С утра папка ушёл ещё до моего пробуждения. На столе прижатые заварочным чайником лежали ещё десять рублей, а сваренная каша стояла завёрнутая с чугунком в одеяло. Непривычно короткие волосы лезут в глаза и на лицо. Быстро собралась, заплела волосы в "колосок", подхватила малую котомку, надела сапожки, ведь надо их не разнашивать, а обживать, и пошла в магазин за чаем для дядьки Ахмета.

Лето словно извиняясь за начавшуюся войну, баловало Ленинград редкой хорошей погодой. А в булочной, в которую заскочила по пути собравшиеся в кучу женщины гудели. Выяснилось, что сегодня рано утром была попытка бомбёжки Ленинграда, но немецкие самолёты подходившие со стороны финской территории над Сестриком перехватили зенитки и морская авиация, вроде даже кого-то сбили и рассеяли, до города никто не долетел, а бомбы упали в залив и рядом с каким-то посёлком. Главной же темой было, возмущение, что Финляндия в войну не вступила, а самолёты прилетели с её территории. Но вроде это делают немцы, а не финны. Ещё кто-то сказал, что пришёл корабль с эвакуированными гражданскими с полуострова Ханко, которых, хоть Финляндия не вступила в войну, бомбить и обстреливать начали с воскресенья. Что "Сталин" с людьми дошёл нормально, а вот в сопровождающий эсминец бомба попала, но он тоже дошёл. К слову, я тогда чуть ли не впервые осознанно услышала название базы Ханко, потому, что для меня многое было словно вдали и я слышала про конфликт у озера Ханка на Дальнем Востоке и после финской войны мне кто-то объяснил, что у нас здесь своё Ханко и не озеро, а полуостров. Но все эти объяснения во мне не задержались, ну, какое мне дело, до военно-морской базы где-то в Финляндии?… И ещё была куча всякой важной очень секретной и не очень информации ОБС. Только вот пока живой динозавр в Финском заливе не вынырнул, видимо мало у народа знаний по палеонтологии, хотя про русалку в Обводном чего-то мелькнуло…

— Вот и до нас война кажется добралась. — грустно в голове вздохнул Сосед. А мне всё никак не хотелось ему верить, так словно, если я поверю, то это лично я спровоцирую и разрешу все ужасы, что он мне рассказывал.

По дороге впервые встретились живые признаки начавшейся войны. На перекрёстке в укрытии из сложенных ящиков и мешков с песком на колёсном прицепе в небо уставила раструб своего ствола зенитка, а рядом с ней прохаживался часовой в каске и при винтовке, но делал это как-то неуверенно, можно сказать робко, словно стесняясь своего вторжения в мирную городскую действительность. Несколько мальчишек ещё не успевшие осознать новизну такого явления сидели у кустов и обсуждали часового и какие-то свои сверхважные вопросы.

Купила какой-то импортный чай с красивыми белыми цветами на коробке запакованной в целлофан, вернее три такие коробки грамм по пятьсот каждая. Ещё купила целых десять штук в красивых двухсотграммовых коробочках цейлонского чая с какими-то латинскими буквами и с нарисованной смуглой девушкой с летним зонтиком. И напоследок ещё десяток нашей фасовки индийского чая. Уже собираясь уходить, не удержалась и спросила про небольшую коробочку с иероглифами и белыми цветами. Оказалось, что это очень вкусный китайский жасминовый чай, я, недолго думая, купила и его. Денег мне хватило даже тех, что у меня были ещё вчера, так, что ещё и запас остался. Шла домой, грызя свежий рогалик, который из-за своей свежести имел ещё не успевшую смягчиться хрустящую румяную корочку и мягкую ароматную нежную сердцевину. Папа как-то рассказывал, что в Москве, где он был в командировке, у него конфуз вышел, там рогаликом называют большую запечённую глазированную баранку, а наших рогаликов нет, но сказали, что бывают, и называют рожки. А ещё есть кренделя, которых в Ленинграде не любят, но есть завернутые в петлю рогалики. Выходи, что грызу я не привычный до слёз наш рогалик, а может быть их рожок. Вот так!

