Наутро пришлось ждать, пока достаточно рассветёт, потому, что эта часть протоки заросла почти полностью и последние метров пятьдесят пробиралась практически сквозь сплошные заросли тростника. Спасло только то, что глубина здесь почти предельная для тростника и лодка потихоньку проползла. Даже пришлось одно весло отвязывать, чего я за всё время ни разу не делала, и, высунувшись в кормовой люк, толкаться им, как шестом. Кстати, крепление вёсел, довольно неудобное. Я то привыкла к вёслам с уключинами, когда в борту дырка, а к веслу приделана железная уключина. Здесь для установки весла используется старинный вариант из двух торчащих штырей, между которыми устанавливается весло, и они дают веслу упор. Вот только обычное весло раза в три толще моих досочек, поэтому в первое время было непривычно и пришлось приноравливаться к тому, что вёсла в этом промежутке елозят вперёд-назад. И Архип свои выемки в середине моих вёсел сделал, оказывается не просто так, эти выемки надетые на борт фиксировали весло, чтобы оно не скользило по длине наружу или вовнутрь. А я ещё и привязала вёсла от греха подальше…

Вообще, место со всех сторон открытое, безлесная болотина, и даже мост до сих пор ещё виден хоть и едва-едва. Даже досадная задержка на пол дня, ведь я фактически потеряла половину суточного прохода, угробив рассветные сумерки на преодоление этих тростниковых кущ, не смогли испортить мне настроение. Не только закончился вчерашний дождь, главное, на озере стих ветер. И хоть волна не улеглась полностью, но это был всего лишь остаточный пологий накат, а не прославившие Ладогу очень злые и коварные острые высокие волны. Нет, ветер не стих совершенно, он просто перестал быть сильным и опасным для моего плавучего средства…

Немного подумав, я сначала стала тихо красться вдоль прибрежных тростников, а когда они закончились и пошёл довольно глухой лес наконец причалила. С каким неописуемым удовольствием я ступила на землю описать я не смогу. Сделала все дела, потопталась, а потом решила пройти осмотреться. Затолкала за пазуху наган и двинулась вглубь леса. Ну, что можно сказать, никого и ничего. И если бы не шум озёрного прибоя, то можно было бы подумать, что я в лесу, где у нас было первое логово, и лечили лейтенанта. По дороге обратно набрела на небольшой брусничник и собрала наверно с горсточку уже прихваченной морозом сладкой крупной брусники, частью собирала уже по мху, куда она осыпалась…

Наш ковчег ждал меня на берегу. Я почти автоматически поменяла прокладку, хотя старая чистая почти, перебинтовала себе руки, осознав, что придётся отрывать ещё полосы, от рубахи, потому, что тряпочки повязки истрепались до неприличия, но на сегодня надеюсь их ещё хватит. Ухватилась за повод и пошла искать сфагнум, мои запасы почти закончились, хотя мха у нас на ковчеге целая крыша, но мне так безудержно не хотелось вновь лезть в вонючее нутро ковчега и тем более снова брать руками вёсла, что я едва не в припрыжку отправилась искать мох…

Когда все отсрочки закончились, я волевым усилием затолкала себя в лодку, оттолкнулась и, подумав, что берег совершенно глухой и заросший лесом, а, судя по карте, ближайшие километров шесть-семь дорога ближе километра к берегу не приближается, я решила плыть днём. Как уже говорила, днём плаванье имеет особенности, нужно очень внимательно смотреть вокруг. На озеро, чтобы не пропустить приближение патрульного баркаса и успеть приткнуться к берегу и затаиться, пока на фоне того же берега с него не успели разглядеть, что ж это такое тут несанкционированное плавает? Но в настоящий момент меня гораздо больше напрягает и требует внимания береговая сторона, потому, что в озере я увижу судно издалека, а вот на берегу может оказаться уже поздно и проблемы будут неизбежны… Самое простое решение и выход из этой сложности, это не двигаться днём, но время подгоняет и очень нужно торопиться, тем более катастрофически жалко терять часы хорошей погоды, ведь капризная Ладога в это время года может штормить неделями…

А ещё, когда я говорю о необходимости наблюдения, вы не забывайте, что в лодке я сижу спиной вперёд, и для того, чтобы наблюдать, мне нужно повернуть голову почти на сто восемьдесят градусов, а я не сова, у которой голова крутится как на шарнире в любую сторону, словно у неё вообще нет никаких ограничений, мне, чтобы посмотреть вперёд, да не боковым зрением скосив глаза, желательно ещё и плечи немного довернуть, а ведь при этом я гребу… В общем, не смотря на хорошую погоду и настроение и то, что проплыла за светлый день километров пять, если не больше и никого не увидела ни в лесу, ни на воде, издёргалась и шеей накрутилась…

