Шестнадцатого сентября во вторник мерно шлёпающая угольная калоша, которую гордо назвали вспомогательным судном после больше суток пути, под утро со скрипом притёрлась к кранцам Кронштадского причала. Сопровождавший нас лидер, как я слышала вроде, рядом не наблюдался. Куда он делся и когда нас оставил, наверно на походе к Котлину, где мы уже под прикрытием берегового зонтика ПВО базы. Не смотря на то, что это пароход был гораздо больше катера, на котором я проделала прошлую дорогу, меня укачало так, что на причал я еле выползла, кажется до отрыжки пропахшая вонью угольного угара, с резью в глазах и дрожью в коленках. Всю дорогу шёл противный холодный дождь, поэтому на палубе находиться было нельзя, а внутри пропахшего чем угодно, кроме фимиама парохода было сыро, душно и качало. Несколько часов я всё-таки провела на палубе, когда мой организм избавлялся от всего съеденного накануне, вот я и провисела на леерах в позе кающейся креветки, как сказал местный боцман. Даже не подозревала, какое восхитительное чувство наступать на твёрдую неподвижную землю, но идти первые шаги было трудно, неподвижная земля умудрялась из-под ног вывернуться, и её требовалось ловить своими ногами. Наверно со стороны моя походка выглядела достаточно комично, но я углядела лавку у какой-то будки и упала на неё, чтобы прийти в себя.

Уже сидя на лавке, попыталась осмыслить стремительно произошедшие в моей реальности изменения. Ну, понятно, что это Игорёк подсуетился и меня спихнул, как опасную конкурентку, действительно, само моё присутствие — это серьёзный удар по его статусу главного на жёрдочке в том курятнике. И он так самоотверженно бросился меня устранять, что даже не сподобился разобраться, а собираюсь я с ним конкурировать и делить жёрдочку… С другой стороны, формально у меня просто закончился период откомандирования, я получила бесценный опыт и уже не та наивная девочка-припевочка, которая здесь появилась на следующий день после присяги. Начать с того, что по-сухопутному я теперь не фигли-мигли, а целый младший сержант или, как записано в моих документах, старшина второй статьи, капрал, то бишь, как просветил меня Сосед.

Ну, что, давайте с Метой, Кондратьевной и Луговых, уже трое получается и все комсомолки, первичная комсомольская организация получается, вот и проведём её собрание. Отчётное за первый кусок моей взрослой жизни, не такой большой, всего два месяца с тютелькой. Чего добилась, я уже себе похвасталась. Много это или мало? Не много и не мало, на орден не тянет, но и ветошью в углу не отлёживалась, в меру своих сил делала, что велели, связь обеспечивала, ни разу её не сорвала. Без ложной скромности, отработала на уровне квалифицированного радиста-дальника. Но, вот с флотом, отношения как-то не задались. То, меня в особый отдел из железного ящика тащат, то потом ведь так ни одна зараза и не извинилась, даже особист проникся и накормить попытался, ну, хоть обозначил. Побывала под бомбёжкой и обстрелом. Героем себя не ощутила, страшно и жутко! Если будет возможность выбора, то повторять я бы такое не хотела. Чего я сейчас больше всего хочу? Да отоспаться и отдохнуть я хочу! Сутки бы в постели провалялась и не вставала. Но, это для настоящего желания мелко как-то, не находите, товарищ комсомолка? Так это же не глобальная цель, а сегодняшнее желание от усталости накопившейся и болтанки в пароходе, вон стоит дымит зараза вонючая! Так! Не отвлекайтесь! Не хочу я всю войну сидеть на смене! А выбора нет! Ведь пока не демобилизуют после победы, ни о каких личных хотелках можешь даже не заикаться. Так, что сидеть мне на смене и эфир слушать! В город бы вырваться, папку любимого увидеть! Только бы он маму в деревню отправил! Ну, теперь я в Кронштадте, так, что увольнительную в город уж как-нибудь вырву! А до города здесь всего с час на катере… Так, что с желаниями откладываем до конца войны! А сейчас служим по уставу и не жужжим…