В сквере около родильного дома увидела, что с пары машин сгрузили какие-то непонятные конструкции и что-то расстилают прямо на газонах, вокруг бегает какой-то суматошный худощавый воентехник и командует, а три солдата с винтовками и примкнутыми штыками стоят по краям в карауле. Из отдельных услышанных фраз подумала, что это кажется собираются аэростат запустить и будет в небе кишка такая висеть…

Дома собралась влезть в сапоги, но влез Сосед:

— Ты, что решила в сапоги носки надеть?

— Так я всегда и у бабушки носки в сапоги надевала… Это только папа с дедом портянки крутили…

— Вот они правильно делали. Сапоги носят на портянки, вчера мастер тебе в сапоги портянки накрутил, он такой глупый или носочки твои не видел?

— Не знаю, я ведь сапоги в городе не носила никогда.

— Вот и доставай портянки.

— Вот. Ой, а я их наматывать не умею…

— Ну, "это не горе", как говорил какой-то сказочный персонаж. Расстилай на стуле портянку, вот, теперь смотри, как я делать буду…

Нога встала, чуть отступив от наружного и ещё меньше от переднего краёв, потом наружный угол как-то ловко обернул пальцы и уголок спрятало и прижало свободным полотном портянки. Следующим движением оставшаяся кнутри свободная часть портянки обернула подъём, вышла изнутри и передний край ловко лёг на переднюю поверхность голени, руки расправили образовавшийся со стороны пятки хвост, который как-то конвертиком сложился вокруг пятки и обернулся уже вокруг лодыжек и зафиксировал конец, когда куда-то загнул свободный уголок. Портянка с ноги никуда не падает, а нога в этой портянной упаковке так смешно выглядит…

— Так и будешь смотреть, сапожок надевай, будем на него красоту и глянец наводить…

Едва я встала и притопнула надетыми сапогами, как Сосед подхватил за края подол платья и задрал его выше колен:

— Э-эй! Ты чего делаешь?

— Не то, что ты подумала, собираюсь сапоги чистить…

Критично осмотрев все три наши сапожные щётки, выбрал самую старую на которой в остатках щетины ваксы не было совершенно и стал ею шуровать по сапожкам со всех сторон, только голенища почти не трогал. Я не раз видела военных с сияющими начищенными сапогами, но у меня никогда так не получалось, хоть я старалась, путь не сапоги, а туфли или ботинки. И папа чистил свои сапоги и ботинки, они получались чистыми и ровной черноты, но ни разу не сияли начищенными зайчиками отражений. Здесь у меня на глазах сапоги начали сиять, но это оказалось только подготовкой, потому, что почти никогда не использовавшаяся у нас байковая полоса бархотки приступила к наведению финальных штрихов. Теперь внимание уделили и голенищам, в какой-то момент мне показалось, что сапожки у меня из зеркала, а не из кожи. После пошла мыть руки, а Сосед удовлетворённо сообщил:

— Вот так примерно… Надо же… А руки помнят… Не утратил навыков забайкальский сержант… Теперь нам нужно к дяде Ахмету и уже можно будет к ателье подходить. Время идёт, и если Митрич сказал "в обед", значит не позже часа после обеда надо постараться быть.

Дядька Ахмет был буквально растроган, когда я подарила ему большую коробку с чаем. Оценил он и качество наведённого на сапоги глянца. И подумав не согласился с тем, что Сосед предложил ему пропитать подошвы сапожным клеем. В результате, я немного посидела на табуреточке у ларька и мне была выдана чашка с уже заваренным подаренным мной чаем. А дядя Ахмет объяснил, что если бы было можно и нужно клеем подошвы намазать, так Амаяк и сам бы так сделал. Да! А с чаем я не промахнулась, как я понимаю, и чай хороший и дядька Ахмет его заварил виртуозно. Так, что я сидела, ухватив чашку с чаем двумя ладошками, и наслаждалась его терпким вкусом с пряным запахом и слушала умные слова и пристыженное молчание Соседа.

