Он помолчал. — Возможно, я проявил излишнее мягкосердечие, ты понимаешь. Было бы разумнее избавиться от него. Но семья есть семья. В детстве мы с ним вместе играли. Именно поэтому я лишь ослепил его.

— Крайне великодушно с вашей стороны.

— И все-таки есть люди, недовольные мной.

— Им не хватает здравомыслия. А где же нынче ваша флейтистка?

— Ушла в бани с остальными женщинами, — сказал он. — Хотелось бы мне подсмотреть за ними. Надо будет устроить в женских банях потайное местечко для меня. Я порой задумываюсь, чем они там занимаются в наше отсутствие. А тебя это не интересует?

— Должны же у них быть какие-то тайны от мужчин, ~ сказал я.

— Раньше мы с Эвфи частенько купались вместе, — доверительно сообщил он. — Ах, какая роскошная у нее была фигура! Полагаю, она и сейчас такова. Как-нибудь на этих днях стоит пригласить ее в императорскую опочивальню. Вспомнить старые времена.

— Бывают времена, мой господин, когда острота наслаждения с одной женой выше, чем с многочисленными наложницами.

— Верно, верно. Но между тем… Ах, вот и мое сокровище!

В дверях в грациозной позе стояла флейтистка. Дав ему насладиться зрелищем, она медленно вступила в зал и, мелодично позвякивая колокольчиками, унизывающими пальцы ее рук и ног, направилась к своему повелителю. Множество цепочек с колокольчиками покрывали также и ее тело, оберегая легкие остатки ее скромности. Собственно, вся ее одежда состояла из этих самых колокольчиков. Египтянка не только искупалась, но и умастила себя благовонными маслами. Она играючи ускользала от его объятий, но Алексей решительно вознамерился ее поймать. Она расхаживала вокруг, уклонялась от его прикосновений и, видя, как он хромает за ней, бросала на него соблазнительные взгляды и манила к себе ярко накрашенными пальчиками. Мы со стражниками наблюдали за тем, как она в конце концов позволила ему поймать себя.

— Ну вот, я сегодня отлично поохотился, — отдышавшись, заявил он. — Разве она не прелестный трофей?

— Весьма породиста. Вам осталось лишь оседлать ее, — сказал я.

— О да, да, я так и сделаю, — промурлыкал он, лаская ее волосы. — Ты порадовала императрицу хорошим докладом, моя милочка? Рассказала ей, как меня утешают твои игры?

Она пролепетала что-то по-арабски, и он просиял идиотской улыбкой.

— Не понял ни слова, — сказал он. — Но звучит соблазнительно.

Я не собирался служить для него переводчиком. В арабском языке множество тончайших нюансов, особенно когда дело доходит до оскорблений, и их совершенно невозможно адекватно перевести на другой язык.

— Отдых! — взревел император.

Флейтистка, вырвавшись от него, закружилась в сторону опочивальни. Он явно не устоял бы на ногах, если бы я не подскочил, чтобы поддержать его.

— Благодарю, любезный шут, — сказал он. — На сегодня ты свободен.

— Еще рано, мой господин, — сказал я. — Может, мне подождать, чтобы еще немного развлечь вас после отдыха?

— Нет, если только… О, я понимаю, что ты имеешь в виду. Нет, ступай-ка сам развлекись. — Он с вожделением глянул в сторону Царицы Колокольчиков. — А мы в случае необходимости будем бить во все колокола, — захохотал он.

— Возможно, мне удастся развлечь императрицу? — предложил я.

Интересно было бы посмотреть, как поживает другая половина блаженного семейства.

— Нет необходимости, — сказал император. — У нее уже есть клоунесса.

— Я слышал, что Талия покинула ее не так давно, — заметил я.

— Талия? — озадаченно спросил он. Потом лицо его прояснилось. — Ах да. Та прежняя акробатка. Мне она нравилась. Женщина-змея. Она мне даже снилась, признаюсь честно. Хотя признаваться-то не в чем. Эвфи в любом случае не отпустила бы ее ко мне. Забавная у меня супруга, умеет убедить меня отказаться от наложниц. Спасибо, хоть порадовала меня одной египтянкой. Короче, ты там не нужен, у нее появилась новая клоунесса.

Трудно сохранить подобающее лицо, когда сердце готово выпрыгнуть из груди.

— Когда же? — небрежно поинтересовался я.

— Вчера, — сказал он. — Прелестная малышка. Зовется Аглаей.