Господи! Какая же я была наивная, когда хотела как Гризодубова или Раскова. Если бы правда хотела, то давно бы в аэроклубе была, а так мечтания детские. Ещё не известно, куда меня сейчас засунут, а ведь засунут! Весь флот сюда перебрался. Тут от радистов сейчас хоть лопатой отбивайся. Все здесь и я ещё в довесок: "Драсти! Не ждали?!"… Ладно! Здесь уж от меня ничего не зависит! Это как начальство решит!.. А вот в новый коллектив вливаться я совсем не умею! И это тоже факт. Это я конфликтная такая или всё случайно? Ведь никому ничего плохого не делала… На это обратить внимание! В коллективы мне ещё не раз вливаться, так. Что на этот момент надо обратить внмание!.. Что ещё, по существу? Да, вроде всё, предлагаю закончить собрание! Кто ЗА? Единогласно!..

По всем правилам мне нужно сейчас явиться к начальству, ведь начальство больше всего не любит, если его личный состав не учтён и не посчитан. А вот до этого нужно подумать, как и что говорить, как себя вести, может получится как-то повлиять на то, чем дальше заниматься. До конца службы сидеть и слушать эфир, как выяснилось совершенно не моё! Как бы я себя не уговаривала смириться и не дёргаться. А с другой стороны, радисты-дальники — это такой эксклюзив, что, засветившись в этом статусе, с него уже не спрыгнешь. Вообще, ещё раз напоминаю: страна воюет и нужно не выделываться, дорогая Комета Кондратьевна, а принимать данное командованием со всем пылом и страстью, как на присяге поклялась! И этот резон тоже верный и имеет полное право на жизнь, вернее, он единственно правильный! Но вот ведь совсем не хочется сидеть в прокуренном радиозале и пи-пи-пы в уши слушать, вначале было интересно и любопытно, да и новизна была, а под конец скука смертная… Как варианты, хорошие радисты нужны в разведке, в радиоперехвате, в армии наконец, но изменится только место, где я буду сидеть и пипиканье слушать. Ну, может ещё изменится количество подписок и громадьё кар за любой прокол! А оно мне надо?…

Ладно! Посидела, в себя пришла и хватит. Ножки в ручки и вперёд. В зеркало бы посмотреть, а то после ночи болтанки наверно как грымза выгляжу… Но где же его тут найдёшь… А, кстати, что это за будочка? Рядом с торца обнаружилась дверца, в которую я постучала.

Внутри оказалось натоплено, даже душно и, похоже, обитал местный сторож или смотритель при причале. В каморке помещался самодельный лежак, он же лавка, на котором сидел преклонных лет дедок в матросской робе.

— Дедушка! А можно мне себя у вас в порядок привести и в зеркало глянуть, а то мне к начальству идти, а мне всю ночь душу выбалтывали на пароходе…

— Что, дочка, укачало с непривычки?

— Не то слово, на землю сошла, казалось, она тоже качается…

— Помогу я твоему горю и даже чаем напою, если не побрезгуешь…

В ободранном с местами облезшей амальгамой зеркале разглядела себя, вид тот ещё, детей пугать можно. Первым делом занялась причёской, потом сполоснулась, пока дед Степан мне из кружки на улице сливал. Мокрыми руками обмахнула юбку и форменку, а когда меня оставили одну на пять минут, ещё и чулки успела подтянуть и поправить, так, что в штабу направилась в самом замечательном расположении духа и с приличным видом. Пусть круги тёмные под глазами, но крепкий чай взбодрил, и даже тучки разбежались.

Сосед посоветовал: "Иди к самому большому начальнику, ведь на узел могут и не пустить, а пока попадёшь, там ещё и мурыжить начнут. А в своём нынешнем статусе ты имеешь возможность включить дурочку и впереться хоть к командующему, ведь на узле ты фактически не служила и знать там никого не обязана… Ведь у тебя в командировочном написано в распоряжение Ленинградской базы…" Так, что у дежурного по штабу флота, а теперь это был уже не штаб базы, а штаб всего Балтийского флота, я поинтересовалась как мне попасть к начальнику штаба или начальнику связи. Он куда-то стал звонить, потом ещё и, наконец, выдал вердикт, что начальника связи нет на месте, как и начальника узла. А по моим вопросам мне лучше к заместителю по кадрам, куда он меня и направил.