Отсюда я направилась в ателье-пошивочную артель за формой. Меня уже ждали, оказывается, с утра звонили и уточняли из отряда. Поэтому, едва я пришла, вокруг меня завертелся тряпочный вихрь. Юбка с такой необычной кокеткой в нижней части сзади получилась красиво и аккуратно. Думаю, что во многом за счёт уменья шившей мастерицы. Но до юбки мне пришлось померить две ушитые по мне тельняшки, одну с длинным рукавом тёплую, в которой сразу взопрела, другую майкой тонкую. Когда я стала надевать первую и привычно посмотрела чтобы вырез спереди был больше, меня поправили, что у тельняшки наоборот вырез больше сзади, а спереди должно быть под горло, чтобы красиво выглядывать в вырезе форменки. Я чуть засомневалась, что длина тельняшек ниже середины бедра избыточна, на что мне сказали, что я ещё молодая и глупая, и должна доверять взрослым женщинам, которые за меня подумали о том, ЧТО настоящая женщина должна всегда стараться держать в тепле. Потом с примеркой белой форменки возникла неловкость. Дело в том, что белая парадная и одновременно летняя форменка была с секретом, в треугольном вырезе был на пуговицах пристёгнут кусочек тельняшки, чтобы в жаркую погоду я не парилась в тельняшке и форменке. Но тут оказалось, что ввиду отсутствия лифчика у меня торчат и видны соски, так, что мне была на этот случай выдана лёгкая белая майка тоже длиной ниже попы. С чёрной юбкой и ремнём белая форменка создала в зеркале довольно милую девушку в матросской форме. Сосед как-то ехидно хмыкнул:

— Классический дресскод для секретарши, только шпилек и чёрных чулок не хватает к чашечке кофе для босса. Извини, это я так, просто мысли вслух…

Одновременно с одеванием, мне рассказывали сколько трудностей они встретили и преодолели, в частности вместо принесённых мной гюйсов нашли два самого маленького размера и подогнали для меня, потому, что в выданном мне гюйсе рассчитанном на могучую шею кочегара или подносчика снарядов самого крупного калибра, я бы потерялась и он бы выступал шире моих плеч крылышками по бокам. Ещё мне объяснили, что красные звёздочки положенные рядовому краснофлотцу мне на рукава нашили, а вот шеврон моей службы мне предстоит нашивать самой, потому, что у них его просто нет. То есть мне показали имеющиеся, и когда я радостно, с подсказки Соседа, потянула лапки к эмблеме с молниями и крылышками, мне объяснили, что это радиотехническая эмблема, а мне нужна другая, для радистов. И видимо, чтобы я больше в подобной ситуации не мучилась, мне показали в книжке, якорь перевитый молниями. Я вспомнила, что у одного из приходивших на радиокурсы экзаменаторов видела именно такую, то есть наверно они правы, а не я, вернее Сосед. "Всё у этих флотских, не как у людей, в армии у всех связистов именно такая эмблема с крылышками…" — почти обиженно оправдывался он. Больше каких-то других нашивок или эмблем мне не положено, что не могло не радовать. К слову, я так ни разу никаких шевроном и не носила. Сначала радистских не было, а потом как-то забыла про них вообще, и не напоминал никто. Мы ещё раз уточнили, когда мне можно будет прийти за готовыми остальными вещами, на удивление, мне пообещали, что после второго июля уже всё будет готово. Когда я уже собралась уходить, меня буквально в дверях поймали за рукав с такими глазами, что первой мыслью было, что я пошла на улицу без юбки, как минимум. Оказалось, что меня затормозили из-за отсутствия головного убора. Ну, и что делать, если берет у меня дома остался? С моей точки зрения это абсолютная мелочь недостойная внимания, но оказалось, что всё очень серьёзно и что вместо прибытия в УОПП я могу оказаться на гарнизонной губе, где смогу открыть личный счёт своих дисциплинарных взысканий. К слову, ни разу не вспомнила слова Митрича, что я в отряд должна прибыть по гражданке, так как у меня никаких ещё документов и до принятия присяги, как я потом узнала, меня за ворота выпускать не имеют права. В результате маленького переполоха мне нашли какой-то очень поживший берет с облезлой звёздочкой, но который тем не менее меня обязали вернуть при получении оставшейся части заказа. У зеркала я минут десять пыталась хоть как-то придать берету форму, сказать, что берет очень уступал результатам нашего вчерашнего труда, это всё равно, что говорить, про льва, не что он хищник, а всего лишь, что его рацион немного отличается от заячьего.

