Гийясаддин Абу ль Фатх ибн Ибрагим Омар Хайям Нишапури. Рубаи.

 

Глава 1

Коль человек чужой мне верен — он мой брат,

Неверный брат — мой враг, будь проклят он стократ.

Лекарство иногда опасней, чем отрава,

Болезни иногда излечивает яд.

Омар Хайям. Рубаи

1

— Кривой Лис, — с простецкой улыбочкой рубахи-парня представился "мутный тип". Потом обернулся к Дойлену и спросил: — Это и есть твоя женщина, верно? Я должен три луны охранять её?

— Три луны — и свободен, — подтвердил тот, пока я сверлила его убийственным взглядом. — Займись пока фургоном.

Белобрысый дядька, носивший прозвище Кривой Лис не иначе, как за длинный шрам через всю левую половину лица, снова лучезарно улыбнулся и пошёл в сарай.

— Спасибо, дорогой, — процедила я. — Теперь ты навязал мне телохранителя.

— Тебя уже пытались убить, помнишь? — Дойлен умел быть убедительным, когда ему это было нужно. — Впереди дальний путь, всякое может случиться.

Влажный после раннего дождика двор только-только оживал. Девчонка-гусятница погнала своих подопечных на свежую травку, конюх чистил магичкиных лошадей, один из солдат у сеновала лениво лапал вяло сопротивлявшуюся служанку, дядька Аниш степенно колол дрова, делая вид, что всё это его никаким боком не касается. Поднимающийся ветерок был отчётливо холодным, я куталась в курточку и жалела, что она без капюшона.

Этот мир медленно, но верно погружается в ледниковый период. Кажется, я уже упоминала причину, по которой блондины бежали из родной Скандинавии: наступление льдов. Здесь тоже это ощущается. Если в моём мире в этих местах нормальная лесостепь, то здесь — густые широколиственные леса, а километрах в ста севернее начинаются дремучие ельники. Собственно, там по границе хвойных лесов и проходит магическая "зона отчуждения", оберегающая княжество от набегов диких племён. Ульса, кстати, говорил, что беловолосые обычно в плен не сдаются. Откуда же Дойлен выкопал этого… Лиса? Дядька, кстати, на германца не похож, скорее, на финна или саама. Почему он в княжестве? Оказался из тех, кто предпочёл смерти жизнь в плену? И почему ему разрешено носить оружие?.. Вопросов намного больше, чем ответов.

Собственно, во двор мы спускались, чтобы отдать ларец с "артефактами" курьеру Ульсы. Ларец я запечатала простеньким заклинанием и, само собой, ни слова не сказала посыльному, что положила туда маленькую записку для его господина. Зачем огорчать человека новостью, что его уже сегодня могут погнать обратно — с ответным письмом?

А могут и не погнать. Ульса вполне способен дождаться моего приезда в Рему. Там у него больше шансов меня прижать.

Лис оказался опытным лошадником, что для северянина было довольно странно: эти племена жили в холодных лесах, граничивших с медленно наступавшей тундрой, и если захватывали в набегах некоторое количество лошадок, то до весны животинки как правило не доживали, уходили на мясо. Поговаривают, будто в их меню входит и человечина, но это болтают крестьяне, в жизни не видевшие ни одного беловолосого. Колдуны в подобные глупости не верят. В тех обрывочных сведениях, которые мне удалось добыть из доступных книг, северные варвары описывались двояко. Одни авторы уверяли, что это свирепые воины, не щадившие врага, другие уверяли, что это мирные охотники, делавшие уже первые попытки перехода на подсечно-огневое земледелие, а те воины, что тревожат границы княжества — всеми презираемые отщепенцы, живущие грабежом. Очень похоже на хевдингов и викингов, но опять-таки здесь за десять тысяч лет пути народов были так исковерканы, что не возникло ни германцев, ни славян, ни кельтов, а их предшественники, те, кого наша наука называет палеоевропейцами, были искусственно разделены на "цивилизованных" подданных князя и разрозненные племена "дикарей" севернее границы. Пока климат был более-менее приятен, они сидели в своих лесах и никого особенно не трогали. Время от времени маги прореживали их ряды, наводя такой ужас, что северяне боялись даже смотреть в сторону проклятых земель. Но ничто не длится бесконечно. Похолодало, ледники сдвинулись с места и заставили предков Лиса покинуть родину. Я уже упоминала, как они расчистили жизненное пространство для себя. Причём на колдунов блондины ухитрились произвести такое глубокое впечатление, что их на какое-то время перестали брать живыми. Потом нравы немного смягчились, да и бонус от пленных мог проистечь — среди северян иногда рождались носители Дара, которых можно было скормить артефакту. Не было ни единого упоминания о северянах, принятых в Братство Одарённых. Даже не знаю, что тут сыграло решающую роль: то ли презрение к беловолосым, то ли поговорка "сколько волка ни корми, он всё равно в лес смотрит". Точно так же ни единым словом не помянуты ни боги, коим поклонялись северяне, ни их быт, ни сказания, ни язык. Подданные князя считали себя насколько выше всех остальных, что не считали нужным заниматься этнографией. И раз уж Дойлен счёл нужным нанять мне возчика-телохранителя из северян, то я в свою очередь считаю нужным порасспрашивать его — когда ещё выпадет такая возможность?

Надин, так и не добившись раскрытия тайны ларца из Ремы, оставила нам на прощанье инструкцию, как её найти в столице или вызвать в случае чего-нибудь непредвиденного, и укатила, пообещав содействие со стороны так и не названного ею мага. Прекрасно поняла, что торчание в Масенте лишь отнимает у неё драгоценное время. Уладили и отношения Керена с Ирочкой. Старшенький Дойленов сынок, получив всё, что хотел, попытался увильнуть от обязательств, но Ира устроила целый спектакль. Она прибежала не ко мне, а к Дойлену. В слезах. Мой дорогой союзник, видимо, действительно уже мечтал о внуках, иначе продолжение было бы несколько иным. Он попросту приказал сыну не дурить, а жениться и плодить деток, иначе он его знать не желает. Керен побурчал, но подчинился: отцовский авторитет оказался сильнее. Свадьба из-за простецкого статуса новобрачных была скромной и была несколько подпорчена визитом всё того же курьера из Ремы. Без ларца, с одним лишь письмом от господина. Я не удержалась, сломала печать. Прочла и молча показала Дойлену.

"Согласен на все условия. Жду ответа".

Это была капитуляция, или я совершенно не знаю Ульсу.

На следующее утро курьер отправился в обратный путь с ответом, а мы выехали общим обозом ещё через день. Я не оглядывалась. Я оставляла за спиной полгода жизни, за которые успела полностью потерять надежду и обрести её вновь. Если о чём-то и жалела, то только о том, что не попыталась действовать самостоятельно. Впрочем, я не переоцениваю свои силы. С союзником как-то надёжнее будет. А Масент… Если мы победим, то я буду вспоминать его с теплотой. А если проиграем, то мои воспоминания никому не будут нужны.

Впереди два с лишним месяца пути до столицы, расположенной где-то на побережье Адриатики. По здешним меркам — всего ничего. По моим — почти бесконечность.

2

Всё. С меня хватит.

Каким местом Ирочка думала, когда завертела бурный роман с Кереном, я догадываюсь, но ведь голова ей тоже для чего-то дана. Хоть изредка, но стоит её включать. Интересно, она вообще хоть раз задумывалась о возвращении? Живёт сегодняшним днём. Зачем ей вдруг понадобилось затаскивать Керена под венец? Ведь знала, что он подчинится воле отца. И что теперь? Она не соображает, что теперь муженёк на ней будет зло срывать? Это же средневековье. Дремучее. Она не ведьма, чтобы рассчитывать на равноправие, а нравы у сословий, лишённых колдовского Дара, вполне домостроевские. Это не наш более-менее комфортный мир, где совсем другие законы и где папа с мамой будут прикрывать её всю жизнь. А я, чёрт возьми, не мать, чтобы терпеть все её фокусы.

Рема снова "порадовала" раскисшими улицами и площадью-болотцем. Правда, если год назад здесь можно было увидеть лишь редких обывателей, пересекавших её по деревянным щитам, небрежно брошенным в грязь, то сейчас тут было не протолкнуться. Не мы одни собрались в дорогу. Ульса был намерен сформировать здесь обоз из своих данников-ведьмаков, и только после этого думать, выступать на Туримит, чтобы присоединиться к каравану Гидемиса, или выдвигаться на столицу самостоятельно. Конечно, крупный караван даёт преимущество в безопасности, но в нашем мире известна поговорка насчёт самого медленного верблюда. Не хочется лишние двадцать дней трястись в фургоне. Кроме того, Ульса, жук бородатый, вполне может склониться к варианту самостоятельного выезда управских ведьмаков, особенно после нашего откровенного разговора.

На этот разговор мы с Дойленом пришли вместе. Маг есть маг, предосторожность не лишняя. Тем более, когда маг нервничает. А Ульса нервничал, это было заметно по тому, как он упорно настаивал на визите к нему на дом. Это было, конечно, невежливо, но мы отказались. Маг в своём доме — это уже само по себе риск для его гостей, а я не была уверена, что он гарантирует нам безопасность. Сошлись в итоге на единственном постоялом дворе, где мы снимали пару тесных клетушек, именуемых комнатами, на всех. Трапезный зал был поделен на общий и "для дорогих гостей", где наличествовали деревянные ширмы и более-менее чистые столы. Конечно, рассчитывать на полную конфиденциальность здесь было бы наивно, но когда за столом собираются трое колдунов, они обязательно что-нибудь придумают. Так и получилось. Ульса первым делом забронировал стол в самом углу, хоть это и обошлось ему в целую серебрушку. Затем он выложил на стол кулончик — летящий ворон чернёного серебра — который сразу же установил стандартную сферу тишины.

— А это, — добавил маг, выкладывая рядом с кулоном золотое кольцо с мелким рубином, — помешает любителям читать по губам.

— "Туманная завеса", — я вспомнила его же уроки.

— Надо же, не забыла, — едко ухмыльнулся Ульса. — Теперь мы можем поговорить более откровенно… Ты с ума сошла, женщина? — добродушная маска, едва "туманная завеса" отделила нас от взглядов посторонних, была мгновенно отброшена. — Ты смеешь выставлять условия мне, своему господину? По какому праву, позволь спросить?!

— У каждого живущего есть право на жизнь, учитель, — ответила я, скромно уставившись в столешницу. — Помнится, вас этот вопрос тоже беспокоит.

— Что за чушь ты несёшь!

— Если это и чушь, то не моя, учитель. Помнится, вы как-то выпили лишнего и были несколько более откровенны, чем сейчас… Или мне послышалось?

Судя по тому, как побледнел Ульса, он прекрасно помнит тот разговор. Несмотря на выпитое — помнит.

— Поверьте, учитель, я не желаю вам зла, — продолжала я. — Вы очень помогли мне освоиться в этом мире, а я… не желаю быть неблагодарной.

— Предлагаешь сделку? — маг немного успокоился: его не собирались шантажировать, уже хорошо. — Жизнь в обмен на помощь в некоем деле? Не вижу препятствий, если только ты не потребуешь невозможного.

— Не думаю, что участие в некоем совместном предприятии — нечто невозможное.

— Ага, — хмыкнул Ульса. — Участие в сговоре. Остаётся выяснить, против кого вы сговорились, и донести на вас господину Гидемису. Что мне может помешать, а?

— Воля ваша, учитель, — улыбнулась я. — Можете доносить. Вот только вы после этого останетесь один на один с неизбежным. А мы предлагаем вам шанс.

— Вот как. Выходит, это сговор не против кого-то, а за что-то, — Ульса метнул мгновенный взгляд на Дойлена, до сих пор хранившего молчание. — Мне нужно было раньше догадаться. Ведьма и ведьмак проходят через древний и редко практикуемый ритуал буквально за несколько дней до того, как получили уведомления о Большом сборе. Притом у ведьмака имеется сын — десятник стражи в Туримите. Жаль, что я раньше не сопоставил эти факты, жаль. Но нет ничего бесполезнее, чем сожаления об упущенных возможностях… Итак, чего вы хотите? Я говорю о вас обоих.

— Мы хотим выжить, — проговорил Дойлен. — Так же, как и вы, учитель. И у нас со Станой больше шансов, чем у вас одного.

— Больше, чем ничего? — уточнил Ульса. — Не так уж и много. Но… я вас слушаю. Вы хотите, чтобы я составил вам компанию и тем самым повысил ваши шансы?

— Наши общие шансы, — я тоже сочла нужным внести уточнение. — Разумеется, если в нашей компании выживальщиков будет опытный маг, тогда перспектива вырисовывается очень даже привлекательная. Но, насколько я знаю этого мага, он ценит свою жизнь весьма дорого. Сколько же он готов заплатить, чтобы его личные шансы отличались от нуля в большую сторону?

— Насколько я знаю тебя, женщина, то ты вряд ли возьмёшь деньгами, — скривился Ульса. — Возможно, мне дешевле обойдётся на вас донести.

— Вряд ли.

— Это почему же? Ты так зачаровала мой технологический артефакт, что там не осталось ни одной звуковой записи.

— Они там, — улыбнулась я. — И мне достаточно четверти солнечного шага, чтобы получить к ним доступ.

— Я могу не предоставить тебе возможности…

— Зачем же я стану вас беспокоить, учитель, когда у меня есть похожий артефакт?

— И записи… — Ульса снова побледнел.

— Скопированы туда в полном объёме… Решайте, учитель, что обойдётся вам дешевле — участие в нашем…м-м-м…пусть рискованном, но имеющим шансы на успех предприятии, или самоубийственная преданность. Причём самоубийственная при любом раскладе.

— Дря-я-янь… — процедил маг. — Научил тебя на свою голову… Ладно, считай, что уговорила. Чего ты хочешь? Чем я должен заплатить за шансы сохранить свою жизнь…при любом раскладе?

— До меня дошли слухи, — начала я, — будто иномирян ваши вытаскивают уже больше ста лет. Немалый срок, по крайней мере, для моего родного мира. За сто лет через эти места прокатились две большие войны. Сюда наверняка попадали люди с оружием. Да и мои современники тоже балуются огнестрелом. Но на складе оружия не нашлось. У меня сразу же возник вопрос: маги не могли не понимать, что это за вещи, но ваши же законы запрещают их использовать — за несанкционированное применение силы огня сжигают на костре, не так ли? Тогда возникает другой вопрос: где тот склад, на котором держат наше оружие?

— Разумеется, в Туримите, — буркнул Ульса. — Ты собираешься его ограбить? Без магии…

— Учитель, вы хотите сказать, что у вас нет знакомых в туримитской гильдии воров? Совсем-совсем нет? — теперь улыбался Дойлен — своей фирменной улыбочкой, от которой млели все деревенские девки, а мужики наоборот, хмурились и старались отойти подальше. — Как же вы беспечны, учитель — вести торговлю и не позаботиться, чтобы ваши товары наверняка не увели вместе с телегами и лошадками!

— Тебя я тоже слишком хорошо учил, — проворчал маг. Впрочем, не так уж хмуро, как раньше. Должно быть, гордился такими сволочными учениками. — Ворам придётся хорошо заплатить. Деньгами и амулетами. Деньги — тьфу, пяток серебрушек даже у вас найдётся. А амулеты воровские изготавливать — это вам не технология с электричеством, пальцами по поверхности не поводишь. Нужны заклинания, которых вы не знаете!

— Не знаем, — согласилась я, почувствовав, как Дойлен легонько коснулся коленом моей ноги: сигнал "будь осторожна". — Но, полагаю, мы все вместе поищем выход из этой ситуации и обязательно его найдём. Вряд ли туримитские воры дружат с вами за деньги, если вы можете оказать им иные ценные услуги… не так ли?

— Дорогие мои ученички, — оскалился Ульса. — Одно дело, когда воры грабят мелкого купчишку, и уплатить за исследование магического отпечатка ему не по карману. Но обчистить склад, принадлежащий самому волостному магу… Воров будут искать все, кто на это способен.

— Думаю, обчищать сам склад и не придётся, — предположил Дойлен. — Думаю, господин Гидемис уже получил предписание отправить опасный груз в столицу. Думаю также, что обоз с оружием господин волостной маг возглавит самолично, а он не покинет Туримит, пока не соберёт большой караван и не получит письма от некоторых управских магов о том, что они решили пуститься в дорогу самостоятельно.

— Хорошо придумано, милый, — согласилась я. — Гидемис будет думать, что управский маг Ремы в пути, а мы в это время… Да, совершенно верно! Когда лучше всего что-то украсть? Когда это "что-то" перегружают со склада на телеги!

— Вы намерены торчать в Туримите, пока маг не засобирается в путь? — хмыкнул Ульса. — Или у вас есть знакомый в окружении Гидемиса?.. А-а-а, наверняка тот самый молодой человек, которого маг забрал к себе. Что ж, значит, я не напрасно потратил на тебя время, женщина: ты — хе-хе — действительно освоилась в нашем мире. Что ж, я, пожалуй, соглашусь на сделку с вами. Лучше рискнуть и победить, чем сидеть сложа руки и ждать, когда колесо судьбы тебя переедет.

— Остаётся сущий пустяк, — я оглянулась: нужно убедиться, что "туманная завеса" работает исправно. Только тогда расстегнула куртку, достала из-за выреза рубашки кожаный мешочек на шнурке и вытряхнула оттуда жёлудь. Тот самый жёлудь. Спасибо Дойлену за рукопись, оставленную его предком. Теперь даже если Ульса и захочет нас сдать, ничего у него не получится. — Вы ведь знаете, что это такое, не правда ли?

Маг подался вперёд, словно хотел разглядеть не дубовый жёлудь, а драгоценный камень на моей ладони… В первый раз видела, чтобы хоть раз он так выпучивал глаза.

— Вот это… вот это да! — хрипло воскликнул он. — Я о таком только читал, видеть не доводилось… Вот оно что! Жёлудь священного дуба! А я-то думал… Почему раньше не сказала, женщина?! Шансы! Да с этим амулетом у нас такие шансы!..

У нас. М-да…

— Я ведь его не просто так достала, учитель.

— Хочешь получить клятву, которую я не смогу нарушить? Хе-хе, — рассмеялся Ульса. — Ладно, будет тебе и клятва…

Обед, как говорится, прошёл в неофициальной дружественной обстановке. Проще говоря, мы втроём молча поглощали еду, почти не чувствуя вкуса и думая каждый о своём. Читать чужие мысли, как уверяет местная мифология, умеют разве что князь с княгиней, потому за эту сферу своей личной жизни я могу быть спокойна. А подумать было о чём. Ульса — скользкий тип. Он маг, хоть и низшего звена. Значит, первоклассный актёр и интриган, и только не слишком великий для мага Дар не позволил ему подняться выше управы. Но сейчас он нервничал, и выдавал себя взглядом, слишком холодным для маски добренького учителя. Зная его, можно было догадаться, о чём он думал. Предок Дойлена не врал, жёлудь священного дуба является сильным амулетом, но только в руках того, кому подарен самим дубом. Интересные это деревца, если честно. Некоторые летописи, из самых старых, уверяли, что священные дубы обладают собственной волей. И что их саженцы принесли сюда князь с княгиней "в начале времён". Каким образом дубы связаны с Великим Артефактом, ни в одной летописи не говорилось, но что они связаны, это знают все. И что колдун, получивший от такого дерева подарок в виде жёлудя, при правильном подходе может рассчитывать на некий дополнительный бонус. На какой именно, знали считанные люди в княжестве, и, судя по реакции, Ульса если не входил в их число, то был близок к этому кругу… Что же тогда получается? А получается странная вещь: маг полагает, что я буду распоряжаться этим амулетом, а он будет командовать мной… Разочаровать учителя, или наоборот, подыграть? Тут как на минном поле, ошибиться можно только один раз.

Телефон Ульса принёс с собой в жёстком кошеле, вероятно с прицелом тут же получить доступ к своим аудиозаписям, но тут его постигло некоторое разочарование. Дойлен твёрдо заявил, что никаких доступов он не получит, пока наша весёлая компания не разживётся иномировым оружием. Маг только крякнул. Видимо, не слишком и рассчитывал так дёшево отделаться, но счастье попытал. Порешили на том, что мне придётся, пока предвидятся несколько сухих погожих дней, рискнуть и скататься в Туримит. Я настаивала на велосипеде, но и Дойлен, и Ульса одарили меня такими мрачными взглядами, что я сочла за лучшее согласиться на возок. Тем более, уже телохранитель имеется. Официальный предлог даже придумывать не нужно, я же прохожу по делу Лугира — внимание! — как потерпевшая, и имею право ознакомиться с результатами расследования. Заодно отвезу письмо Ульсы — мол, маг Ремы принял решение выдвигаться в путь самостоятельно… Я ничуть не удивилась, когда после ухода мага Дойлен категорически заявил, что я без него не поеду.

— Боишься, что опять во что-нибудь влипну? — спросила я. Вино было крепкое, я разбавила его водой до полного неприличия и теперь потягивала как компот.

— Боюсь, — честно признался Дойлен. — У тебя редкий талант — находить врагов на пустом месте, а друзей ты заводить почему-то опасаешься.

— Извини, ваш мир не располагает к поиску друзей, — со вздохом ответила я.

— Но один-то друг у тебя точно есть.

На этот раз ему удалось меня удивить. Обычно он выражал свои чувства, стараясь облапить и прижаться потеснее. Не скажу, чтобы меня это сильно раздражало, но и позитива тоже не наблюдалось. Однако сейчас он накрыл мою ладонь своей — осторожно, даже с нежностью… Решил действовать традиционными средствами? Что ж, это куда лучше, чем грубоватый флирт, к которому он привык в своей деревне. А я… почувствовала благодарность. Не все способны после разрыва близких отношений остаться друзьями, и мне почему-то кажется, что в нашем случае магический договор не при чём.

— Спасибо, — я едва заметно улыбнулась и ответила ему лёгким пожатием пальцев — на всю его лапищу моей ладони не хватало.

В его тёмных глазах снова появилось то странное выражение, которое озадачило меня ещё в Масенте.

— Я еду с тобой, — повторил он. — Не хочу, чтобы тебя убили.

— Грешишь на родственников Лугира?

— Им очень не хочется платить виру тебе и мужу той ведьмы, которую он прикончил. И давай закончим этот разговор, Стана. Нужно собираться в дорогу. Скажу Керену, чтобы присмотрел за младшими, оставлю пару монет, и поедем.

В самом деле, не стоит откладывать дело в долгий ящик. Тут и ехать-то — будем на месте ранним вечером. Осталось переодеться во что-нибудь более представительное, чем походный кожаный "костюм". В фургоне было достаточно места для лёгкого плетёного сундучка с одеждой. И, пока Дойлен оставлял ЦУ своим сыновьям и распоряжался насчёт возка, я потратила время на выбор платья. Собственно, у небогатой ведьмы гардероб не слишком-то обширный, но два платья "на выход" я заказала ещё в начале лета. По настоянию Риены, между прочим. В дорогу мне их выстирали, отгладили и аккуратно уложили в сундучок вместе с шубкой, шерстяной накидкой, двумя шапками и нарядными сапожками. Для шубки ещё слишком тепло, потому я сделала выбор в пользу тёмного платья, накидки с оторочкой из бобрового меха и лёгкой шапочки из того же материала, имевшего в этом мире статусное значение. Бобёр, седая и бурая лисица — привилегия колдовского сословия, а я ею никогда не злоупотребляла.

Велосипед в разобранном виде лежал в фургоне, заклятия на нём я обновила, но зеркало сняла. Побоялась разбить, зеркала здесь стоят немалых денег, и… я всё-таки женщина. Не то, чтобы мне хотелось любоваться собой, но раз выезд официальный, то и вид у меня должен быть соответствующий. Волосы за год с лишним отросли заметно ниже лопаток, приходилось иной раз косу заплетать, как в старые добрые школьные времена, а сегодня я решила распустить их по плечам. Шокировать местный бомонд, привыкший к дамам в платочках. А что? Шапочка вполне пристойная, в такой и дома не стыдно было бы выйти. Немного поправить локоны, и вперёд.

Не успела я упрятать зеркало в сундучок и запечатать крышку магическим "сюрпризом", как на пороге возникла Ирочка. С низко опущенной головой и хлюпающая носом. Я только мысленно выругалась: во что ещё она влипла?

Ирка молча закрыла дверь и подняла голову. М-да… Зарёванное лицо "украшал" свежий синяк на скуле.

— Поздравляю, — хмуро буркнула я, оценив "украшение". — Получила первый орден… Что ты уже натворила?

— Ничего, — всхлипнула Ирка. — Показалось ему, что я на кого-то там посмотрела…

— А ты не смотрела?

— Да так, пару раз… Это что, преступление, что ли?

— Здесь — да, — я осмотрела синяк и достала из поясной сумочки крошечную стеклянную бутылочку с густым снадобьем. — Давай смажу. Завтра к вечеру пройдёт… И вообще, ты о чём думала, когда замуж рвалась? Забыла, что здесь за мир?

— Но ты же…

— Тут равноправие — привилегия ведьм. Всем остальным предлагается молчать в тряпочку и слушаться мужей… Я же тебя предупреждала, чёрт подери! И ты сама говорила, что боишься его! На кой леший тебе это вообще понадобилось? Гуляла со своим Тилем — и продолжала бы гулять, свободная, никому ничего не должна! Замуж хотелось? Думала, что тут замуж — это просто штампик в паспорте?.. Стой спокойно, а то всю обмажу… Можешь объяснить, что с тобой вообще происходит?

— Да я… думала… — хныкала Ирочка. — Вот у тебя имение, свобода. А у меня что?.. А тут Керен, а у него место десятника и родители не бедные. Надо же как-то устраиваться, не всё ж у тебя на шее… А он драться…

— Средневековье… — прошипела я, пряча флакончик. — Чёртово средневековье со своими чёртовыми порядками… Ты теперь, если замуж вышла, изволь глазки одному Керену строить, уяснила? А то он тебя такими вот "орденами" через два дня на третий будет награждать.

— Если бы только ими, — Ирка совсем расклеилась. — Притащил меня в комнату, твой амулет с меня содрал, юбку выше головы закинул, и…

— Понятно, — со вздохом сказала я. — Извини, нового амулета я тебе не дам. Хотела замуж — готовься пелёнки стирать.

— Но я… я же не готова! — пискнула Ира. — Я же не умею!

— Ничего, няньку наймёте, у твоего мужа заработок позволяет.

— Я рожать боюсь! — кажется, моя землячка была на грани новой истерики. — Стана, пожалуйста, дай мне новый амуле-е-ет!

— Хватит!!! — мне этот цирк осточертел, и я выдала не меньше децибелов, чем тогда, на дороге. — Как ты меня достала, Ирка! Взрослая баба, а ведёшь себя хуже восьмилетнего пацана! Ты хотела свободы? Я тебе предоставила свободу, даже когда ты в ошейнике ходила! И что ты с ней сделала? Сама в хомут влезла, а теперь сопли размазываешь! Иди к мужу и ему мозги компостируй, а меня оставь в покое!

— Но ведь это же… — рыдала Ирочка. — Это как в той кладовке… Сиди в четырёх стенах… Как же… Что же мне, вот так и жить дальше, как на привязи? А-а-а!..

— Сама на себя ярмо надела — сама и расхлёбывай! — зло выкрикнула я. — Мне уже надоело гонять твоих тараканов! Одних потравлю — новые вылезают!.. Всё, я сказала! Выбрала себе каменную стену — теперь сиди за ней! Головой думай! А будешь истерики устраивать — брошу тебя, и плыви сама, как умеешь!

— Ну и нафиг! — озлилась Ирка, глотая слёзы. — Говоришь, головой думай? Вот и буду думать! Обойдусь без тебя и твоих советов!

И бросилась вон из комнаты.

— Давно пора! — крикнула я ей вслед.

Ответом мне был яростный хлопок дверью.

Настроение испортилось напрочь. Вообще-то Дойлен мне уже говорил: мол, зачем ты себе эту обузу на шею повесила? Не могла иначе, потому что. Не могла я эту дурочку тогда на дороге бросить, на потеху солдатам Гидемиса. Не могла продать Ульсе на забаву — тот вообще баловался покупкой молоденьких девчонок для постельных утех, а когда те надоедали, перепродавал дальше. Не могла не дать свободу, когда мы поселились в Масенте. Но сейчас… Ирка не понимает, что за каждый поступок нужно отвечать. Привыкла сидеть на шеях родителей, потом ездила на мне, а сейчас вдруг решила, что сможет продолжать заниматься этим видом спорта, будучи замужем. Да, в нашем мире родители иногда за своими деточками бегают до самой пенсии. В смысле, до пенсии деточек. Видала я и такие семьи. А мне было двадцать пять, когда прозвучал тот звонок от брата. Неисправная проводка в доме — и всё… Жить нужно было своим умом, а я к двадцати пяти годам уже умела это делать. Ирке скоро двадцать, а поведение — как у недоразвитого подростка, совершенно не знающего жизни. У неё есть хороший задел. Пока я держала её на коротком поводке, всё было в порядке. Даже прогресс наметился. Но стоило ослабить вожжи, как понеслось… Что ж, пусть её теперь муж воспитывает, как умеет. Такими темпами они довольно быстро сделают ребёнка, а с младенцем на руках не слишком потрепыхаешься.

Я не произнесла ни слова, но Дойлен обо всём догадался по моему мрачному лицу. Он галантно подставил руку, чтобы я могла сесть в возок, потом пристроился рядом и скомандовал Лису трогать.

— Отругала наконец эту дурочку? — хмыкнул дорогой сосед, когда возок миновал городскую черту. — Я-то думал, когда ты решишься. А то пристроилась: натворит чего-нибудь, и сразу к тебе под крылышко.

— Как бы она себе ещё хуже не наделала, — буркнула я, кутаясь в накидку.

— Ты моего сына плохо знаешь.

— Думаешь, не позволит?

— Гулять — точно не позволит. А ты тоже подумай, милая, нужна тебе такая попутчица, или нет.

Он прав. Но мне слишком многое в себе нужно сломать, чтобы исполнить свою угрозу и бросить Ирку в чужом мире. Словами швыряться намного легче. Язык чесался спросить, с чего такая забота о семейном положении сына? Неужели тут настолько мало девчонок, которые могли бы нарожать ему внуков, чтобы сватать отпрыску неадекватную иномирянку? Дойлен не дал мне высказаться. Он просто погладил мою руку, выпростанную из-под накидки.

— Спрячь, — сказал он, добродушно улыбнувшись. — Холодно.

Невозможный человек. Человек, буквально живущий в маске, но передо мной он эту маску всегда приподнимает… Интересно, зачем я ему понадобилась на самом деле?

3

На въезде в Туримит мы удостоились странного внимания стражи. Начальник караула, вместо того, чтобы сразу же ленивым движением сунуть нам под нос плошку для монет, потребовал предъявить медальоны. Мол, приказ господина волостного мага — впускать в город только господ ведьмаков, магов и их прислугу. Криво усмехавшийся Лис, так и не расставшийся с ножом, удостоился подозрительных взглядов, но не более того. Знали, что ошейник попросту не даст рабу совершить ничего предосудительного. Закончилось всё банальной уплатой въездной пошлины, и нас пропустили в город, гудевший, как растревоженный улей.

В эти дни трактирщики и содержатели постоялых дворов наверняка сделали полугодовую выручку, а некоторые ловкачи и поболее того. Управские маги со свитой из ведьмаков-данников, сами ведьмаки со свитой из слуг и собственным транспортом. В волости Туримит то ли семнадцать, то ли восемнадцать управ. Не всем даже хватило места в городе, иные расположились табором неподалёку от ворот. Нас пропустили ещё довольно спокойно, поскольку мы были без "приданого" и свиты. А на улицах… Сейчас я бы здесь на велосипеде точно не проехала. Толпа, грязь и навоз на мостовой, снующие туда-сюда слуги колдунов, мальчишки-посыльные, тётки с корзинками, лоточники со своей мелочёвкой, бдящие стражники, небогатые ремесленники, громко рекламирующие свои изделия, свободные возчики, точно так же зычно предлагавшие свои услуги, женщины нетяжёлого поведения и, конечно же, воры. Эти своих услуг, понятно, никому не предлагали, но работали сноровисто. Даже находясь в возке, я побеспокоилась о сохранности своего кошеля: подтянула его под накидку и вцепилась обеими руками. Дойлен свой кошелёк вообще переложил за пазуху, видимо, с туримитскими ворами знаком не понаслышке… Иными словами, мы добрались до знакомого нам обоим трактира на центральной площади не раньше, чем через полчаса. Здесь народу было поменьше, сама площадь почище, а контингент в трапезной зале побогаче. Я помнила, какие здесь цены, и резонно предположила, что найдём в этом трактире свободный столик и комнаты без особой нервотрёпки. Правда, стоить это нам будет немало, но цена спокойствия никогда не бывает высокой.