Зам по кадрам мне не понравился сразу, хотя внешне подобных ему людей видела не раз и никаких гадостей от них не получала, да и такого омерзения не испытывала, а вот на этого заколодило. Может это его сальный взгляд, который не встречался с моим всё время скользил куда-то вбок, или какая-то победная ухмылка на губах. В общем, пока я сделала два шага от двери, я уже его органически не терпела, но взяла себя в руки и вскинув руку к берету представилась:

— Старшина второй статьи Луговых прибыла из командировки для продолжения службы!

— Так, так, так! Да это же замечательно! А где были в командировке? Минуточку! Я сейчас ваше личное дело подниму… — Он позвонил, продиктовал кому-то мои данные и скомандовал "Мухой!" снова повернулся ко мне и расплылся в сальной улыбке…

Пока ждали моё личное дело, хотя откуда у меня дело, просто учётная карточка краснофлотца, он расспросил, чем на Ханко занималась, при этом не всегда в такт поддакивал моим ответам. Наконец ему принесли папочку, в которой лежала моя учётная карточка. В которую он тут же закопался, а подняв от неё глаза не мог скрыть радости:

— Ну, что ж Комета Кондратьевна! А проблемки с особым отделом почему мне не доложили?

— Не было никаких проблем. Меня вызвали, спросили, я ответила, и на этом наше общение закончилось, хотя нет. Меня ещё покормили там.

— Не знаю, не знаю, а вот отметочка в карточке стоит. А если я подниму материалы? Не боитесь?

— Мне нечего бояться! Поднимайте, если нужно…

— Какая смелая девочка! Только не знает она, что такие отметочки в личные дела просто так не делаются. — И вдруг он засуетился и зачастил, вскочив со стула и обегая стол. — Нам нужно очень подробно поговорить! Сейчас я чайку организую, дверь закроем и нам мешать никто не будет…

Я ничего не понимала, а вот Сосед велел ножницы, про которые я уже давно забыла, доставать и в руке держать и быть готовой их применить… Я конечно выполнила его команду, но кроме омерзения у меня этот рыхлый коротышка никакой опасности не вызывал. Даже не знаю, как это описать, он не толстый, он какой-то рыхлый, словно у него под кожей слой желе, хотя привычного для толстых живота вроде и нет, хотя он и не худенький. Вот шеи у него можно считать не имелось, голова переходила в плечи без шеи как таковой и с боков торчали рыхлые щёки, между которыми мелкие, но какие-то выступающие и не тонкие губы. Ещё бросились в глаза пальцы-сосиски, словно положенные суставы в них отсутствуют. Тем временем он уже накрыл на столе передо мной натюрморт из пары стаканов в подстаканниках чая налитого из чайника стоявшего как выяснилось на подоконнике за светомаскировкой, блюдечко с парой галет и сам плюхнулся рядом, привалившись ко мне плечом продолжал щебетать:

— Всё, дорогая Комета, какое у вас необычное имя, теперь мы можем поговорить по существу, вы же понимаете, что от меня очень многое зависит и где вы будете служить, а главное, кем и как! А это ведь очень важно, это ведь не на день решение, это можно сказать жизнь определяет…

И я почувствовала его сосикообразные пальцы оглаживающие мою коленку уже под юбкой… Пока я пыталась сообразить, рука уже деловито добралась до края чулок и гладила по голой коже… Это наверно и сработало сигналом, что я вскочила роняя отлетевший назад стул, а он от неожиданности отпрянул.

— Слушай! Ты! Урод! — я поднесла к его глазу зажатые в кулаке ножницы. — Я сейчас тебе глаз проткну, а там посмотрим!

— Тебе это так не сойдёт!