Было очень необычно идти по улице в форме. Люди оглядывались, некоторые улыбались, кто-то хмурился, а старушка у Андреевского собора перекрестила что-то шепча. Моё возвышенно расслабленное настроение одёрнул Сосед:

— Красавица! А ты умеешь честь отдавать и правильно приветствовать на улице командиров армии и флота?! Вон кстати, навстречу политрук батальонный, если мне склероз не изменяет, топает, приготовься учиться и запоминать…

Он перехватил управление уже почти впавшего в истерику тела, резко вскинул руку к голове и перешёл на строевой шаг, насколько юбка позволила, политрук тоже подтянулся и откозырял.

— Вообще, тут есть ещё и вечные контры между армией и флотом, и вероятность, что сухопутный политрук привяжется к не поприветствовавшему его краснофлотцу гораздо выше, чем, если бы на твоём место был любой солдат, пусть даже девушка, как ты. Поэтому лучше демонстративно отбухать сапогами, чем расхлёбывать проблемы, согласна?

— Спасибо тебе, я, правда, как-то забыла и не подумала…

— Да, ничего, свои люди, сочтёмся. Тебе ещё звания дурацкие морские учить и я тебе в этом не помощник. То есть звания, я знаю, но на погонах, а не нашитые галунами на рукаве…

По дороге я забежала домой, переодела свой красивый берет, поправила волосы, собрала в котомку выданный мне накануне мешок, тельняшки, бархотку, прихватила у папы чистые портянки, фотокарточку где папа с мамой года три назад снялись, ещё по мелочи, вроде нескольких лент для косы, шпильки, невидимки, расчёску, гребень, небольшое зеркало и прочее. Теперь я уже собиралась гораздо более осознанно, чем в первый раз, когда потопала в военкомат на военную службу записываться.

В дверях КПП отряда столкнулась с упёртым матросом, который никак не желал меня пропускать и требовал разрешительные документы, которых у меня не имелось. К счастью, удалось дозвониться до дежурного по штабу, который меня видел и в курсе, что меня поучили Митричу, фамилию которого я не знаю, и знать не могла, так как он мне её не говорил. В конце концов, упомянутый пришёл забирать меня с КПП и всю дорогу бурчал, что говорил мне не надевать форму, и что дуракам, пусть даже женского пола везёт и патруль мне не встретился, а патруль бы девушку в форме точно остановил, особенно если бы в нём сухопутные были. Наконец, уже у себя в баталерке он меня рассмотрел и явно одобрительно почесал ухо:

— Это кто же тебя так умело снарядил?

— Я сама, то есть форму мне в артели подогнали, а остальное сама…

— А у тебя родных в армии или на флоте нет, ты вроде говорила…

— Нет, но мне советы один бывалый сосед давал.

— Молодец! Встретишь, спасибо ему сказать не забудь. Повернись-ка. — Я повернулась, потом ещё раз. Митрич смотрел и о чём-то думал, потом махнул рукой. — Нормально, даже гораздо лучше, чем я мог себе представить. По крайней мере, теперь ты хоть на краснофлотца походить начала. Теперь слушай! В связи с началом войны, приказано вас как можно быстрее готовить к принятию присяги. Те, кто пришли в отряд учиться на специальности подплава после будут дальше по ускоренным программам учиться, а вот ты и ещё несколько уже готовых специалистов, которым здесь только присягу надо принять, сразу после присяги поедете к новому месту службы. Таких семь человек с тобой, они уже третий день занимаются, и тебе их догонять придётся. С завтрашнего дня утром в строй на подъём флага, потом в столовую на завтрак и дальше со своими по плану. Ко мне только если вопросы какие сложные возникнут. Всё понятно?

— Понятно! Товарищ главстаршина.

— Вот и хорошо! Что у тебя в котомке? Мой мешок принесла?

— Мешок принесла. Остальное личные вещи.

— Надеюсь ничего запрещённого или водки пары бутылок там нет?

— Товарищ главстаршина! Там только для вас чай ещё есть, разрешите достать?

Индийский чай был встречен с искренней радостью. А после, оставив котомку в выделенной мне комнате, мы пошли знакомиться с моим отделением. Шестеро несчастных как раз измеряли строевым шагом по разделениям небольшой плац позади штабного корпуса. После быстрого обмена информацией всех быстро собрали в шеренгу и представили меня моим собратьям. После этого Митрич уковылял своей развалистой походкой, а старшина второй статьи с единсвенной полоской самого узкого галуна на рукаве и без галок вверху, как три у Михалыча, взялся за меня вплотную.