Пока Дойлен договаривался с хозяином о съёме апартаментов, я нацарапала записку Игорю и послала трактирного служку в дом господина волостного мага. Раз уж земляк с нами в одной упряжке, то его стоит посвятить в кое-какие детали. Ну и, разумеется, попытаться провернуть через него нашу авантюру. В мире, где не знают даже арбалета, огнестрельное оружие в единоразовой операции может дать огромную фору. Колдовство колдовством, но ни один магический щит не способен удержать автоматную очередь. Надо полагать, предшественники Ульсы и Гидемиса наверняка сильно пострадали, когда пытались отловить в лесу попаданцев с войны. Особенно, когда вытаскивали разведгруппы с обеих сторон. Тогда, наверное, маги и узнали истинную цену иномирового оружия, и заперли его на секретном складе. Не удивлюсь, кстати, если сюда с сорок третьего затянуло парочку танков, Курская дуга была как раз в зоне действия магического коридора. И если за коридор отвечает волостной маг Туримита, то он не может не знать, где хранятся опасные "подарки" из нашего мира. Следовательно, хоть какую-то зацепку Игорь найдёт обязательно: хранить такую тайну в одиночку, не обновляя магические "замки" без помощи подручных ведьмаков, затруднительно даже для мага уровня Гидемиса. Подручные ведь могут и не знать, что хранится на том складе, но знать о его существовании и особом режиме охраны.

Игорь явно обрадовался не столько обильному угощению, сколько мне самой: возможность поговорить на родном языке в условиях информационного голода тоже дорого стоит. Хоть мы и расстались не так уж и давно, но земляк сразу расплылся в широчайшей улыбке. Мне осталось только представить мужчин друг другу как собратьев по колдовскому сословию.

— Очень приятно, — дежурные слова в исполнении Игоря прозвучали вполне искренне. — Я правильно понял, мы теперь…э-э-э…в одном предприятии?

— Да, ты совершенно правильно понял, — кивнула я. — Угощайся, чем бог послал, а там и о деле поговорим.

Игорь как-то странно посмотрел на меня, потом на Дойлена, и только затем счёл нужным сесть за стол и угоститься.

— Ну, как? — спросил он, воздав должное жирному окороку с вином. — Наше прошлое дельце выгорело?

— Скажем так — очень помогло продвинуться вперёд, — из-за Дойлена мы говорили на местном языке, так что приходилось применять иносказания. — У нас появились шансы получить…неплохой навар.

— Нашла специалиста?

— Скорее консультанта, но опытного. Он, кстати, дал хороший совет, как поднять наши шансы ещё выше… Слушай, Игорь, давай по-русски? Дойлен в курсе, а говорить в японском стиле я просто не могу.

Дорогой сосед, он же союзник, услышав чужую речь, ненавязчиво так положил ладонь мне на талию — мол, я тебе доверяю, но будь осторожна. Заодно, нехороший человек, демонстрировал собеседнику наши отношения. Ладно, об этом мы с ним тоже поговорим. После.

— В общем, дело такое, — начала я, старательно стерев с лица малейшие признаки недовольства. — Скоро нам всем в путь, сам знаешь. К зимнему солнцестоянию все будем на месте. И вот там нам понадобится несколько штучек, которых нет в этом мире… Короче, нам нужны стволы. Не слишком большие, но серьёзные.

— Уверена, что они тут есть? — засомневался Игорь.

— Маг не говорил тебе, что наших сюда тягают больше ста лет?

— Не говорил, — земляк насторожился. — Сама-то откуда знаешь?

— Была одна забавная встреча, потом расскажу. Ты ешь, не отвлекайся, а то на нас начнут внимание обращать… Так вот: таскают сюда наших людей больше ста лет. И все — из наших мест. Сам понимаешь, когда тут война шла, попадали люди со стволами. Подозреваю, что иногда с очень мощными. Да и потом — милиция, инкассаторы, охотники, бандюки, телохранители, просто любители огнестрела… Представляешь, какой арсенал тут должен был накопиться? И где оно теперь — соображаешь?

— У мага… — вопреки моему предупреждению, Игорь совсем перестал жевать. — Ну, блин, голова у тебя! Я бы и не подумал даже…

— Для программиста логика как для футболиста ноги — без неё далеко не ускачешь. Так что надо бы разузнать, где этот склад находится. Сам понимаешь, иметь в рукаве такой туз, как пара хороших стволов — это и в твоих интересах тоже.

— Если таскали людей с войны, то стволы могли прикрыть заклинанием сохранности. Со смазкой тут совсем кисло, — прикинул земляк. — А двери-окна запечатать чем-нибудь мощным, с сюрпризами и сигнализацией… Во всём городе только два таких помещения. Одно из них — подвал дома Гидемиса, второе — его лаборатория с амулетами.

— А за городом?

— Нет, за городом у него даже дачи нет. Деньги и хавчик управские маги шлют, с города доход идёт, зачем ему дача? Барахлишко с наших земляков у твоего мага оседает, потому что коридор в его управу пробит, а вот стволы… Ни разу не видел. Да сейчас и не война, чтоб их телегами возили. Мотоцикл один раз видел, помятый, без хозяина. Как раз телегой привезли и на дворе у мага сгрузили. А мы, тогда ещё ученики, потом помогали магу дверь в подвал запечатывать, он нашу силу использовал. Кто моцык вниз тащил, я не видел. Может, солдаты, а может, маг просто грузчиков с базара нанял… — задумавшись, Игорь снова налёг на ужин, потом отхлебнул винца и добавил: — Вообще рисковое ты дельце затеваешь. Маговы секреты — это тебе не пара заклинаний из книжки списать. Они ж не дураки, знают, чем им пахнет пара взводов солдатиков с "калашами". Даже местных обучить, и то… Так что если охраняют, то всерьёз, и держат в большом секрете.

— Ну, хоть что-нибудь выкопать ты можешь? — я не теряла надежды. — Нам бы точно знать, где этот склад, уже было бы что-то.

— Если ты про магов подвал, то лучше не лезь. Не знаю, что там за дверью, но на самой двери такое понавешано — просто жуть берёт. И волки эти…

— Какие волки?

— Маг волков прирученных держит, у него такая привилегия. Тут собак нету, так волчат лесных подбирают и дрессируют. Звери похуже овчарок будут: чуть что, так нападают молча и сразу в клочья рвут. Сторожа, что их кормят, из клеток выводят, и те боятся, на ночь в караулке запираются.

— Сколько сторожей?

— Двое. А вообще в доме много народу. Сам маг. Двенадцать солдат по всему дому. И ученики. И мы, помощники. И жена мага с детьми, тоже магичка. И кухарка с посудомойкой. И слуг человек двадцать. Правда, у подвала никто не ходит. Ночью волчары бегают, а днём там просто нечего делать. Так что прикинь, стоит ли вообще туда соваться.

— Нет такого замка, к которому нельзя было бы подобрать отмычку, — я покривилась: ещё не факт, что оружие в подвале, но почему-то именно его охраняют, как магическую лабораторию. Серьёзный орешек, боюсь, такой местному ворью не по зубам. — Ладно, я пока подумаю над твоими словами, а ты попробуй до завтра что-то разузнать. Хоть что-нибудь, хоть крупиночку… Понимаешь, Игорь, это действительно как козырный туз в рукаве, с которого можно зайти в самый нужный момент. Пока что у нас на руках сплошная мелочь. Остаётся изворачиваться, рисковать, блефовать, даже жульничать — извини, мы не в "сочинку" сели перекинуться, с нами тоже играют не по правилам, и на кону наши жизни.

Игорь думал долго, минут пять. Всё это время он меланхолично жевал, устремив взгляд куда-то мимо нас. Притом именно раздумывал, а не просто таращился в стенку. О возможности предательства с его стороны я не думала. Не потому, что настолько доверяла, а потому, что Игорь на такое не способен. Это простой человек с простыми запросами к жизни. Он оказался большим любителем вкусно покушать, ему катастрофически не хватает развлечений, но за возможность каждый день объедаться и играть в "тетрис" он земляков не сдаст. Скорее, будет держаться за нас обеими руками, чтобы к тому самому "тетрису" вывели. И поможет чем может. Но продавать — нет. Есть в нём какая-то старинная, неколебимая житейская мудрость, унаследованная, скорее всего, от дедов-бабок. И эта мудрость весьма однозначно определяет место предательства в перечне смертных грехов. Такие, как Игорь, семьдесят лет назад поднимались в атаку, не думая о сытной жратве и деньгах. Они нутром чуяли, где им должно быть, и, если не везло, умирали под чужими пулями, зная, что в их смерти — жизнь их близких. Так что с этой стороны всё железно. Вопрос лишь в том, что именно сумеет узнать Игорь и как этим знанием распорядиться.

— Лады, — кивнул он, запивая вином очередной кусок мяса. — Вы тут до завтра останетесь? — он перешёл на местный язык.

— Мы сняли комнату, — сказал Дойлен, чуть-чуть шевельнув пальцами — интересовался точным содержанием нашей беседы, не иначе. — Вторая по левую сторону, если не найдёте нас здесь за трапезой.

— Тогда завтра к обеду ждите. Даже если ничего не выгорит, всё равно приду, поговорим.

— Отсутствие новостей — тоже новость, — я пожала плечами. — Если ничего не получится, мы всё равно не оставим это дело, не так ли, милый? — это уже Дойлену и с тонкой улыбкой. — Прибыль, правда, будет невелика, но это больше, чем совсем без прибыли.

— Я договорюсь с хозяином насчёт завтрака и обеда, и чтобы Лиса накормил, — сказал мой дорогой сосед, и пошёл к стойке, где усатый дядька — трактирщик — до блеска натирал оловянные кружки чистым полотенцем.

— Твой, да? — Игорь проводил его странно весёлым взглядом, а потом заговорщически подмигнул мне. — Сразу видно, спёкся мужик.

Ч-чёрт… У меня аж сердце сбой дало.

— Как это — спёкся? — у меня сейчас, наверное, физиономия бледнее, чем у графа Дракулы. — В каком смысле?

— В том самом, — пояснил земляк. — До хрустящей корочки. Зацепила ты его, и всерьёз. Неужели сама не заметила? Твой он, с потрохами. У меня на это глаз намётанный.

М-да. Только этого мне и не хватало для полного счастья. Если Игорь не ошибся, конечно. Дойлен столько лет всю округу за нос водил, заставив считать его недалёким дуболомом и хамом. Но если земляк прав, то, как говорят американцы, у меня проблемы… Чёрт, чёрт, чёрт, теперь, кажется, щёки и уши пунцовые. Ой… Пусть Игорь думает, что хочет, но это вовсе не от женской стыдливости.

Сказать по правде, я попросту испугалась.

— Ладно тебе, не красней, — рассмеялся земляк. — Дело ведь житейское.

Я с трудом вымучила нечто вроде застенчивой улыбки и хлебнула вина, чтобы только сунуться в кружку и спрятать перепуганный взгляд. Руки, чёрт возьми, дрожат… И в рисковое дело влезли, и вообще… Сто грамм для храбрости не помешают. Или двести… Я достаточно хорошо изучила Дойлена, чтобы узнать одну простую истину: если он ставит перед собой какую-то задачу, то своего добьётся. Любой ценой. Взять хотя бы мой случай. Если он и "спёкся", то достаточно давно. Даже пытался поймать меня на дороге, однако не учёл скоростных характеристик велосипеда. Но когда обстоятельства сложились нужным образом, попросту загнал в угол и меня, и себя. И получил женщину, которую хотел, пусть ненадолго… У меня даже еретическая мысль мелькнула: а может, не стоило прекращать отношения? Может, надо было как раз надоесть ему до чёртиков, чтобы отстал? Хотя, скорее всего, это не дало бы результатов… Ну, а если он уже решил, что моё место рядом с ним? Что тогда? Даже если прямо спрошу, могу ведь и не получить ответа.

Дойлен вскоре вернулся за стол, а Игорь наоборот, распрощался и ушёл за новостями.

— Я так и думал, что он знает немного, — он снова приобнял меня и зашептал на ухо, изображая ухаживания галантного кавалера. А может — мелькнула мысль — и не изображая? — Маг не будет раскрывать такие секреты кому попало, даже ближайшим помощникам.

— А я всё-таки не теряю надежды, — я так же тихо зашептала ему в ответ.

— Я тоже.

Вот. Сказал. Иди знай, на что именно он не потерял надежду. Невозможный человек…

— Может, выпьем за наш успех? — предложил он, заметив моё смущение. — Вино сегодня отличное, не кислятина.

— За успех, — я снова еле вымучила из себя улыбку и сделала пару глотков, чтобы скрыть глубоко укоренившийся страх. — Знаешь, Дойлен, я всё хотела спросить… В нашем мире люди через одного поминают то бога, то…его оппонента. Почему у вас не так?

— Потому что князь и княгиня не боги, — дорогой союзник защекотал мне ухо своим дыханием — но даже так я едва различала его слова. — В это предписано верить, но вообще-то мало кто воспринимает всерьёз. Кроме простецов, понятно. Истинно бессмертные лишены страха, а наши князья… они боятся.

— Чего?

— Потерять власть, потерять долголетие и молодость… Да много чего ещё. Но я тебе этого не говорил, — добавил он со смешком.

— Хорошо, я ничего не слышала, — ответом ему стала моя улыбка, на этот раз вполне натуральная.

Замечательно мы со стороны смотримся, наверное: ни дать, ни взять, парочка перезрелых влюблённых. Седина, так сказать, в бороду. И… меня беспокоит, что Дойлен уже третий тост провозглашает, а мне каждый лишний глоток вина добавляет шума в голове и забирает в качестве компенсации часть здравомыслия. После четвёртого тоста я, что называется, поплыла. На пару секунд потеряла ориентацию в пространстве, и обнаружила, что мы с дорогим соседом очень даже сладко целуемся… Я сдавленно пискнула и хлопнула его ладонями по плечам: мол, отпусти, охальник.

— Ты подпоил меня, — я напрасно пыталась унять пустившееся в дикий пляс сердце. — Нечестно играешшшшшшь…

— Приходится изворачиваться, милая моя, — жарко шептал Дойлен. Он не дал волю рукам, наверное, только потому, что мы сидели в общем зале. — Пойдём наверх… Пойдём, милая… Ты же знаешь, я не сделаю тебе ничего плохого… Пойдём…

То ли вино оказалось таким коварным, то ли он сам действовал на меня, как хорошая выпивка, но следующий поцелуй я запомнила уже у самой двери снятой нами комнаты. Вернувшийся на миг самоконтроль был сметен, как лавиной, чем-то древним, почти животным, поднявшимся откуда-то из глубин моей сущности. Да уж, конфликт души и тела… Разум был отключён вином, а тело требовало своего, и с такой силой, что я чуть не зарычала по-звериному, когда Дойлен запустил ладонь под лиф моего платья. Его рука заметно дрожала, а второй он пытался попасть ключом в замочную скважину… Золотистая ажурная преграда, разделявшая нас все дни с момента размолвки, порвалась в клочья и тихо истаяла.

Нужно сказать… сказать ему… чтобы не лез… сказать… он должен подчиниться… это же смертный приговор для нас…

Скрип ключа в замке показался мне громом небесным…

Он не успел заложить дверь на засов. Её буквально снёс запыхавшийся Игорь, влетевший в слабо освещённую единственной свечкой комнату с совершенно безумным лицом.

— Склад! — выпалил он свистящим шёпотом. — Подвал мага ограблен!

Пожалуй, сейчас это была единственная новость, способная нас отрезвить. Во всех смыслах этого слова. Когда потрясённый Дойлен секунду спустя обернулся ко мне, нас снова разделяла мерцающая преграда моего запрета.

Чтобы я ещё хоть раз хлебнула тут вина!..

Господи, что бы там ни случилось, пусть даже конец света — спасибо!

— Вот чёрт… — я, совершенно машинально поправив платье, с ошалелым видом села на кровать. Не будь там кровати, села бы прямо на пол. — Не мы одни такие умные, оказывается… Ну, господа мужчины, что делать будем?

В ответ Дойлен выдал конструкцию из нескольких непечатных словес. Без всякой злости. Просто он так привык скрывать волнение и растерянность. М-да. Ведь он прав. Нас опередили, лишив крупного козыря.

Кто?!!

4

Надо отдать должное обоим мужчинам: из шока они вышли раньше меня. Дойлен ничтоже сумняшеся цапнул Игоря за воротник, втащил в комнату и запер дверь.

— А теперь рассказывай, парень, — на диво спокойно сказал он — ведь только что буквально расписался в бессилии, а тут — глядите-ка, само спокойствие. — По порядку.

Игорь шумно выдохнул и рассказал. По порядку.

— Я от вас как вышел, — говорил он, — сразу к магу. А там все на ушах стоят: ограбление. Ну, думаю, пойду, узнаю, кого там ограбили и много ли стащили. Оказывается, сработал охранный амулет в подвале. Маг сразу туда, снял заклинания с двери, открыл, а в подвале всё перевёрнуто. При целой двери-то! Он туда, сюда, глядь — а в стене дыра, и рядом с охранным амулетом висит ещё один, блокирующий. Сила в нём иссякла, и охранный тут же маякнул. Маг наш в крик, дознавателей со всего города понатащили, то да сё… Короче, сказали, что взлом был дня три назад, блокирующий амулет дольше не держит. Подрыли со стороны заброшенного дома, как раз из того подвала, а у мага в подполе стенка в один кирпич, ну, её и разобрали…

— И что, всё вынесли через ту дырку? — меня трясло, как от лихорадки, но я честно старалась, надавав себе мысленных пощёчин, привести мысли в порядок. Расклеилась, дура, нашла время "сто грамм для храбрости" употреблять… — Ничего не оставили?

— Если б я знал, что там лежало, сказал бы точно, — заверил меня Игорь. — А так только прикидывать могу. Кое-что заметил, пока следаки стадом по подвалу и подкопу носились. Там ящики были, взломанные. Я, когда в армии служил, точно такие же видел. Ящики от АКМ, ровно две штуки, на десять автоматов каждый. И парочка патронов калибра семь — шестьдесят два под ногами валялась. "Цинков" не видел, но там был ещё один взломанный ящик. С какого хрена они это хозяйство не в таре попёрли, не знаю. Там ещё куча всего была, так на этой куче пыли в палец толщиной, не тронули. Винтари, пистолеты, гранаты, пару "дегтярей" видел, "максим" допотопный…

— И ты, конечно же, ничего под шумок не спёр, — осклабился Дойлен.

Игорь только-только разогнался перечислить все виденные им образцы оружия, но эта фраза застала его врасплох… По стенам метались тени от тусклой свечи, в камине трещало сухими дровами невысокое пламя. Но даже в неверном свете этих огней я заметила, как побледнел Игорь.

— Да… а откуда вы…

— Не первый день на свете живу, — огрызнулся Дойлен. Кажется, непредвиденное развитие "романтического" ужина его разозлило. — Ну, что ты там упёр?

— Я… три пистолета… — земляк нервно сглотнул. — Немного патронов к ним.

— Где оружие?

— У… у себя в комнате спрятал…

— Ты идиот? — неожиданно мягко поинтересовался Дойлен. — А ну поднял задницу и бегом за оружием! Чтобы через три солнечных шага оно было ЗДЕСЬ!!!

Я до сих пор не представляла, как можно кричать шёпотом. Оказывается, можно. Ещё и как. Игоря будто ветром из комнаты выдуло. И тут же словно лопнул большой мыльный пузырь… Когда Дойлен успел поставить сферу тишины, ума не приложу. Но то, что он вообще сообразил это сделать, говорит в его пользу. Я-то сегодня туплю раз за разом… Заболела, что ли? Или наоборот, это моё нормальное состояние?

Злость на себя выветрила остатки хмеля из головы. Закусив губу, я с силой провела ладонями по лицу. Давай, приходи в себя, пьяная идиотка!

— Я напугал тебя. Прости.

Вот так легко и просто у него: "Прости". Засранец. Уселся рядом, рожа виноватая, а сам обнимается…

Нет. Ни под каким предлогом нельзя устраивать скандал. Сама хороша. Во-первых, пить меньше надо, во-вторых, друг с заскоком лучше, чем отсутствие друзей вообще. А он друг. Вот что с его заскоком делать…

— Пообещай, — тихо сказала я, не открывая глаз. — Пообещай, что больше никогда так не сделаешь. Если ты мне друг не только на словах…

— Не обещаю — клянусь, — он явно был готов к такому повороту. — Пока ты сама не скажешь, что я тебе нужен… не только как друг.

— Это будет не скоро, — вздохнула я. — Скорее всего, вообще никогда.

И посмотрела ему в глаза — как отреагирует?

Он не успел. Не успел скрыть промелькнувшую там боль.

Значит, Игорь прав…

Виновата ли в этом магическая связь, но то, что он демонстрирует, называется одержимостью. Так тоже бывает. Он действительно может нежно любить свою жену, но с ума сходить по мне. Я так не могу. Попыталась, и поняла, что для меня лично это закончится очень плохо.

— Я буду ждать, — тихо сказал он. — Ещё неизвестно, как всё обернётся.

Игорь справился быстрее, чем мы думали, принёс старый добрый армейский "сидор", в который он догадался сложить краденые пистолеты. На этот раз сферу тишины поставила я, и мы принялись разглядывать добычу… Что ж, улов невелик, но это тоже больше, чем ничего: два ТТ военного выпуска с характерными глубокими насечками на затворе и обычный милицейский ПМ с кобурой. Даже я, дилетант в боевом оружии, и то сразу опознала обе модели. "Макарова" не узнать сложно, у нас он до сих пор на вооружении милиции состоит, а ТТ не один раз видела в фильмах "про войну". Даже что-то читала о нём, в каких-то книгах. Вроде бы помощнее будет, и патрон к нему проще достать… Так, а что насчёт патронов? У ПМ одна обойма в рукояти и одна запасная в кармашке кобуры. Обе полные. Ещё с десяток девятимиллиметровых патронов с покрытыми латунью головками в разорванной картонной упаковке. У "Тульских-Токаревых" ситуация получше, патрончики всё того же калибра семь — шестьдесят два обнаружились в самом мешке, россыпью, штук сорок, да ещё Игорь прихватил по запасной обойме… ТТшки имеют не слишком презентабельный вид, видимо, попали сюда их хозяева прямо из серьёзного боя. Если воры и прихватили какой-то короткоствол, то на эти могли и не позариться. "Макарову" как боевому оружию цена невелика. Хорошая штучка именно против бандитов, а не солдат противника в касках и бронежилетах. Слышала я такие умные слова: "Останавливающее действие". И даже знаю, что они означают. Короче говоря, ПМ — идеальный вариант как раз для меня, слабой женщины, которая хорошо умеет стрелять разве что из травматика "Сафари". Вот ТТ, кажется, и броник пробивает. Или нет? Надо будет проверить на какой-нибудь толстой железяке.

Интересно, как и когда Игорь ухитрился всё это стащить?

Наверное, вопрос был написан на моём лбу. Крупным кеглем и заглавными буквами. Потому что земляк тут же пустился в сбивчивые объяснения.

— Они, дознаватели, то есть, когда в подкоп полезли, — сказал он, тыча пальцем куда-то в сторону, — совсем про нас забыли. Про маговых помощников, то есть. Это я взрослый мужик, а там кроме меня двое пацанов сопливых. Они как мотоцикл тот разбитый углядели, сразу к нему, и давай ковыряться. Пацаны же… А я тихонечко около мешка этого покрутился. Из него как раз ствол вон того ТТ торчал. Я туда. А там корзинка рядышком, а в ней пистолетов разных штук десять, ну, и приданого к ним маленько. Я много брать не стал, вот это всё в мешок кинул и тихонечко вынес. К себе в комнату. Когда снова вниз спустился, следаки над амулетами колдовали, а пацаны фару с мотоцикла чуть не скрутили. Никто не заметил, что я вообще выходил. Только потом, когда дознаватели уходить собрались, маг на дырку заклинание наложил, дверь запер и караул к ней приставил. Считайте, повезло мне. Если маг начнёт со списком сличать, стволы эти на воров спишет.

— Один ты для себя увёл, — это был не вопрос, а констатация факта, и Игорь кивком подтвердил мою правоту. — Хорошо. А хранить его ты где собирался?

— Вас попросить хотел, чтобы придержали, — пожал плечами земляк. — Я ж не совсем ещё дурак, знаю, что следаки копать начнут, магический поиск, всё такое. Если хоть одну гильзу у меня найдут — конец. А вы завтра прямо с утра езжайте. Всё равно скоро увидимся, вот тогда мне ствол и отдадите.

— А как там насчёт магического досмотра на воротах? Наверное, весь город уже знает, стража накручена…

— В том-то и фишка, что никто ничего не знает! — Игорь аж подпрыгнул. — Я своими ушами слышал, как маг сказал: мол, никому ни слова, особенно начальнику стражи. Вроде как тот склад подлежит вывозу в столицу, и магу совсем ни к чему показывать, что его обокрали. Искать будут, но тихо.

— Ладно, договорились. Патроны поровну поделим, — я сгребла блестящую латунью кучку спящей смерти обратно в мешок. — А вообще… Ты-то сам кого-то подозреваешь?

— Да так… Грешил сперва на самого мага — чтобы, типа, под предлогом этого ЧП никуда не ехать. Но раз он хочет, чтоб всё было шито-крыто, и собирается в дорогу, значит, точно не он… Да и копался там явно человек сведущий. Из наших. А наших в городе — один я. Правда, видел я тут месяца два назад одного… С медальоном ведьмака, одёжка местная, а сам стриженый коротко, чисто выбритый, и выправка — прям как у моего папаши, который двадцать пять лет по гарнизонам оттрубил. Я ещё удивился, откуда он тут взялся. Говорили, какой-то маг с пограничья приезжал, вроде тот ведьмак был из его свиты. А так — больше никого не видал.

Вот оно как… Видимо, работал действительно человек, разбирающийся в нашем оружии. Дилетант похватал бы первое, что под руку подвернётся, а этот взял два десятка АКМов с патронами и, возможно, какие-нибудь надёжные мощные пистолеты для себя. Ведь точного списка украденного у нас нет, только "Калашниковы" на виду. И в ящиках, скорее всего, их не потащили из-за громоздкости оных. Двадцать автоматов ещё можно упрятать на дно телеги, завалив мешками или соломой. А два тяжёлых гроба со стволами, да не меньший гроб с патронами, да ящики с рожками… Похитители замучились бы тащить их по наверняка неширокому подземному ходу. Короче, они взяли компактное и мощное автоматическое оружие, оставив без внимания пистолеты сомнительного качества, винтовки и те стволы, к которым не нашли достаточное количество боеприпасов.

Если бы не Большой сбор с весьма мутными целями, я бы подумала, что маг-пограничник пытается раз и навсегда решить проблему набегов беловолосых, помножив на ноль беспокоящее его племя. Двадцати автоматов для этого должно хватить. На одну акцию. Для этого, кстати, совсем не обязательно было бы воровать, достаточно договориться с Гидемисом о цене. Но в этом случае в голову приходит только одна мысль: этот самый маг при помощи ведьмака-иномирянина, разбирающегося в огнестрельном оружии, хочет сыграть в свою игру… М-да. Цель у нас одна, спору нет. Но маг этот может иметь собственные взгляды на количество и состав своей команды, потому искать его и идти к нему напрямую, не имея никаких фактов, кроме подозрений — в лучшем случае самоубийство. Или я магов не знаю.

— Хорошо, — сказала я, теребя завязки "сидора". — Мы как-нибудь вывезем это с собой… Где, думаешь, встретимся?

— Или на Торговом Острове — это на Днепре ниже порогов, у нас это Хортица называется, там мы все на корабли будем пересаживаться — или уже у Восточных Врат, — ответил Игорь. — Где это — понятия не имею, просто повторяю, чего маг говорил. Заклинание вызова знаешь, как делать?

— Теоретически. Мысленно представить нужного человека, сосредоточиться и произнести формулу, — на практике мне это не приходилось ни разу применять. С Дойленом и без того существовала магическая связь, а с другими носителями медальонов разговаривать пока не тянуло. — Когда доберёмся до Хортицы, я с тобой свяжусь.

— Послушай меня, парень, — встрял Дойлен. — Сделай-ка вот что: завтра утречком приходи сюда с каким-нибудь снадобьем. Тебя ведь спросят, зачем сюда бегал, верно? Скажешь, что землячке твоей от вина худо стало, лекарство носил. Всё равно вы там сейчас все на подозрении, а так у тебя будет оправдание.

На том и распрощались — до утра.

Я сгребла оружие в мешок и покрепче затянула завязки. Если маг действительно не поставил в известность городскую стражу, побеспокоив только кадровых дознавателей, то три пистолета мы уж как-нибудь вывезем. Главное — соответствовать легенде, то есть, качественно делать умирающий вид и не реагировать на стражу. А вот Дойлен… Нет, если он дал клятву — это железно. Теперь всё зависит не от того, сколько я выпью с перепугу, а от моего осознанного решения. А я подобной глупости больше не допущу. Как представлю, что было бы, опоздай Игорь на пару минут… Мы были бы слишком увлечены друг другом, чтобы обратить внимание на какой-то стук в дверь. Не достучавшись, Игорь наверняка помчался бы к себе, а там дознаватели произвели бы поиск, застукали бы его с мешком краденого и взялись бы допрашивать вплотную. Вытянули бы из него наш вечерний разговор, дословно. У магов не молчат. Вот тогда бы к нам с Дойленом и завалились часочка через полтора-два, вытащили бы прямо из постели. И всё. Публично бы не казнили, не с руки Гидемису сор из избы выносить, но из его дома ни один из нас живым бы не вышел. Земляка бы прибили за деяние, а нас за намерение…

— Ты вся дрожишь, — Дойлен, закрыв за гостем дверь, подсел ко мне и обнял за плечи.

— Я подумала о том, что могло бы быть, если бы Игорь опоздал, — призналась я. Нет смысла от него скрывать, всё равно дознается не хуже мага-следователя. — Это был бы конец для нас всех.

— Значит, судьба нам благоволит, — дорогой союзник только плечами пожал. — Честно сказать, я и сам это понял только тогда, когда твой приятель сказал о том, что стащил оружие. Дурень. Этот бы не допёр выбросить мешок в канаву, если что, держался бы за него до последнего… Никому бы не признался, а тебе скажу, тебе сказать не стыдно… Я испугался, чуть не до мокрых штанов. Пошёл на поводу у своего маленького дружка и едва не погубил нас… Если боишься меня, скажи. Сейчас скажи.

Я поняла то, что он хотел сказать, без дальнейших пояснений. Скажу, что боюсь — и он больше никогда не станет подкармливать мой страх ночёвками под одной крышей… Один взгляд на плетение, разделявшее нас — и настал черёд удивления. Если раньше это была одна тонкая ажурная сеточка, то сейчас она…удвоилась. Мой запрет и его клятва. Причём "ключи" от обеих преград, образно говоря, в моём кармане. Это — доверие. Его, оказывается, тоже можно увидеть — как тонкую золотистую ниточку, протянувшуюся между нами прямо сквозь магические преграды. И если я сейчас скажу: мол, извини, милый сосед, но я больше не хочу видеть тебя, кроме как по нашему общему делу — эта ниточка оборвётся. Я потеряю друга, а он… он перестанет мне доверять. Вот это на самом деле страшно, когда во всём мире тебе не верит ни единый человек…

Может, поэтому маги такие сволочи?

— Ты меня боишься? — он повторил свой вопрос.

— Боялась. Теперь — нет.

— Почему?

— Потому что ты мне веришь. И я… тебе верю.

— А это с чего? — Дойлен улыбнулся. — После сегодняшнего ужина ни одна женщина не осталась бы равнодушной. Или полюбила бы, или прогнала бы от себя.

— Знаешь, — сказала я, чувствуя, как в самом деле отпускает душу ледяная лапа страха, — наверное, если никому не доверять, это хуже, чем одиночество. Давай верить хотя бы друг другу. Хотя бы эти три месяца, пока всё не закончится. Я помогу тебе сберечь семью, а ты поможешь мне вернуться домой. Когда окажусь в своём мире, магическая связь между нами прервётся сама собой. Пусть у нас обоих останутся хорошие воспоминания друг о друге, а не страх или злость.

В ответ я получила сперва удивлённый взгляд, затем не слишком весёлую улыбку, а потом он осторожно поцеловал мои холодные пальцы.

— Ты не похожа ни на одну женщину моего мира, — тихо сказал он. — Ещё удивляешься, почему я так… Всё, молчу. Давай спать. Устал, как загнанная лошадь, и ты тоже неважно выглядишь.

Лишь один раз меня уколол коготь той самой ледяной лапы: мол, он опять за своё. Но — нет. В нём что-то изменилось, и изменилось всерьёз. Только на самом краешке сна, когда мы не раздеваясь забрались под одеяло, я поняла, что именно.

Сейчас он смотрел на меня с неподдельным уважением. Впервые со дня нашего знакомства.

5

Он начал думать, что стоит снять с её хрупких плеч часть тяжкой ноши — связи с Великим Артефактом. Любимая женщина не должна так уставать, даже если речь идёт о подготовке к уходу в другой мир. Его задача — воины, и он с ней справляется. Почему бы не помочь возлюбленной, если есть время и силы?

— Ты всё-таки решил использовать частицу силы того многолюдного мира, — с грустной улыбкой сказала она.

— Сила никогда не бывает лишней, — возразил он. — Нам нужно будет укрепить свои позиции в новом мире, не имея иной опоры, кроме нашей дружины. Если её вооружить не только мечами и копьями… Разве ты против?

— Я? — она явно думала о чём-то своём. — Нет, любимый. Просто… один из магов, состоящих в свите волостного мага Гидемиса, сообщил, что в тайный склад проникли воры и унесли часть иномирового оружия. Сам волостной маг об этом ничего не говорит.