Вечером перед сумеречным рывком причалила, немного отдохнула, сошла на берег и потопталась по твёрдой земле. Потом рывок в сумерках, но не стала упираться до предела и причалила у лесного берега километров через пять. Почти на ощупь нашла какой-то ручеёк, в русло которого и втащила нашу лодку, после чего рухнула спать, сил не осталось, а руки ощущались как деревяшки…

Наутро, едва небо посветлело рванула дальше. Если бы мне кто-нибудь сказал, что я буду сама просыпаться на рассвете, вернее задолго до него, едва небо сереть начинает, то я бы наверно очень долго смеялась. Но тут дело немного в другом, из-за холода, не смотря на сено и одеяло, под утро пробирает и к концу ночи это уже не сон, а борьба с ознобом и попытки как-то сжаться, свернуться, чтобы меньше тепла терять и ещё хоть немного этого странного оцепенения урвать. Лейтенант закопанный в сено и благодаря тому, что находится в глухом носу лодки пребывает почти в тепле, когда нет ветра, я прямо чувствую как у него тепло от его собственного дыхания. Хотя он сегодня ночью несколько раз кашлял, я подхватилась, стала его окликать, но, похоже, в сознание он не пришёл. Лезть к нему в темноте на ощупь не стала. С утра подёргала его за ногу и окликнула, ответа не получила…

В общем, гребу, на озере тихо, рассвет приближается и скоро уже, как вдруг услышала буквально рядом, как мне показалось голоса, двое явно достаточно громко ругались. Как там говорят, сердце оборвалось? Во-во, именно эти ощущения. Нащупала, проверила наган, а сама головой кручу, пытаюсь понять, где эти говоруны? В последний момент успела сильно гребнуть правым веслом и лодка по инерции пошла к берегу, а я, наконец, увидела и сообразила, что происходит…

Хорошо, что в этот момент я плыла вдоль самого берега, и моего последнего гребка хватило, чтобы лодка довернула, буквально через пять метров ткнулась в дно днищем и встала. А впереди из-за довольно густой поросли молодых сосенок почти на берег по дороге выехала телега, на которой увидела минимум трёх человек, двоих из которых я и услышала. Видимо дорога в этом месте песчаная и цокота копыт не слышно, а сама телега на резиновом ходу почти беззвучная. И несказанно повезло, что они ехали в попутном направлении. Как потом оказалось, в этом месте дорога выходит на самый берег, и встречным я была бы видна метров за триста, как минимум. Кажется третьей в повозке сидела укутанная женщина, но не уверена, да и разницы никакой. Просто неприятность пролетела над самой макушкой и волосами почувствовала, как обдало ветром от её крыльев, если попробовать поэтически выразить случившееся. Наверно с минуту я точно не дышала, пока повозка неспешно удалялась от меня. Была бы верующей, перекрестилась бы. Когда повозка скрылась из глаз, я оттабанила вёслами и прижалась к какому-то изгибу. Теперь осталось только надеяться, что какому-нибудь проезжему не приспичит именно в этом месте слезть, чтобы облегчиться. А дорога идёт почти по урезу воды, временами чуть отдаляясь и снова выходя к воде. Эту повозку я видела мелькающей между прибрежными деревьями ещё больше получаса. А по карте этот участок больше десяти километров до самой Видлицы, да и дальше она почти столько же идёт вдоль самого берега. И как, простите, мне этот кусок преодолевать?

Даже возникла мысль срезать свою крышу и проскочить под видом местного жителя зачем-то решившего проплыть на лодке. Но по здравому рассуждению, вернее после аргументированного возражения Соседа, решила не делать резких движений. Главным было то, что лодка у нас уж больно заметная и своих в нас могут и не признать, тем более, что и вместо вёсел у нас доски, а намётанным глазом это определят в момент. И второстепенные были, что сейчас у пациента почти термос, а без крыши он замёрзнет с гарантией. И наконец, что таким островком мы всегда можем приткнутся к берегу и слиться с ним, а без крыши спрятать почти оранжевую лодку очень большая проблема. А вот сделать новую крышу, даже если эту мы разберём аккуратно, боюсь не получится. Вернее сделаем, конечно в итоге, но провозимся дня два, потому, что сил уже гораздо меньше и запал поистрачен, а ведь эти два дня нужно на берегу открытом колготиться… Убедил, речистый…

Вдали, километрах в четырёх в озеро выдавался мысок или небольшой островок, поросший лесочком, вот около него придётся делать промежуточную остановку. На карте, как раз в этом месте протёртость, не понять. А потом ночью со всей дури рваться мимо Видлицы и попытаться проскочить за неё насколько получится. Проскочить за полночи почти двадцать километров у нас точно не выйдет, но перед рассветом есть возможность найти на берегу какую-нибудь нычку, шхерку, место, куда можно будет на день спрятаться и отстояться…