Ну, что сказать. Старшина оказался совсем не Макаренко и не Сухомлинский, разговаривать нормально у него видимо в умениях не было в принципе и он кричал сиплым голосом даже обычные вещи, когда не ругал, а просто доводил информацию. Пока мы подходили, я слышала, что в его командах было много непечатных выражений, с моим появлением он вынужден был подбирать слова, из-за чего, похоже, ещё больше злился. Благодаря Соседу, со строевой подготовкой у меня проблем не возникло, хотя старшина старательно находил поводы делать мне замечания, но к концу вроде свыкся и отстал.

По тому, что в моём виде ему не понравилось всё и каждая деталь в отдельности, я стала понимать, что слова Соседа об обязательном максимально безупречном внешнем виде, это не его придумки, а опыт служившего человека. То есть годы разные, а вот многие традиции живучи и неискоренимы. То есть юбка у меня мало, что не уставная, так ещё и не отглажена, форменка торчит, где попало (пальцем в грудь тычет, он дурак совсем или женщин не видел?), волосы не по уставу и ещё и растрёпаны, сапоги, тут он вообще задохнулся от возмущения и не смог найти эпитетов, даже подумать боюсь, что бы с ним случилось, узнай он, что у меня мои трусики, а не сатиновые семейные трусы, которые мне Митрич выдать хотел…

К счастью, всего через час экзекуция закончилась и краснофлотец Луговых была отправлена в классы БЕ-Е-Е-Е-ХО-О-ОМ!!! В классе я наконец увидела картинки с полосками на рукавах, звёздочками, шевронами и прочими радостями. Если вы думаете, что умельцы со званиями и разными кубиками и ромбиками в Красной армии всех переплюнули и заучить навскидку какие атрибуты у техника-интенданта или старшего ветеринарного военфельдшера это самое сложное, то вы ничего не знаете про флотских затейников. Потому, что на флоте как-то резко не взлюбили петлицы и погоны, а выразить всю гамму флотских специальностей полосками галунов всего трёх вариантов ширины это ещё суметь ведь нужно. Так, что галуны бывают самых разных цветов (не дай Бог вам дальтоником родиться), а ещё у них есть разных цветов канты и больше десятка разных шевронов, которые понятны, как мне кажется, только людям с перевёрнутым по фазе мировосприятем. Вот я и учила у кого сколько и каких полосок, какого цвета галуны и какой цвет у опушки или канта. И в мои сухопутно-женские мозги ничего укладываться не желало никак хоть плачь, а плакать уже хотелось… Вот как понять "узкий" галун, в моём понимании он сам по себе существовать не может, просто потому, что узкий — это значит уже какого-то стандарта, то есть его ширина от стандарта и до нуля, как широкий — от стандарта и до бесконечности. Но во флотских мозгах всё прекрасно живёт, то есть есть узкий, средний и широкий галун. Я даже здесь уже видела Митрича с тремя полосками галуна, и они если и уже тех, что у лейтенанта в штабе, то та разница в миллиметр, не больше. Но у лейтенанта средний, а у главстаршины узкий! Но этих я хоть знаю, а как на улице узнавать? Да, ну их!..

Сосед сжалился и посоветовал не пытаться заглотить сразу всё и целиком. Выучить тупо только основные командные звания и их соответствие золотыми галунами на рукавах, а остальное оставить на потом по мере усвоения на живых примерах. Добавил, что с опытом службы я звания буду чувствовать не по галунам, а по выражению глаз любого военного. Напоследок утешил, что в старину у каждого полка были свои опушки, приборные цвета, свои цвета у мундиров и панталон, а некоторые цвета вообще носили безумные названия, например, цвет бедра испуганной нимфы или вечерней лаванды. Видимо, чтобы меня развеселить, Сосед начал фантазировать, что если нимфу, как сказочный персонаж, никто никогда не видел, то указание на бедро и испуг говорит нам прямо про светло-коричневый или горчичный оттенок. На моё удивление, почему именно такой, этот гад со смехом заявил, что от испуга не только сказочная нимфа обязана обделаться и прямо на своё очаровательное голое бедро, что придаст объекту искомый цвет. От такой циничной вульгарности стало очень стыдно. Хорошо, что никто больше этой похабщины не слышал, со стыда бы сгорела…