— Обычная история, — хмыкнул он. — Волостной маг боится прогневить нас и скрывает факт взлома. Тогда как маг из его окружения пытается подсидеть господина и по возможности занять его место… Так говоришь, унесли часть? Наверняка это так. Если бы склад ограбили дочиста, волостной маг уже пошёл бы в дар Артефакту. Добровольно. А так — он привезёт оставшееся прямо сюда… Как я благодарен тебе за тот совет, любимая — дать понять некоторым магам, что с нами сможет уйти некое их число. Теперь ни один из них не сможет ничего утаить.

— Но теперь мы имеем на территории княжества неучтённый отряд, вооружённый этим оружием. Меня это беспокоит.

— Некоторые Одарённые пытаются обеспечить своё выживание. Наивные люди… Они всё равно не смогут противиться Призыву. Ты ведь знаешь, Дар, ограниченный медальоном, имеет кое-какие неучтённые колдунами свойства.

— Я поблагодарю доносчика и прикажу тайно следить за господином, — улыбнулась она. — В другое время можно было бы подумать — либо убрать волостного мага, либо сдать ему доносителя. Кто оказался бы полезнее, тот бы и остался в живых. Но сейчас нам нужны все. Вся их сила.

— Ты устала, — он нежно коснулся её щеки. — Отдохни. Завтра подумаем, как распределить наши обязанности, чтобы облегчить твою задачу.

6

…А утром ко мне пришёл он. Бодун.

Похмелье без веселья — это, я вам скажу, эпическая вещь. Мне даже не пришлось притворяться больной, когда нас всё-таки посетил дознаватель, ведущий дело об убийстве Лугира. Господин, видимо, не питал никаких иллюзий относительно личности покойного, и сравнительно легко согласился считать его виновным. Особенно местный инспектор Лестрейд укрепился в этом мнении, когда Дойлен тонко намекнул на возможность поделить виру с родичей Лугира не на двоих — на меня и супруга покойной стервы Сенты — а на троих. Видимо, с тех было что взять, в отличие от запойного пьяницы и ведьмы, всего полгода как получившей не слишком доходное владение. Моя зелёная физиономия тоже могла сыграть какую-то роль, но утверждать это не возьмусь. Точно так же не пришлось ничего разыгрывать и перед стражей на воротах. Бледный вид и запах лекарства, которое Игорь всё-таки принёс и заставил выпить, вызвали сочувственные взгляды даже у заскорузлого офицера, командовавшего стражниками на воротах. Нас не то, что не досматривали — даже медальоны не потребовали предъявить. И все последующие полтора часа езды я только и делала, что пыталась прийти в себя. В итоге в Рему приехала уже не зомби, а обыкновенная уставшая, немного нездоровая женщина.

Первым, что мне бросилось в глаза, когда мы с Дойленом отправили Лиса обихаживать лошадок и вошли в трапезную залу, была шумная компания по левую руку от двери. Никогда не любила такие громкие посиделки, ни в качестве участницы, ни в качестве свидетеля, потому спокойно прошла бы мимо, если бы не заметила среди пирующих Керена и его среднего брата. Энгит, в отличие от старшего, никакого удовольствия от посиделки не испытывал, сидел в уголке, зажавшись и хмуро глядя в полную до краёв кружку. Он-то нас первым и заметил.

— Отец! — парень явно обрадовался. — Отец, скажите ему, я не буду пить со всеми!

— Эй, малый, ты чего? — загоготали "весёлые ребята" за столом, пытаясь поймать его за полы кафтана. Парень извернулся ужом, проскочил в узенький проход между скамьёй и стенкой и подбежал к отцу.

— Где Инген? — первым делом поинтересовался дорогой сосед.

— Там, наверху, с сестрицей Ирой. Керен её опять побил и велел тут не показываться, а я…

— Так… — и куда подевалось моё недомогание вместе с усталостью? — Дойлен, можно, я его прибью?

— Это моя привилегия, — Дойлен процедил это сквозь стиснутые зубы: ни разу ещё не видела его в такой ярости. — Эй, сынок! — он повысил голос, да так, что притихли все присутствующие. — Вижу, ты тут веселишься. Не скажешь папаше, по какому поводу?

— Отмечаем мою женитьбу, отец, — Керен, видимо, был пьян как раз в той степени, когда море по колено и горы по…ниже пояса. Иначе откуда бы взялась эта лихая наглинка в голосе и взгляде. — Присоединяйся. Ведь это ты устроил мой брак, тебе и честь должно воздать… И вы, дорогая тётушка, присаживайтесь, выпейте, с друзьями моими познакомьтесь, — это уже мне. — Не всё же вам отца развлекать, в таком деле разнообразие, говорят, весьма полезно… Х-хах!

Ох, ты ж, господи… Между нами и тем столом было метров шесть не очень-то свободного пространства. Как? Каким чудом Дойлен в одно мгновение преодолел их? Керена как ветром унесло на соседний стол, слава богу, пустовавший, и за нижнюю челюсть он держался, и кровью сплюнул. Дружки его, попытавшиеся спьяну заступиться, получили пару увесистых затрещин и затихли. А я почувствовала, как испуганный Энгит схватил меня за руку. Лишь на миг я вспомнила о "сидоре", прижатом к боку: только бы не выронить…

— Засранец, — процедил Дойлен. Взгляд его был так ощутимо тяжёл, что, казалось, только им он и придавил непутёвого сына к грубой столешнице. — Почуял вольницу, и давай чудить, так? Об одну женщину кулаки чешешь, другую языком своим грязным поганишь. Я тебя такому не учил.

— Столичная мода, — огрызнулся Керен, поднимаясь на локте. Видимо, удар отца оказался недостаточно сильным для отрезвления. — Ты отстал от жизни, отец.

— Может, и отстал, — последовал ответ. Ой… Когда дорогой союзник начинает говорить таким безмятежным тоном, у меня мороз по коже. — Может, надо было по столичной моде лупить тебя с тех пор, как ты научился сопли подбирать. Глядишь, через битую задницу в голову немножко ума бы вошло. Теперь придётся рожу твою кривую выравнивать…

— Дойлен! — испуганно вскрикнула я, поняв, что сейчас он начнёт превращать сына в фарш. — Остановись!

— Отец! — одновременно с моим прозвучал другой женский крик. С лестницы, спотыкаясь о длинный подол, бегом бежала Ирка. Да… Когда я уезжала, у неё был один синяк на скуле. Сейчас к нему присоединились ещё два или три собрата по всему лицу, губа разбита и глаза на мокром месте. Тем не менее Ирочка парой прыжков преодолела расстояние от лестницы до своего благоверного и заслонила его от отцовского гнева. — Пожалуйста, не надо, отец! Мы сами разберёмся, правда…

— Давай, защищай этого говнюка, своего мужа! — озлился Дойлен. По-моему, скорее от бессилия, чем от выходки сыночка. — Он тебя отлупит посильнее! Дура!.. Стана, идём!

Мне было до того неуютно, что даже в голову не пришло возмутиться его приказным тоном. Я подтолкнула Энгита к лестнице и засеменила за ним. Скорее, убраться отсюда… Но, видимо, судьбе не было угодно, чтобы мы покинули трапезную без нового приключения.

— Кер, — я видела, как Ирка, хлюпая носом, вытирает платочком кровь с разбитых губ мужа. — Кер, милый, пойдём… Я тебе отвар приготовлю… Ну, пойдём…

— Отвяжись, дура! — прошипел Керен и зло двинул её кулаком по рёбрам.

Именно этого мне не хватало, чтобы проснулся мой "динозавр", хлестнул хвостищем по прутьям клетки, именуемой самообладанием, и трубно взревел. Короткое заклинание — и в грудь Керена воткнулась крошечная молния. Старший сын Дойлена сдавленно всхрипнул: эта штука действовала не хуже электрошокера. Собственно, это и был его магический аналог. Ирка вскрикнула, но вмешиваться не стала. Побоялась.

— На беззащитных отыгрываешься, сссссволочь? — злобно шипела я — или мой внутренний "ящер"? — А вот так — нравитссссся? — ещё одна молния-шокер. — Приятно быть беззащщщщитным, да? Будешшшшь теперь знать!

— Стана! — я опять не заметила, как Дойлен буквально слетел с лестницы, отпихнув среднего сына, и схватил меня за локоть. — Оставь дурака! Это его жена, пусть сами промеж собой разбираются!

— Ещё раз тронешь её — убью! — я бросила эти слова Керену в лицо, как ругательство. — Плевать на всё!.. Слышишь, подонок?! Я тебя везде достану!

Видимо, я сумела произвести нужное впечатление: Керен, как сын ведьмака и ведьмы, имел представление о колдовстве, и мозгов у него хватило, чтобы сделать должные выводы. Если отец никогда не решился бы применить магию против сына, даже против такого негодного, то мне терять нечего. Применила сейчас и не постесняюсь применить в будущем.

— Прекрати, — Дойлен пребольно дёрнул меня за локоть. — А ты, сопляк, — это Керену, едва-едва сумевшему восстановить дыхание после моих магических атак, — собирайся, поедешь к матери. Жену с собой возьмёшь. И если я узнаю, что ты продолжаешь её лупить — а я это узнаю, поверь — срежу шкуру с твоей спины и ремней наделаю!.. Всё, я сказал!

И с силой потянул меня к лестнице. Впрочем, я уже достаточно пришла в себя, чтобы оценить обстановку. Приятели Керена, до сих пор не влезавшие в наш междусобойчик, нехорошо зашевелились, прочие гости начали тихонечко отодвигаться подальше, чтобы не попасть под раздачу. Перепуганная Ирка зашептала что-то мужу на ухо, и тот отнёсся к её словам с гораздо большим вниманием, чем раньше. Во всяком случае, они пошли следом за нами, в свою комнату.

Наверху у дверей нас встретил подозрительно шмыгавший носом Инген, сразу бросившийся к отцу. Мы не стали торчать у всех на виду, вошли в свою комнату и прикрыли дверь. Бледный Энгит не знал, куда деть руки, и почему-то чувствовал себя виноватым и постоянно косился в сторону окна.

— Отец, я… — прошептал он. — Я никогда так не сделаю… клянусь…

Дойлен притянул сына к себе, потрепал его лохматую голову. И посмотрел на меня… Вот что значит не иметь детей. До меня только сейчас дошло, какое это горе для отца — вырастить сына-мерзавца. Для нормального отца, конечно, не для такого же негодяя, как сынок. Он наверняка думает-гадает, когда в его любимом первенце произошла злая перемена и что могло послужить тому причиной. Ему сейчас нет дела до меня.

Нет, ошибаюсь. Есть.

Один-единственный взгляд, прочитавший по моему лицу всё, о чём я думала. И молчаливая благодарность в ответ.

Узнав, что Ульса куда-то уехал и будет дома только поздно вечером, мы решили без нужды нос наружу не высовывать. Обедали и ужинали в комнате, от греха подальше, вполголоса обсуждая планы на ближайшее будущее. Затем Дойлен пошёл вниз распорядиться насчёт лошадей и фургона, а мне досталась работа потруднее — уложить мелких спать. Энгит хотел было поупрямиться, но я напомнила, что завтра он опять будет полдня зевать от недосыпа. Парень поворчал, больше для порядку, чем из вредности, но подчинился и полез под одеяло. Младший присоединился к нему, и через десять минут оба уснули.

— Дрыхнут? — Дойлен вошёл в комнату и запер дверь, стараясь не шуметь.

— Третьи сны видят, — шёпотом доложила я. — Давай сферу тишины поставлю.

— Зачем?

— Ты храпишь.

— Я не храплю! — запротестовал он.

— Мне лучше знать, — с улыбкой ответила я и произнесла заклинание. — Ты же спишь и себя не слышишь… Как там эти двое?

— А, — Дойлен, махнув рукой, сел и принялся стаскивать сапоги. — Мирятся. Сначала поругались, он ей синяков наставил, от нас обоих огрёб, а теперь будет полночи на ней скакать. Дурак и дура. Они прекрасно подходят друг другу.

— Да уж, идеальная пара, — согласилась я. — Ладно, ну их. Действительно, пусть сами разбираются. Нам бы завтра с Ульсой переговорить. Есть у меня одна идейка насчёт его склада…

— Завтра обсудим, — дорогой сосед улёгся на жёсткую широкую лавку, застеленную тощими одеялами, и притянул меня к себе. — Спи.

И через пять минут храпел, как ни в чём не бывало.

Зуб даю — он уже измыслил что-то воспитательное для непутёвого сыночка. Мне бы его умение "держать удар"…

7

Ирочка всё-таки урвала пару минут, перед самым отъездом. Видок у неё был… гм… Как бы это помягче выразиться. Вчерашние синяки, понятно, уже сдавали позиции под действием снадобья, свежих, слава богу, не прибавилось, но лицо девчонка имела помятое. Что вместе с виноватым взглядом кошки, натыканной носом в лужу, сделанную ею в неположенном месте, производило странное и неприятное впечатление.

— Ты не сердись, — тихонечко пискнула она. — Люблю его, гада… Вот такая я дура.

— У каждого свои недостатки, — невесело усмехнулась я. — Твоя жизнь, твой выбор. У самой далеко не всё в ажуре.

Никогда не понимала женщин, руководствующихся принципом "бьёт — значит, любит". Жалкая попытка оправдать свой неудачный выбор, когда поздно что-либо менять. У нас хотя бы развод законом предусмотрен, а здесь эта процедура доступна только колдовскому сословию. Простолюдинов разлучает только смерть. А Ирка… Парадокс: большинство таких вот слишком самоуверенных девчонок в замужестве становятся в лучшем случае тихими скромницами, а в худшем — боксёрскими грушами для своих мужей. Я сделала, наверное, не всё, что могла. Быть может, слишком уважала Иркино право на самостоятельное решение, считая её взрослой особой. Вот и доуважалась.

— Мы ж увидимся ещё, — совсем на грани неразличимости прошептала Ирочка. Такой вот полувопрос-полуутверждение, замешанный на надежде.

— Конечно, — кивнула я.

— Тогда пока.

Она серой мышкой шмыгнула с крыльца в возок, придерживая обеими руками узел со своим нехитрым имуществом. Керен, ждавший у крыльца, окинул меня неприязненным взглядом, напоролся на такой же взгляд в ответ и поспешил сесть рядом с супругой.

Заморосил с низкого осеннего неба унылый дождик. Хлопнули вожжи, цокнули подковы, тихо скрипнуло колесо… Больше года было отдано Ире. Хороший или плохой она человек — не мне в итоге судить, но она стала частью моей жизни. Теперь эта страница перевёрнута. Собственно, вся наша жизнь состоит из встреч и расставаний, незаметных и значимых, радостных или наоборот, причиняющих боль. Каждому, с кем мы пересекаемся, достаётся кусочек нашей души. Кому-то крошечный, а иному огромный… Я не верю, я знаю, что мы ещё встретимся. Но это, как принято говорить, будет уже другая история.

Сами мы выехали на юг спустя двое суток, когда Ульса окончательно укомплектовал свой обоз. При этом магу пришлось извернуться, чтобы избежать конфликтов. Ведьмаки и ведьмы всех возрастов в одном караване, плюс родственные, имущественные и личные наслоения — весьма взрывоопасная смесь. Колдуны вообще друг с другом крайне редко уживаются, а тут такая возможность припомнить все свары и попытаться свести счёты. Двое суток Ульса только тем и занимался, что перетасовывал порядок фургонов в "поезде", а потом, осознав бесполезность этой затеи, плюнул и именем князя объявил мятежником любого, кто посмеет затеять ссору в пути.

Мы с Дойленом и его младшими сыновьями сэкономили, ехали одним фургоном, куда погрузили большую часть припасов и багаж. Правил им вернувшийся из Туримита Лис. Ещё у нас имелись две верховые и одна вьючная лошади. Последнюю в случае чего реально было запрячь в фургон вместо невысокой мохноногой лошадки, имевшей подозрительно знакомый мне экстерьер. Местность была холмистая, повозка то еле ползла вверх, то так легко катилась под уклон, что Лису приходилось придерживать лошадку. К концу дня караван остановился на ночёвку в Куне, владении Дойлена. Всего лишь в тридцати двух километрах от Ремы… На мой взгляд, ведьмакам, живущим к югу от Ремы, вообще не стоило делать такой крюк, мотаясь туда-сюда. Собираясь в велопоходы, мы всегда согласовывали минимум две точки сбора по маршруту, чтобы люди не накручивали лишние километры по городу. Магу на эту тонкость было плевать, ведьмаки злобились, а Дойлену их реакция показалась великолепной мишенью для шуточек, иногда не совсем безобидных. Один раз только моё вмешательство предотвратило магическую дуэль, после чего я позволила себе — разумеется, без посторонних — сердито отчитать дорогого соседа. Взрослый мужчина, а ведёт себя как сопливый подросток. В ответ Дойлен только посмеялся: мол, для них я хам и дубина, пусть так и дальше думают, нам же польза. От хама и дубины никто не будет ждать иного подвоха, кроме очередного хамства и дуболомства.

Следующие три дня тянулись, как резина. Обоз едва плёлся, покрывая за полдня расстояние, которое я на велосипеде одолела бы за час прогулочного грунтового темпа. Днём делали часовой привал на какой-нибудь полянке, обедали и задавали лошадям корм. Мимо нас по дороге на юг тянулись точно такие же обозы — колдуны, повинуясь приказу князя, торопились к Торговому Острову, чтобы дальше водным путём отправиться к Восточным Вратам. Большинство ведьмаков с большим трудом представляло не только где это, но и что это такое. Вот Дойлен, не раз бывавший в столице княжества, уверенно описывал сие загадочное явление как стационарный портал на границе восточных и центральных волостей. Типа, чтобы ноги не бить, петляя по сложнопрофильным берегам большой реки Найи, уверенно ассоциировавшейся у меня с Дунаем. И этот портал включается в определённое время, пропуская в столицу скопившиеся к нужному моменту купеческие караваны. К этому же времени приурочены большие столичные ярмарки. Потому и срок князь указал такой скромный — всего три месяца на сборы. Без системы Врат весьма протяжённое княжество не смогло бы функционировать как единое государство, а колдуны не имели бы возможности путешествовать с комфортом на такие длинные расстояния… К вечеру мы дотягивали до какого-нибудь населённого пункта и обустраивались на ночлег. Как правило, кочевым табором, поскольку местные постоялые дворы обычно оказывались под завязку забитыми, а стоимость человеко-места взлетала до небес. Скукотища была невообразимая, особенно в пути и особенно для ребёнка восьми лет от роду. Инген к концу второго дня извёл меня нытьём, и я, плюнув на всё, принялась рассказывать ему сказки… Ясное дело, что не про курочку Рябу. Помнится, я была чуть старше него, когда впервые прочитала "Остров сокровищ". Вот это самое я и принялась ему рассказывать — своими словами, разумеется, но достаточно подробно, иногда даже дословно цитируя Стивенсона по памяти. К моему удивлению, навострил уши и Энгит. К середине третьего дня путешествия прибавились ещё двое слушателей — Дойлен и Лис. Наш белобрысый возница, конечно же, не отвлекался от своей основной задачи, но слушал внимательно… А к концу четвёртого дня, когда мы прибыли в столицу волости Зетис, располагавшуюся чуть южнее места, где в нашем мире находился славный город Красноград, я не только пересказала "Остров сокровищ" с приключениями капитана Блада, но и объявила забастовку.

— Не могу я больше, горло болит! — хрипела я, демонстративно держась за пострадавшее место. — Требую компенсации — сами что-нибудь расскажите!

И ведь рассказали! Сперва Дойлен на ночь глядя "порадовал" всех нас жутковатой историей Кровавой Ведьмы, подозрительно напомнившей мне неоднозначную эпопею Кровавой Графини Баторий. Затем Лис принялся пересказывать эпос своего племени. Я не знаток этномифологии своего мира, но иные боги беловолосых напоминали мне обитателей Асгарда, другие чётко идентифицировались с финно-угорскими эпосами, третьи вообще не имели аналогов, а парочка злых демонов, с которыми боги сражались, очень уж смахивала на князя с княгиней. Нам было интересно, а двое ведьмаков, отец и сын, расположившиеся по соседству, цыкнули на "дикаря", не слишком вежливо предложив ему заткнуться. Лис посмеялся и запел на своём языке… И вот так, устраивая литературные посиделки в пути и на привале, мы дней за десять добрались до места, где Самара впадала в Днепр. Здесь эти реки назывались соответственно Онра и Рес. Здесь же густые широколиственные леса с редкими вкраплениями полей и убогих деревенек сменились лесостепью. Ведьмачьи поместья здесь были почище, деревни чуточку побогаче. А что вы хотите — богатейший чернозём. Эти места были мне знакомы — разумеется, по своему миру и в связи с увлечением велотуризмом. Здесь Днепр, он же Рес, сворачивал строго на юг и радовал взор крупными поросшими лесом островами, ниже которых начинались знаменитые днепровские пороги. В нашем мире в последний раз их можно было видеть в сорок четвёртом году, перед тем, как восстановили плотину. Нам предстояло форсировать Самару по хлипкому наплавному мосту и двигаться по пологому левому берегу, где проходил широкий торговый тракт. Тут как раз зарядили дожди, и мы были вынуждены сильно сбавить без того мизерную скорость передвижения.

Припасы, взятые в Зетисе с расчётом на две недели, угрожающе таяли. Овёс и сено лошадям можно было достать в любой деревне, а вот с продовольствием для людей возникла напряжёнка. Если бы мужчины время от времени не выезжали на охоту, стало бы совсем кисло. Из-за дождей и раскисшей дороги дневные привалы устраивали не на час, а на три. Как раз хватало, чтобы мужчины подстрелили что-нибудь питательное, а женщины и подростки собрали хворост и развели костры. Конечно, на сыром хворосте разводить огонь — ещё та морока, но на помощь приходила несложная бытовая магия. Это простецы вынуждены были покупать амулеты с огненными заклинаниями — сей товарец у меня, например, никогда не залёживался — а мы, колдуны, производили потребное на месте и совершенно бесплатно. Только одно меня беспокоило. Ведьмаки, несмотря на окрики Ульсы, стремились организовать свои костры подальше друг от друга. Следствие всё той же колдуньей неизмеримой "дружелюбности", чтоб её черти взяли. Нас вообще старались избегать. И у Дойлена репутация неважная, и я приблуда-иномирянка, и пацаны бездарные "выродки", и возница у нас беловолосый. Короче, эпатажная компания, мы умудрились выйти за пределы даже довольно широких ведьмацких взглядов, и потому чаще всего оказывались отрезанными от остального бомонда стеной отчуждения. Честно сказать, я не особенно по этому поводу переживала. До поры до времени.

Днепр этого мира был так же прекрасен, как и в нашем. Стремнины и выступающие на поверхности вершины скального ложа реки — пороги — придавали ему некое суровое очарование. Помнится, в этом месте находился город Днепропетровск, один из правобережных пригородов которого до сих пор назывался Лоц-Каменка. Когда-то там было село, в котором жили лоцманы, проводившие торговые суда сквозь коварные днепровские пороги. Рисковые были люди. Здесь таких не нашлось, или, что вернее, рисковую породу давно повывели, скормив артефакту. Здешний Днепр, судя по многочисленным мелким притокам, был немного полноводнее нашего, но ни единого судёнышка не виднелось от горизонта до горизонта. По волнам плавал только топляк да некрупные водяные орехи. Зато рыбы было — хоть засыпься. Слуги ведьмаков на каждой стоянке вылавливали то сонного сома, то щуку, то карпов, а мальчишки, дай им волю, полезли бы в холодную воду за раками, грозно шевелившими своими усищами чуть не у самого берега. Лис, внявший их мольбам и нытью, соорудил из ивовых прутьев и мотка бечёвки нечто вроде сачка. И, пока Дойлен уехал поохотиться, а я сушила заклинаниями хворост под импровизированным полотняным навесом, Энгит с Ингеном вовсю промышляли в тихой заводи. Когда я развела костёр и вскипятила воду, они приволокли полное ведро ракообразных и под чутким руководством Лиса принялись бросать их в котёл.

Хворост — ресурс, очень быстро расходуемый. Проще говоря, хорошо и быстро горит, но для нормального костра его нужно много. Того, что я натащила из лесу и насушила, хватило как раз для приготовления раков. Пришлось идти второй раз, теперь уже с коротким топориком и в компании Лиса — кое-где я приметила неплохой сухостой, с которого можно было бы обрубить ветки… Дождь, слава богу, прекратился, я откинула неудобный капюшон и наслаждалась звуками леса — шелестом мокрой осенней листвы, которую лениво перебирал ветерок, перекличкой птиц, тихим-претихим плеском крохотной речушки, протекавшей по дну неглубокого овражка. Отдалённые голоса людей казались чужеродными. То ли у меня настроение было такое…мизантропическое, то ли лес действительно намекал, что нам здесь не место, но мы старались заходить в поисках топлива не слишком далеко. Ориентиром мне служила та самая речушка, впадавшая в ту самую заводь, где мальчишки ловили раков. Мы достаточно быстро набрали нужное количество относительно сухих веток и пошли обратно. Лис, как опытный лесовик, прихватил с собой верёвку, увязал свою добычу на спину и шёл спокойненько, намурлыкивая какую-то песенку под нос. А я… Я как чистокровная горожанка, что называется, протупила. В руках охапка хвороста, за поясом топорик, а под плащом и курткой — кобура с "Макаровым", которую я приспособила носить не на поясе, а чуть ли не под мышкой. Пистолет мне немного мешал, но, во-первых, в большой ведьмацкой компании эта деталь костюма лишней быть не может, а во-вторых, я в лесу, дамы и господа. В самом настоящем лесу. С волками и кабанами. Дойлен как раз грозился забить кабанчика на ужин, а от волков наш колдовской табор каждую ночь ограждали магическим "забором". Так что пусть лучше будет немного менее удобно, зато немного более безопасно.

Лис учуял неладное первым. На то у него и слух почти как у рыжего тёзки. Он совершенно бесшумно сбросил вязанку со спины и схватился за нож. Ещё не понимая, что происходит, я присела. Аккуратно, стараясь не шуметь, свалила хворост под куст, запустила руку за пазуху и, не чувствуя собственных пальцев от страха, отстегнула клапан кобуры. Что случилось?.. Лис тихим охотничьим скрадом заскользил между деревьями. Стараясь и не отстать, и не шуметь, я помчалась за ним. Где-то через сотню метров я сквозь гул в ушах услышала голоса. Энгит и… какие-то неизвестные. Трое? Нет, кажется, двое.

— …неважно! В законе ясно сказано — смерть!

— Но это же просто игрушка! — Энгит. Это его ломающийся подростковый голос, в котором я в первый раз за всё время знакомства услышала страх.

— Плевать. Инер, где верёвка? Повяжем сопляков, и к магу. Награду получим. Казнит их, и дальше поедем.

Казнит? Мальчишек?!!

Лис наверняка подумал о том же. С рёвом, достойным Конана-варвара, дядька со спринтерской скоростью рванул вперёд. Я — достав пистолет — за ним. Молча… Так и есть: двое мужиков сомнительной наружности весьма грамотно теснили перепуганных братьев к кустам. А на воде качался игрушечный кораблик — грубо обструганная дощечка с палочкой-мачтой и парусом, сделанным из жёлтого кленового листа… За использование силы ветра — смерть через повешение… Мужики разом обернулись на рёв Лиса и схватились за рукояти мечей: нежданный защитник в их планы никак не вписывался. Так и есть: нанятые магом охранники, городское отребье, шваль. Меч у пояса — и они уже хозяева жизни. Меня они в расчёт не взяли. То ли не увидели из-за широкой спины беловолосого, то ли посчитали, что женщина им проблем не создаст. Оба выхватили мечи и бросились на нашего возницу… Я не думала о том, что шум драки привлечёт ненужное внимание. Просто вскинула пистолет, сняла с предохранителя и выстрелила в того, что был ближе. Курок оказался неожиданно тугим. Очень громкий сухой хлопок, облачко тонкого белого дыма — и мужика, получившего девятимиллиметровую пулю в грудь, отшвырнуло, как хорошим ударом. Он захрипел, забился на песке, пуская кровавые пузыри. Второй оказался смышлёным: в мире магии убойным амулетом никого не удивишь. Он резво сменил курс и бросился в кусты, но я выстрелила снова. Курок подался намного легче, чем в первый раз, потому выстрел прозвучал раньше, чем я рассчитывала. Убегавший отхватил пулю в спину и упал. Без движения. А пару секунд спустя Лис великолепно поставленными ударами ножа добил обоих. Хотя второму, по-моему, это было ни к чему.

В чувство меня привели бледные до синевы лица мальчишек, напуганных не столько своим "преступлением", сколько быстрой расправой над обидчиками. Сама не знаю, что произошло. Меня как в спину толкнули, и я подбежала к ним, уже не со страхом, а с тревогой.

— Целы? — выдохнула я.

— В-вроде да, — слегка заикаясь ответил Энгит. Парень косился на пистолет и боялся его ничуть не меньше, чем тех двоих. — Вы убили их…

— Убила, — ноги сделались как ватные, и я с тяжёлым вдохом уселась на валявшийся здесь лишённый коры ствол, давным-давно выброшенный на берег весенним половодьем и вросший в песок. — Убила… Надо тела спрятать, пока их не хватились.

— Не беспокойся, хозяйка, я этим займусь, — пообещал Лис, вытиравший лезвие своего жуткого ножика об одежду одного из убитых. — Ниже по течению нет никого, я их обберу и в водичку спихну, никто и не заметит. Вон там в стремнину затянет, и следа не останется. А потом на бережку подчищу.

Я только хмыкнула. Чувствовалось, что у дядьки богатый опыт по части заметания следов. Не потому ли он своё прозвище получил?.. Нужно спрятать ствол, а то мало ли…

За островами, куда течение наверняка вынесет трупы, действительно начиналась каменно-водяная свистопляска. Длинный перекат с довольно большим перепадом и бурлящей стремниной заставлял думать, что я вижу печально знаменитый порог Ненасытец. Рес, в отличие от близнеца из нашего мира — Днепра, — здесь не был величественной широкой водной магистралью, какой я его запомнила. Гранитные кручи правого берега словно втиснули его в более пологий левый, сжали до трёх-четырех сотен метров и заставили нестись вскачь по камням, будто полоумную горную речку. Шум переката доносился сюда, как ровный низкий гул. Да… Убитых там так перемелет, что если даже ниже по течению их и выловят, опознать ограбленные и изломанные тела будет проблематично.

Поднять руку на детей… В моей голове это не укладывалось ни под каким углом.

Инген присел рядом со мной и прижался, дрожа всем телом. С другой стороны подсел Энгит. Этот не стал ко мне жаться, но я сама обняла его. Почему-то защипало в носу, перед глазами возникла подозрительная пелена, а горло словно сдавила невидимая рука.

— Эх, пацаны… — я только это и смогла выдавить из себя, но они всё правильно поняли.

Лис уже избавился от трупов, тщательно замёл следы на песке и бросил злополучный кораблик в огонь, а мы всё сидели втроём, прижавшись друг к другу. Так нас и застал Дойлен, вернувшийся с охоты. Ему тоже не нужны были лишние объяснения. Если с подробностями он мог и погодить, то главное понял сразу.

Самое странное, что этих двоих никто не хватился. Ульса знал, какой ненадёжный контингент навербовал, и, скорее всего, записал пропавших в дезертиры. Разыскивать их не было ни желания, ни возможности, потому мы снялись со стоянки без задержек. А два странных хлопка так никто и не услышал, ибо мы расположились не только ниже по течению, но и с подветренной стороны.

Уже гораздо позже, под вечер, когда обоз дотащился до большой деревни и опять стал табором за околицей, мы заставили себя проглотить немудрящий ужин и полезли в фургон. Несмотря ни на что все без исключения чувствовали дикую усталость. Мальчишки уснули быстро, а ко мне сон не шёл… Сегодня я убила ещё двоих. Но если после Лугира мне двое суток было удивительно хреново, то сейчас… Сейчас ничего не шевельнулось в душе. Совсем. Эти двое готовы были ради пары медяков обречь детей на верную смерть. Видно, всё-таки живёт во мне то извечное женское стремление защищать ребёнка любой ценой. Неважно, своего или чужого.

Дойлен, заметив, что я лежу с открытыми глазами, уставившись в кожаный "потолок" фургона, прошептал заклинание сферы тишины. Он всегда так делал, когда хотел поговорить со мной откровенно.

— Почему у тебя нет детей? — спросил он.

Вопрос был настолько неожиданным, что я чуть было не ляпнула в ответ — мол, а ты откуда знаешь? Потом сообразила, что отличить рожавшую женщину от нерожавшей достаточно легко. Особенно ему.

— Не повезло, — вздохнула я.

— Жаль, — он поправил одеяло, чтобы прикрыть моё плечо, хотя мы и так в пути спали одетыми — для тепла. — Из тебя получилась бы хорошая мать.

Каюсь, раньше после этих слов я бы отвернулась, чтобы скрыть злые слёзы. Но не сейчас. Почему? Быть может, потому, что под вторым одеялом сонно посапывали двое мальчишек, ради которых я пошла на убийство? Это далеко не материнское чувство, даже не его бледная тень, но впервые за многие годы я не разозлилась, когда мне напомнили об отсутствии родных детей. Даже наоборот, я нахально положила голову на плечо Дойлена.