У поворота дороги, невольно вздрагивая и напрягаясь, простояли целый день. Движение на этой дороге намного более активное, чем на дороге через Питкяранту, что странно, ведь по логике это одна и та же прибрежная дорога, связывающая Олонец и через Сортавалу центральные районы Финляндии. Но факт остаётся фактом. Машины, некоторые даже небольшими колоннами и с солдатами, а чаще повозки, в обоих направлениях. За эти двое суток, пока я нахожусь у берега, прошло довольно много поездов, железная дорога здесь тоже идёт вдоль берега и её очень хорошо слышно, хоть и не видно. К вечеру поток транспорта стих и в сумерках я рванула к примеченному островку. К счастью, успела до полной темноты, вот только на подходе на полном ходу налетела на подводный, а может и надводный камень, удар, скрежет, какой-то хруст… В первые пару минут я лично была занята болью в своём прикушенном языке и перебором мысленно всех известных мне ругательств, ещё и макушкой головы о край своей наблюдательной дырки треснулась.

Когда смогла соображать, попыталась понять, во что для нас вылилось это столкновение и началось ли уже полномасштабное лодкокрушение? Собственно страха как такового не было, ведь мы у самого берега и смертельно-опасной глубины здесь в принципе быть не может. Взяла себя в руки или как говорит Сосед: "Сгребла в свои холодные ладошки всё своё тёплое ЗДЕСЬ", и погребла к виднеющейся тёмной громаде примеченного островка. Причалила, вылезла на землю и для начала решила быстро обойти островок, который оказался не островком, а мысом, что я узнала даже не нащупывая дорогу ногами в темноте, как раз, когда я только обошла заросший лесочком край мыса, на дороге появилась машина, и как бы тускло, с точки зрения Соседа, не светили её фары, но низкую перемычку к берегу разглядела. Заодно увидела, что на мысу я в одиночестве, а меня присевшую на корточки среди ёлочек и сосенок в моей тёмной одежде едва ли возможно было из машины в свете фар разглядеть…

После проезда машины ещё несколько минут пришлось ждать, пока глазам вернётся чувствительность к темноте. Пошла обратно к ковчегу, который в наступившей полной темноте обнаружила, только ударившись об него при очередном шаге. Лезть в ароматное нутро ковчега совсем не хотелось, так, что я в полной мере пользовалась возможностью своими ногами походить по берегу. Присесть на холодную землю или даже найти свободную от кустов траву по нынешней погоде, это почти гарантия себе чего-нибудь застудить, поэтому просто топталась и пыталась принять решение, что и как мне делать дальше? По предварительному плану, сейчас поспать немного и рвать вперёд, сколько выйдет. Если удастся до восхода солнца проскочить Видлицу, то это будет просто прекрасно, а так, при свете искать место на берегу, где смогу прижать лодку и она не будет привлекать внимание. Хотя теперь после столкновения, я озаботилась ещё и тем, что этот фактор я зря из поля зрения выпустила, ведь прекрасно знала, что у берега в озере довольно много камней. А тут два варианта реакции на эту опасность, либо снижать скорость и стараться высмотреть камни на своём пути, либо отходить от берега метров на тридцать минимум и тогда условно можно камней почти не опасаться…

И эти все планы — сказочные фантазии, пока я не полезла в ковчег и не проверила его на предмет течи… И при негативном варианте, все мои планы придётся очень сильно корректировать, чего делать очень не хочется. Даже представить себе вариант, как я смогу выпутаться из сложившейся ситуации никак не получается, имею ввиду, если лодку пробила. Вообще, когда ещё стояли за островком пережидая сильную волну мы с Соседом умозрительно прикидывали варианты, как и что можно сделать, ведь Ладога может заштормить так, что и пару недель придётся сидеть без возможности высунуться в озеро, а по нашим возможностям этот вариант для нас невозможен. Вот тогда и думали о разных вариантах. Прежде всего, нас вяжет по рукам и ногам лейтенант, поэтому, как вариант, мне одной идти на контакт с кем-то из местных жителей, чтобы договориться об оставлении у них пациента на несколько дней, когда за ним пошлют группу и помогут его эвакуировать. Сложность контакта на примере Архипа показала, насколько это чревато и почти целиком держится на факторе везенья и от нас мало что зависит. Мы разошлись во мнении даже в том, с кем лучше вступать в контакт, я упирала на женщин и лучше молодых моих ровесниц, а Сосед говорил, что лучше мужчины, причём пожилые. Против женщин и молодых, в частности, он сказал, что связываться в таких серьёзных делах с непредсказуемой женской логикой основанной на неизвестных эмоциях он бы очень не советовал. А вот мужчины, тем более пожившие и жизнью битые, намного более понятны, их можно убеждать аргументами, выгодой, даже угрожать, если потребуется, и свои намерения мужчина обязательно покажет, если он не профессиональный актёр или резидент разведки привыкший скрывать свои истинные мотивы. В одном мы сошлись однозначно, что обращаться нужно к бедным, а не к зажиточным, хотя и тут стоит очень внимательно смотреть и выбирать, ведь есть бедность, как говорят, честная, а есть от лени и глупости, это варианты, когда рядом спокойно уживаются и зависть с жадностью, и неизвестно, позарится на выгоду от выдачи русского раненого командира оккупантам или нет… А мне самой, тем временем, пешком по берегу налегке с пакетом двигать в нашим, что тоже таит в себе не мало подводных камней. Кстати, о подводных камнях, и я потёрла ушибленную голову…