В общем, жёлтый узенький галун одна полоска — это не ефрейтор, а старшина второй статьи, как тот, что орал на нас на плацу. И так до четырёх у мичмана. У матроса просто красная звёздочка, а у старшего матроса звёздочка с жёлтым кантом. Дальше золотой галун одна средняя полоска у лейтенанта. Две у старшего лейтенанта и так далее до одной самой широкой у капитана первого ранга. Лично для меня самое трудное было внутренне смириться, что капитан первого ранга — это старше третьего, хотя по мне должно быть наоборот, ведь три больше одного, а по мере роста счёт должен начинаться с единицы, а не с тройки назад…

Так до самого ужина я сидела, смотрела на картинку со знаками различия, читала уставы и, с квадратной головой всерьёз проголодавшись, пошла со всеми на ужин. После ужина на построении нам зачитали сводку совинформбюро о положении на фронтах. Ещё выступил какой-то моряк, судя по двум галунам старший лейтенант, и рассказал, что он лётчик и только сегодня прилетел из Либавы, которую героически обороняют от врага береговые части и наш Балтфлот. И что благодаря этой обороне в расположенной дальше от врага Виндаве вполне спокойно. Лично мне все эти названия ничего не говорили, вплоть до того, если бы выступающий сказал, что Виндава находится на экваторе, я бы не удивилась. Ещё он рассказал, что лично участвовал в воздушных боях при отражении налётов немецкой авиации и в штурмовке передовых немецких позиций. А дальше я услышала то, что очень возбудило моего Соседа, а я сразу не поняла о чём речь. Лётчик сказал, что он лично слышал, что сводная группа наших кораблей из линкора "Марат", крейсеров "Киров" и "Максим Горький", двух лидеров и других кораблей и судов под командованием контр-адмирала Москаленко, благополучно обогнула скандинавский полуостров и только в Баренцевом море подверглась нескольким разрозненным ударам немецкой авиации, но нашим морякам удалось отбиться без потерь и скоро они усилят корабельный состав нашего Северного флота и Беломорской флотилии. Я вместе со всеми радостно хлопала выступающему и переживала по поводу того, что снова не угадала, потому, как звание у лётчика оказалось капитан, а не старший лейтенант. Оказывается, у лётчиков морской авиации звания как в армии, но форму и нашивки они носят морские. Вот и учи, это называется!

И только, когда я уже шла в выделенную мне комнату рядом с санчастью, до меня дошла волна экзальтации моего Соседа, о чём я и спросила.

— А ты разве не поняла?

— А что я должна была понять?

— Лётчик сказал, что наш линкор с двумя крейсерами и группой судов и кораблей обеспечения пошли на Северный флот! Ты понимаешь, что это значит?

— Да ты не загадки загадывай, а лучше просто расскажи.

— Господи! И как такого далёкого от службы человека во флот занесло? Слушай! Когда в воскресенье по радио выступал Сталин, я не рискнул делать выводы…

— А кто должен выступать, если не товарищ Сталин? Он же вождь и глава нашей партии и страны!

— Ну, положим, глава он только партии, а глава правительства официально Вячеслав Николаевич Молотов, как и глава страны — Михаил Иванович Калинин. И чему вас в школе учили?

— Как это Молотов и Калинин? Ведь товарищ Сталин наш вождь и решает всё.

— Решать решает, и все его слушают. А я тебе про официальные должности. Вот по должности при этом он только секретарь Центрального комитета партии. А председатель совнаркома, то есть правительства, Молотов. Калинин председатель президиума Верховного Совета, который по нашей Конституции и есть главная власть СССР, то есть Калинин и получается по должности глава нашей страны. И поэтому все награждения подписываются Калининым, он же и вручает все главные ордена в Кремле. А если бы ордена подписывал Сталин, то получилось бы, что наградил не Советский Союз, а только партия. Но мы отвлеклись. В нашей истории в день начала войны по радио выступал Молотов, а Сталин выступил только через несколько дней. А теперь ещё и линкор отправили на север, два всё-таки не рискнули, но и одного очень не мало. С учётом того, что на Северном флоте флагманом самый большой надводный корабль у нас был эсминец "Куйбышев", а ведь это проект "Новик" ещё времён первой мировой. И всего там три этих "Новика", из которых один вечно в ремонте, и подводные лодки. А для охраны ближайших вод мобилизовали половину местного рыболовного флота, чтобы было кому немецкие лодки гонять. Ты понимаешь, что это значит?