— А ты — хороший отец, — сказала я, почувствовав, как отступают волнение и страх. — Что бы ты там себе ни навоображал.

И самым бессовестным образом задрыхла.

Впереди было ещё несколько дней пути…

8

Да. Вот так, наверное, и выглядела Хортица во времена расцвета Запорожской Сечи.

В этом мире не было ни Сечи, ни татар, против которых, собственно, Сечь и организовалась, ни Екатерины Второй с Потёмкиным, положившими начало индустриальной эпохи Приднепровья, ни Яворницкого, влюблённого в историю этого края. Зато здесь давным-давно существовал богатый город под языколомным названием Ункстам, являвшийся столицей одноимённой волости. Торговый Остров — это его неофициальное, но общеизвестное наименование. У северной оконечности, против Кичкаса, днепровские берега сходились, образовывая проток не больше двухсот метров в ширину. Волны разбивались о скалы причудливой формы, пенными бурунами сходились за их спинами и наконец, наткнувшись на остров, уступали его мощи, разделяясь надвое.

Мы прошли вдоль левого, широкого рукава до устья мелкой речушки, напротив которого скалы уходили под землю, а Рес, почувствовав волю, начинал течь медленнее. Здесь был устроен двухполосный наплавной мост, а ниже по течению, по островному и материковому берегам, располагались обширные пристани. Широкие и глубокие овраги, которые я помнила по последней поездке на Хортицу, здесь были частично засыпаны, частично приспособлены для нужд оживлённого торгового перекрёстка. Против южной оконечности острова, на нашем берегу, находились верфи, где строились гребные суда системы "река-море". Судя по количеству заложенных корабликов и сложенной вокруг верфей древесины, волостной маг Ункстама гнал вал, не слишком заботясь о качестве. Его задачей было обеспечить идущим на Большой сбор колдунам сплав вниз по реке, а не долговечность судёнышек. Лишь бы до цели дошли, а там пусть хоть по досочке рассядутся. Главное — не допустить затора, ведь на острове и в деревнях по обоим берегам сейчас собралось огромное количество Одарённых и их прислуги, которые продолжали прибывать.

Что хорошего в бюрократии? Ну… хотя бы то, что можно получить на руки путевой лист и не бегать по три раза на дню к начальнику с униженным вопросом насчёт местечка на ближайшем плашкоуте. Ульса нанёс визит господину волостному магу, вернулся оттуда весьма довольным и объявил нам, своим данникам, дату отплытия. Дата порадовала: мы пробудем здесь всего пять дней. Конечно, перспектива провести пять дней в фургоне на манер кочевых цыган меня совсем не радовала. Зверски хотелось помыться и постираться: заклинания отгоняли неприятных насекомых, но от грязи и пота не спасали совершенно. В переполненном городе это стало неосуществимой мечтой, но, к счастью, деревенские бабы готовы были за пару-тройку медяков обстирать целую семью приезжих господ, а мужики сообразили соорудить длинные бревенчатые бараки с печами особой конструкции — местный вариант общественной бани. Плати медяк со взрослого и полушку с ребёнка — и мойся на здоровье. Проблема была только одна: никакого разделения на мужские и женские половины или мужские и женские дни. Делёж помещения происходил разве что по сословному признаку: с утра мылись господа, после обеда — прислуга. Узнав об этом, я только зубами скрипнула. Ладно — Дойлен. Нам друг от друга скрывать нечего. Но натираться пучком травы с мыльным корнем и обливаться горячей водичкой на глазах двух или трёх десятков ведьмаков и ведьм — извините, моё иномировое воспитание протестует. Любезный союзник меня еле уговорил. Даже клятвенно пообещал не приставать и ограждать от неизбежных приставаний других ведьмаков. Я и согласилась… Потом долго думала, чем здешняя баня отличается от борделя. Никогда в публичном доме бывать не доводилось, но, кажется, разница невелика. Если бы не Дойлен, за спиной которого можно было спрятаться от липких взглядов, боюсь, я могла попасть в весьма неприятную историю.

Настроение было испорчено напрочь. Дровишек в костёр гнева подбросила криворукая молодуха, постиравшая наши рубашки так "удачно", что они сделались грязно-серого цвета. Ну и что, что вместо медяков она получила плетью от Лиса и кулаком в лицо от мужа? Рубашки от этого чище не стали, пришлось отдавать их в стирку другой женщине. И наконец ужин в местной таверне сразил меня наповал. Соотношением цены и качества, конечно же. Если в Масенте можно было за медяк купить жареного гуся средней упитанности, то здесь столько стоил гусёнок, умерший, как мне показалось, от истощения. На соли и дровах при приготовлении несчастной тварюшки явно сэкономили, так что можете себе представить моё состояние. Глодать кости ещё не доводилось, ни в родном мире, ни в этом. Энгит с таким же кислым видом доедал свою синюю птичку, а его меньший братец вообще отказался от сомнительного деликатеса, ужинал куском хлеба с тоненько размазанным по ноздреватой поверхности жёлтым маслом. Дойлену всё было нипочём: его челюсти, казалось, были способны перемолоть что угодно.

— Не злись, — он, заметив, что я сейчас взорвусь, опять завёл привычную мантру. — Обычный ужин на большом тракте. Зимой тут ещё хуже.

— Хуже, чем это? — я с отвращением грюкнула тарелкой по столу. Косточки несчастного гусёнка грюкнули по глиняному днищу тарелки ничуть не тише. — Начинаю радоваться, что сейчас не зима… У нас, по-моему, ещё шашлыки из того длиннорогого бычка остались. Может, пойдём отсюда, поедим в фургоне? Здешняя компания мне тоже не нравится.

— Ты не в духе, вот тебе ничего и не нравится, — сделал вывод Дойлен. — Вина не предлагаю, опять плохо будет. Вот, попей яблочный взвар.

Это детский напиток, но если организм неадекватно реагирует на алкоголь, можно выпить и компотик. Желтоватая, сладко пахнущая жидкость была отвратительно тёплой. Сделав глоток, я отставила кружку и хмуро оглядела переполненную трапезную. В меру грязное помещение, в меру грубые столы и скамьи, в меру кособокая посуда на столах. И это всё, что я в таком состоянии смогла охарактеризовать в меру положительно. Всё остальное мне категорически не нравилось, начиная от хозяев — мужа и жены, судя по физиономиям, продувных бестий — и заканчивая гориллоподобным типажом у дверей. Ясное дело, какой трактир на бойком месте, да без вышибалы? Работы у него пока нет, но, судя по количеству поглощаемого вина, она скоро появится. Гости тоже не радовали ни глаз, ни ухо. Нестройный хор разнокалиберных голосов давил на психику. Купцы, торопливо насыщавшиеся перед дорогой, колдуны всех мастей, ужинавшие, напротив, неспешно, с большим количеством вина, несколько простецов из местных, скромно жавшихся в уголке. Даже один маг затесался, судя по золотому медальону и лёгкому гулу в ушах — признаку присутствия человека с сильными амулетами. Взгляд почему-то зацепился за этого человека. На вид не старше тридцати, но настоящий возраст мага — иной раз загадка даже для него самого. Они широко практикуют омоложение, вытягивая жизненную силу у здоровых красивых парней и девчонок из собственных владений. То-то давненько я не видела здорового и красивого простеца. Хотя этот конкретный маг выглядит… Я бы сказала, не как колдун, а как воин. Большая редкость для элиты колдовского сословия. Он сидел левым боком ко мне, и я хорошо разглядела меч, пристёгнутый к его широкому поясу. Лезвия, понятно, из ножен видно не было, но рукоять… Рукоять впечатляла. Даже с моего дилетантского шестка заметно, что упор сделан на качество. Ну, и статусные материалы присутствуют: золотое навершие в форме медвежьей головы, глаза которой вспыхивали яркими искорками рубинов. Маг-воин? Для княжества это нонсенс, маги белых ручек чужой кровью не пачкают, за них мечами машут солдаты. Если, конечно, настаёт такая необходимость. А где в этой реальности подобная необходимость настаёт с удручающей регулярностью? Только на границе. Только там маг имеет реальный шанс на реальное боестолкновение, и хороший меч для него жизненно необходим. Ибо на каждый хитрый случай амулетов и заклинаний не напасёшься.

Только я задумалась о нелёгкой жизни магов-воинов с пограничья, как к заинтересовавшему меня персонажу присоединился ещё один. И вот тут меня посетило стойкое ощущение дежа-вю. Показалось, что я уже где-то видела этого человека. Лет примерно моих, подтянутый, шатенистый с лёгкой проседью, коротко стриженый и с серебряным ведьмацким медальоном. Память однозначно твердила: нет, встречаться не доводилось. Но вот хоть тресни, где-то проскакивала эта личность на моём горизонте, и всё тут. От предчувствия чего-то малоприятного я ёрзнула на скамье. Память, память… Давай, включайся, ведь не могло возникнуть этой странной зацепки на пустом месте… Нет, зрительная память выдаёт недвусмысленный результат: не видела. А вот слуховая даёт маячок на тот разговор с Игорем. По поводу украденного оружия. Вроде видел он в Туримите ведьмака из иномирян — коротко стриженого и с военной выправкой. И как раз в свите какого-то мага из пограничья.

Так. Проблема в одном: даже если это тот самый ведьмак, то уверенно опознать его сможет только Игорь. Который сейчас трясётся в какой-нибудь повозке в обозе господина Гидемиса. Что же делать? Попытаться закинуть удочки на предмет знакомства сейчас, или подождать прибытия к Восточным Вратам, где мы все наверняка пересечёмся? Если это не тот человек, ещё полбеды. А если тот самый, то мы здорово рискуем. Риск — благородное дело, но когда речь идёт о целостности шкуры, мы все становимся жутко нервными, а от этого проистекают всякие неприятности вроде пули в лоб. Ведьмак кажется мне человеком жёстким и решительным, и если у него появится хоть малейшее подозрение на наш счёт…

Я и не заметила, как выпила тёплый яблочный компот. Кружка показала блестящее тёмное дно, а в голову пришла мысль, показавшаяся мне здравой. Лучше как следует запомнить этих двоих — мага и ведьмака — чтобы у Восточных Врат уже точно выяснять, с кем нас столкнула судьба. Нужно обязательно связаться с Игорем, заклинание вроде ещё помню. И — потихонечку показать незнакомца Дойлену. Не может быть, чтобы он, прекрасно разбирающийся в местных реалиях, чего-нибудь не придумал.

— Кого-то углядела?

Вот. И после этого колдуны смеют уверять простодушных, что не умеют читать мысли. Совсем-совсем. Дойлен смотрел на меня… я бы сказала — настороженно.

— Вон тот, стриженый, — шепнула я ему. Хотя, "шепнула" в условиях переполненного людьми трактира — это сильно сказано. Чуть не прокричала ему в ухо. — Осторожнее, не привлекай внимания.

Теперь настороженного взгляда удостоился незнакомец. Дойлен моментально оценил его и помрачнел.

— После поговорим, — сказал он. — Не здесь.

Ужин, к моей несказанной радости, был быстро свёрнут. Мы вернулись в ставший таким уютным фургон, загнали мальчишек спать, а сами пошли на бережок, развели костерок, прикрылись сферой тишины и наконец смогли спокойно поговорить.

— Что скажешь о том стриженом? — тут же поинтересовалась я. Женщине всегда интересно, что один мужчина думает о другом.

— Он не наш, — сразу сказал Дойлен, подбросив в костёр пучок берёзовых веток. — Воин, это видно, но — не наш воин. Меч для него чужое оружие… Помнится, твой земляк что-то такое говорил насчёт необычного ведьмака. Думаешь, это он?

— Не знаю, — я пожала плечами. — Но проверить стоит. Может, мне тихонечко проследить за ним, пока мы здесь?

— Не советую.

— Почему?

— Опасный тип. Такой сперва убьёт, а потом будет разбираться.

— А если я притворюсь… ну, будто у меня к нему чисто женский интерес?

— Нет.

От того, как это было сказано, меня мороз чуть не до костей пробрал. В этом "нет" я услышала железную решимость пресечь любую мою попытку пойти наперекор, пусть даже на словах. А взгляд… Взрывоопасная смесь холодного гнева и страха за мою непутёвую персону.

— Нет, — уже мягче повторил Дойлен, заметив, как я побледнела. — Я не знаю, тот ли это человек, но всё равно он опасен. Ты же умная баба, не рискуй так…бессмысленно.

— Ты прав, — еле слышно сказала я. — Нам нельзя так рисковать.

Весело потрескивали ветки, поедаемые огнём. С Днепра тянуло сыростью, слышался плеск холодных волн о деревянные сваи причалов. Подала голос побеспокоенная кем-то лошадь, рядом слышались негромкие голоса — переговаривались двое слуг, перемывая косточки хозяину… На какой-то неуловимый миг мне показалось, что этот вечер не закончится никогда. И — вот честное слово — не возникло никакого сожаления по этому поводу. Захотелось до самого конца времён вот так сидеть у костра, смотреть то на пляшущие язычки пламени, то на мужчину, ставшего мне другом. Пожалуй, единственным настоящим другом за всю мою жизнь. Всё было — и любовь, и семья, и враги, и приятельницы, а вот друга, такого, чтоб "с ним в разведку" — не было. Ясно, что он видит ситуацию иначе, по-другому и быть не может, но я спокойно могу доверить ему свою жизнь, а это дорогого стоит.

Я едва заметно улыбалась, глядя поверх костра на мужчину, который, задумавшись о чём-то, смотрел на меня.

Пусть этот вечер не заканчивается никогда…

9

Бабье лето в этом году не пришло.

Когда настал наш черёд вкатывать фургоны на выделенные от казённых щедрот плашкоуты, тучи, вылившие на землю весь свой многодневный запас, разбрелись, но выглянувшее солнышко совсем не радовало. Стало так холодно, что мы достали из походных сундучков меховые вещи. А ведь вторая половина октября на дворе… Сами плашкоуты — чудо местной техники и шизофрении законов. За использование силы ветра помните, что полагается? Вот то-то и оно. Потому эти сооружения больше всего напоминали гребные баржи без малейшего намёка на мачту и парус. На вёслах сидели каторжники и купленные на рынке рабы. Пять фургонов с людьми, лошадьми и припасами на судно — вот максимум его грузоподъёмности. Как по мне, дичайшая растрата человеческого ресурса. Для местных — в порядке вещей. Неудивительно, что их экономика находится в неприличном месте: там, где можно было бы обойтись командой в полтора десятка человек и за счёт этого увеличить грузоподъёмность корабля в полтора раза, они посадили на вёсла сорок гребцов, приставили к ним двух надсмотрщиков и барабанщика, да ещё дюжина солдат присутствует на случай бунта. Солдаты, ясное дело, никакой полезной работой не загружены, если не считать дежурства на гребной палубе. Я не говорю о рулевом и капитане, эти как раз тут нужны. Но в итоге получаем вместо двух десятков полезных людей сорок озлобленных на всё и вся рабов, двух ублюдков с плетьми, одного на барабане и двенадцать дармоедов в низкокачественных железках. Кэп, рулевой и трое сменщиков. Итого шестьдесят человек. Втрое больше, чем было бы с парусом. Всех надо кормить, некоторым платить, а некоторым из некоторых — ещё и немало платить… Половина серебрушки с носа за проезд до точки сбора — даже по здешним меркам обдираловка, а ещё за провоз лошадей плати, за место для фургона плати, капитану подарок сделай, да ещё не смей слова плохого сказать, не то будешь до самой гавани лопать одну гороховую болтанку.

Мне даже злиться уже не хотелось. Местный сервис был снисходителен только к тем, кто платил не медью и много. Складывалось странное впечатление, будто трактирщики и владельцы транспортной системы знают, что колдуны уже не вернутся, и дерут три шкуры напоследок. Мы с Дойленом, подсчитав свои денежные ресурсы, поняли, что их хватит ровно до Восточных Врат. На что потом мы будем жить в столице, неизвестно. Мы учли и наши заначки — у меня два золотых, зашитые в одежду, у Дойлена четыре — и взлетевшие до небес расценки. Не стали прикидывать только разнообразные неожиданности, всего не предусмотришь. Сошлись на том, что пустим в ход прихваченные из дому драгоценности. Дойлен таинственно усмехался, обещая, что как раз в столице нам будет полегче, чем у Восточных Врат. Подробностей не разглашал, но обнадёжил, и капитану плашкоута заплатил сполна.

Здешний Днепр и ниже порогов отличался от нашего. Знаменитые днепровские плавни, затопленные у нас Каховским водохранилищем, предстали во всей красе. Река южнее Хортицы растекалась несколькими широкими протоками, поросшими камышом. В береговых зарослях иногда слышался треск: отъевшиеся к осени кабаны спускались к водопою. Птица, почуяв дыхание зимы, эмигрировала в тёплые края. Разве что пару раз за день над берегом замечали крестообразные силуэты крылатых хищников, высматривавших неосторожных зайцев… По вечерам гребная флотилия приставала к берегу. Дойлен был удивлён, когда услышал слова капитана: мол, приказано гребцов хорошо кормить и давать отдых. Обычно рабов не жалели… Кто из пассажиров желал, мог устроиться на ночлег на берегу. Но существовал риск, что поутру кораблик уйдёт без проспавших, потому этой возможностью не злоупотребляли. Наши дома на колёсах — фургоны — надёжно укрепили на палубе, и они превратились в каюты. Время от времени на правом берегу попадались деревеньки, там закупали продовольствие и овёс. Разумеется, тоже втридорога, все спешили заработать на Большом сборе. Продвигались мы не слишком быстро, от Запорожья до устья Днепра в моём мире больше двухсот километров, а здесь из-за подступающего ледникового периода уровень моря ниже, и река соответственно длиннее. Не удивлюсь, если Днепро-Бугского лимана нет вовсе, а устье обнаружится у Очакова.

Лиман, к моему изумлению, у Днепра-Реса был, но намного уже и мельче. Судоходный фарватер здесь отмечали, как ни странно, буйки. Близко к ним мы не подходили, опасно, потому я так и не смогла определить, из чего они были сделаны. Во второй половине четвёртого дня пути я заметила на севере устье крупной реки. Не иначе, Бугский лиман, который в нашем мире в этих местах был вдвое шире, а его глубины позволяли поставить в Николаеве судостроительный завод. К нашему всеобщему удивлению капитан не отдал приказ причаливать, хотя солнце клонилось к закату. Впрочем, на горизонте уже маячил Очаков, носивший здесь имя Нута. Туда мы и направились, несмотря на быстро сгущавшиеся сумерки. И вот тут все до единого — кроме капитана, понятно — были поражены в самое сердце: в темноте буйки засветились магическими огоньками!

В Нуте мы заночевали и купили в дорогу запас копчёной рыбы — лещей, судаков, но попадался, и относительно недорого, осётр. Ну, а про "шаланды полные кефали" я помолчу: солёная кефаль тут бедняцкая еда и стоит сущие копейки. Мы пренебрегли низким статусом воспетой Бернесом рыбки и заложили в фургон как бы не двухмесячный её запас. Жилплощадь поуменьшилась, но теперь нам не грозило разорение на дорогущих статусных продуктах. И плевать мы хотели на кривые смешки соседей-ведьмаков. Когда у них закончатся деньги, а произойдёт это скорее, чем они думают, наше хомячество станет предметом зависти.

Увы, после Очакова-Нуты мы поняли, что днепровское путешествие было весёлой прогулкой на лужайке. Не успели мы миновать Кинбурнскую косу, как налетел сильный южный ветер. Борта были недостаточно высоки, чтобы кораблики накренились, но нас стало прижимать к берегу, так что гребцам и рулевым пришлось попотеть. Через несколько километров мы увидели впереди по курсу севшую на мель гребную баржу, аналогичную нашей. Капитан собрал нас, Одарённых, и попросил — да, да, попросил, а не потребовал! — поколдовать над погодой. Хотя бы ветер немного утихомирить, иначе, мол, дружно усядемся рядом с этими невезучими. Что ж, идея не самая худшая: конвой из пяти плашкоутов, на бортах два с лишним десятка колдунов разного пошиба. Если все вместе возьмутся, глядишь, что-то дельное и получится… Ветер мы слегка утихомирили, слов нет. Но человеческий фактор есть человеческий фактор, и никакая магия, никакая, даже самая продвинутая, технология не может гарантировать абсолютную "защиту от дурака". На сей раз дураком оказался рулевой четвёртого транспорта. Пытаясь провести судно как можно дальше от опасной мели, он слишком резко развернул рулевое весло. Наскоро сработанное из сырой древесины, весло треснуло, и разогнанную вёслами посудину потащило прямиком к севшей на мель барже… Пока их капитан орал, отдавая команды гребцам левого борта табанить, а правого — грести что есть мочи, пока свистели кнуты в руках надсмотрщиков, мимо четвёртого прошёл пятый кораблик, и оттуда пострадавшим бросили канат.

Это приключение закончилось, обошлось без потерь. А на следующий день южный ветер принёс оттепель и шторм…

Дальнейший путь я плохо запомнила, потому что он был чередой изматывающей работы и забытья без сновидений. Работа заключалась именно в усмирении разбушевавшейся стихии и выматывала не хуже многодневной велогонки, хотя действовали мы все сообща. Корабли проходили за день позорно маленькие расстояния, километров по пятнадцать-двадцать. Потом то ли наши усилия увенчались успехом, то ли попросту шторм выдохся, но на третий день мы вошли в большую полукруглую бухту… Здешняя Одесса-мама не производила впечатления чего-то особенного: обычный приморский городишко с портом и рынком. Не было у него ни яркой истории, ни особого говора, не отличались его жители и чувством юмора, присущим нашим одесситам. А жаль. Этот мир и так духовно нищ по сравнению с нашим, маленькая доля одесского колорита ему бы совсем не помешала.

Двое суток стоянки пошли на пользу всем — и горожанам, и путешественникам, и корабликам, пострадавшим во время шторма. Жаль, что не больше, но капитаны всех пяти транспортов в один голос твердили про некий приказ и вовсю торопились его исполнить. Интересы пассажиров их не волновали, несмотря на все сословные нюансы, и мы снова оказались в море… Я понимала, что ледниковый период даже в начальной фазе должен привести к понижению уровня моря. Отсюда и значительные перемены, которые наблюдались в нижнем течении Днепра. Но я наивно предполагала, что хорошо знакомые мне солёные лиманы Одесской области с отступлением моря превратятся в языки сухой степи с вкраплениями солончаков. Не тут-то было. Лиманы где были, там и остались, разве что длинные песчаные косы, намытые морем, сдвинулись к юго-востоку. Подувший оттуда ветерок принёс знакомый отвратительный запах — сероводородные грязи тоже никуда не делись. В нашем мире тут стояли лечебницы. Здесь, сколько хватал глаз, не было ни души. Ни человечьей, ни звериной. Только какая-то длинная жёлтая трава торчала по берегам.

Двигаться на вёслах навстречу ветру совсем не весело, и до конечной точки водного пути — гавани, находившейся в устье Дуная — мы шли ещё трое суток. Безлюдный берег, бесплодные песчаные полосы между морем и вонючими солёными лужами. Как всегда транспорты вечером бросали якорь на мелководье, а утром продолжали путь. Высаживаться на сушу никто не пожелал.

Разница в климате и здесь сыграла свою роль. Дельта Дуная, тоже более многоводного, чем в нашем мире, вытянулась длинным языком на восток. Северный, самый широкий рукав, увенчивала гавань с искусственным молом. Каких трудов стоило поддерживать её в приемлемом состоянии, я не представляю, ведь черноморские шторма и капризные дунайские волны наверняка каждый сезон вносили в планировку свои коррективы. Без магии тут точно не обошлось. И верно: из всех волостных рубинов, виденных мной за время путешествия, здешний оказался самым крупным… В гавани Нарен, мы наконец сошли с палуб не слишком надёжной, наскоро построенной гребной флотилии. До Восточных Врат оставалось около ста километров, и туда вела не просто наезженная — мощёная камнем дорога, на которую, как бусины на нить, были нанизаны городки и сёла. Довольно богатые городки и сёла, признаю заслугу местного мага. Если бы ещё дорога не была забита до отказа… Но у нас под ногами снова была земная твердь, а не шаткая палуба, и это не могло не сказаться на нашем настроении. Устали, да. И всё-таки исчезло гнетущее ощущение неуверенности, не отпускавшее нас в море.

В начале ноября мы приехали в Восточные Врата…

Ну, здравствуй, Измаил. Город, в который пять лет назад я так и не попала.

Надеюсь, в следующий раз увижу тебя уже в своём мире.

10

— Чего-то в этом роде я и ждал.

— Я тоже…

Перед нами на северном берегу Дуная-Найи раскинулся…огромный табор. Другого слова для описания скопища тысяч фургонов, палаток и навесов не найти при всём желании. От магического фона, создаваемого множеством колдунов разной степени одарённости и их амулетами, начала болеть голова. Потому мы примостились на окраине этого Вавилона, на небольшом возвышении, вдоль которого проходила дорога. Шум и гам, создаваемый проезжающими, показался нам предпочтительнее болотных "ароматов", шедших со стороны плавней.

Когда мы застолбили местечко и распрягли лошадку, Дойлен отправился поискать в этом людском водовороте своих знакомых, Лис принялся обихаживать наших лошадей, а мы с мальчишками озаботились продовольственным вопросом. Проще говоря, пошли искать торговцев. Эти не упустят своей выгоды, навезут продуктов. А опасение схлопотать от господ колдунов проклятие вместо монет по идее должно сдерживать рост цен. Я могу и ошибаться, конечно, но раз в Туримите дело обстояло сходным образом, то почему здесь должно быть иначе? На одной солёной рыбе мы, может быть, и продержимся месяц, оставшийся до открытия Восточных Врат, но к тому времени уже будем видеть её в кошмарных снах. Понадобятся хлеб, мясо, фураж для лошадок. Может, если хватит денег, то и сладкого для Ингена купить, ребёнку в восемь лет всегда хочется конфетку. Опять же, проблема гигиены вставала во весь рост. Хорошо хоть местный маг позаботился настроить общественных бань и организовал подвоз дров. И — да — у самой дороги, примерно в двухстах метрах от места нашей стоянки, обнаружился трактир. С вином и девками. По вполне понятной причине меня не интересовало ни то, ни другое, но как резервный источник готовой пищи он мог сгодиться.

Конечно же, перспектива прожить целый месяц в фургоне, под всеми ветрами и дождями поздней осени, меня не радовала. Ещё во время сплава по Днепру я спросила у Дойлена, почему ни один Одарённый даже мысли такой не допустил, чтобы ослушаться князя и сбежать, куда глаза глядят. На что получила ответ, заставивший меня крепко задуматься:

— Медальон не позволит, — без особой охоты сказал Дойлен.

— А… как это выглядит? — опешила я.

— Попробуй повернуть обратно, и увидишь, — невесело усмехнулся дорогой сосед. — Ты просто не заметишь, как умрёшь.

— Вот как… Значит, в наших медальонах вложено заклинание, отслеживающее наши перемещения, плетения и всё прочее?

— Насчёт "всего прочего" не уверен, но где-то так и есть.

Я давно подозревала, что медальоны, начиная от ученических медных и заканчивая золотыми магическими, выполняют роль маячка. Не зря же на серебрушку с профилем князя наложено заклятие, не позволяющее её снять. Во всяком случае, с живого колдуна точно. А теперь мои подозрения превратились в уверенность. Теперь медальон в моём представлении выглядел как стационарный IP-адрес, намертво привязанный к какой-то одной персоне, и служил "логином" в магической сети. На территории своего домена любой ведьмак, условно говоря, пользовался правами администратора, а само владение служило его личным "сайтом". Или "форумом". В Масенте я была почти всесильна, а здесь, в Восточных Вратах, вынуждена довольствоваться ролью рядового пользователя сети. А ключ ко всему — медальон. Он так хорошо защищён от взлома, что до сих пор не было описано ни единого случая, когда ведьмак или маг смог что-то в нём изменить. Вероятно, на это способны только князь с княгиней. Эдакие глобальные администраторы, создавшие существующую сеть. Но… Нет в моём мире таких крутых программистов, которые создали бы принципиально не поддающуюся взлому программу. Как у нас говорили, на всякую хитрую гайку всегда найдётся свой болт с левой резьбой. Кое-какие навыки взлома у меня имелись, правда, было это лет шесть или семь назад. Техника с тех пор ушла вперёд, по компьютерному миру победно шествовало объектно-ориентированное программирование, но, думается мне, сами принципы взлома не изменились. От примитивного брутфорса до более изящного поиска дыр в системе и создания ботнетов. Что ж, у меня будет целый месяц для проработки теории и экспериментов. Табор, набитый колдунами и амулетами, фонил сильнее крупного города. Если буду осторожна, то мои экзерсисы могут остаться незамеченными.

Ближайшие трое суток ушли на обустройство и стирку-помывку, после чего потянулись унылые однообразные дни, когда мы с нетерпением ждали вечера. Традиция литературных посиделок, прерванная во время водного пути, возобновилось. Мальчишки жадно слушали истории чужого мира, двое мужчин увлекались не так серьёзно, но меня не перебивали. А когда я, говоря языком "Тысячи и одной ночи", прекращала дозволенные речи, следовало требование новой истории. Я смеялась и выдвигала встречное требование аналогичного содержания, получая взамен какую-нибудь легенду из летописей княжества или историю о приключениях богов и героев беловолосого народа… Семь вечеров. Семь самых лучших вечеров моей жизни прошли на продуваемом всеми ветрами дунайском берегу, в компании, которую я не выбирала, но которая фактически стала мне семьёй. Особенно дети… Начало нашего знакомства с Энгитом ознаменовалось его подростковыми фокусами в стиле "не хочу!" и "не буду!", а сейчас? Сейчас парень слушает мои пересказы с упоением, какое я сама испытывала в его возрасте, читая Сабатини и Жюля Верна. Не сомневаюсь, что у него перед глазами возникают образы морских сражений иного мира, невиданные здесь громадные корабли под фантастическими парусами бороздят океаны и открывают новые земли, путешественники в поисках человека с неслыханным здесь именем капитан Грант огибают земной шар, а где-то глубоко под водой плывёт невероятная лодка "Наутилус"… В неполные пятнадцать мир кажется прекраснее, чем он есть. Энгит ещё успеет в нём разочароваться, но у него хотя бы останутся воспоминания о мечтах, навеянных моими рассказами. То, чего тысячи лет были лишены дети этого мира — светлой мечты — у него будет в избытке. И Инген тоже вырастет на иномировых сказках, где главное не умение швырнуть в собрата по Дару заклятие посильнее, не излупить дуру-жену покрепче, а дружба и взаимовыручка. Быть может, они передадут отсвет этой мечты своим собственным детям и внукам, и этот мир станет хоть капельку лучше? Не знаю.

Начало одиннадцатого дня нашей стоянки было самым обычным: проснулись, позавтракали и занялись своими делами. Дойлен одобрил мою идею, прикрываясь плотным магическим фоном, поэкспериментировать с маломощными заклинаниями. Но сперва следовало ознакомить его с моими исследованиями. Предыдущие семь дней я показывала ему свои записи. Суть построения заклинаний принципиально от программирования не отличалась, а Дойлен далеко не дурак. Ухватил сходу, хотя ни разу не программист. Сейчас стоило обсудить некоторые теоретические моменты, а делать это в битком набитом колдунами лагере… Не поручусь, что кто-то из соседей не всадил в днище фургона подслушивающий амулет, прикрытый маскирующими чарами; ведьмаки просто обожают делать друг другу пакости и вызнавать чужие тайны. Мы и так создавали сферу тишины минимальных размеров, накрывающую только наши головы, но вообще-то это было утомительное занятие — поддерживать плетение нестандартных размеров. Хоть слишком больших, хоть слишком маленьких. Потому мы пошли погулять за пределы разросшегося до неприличия временного города. В дубовую рощицу, что невесть как разрослась посреди степного климата на берегах Дуная. Но разговор почему-то сразу зашёл на тему, далёкую от магических экспериментов.

— Красиво, — сказала я, стараясь отвлечься от не слишком весёлых дум. Холодный ветер заставил нас обоих снова одеться в меха. — В моём мире тут дубы не растут, во всяком случае, сами по себе.

— Здесь вообще интересное место, — Дойлен был, в отличие от меня, в благодушном настроении, и поэтому мы шли под ручку. Прямо как благородное семейство. — Старая летопись гласит, что когда-то в незапамятные времена в этих местах не было моря. Здесь стояли прекрасные города, вокруг были богатые домены, маги и ведьмаки ещё обладали огромной силой…

— …а трава была зеленее, и девушки красивее, — улыбнулась я. — Прости, перебила тебя. И что случилось с этим краем?

— Насчёт девушек — не знаю, сейчас тоже как будто не уродины, — Дойлен оценил юмор нашего мира, хохотнул и в своей фривольной манере приобнял меня. — Но если хочешь знать, что случилось с этими местами… Летопись говорит о землетрясении, которое разрушило перешеек к югу отсюда. Морские воды хлынули в плодородную долину, уничтожая на своём пути всё живое. Говорят, с того времени по берегам нового моря встречаются долины, заполненные вонючей чёрной грязью, а глубины моря безжизненны — там до сих пор гниют трупы погибших людей и зверей… Тебе не интересно?