Вариант заманчивый, но уж слишком рискованный, по моим ощущениям гораздо рискованнее, чем даже наш авантюрный лодочный поход. Все попытки что-либо придумать упирались в то, что я одна и оставлять лейтенанта нужно на кого-то ещё, а это самая большая сложность. Ведь даже если взять уже помогавшего Архипа, который показал себя вроде как с самой лучшей стороны, вот приду я к нему и попрошу его приютить на время лейтенанта, я совершенно не уверена в его согласии, даже больше того, почти уверена в отказе. Впрочем, такая позиция намного честнее и благоприятнее для меня в плане принятия решения, если я решусь оставить командира, чем если на словах согласятся и вообще продемонстрируют всяческое расположение, а потом сдадут или подготовят засаду на тех, кто придёт лейтенанта эвакуировать… А мне ножками на юг вдоль берега топать. Документов и нормальной легенды у меня нет, поэтому по дороге пойти не смогу и путь на Олонец и в направлении Лодейного Поля мне закрыт, ведь там финские войска и гарантированные проверки. Надеяться отбрехаться и даже поплакать упирая, на свою принадлежность к женскому полу надо оставлять на самый крайний случай, ведь принадлежность к женщинам может наоборот агрессию в плане похоти спровоцировать, не буду объяснять, как мне этого "хочется". Поэтому тихонечко и скрываясь. А какой из меня великий куперовский "Зверобой" я иллюзий не питаю. Да и ночевать в лесу у меня опыт уже есть, а погода всё хуже… Ну, допустим, что всё удачно сложилось и я оставила удачно лейтенанта, а сама прошла почти всю оставшуюся Карело-Финляндию, но вот северный берег Свири у устья это сплошные болота, там вроде бы даже заповедник для водоплавающей болотной птицы в своё время сделали, Сосед сказал. И как эту заболоченную пойму преодолеть? Опять лодку искать? Да и Свирь, хоть и не Волга, но переплывать её не сахар, а водосброс у неё со всего Онежского озера, то есть смысла оставлять пациента нет просто потому, что я не могу надёжно гарантировать, что сама доберусь до наших…

И эти прикидки были, когда я ещё вполне прилично выглядела и была полна сил. А теперь, даже если с лодкой что-то, в своём нынешнем замурзанном и вонючем состоянии мне и к людям то не выйти, вернее, выйти можно, но надеяться только, чтобы не побили сразу, да и кто согласится с такой чучелой разговаривать? То есть, если с лодкой что-то, то искать место, вытаскивать её на берег и затыкать дырки, а в пути отчерпывать нашим особого назначения котелком, а лейтенант будет лежать спиной и тем, что ниже, в воде, что резко не добавит ему здоровья…

Полезла в наш плавучий сарай. И если корма была вытащена на берег, то течь всяко должна себя проявить, а для этого полезла щупать под пациентом спереди от своей лавочки. В серединке нашла немного, но понюхала и убедилась, что это не вода… Сказать, что я обрадовалась, это было бы слишком мало. В очередной раз вспомнила радостные повизгивания Архипа о его замечательном "Фофане", может и в этом дело, что лодка такая прочная, ведь удар на полном ходу, при том, что лодка сейчас из-за напитавшегося водой мха имеет массу наверно больше пяти центнеров…

В общем, растягивать переживания об отсутствии течи я не стала, наверно усталость уже стала выливаться в некоторую эмоциональную ригидность… Я устало опустилась в своё гнёздышко в сене, свернулась калачиком и уснула…

Потом ещё в полной темноте я выруливала от своей стоянки, по плескам волн впереди определила берег, камни или островки и пошла от мыса в озеро и только отойдя не меньше сотни метров повернула на юг и понеслась изо всех сил. Часа два до начала рассвета махала вёслами на полную. Примерно через час от начала движения прошёл поезд, который своим путевым прожектором очень хорошо показал мне расположение берега. И хоть сквозь безлиственный лес я хорошо видела свет с его паровоза, но о том, что с него могут увидеть меня на воде не беспокоилась, не до того машинистам, чтобы озеро разглядывать.