— Ну, отправили и правильно сделали, раз ты так говоришь.

— А это значить может две вещи, либо здесь не мой мир, а просто очень похожий и история идёт не так, как у нас, или наши с тобой письма дошли и нас услышали! Понимаешь?

— А как проверить?

— Очень просто, мы будем ждать двадцать седьмого июля и статью в Правде про собачку Мухтара…

— Ой, а я и забыла… Слушай, а какую фамилию пограничника, мы написали?

— Знаешь, я и сам забыл, на букву "К" вроде, но собаку точно Мухтаром звать должны, так, что если напечатают, вспомним, никуда не денемся…

— А ведь это здорово! Может выводы сделают, и война по-другому пойдёт, блокады не будет и немцев разобьют…

— Очень на это надеюсь… Только не разобьют, а разобьём, ты теперь не гражданское население, а часть самой, что ни на есть военной силы на страже рубежей. Вот только, про разобьют и быстро, я б не рассчитывал, слишком немцы хорошо подготовились, да и организованности и опыта у них куда больше, чем у наших командиров и бойцов. Только об этом вслух лучше не говорить, припишут пораженческие настроения, ведь грамотно обосновать ты не сможешь, а даже если я влезу и обосную, то возникнет вопрос, откуда такие сведения у молодой девчонки…

А дальше потянулись очень похожие друг на друга дни… Мы учили уставы, занимались строевой подготовкой, один раз перед самой присягой нас свозили на стрельбище и там по три раза выстрелили из карабинов. Попала я хорошо, чем подтвердила, что свой стрелковый значок имею заслуженно, хоть и не ношу. Или у карабина отдача слабее, или я немного приноровилась, но плечо я не отсушила, а может, помогло, что я под приклад подложила свёрнутую тряпку, которую прихватила, едва про стрельбище услышала. Через пару дней меня с занятий забрал Митрич и я душном тентированном брезентовом кузове дёргающейся в неумелых руках полуторки поехала на склад военно-медицинской академии, где мне в дополнение к прочему выдали чисто женские предметы довольствия. Самым большим и громоздким оказался пук сероватой ваты, про который я не поняла для чего мне эта "подушка", но женщина-кладовщица очень удивилась моей непонятливости, дескать, я ещё радоваться должна, только вчера вату подвезли, а так дефицит страшный. Я не стала объяснять, что меня мама с бабушкой сразу приучили пользоваться специальными мягкими тряпочками, которые после сразу нужно постирать и погладить, чтобы были чистыми и стерильными, а заталкивать вату неправильно и некрасиво, да и не напасёшься так никакой ваты. Ещё выдали два очень жёстких и неудобных лифчика из ХэБэ, которые в чашечках были мне в размер, а по обхвату груди болтались, но мне было грубо замечено, что здесь склад, а не сельпо, так, что бери, что дают! А ещё руки должны быть умеющие иголку с ниткой держать, так, что один адмиральский час я подгоняла эти предметы туалета по себе, тем более, что у меня был только один и за ночь высохнуть не успевал, а в белой форменке соски торчат. Как бы мне не хотелось, а носить их придётся, особенно сейчас, когда такая жара и чем меньше будет надето, тем проще и лучше. Из полезного, очень порадовалась куску ткани на портянки, из которого вместо положенных двух пар из-за моей маленькой ноги получилось три. А вот толстую зимнюю байку рвать так же по минимуму мне отсоветовал Сосед и я её пока вообще не тронула.