— Интересно. Просто я задумалась… У нас в этих местах на морском дне находят вещи, которые говорят о том же. Даже теория есть, что здесь не было моря… Как странно — миры разные, история людей другая, а земля… Здесь земля — та же.

— А люди?

— И люди в сущности те же, — призналась я. — Подлости больше… или это мне так кажется, потому что тут её никто не маскирует. Подлецы уже у власти, зачем им маски, согласись.

— И я тоже подлец?

— Нет.

— Но я же принадлежу к правящему сословию, а ты только что записала всех властителей в подлецы, — несмотря ни на что, Дойлен улыбался. Ох, как он любит заманивать меня в логические ловушки…

— Исключения лишь подтверждают правило, — вывернулась я.

— Может, я кажусь тебе честным человеком только потому, что хочу понравиться… одной хорошо знакомой мне женщине, — не унимался драгоценный сосед. — Она не полюбит подлеца, потому мне приходится надевать маску.

— Или снимать маску, — когда он заводит разговоры на эту тему, мне становится грустно. Женщина, о которой он говорит, не сможет полюбить его, будь он хоть самый раззамечательный на всём белом свете. — Поверь моему опыту, Дойлен, двадцать лет работы с разными людьми научили меня отличать маски от лиц.

— Значит, моё лицо без маски настолько неприятно этой женщине, что она не желает подпускать меня к себе?

— Ты опять за своё, — улыбнулась я. Разговоры в духе Дюма мне не по душе, но Дойлена мне жаль. Чисто по человечески. — Давай доживём до…известного тебе момента, а там посмотрим. Ещё ничего не определено.

— Ты вернёшься в свой мир, — задумчиво проговорил Дойлен.

— Я могу элементарно до этого не дожить.

— Тогда бери от жизни всё, — последовал совет. — Она, сволочь, не настолько щедра, чтобы разбрасываться её подарками.

Замечательная философия. Да он просто эпикуреец, ни дать, ни взять.

— Предпочту взять от жизни…саму жизнь, — сказала я, вздыхая. — Это намного сложнее, чем просто наслаждаться.

— Одно другому не мешает.

— Мешает, мой дорогой. Наслаждающийся человек беззащитен.

— Правда?

Я и охнуть не успела, как Дойлен, весело смеясь, подхватил меня на руки. Мой возмущённый писк его нисколько не смутил. Ну, что ты будешь с ним делать? Не из пистолета же стрелять. Тем более, что намерения у него явно несерьёзные, просто решил хорошим настроением поделиться. Я сорвала с себя шапку и принялась со смехом отбиваться…

— Эй, глядите, какая бабёнка горячая! — наглый молодой голос мгновенно заморозил наш смех. — Прямиком из-под такого медведя… Самое то, братцы!

Дойлен отреагировал мгновенно. Мои ноги не успели коснуться земли, а он уже шагнул вперёд и влево, прикрывая меня от троих парней лет примерно по восемнадцать-двадцать. Новенькие золотые медальоны выдавали выпускников высших магических школ этого года, а яркие одежды с претензией на тонкий вкус — отпрысков провинциальных магических родов. Ребятки были явно под градусом, притом, аккурат под таким, когда тянет на сомнительные подвиги. А судя по безграничной наглости, они уже развлекались подобным манером, и на серьёзное сопротивление ещё не нарывались. Молодые маги… Золотая молодёжь в наихудшем своём варианте, когда вседозволенность становится жизненным императивом. Ульса предупреждал, что для таких вот добрых молодцев не то, что простецы — и ведьмаки быдло. Но если издевательства над простецами были в порядке вещей, и за них магам ничего не грозило, то за подобные забавы с ведьмаками полагалось довольно суровое наказание. А это означало, что нам с Дойленом живыми отсюда не уйти.

Рука сама потянулась за пазуху. К кобуре.

— Бабёнка горяча, да не для тебя, мозгляк, — вот что у Дойлена не отнять, так это его любимую манеру разговаривать с несимпатичными личностями. — Иди-ка ты отсюда, пока руки-ноги целы.

— Что же ты мне сделаешь, дядя? — кочевряжился предводитель этой совсем не святой троицы. — Отшлёпаешь или отцу моему пожалуешься? Не с твоим куцым Даром на мага хвост задирать. Лучше сам иди отсюда, а бабёнку нам оставь. Будет хорошо себя вести, к утру вернём.

Тон лениво уверенный, даже с ноткой эдакого сочувствия незадачливому "дяде". Что говорит лишь об одном: эти маги не садисты-живодёры, им лишние трупы ни к чему, потому "дяде" предлагается отработанный сценарий. Трусливо уйти, оставив свою женщину им на забаву, и потом столь же трусливо молчать. И даже женщине ничего особо страшного — кроме изнасилования, конечно — не грозит, если будет паинькой. Покладистые им по душе. Судя по всему, эта тактика до сих пор осечек не давала: ведьмаки предпочитали оставлять своих жён и подруг под присмотром заботливых молоденьких магов… Вот только не знают они Дойлена, его упрямство и его старомодные понятия о мужской чести.

Дойлен не отступит, даже имея такую возможность…

— А справишься? — я не видела его лица, но мой дорогой сосед явно осклабился. Он умел делать это весьма оскорбительно для собеседника. — Баба — огонь. К утру замучает тебя и твоих хилых дружков до смерти.

Тут по сценарию я должна была сама обидеться, но это же Дойлен. Ни разу за всё время нашего близкого знакомства он не позволил себе оскорбить меня, ни словом, ни делом. Он явно хочет разозлить магов, чтобы те не могли как следует сосредоточиться при волшбе. Хотя… Тех ведь трое. На что он рассчитывает? На мой ПМ? Вполне возможно.

— Тебя, значит, не замучивает, а нас — да? — криво усмехнулся второй маг. Несмотря на склонность передавать лидерство, он выглядел опаснее своего болтливого приятеля.

— Дядя хамит, — поддакнул третий, вытаскивая из-за пояса какой-то амулет в форме золотого диска на шнурке.

— Хамит — значит, останется здесь и будет смотреть, как мы его бабу… — первый растянул в хищной усмешке яркие полные губы — терпеть не могу этой женской черты у подобных прыщавых субъектов. Особенно когда они употребляют похабные кабацкие выражения.

Дойлен, понимая, что бой заведомо неравный, всё-таки ударил первым. Его огненное заклинание получилось почти идеальным, третий маг, тот, что достал амулет, едва успел прикрыться щитом. Всё-таки ему здорово опалило волосы и жиденькую бородёнку; он завизжал от испуга, выронил амулет, замахал руками и начал выкрикивать лечебные заклинания. Первый тоже прикрылся щитом, а вот второй отпрыгнул в сторону и нанёс удар. Но не по Дойлену, а по мне… Так больно мне было только раз в жизни, когда нелепый случай на тренировке перечеркнул мою спортивную карьеру. Неверно оцененное расстояние до подруги по команде — и мы обе на скорости за сорок полетели на асфальт, спровоцировав завал. Валька приземлилась достаточно удачно, только ногу ободрала, девчонки, ехавшие сзади, вообще отделались лёгким испугом, а мне не повезло. Прямо с трассы забрала вызванная тренером скорая. До перелома не дошло, но разрыв связок тоже крайне болезненная штука… У меня от магического удара будто весь воздух из лёгких вышибли. Скорчившись в три погибели, я рухнула на землю, но руку из-за пазухи не вынула. Пальцы сомкнулись вокруг рукояти, ладонь ощутила цепкую поверхность накладок с рельефными звёздочками… Дойлен уже не атаковал, а постоянно держал щит, пользуясь моей укороченной формулой. Против двоих… нет, уже троих магов — третий подлечился и ринулся мстить за обиду — его шансы были на нуле.

Мало что соображая от боли, я потянула пистолет из кобуры…

Сухие щелчки выстрелов разнеслись по округе, отразились от склона ближайшего оврага и вернулись эхом обратно.

Второго, самого опасного, я убила сразу, попав в голову. Увлечённый атакой на Дойлена и уверенный, что ведьма вне игры, тот не прикрылся и поплатился жизнью. Впрочем, избыточная самоуверенность — слабое место почти любого колдуна. Предводитель и палёный, приняв стрельбу за магическую атаку, тут же поставили щиты. Но ребята не учли, что кинетическая энергия пули во много раз больше, чем они могли себе представить. А тут ещё Дойлен моментально сориентировался, достал свой ТТ. А пуля ТТ пробивает даже каски и бронежилеты… Словом, восемь пуль и три трупа.

Приехали.

— Ты как? — первым делом Дойлен бросился ко мне. — Сможешь идти?

— Надо этих… убрать… Их будут искать… — только сейчас я почувствовала, что из носа идёт кровь.

— Ясное дело, будут… Помоги.

Мы, шатаясь от боли и зверской усталости, сволокли трупы в овраг и, соединив усилия, наколдовали достаточно жаркий огонь. Ни денег, ни, боже упаси, амулетов трогать не стали: это след, по которому нас дознаватели на счёт "раз" отыщут. Потом кое-как почистили от крови место убийства, колданув из последних сил заклинанием дождя, и только после этого позволили себе убраться.

Сходили поговорить, называется…

Пропавших магов будут искать, это ясно, как день. Но пока не найдены трупы, искать будут не убийц, а самих пропавших. Надеюсь, огонь хорошо поработает над сокрытием улик, вон как пылает. Останется горка пепла с каплями расплавленных и снова застывших металлов без признаков заложенной в них магии, и поди что-либо докажи.

Мысли, конечно, правильные, любой убийца так думает, заметая следы. У нас даже были некоторые основания так рассуждать. Но облегчения эти мысли не приносили.

Скольких я ещё должна убить на пути к цели — родному миру?

Почему именно такая цена? Какой в этом смысл?..

В ближайшем бочажке обнаружилась лужа, и я умылась: нехорошо являться на людях с кровавыми разводами под носом. Потом, наплевав на всё, Дойлен подхватил меня на руки и понёс. Лису и мальчишкам наврал, что, дескать, мне внезапно стало плохо во время прогулки. А в фургоне, едва за нами задёрнулись кожаные клапаны, внезапно прижал меня к себе.

— Как ты меня напугала… — говорил он, ероша мои волосы. — Не знаю, что ты натворила в своём мире, но здешняя судьба тебя не очень-то любит… А, будь что будет. Всё равно мне от тебя никуда не деться.

— Будешь защищать меня от судьбы? — он одержим мной, я знаю, но такое выражение чувств заслуживает хотя бы доброго отношения. И я улыбнулась ему — впервые — с неподдельной нежностью.

— Я эту судьбу… — и он тремя словами ёмко описал, что проделает с вышеупомянутой силой, если она посмеет покушаться на мою жизнь.

На языке вертелась совершенно неуместная ироничная фразочка, но сейчас действительно не время для иронии. Сегодня этот мужчина ради меня подставился под удары трёх магов, каждый из которых был сильнее нас обоих. Сегодня я ради этого мужчины совершила новое убийство. Мы повязаны, и не только ритуалом объединения.

Спина к спине. Против любого врага.

За тех, кого мы любим.

 

Глава 2

Омар Хайям. Рубаи.

1

…Затвор медленно-медленно отходит назад. Из ствола вырывается недлинный язык оранжевого пламени, выталкивая пулю. Блестя ещё не потускневшим томпаком, вылетает гильза, выброшенная механизмом…

…Затвор медленно-медленно отходит назад…

Сон-цикл, из которого я почему-то не могу вырваться. Не вижу ни того мага, которому я разнесла полголовы девятимиллиметровой пулей, ни его приятелей, ни Дойлена — только пистолет. Только момент выстрела. Раз за разом, одно и то же. То медленно, то быстро. Притом понимаю, что смогу разорвать цикл, как только пойму что-то важное.

Но что я должна понять?

…Блестя ещё не потускневшим томпаком, вылетает гильза, выброшенная механизмом…

Чёрт!!!

Бесконечная лента сна разорвалась с сухим треском пистолетного выстрела. Меня как пружиной подбросило.

Дойлен — ладно, он в огнестрельном оружии не разбирается вообще, но я-то!..

Мы не собрали гильзы!

Да уж, цена мне как убийце три копейки в базарный день. Даже местные дознаватели по этим гильзам определят, кто их касался…

— В чём дело?

Дойлена я, разумеется, разбудила. Ещё бы, так подскочить. В руке — здоровенный кинжал. Ручаюсь, он мгновенно оценил обстановку, но кинжал выхватил чисто рефлекторно. Действительно, лучше перебдеть.

— Я идиотка! — простонала я, вцепившись обеими пятернями в собственные растрёпанные волосы. — Я — трижды дебильная идиотка! Мы гильзы не собрали! Надо сейчас же, пока не поздно…

— Спятила? — Дойлен одним движением остановил мой порыв немедленно бежать на место преступления и уничтожать такую шикарную улику. — Ночь на дворе! Тут среди бела дня приключения находятся, а в темноте даже я не рискну шляться по окрестностям!.. Хоть рассвета дождись, безумица!

— Ох… — я закрыла руками пылающее от стыда лицо и уткнулась в его куртку, пропахшую потом и дымом костров.

Разумеется, мы отправились за гильзами, едва рассвело.

Я применила заклинание поиска издали, метров за триста до цели. Наскоро созданный амулетик уверенно показывал направление, жаль, что моего слабого Дара не хватает для точного пеленга каждого предмета. Ночью, видимо, прошёл слабый дождик, пожухлая трава, в которой запутались опавшие листья, пахла водой и прелью. Со стороны дороги доносился скрип колёс: колдуны со свитами продолжали прибывать, хоть уже не таким плотным потоком, как десятидневие назад. Из-за плотной стены деревьев и кустов проезжающие не могли видеть нас, старательно делавших вид, будто совершаем утреннюю прогулку… Когда расстояние до места вчерашних событий сократилось метров до пяти, амулет уверенно разделил "луч поиска" на шесть тоненьких ответвлений.

На шесть. Хотя выстрелов было восемь — три из ПМ и пять из ТТ.

Вот не зря мне тот сон приснился. Здесь говорят, будто Одарённые часто видят вещие сны…

Быстро оглядевшись, я присела и собрала раскатившиеся гильзы — падали они, как и положено, справа от ствола. Пересчитала. Так и есть. Не хватает одной гильзы от "Макарова" и одной калибра семь — шестьдесят два под ТТ.

— Шесть! — сдавленно просипела я, поднимаясь. — Двух не хватает… Здесь кто-то побывал до нас.

— Значит, "кто-то" сейчас сидит в кустах поблизости и наблюдает, кто придёт за…этими штуками, — мрачно заметил Дойлен. — Я тоже хорош, надо было раньше подумать. Подставились мы к лешему… Уходим, быстро!

Две глупости подряд — это слишком, мы действительно повели себя, как последние лохи. Но одна хорошая новость всё-таки есть: тот, кто взял две гильзы вместо восьми и не навёл дознавателей, прекрасно знал, что имеет дело с огнестрельным оружием. Значит, если он и следил за возможными визитёрами, то на предмет срисовать портреты и познакомиться в ближайшем будущем. Но как он узнал?.. Выстрелы, что ли, услышал? Местные запросто могли принять их за щелчки кнута, и я бы тоже засомневалась, но профессионала не проведёшь.

Профессионала…

Если это тот, о ком я думаю, встреча запросто может произойти совершенно неожиданно, по крайней мере, для нас с Дойленом. И не факт, что она пройдёт в тёплой дружественной обстановке. Ребята, сумевшие обокрасть волостного мага и не попасться, могут очень болезненно воспринять присутствие дилетантов, пускающих в ход огнестрел без их санкции.

Всё это я постаралась изложить дорогому соседу по пути обратно, выложив свои соображения довольно дёргано: чего вы хотите, у меня есть поводы понервничать.

— Отлично, — язвительно хмыкнул Дойлен, помогая мне, "удачно" догадавшейся надеть платье вместо походных штанов и куртки, перебраться через ручей, текущий по дну оврага, отделявшего нас от лагеря. — Теперь ты от меня ни на шаг. Даже по нужде — в моём обществе. Если мне нужно будет отлучиться, ни на шаг от Лиса. Понятно?

— Что ж тут непонятного… — буркнула я. — Но знаешь, по-моему, пару дней они будут к нам присматриваться, оценивать. И только потом нанесут визит. Когда мы меньше всего будем этого ждать.

— Ты меня слышала?

— Слышала…

Не отходить от него — ещё не самый худший вариант, между прочим. Мы и так почти круглые сутки проводим вместе. Другое дело, что даже в пекарню за хлебом придётся ходить парой, а Лис чтобы с пацанов глаз не спускал, пока нас не будет рядом. Да уж, влипли.

Целый день после этого мы изображали из себя параноиков, тщательно присматриваясь ко всем, кто крутился вокруг нашего фургона. Причём подозрительными казались буквально все. Разве что вечером немного попустило, когда началась очередная литературная посиделка. В программе было вольное изложение бессмертного творения Гомера… Спали мы потом беспокойно. Мне приснился актёр Арманд Ассанте, но не в костюме Одиссея, а почему-то в униформе штандартенфюрера СС и громко думающим голосом Тихонова: "А вот это провал". Не знаю, что снилось Дойлену, но он тоже ворочался, то и дело просыпался крайне недовольным и снова пытался заснуть. Инген капризничал, но брат словом старшего повелел ему угомониться. Один Лис спал спокойно, как сытый младенец под боком у матери. Ему, грубому варвару, наши треволнения казались смешными и ничего не значащими.

А следующий день оправдал и беспокойные сны, и свой тринадцатый номер с момента нашего приезда. Хотя я не суеверная, но совпадение настораживало.

Началось всё просто замечательно: с утра пораньше дал о себе знать Игорь. Последний раз мы с ним разговаривали, если так можно назвать процесс магической "мобильной связи", когда приехали на Хортицу. Сейчас он сообщал, что довольно обширный караван Гидемиса уже покинул транспорты и направляется к Восточным Вратам. "Скоро будем!" — напоследок сообщил Игорь, и мой медальон, изрядно нагревшийся в ладони, почти мгновенно остыл: сигнал прекращения связи.

— Нас хоть трое будет, — заключил Дойлен, когда я поделилась с ним хорошей новостью. — От Ульсы толку никакого, целыми днями пропадает в городе.

Он тоже пребывал в хорошем настроении, и я догадалась о причине раньше, чем она была озвучена. В караване Гидемиса едут его жена и старший сын. Конечно, семья — это много всякого разного, и плохого, и хорошего, но Дойлен своей семье предан. Достаточно посмотреть, как он привязан к младшим детям. Получив весточку, Дойлен явно повеселел и принялся чистить одежду. Собирается навестить супругу, всё правильно. Казалось бы, радоваться надо, а на душе грустно. Кошки ещё, слава богу, не скребут, но всё-таки… Я привязалась к этому человеку, притом сильнее, чем хотелось бы. Что ж, вот прекрасный случай свернуть её, эту привязанность. Отстраниться и делать, как должно. Нельзя забывать, что у нас с ним один путь, но разные цели.

Правда, дорогу до Восточных Врат и первые дни здесь я не забуду никогда. Но это ведь условиями игры и не оговорено — всё забыть.

— Посмотри, как там Ирка, — я постаралась, чтобы моя улыбка не выглядела печальной. — Если Керен её хоть раз ударил, я ж его…

— Сам проучу, — пообещал Дойлен, галантно поцеловав мои пальцы. — Прости, но обедать и ужинать вам сегодня придётся без меня.

— А…парни с тобой разве не идут? — я оглянулась на Энгита с Ингеном, увлечённо игравшим в ножички — сама научила их этой игре родом из моего детства.

— Кеарна не слишком их жалует, — последовал ответ — с ноткой сожаления, что ли. — Знаешь, есть такие матери, которые всё отдают только одному ребёнку.

Знаю, мой дорогой. Своими глазами наблюдала, как мать превратила старшую дочь в бесправную прислугу при любимице-младшей. Как изощрённо унижала её, отваживала любых потенциальных женихов и методично, день за днём "капая на мозги", делала из собственного ребёнка шизофреничку с лютым комплексом неполноценности. Тридцатый день рождения дочери мамаша ознаменовала блистательным апофеозом ненависти: "Поздравляю: теперь ты старуха и никому не нужна". Я бы поняла, если бы у этой, с позволения сказать, матери дети были от разных браков, и отношением к старшей дочери она мстила нелюбимому мужчине. Но ведь обе девочки от одного давным-давно выгнанного мужа!.. Мне этого не понять. Как, впрочем, ни одному нормальному хомо сапиенсу не понять мотивов человека "со странностями", особенно с такими опасными. Остаётся надеяться, что раз Дойлен до сих пор позволяет жене не замечать младших сыновей и прощает подобное отношение, то в сущности она человек не злой. Просто не слишком умная женщина, а врождённый некомплект серого вещества, увы, не исправишь. Он, при всех своих недостатках, хороший отец, и сумел компенсировать мальчишкам нехватку материнской любви избытком отцовской.

— М-да… — протянула я, стараясь упрятать всплывший из глубин памяти образ негодной мамаши обратно в тот дальний пыльный угол, где ему самое место. — Как-то это не слишком… Ладно, всё, молчу. Это только ваше с ней дело.

Да. Это его дело. И его жены. Кто я такая, чтобы встревать в их отношения? Любовница, отправившая его в отставку, временный союзник и, быть может, друг. Но даже друг не имеет права вставать между мужем и женой.

Наверное, это был написано у меня на лице, крупными буквами. Потому что Дойлен вдруг смутился, что ему вообще-то не свойственно.

— Спасибо, — сказал он.

— За что?

— За то, что всё понимаешь, как надо.

И поцелуй — с лёгкой горечью.

Наверное, так и надо. Нужен был какой-то толчок извне, чтобы вовремя остановиться, иначе я не знаю, что получилось бы к концу нашего путешествия — в столице. Мне только любовных многоугольников с моим участием не хватало.

Весь день я провела, то обучая мальчишек логическим играм, то рассказывая им забавные истории. При этом не забывала поглядывать по сторонам, и Лиса озадачила тем же. Бережёного, как говорится, бог бережёт, а небережёного конвой стережёт. Наш добрый возница, мотивируя свои действия приказом хозяина, сам взял корзинку, сходил к пекарю за хлебом и на стихийный базарчик, организованный местными крестьянами, за копчёным окороком. И, пока он ходил — а обернулся дядька всего за полчаса — я кое-что заметила… Их было двое, молодых мужчин лет примерно по двадцать пять. Ни медальонов, ни ошейников, зато в наличии кожаные проклёпанные куртки, мечи на грубых перевязях и короткие боевые топорики за поясами. Чьи-то солдаты. И, судя по качеству оружия — а сталь от железа я ещё отличаю — они не из тех, кто таскает коврики за своим господином и воюет дюжиной против троих безоружных. Эти — воины. Да что там оружие — достаточно посмотреть, как они двигаются. Ох, не завидую я тем, против кого их воевать отправляют… Стоят, местное винцо дуют и колбасой закусывают. Причём не у трактира, где им полагалось бы быть по логике вещей, а у одного из соседних фургонов. В нашу сторону посмотрели раз или два, но профессионалу не обязательно постоянно пялиться на ведомый объект. У меня сердце ёкнуло, когда они, отклеившись от боковины фургона, ленивым шагом направились прямо к нам… ПМ я перезарядила ещё вчера. Даже провернула один фокус, увеличивший его боезапас с восьми выстрелов до девяти. Попросту дослала патрон в ствол, а затем, поставив пистолет на предохранитель, вынула обойму и добавила девятый заряд, благо конструкция позволяет. Сейчас пистолет был на своём законном месте. То есть, в кобуре, у меня под курткой. Нет, конечно же, я не стану стрелять в людей только потому, что они направляются в мою сторону. Сначала поговорим. Может, уладим дело миром. Или эти двое вообще не имеют ко мне никакого отношения, и я зря паникую…

— Хлебушек ещё тёплый, хозяйка! — Лис вынырнул из-за телеги, стоявшей с другой стороны — совсем не с той стороны, откуда я его ждала. — Ну-ка, волчата, подайте-ка нож и миску, сейчас и мясца напластаю…

"Волчатами" он мальчишек называл давно, чуть ли не с первого дня, и получалось это у него совсем не оскорбительно. Скорее, наоборот. Братья, увидев вкусное, заулыбались и побежали за требуемым инвентарём. А я скосила глаза в сторону тех двоих… Оп-па! А они передумали подходить. Стоило Лису появиться, как неторопливо вернулись на свой пост и продолжили употребление вина под колбаску. И я их понимаю. Во-первых, Лис тоже, несмотря на возраст, выглядит далеко не задохликом, и с ножом своим не расстаётся. Будет шум, а шум им явно ни к чему — это во-вторых. Ну, и в-третьих… Раз появление сильного мужчины внесло коррективы в их планы, значит, они наверняка собирались тихо пригласить меня на рандеву. Независимо от моего желания или нежелания куда-то идти.

Чёрт… Что же делать?

— Не бойся, хозяйка, — Лис, нарезая окорок, как бы невзначай пододвинулся ко мне поближе. — Я вас в обиду не дам.

— Действительно, не дашь, — негромко ответила я, разламывая плоские хлебные лепёшки на части. — И ведь не потому, что хозяин велел… Так?

— Так, — согласился беловолосый.

— Почему же?

— Вы — волки. Старая кровь, не порченая, — спокойно заявил Лис, лукаво прищурив столь презираемые в княжестве водянисто-голубые глаза. — Лисы волков не любят, но боятся и уважают их силу. А те, другие… Стервятники они. Жрут гнильё, воняют и друг другу глаз выклюнуть норовят… Подай-ка чашки, хозяйка, я смородины заварю.

— Держи, — я вынула из короба переложенные соломой широкие глиняные чашки. — Волки, значит… Почему же мы именно волки, а не медведи или росомахи?

— Медведь, он одиночка, сам по себе, — охотно ответил Лис, доставая из корзинки чистую тряпочку, в которую были бережно завёрнуты сушёные чёрные ягодки. — Силён, но против стаи волков не устоит. А волки… Волки, они друг за дружку держатся, пока могут.

— И слабого сородича сожрут… — я не удержалась, поддела дядьку, явно склонного идеализировать четвероногое лесное население.

— Так то ж зверьё, что с них взять. Человек-волк — другое дело. Человеку на то и разум богами дан, чтобы понять, чем он от зверя должен отличаться. Человек-волк собрата никогда не бросит, никогда не загрызёт, а понадобится — последним куском поделится…

Интересная философия. Почему он при Дойлене её не развивал?

— …потому и волк, что от волка о четырёх ногах взял только лучшее, — продолжал Лис. — И от человечьей сути только лучшее себе оставил. Я-то от хозяина только потому не ушёл, что он таков и есть. И тебя не оставлю, волчица. Отслужу чем смогу.

— А как же ошейник?

— Что — ошейник? — хмыкнул Лис, раскладывая ягоды по чашкам. — Пустое. Иные и без ошейников рабы. А я свободный. Служу только тем, кого сам выбрал. Продали бы меня стервятнику какому, я бы в ту же ночь ушёл.

— Ты колдун, — догадалась я. Ошейник либо вернёт раба, осмелившегося бежать от хозяина, обратно, либо убьёт. Лис это знал. И если так уверен, что ушёл бы, значит, он знает, что говорит. — Как ты скрыл Дар от магов? Они ведь скармливают твоих соплеменников-Одарённых артефакту.

— Я не просто колдун, — усмехнулся Лис. — Я сын колдуньи. Мать научила меня скрывать Дар, использовать его только когда нужно.

Вот так. Адаптация. Человек — такая тварь, которая приспосабливается к любым условиям или погибает.

— Не боишься говорить это ведьме? — улыбнулась я, потянувшись за деревянным черпачком — залить смородину кипятком из котелка.

— Люди-волки своих не продают, — уверенно заявил Лис.

— Это верно…

Откровенный разговор с Лисом меня, честно сказать, немного успокоил. Да, неграмотный. Да, в момент опасности у него легко едет крыша, и он бросается в бой, как танк. Забывая, что, в отличие от танка, не бронирован. Но умён, чертяка. И ещё — кристально честен. Может умолчать, но не солгать.

Здесь его иначе, как дикарём, не называют…

Двое типов, наблюдавших за нами, ушли примерно через час. Видимо, у них не было приказа привести меня во что бы то ни стало именно сегодня. Значит, либо тот, кто их послал, сменит тактику, либо завтра они повторят попытку. А это меня не радует ну ни капельки.

С Игорем, что ли, связаться? Или не стоит поднимать панику, пока для неё нет особых оснований?

Солнце уже коснулось нижним краем красных черепичных крыш города, когда мой медальон вдруг стал ощутимо холодным и… запульсировал. Нет, не физически: кусок серебра даже в мире магии на это оказался не способен. Просто начал размеренно, с интервалом секунд в десять менять температуру. Тепло — холодно, тепло — холодно. Со слов Дойлена я знала, что так работает постоянная магическая связь между теми, кто прошёл ритуал. Ничего общего с "магической мобилкой", по которой я говорила с Игорем, это не имело. Когда я нарвалась на Лугира и его свиту, Дойлен точно так же почувствовал, что со мной что-то не то. Только, говорил, его медальон "пульсировал" быстро, будто сердце билось. Потому что мне действительно грозила реальная опасность. Что же означает эта медленная "пульсация"? Ему плохо? Заболел? Или попал в передрягу, не смертельную, но неприятную? Что делать? Найти-то я его найду, заклинание поиска на его образ — и медальон выведет меня аккурат куда нужно. Но опасность… Вокруг нас вертятся непонятные типы… Я уйду, а они как раз визит учинят? Приду, а у горла кого-то из мальчишек ножик?..

Но Дойлену плохо. Он же пошёл выручать меня, несмотря ни на что. А я… Сижу, губы кусаю, терзаюсь всякоразным…

Солнце зашло. На землю медленно опустились сумерки, усугубляемые наползавшими с запада тучками.

Завтра будет дождь…

Господи, да о чём я думаю? Какой дождь?

Я должна идти.

— Энгит! — я тихо позвала подростка, что-то задумчиво вычерчивавшего веточкой в пыли у костра. — Мне отлучиться надо… ненадолго.

— А что такое? — видимо, моя бледная физиономия даже в сумерках выглядела…настораживающе, иначе с чего бы он сам так побледнел. Или это отсветы от пламени сыграли шутку? — Отец? С ним что-то случилось?

Зря взрослые думают, будто детки ничего не понимают в их делах. Всё он понимает.

— Ещё не знаю, но проверить стоит, — сказала я, поднимаясь и поправляя юбку.

— Я с тобой.

— А за мелким кто присмотрит?

— Лис присмотрит.

— Я не мелкий! — обиженно запротестовал из фургона Инген. Кто-то, кстати, говорил, что будет хорошим мальчиком и быстро уснёт. — Мне почти девять!

— Вот и хорошо, что не мелкий, — я отогнула кожаную занавесь. — Остаёшься на хозяйстве, понял? И чтоб дядю Лиса слушался.

— Ла-адно, — сонным голосишком протянул "не мелкий". — А вы скоро?

— Скоро. Тут рядом, мы быстро управимся.

Замечательно. Выбрала сопровождающего — мальчишку, которому ещё пятнадцати не стукнуло. Остаётся надеяться, что нас не ждут за соседним фургоном.

Энгит на всякий случай заткнул за пояс отцовский кинжал, а я до сих пор не расставалась с пистолетом. Колданула заклинание поиска и, прислушиваясь к отклику медальона, пошла между стоящими в корявый ряд повозками.

Нехорошо получилось. Соврала я малышу Ингену про "тут рядом": если верить медальону, между мной и Дойленом не меньше полукилометра. Но направление я держала, и с каждым шагом отклик становился всё отчётливее. Пульсация медальона медленно, но верно учащалась… Несмотря на сгущавшуюся темноту, временный лагерь отнюдь не был безлюдным. Ведьмаки и ведьмы прогуливались, подсвечивая дорогу магическими огоньками. Сновали слуги — в основном между фургонами и трактирами, коих тут понастроили не меньше, чем общественных бань. Расхаживали туда-сюда солдаты со значками на перевязях — городская стража бдила. Были и трактиры, где столы стояли под открытым небом, а съестным и выпивкой торговали на вынос. Тут контингент был совсем уж деклассированный: какие-то оборванцы с кухонными тесаками за поясом, мутные личности, при виде которых я порадовалась, что мой кошелёк надёжно упрятан под курткой, женщины определённой профессии всех возрастов — меня передёрнуло при виде вульгарно накрашенной девочки лет десяти и, шагов через пять, потасканной бабы с аналогичным макияжем и обвислым бюстом наружу. Какой-то мужик, завидев меня, полез было обниматься, но Энгит сурово прикрикнул на него, а я зашипела и подняла руку с маленькими молниями, проскакивавшими между пальцами. Мужик моментально исчез… Отряхнув ладонь — магия магией, а искры-то были самые настоящие, электрические, удовольствие ниже среднего — я огляделась. Конечно, никому и в голову не придёт ловить меня здесь. Если разыскивающий нас опирается на логику, то в его представлении я сейчас должна сидеть в своём фургоне и тихонько сопеть в две дырочки. Ему и в кошмарном сне не привидится, что объект может в темноте попереться в такое сомнительное место. А я попёрлась. Я — нелогичная дура. Потому что плевать мне на логику, когда друг в опасности.