Я благодаря поезду подправила и скорректировала свой курс, убедилась, что впереди открытая вода и с новыми силами пустилась вперёд. Этой ночью машин больше не было ни одной, хотя я их не очень боялась, ведь в темноте в боковом отсвете от фар ковчег едва ли можно разглядеть. Сколько я отмахала в километрах не знаю, но Видлицу я увидела когда рассвет уже начинался. К этому времени я подошла гораздо ближе к берегу и теперь очень внимательно выглядывала возможные камни, но на расстоянии больше десяти метров от берега их не видела. Примерно в полутора километрах за Видлицей уже совсем рассвело, и я решила больше не рисковать. Как на зло, почти весь берег здесь представлял из себя шикарный песчаный пляж… Дороги видно не было, а вот поезда шли высоко возвышаясь над лесом, я так пропустила два прижавшись к берегу и хорошо их рассмотрела. Похоже перед мостом через речку Видлица путь проложен по высокой насыпи… Но у меня времени уже почти не осталось, так близко от крупного населённого пункта, слишком чревато обнаружением и здесь наверно самую большую опасность для нас представляют неугомонные вездесущие местные мальчишки, которые как все их сверстники во всём мире лазают везде и совершенно не предсказуемо, а главное, им до всего есть дело и вооружены они страшным для нас неуёмным любопытством. К счастью увидела выемку берега, здесь подлесок с кустами и деревцами почти спустился в воду, и, прижавшись, мы стали почти не заметны рядом с этой порослью. Я втиснула лодку как смогла близко, но вылезать и проверять уже не рискнула. Слишком уж здесь открытый берег и на песке меня станет хорошо и далеко видно…

В этот день я не рискнула дремать и регулярно аккуратно выглядывала и осматривалась по сторонам. И для моего развлечения Сосед мне показывал фильм, как обещал с Софи Марсо под названием "Весёлая пасха". Он сказал, что в этом фильме Марсо наверно столько же лет, как и мне сейчас. И вообще, я почти успела обидеться, когда он сказал, что покажет мне актрису, на которую я очень похожа, а там с начала фильма по-французски очаровательная Мари Лафоре, на которую я ну, никак не похожа. Откуда я знала, что французы своё кино вот так через голову снимают. Мне ужасно не понравился этот морщинистый старикан со сломанным носом, который там носится, как заведённый и всех женщин обманывает… На что Сосед очень развеселился, и сказал, что я ещё очень молодая и глупенькая, а Жан Поль Бельмондо, это по нашему Иван Павлович, как перевёл его имя Сосед, это безудержная харизма, бездна очарования и его сломанный нос, губы — пельмешки и многочисленные морщины только придают ему шарма и он кумир многих женщин во всём мире. А когда я выразила своё сомнение в его словах, он пообещал, что обязательно попробует показать мне фильм "Профессионал".

А Софи Марсо мне понравилась, хорошенькая девушка и наверно я на неё правда похожа, только нос у меня меньше, а глаза больше немного, но это лицо сильно меняет, и Сосед согласился. И наверно мне такая стрижка пойдёт, только вот боюсь, что мои волосы лежать не будут и придётся чёлку всё время с глаз убирать. И ещё мне показалось, что я более худенькая, а грудь у меня наверно чуть меньше, но это обычно, сейчас после беготни по этим лесам, мне наверно ещё отъедаться придётся… И вообще, мне показалось, что она выше и крупнее меня. Но я благодарна Соседу, что он так хорошо обо мне отзывается. Вообще, я обалдела от этих французских отношений и эмоций, машины бьют и ломают, друг с другом чёрте чем занимаются и всё на такой скорости и в суете, ужас просто. У нас комедии другие, хотя, если "Весёлых ребят" вспомнить… Как мы с Верочкой смеялись, когда первый раз смотрели, Верочка сразу после фильма заявила, что ей нужно второй раз смотреть, потому, что половину фильма она смеялась, а когда смеётся, то её пухленькие щёчки глаза подпирают и ей ничего не видно, а значит половину фильма она не видела, а только слышала…