— Да и ладно! Пусть даже меня расстреляют! Но я молчать не буду и твоей карьере конец, и глаза у тебя не будет никогда, всю жизнь меня помнить будешь! Тварь! А ну, встал! И губёнки подобрал, а то слюни капают, поскользнуться можно!.. — Сама увидела, что дверь закрыта на простой оконный шпингалет, протянула руку, взяла со стола свои документы без личной карточки. — Сиди тихо и штаны суши! И больше мне не попадайся! Может и не зря особый отдел отметочку сделал, а?

Я вышла из кабинета и теперь у меня остался только один путь, к начальнику штаба, ко всем остальным этот зам мог войти открыв дверь ногой… В углу быстро убрала ножницы в кармашек, меня не трясло, наверно потому, что я ещё ничего не осознала, а рулил за меня Сосед… Я вылетела к дежурному и огорошила вопросом:

— Где кабинет начальника штаба?

— Вон там… — Рефлекторно дал он ответ, и пока он соображал, я уже пошла в указанную сторону. В роскошной приёмной было две двери и адъютант словно с картинки о том, как хорошо служить во флоте.

— Вы к кому?

— Старшина второй статьи Луговых к начальнику штаба.

— Вам назначено?

— Нет.

— Тогда может…

— Не может! Его подчинённые с вопросом уже не справились, я подожду… — И уселась на один из стульев, а на соседний поставила свой любимый набитый вещевой мешок.

Ждать пришлось долго, кто-то входил, кто-то вбегал, в соседний кабинет командующего, начальника штаба не было, а я сидела. В кабинете регулярно бушевал командующий Владимир Филиппович Трибуц, вице-адмирал, как я услышала, с ним Сосед мне посоветовал не пересекаться, а сидеть и не отсвечивать. На меня смотрели, зыркали, разглядывали искоса, а я сидела примерно сложив ладошки на коленях, почти не шевелясь с прямой спиной. Чего мне стоило так высидеть не дрогнув лицом, знаю только я и наверно Сосед, который меня развлекал, вернее, рассказывал, что он о сложившейся ситуации думает, чем поддерживал меня. Я и сама уже понимала, что вляпалась, что кадровик меня с моим невеликим званием сожрёт и за Можай загонит, так, что мне нужно отсюда из Кронштадта исчезать и чем быстрее, тем дальше, как говорится. А кадровик, многое зависит от того, насколько он сам крепко сидит и насколько мстителен. Судя по тому, что он вот так нахрапом полез к нам под юбку, у него либо не очень много ума, либо очень надёжный тыл, остаётся уповать на первое. Бодаться с ним и что-либо доказывать женщине в армии — это сказки для темечком в детстве ушибленных из времён разгула демократии, о которых мне Сосед рассказывал. Сейчас и здесь в армии и флоте даже не Домострой, а гораздо хуже, так, что доказать что-либо можно только имея аргументы калибра основных орудий линкора "Ямато", а таких у нас нет, поэтому тихо мирно без шума и суеты нужно отвалить в сторону и не отсвечивать. А когда я спросила про "отметочки", то Сосед рассмеялся: "Видишь ли, ничего официально против тебя нет, и не может быть. А отметки, это самодеятельность кадровиков или особистов. Знаешь, в больницах или поликлиниках традиционно в регистратуре подчёркивают фамилию на карточке или истории болезни скандальным или не адекватным пациентам, чтобы взявший их в руки медик заранее был готов к такому развитию событий. Вот всякие кадровики и паспортисты любят заниматься подобным, где-нибудь точку ставят или галочку, словом значок для своих. Скорее всего, после того случая с отрезанной ногой кто-то сверхбдительный и постарался. Но это не помешало тебя в звании повысить недавно, так, что не бери в голову!"

— Товарищ Луговых! Проходите! — я чуть не пропустила это обращение. И в кабинет вроде никто не входил, может у них ещё вход есть…

— Спасибо… Я оставлю свой вещмешок? — он махнул рукой, типа "Скорей! Не задерживай!"

Я вошла в кабинет и отрапортовала, как положено. Из-за стола меня с любопытством разглядывал пожилой моряк, Бог его знает, какое у него звание, я назвала его по должности.

— Проходите! Присаживайтесь! И что за вопрос, с которым не могут справиться мои подчинённые?