Тепло — холодно, тепло — холодно. Всё чаще и чаще.

— Вот он!

— Где? — Энгит завертел головой. И сразу же побледнел, завидев отца.

Господи, что случилось?

Дойлен сидел за грубым столом под открытым небом — ещё один трактир для посетителей с не слишком тугим кошельком. Сидел и хлебал дешёвое вино прямо из кувшина, проливая красные струйки на одежду. Я знаю, сколько он может выпить, не пьянея. Но сейчас он именно был пьян. В стельку, в лёжку, в зюзю, в умат, ещё бог знает как. Не допив примерно до половины, он поперхнулся и стукнул кувшином по столу, чудом не разбив криво сляпанную посудину. Я разглядела его лицо… Лишь один раз в жизни я видела такое лицо. Когда запил мой свёкор после похорон внезапно умершей жены.

Где-то в груди зашевелился холодный комок страха.

Что случилось?!!

— Он часто так пил? — тихонько спросила я у Энгита.

— Так — никогда, — парень нервно сглотнул. Тоже испугался. — Первый раз вижу.

— Пошли.

Рядом с Дойленом уже нарисовались двое невнятных типов, куда трезвее него и с явными намерениями позаимствовать кошелёк сильно выпившего ведьмака. Когда мы подошли, типы попытались было нас отшить.

— Брысь, — процедила я, демонстрируя непоколебимую уверенность в том, что они просто обязаны мне подчиниться.

Типы не стали нарываться и исчезли. А Дойлен…

Он смотрел на меня так, будто первый раз видел. С изумлением, я бы сказала. А потом в его взгляде засветилась…радость.

— Ты, — заулыбался он: почти мгновенный переход от смертного отчаяния до светлой радости напугал меня ещё сильнее. — Пришла… А я вот… ужрался…

Не чувствуя ног от страха, я присела рядом. С другой стороны примостился Энгит, всё ещё не знающий, что делать.

— Пойдём отсюда, — сейчас на него нельзя "наезжать", он как раз в той стадии опьянения, когда действуют исключительно ласковые уговоры. Как на ребёнка. — Мне здесь страшно. Пойдём, пожалуйста.

Дойлен покачнулся, схватился за мои плечи. Вплотную приблизилось его лицо — пахнуло потом и винным перегаром. Но это вызывало не отвращение, а новую волну страха. Я боялась не его, а того, что с ним случилось. В полдень он ушёл навестить супругу и старшего сына, а сейчас сидит, вдрызг упившись. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы увязать эти два факта. Мы всегда безоружны и беззащитны перед теми, кого любим. Оттого раны, нанесенные ими, могут стать смертельными. Если в семье стряслось что-то из ряда вон выходящее, могут сломаться и самые сильные люди.

То, что произошло дальше, просто убило меня. Наповал.

— Прости, — прошептал он. Сам качается, руки дрожат, голос хриплый, срывающийся, а глаза — трезвые. — Ты всё это время меня терпела… А я, дурень… Двадцать пять лет… кобыле под хвост… А ты… Ты меня всегда понимала… и сейчас тоже… понимаешь… А я с тобой как последний козёл…

— Пойдём отсюда, пожалуйста, — меня, признаюсь, начала бить крупная дрожь. — Ну, Дойлен, дорогой, я боюсь идти одна. Даже с Энгитом боюсь, он ещё ребёнок, а тут страшно.

— Пойдём… — согласился Дойлен. — Пойдём, милая моя. Тут и правда… неинтересно… А, и ты здесь, сынок? Нечего тебе тут делать… пошли отсюда…

Зрелище было ещё то: женщина и подросток волокут под мышки едва переставляющего ноги здоровенного мужчину. Но мы никого не удивили. Значит, публике сие не в новинку, наблюдают через два часа на третий… Как мы добрались до фургона — не помню. Как-то же добрались, и слава богу. Дойлен, даже будучи зело пьян, держал язык за зубами. Видно, не показалось мне, что глаза у него трезвые. Ноги не держат, сам в непотребном виде, а мозги работают. Мне бы так… Лис и Инген встретили нас у костра. В другое время я бы возмутилась и погнала мальчишку спать, но сейчас было немножко не до того. Испуг в глазах Ингена, сочувствие — у Лиса. Естественные и не самые худшие черты их характеров, но видеть мне сейчас это было больно.

Лис вздохнул и, порывшись в "багажном отделении" под облучком, достал полотнище и две палки — собрался сооружать что-то вроде палатки. Краем уха я услышала, как он тихо велел мальчишкам тащить одеяла.

Лишь с третьей попытки Дойлен сумел забраться в фургон. Я тут же кинулась к кожаному ящичку со снадобьями: полгода общения с опытной травницей научили меня разбираться в травах, и мне не понравился запах того пойла, которым он заливался в трактире. Хорошо, что в этой местности кошку днём с огнём не найти, у нас на такой ядрёный аромат валерьянки сбежались бы усатые-полосатые со всего микрорайона. А если учесть, что валерьянку нельзя принимать одновременно с алкоголем, и то, сколько Дойлен выпил, то нейтрализовать её нужно немедленно, пока ему плохо не стало. Грабителям фиолетово, что станется с их сонной жертвой, а мне — нет… Бутылочка с настоем остролиста для приготовления тонизирующих напитков. Крепкий кофе был бы лучше, но и это тоже неплохо… Он выпил бы весь настой, залпом, если бы я не налила порцию в чашку. С этим тоже перебирать не стоит… Вот. Теперь он заснёт естественным сном алкоголика, а не под действием лошадиной дозы валерьянки.

— Ложись, — убрав снадобье, я откинула меховое одеяло. — Тебе выспаться надо. Ну, пожалуйста, не упрямься.

— Ты меня… простила, да? — он снова улыбался. И опять в его глазах не было и тени опьянения. Вот язык заплетался, это факт. — Вместо того, чтобы палкой по темечку… Потому что заслужи-и-ил…

Качнувшись вперёд, Дойлен схватил меня за голову и крепко — у меня чуть не в буквальном смысле сердце остановилось! — поцеловал… К прежним "ароматам" примешался ещё привкус усиленного магией зелья, но не было той горечи, которую я почувствовала сегодня днём.

— Простила? — снова спросил он, едва я отдышалась.

— За что? — спросила я. С одной стороны, мне это нравилось всё меньше и меньше, а с другой… Чёрт возьми, двойная магическая преграда между нами прогнулась под его давлением и тихо лопнула, заставив меня дрожать от страха…и чего-то ещё, странного. Вино, что ли, так действует?

— За всё, — что ж, какой вопрос, такой ответ. И язык у него уже не заплетается. — За всё… Иди ко мне, любимая…

— Дойлен, ты что? Ты что де…

Заткнуть женщине рот поцелуем — древний, как мир, приём. Я бы верещала от страха, но не могла издать ни звука, кроме невнятного мычания. Я отбивалась, как могла, изо всех сил… Будь у нас впереди безопасное путешествие и много-много лет в запасе, не было бы никаких возражений. В конце концов, кое-что между нами было, и быльём ещё порасти не успело. Но не сейчас. Не сейчас, когда на нас охотятся, когда каждый неверный шаг приведёт к быстрому и страшному концу!.. Но, видно, есть бог. Не суть важно, на небе или в душе каждого из нас — он меня услышал.

Дойлен выпил слишком много для того, чтобы совершать ещё и постельные подвиги. Он попросту захрапел, придавив меня всей своей массой.

— Ч-чёрт… — выдохнула я, осознав, что случилось. — С этим надо что-то делать.

Собственно, его можно понять: здоровый, полный сил мужчина столько времени рядом с женщиной. Но его извиняет только количество выпитого, сама будучи "под мухой" чуть не натворила глупостей. А то, почему он напился… Несмотря на любопытство, лучше не спрашивать. Захочет, так сам расскажет. Не захочет — из него и клещами не вытянешь.

Кое-как выбравшись на свободу и поправив платье, я всё-таки решила не перебираться в палатку. Дойлен уснул, и магическая преграда опять была на месте. Раз человек в сильном подпитии так на неё действует, то… лучше нам с ним вообще не пить. Но, проснувшись, он должен увидеть меня рядом. Почему, спрашивается? Потому что поговорка есть такая: "Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке".

"Любимая…"

Этого несчастного угораздило в меня влюбиться. Остаётся узнать, что именно его к этому подвигло. В том клубке отношений, который завязался у нас, лишних ниток быть не может.

В конце концов, кто-то же должен дать ему утром хлебнуть винца на опохмел…

Со вздохом я развернула одеяло и, подобрав ноги, забралась к Дойлену под бок. Утро вечера мудренее.

2

Лучше не спрашивайте меня, хорошо ли я спала. Плохо. Можно сказать, глаз не сомкнула.

Дойлен храпел так, что сотрясался фургон, а наши лошади беспокойно фыркали. Поставленная мной сфера тишины держалась от силы десять минут: я была в настолько растрёпанных чувствах, что не могла толком сосредоточиться. А под утро, в один из тех коротких периодов, когда заклинание приглушало могучий храп, я услышала, что кто-то тихо-тихо ходит вокруг фургона. Какой уж тут сон… Расстегнула кобуру и коснулась пальцами рукояти пистолета. Потом осторожно выглянула в щель: мальчишки благополучно спят под натянутым полотнищем, завернувшись в одеяла, а Лис уже вылезает оттуда. С виду заспанный, но тому, кто попытается на него напасть, придётся совсем кисло… Тихие шаги исчезли, растворились в звуках раннего утра.

Только тогда я сумела провалиться в недолгий сон-забытьё. А когда проснулась, Дойлен, приподнявшись на локте, разглядывал меня. Притом, казалось, будто он боялся меня потревожить. М-да, ну и видок у него после вчерашнего. Бледный до синевы, растрёпанный, осунувшийся, на рубашке винные пятна. Но — улыбнулся. Сразу, как только увидел, что я глаза раскрыла.

— Голова не болит? — первым делом поинтересовалась я, едва заметно улыбнувшись в ответ.

— Болит, — честно признался он. — Послать Лиса за вином, или у нас ещё что-то осталось?

Без лишних слов я поднялась, порылась в корзинах и вытащила на свет божий маленький запечатанный кувшинчик. На котором не хватало только надписи: "Осторожно, джинн!" Дойлену как раз на один глоток.

— Ух, хорошо! — он забросил пустой кувшинчик в угол. — Сразу в голове прояснилось… Э… Стана, я вчера ничего этакого не натворил? Что-то ты слишком хмурая.

— Не выспалась, — буркнула я. — Ты храпел, как… не знаю, кто.

— Точно ничего не было?

— Точно.

Вчерашний вечер я до конца жизни помнить буду. Но ему не расскажу. Во всяком случае, пока не выясню, что там у него стряслось. Если вообще решусь вывалить ему на голову… такое. Хотя, как знать, может тут подобные фокусы в порядке вещей.

— А я уж подумал… Ладно. Я тебе другое сказать должен, — он помрачнел, улёгся и уставился в полог. — Сначала о невестке моей. В порядке она, на сносях уже. Радуется. Сын мой, с тех пор, как мы с тобой его слегка поучили, бить её перестал… Но это… пожалуй, все хорошие новости.

— Ох… — услышав, каким бесцветным, вылинявшим голосом это было сказано, я нешуточно испугалась. — Твоя жена?..

— Моя жена — жирная безмозглая гусыня, — теперь на бесцветном фоне проявились алые нотки гнева. — Я, дурак, понял это слишком поздно.

Вот оно что… Вот что означали его вчерашние слова про "двадцать пять лет кобыле под хвост". Расспрашивать о подробностях — жестоко. Четверть века просто так не скомкаешь и в мусор не бросишь, как использованную бумажку. Но он сам всё рассказал, без моих расспросов.

— …слово за слово, я ей — скажи, разве мы столько лет жили не любя друг друга? А она мне: тебя, мол, не то, что любить — вообще с трудом терпеть можно. И она радуется, что наконец нашлась…дурочка, готовая это делать вместо неё. Сказала, что все годы она мучилась и ждала, не могла дождаться, когда кто-нибудь из соседей меня пришибёт. Что довольна, считает себя свободной, уже обратилась к Гидемису с прошением о разводе, и что младших я не увижу, как собственных ушей… Ладно бы — просто сказала. Но она ведь так это говорила… с таким злорадством! Как будто я её все эти годы не на руках носил, а избивал и унижал… И Керен туда же, вырастил дурака на свою голову… Я и сорвался. Наговорил всякого. Сказал, что ей самой развода не видать, пока она мне пацанов не оставит. Потом ушёл и надрался… Думал: всё, жизнь насмарку… Помню, как три кувшина подряд вылакал. Четвёртый кувшин помню с трудом, вкус странный… В ушах звон, какие-то рожи рядом… И вдруг — ты…

Он с силой провёл ладонями по лицу, словно стирая невидимую паутинку. А когда открыл глаза, голос его был странно глухим и тихим.

— Знаешь, Стана, — сказал он, — иногда, чтобы по-настоящему узнать близкого тебе человека, нужно дать ему власть над тобой. Хоть на миг… Она, — кивок куда-то в абстрактную сторону, — решила, что сможет шантажировать меня сыновьями. Не на того нарвалась. А ты… Ты же вольна приказать мне что угодно, хоть сапоги тебе языком вылизывать. И я подчинюсь. Но ты ограничилась только запретом… близости. Правильно сделала, кстати. Мы с тобой друг от друга головы теряли, а это нам сейчас ни к чему… Я вот всё гадал, почему ты так поступила.

— Не хочу злоупотреблять властью, — слабо улыбнулась я. — Наверное, потому мне её никогда и не видать.

— Да понял я это, — ответил Дойлен. — Только сейчас понял. Сравнил… И так обидно стало — хоть волком вой. Полжизни отдать — и кому!..

— А дети?

— Ну, разве что дети… Об одном сейчас жалею — что не попалась ты сюда двадцать пять лет назад…

Двадцать пять лет назад я жила в другом городе, и была наивной дурочкой, ненамного лучше Ирки. Но моё воображение заработало, и перед глазами встала та, несбывшаяся жизнь… Шестнадцатилетняя девчонка со слабым колдовским Даром, в чужом мире. Учёба, серебряный медальон, средней руки владение, претенденты на руку свободной молоденькой ведьмы, среди которых Дойлен. Такой же молодой и глупый, как его сын сейчас. А что? В нём чувствуется какая-то первобытная жизненная сила. Недаром крестьянки на него гроздьями вешались, сами, без принуждения. Я бы в такого влюбилась, до беспамятства. И эти двадцать пять лет мы бы прожили вместе, детей бы родили, да не троих, а больше. И были бы среди них колдуны, это точно… Но не получила бы я ни жизненного опыта иного мира, ни образования, не стала бы программистом… и ехали бы мы сейчас вместе с детьми — на убой. Без малейшего шанса выжить.

— У нас поговорка есть: что ни делается, всё к лучшему, — тихо проговорила я. — Наверное, и то, что не делается, тоже.

— Хочешь сказать — всё, что с нами произошло, имеет глубокий смысл? — в голосе Дойлена послышалась горькая ирония.

— Ну, во всяком случае, всё, что с нами случилось, до сих пор помогало нам выжить. Чем не глубокий смысл? — я ответила своей иронией — ничуть не менее горькой. — Есть ещё одна поговорка: то, что нас не убивает, делает сильнее. Тебе сейчас больно, как никогда. Перетерпи и живи дальше. Ты сильный, ты сможешь.

На секунду представила себя на его месте…и мороз по коже. Паша попросту не способен заявить — мол, я с тобой столько лет не жил, а мучился, и какое счастье, что нашёлся дурак, способный тебя терпеть. Он слишком умён и слишком честен, чтобы скрывать истинное отношение. Если бы я ему надоела, он бы просто поставил меня в известность. Да и в первом браке он так натерпелся от жены-истерички, что больше всего ценил тёплое спокойствие в нашем доме. Но если на секунду допустить такую возможность, то меня в том доме уже через час бы не было. Часа как раз хватило бы на сбор большого велобаула, а из совместно нажитого имущества забрала бы разве что велосипед и кота. Мне было куда идти — брат принял бы меня без разговоров.

Это действительно страшно. Но жизнь продолжается, дамы и господа. Что нас не убивает…

— Давай пока свернём эту тему, — предложила я. — Личное пусть остаётся личным, а тут вчера кое-что ещё случилось, помимо…вечернего происшествия.

И я вкратце поведала историю о двух странных типах, крутившихся около нашего фургона. С каждым моим словом Дойлен, переместившийся из положения "лёжа" в положение "сидя", мрачнел всё больше и больше, а под конец категорично заявил, что отныне даже конец света не вынудит его оставить нас без охраны. Без его охраны — так будет точнее.

— Если мы им нужны для дела, — он прикинул ситуацию и сделал некие выводы, — то покрутятся, поймут, что силой ничего не вырвут, и пригласят по-хорошему. А если мы им нужны только как падаль, чтоб перешагнуть и дальше идти, то пусть приходят, — он хищно осклабился. — Прикончить-то они нас прикончат, да только я их прежде порву. Плохо они меня знают.

— Вчера вечером тебя даже я могла узлом завязать, защитник, — пришлось слегка щёлкнуть его по носу. Мужчины в некотором смысле до конца жизни остаются мальчишками. — Пообещай, что не будешь больше напиваться.

— Что, совсем вина не пить? — опешил Дойлен.

— Я же сказала — не напиваться. Не больше двух стаканов. Идёт?

— Ну… другое же дело. Обещаю.

— Тогда на вот, переоденься, — я сунула руку в короб с одеждой и достала чистую рубашку. — А то выглядишь, как… после лихой попойки.

Дойлен рассмеялся. Не слишком-то весело, но искренне.

Магическая преграда, видимая только нам двоим, тихо засветилась третьей сеточкой. На этот раз он ничего не сказал, но тут всё понятно было и без слов.

Что у трезвого на уме…

Хорошо, у Дойлена мозги работают, как надо. Иначе то, что у него на уме, стало бы для нас обоих большой проблемой. Хоть этот камень с сердца долой.

А после полудня к нам пришли.

Я сразу узнала тех типов, которые вчера тут крутились. На этот раз они не тянули вино из кружек и не грызли жирные круги колбасы. Более того — выглядели они не как боевики на задании, а как парламентёры: одёжки вычищены, оружие надраено, даже медные бляшки с вычеканенной головой медведя на груди болтаются. Чтобы все видели — служивые при исполнении. Дойлен, с самого утра не расстававшийся ни с мечом, ни с пистолетом, сделал хмурое лицо.

— Доброго дня добрым людям, — старший из двоих…посланцев сдержанно поклонился.

— Чем обязаны, милейший? — разговор начался в рамках приличий, и Дойлен ответил, как аристократ, узревший в своём доме нежданных гостей.

— Наш господин, волостной маг Линерит, приглашает на обед вас, господин владетельный ведьмак…и вас, госпожа владетельная ведьма, — теперь поклон был адресован мне. — Вот официальное приглашение, — он достал из поясного кошеля свиток, с которого свисала печать на шнурке, и с почтением передал Дойлену.

— Не имею чести знать достойнейшего мага Линерита, — сдержанно проговорил тот, прочитав бумагу.

— Наш господин велел передать, что так же не имеет чести лично знать владетельного ведьмака Дойлена из Куна, но много о нём наслышан, — последовал ответ.

Тонкий намёк. Тоньше просто некуда.

Мы переглянулись, и это переглядывание не укрылось от посланцев незнакомого мага.

— Хорошо, — с достоинством проговорил Дойлен. — Мы принимаем приглашение господина мага. Надеюсь, нас проводят к нему?

— Как будет угодно господам, — двое синхронно поклонились.

— С вашего позволения я переоденусь, — мне не оставалось ничего, кроме как в очередной раз изобразить аристократку на пикнике. — Негоже являться в гости в походном платье.

— Как будет угодно прекрасной госпоже. Мы подождём.

— Лис! — я окликнула нашего славного возчика. — За этими разбойничками присмотри!

— Присмотрю, хозяйка, — пообещал Лис, как-то не слишком дружелюбно косясь на посланцев неведомого мага.

Разумеется, вы подождёте, ребята. Но и мне не стоит тянуть время. Парадное платье, чистые расшитые сапожки, всё та же накидка с бобровым мехом и шапочка. Пока я переодевалась, расчёсывалась и брызгалась розовым одеколоном собственного изготовления, размышляла, стоит ли брать с собой оружие. К тому же, в ящичке, запертом заклинанием, лежит "сидор" с третьим пистолетом — для Игоря. Амулетик с отпирающей волшбой, наверное, нужно будет отдать Энгиту. Мало ли, вдруг Игорь явится, пока нас нет, так ему сразу ствол и отдадут… Так брать ПМ, или нет? Дойлен свой ТТ упрятал под куртку, и я не знаю, что должно произойти, чтобы он согласился оставить пистолет в нашем временном доме. Парадная накидка — не куртка. Кобуру под ней спрятать можно, но дамы за обеденный стол в верхней одежде не садятся…

Из фургона я вышла во всеоружии. То есть, в парадной одежде и с двумя красивыми поясными кошелями. В одном пистолет без кобуры, в другом — включённый "монстрофон". И ещё неизвестно, какое оружие на самом деле опаснее. Проблема заключалась только в том, что персоны благородного сословия должны ездить друг другу в гости исключительно верхом на лошади. До сих пор мне удавалось игнорировать этот пункт при помощи велосипеда. Но мой велосипед в разобранном и упакованном виде покоится в фургоне. Пришлось Дойлену сажать меня на лошадь, а потом, когда любезные посланцы пошли впереди нас, показывая дорогу, ненавязчиво подсказывать, что делать. Хорошо, что здесь знали стремена, иначе я сползла бы с седла при первом же неловком движении. Это не велосипед, а лошадь, живое существо со своим характером. И с этим самым живым существом у меня отношения складываться не желали.

Маг, как выяснилось, обретался неподалёку. Слава богу, не в городе, а в нашем кочевом таборе. Его фургон был как бы не вдвое больше нашего, эдакая комната на колёсах, а кибитки свиты и коновязь удобно расположились почти замкнутым кольцом вокруг него. Получился табор в таборе. Стол и стулья, точнее, их походные варианты, были расставлены под широким круглым полотняным пологом, получилось что-то вроде летней столовой. Если не обращать внимания на промозглый холод и заморосивший мелкий дождичек, то могло создаться впечатление пикника на турбазе. По импровизированному двору сновали слуги, накрывавшие стол. Несколько человек с медными бляхами, на которых красовалась медвежья голова, занимались совсем иными делами. Кто водил точильным камешком по кинжалу, кто надраивал лезвие топорика, кто подгонял ремень… Словом, без дела никто не сидел. Разве что маг, но он ждал гостей. Нас, то есть.

Дойлен помог мне спешиться без ущерба для репутации и галантно подал руку. Вообще странно было ждать безупречных манер от человека с внешностью разбойничьего атамана, но мой дорогой союзник действительно получил очень хорошее воспитание. Мне не оставалось ничего другого, кроме как соответствовать. Ребята, бывшие "при исполнении", с лёгкими поклонами приняли у нас лошадей и отвели их к коновязи. Только тогда маг изволил показаться.

Мы с Дойленом — в который уже раз за сегодня? — молча переглянулись.

Маг-воин. Тот самый. Из трактира на Хортице.

— Мои достойные гости, — маг кивнул, демонстрируя приязнь к собратьям по Дару. — Рад нашему знакомству.

— Взаимно, — ответил Дойлен. Я чувствовала, что он не теряет бдительности, и если маг приготовил неприятный сюрприз, то неприятность тоже будет взаимной. — Достойнейший маг оказал нам большую честь.

— Вы окажете мне не меньшую честь, если согласитесь разделить мою скромную трапезу.

Пока мужчины демонстрировали друг другу образцы хороших манер, я старалась тихонько поглядывать по сторонам. И заметила, что воины один за одним заканчивают драить амуницию и понемногу подтягиваются к шатру. То ли маг перестраховывается, то ли ему хорошо известны боевые качества Дойлена. Если того за четверть века не сумел угробить ни один из зловредных соседей, это кое-чего стоит. Весь вопрос лишь в одном: откуда этот маг столько знает?

Обед был действительно не слишком роскошным. Я бы сказала, по-солдатски простым: на первое — скромная окрошка, на второе — жареное мясо, овощи, хлеб. Запивали, естественно, вином, но понемножку. Дойлен помнил о двух стаканах, а я помнила о том, что мне вообще алкоголь противопоказан. За аристократической трапезой здесь было принято соблюдать золотое правило: "Когда я ем, я глух и нем". Болтать с набитым ртом считалось дурным вкусом и признаком принадлежности к низкому сословию. Куртуазные беседы полагалось вести только после дегустации напитков, и начинаться они должны были, согласно правилам хорошего тона, именно с обсуждения достоинств и недостатков оных.

— Чудесное вино, — первое слово, как и положено, за хозяином. — В наши места такое, увы, нечасто завозят, а здесь — пожалуйста… Простите моё упущение, дорогие гости, я не сообщил, из какой именно волости прибыл…

— Несложно догадаться, достойнейший, — вежливо ответил Дойлен. — Медвежья голова — символ известный. Волость Самат, пограничье.

— Приятно знать, что кто-то из глубинных волостей помнит о нашем существовании, — улыбнулся маг. Нет, ему точно не тридцать. На сотню больше, как минимум. Не бывает у тридцатилетних такого взгляда — будто старый дед смотрит на играющих в песочнице правнуков. — Обычно землевладельцы и городские маги не интересуются происходящим на рубежах княжества, если дело не касается продажи пленных.

— Я из тех землевладельцев, кто старается знать как можно больше об окружающем мире.

— Это заметно, мой достойный гость. И, полагаю, кроме всего прочего вы хотели бы знать причину, по которой я пригласил вас на обед, не так ли?.. Простите, что отклоняюсь от общепринятого канона гостеприимства, однако, как вы верно заметили, я воин. Мне не пристало вести долгие беседы ни о чём, прежде чем поговорить о главном.

— Прежде всего мне хотелось бы кое-что уточнить, достойнейший маг, — Дойлен как бы невзначай поставил свой бокал — кстати, серебряный, чеканный и наверняка очень старый — ближе к краю стола. И легонечко, почти невесомо наступил ногой на мой сапожок: сигнал "говорить буду я".

— Спрашивайте, — любезно кивнул тот.

— Хотелось бы перед беседой уточнить, в каком мы статусе.

— Вы — мои гости.

— Это само собой. В каком статусе мы станем беседовать — вот что меня интересует.

— А что же вас беспокоит, владетельный ведьмак Дойлен из Куна? — улыбка мага сделалась понимающей, но он тоже играл в некую игру. — Разве я проявил хоть каплю неучтивости по отношению к вам и к госпоже?

— Ваши люди не первый день вертелись около нас, прежде чем мы получили приглашение, — сказал Дойлен. — Напугали госпожу, детей, заставили меня поволноваться… Я полагаю, у вас была весомая причина поступить именно так, и потому хочу точно знать, чего нам с госпожой следует ждать от вашего гостеприимства.

— О, ничего плохого, уверяю вас, — заверил любезный хозяин. — Раз вы настаиваете на прояснении вашего с госпожой положения, то я позволю себе задать один вопрос… На днях здесь случилось нечто странное, пропали трое молодых магов. К слову, репутация у них была не лучшая. По слухам, они подкарауливали прогуливающиеся пары, запугивали мужчин и…дурно обращались с дамами. После чего хвалились в кабаках своими сомнительными подвигами. И вот уже третий день, как их нигде не видно. Говорят, отцы пропавших наняли одного из лучших дознавателей, но тот до сих пор не нашёл ни единого следа… По-моему, он ничего не находит лишь оттого, что не там ищет. Следовало бы предположить, что юные глупцы нарвались на достойного противника и получили наконец по заслугам.

Он очень внимательно наблюдал за нашей реакцией. Но меня на такую нехитрую наживку поймать сложно: хоть сердечко и ёкнуло, но разум тут же напомнил — не будет он нас сдавать, если договоримся. А Дойлен вообще воробей стреляный.

— Весьма поучительная история, — сказал он. — Я рад, что справедливость восторжествовала и выродки получили то, чего были достойны. Однако не совсем понятно, какое касательство мы имеем к этому происшествию.

— Может статься, что никакого, — маг мягко улыбнулся. — Однако мой доверенный человек придерживается иного мнения.

— Он дознаватель?

— Нет, но он достаточно сведущ в неких предметах, не имеющих отношения к этому миру.

И маг, сверкнув дорогим перстнем, вынул из поясного кошеля…да, да, две гильзы. Те самые, которых мы не досчитались на полянке. Два сверкающих жёлтых цилиндрика покатились по белой скатерти.

— Он видел вас, когда вы пришли за остальными…вещицами, — добавил гостеприимный хозяин. — И он имеет основания полагать вас убийцами тех магов. Но я не собираюсь отдавать вас дознавателю. Нет, не потому, что вы применили иномировое оружие исключительно для защиты от ублюдков, растерявших последние остатки сословной чести. Хотя в иное время это было бы для меня решающим аргументом в вашу пользу. Мне нужны такие люди, как вы, достойный господин и достойная госпожа.

— Сами по себе эти штучки ничего не доказывают, достойнейший, — осторожно проговорил Дойлен. — Хотелось бы переговорить с человеком, который увязывает это, — он ткнул пальцем в сторону гильз, — с нами.

— Вы настаиваете?

— Нет, достойнейший, вы имеете полное право отказаться, — Дойлен расцвёл любезнейшей из своих улыбок. Жутковатое зрелище: здоровенный усато-бородатый мужик, ведущий себя не хуже викторианского джентльмена. Прямо-таки, когнитивный диссонанс получается. — В таком случае ваша версия событий будет выглядеть не более правдоподобно, чем… Ну, вот, хотя бы случай был в Туримите — ограбили дом волостного мага. И не просто дом, а тайный погреб, где хранились странные вещи из иного мира. Там, говорят, блокирующий амулет нашли… Вот если бы у туримитских дознавателей была возможность сличить сигнатуру амулета с сигнатурой медальона подозреваемого, их версия имела бы право на жизнь. А так она остаётся всего лишь версией… не правда ли?

— Логично, — рассмеялся господин Линерит. — Похоже, я в вас не ошибся… Син! Позови Сандера!

На оклик господина в палатку всунулся один из бляхоносцев, и, получив приказ, тут же исчез.

— Отчего-то мне кажется, что разговор с моим доверенным человеком больше заинтересует достойную госпожу, — всё так же любезно произнёс маг, глядя мне в глаза. — Ведь, насколько мне известно, она родом из иного мира.

— Я… была бы рада познакомиться с соотечественником, — мне ничего не оставалось, как скромно опустить очи долу и заговорить самым вежливым тоном, на какой была способна.

— Не сомневаюсь… Заходите, Сандер, — это уже господину с серебряным медальоном, пожаловавшему в шатёр. — Господа, позвольте вам представить моего сотника, господина ведьмака Сандера.

— Очень приятно, — в один голос ответили мы, склонив головы в приветствии.

Этого типа мы тоже видим второй раз. Тот самый, стриженый, шатенистый с проседью, примерно моих лет. По-военному подтянутый и… опасный. Прежде, чем он отвесил нам неловкий, но почтительный поклон, я заметила на его сухощавом лице тонкую усмешку. Очень, знаете ли, многозначительную.

— Рад познакомиться, — он заговорил, и в его речи слышался точно такой же акцент, как у меня, у Ирки или у Игоря. А потом он обратился ко мне. По-русски. — Какой вид спорта?

— Вело, — ничуть не удивившись, ответила я. — А вы, простите, где служили?

— А это, простите, мой маленький секрет, — у сотника глаза светло-карие, чуточку насмешливые. — Вы меня удивили, сударыня: после удара, которым вас угостил тот ушлёпок, не только про пистолет вспомнить, но ещё и выстрелить, и попасть… Уважаю.

— Очень, знаете ли, жить хотелось, — призналась я. Не скрою, мне его слова польстили, но ушки всё равно стоит держать на макушке. — Знаете, Александр… как вас по-батюшке? Невежливо мы с вами поступаем, нас не понимают.

— И то верно, — господин сотник, или в каком он звании на самом деле, с позволения своего господина… нет, скорее, командира присел на свободный стул. Притом, справа от нас с Дойленом. Отличная позиция на случай, если мы пришли с нехорошими намерениями.

— Поговорили? — маг наполнил свой бокал и пригубил. — Вот и хорошо. Сандер, извольте поведать господам то, что рассказали мне.

— Всё, господин, или?..

— Всё.

Собственно, рассказ Александра Батьковича нас не удивил. События на полянке он восстанавливал магическим способом, затем попросту наблюдал, кто придёт туда не просто гулять, а за гильзами. Магия не позволяет точно установить личности преступников, лишь последовательность их действий… Он не из МВД случайно? Там тоже военная выправка не редкость, особенно в отделах, где не незадачливых водил стригут, а опасных преступников обезвреживают… По его словам, гильзы он взял исключительно для того, чтобы проверить нашу реакцию и понять, что мы из себя представляем. Он говорил спокойно, сухо, без лишних красивостей, а я отчётливо понимала, что теперь мы либо выйдем отсюда союзниками мага Линерита, либо нас вынесут. Слишком много знаем.