Мне Сосед уже много фильмов показал. Но самый любимый это про капитана Титаренко "В бой идут одни старики"… Сосед потом спросил, кто из героев мне больше всего понравился и долго потом переваривал мой ответ. Ну, а что я сделаю, если, правда из всех мне больше всего понравился разбитной и подвижный грузин Вано, который, когда Кузнечик сбил свой первый Мессер в столовой кричал с жутким акцентом: "Какой сто грамм? Дарагой! Тебе чача нада! Чача!". Потом Сосед объяснил, что с такой реакцией он впервые столкнулся. Там почти все главные персонажи настолько сильно и красиво выведены, что на второстепенных уже как-то внимания не обращаешь, и всю любовь и внимание к себе притягивают Титаренко и Кузнечик, Ромео и Маша, Макарыч и Скворцов, чуть за ними Смуглянка, ну, и комполка с Зоей, наверно. А почему Вано, да потому, что живой, шумный, понятный и подвижный. Все главные персонажи — это слишком очевидно, а мне всю жизнь всегда было жалко и обидно за всех, кто остался в тени официального победителя, это я о спорте, если вы не поняли. И ведь тренировались не меньше, и победу часто определяет сущая мелочь, случай, если хотите, но все смотрят только на одного и первого, а есть не менее заслуживающие внимания вторые и третьи, четвёртые и пятые… Вот наверно из-за этой болезни спорта в стремлении определить единственного победителя, я спортом заниматься не стала… А дурость, когда в футболе или хоккее награждают всю заявленную победившую команду, а игрок может ни в одной игре на поле так ни разу и не вышел, так и просидел запасным, но вот медаль на груди и звание ЧЕМПИОН…

Так весь день тихонечко и просидели, чтобы вечером снова в сумерках рвануть вперёд изо всех сил. Уж сколько раз я так рвалась изо всех сил, руки, спина и плечи с уже не проходящей усталостью, они словно скукоженные, но зубы стискиваю и со скрипом заставляю их разгибаться, браться за вёсла и грести, грести, грести… Я это делаю уже почти не думая, автоматически, только переключаю режимы гребли с одновременной на попеременную и обратно. Руки уже перемотала новыми полосками ткани, нижняя рубаха уже скорее на маечку похожа, но эти повязки хоть немного защищают разбитые, стёртые израненные ладони. Я уже так привыкла к повязкам, что их совершенно не замечаю… И вот гребу отскочив от берега вдоль просматриваемого насквозь пляжа и очень надеюсь, что в серой хмари начавшихся сумерек меня припозднившиеся проезжающие с дороги не увидят. Гребла и гребла. Кстати, за весь день по дороге слышала ехали и ехали, с моего места дорогу было только слышно, а вот в просматриваемом далеко озере я патрульных финских баркасов не увидела. Был какой-то дымок на горизонте с запада и всё. Вот вчера видела в озере кто-то проплыл на юг. Впрочем один день наблюдения ни о чём принципиально не говорит, так, что делать из него выводы очень самонадеянно и опасно. Берег здесь идёт в юго-восточном направлении, вот параллельно ему и плывём. Пару раз проехали припозднившиеся машины и один мотоцикл, это я не по одинокой фаре сужу, у одной машины тоже всего одна фара была, а ещё и по хорошо различимому звуку мотоциклетного мотора. Гребла уже в полной темноте, но этот бесконечный пляж мне нужно преодолеть, а если рассвет меня застанет на нём, то всё было зря! Вот я и гребу и гребу, пока не понимаю, что настал предел, и я поворачиваю к берегу и снижаю скорость, ведь с прибрежными камнями мы уже имели радость познакомиться…

Вообще диковатое ощущение, плыть в темноте к берегу, со стороны которого слышны шлепки волн, но определить по ним расстояние не получается, потому, что звук очень большой протяжённости, и каждую секунду ждёшь удара, звука встречи с берегом и невольно притормаживаешь руки с вёслами, чтобы не разогнать лодку, а берега всё нет и нет… И вот наконец я ткнулась, но не в песок и не камни, а кажется в траву или тростник. Вообще, я повернула к берегу, не столько потому, что устала, устала я ещё когда только тронулась сегодня в путь, повернула потому, что последняя машина как раз где-то в километре позади выворачивала из леса по дороге и потом ехала вдоль самого берега. А это значит, что этот кусок пути мимо берега по самому краю которого идёт оживлённая дорога кажется остался позади…

Я развернула лодку и приткнулась к берегу кормой, чтобы вылезти и хоть на ощупь определить, что за берег передо мной. Оказалось не торстник, а вплотную подошли к воде густые кусты, а берег немного подмыт и вылезать пришлось немного наверх, на эту импровизированную ступеньку. Вот обратно получилось совсем не смешно, ведь ничего не видно и шагнуть с высокого бережка прямо в лодку не получится, да и люк ещё открыть нужно… Вот и пришлось ощупывать всё руками, сползать к воде на попе и расставив руки искать лодку, которая оказалась в двух шагах. Залезла в её нутро и отрубилась…