— Извините! Наверно могут, но меня это не устраивает. Я радист-дальник, на узле, ещё когда я прибыла после присяги мне места не было и меня отправили на Ханко, там радиста с аппендицитом увезли. Сейчас он вернулся, и меня отправили сюда. А сейчас, как я понимаю, здесь с прибывшими вообще избыток специалистов, а я хочу реальную помощь приносить, а не сидеть где-нибудь в резерве, то есть прошу меня куда-то перевести. А это никто из ваших подчинённых не решит! — Он поднял трубку, отдал какие-то распоряжения, положил трубку и обратился:

— Пока мы ждём, расскажи, как там дела на Ханко…

— Да я особенно ничего рассказать не могу. Я же на узле всё время, а так как я была одна, то меня фактически и не меняли, вот и сидела там всё время. Первые дни нас ещё пытались бомбить, но наши истребители всех отгоняли, а потом уже и не прилетали. Пушки стреляли, снаряды прилетали, над самым узлом пролетали, а ружья и пулемёты с переднего рубежа у нас слышно не было. Никто не паникует, настроение боевое. Журналисты прилетали, всех там фотографировали, база держится…

Вошёл кадровик с красным потным лицом и моей учётной карточкой и ещё один моряк, как оказалось, мой начальник узла. Следом через пару минут вошёл, член военного совета флота, но я тогда этого не знала.

— Вот, майор, говорят, что такая дефицитная специальность, как радист-дальник нашему флоту не требуются, а я ещё с прошлого года только и слышу, что их нет и найти не возможно…

— Товарищ адмирал! С дальниками правда сложности, но она девушка и это многое меняет. А сейчас после перехода к нам флота действительно у нас на всех должностях избыток получился…

— Значит, старшина мне тут правду говорила?

— Не знаю, что говорила, но её сейчас нужно будет искать куда пристроить…

— А если перевести, чтобы её флот не потерял?

— Товарищ адмирал! Может во флотилию, у нас две создаются, и у них всех некомплект, они её с руками и ногами оторвут…

— На Ладогу, говоришь… А что, пусть на Ладогу… Или на Онегу? — Тут влез Сосед:

— Товарищ адмирал, разрешите обратиться?

— Обращайтесь.

— Если можно на Ладожскую военную флотилию…

— Что, знакомые там есть?

— Знакомых нет, просто не люблю Онежское озеро, а на Ладожском купалась не раз…

— Ну раз купалась… Пусть так и будет развеселился адмирал… Они у нас где сейчас?

— Да пока ещё здесь в основном, а так вроде в Шлиссельбурге будут…

— Так ты выходит без выходных круглые сутки одна два месяца?

— Немного больше. И один выходной был, когда радиостанцию ремонтировали.

— Значит так и решим! Тебе десять суток отпуска и прибыть к новому месту службы! Майор! Проконтролируй! — и мы все двинулись на выход, остался только член Военного совета.

Кадровик моментально слинял, а майор побурчал, что не надо было через голову, но я сказала, что здесь никого не знала, и пошла к начальнику, как указали в моём командировочном, а когда пришла его не было на месте, как сказал дежурный… Он не стал тему развивать. Отвёл меня к старшине, который выписывал мне аттестаты, мне выдали паёк на весь отпуск, отпускное удостоверение и объяснили куда после отпуска явиться и не ходить больше к начальнику штаба… Под паёк старшина расщедрился и выдал мне второй мешок. Вот так изображая нагруженного ослика, я потопала в отпуск…

Катер в Ленинград отходил через два часа, так, что я просидела их греясь на последнем солнышке бабьего лета. Совсем распогодилось и мы причалили к залитой солнцем набережной Макарова. Вот теперь я увидела, что город стал военным. Патрули и военные на улицах появились почти сразу, а теперь уже все стёкла обзавелись белыми газетными крестами, во многих местах появились зенитки и посты МППВО. Витрины первых этажей в большинстве уже были обложены мешками с песком, только позванивающие трамваи катили напоминая о мирной жизни… В один я и запрыгнула, как с военнослужащей с меня денег не взяли…