Не так я себе представляла контакт с лихими ребятами, ограбившими Гидемиса. Но за неимением гербовой пишут на простой. Если мы не хотим оказаться на роли шестёрок, придётся торговаться, намекая на некие козыри в наших руках. Иначе рискуем оказаться в столице как пленники и должники мага.

— Что скажете? — поинтересовался Линерит, едва сотник закончил свой монолог.

— Интересно и правдоподобно, — согласился Дойлен. Он порывался налить себе ещё, но наткнулся на мой многообещающий взгляд и поставил кувшинчик обратно. — Но, надеюсь, к предмету нашей с вами беседы, это никакого отношения не имеет.

— Рад, что мы правильно поняли друг друга, — тонко улыбнулся маг. — Смею в свою очередь надеяться, что мы с вами правильно поймём друг друга и в вопросе более деликатного свойства.

Маг активировал золотой амулет, висевший у него на запястье, и нас всех накрыла едва заметная плёночка сферы тишины.

— Как однажды выразился Сандер, хорошие идеи посещают умных людей одновременно, — продолжал он. — Вопрос выживания — один из актуальнейших в мире, и по-настоящему дальновидные люди стараются использовать любую возможность для его разрешения в свою пользу… Иными словами, достойные господа мои, мы с вами идём одной дорогой. Однако вы были недостаточно осторожны. Вы применили оружие для самозащиты, но могли избежать этого.

— Каким образом? — хмуро поинтересовался Дойлен. — Мне следовало оставить госпожу на поругание тем ублюдкам, лишь бы не раскрывать тайны?

— Иные тайны стоят дороже одной неприятной ночи.

— Господин маг, я бы попросил вас не делать подобные заявления, иначе вы поставите под сомнение своё право на титулование "достойнейшим".

В голосе Дойлена прозвучал такой гнев, что мне стало страшно. Маг всё-таки нашёл его слабое место и теперь будет давить.

— Я так и думал, — ровно проговорил Линерит. — Сандер, извольте.

Вышеназванный лишь слегка пошевелился, но мы вообще не успели ничего предпринять. На нас смотрел зрачок пистолетного ствола.

— Без шуточек, — проговорил сотник. — Оружие на стол.

3

Я застыла, как статуя.

Допрыгались.

Нетрудно было догадаться, что ребята, работающие по-крупному, не захотят рисковать и оставлять без присмотра опасных дилетантов, но чтобы так грубо… Было лишь невесёлое удивление и сожаление: какая возможность упущена.

А пистолет-то направлен не на Дойлена. На меня.

Только почему-то совсем не страшно. Знать бы ещё, почему. Когда на тебя наставили пистолет, хочешь, не хочешь, а будешь бояться. Но вот незадача — нет его, страха, и всё тут.

— Не бойся, милая, — мой дорогой союзник вдруг широко улыбнулся. — Ничего он тебе не сделает. Присланное по всем правилам приглашение налагает некие обязательства не только на гостя, но и на хозяина. И на тех, кто ему служит. Князь слишком хорошо знает обыкновения нашего сословия, чтобы позаботиться пресечь вероломство на магическом уровне… Вы не знали этого, сотник, или просто хотели взять госпожу на испуг?

Во-от оно что. Проверка, как говорится, "на вшивость". Если бы я поддалась, потянулась к кошелю с пистолетом…

Иномирянин вздёрнул угол тонкогубого рта и убрал оружие… Интересно, он играет с магом в паре, или просто выполняет приказы?

— Вы так часто общались с дознавателями, что досконально изучили законы? — поинтересовался маг. — Насколько мне известно, далеко не всякий ведьмак считает нужным вообще обратить внимание на свод законов и уложений княжества.

— Никогда не знаешь, что именно пригодится в жизни, — ответил Дойлен. — Я надеюсь, вы перестанете пугать госпожу?

В тёмных глазах мага промелькнуло нечто наподобие удивления.

— Оружие вы, конечно же, применить против меня не сможете, — проговорил он, словно беседуя не с нами, а с самим собой. — Здесь так уж точно. С другой стороны, не вижу никаких причин для вражды. Однако ведёте вы себя крайне неосмотрительно, господа.

— У нас нет верных воинов, за спиной которых можно спрятаться, — Дойлен не удержался, всё-таки подпустил огромную шпильку. — Приходится рассчитывать только на себя.

— Ну, господа мои, это как раз поправимо, — улыбка Линерита сделалась ясной, как южное солнце. — Вам не придётся больше воевать вдвоём против всего мира, если, конечно, вы не ставите независимость выше жизни.

Мы снова переглянулись, и я едва заметно улыбнулась Дойлену: мол, всё в порядке.

— Прежде, чем принять решение, мы хотели бы знать, какие гарантии вы можете предоставить, — сказал он, чуть подавшись вперёд. Я заметила, как при этом похолодел взгляд земляка.

— Гарантии чего? Вашей безопасности? — поинтересовался маг.

— Безопасности и жизни, — уточнил Дойлен.

— Моё слово. Этого будет достаточно?

— Слова воина? Более чем.

— Приятно слышать это, — в голосе мага прорезалось довольство. — Однако репутация у вас на редкость скандальная, господин Дойлен. Не только соседи, но и ваша супруга в один голос твердят, что вы невыносимы. Вы предпочитаете нападать первым, с шумом и треском, а это в нашей с вами ситуации, согласитесь, далеко не лучшая стратегия. Как же вы, будучи столь… несдержанным человеком, станете подчиняться моим приказам?

— Во-первых, у нас одна цель, — последовал ответ. — Во-вторых, соседям и моей…бывшей супруге я показывал лишь ту часть своей натуры, которая была мне выгодна. И в-третьих, мне действительно прискучило оглядываться на каждом шагу.

— Я всегда старался иметь дело с умными людьми, — кивнул маг. — Это несколько сложнее, чем общаться с дурачьём, но преимущества с лихвой оправдывают любые трудности… Что ж, господин Дойлен, не скажу, что безумно рад видеть вас в своей…дружине, но вместе у нас с вами больше шансов, чем порознь.

Он вынул из кошеля большое золотое кольцо с популярным среди колдунов рубином. У меня сердце на миг дало сбой: не астерикс ли? Нет, обычный рубин, с довольно изящной огранкой и массивной, как здесь любят, оправой. Эдакий драгоценный кастет. Но колечко окружало такое плотное и яркое плетение, что даже глазам больно стало, а в голове послышался отчётливый низкий гул. Активный амулет, и довольно сильный. Дойлен, недолго думая, произнёс обычную клятву верности, какую данник приносит господину, и, едва прозвучало последнее слово, рубин неярко вспыхнул.

— Ваша клятва услышана, — довольно проговорил маг, убирая кольцо обратно в кошель. Видимо, в материал этого поясного кармашка были вплетены серебряные нити с консервирующим амулеты заклинанием, потому что гул сразу же пропал. — Вы ведь понимаете, господа мои, что с этого момента мы все связаны общим делом. Посему предлагаю некую сделку. Ваши планы в обмен на мои. Возможно, у вас имеются идеи, до которых не додумались мы, и наоборот. Для начала — какова конкретно ваша цель? Захватить Артефакт? Уничтожить его? Пробиться в родной мир Сандера и госпожи?

— Госпоже хочется вернуться домой, — ответил Дойлен. — Мне — сберечь свою шкуру, иначе сыновьям без меня придётся несладко.

— И как же вы предполагали это осуществить?

— Достойнейший, — мой дорогой друг широко улыбнулся. — Княжество со всеми своими порядками существует не одно тысячелетие. Подозреваю, что заговоры за это время имели место, и неоднократно. Наверняка и планы были грандиозными. Но — где те заговорщики со всеми своими планами? От них не осталось даже упоминаний, а княжество как стояло, так и стоит. Я делаю из этого неизбежный вывод: заговоры предусмотрены князем и княгиней, и по этой причине обречены на провал, ибо любой план легко просчитать. На успех стоит рассчитывать лишь тем, у кого нет никакого плана.

— И вы вот так, не имея ничего, кроме двух…пистолетов, спокойно добрались до Восточных Врат? — искренне изумился Линерит. — Верно говорят: безумцам везёт…

— А вы всерьёз рассчитывали провезти двадцать автоматов с боеприпасами через портал, который находится под абсолютным контролем князей? — коснувшись кончиками пальцев руки Дойлена, я наконец взяла слово. Хватит изображать наивную скромницу, я не на уроке у Ульсы. — Даже если Гидемис и не поставил власти в известность о краже, это наверняка сделали за него.

Вот тут, кажется, я обоих уела. И мага, и соотечественника. Теперь настала их очередь многозначительно переглядываться.

— Откуда у вас такая уверенность? — поинтересовался Линерит. — Волостные маги — не те люди, которые будут рассказывать супруге или помощникам о подобных упущениях.

— У меня информация от…надёжного человека, достойнейший, — я хорошо постаралась, чтобы мой голос звучал как можно более почтительно.

— От того самого, который вынес вам стволы? — хмыкнул сотник. — Что ж, если ему это удалось, подозреваю, Гидемис, вместо того, чтобы держать язык за зубами с самого начала, устроил истерику. И только потом сообразил захлопнуться… Тогда всё верно, господин, — он снова обменялся с магом многозначительными взглядами. — Нас просто обязаны ждать на той стороне портала. Возьмут тёпленькими, прямо с грузом.

Маг, задумавшись, потеребил коротко подстриженную бороду.

— Сандер, возьмите людей и припасы, — приказал он после минутного молчания. Сотник при этом вскочил и вытянулся в струнку: всё правильно, военная иерархия, она и в ином мире военная иерархия. — Завтра на рассвете повезёте груз обычной дорогой. Месяца должно хватить, даже с учётом распутицы и возможного установления санного пути. На связь будете выходить каждый день. Выполняйте.

Вот что значит военный: получил приказ — козырнул — пошёл исполнять. Не то, что мы, штафирки гражданские, начинаем блистать интеллектом, обсуждая. И хорошо, если есть чем блистать, а то ведь в большинстве случаев наблюдается прискорбное отсутствие оного. Потом удивляемся, почему у нас всё через задницу.

— Госпожа оказала нам большую услугу, — произнёс Линерит, едва мы остались втроём. — Честное слово, не предполагал, что собрат Гидемис такой… недальновидный человек. Впрочем, великим умом он тоже никогда не блистал… Итак, господа мои, я могу считать начало нашего…э-э-э…сотрудничества весьма успешным. Надеюсь, вы меня не разочаруете.

— Учитывая общность наших целей, это маловероятно, — вот умеет Дойлен говорить так учтиво, что аж скулы сводит.

— Вы данник мага Ульсы из Ремы, кажется? Он обязательно поинтересуется, почему вы пошли под мою руку, минуя его персону. Скажите, что я готов ходатайствовать в вашу пользу в деле о вашем разводе с супругой. Кстати, это правда. Вы нужны мне свободным от подобных обязательств… если не считать связи с госпожой, — лёгкий кивок в мою сторону. — Постараюсь уладить ваше дело до того, как откроются Врата.

— Благодарю вас, — голос у Дойлена был ровным, без эмоций. Но наша связь, та самая золотая нить, которую видел маг, исправно передала мне боль.

— Меня весьма заинтересовали ваши родственные и дружеские связи в столице, господин Дойлен, — с приязнью проговорил Линерит. — Насколько мне удалось разузнать, вы раньше часто там бывали. Мне, магу пограничной волости, безвылазно торчавшему на своём посту, потребуются годы, чтобы завести столь полезные знакомства. Времени у нас мало, посему поспешу воспользоваться счастливым случаем. Если в обмен на моё покровительство вы пообещаете свести меня с нужными людьми в столице, я предоставлю вам полную свободу действий — в рамках нашей договорённости, конечно же. Что касается госпожи, то я уверен, мы и далее будем находить общий язык… по поводу неких интересных сведений.

Ну, ясное ж дело: держать глаза и уши открытыми — вопрос выживания. И это он ещё не в курсе относительно истинного значения колец с рубинами-астериксами, не то клятву взял бы не только с Дойлена. А теперь, согласно логике жанра, он просто обязан повесить нам на шею своего человека. Не явно, так тайно.

— Син! — маг, убрав сферу тишины, первым делом кликнул своего ординарца. А когда тот появился, приказал: — Вели Роггу проводить господ!.. Прошу понять меня верно, достойные господа мои, — а это уже нам, со слегка виноватым лицом и ироничным огоньком в глазах. — Я должен позаботиться о вашей безопасности. Рогг — опытный воин, его невозможно застать врасплох. Положитесь на его умения, и можете спать спокойно.

За такое положено благодарить. Сдержанно. Сцепив зубы и натужно улыбаясь. Возможно, Линерит ждал именно такой реакции, но мы его разочаровали. Благодарность была искренней, а улыбки — лучезарными. Надеюсь, он по достоинству оценил наши скромные актёрские способности.

Теперь каждый наш чих станет известен магу… Что ж, за всё нужно платить. И за повышение шансов на успех тоже. Линерит ничуть не хуже Надин с её неведомым покровителем. Пожалуй, учитывая специфику его профессии, даже получше будет.

— Я думал, будет ж… задница, — признался Дойлен, пока мы ожидали приставленного к нам воина.

— А я вообще не знала, что делать, когда землячок на меня пушку навёл. Спасибо, дорогой, если бы не ты…

— Предпочёл бы вместо "спасибо" натурой, — подмигнул Дойлен. Но, видимо, я так достоверно изобразила на лице "всех убью, одна останусь", что он рассмеялся. — Ладно тебе, пошутить уже нельзя.

— Шуточки закончились, — буркнула я. — Кстати, почему я до сих пор ничего не знаю о твоих родственных и дружеских связях в столице? Секретим от своих, да?

— Вечером расскажу, — пообещал дорогой друг.

Вечер у нас начался как обычно: ужин и очередная байка в моём исполнении. Киснущим со смеху мальчишкам было невдомёк, что на перевод "Сказа про Федота-стрельца" и приведение его в некоторое соответствие с местными реалиями я потратила не один день. Дойлен и Лис местами посмеивались, а флегматичный Рогг даже виду не подал, что слушает. Бдил. Точно так же он бдил, когда мы пошли спать. Точнее, спать пошли мальчишки, а мы с Дойленом, поставив сферу тишины, ещё добрый час обсуждали его столичные связи и наши новые перспективы. Перспективы смотрелись так-сяк, но, положа руку на сердце, признаюсь, что пару дней назад они вообще выглядели кисло. Маг есть маг, даже пограничник, от него можно дождаться неприятного сюрприза. Дойлен, знавший эту породу получше меня, пришёл к выводу, что если и будет сюрприз, то на финишной прямой. А там уже должны сыграть его заготовки.

Спать хотелось — просто жуть как. Пожелав друг другу спокойной ночи, мы сняли сферу и честно попытались заснуть. Но если Дойлену это удалось почти сразу, то я глаз сомкнуть не могла, что на фоне страстного желания поспать выглядело странно. Впрочем… Слишком многое произошло за эти дни, ничего удивительного. Поворочалась с боку на бок — не помогло. Расслабилась, закрыла глаза и принялась считать до ста — тот же нулевой эффект. Тогда я применила последнее средство. Начала прислушиваться не к какому-то конкретному звуку снаружи, а ко всем звукам сразу. Это моё личное, испытанное средство. Засыпала я всегда с гарантией, правда, наутро точно так же была гарантировала лёгкая головная боль. Но уж лучше пусть голова болит утром, чем сейчас… Негромкое похрапывание Дойлена, заснувшего, слава богу, на боку. Тихое дыхание мальчиков. Потрескивание костра. Пофыркивание лошадей. Чьи-то нетрезвые голоса неподалёку. Голос Лиса… Хрипловатый голос Рогга… Рогга… Стоп! Чем это интересуется воин-пограничник?

— …А чего это хозяева твои не милуются? — это он к Лису, с лёгкой насмешкой. — Здоровые мужик и баба. Такие если вместе ложатся, так визг стоит до небес.

— Так они тишину делают, и того, милуются, — ровным, без каких-либо эмоциональных вибраций, голосом ответил наш возница. — Колдуны. Опять же, дети там, не с руки при них визжать-то.

— А-а-а, — протянул воин. — Давно ты при них?

— Да уж вторая луна на исходе, как хозяином куплен.

— Ну-ну…

Вскоре снаружи донёсся храп: Рогг устроился под пологом и заснул. Я прямо-таки воочию представила себе хитрую физиономию Лиса, оставшегося у костра. Не нужно даже владеть дедуктивным методом, чтобы понять, какие чувства он, беловолосый, испытывал при виде воина с пограничья. Надо полагать, такой же солдат несколько лет назад и накинул петлю на воина-варвара, явившегося немножко пограбить приграничные селения. Вполне возможно, Рогг тоже не пришёл в восторг от необходимости плотно общаться с "дикарём". Но они оба прекрасно знают, что такое приказ. Потому будут общаться, как миленькие. Лис лишнего не сболтнёт, не дурак.

— Не спится, хозяйка?

Он сказал это так, словно был абсолютно уверен, что я его слышу. М-да…

Вместо ответа я тихонечко выскользнула из-под одеяла, накинула куртку и подсела к костру.

— Когда ты спишь, дышишь глубже и реже, — Лис сразу сдал свой секрет. — А у меня ухо чуткое… Неспокойно на душе?

— Страшно, — призналась я.

— Чего ты боишься?

— Неизвестности, — ответила я, немного подумав. — Каждый день как последний. От этого спятить можно.

— Думаешь, легче станет, ежели узнаешь, что тебя ждёт? — дядька как-то странно на меня посмотрел. — А ежели завтра — смерть?

— Пусть смерть, — я пожала плечами. — Хоть приготовлюсь к ней.

Минуту или две Лис то смотрел на меня, то что-то прикидывал в уме. Потом, придя к некоему знаменателю, запустил руку в свой мешок. Добыл пучочек какой-то травы, зажёг от костра и начал принюхиваться к дыму… Он сидел с подветренной стороны, потому я не могла почуять запах. Потом обрадовалась, что не нанюхалась этого дымка: водянисто-голубые радужки беловолосого расширились так, что глаза казались чёрными.

Он же колдун и сын колдуньи. Наверняка был шаманом племени, отсюда и знание особых травок. Хорошо хоть не мухомор грызёт, как его коллеги с нашего крайнего севера.

Два чёрных бездонных колодца уставились прямо на меня.

— Хочешь знать свои тропы, волчица? — заговорил Лис, и я вздрогнула. Тихий низкий хриплый голос явно не принадлежал нашему доброму дядьке-вознице. — Чем ты готова заплатить за знание?

— Чего ты хочешь? — шипящим шёпотом спросила я.

— Согласия принять мои слова, каковы бы они ни были.

— А если не приму?

— Тогда иди вслепую.

— Хорошо. Я приму твои слова, каковы бы они ни были.

Я до боли, до крови вонзила ногти в ладони. Сердце в груди колотилось так громко, что его стук отдавался в ушах громогласным перестуком тяжёлых кузнечных молотов. Гадание с помощью магии — это гарантированная смертная казнь. Но Лис гадает по методике своего племени, а она явно основана на других принципах.

— Тогда слушай меня, волчица, — проговорил тот, незнакомый мне Лис. — Сейчас две тропы перед тобой. Одна коротка и легка, ты в любой миг можешь ступить на неё, отказавшись от борьбы, но в конце её ждёт смерть. Другая полна боли, но приведёт тебя к тому порогу, к которому ты стремишься. Только за порогом этим снова две тропы. И на каждой стоит мужчина-волк. Оба любят тебя, оба ждут. Но ты любишь только одного из них. Достанешься только одному из них. А боль от утраты другого останется с тобой до самого конца.

Господи, да у меня же сейчас сердце остановится… Он ведь не лжёт. Он просто не мог знать о Паше…

— С кем я останусь?

— Этого я не ведаю, — последовал ответ. — Всё равно решать не тебе, волчица.

— А кому? Ему? — я мотнула головой в сторону фургона.

— И не ему, — ответил шаман. — И не волку, что остался за гранью этого мира. Всё зависит от того, чья тень падала на тебя. Только тень я и вижу. Но по какой бы тропе ты ни пошла, перешагнув порог, судьба твоя будет одинакова. Долгая и нелёгкая жизнь рядом с мужчиной-волком, который всегда тебя поймёт и поддержит. В твоей власти лишь выбор между трудным путём к порогу и быстрой смертью.

— Смерть — это тупик, — тихо сказала я.

— Значит, ты будешь бороться за жизнь, даже теряя клочья шкуры, волчица. И кто знает, может, когда ты подойдёшь к порогу, уже не останется никого, чья тень тебя касалась. А? Тогда ты сама будешь выбирать свою тропу.

— Если такой ценой, то… нет. Лучше положусь на того, неизвестного. Один шанс из четырёх — это гораздо больше, чем один шанс из ста.

— Тогда иди, волчица. Сражайся. Больше мне нечего сказать.

Дотлевший пучок травы выпал из рук Лиса. Тот, почувствовав лёгкий ожог, словно очнулся. Подул на пальцы. Зрачки его медленно-медленно сужались. Всё ещё под действием зелья, он нашарил в мешке какие-то сушёные ягоды, бросил в рот и зажевал.

— Что бы ты ни услышала, хозяйка, мои боги никогда не лгали, — тихо проговорил он, приходя в себя. — Они лишь говорили не всю правду. Но всегда сбывалось… Иди спать. Ты сейчас быстро уснёшь и проспишь до утра. А я… Мне нужно… успокоиться.

Он — маг. Очень сильный маг, покруче Гидемиса или Линерита — догадалась я. Но он колдует, не используя силу Великого Артефакта. Что же именно? Свои внутренние силы? Силы самой Земли?.. В моём мире достаточно подобных примеров. Прабабка гадала так точно и достоверно, что к ней со всего города приходили. Особенно запомнился случай, рассказанный мамой. Пришла как-то к бабе Гале женщина — не подруга, а так, шапочно знакомая, раз в год здрасьте — до свидания. Вся в слезах. Так, мол, и так, были в доме гости, а теперь не могу найти старинного колечка с бриллиантиком. Баба Галя разложила карты и сказала буквально следующее: войдёшь ты, Маня, в дом, сделаешь столько-то шагов вперёд, потом столько-то направо, протянешь руку и возьмёшь своё колечко. И что вы думаете? Часа не прошло, как эта самая тётка примчалась к бабе Гале с гостинцем. Сказала — сделала всё, как было предписано, протянула руку… и наткнулась на сахарницу. И вспомнила, что перед приходом гостей, надев другое кольцо, это сняла и положила в пустую посудину. А муж не глядя насыпал туда сахар… Другой бы кто сказал, не поверила бы. Но я ещё помню бабу Галю. Мне девять лет было, когда она умерла. И незадолго до смерти — честное слово, только сейчас об этом вспомнила! — старуха подозвала меня, посмотрела в глаза и сказала: "Ох, і занесе ж тебе… Та Бог з тобою. Коли треба буде, то й згадаєш, що я казала".

Двадцать лет я думала, что это она о переезде в Харьков. А оно вон как… Вот и не верь после этого в прорицателей.

Борьба или смерть. Ну, этим никого не удивишь. Конечно, буду драться за каждый глоток воздуха. За себя. За пацанов, которые мне доверяют. Даже за засранца Дойлена, друга моего закадычного. Но если верить Лису с его гаданием, то как бы я ни барахталась, в решающий момент кто-то другой будет решать, вернусь ли я домой… Кто? Сам Лис? Ирка? Мальчишки? Кто-то из магов? Земляки?.. Бог весть. Конечно, я могу избавиться от всех, кто меня окружает, и в гордом одиночестве, с руками по локоть в крови, возвращаться к Паше. Шанс почти стопроцентный. Вот только жить я после этого не смогу. Вернуться только ради того, чтобы обрыдать Пашин пиджак и тут же застрелиться? Или пойти по пути магов — сначала задушить совесть? Это вообще не почти, а точно стопроцентное возвращение на родину без каких-либо затруднений и угрызений. Вот только нужна будет Паше такая сволочь, какой я сделаюсь? Не нужна. Гарантия не сто, а двести пятьдесят процентов. Потому предпочту путь боли, буду трястись от страха у того "порога", но лучше двадцать пять процентов успеха, и остаться человеком, чем сто, но превратить себя в…даже слова подходящего подобрать не могу.

Ах, да. Есть такое слово. "Магичка".

Нет, спасибо. Недостойна. Человеком быть труднее, но приятнее.

 

Глава 3

Омар Хайям. Рубаи.

1

…Мне опять приснилась работа.

Сижу я за компьютером, читаю присланный нормативный акт и тихо шизею. Не от того, что придётся переписывать солидный кусок кода, а от того, что этот акт прямо противоречит другому, до сих пор не отменённому. Вставить такое в бухгалтерскую программу, и вместо отчёта на выходе получится чёрт те что. Ух, как налоговая обрадуется!.. Твёрдое решение сейчас же идти к главбухше и директрисе меня, собственно, и разбудило.

Надо мной вместо ажурной белой текстуры пенопластовых потолочных плиток возвышался надоевший до чёртиков тёмный кожаный полог фургона.

Реальность, чтоб её…

Ужасно не хотелось вылезать из-под одеяла, под которым было так тепло и уютно. Спать в фургоне — это всё равно, что ночевать на улице. Полог спасает разве что от дождя и ветра, но не от холода. Мы до сих пор всей весёлой компанией не полегли с ОРЗ только благодаря магии. Тем не менее, холодрыга от этого желаннее не становилась. Под тёплым боком Дойлена я действительно чувствовала себя спокойнее, и, как гласил девиз ордена Подвязки, "пусть будет стыдно тому, кто дурно об этом подумает". Близость душевная может быть куда полнее физической, тем более, давно прерванной.

Тем не менее, мать-природа напомнила о себе. Точнее, о том, что за ужином я ела хлеб с мясом и пила ягодный отвар. Осторожно, стараясь никого не разбудить, я выскользнула из-под одеяла — бррр, холодина! — накинула куртку поверх дорожного костюма системы "рубаха-штаны" и выползла под открытое небо. Небо мне явно не обрадовалось: низкие тучки, сочившиеся мельчайшей моросью — то, чего я терпеть не могу. Жалея об отсутствии зонта, я тихонечко пошла между фургонов к заветному деревянному заведению общественного пользования… Да, да, местный маг и об этом тоже позаботился. Конечно, выгребная яма с устроенным над ней помостом, и грубо сколоченный барак с перегородками, между которыми располагались условные посадочные места — дыры в полу — могла обеспечить потребности нескольких сотен человек, но очень ненадолго. Мы тут две недели — семидневные недели моего мира, а не десятидневки — и за это время "общественную уборную" переносили дважды, попросту закапывая наполнившиеся ямы и выкапывая новые. А ведь таковых заведений тут было много, с расчётом на всех… Одно радовало: утречко ещё раннее, едва небо посерело, так что очереди не будет.

Означенное заведение было расположено за полоской густого кустарника, уже безлистного, но достаточно плотного, чтобы вид отхожего места не оскорблял благородные взоры ведьмаков и ведьм, но и слишком далеко бежать не приходилось. Ёжась от промозглой сырости, я шмыгнула через кусты, по узкой, но хорошо утоптанной тропинке… и мгновенно была остановлена цепким захватом.

Если я не заорала, то только потому, что вообще не склонна орать в таких ситуациях. А кроме того, мне в бок упёрся твёрдый пистолетный ствол. Звать на помощь при таких обстоятельствах… ну, я бы сказала, немного опрометчиво.

— Спокойно, — я узнала негромкий, чуточку насмешливый голос земляка — сотника Сандера, он же Александр Как-Его-Там-По-Отчеству. — Без шума.

— А если бы я обделалась с перепугу? — сказано "без шума" — не будем шуметь. Сердечко тук-тук от адреналинового выброса, но разумом я понимала, что стрелять ему тоже невыгодно. Просто привык решать все вопросы при помощи пистолета.

— Твои проблемы, землячка, — ответил он.

— Что вам нужно?

— Прояснить пару моментов.

— Для этого пистолет не обязателен.

— Это так, гарантия твоей честности, — земляк чуть-чуть разорвал дистанцию, но с прицела меня не спускал. Теперь он стоял сбоку, в тени большого куста, и со стороны казалось, что я здесь одна. — Я уезжаю сегодня, потому хочу уладить все дела здесь. Раз уж ты со своим хахалем влезла не в своё дело, советую уяснить одну вещь. У меня есть цель, и я её добьюсь. Любой ценой. Я — хочу вернуться домой.

— Можно подумать, я не хочу, — чего мне стоила эта аристократическая, холодная улыбка — бог весть. — Вот только маг ваш может переменить планы. В последний момент. Зачем ему отпускать от себя такого ценного специалиста?

— То, что мой маг думает обо мне — это тоже его проблемы, — ответил сотник. Ни единый мускул на лице не дрогнул, но рисунок его Дара — я видела его как языки пламени — на секунду потерял чёткость. — Я ждал тебя, чтобы сказать: если вы провалите операцию, я вас обоих под землёй найду. И обратно зарою. По частям.

— Саша, вот не надо угрожать, хорошо? — приходилось буквально силой заставлять себя не смотреть в мёртвый зрачок пистолетного ствола. — До сих пор у нас всё было великолепно. Если бы не ваша паранойя…

— Паранойя? — сотник улыбнулся — одними кончиками губ. — Вы умудрились засветиться при первом же применении огнестрела, дилетанты.

— Не первом.

— Что?

— Не первом, — повторила я. — Нам уже приходилось стрелять.

— Даже так? — хмыкнул Александр. — Ладно, поверю на слово. Но если попытаетесь дёргаться и пороть отсебятину, маг вам быстро хвосты прищемит. Не больно-то вы ему нужны.

— Маг так не думает.

— Уверена?

— Спросите у него, когда встретитесь… Счастливого пути, Саша, — я вежливо напомнила, что ему вообще пора в дорогу собираться. — Увидимся в столице.

— Я тебя предупредил, — проговорил он, отступая в кусты. Профессионал: ни одна веточка не хрустнула под ногой, ничего не зашуршало, не загремело.

Ещё примерно с минуту я пыталась выровнять дыхание и унять сердце, бившееся с нездоровой частотой… Вот зачем ему было нужно наскакивать с пистолетом, запугивать? Не может иначе с людьми разговаривать? Тормоза полетели, или он так боится за исход операции? В любом случае, он высказался открыто. Хочет домой и уроет любого, кто ему помешает это сделать. Готова его в этом поддержать. Но ведь нужно же меру какую-то знать. Совсем не обязательно размахивать шашкой там, где можно просто договориться.

Все переживания перекрыл могучий зов природы, и я потрусила к деревянному бараку, источавшему характерный запах.

Разумеется, Дойлену я ничего не сказала об этой встрече. Он, как и я, человек совсем не злопамятный. Забывает плохое сразу после того, как отомстит. Не хватало ещё грызни внутри нашего…гм…побоюсь назвать это отрядом, слишком громкое слово для разношерстной кучки людей, объединённых пока ещё весьма эфемерной целью. Пускай земляк тащит обоз до столицы, там встретимся…и договорим.

2

Тонкой своей рукой она нервно теребила изящный кулон — гладко отполированный кусочек янтаря неправильной формы на золотой цепочке.

— Что-то не так, любимая?

Жёлтые мерцающие топазы её глаз излучали тревогу.

— У Врат скопилось слишком много людей, — произнесла она — глухим, уставшим голосом. — Артефакту не хватит мощности, чтобы перебросить сюда всех. Нужно было с самого начала ограничить величину свиты каждого Одарённого.

— Ещё не поздно это исправить, — он с невыразимой нежностью коснулся её руки. — Совсем без слуг они не обойдутся, ты права. Мы дали им слишком много воли, и они обленились. Но никогда не поздно показать, кто здесь…хозяева.

Они оба чувствовали, как рядом с ними пульсирует, бьётся нездешней жизнью Великий Артефакт. Тот самый, который они заставили служить себе в далёкие времена и не в этом мире… Обычный человек, оглянувшись на пройденный путь, быть может, покачал бы головой и отметил, что наделал массу ошибок, но ведь боги не могут ошибаться, верно? Это люди. Жалкие, смертные, грязные существа со своими мелкими желаньицами и мыслишками. Они не способны уразуметь и тысячной доли великого замысла, вознося своё личное несовершенство до небес и молясь на него. Привязываются душой к мимолётному, оплакивают то, что при всём желании не могут удержать. Смех берёт, когда видишь, что они именуют любовью! Ничтожества. Любовь имеет смысл только для бессмертных богов. Этим же достаточно скотской случки ради произведения потомства, такого же ничтожного и смертного, как их родители.

Совсем другое дело — она. Лишь она, прекраснейшая из прекраснейших, богиня, достойна быть любимой. За свою долгую жизнь он боялся только одного: растратить хоть каплю этой божественной любви на кого-то ещё… Дети? Какие ещё дети? Зачем бессмертным дети, если они и так будут жить вечно? Воры, крадущие часть великой любви — вот кто такие эти дети.

Только он и она. Только они двое. Вот величайшая мудрость, обретённая на тропах вечности. Только это имеет смысл. Всё прочее — призраки.

3

Новость благородные ведьмаки и ведьмы встретили весьма неоднозначно.