Проснулась я от покачивания лодки. Я так судорожно высовывала спросонья голову в свою смотровую дырку, что больно ободрала щёку об обледеневшие веточки мха. Было светло, а лодка дрейфовала по волнам метрах в пятидесяти от лесистого берега. Тут уж было не до размышлений, я схватилась за вёсла и направила лодку к берегу. Уже после разворота и когда берег приблизился метров до десяти, я уже более спокойно осмотрелась. На озере пустынно, вдали видна светлая прибрежная полоска песчаного пляжа, наверно там сразу за ним где-то идёт дорога… Но главнее сейчас было другое, мне очень не понравился северный ветер и набирающие силу волны, хотя здесь ветер дует со стороны берега фактически, а волны почему-то всё равно набегают с озера, не поперёк берега, а под углом, но скорее с запада, то есть почти поперёк ветру. А в берег волны бьют уже с пеной и накат весьма неприятен.

Откуда я знала, что у меня очень не много времени, не скажу, но действовала как автомат, направила лодку поперёк волн, чтобы найти любое укрытие, в котором смогу пересидеть разгул стихии, я откуда то знала, что в этот раз это шторм, а не просто сильный ветер, как был в прошлый раз…

В устье Тулоксы вошла с такой радостью, как входят домой после возвращения из дальнего странствия. То, что это Тулокса узнала позже, когда посмотрела карту и сопоставила все имеющиеся факты, вернее, это Сосед сопоставил. На входе в устье чиркнула днищем о намытую речкой банку, как раз лодка между волнами просела и нас укрыл от ветра высокий обрыв на северном берегу. Внизу под обрывом я и причалила…

Где-то вдалеке шумели поезда на железной дороге, гудками и свистками отмечались паровозы, дороги вообще не было слышно. Где-то по речке было изредка едва слышно заполошное кукареканье странного петуха, который плевал на время суток и голосил как попало. За изгибом русла и высоким обрывом на берегу ярилась Ладога, словно старая скандалистка, которая никак не могла успокоиться, что упустила меня и не может теперь достать. А здесь в тихом плеске несущей свою уже студёную воду речки и удивительном безлюдье я словно впала в какую-то прострацию. Я вытащила лодку на небольшой плёс, по которому немного прогулялась в первый день, но не носом или кормой, а боком. Глубина речки на повороте это позволила сделать, а цепь на всякий случай привязала к торчащему из обрыва корню…

Потом долго доедала остатки тушёнки. Последнюю банку я растянула на все эти дни. Она оказалась свиной, то есть почти полная банка белого перетопленного жира с редкими прожилками мяса. Вот и не стала я есть его половинами. А есть голый жир без хлеба и гарнира, к тому же холодный и застывший, это наверно не самое прекрасное блюдо, но я наслаждалась вкусом, мне так хотелось есть, что эта, в обычной жизни неудобоваримая еда едва бы в горло в таком виде полезла, сейчас с удовольствием я её рассасывала и слизывала с ложки и ужасно расстроилась, когда в банке больше ничего не осталось, хоть я скребла банку ещё минут двадцать, если не больше, выковыривая из углубления закаточного шва кажущиеся мне в нём остатки вкусняшки. Потом я не менее старательно со всех сторон облизала свою ложку и убрала её к часам и карте сверху в вещмешок. Больше у меня кушать нечего и ложку можно пока отправить в бессрочный отпуск… После еды мне показалось в корне неправильным просто выкинуть банку от такой вкусной тушёнки, и я вылезла, отошла в сторону и отбирая самый чистый песок насыпала им банку, после чего закопала в обрыве, но делать ещё бОльшую глупость пытаясь отметить место, куда я закопала банку мне показалось кощунственным, словно могила получится…