Ещё была очень благодарна, что неофициальное шефство надо мной взяла Алёна из санчасти. Без её помощи мне было бы гораздо труднее. Даже то, что уже в первый день я столкнулась с тем, что у меня остались только одни чистые трусики, да и гюйс нужно было стирать, сушить и гладить. И то, что через два дня маршировки белая форменка успела испачкаться и пахла потом, тоже требовало решения. Так, что к присяге я уже вполне обжила свою комнату, к счастью в неё никто не заходил, чтобы проверить в ней положенный образцовый воинский порядок, которым у меня не пахло. Нет, кровать я аккуратно застилала, но вот две натянутые верёвки, на которых сушится бельё и сваленные на свободную кровать вещи, как ни крути, на звание "порядок" не тянут. Когда я столкнулась с тем, что свою белую парадную форменку я уже изгваздала, а ничего другого надеть у меня нет, Алёна нашла для меня старую уже голубую от стирок куртку робы, в которой я не утонула и вполне заправила её себе под ремень и в юбку. Так, что на присяге моя парадная форма была в идеальном порядке.

Не могу сказать, что я за эти дни успела полностью осознать себя в новой для себя флотской реальности, но уже достаточно лихо козыряла и почти не путалась в нашивках и званиях флотских командиров. Почему-то казалось очень смешным название всех военных моряков "Военморы", при этом слове мне виделось что-то такое большое, толстое и ленивое сидящее в густых кустах и постоянно жующее, нечто среднее между коровой и гориллой. Оставалось смириться, что я тоже это самый военмор, потому, что как и у моего звания "краснофлотец", это слово не предполагает наличие варианта женского рода. Ну, действительно, военморка и краснофлотка Луговых, жуть! Ужаснее только военморица и краснофлотица, курица одним словом. Так, что по документам, если не прописывать имя, получался вполне бравый моряк "Краснофлотец Луговых К.К." Про мои инициалы можно особенно не стараться подкалывать, не подействует, ещё в школе Мишка-паразит хихикал, что я полностью их оправдываю, потому, что временами такая "Кака" и есть.

С утра весь отряд построили на плацу, жутко фальшиво заиграл оркестр, и вынесли знамя. Два старшины, один из которых издевался над нами на строевой подготовке смешно пропрыгали по бокам от лейтенанта-знаменосца. Сосед ухухатывался:

— Я вообще, знал, что во флоте не жалуют строевую подготовку, но уж вот так прыгать, нас отучили в первые дни.

— А почему у них такая подпрыгивающая походка получается?

— От старания и того, что они себя со стороны не видят. Вас же учили ногу выше поднимать и носок оттягивать, помнишь, я тебе одёргивал и говорил следить за тем, чтобы пятку опорной ноги не отрывать раньше времени?

— Помню, но так и не поняла почему…

— Я же тебе говорил, что был в Полтавской учебке, вот она образцово-показательная и любимая у маршала связи Белова, поэтому строевой нас гоняли серьёзно. Так, что такие ошибки, как подскакивающий строевой шаг не пропускали. А дело в старании как можно выше ногу при шаге задрать, а это можно и за счёт того, чтобы чуть приподняться на носке опорной ноги, тогда нога поднята выше сантиметров на пять. Но из-за этого получается, что тело и голова движутся не вперёд, а подпрыгивают вверх на эти сантиметры при каждом шаге. Наш старшина называл это "канкан скакать"…

— А Канкан — это кто?

— Это танец в варьете, когда танцовщицы юбки задирают и на одной ноге скачут, другую выше головы выкидывая, мелодия ритмичная и заводная, зрителям очень нравится. Можно сказать красиво, когда хорошо тренированная труппа танцовщиц движется как одна…

— Вот они буржуйское похабное отношение к женщинам…

— Я бы может и поспорил, но не буду, хотя, тогда и балет похабщина с голыми ногами…

— Ой! Спасибо…

— Ты не ёрничай, твоя очередь подходит…

Прочитала присягу, голос сорвался и я её не проговорила, а скорее пропищала, а так как старалась громко, то горло потом разболелось, и сипела весь остальной день. Только торжественность момента не дала ржать надо мной всем в голос, но хихикали многие.

А после строй распустили и меня отпустили домой. Митрич выдернул меня из не знающей чем заняться толпы, и повёл в штаб, где мне снова выдали книжку краснофлотца со всеми положенными печатями и без фотографии, а к ней увольнительную до шести часов утра. При этом проинструктировал, чтобы я забрала отсюда всё лишнее и собрала с чем поеду к месту службы. А если мне не нравится, что документ без фотокарточки, то никто не будет возражать, если я фотографию принесу, и мне её с удовольствием вклеят.

Я собрала все свои вещи, так как, похоже, что в эту комнату мне возвращаться уже не придётся…