А потом в лодке я забылась полудремотой-полусном. Иногда я выныривала из этого состояния, прислушивалась к буйству стихии за обрывом и снова проваливалась в глубину своих снов-видений. В какие-то моменты я вспоминала какие-то события из своей жизни и переживала их заново, иногда я видела сны-фантазии, в которых со мной происходят вещи, которых со мной никогда не было, в своих снах я плакала и смеялась, я грустила и веселилась, но я точно знала, что это всё происходит со мной. А вот в других снах я вдруг чувствовала себя мужчиной, я вдруг ехала куда-то за рулём своей машины, то одна, то со мной в машине были мои друзья, я знала, что они мне друзья, то моя дочь, то женщины, разные. Но я их точно любил, а вернее, хотел, Сосед мне как-то объяснил разницу, когда я пыталась укорить его многочисленными связями. И я целовал этих женщин и был с ними в разных постелях и спальнях, а то и без постельных излишеств стоя или сидя в самых непригодных, с моей точки зрения, для этого местах. А потом мы сидели у костра на рыбалке и от булькающего котелка восхитительно пахло свежей ушицей… А потом я оперировал, я не понимала, что делаю в красных, пропитанных кровью тканях обложенных кровавыми тряпками многочисленными блестящими сверкающими в ярком свете инструментами, но я чувствовала, что у меня получается и внутри всё пело или не получается и я стараюсь и сержусь, и в результате добиваюсь своего… А потом отхожу от стола, сбрасываю в полную бросалку свои грязные перчатки, громко благодарю всех и выхожу из операционной, успев сбросить в предоперационной грязный халат, сполоснуть руки и накинуть не застёгивая свой обычный халат. И какое удивительное чувство этой дороги по пустому гулкому коридору от операционных до комнаты отдыха или по простому раздевалки, где можно сесть на продавленный дежурными хирургами старый диван, откинуться на спинку и закурить первую после операции самую вкусную на свете сигарету… И помнится разговор в раздевалке:

— Вот вы сосудологи — мазохисты, с утра одну операцию и только вышел…

— Это ты меня в общую хирургию агитируешь?

— А что тебе в общей не нравится? Вон сегодня моя операция четвёртой в очереди стояла, сорок минут, и я уже закончил. А в вашей операционной всё идёт и идёт первая операция…

— Зато ты никогда не сможешь понять наслаждения самой вкусной сигаретой, когда после такой операции закуриваешь…

— Ну, это и поспорить можно. Я в конце девяностых в Джанелидзе на Будапештской работал, когда за ночь иногда по несколько огнестрелов и проникающих ножевых привозили. Вот тогда после суток выходишь из оперблока и ноги подрагивают и честно сказать, даже не до сигареты…

— А помнишь анекдот про доктора, который много лет работает дежурным по скорой помощи?

— Расскажи…

У хирурга корреспондент берёт интервью:

— Скажите пожалуйста, а о чём вы мечтаете при такой работе?

— Что когда выйду на пенсию, я уеду на дачу, сяду на веранде в кресло-качалку и два года в нём буду сидеть не шевелясь даже…

— А потом?!

— А потом начну раскачиваться…

Иногда я выныривала из этих видений, спохватывалась, высовывалась наружу, предварительно схватив наган, и слушала или осматривалась, в зависимости от наличия света, но тревога не оправдывалась и я успокаивалась. Тихо сидела и слушала буйство стихии, радовалась про себя, что так хорошо от неё укрылась и снова уплывала в тёплое уютное забытьё… В одно из пробуждений, когда я вынырнула из какого-то тревожного сна я выскочила из лодки и почти сразу растянулась на камнях, больно ударив левое колено. А когда попробовала встать, то в серых сумерках разглядела, что камни блестят, как лакированные и ужасно скользкие и я едва удержала равновесие, больно дёрнув ушибленную ногу. Оказалось, что всё вокруг покрыто тоненьким слоем льда из-за которого под ногами так скользко…

Балансируя на этом гололёде, отошла в сторону, сделала свои дела, я вернулась в ковчег, уж очень зябко в такую погоду голой попой сверкать. Залезла в лодку и попыталась сообразить, а сколько дней я уже здесь нахожусь, но вспомнить определённо что-либо кроме первого дня запомнившегося похоронами пустой банки из-под тушёнки не смогла. Как не смогла даже вспомнить какое было число, когда я сюда приплыла. Сначала я пыталась вспоминать и пришла к числам между двадцать седьмым и двадцать девятым октября, а если к этому добавить два или три дня здесь, то выходит, что возможно на дворе уже ноябрь… Но вскоре мне стало совершенно не интересно думать про число и какой день. Я попила воды и снова отключилась… Вспоминала ли я в эти дни про нашего лейтенанта? Вспомнила однажды, когда он вдруг начал тихо кашлять, так словно на концерте человек пытается не шуметь и давит кашель, Но не может его подавить и получаются такие тихие, словно игрушечные звуки. Услышав, я испытала дикий стыд, благо было светло, я полезла в нос смотреть, что с ним. Но он тихо лежал и перхал, на мои попытки его расшевелить не реагировал и оставался в беспамятстве. Я даже не поленилась проверить его температуру своими давно растрескавшимися обветренными губами. Мне показалось, что высокой температуры у него нет и главное, что его беспокоит, а может это меня беспокоит, это резкая вонь фекалий и застоялой многодневной мочи. Буквально сразу я потеряла к немцу всякий интерес и снова отключилась…