До открытия Врат оставались считанные дни. Вместо обычных для этих мест декабрьских снегопадов пришла солнечная, сухая и холодная погода. Стойкий северный ветер властно разогнал все тучки, оставив лишь непорочную синеву перевёрнутой чаши неба и золото солнца. Все щеголяли в мехах. Лошади мёрзли, для них приходилось сооружать временные конюшни. Дрова и хворост сразу подскочили в цене. Жечь индивидуальные костерки у каждого фургона оказалось мало и накладно, соседи, несмотря на "братскую любовь", царившую в колдовском сословии, волей-неволей объединялись и устраивали большие костры. Пожаров удавалось избегать только благодаря нашему ведьмачьему умению. Не будь наколдованных амулетов, горели бы фургоны, как спички. Колдуны приплясывали у костров, хлопали себя по рукам и кутались в шубы. И всё равно никто не мог согреться. У нас в таких случаях люди сбиваются в плотные семейные кучки, стараясь согреть друг друга. Точно так же поступили и мы с Дойленом — грели детей как могли. Чем заслужили массу косых взглядов и кривых ухмылок. Я всё понимаю. И браки в девяноста девяти случаях из ста по сговору или расчёту, и дети как чужие, а то и вовсе будущие враги-соперники-конкуренты, и братья-сёстры знаться не желают, но чтобы вот так откровенно жалеть крошечку собственного тепла для ближнего… Во всех смыслах, ведь мы с другом моим драгоценным не просто кутали мальчишек в собственные шубы, но и старались подарить им частичку душевного тепла, без которого не согрет никакой костёр. Дойлену было плевать на мнение соседей, он всегда отличался здоровым пофигизмом в этом отношении. А я, чувствуя ответное тепло маленькой души Ингена, в который раз просящего "тётю Стану" рассказать ему интересную историю, только улыбалась в ответ на презрение соседушек. Не без злорадства улыбалась, скажу честно. У меня в руках было богатство, недоступное людям с убитыми душами.

Ни Керен, ни Ирочка ни разу не пришли. Очевидно, состоявшийся на днях официальный развод родителей сильно подорвал сыновнюю почтительность по отношению к отцу, а против воли своего ненаглядного Ирка не пойдёт. Тем более, что, по словам часто навещавшего нас Игоря, девчонка пришлась свекрови по душе. Наверное, потому Керен и присмирел, перестал срывать зло на нелюбимой жене — слово матери, судя по всему, значило для него очень много.

Впрочем, события, последовавшие за оглашением воли князя, показали, что и среди этой пустыни ещё можно встретить что-то живое. Хотя…

Два простолюдина при особе ведьмака или ведьмы, четыре — при маге или магичке. И три дня на сборы. Всё.

Приказы князя, как известно, не обсуждаются, и, хотя колдуны, особенно богатые, подняли галдёж, идти поперёк княжеской воли никто не пожелал. По лагерю пошли маги-чиновники — высшее звено местной администрации — которые тут же регистрировали имена колдунов и отобранных ими сопровождающих. Линерит, кстати, не растерялся, ещё до их прихода сформировал новый отряд и отправил налегке в столицу, оставив при себе четверых самых надёжных солдат. Плюс Рогг, состоявший при нас в качестве телохранителя и осведомителя. Нам-то проще было: нас двое и сопровождающих четверо. Никого лишнего, никакой головной боли по выбору и отправке назад не прошедших кастинг. Наши соседи, в основном небогатые ведьмаки, тоже не особенно переживали, количество слуг на душу с медальоном не превышало планки, заданной князем. Зато что творилось в обществе магов и зажиточных ведьмаков, я описать не могу. Нет таких матерных слов, даже в русском языке. Колдуньи бились в истерике и самым натуральным образом метали молнии, не представляя, как они смогут путешествовать в столицу без дюжины прачек, швей, поварих и прочих горничных. Их отцы, мужья, сыновья и братья в спешном порядке сокращали списки свиты, вычёркивая егерей, сокольничих, конюхов, брадобреев, посыльных… Проще всего было свободным слугам и солдатам. Получили расчёт — и до свидания. Но подавляющее большинство слуг было крепостными, рабами в ошейниках. Эти зависели от воли хозяев абсолютно. И вот тут колдовской бомонд показал своё истинное лицо.

Некоторые маги и ведьмаки, жившие не слишком далеко отсюда, почти сразу отправили ставшую лишней дворню обратно в свои поместья. Некоторые, но не все. Иные, либо жадные до денег, либо мало-мальски пристойно относившиеся к движимому имуществу, порешили устроить распродажу. Купцы, мгновенно учуявшие выгоду, коршунами налетели на предлагаемый товар. Цены озвучивались небывало низкие, ведь предложение явно превышало спрос. В первый же день торговцы и содержатели борделей по дешёвке расхватали мастеровитых мужиков и баб, более-менее симпатичных молодых женщин и мальчишек. Никто и ухом не повёл, когда воздух то и дело сотрясался от душераздирающих воплей — матерей разлучали с детьми, жён с мужьями… На второй день цены были ещё более акционными, но желающих приобрести стариков со старухами, несмышлёную малышню и молодух, настолько страшных, что на них не позарился бы и пьяный солдат, не нашлось. Утром третьего дня хозяева "бросового товара" снова собрались посовещаться. Крика на сей раз не было, да и совещание надолго не затянулось. После чего никому не нужных слуг, коих всё это время никто не удосужился даже покормить, выгнали в плавни… Ведьмаки и ведьмы, маги и магички верхом на крупных, откормленных лошадях, со смехом гонялись за людьми, словно это была охота. Забивали хлыстами, рубили железом, жгли колдовскими молниями, гнали в ледяную воду и не давали выйти. Особо изобретательные собственноручно выстругали колья… Вопль отчаяния, смертного страха — за что?!! — носился между холмами. Старики и старухи, нянчившие не только своих мучителей, но и их отцов с матерями. Малолетки, добрая треть из которых были собственными, лишёнными Дара отпрысками весело хохочущих охотников. Молодые краснолицые прачки с огрубевшими руками, сразу из гусят-подростков превратившиеся в неопрятных толстых тёток без возраста. Калеки, потерявшие здоровье на службе господам. Волна ужаса катилась между берегов голубого Дуная, заставляя леденеть души ведьмаков и ведьм, наблюдавших с холма.

— Не смотри, малыш, — я прижала Ингена к себе, закрывая ему глаза ладонью. — Не смотри, милый.

Энгит, в отличие от брата, смотрел, и сжимал кулаки. Но, когда охотнички принялись насаживать на колья страшно визжавших детей, мелко задрожал и ткнулся мне лицом в плечо.

— Ненавижу… — простонал он. — Ненавижу…

Я обняла и его, стараясь не показать, что меня тоже трясёт. Боюсь, мне это не очень хорошо удалось… Да, мальчик. Если хочешь остаться человеком, ты обязан ненавидеть это.

А ты, подруга, смотри. Запоминай и копи ненависть. В своё время пригодится каждая её капелька.

— Пойдём отсюда, — процедил Дойлен, коснувшись моего плеча. — С меня довольно.

Всю дорогу до фургона он тихо матерился сквозь зубы, а я не без затаённой злой радости отметила, что далеко не на всех ведьмацких лицах были заметны азарт или равнодушие. Кое-кто из мужчин отводил глаза и тоже поругивался, некоторые женщины, особенно молодые матери, приговаривали: "Ну, как так можно? Ведь дети же…" Иные, как мы, уходили, не в силах дальше выносить тот кошмар. Мага Линерита, кстати, мы застали за большим кувшином вина. Воин, привыкший беречь жизни солдат, по большей части выслуживших вольную крепостных, просто не смог спокойно воспринять то, что сейчас происходило на берегу… Мир, поражённый смертельной болезнью, но не все души ещё выела эта язва. Может, у него ещё есть надежда.

Легенда о семи праведниках в Содоме и Гоморре… Найдётся ли достаточное число достойных, чтобы Господь сжалился над этим несчастным миром?

Один только раз мы с Дойленом встретились взглядами, и я увидела в его глазах ту же стылую, чёрную ненависть, какая переполняла меня.

— Дерьмо, — он сказал это, как плюнул. — Сброд, а не люди. Иногда начинаю думать, что напрасно ввязался во всю эту кутерьму.

— А мальчишки? — я уже отправила парней в фургон с каплями валерьянки и недвусмысленным приказом спать.

— Только ради них и стараюсь. И ради тебя тоже, — он спрятал в бороде грустную усмешку. — Раньше думал, как бы половчее извернуться, чтобы ты со мной осталась. Теперь… Теперь считаю, что тебе лучше поскорее оказаться в своём мире и забыть… обо всём.

— Но ты останешься, и всё это, — я кивнула в сторону плавней, откуда ещё слышались стоны умиравших на кольях, — останется вместе с тобой. И с мальчишками. И с их детьми. Неужели ты думаешь, что здесь что-то изменится к лучшему, когда магии не станет и колдуны лишатся силы? Ты представляешь, что начнётся, когда простецы это осознают?

Дойлен посмотрел на меня… несколько странно, я бы сказала.

— Приедем в столицу, — сказал он, — и тогда продолжим разговор. Хорошо? А сейчас выпей этих дрянных кошачьих капель… да и мне, пожалуй, тоже набулькай. Ну их к червям могильным, аж в груди закололо…

Записной хам и дуболом Дойлен, перессорившийся со всеми соседями, в этом весь ты. Можешь со спокойной душой помародёрствовать, набить морду, ограбить купеческий караван и вырезать свидетелей, преследовать своими ухаживаниями понравившуюся женщину и беспардонно манипулировать окружением, но ты никогда не опускался до садистских забав с беззащитными. Далеко не идеал, мягко говоря, но ты не переступил черту, отделяющую человека от безумного зверя… Я осторожно, едва касаясь, провела ладонью по его груди — аккурат против сердца. Так и есть: лёгкая аритмия, наверняка нервного происхождения, что меня почему-то не удивляет. Чтобы такой здоровяк, как Дойлен, жаловался на "в груди закололо", тут действительно нужно очень постараться… А он… Он так же осторожно, едва касаясь, накрыл мою ладонь своей лапищей.

— Успокойся, — тихо сказала я. Сфера тишины окружала нас, но инстинкты сильнее, и я старалась не повышать голос. — Не знаю, чем всё закончится, но эти, — кивок в сторону, откуда слышались приглушённые расстоянием и сферой звуки разудалой пирушки, устроенной любителями кровавых забав, — они так или иначе заплатят за всё.

В кольце пляшущего света появилась долговязая фигура. Две тени мгновенно перекрыли неизвестному путь, но тут же отступили. Рогг узнал начальство, а Лис… белобрысый просто сдвинулся в сторонку, но бдить не перестал.

Линерит, как правило, сохранявший щёгольский вид даже в походе, был феерически пьян и безобразно расхристан, а в руке держал недопитый кувшин.

— Видали? — он плюхнулся на чурбак, служивший нам одним из сидений у костра. — Засррранцы… Дерьмо свинячье… Я за них жизни не жалел, за этих уродов… Слышал всякое, но не верил… — приложившись к кувшину, он сделал пару крупных глотков. Потом уставился осоловевшими глазами на Дойлена и ткнул пальцем в его сторону. — Вот ты… Был бы ты среди них, я бы сейчас с тобой не разговаривал. Одно слово Роггу — и твоя голова у меня на столе… А ты человек. И ты, госпожа моя, тоже человек. Моё дело людей беречь, а не подставлять голову под варварские топоры за эту шваль… Да… Огнём выжечь заразу… Как железом калёным рану, чтобы не загноилась…

Мага шатало, глаза у него то стекленели, то становились безумными. Воин с фронтира. Такой в пьяном угаре может сотворить что угодно. Или языком лишнего наляпать. Пришлось скормить ему бегемотью дозу валерьянки. Пусть лучше у него поутру будут мешки под глазами и почки поболят, чем нас всех загребут по доносу добрых соседей. Дойлен и Рогг оттащили задрыхшего мага к его фургону, и только тогда мы смогли перевести дух.

Людям всегда обидно узнавать, что они проливали кровь за нелюдей. Есть скромная надежда, что этот маг-воин, тот ещё манипулятор и интриган, сможет помочь родному миру. Даже жаль, что я этого не увижу.

…Через двое суток открылись Врата.

4

Столица была прекрасна. Без всяких скидок и натяжек.

Из всех виденных здесь городов этот выделялся неподдельной красотой. Полоса земли между подножием невысокой горы и лазурным морем, представлявшая собой прекрасный парк с громадными дубами, распланированный между зданиями. Два островка с чудесными домиками, соединённые с берегом прекрасными ажурными мостами. И наконец потрясающий архитектурный ансамбль на вершине горы. На явно искусственно срезанной вершине горы, если точнее, потому что я, кажется, узнала ландшафт… Нет, мне самой ни разу не приходилось отдыхать в Дубровнике, но мои знакомые как раз в то злосчастное прошлогоднее лето ездили. Оставили кучу денег, привезли загар, массу фотографий и фразочку: "Та же Ялта, только дороже". Так вот, именно на их фото я и увидела город, лентой вытянувшийся по побережью у подножия горы. Только в нашем мире на вершине стояла старинная крепостица, а здесь гора подверглась более глубокому преобразованию. Ландшафтные дизайнеры их княжеских высочеств отработали свою зарплату на пять с плюсом, превратив неказистую возвышенность в сказку. В воплощение рая земного. В застывшую в камне музыку, сошедшую с нездешних высот… Что мне напоминали эти чудесные шпили? Я бы сказала — всё. И барокко, и изысканность готических соборов, и эльфийскую стрельчатую ажурность с картин иллюстраторов фэнтези, и холодное изящество Эрмитажа. Словом, ни одна из наших культур не создала ничего, достаточно похожего на…это. Тем более, что там было очень мало прямых линий. Отсюда, снизу, открывался совершенно фантастический вид. Я даже расчехлила свой шестидюймовый монстрофон и принялась нащёлкивать фотографию за фотографией, чем привлекла к себе ненужное внимание посторонних. И так, вместо того, чтобы чинно притулиться за городской чертой в очередном временном лагере, мы нагло потащились в город. Местные смотрели на провинциалов как и положено смотреть столичным жителям на "понаехавших", а коллеги по путешествию без особой приязни оглядывались на наш побитый жизнью фургон и уставших лошадок. А ну как в пупе земли на всех места не хватит?

Но нет. Фургоны попутчиков, возжелавших городского комфорта, остались в купеческой слободе, где было достаточно постоялых дворов на любой кошелёк, а мы уверенно ехали через фешенебельный центр дальше, в район казарм городского гарнизона и домов офицеров княжеской гвардии. На нас косились, фыркали, манерно тыкали мизинцами в нашу сторону: обшарпанные путешественники оскорбляли взоры благородных магов и магичек. Но Дойлену и на это было плевать, а я так увлеклась фотосессией, что чуть было не прозевала предупреждение от дорогого друга.

— Спрячь это и сама в фургон спрячься, — не без тревоги в голосе проговорил он.

Я огляделась. Слева, перекрывая собой сверкающую ленту моря, высилось здание… Как бы помягче выразиться… Словом, фантазия Сальвадора Дали в исполнении Иеронима Босха, если хоть на минуточку представить последнего в роли архитектора. Шедевр сюра а-ля средневековье. Складывалось впечатление, что автор проекта либо изначально был психически нездоров, либо накурился какой-нибудь особо забористой травки. Здание производило тяжёлое впечатление, и с такой силой, что действительно захотелось спрятаться, проехать это место как можно скорее. Напоследок запечатлела его парой торопливых снимков и, отключив смартфон, всунулась под полог.

— Что это было? — спросила я, когда чудо шизоидной архитектуры скрылось за густыми дубовыми кронами.

— Гадючник, — без особой охоты ответил Дойлен.

— Что, что?

— Высшая магическая школа, — уточнил дорогой сосед. — Для сливок общества.

Когда я слышу это словосочетание, всё время хочется уточнить, что, если речь идёт о людях, то наверху обычно плавает… в общем, не сливки.

— Ну, тогда понятно, почему маги такие…стукнутые, — я подпустила побольше ядовитой иронии. — И давно тут стоит это уродство?

— Лет пятьсот, — последовал ответ. — Старое здание после землетрясения дало трещину, и князь велел построить новое. Построили…

Да уж. Архитектура эпохи упадка нигде не внушает положительных эмоций. Особенно когда шиза выдаётся за продвинутость, и особенно на фоне настоящих шедевров старины. Ведь эта… это… даже слова не подберу, чтобы адекватно охарактеризовать сие явление, смотрелось как, прошу прощения, мазок сомнительной коричневой субстанции на полотне Леонардо да Винчи. Боюсь даже представлять, какой дизайн там внутри. Впрочем, достаточно присмотреться к выпускникам сего учебного заведения. Раз уж даже собратья по Дару называют высшую магическую школу Гадючником, то наверняка форма соответствует содержанию.

Настроение испортилось. Такова уж моя натура, что требует непременно прекрасного и протестует против уродства. Немного порадовали особняки придворных, окружавшие центральную площадь, скрытую за могучими многовековыми дубами. Судя по архитектуре, строились они примерно в то же время, что и княжеский дворец на горе, и без магии наверняка не простояли бы такой солидный срок: судя по летописям, этой столице было не меньше пяти тысяч лет. Где жили князья до того и куда подевались упоминания о прежних столицах, не ведаю. А вот дальше, в районе, населённом военным сословием, начиналась архитектура более традиционного средиземноморского типа. Те же белые стены и окна с лёгкими ажурными ставенками, двускатные крыши, да печные трубы торчат. Влияние более холодного климата, ничего не поделаешь. Домики ухоженные, улицы чистые, обрамлённые старыми дубами. В отличие от престижного района и центрального парка, окружавшего площадь, дубы здесь были самые обыкновенные, сбрасывавшие листву на зиму. Священные деревья меняют своё зелёное убранство раз в несколько лет, и то только перед особо холодными зимами, а эти уже стояли, развесив над улицами колоссальный сетчатый полог своих ветвей.

Здесь было уютно.

Засмотревшись, я пропустила момент, когда Дойлен указал Лису на один из домиков, возле которого на клумбах ещё доцветали поздние розы. Те самые, которые вянут только под снегом. Домик отличался от своих собратьев тёмно-красной двускатной крышей и коньком с фантастической птичьей головой, искусно вырезанной из…да, это наверняка лиственница. Очень стойкое дерево, способное веками противостоять любой непогоде. По деревянным створкам ворот вился искусно выкованный плющ. Из чего он там был выкован, не знаю, но выглядел так, словно это была красная медь. Массивные петли были вычищены и, на первый взгляд, хорошо смазаны, вымостка улицы подходила прямо к ним, и не было никаких оснований думать, будто она заканчивалась сразу на границе тротуара и двора. И вообще, дом выглядел на редкость ухоженным: стены чистят каждый год, черепичный водосток не зарос мхом, а флюгер на крыше щеголяет свежей краской.

На требовательный стук в створке приоткрылось окошко.

— Кто там? — сурово поинтересовались с той стороны.

— Свои, Ябир, свои. Открывай, — отозвался мой дорогой друг.

— А, господин Дойлен! — ему явственно обрадовались. — Сейчас открою. Господин и госпожа аккурат дома… Как прознали, что сегодня Врата открывают, так и велели ждать!

Слуга, крепкий, как те дубы, дядька средних лет в рабском ошейнике, деловито растолкал в стороны тяжёлые створки и поклонился, когда Лис уверенно направил фургон во двор, вымощенный посеревшим от времени камнем. Мы с мальчишками, высунувшись из-под кожаного полога, вовсю разглядывали гостеприимный дом. Красивый. Из белого камня с лёгким налётом вековой патины. Скульптур или росписи не наблюдалось, зато двор был обсажен декоративной зеленью и представлял собой почти что микро-парк. Молодая служанка подметала дорожки между кустов. Двое слуг приняли наших лошадей, а Дойлен, спрыгнув с бортика, помог мне ступить на грешную землю.

— Врата утром открыли, а сейчас уже почти полдень, — со стороны крыльца донёсся звучный мужской голос. Знакомый голос, но почему-то без знакомых интонаций. Я оглянулась…

Чёрт возьми, увиденное заставило меня вздрогнуть: на миг показалось, будто Дойлен вдруг каким-то чудом раздвоился. Конечно, в следующий миг я поняла, что ошибалась. Черты лица те же, только немного грубее, я бы сказала, монументальнее. И седина на висках. А так — родные братья. Впрочем, они наверняка братья, такое сходство почти никогда не бывает случайным.

— Долго же ты тянулся сюда, братец, — мужчина на крыльце улыбнулся — и улыбка у него тоже фамильная, кстати.

— Я тоже рад тебя видеть, Ферн, — засмеялся Дойлен.

При виде обнимающихся братьев моё воображение на миг нарисовало двух медведей. Но, в отличие от хозяев леса, эти двое действительно были друг другу рады.

— Как добрался? — поинтересовался хозяин дома.

— С приключениями, — ответил Дойлен. — Потом расскажу, а сейчас пожрать бы.

— Лесна уже стол накрыла… Не представишь меня даме?

— С удовольствием… Дорогая, познакомься с моим братом, — Дойлен галантно подал мне руку, а я, невзирая на потрёпанный дорожный костюм, мило улыбнулась и почтительно склонила голову. — Сотник дворцовой стражи Фернет, сын Акера. А ты, братец, изволь любить и жаловать владетельную ведьму Стану из Масента, мою невесту.

Улыбаться я не перестала, но так многозначительно впилась пальцами в руку Дойлена, что тот, наверное, уже предвкушает словесную экзекуцию. Ничего, дайте нам до комнаты добраться, за мной не заржавеет. Всё припомню.

— Э… Ты вроде женат был? — да, и братец Ферн тоже удивился.

— Был, — на удивление безмятежно проговори Дойлен. — Развёлся… Парней моих помнишь? Вон они, морды хитрые. Идите сюда, разбойники, поприветствуйте дядюшку!

Дядюшка, разумеется, был рад, и сразу отметил, как подросли племянники. Из чего я заключила, что Дойлен, во-первых, бывает здесь довольно часто, а во-вторых, уже привозил детей к столичному родственнику. Тем временем нас пригласили в дом. Наверное, будь немного времени в запасе, мы бы не отказались помыться, но получаса до праздничной трапезы хватило только на то, чтобы быстренько ополоснуться и переодеться во что-то менее дорожное. Заодно я шёпотом высказала Дойлену всё, что думала о его самодурстве и волюнтаризме. Дражайший союзник беззлобно посмеялся и посоветовал поменьше обращать внимание на слова.

— Пойми, милая, мы в столице, и здесь соблюдают кое-какие правила, — заявил он. — Здесь ничего не утаишь, все и всё на виду. Я обязан был представить тебя так, чтобы брат не попал на язык сплетникам. Довольно и того, что Кеарна болтает.

Бывшая жена действительно поступала крайне некрасиво, распуская о нём разнообразные сплетни, в том числе интимного содержания. Ведьмы-подружки хихикали, но одобрять не спешили: даже среди ведьмачьего бомонда такое поведение не приветствовалось. Особенно неприглядно это выглядело на фоне молчания Дойлена: тот счёл недостойным позорить мать своих детей. И — вот парадокс! — Кеарну выслушивали, кивали, но за её спиной общественное мнение уже вынесло нелицеприятный вердикт: дура. В результате за несчастные шесть дней после официального развода количество друзей-подруг у неё почему-то резко сократилось. И в этом тоже оказался повинен бывший супруг, разумеется.

— Ладно, — примирительно проговорила я, придирчиво осматривая себя в зеркале — посеребрённом стеклянном овале размером примерно тридцать на двадцать сантиметров, висевшем на стене в литой бронзовой раме. — Считай, что убедил. Но пожалуйста, в следующий раз хоть предупреждай.

Почистив пёрышки, мы — разумеется, под ручку, как положено помолвленным — заявились в трапезную залу. Мальчишки управились с переодеванием раньше нас и уже были там. Энгит чинно беседовал с девочкой лет двенадцати, Инген вовсю дёргал кузину за юбку и просил подвинуть вон ту вазу с фруктами в меду. Любезный хозяин восседал во главе стола. По правую руку стояли два свободных стула — для нас, почётных и желанных гостей, а по левую восседала его супруга… Честно говоря, при виде хозяйки мне кое-что стало ясно. Госпожа — кажется, её Лесна зовут? — выглядела, словно мы с ней были родными сёстрами. Такая же рослая, худощавая, и такая же "динарка" — ярко выраженная брюнетка с очень светлой кожей и густыми неширокими бровями. Правда, в отличие от моих, карих глаз, хозяйка смотрела на мир глазами такого густого чёрного цвета, что в первый миг стало немного не по себе. Во второй миг я перевела дух: судя по всему, эта женщина не заслужила настороженного отношения. Умная, спокойная, незлая. А что до схожей внешности, то мой прадед был родом из Западной Болгарии, где такие типажи встречаются на каждом шагу. А мы, кажется, сейчас находимся на Балканах. И ещё — теперь я понимаю, почему Дойлен так на меня "запал". Если у них с братом схожие вкусы, ничего удивительного.

Застолье бывает разное. Разудалая попойка — всем весело, но утром гадко. Нудное отбывание номера для соблюдения приличий — скорее бы это закончилось, и по домам. Дискуссионный клуб, где выпивка и закуска не более, чем антураж — интересно, но почти бесполезно. Протокольное событие — сначала скучно, потом весело, потом болит голова, как добраться домой в таком состоянии. Бывают и такие застолья, которых лучше бы не было. Например, я бы с огромной радостью никогда не посещала поминки. Память об ушедшем навсегда человеке нужно хранить в сердце, а не в желудке. А бывают застолья родственные, и неважно, по какому поводу люди собрались выпить-закусить, всё равно чувствуется общая теплота. Вот на такое мероприятие я и угодила. Сперва воспринимала его как сторонний наблюдатель, а потом не заметила, как втянулась, и что ко мне относятся как к члену клана, что ли. Это немного…напрягало. Не хотелось становиться здесь настолько своей, ведь я плоть от плоти другого мира, и делаю всё возможное, чтобы туда вернуться. Чем больше привязанностей здесь, тем сильнее будет тоска там. Совсем отказаться от привязанностей я, как обычный человек, не могла, мы существа социальные, но ввести их количество в разумные рамки — возможно. Потому наилучшей стратегией мне показалось искреннее дружелюбие без допуска в душу.

Когда я перешагну границу миров, будет не так больно.

Всё было хорошо, местами даже замечательно. Опрятный дом, добродушная хозяйка, её милая дочь, почтительные, но не запуганные слуги. Чтобы довести собственную усадьбу в Масенте до такого же идеального состояния, мне понадобилось бы ещё года два, не меньше. Здесь порядок поддерживался из года в год. С тех самых пор, как, по словам госпожи Лесны, они сюда переехали, то есть, когда её супруг получил чин сотника дворцовой стражи и немедленно воспользовался правом на отдельный дом от казны, прилагавшимся к этому высокому званию. Что ж, они преуспели. Обычно считается, что временные жильцы плохо заботятся о казённой жилплощади. Здесь я наблюдала явное исключение из правила. Лесна заботилась о доме так, словно он был их собственным.

— А эту комнату я приготовила для вас, — она с тёплой улыбкой показала мне премилую комнатку-фонарь с тремя витражными окнами. Расшитые занавесочки — мечта любой провинциальной помещицы — приятно приглушали резкий дневной свет. И — конечно же, куда ж без этого — просторная двуспальная кровать коробчатого типа и с кучей мягких перин. — Мы с Ферном не думали, что любезный брат приедет с дамой, потому отвели ему гостевую комнату, как обычно.

— Он часто к вам приезжал? — как бы между делом поинтересовалась я.

— Каждый год. Мальчиков, к сожалению, привозил только раз… А вы хорошо к ним относитесь, — Лесна улыбнулась совсем обезоруживающе. — Вы развеиваете стойкий миф о злых мачехах. Быть может, в этом браке у вас будут свои дети, но и мальчиков вы не обойдёте любовью. В вашем мире это нормально?

— Дойлен не говорил, что я иномирянка, — я скрыла под лукавой усмешкой замешательство: неужели моё нездешнее происхождение настолько заметно?

— Об этом нетрудно догадаться, дорогая Стана. Вы смотрите не так, как должно смотреть урождённым ведьмам… Ну, я вас совсем заболтала. Пойду посмотрю, как там обстоит дело с купальней. Вам ведь хочется вымыться с дороги, верно?

Вымыться с дороги мне не хотелось, а очень хотелось. Ещё сильнее хотелось остаться в купальне наедине с собой: настолько осточертели общественные бани в кочевых лагерях, где не скрыться от нескромных взглядов и никуда не деться от зрелищ, достойных немецкого порно. Спасало разве что присутствие Дойлена, но если там его широкая спина была необходимостью, то здесь… Лучше лишний раз не дразнить мужчину, который тобой одержим. Нам и так… гм… удружили, предоставив одну комнату на двоих.

Пока братья обсуждали свои дела, слуги стирали и чистили отсортированные мной вещи, а любезная хозяйка взялась присматривать за детьми, я с огромным наслаждением вымылась, высушилась большущим полотенцем — самым настоящим махровым полотенцем, чтоб мне провалиться, если это не так! — и завалилась отдыхать. Я вообще люблю путешествовать, но, во-первых, на велосипеде, а во-вторых, не так долго. Два месяца пути! Два месяца не знать другой постели, кроме соломы, покрытой плащом, удобств лучше общественной порнобани и квадратно-гнездовой уборной. Умываться ледяной речной водицей и питаться, чем бог пошлёт. Нет, моя городская натура решительно протестовала против подобного образа жизни. Потому я заснула почти мгновенно, едва моя голова коснулась подушки. И проснулась уже в густых сумерках. Притом от звука голосов, доносившихся от порога. Точнее, от раскрытой двери.

— …спит, устала, — Дойлен, если не хочет, чтобы его слышали, умеет говорить предельно тихо. — Ничего, за завтраком снова все соберёмся.

— Завтра нам не самый лёгкий денёк предстоит, — его брат тоже понизил голос до почти полной неразличимости. — Сам знаешь, что намечается. Мы ждали только тебя.

— И её.

— Везучий ты, засранец… А знаешь, я почему-то был уверен, что повезёт именно тебе.

— Ферн, она — не приз, а моя женщина. Во всех смыслах. Если бы только… Ладно, не буду о печальном.

— Вас разбудят пораньше.

Дверь закрылась, не скрипнув. Дойлен тихонечко заложил засов, скинул сапоги, сбросил парадные одежды и, оставшись в одной рубашке, постарался как можно тише улечься.

"Мы ждали только тебя". Интересный поворот. Ещё интереснее, что он мне скажет, если задать вопрос напрямую.

Я зашептала заклинание сферы тишины.

— А, прости, милая, я тебя разбудил, — он, пользуясь озвученным фактом, придвинулся поближе. — Сам устал, как упряжная лошадь, и не прочь поспать не на соломе.

— Погоди спать, мой дорогой. Поговорить надо, — жёстко проговорила я.

— По поводу завтрашнего дня?

— Нет, по поводу сегодняшнего. Кто такие "мы", почему "мы" ждали только тебя, и, чёрт возьми, почему твой брат назвал тебя везунчиком? — я приподнялась на локте, но эффекта не достигла — локоть провалился в мягчайшие перины на всю высоту. — Знаешь, дорогой, терпеть не могу, когда меня используют втёмную.

— Знаешь, дорогая, — безмятежно ответил Дойлен, — не обо всём можно говорить даже под сферой тишины. Особенно в фургоне посреди временного лагеря. Здесь я хотя бы уверен, что нет лишних ушей.

— Тогда я тебя внимательно слушаю, — я поудобнее подоткнула подушку и приняла позу сосредоточения.

— Я могу не согласиться на откровенность. Что ты тогда скажешь?

— Скажу, что ты не заснёшь, пока не выложишь мне всё, как есть.

— Ну-у-у, милая, я знаю отличный и очень приятный способ не спать до утра, — судя по тону, Дойлен не столько был настроен на фривольности, сколько слегка растерян. Он не ожидал такого наезда.

— А я знаю ещё один, не такой приятный. Выбирай, — фыркнула я. — Или рассказ, или буду нудеть у тебя над ухом, пока не свихнёшься от бессонницы. Мне проще, я-то выспалась.

— Это бессовестный шантаж, — хмыкнул Дойлен.

— Совесть ведьмы — оксюморон.

— Не ругайся.

— Я жду.

— Ну, что мне с тобой делать, а? — Дойлен шумно вздохнул. — Сказано ведь: любопытство женщины — страшная вещь… Ладно, уговорила. Двигайся поближе. Сфера сферой, а так надёжнее будет…

И он начал рассказ. А я слушала и понимала, что на пути домой походя влипла в очень мутные и древние разборки. Конечно, намного лучше, когда тебе помогает не одиночка, не пара заговорщиков, а старая тайная организация, но это же… Прямо-таки мафия какая-то.

— Помнишь, я давал тебе почитать записки моего предка? — говорил Дойлен. — С него-то всё и началось. Многое в той истории покрыто туманом, кое-какие документы предку пришлось уничтожить, но суть сводилась примерно к одному: некий маг объединился с одной ведьмой… Да я тебе о них рассказывал. Та история закончилась подсиживанием другого мага. Но первоначально цель у них была другая… Этого ни в одном тексте ты не прочтёшь. Это знают только считанные маги и князь с княгиней. Дело в том, что завладеть Великим Артефактом может только объединённая ритуалом пара, мужчина и женщина. И чтобы один из них владел жёлудем священного дуба. Как об этом пронюхал мой предок, неизвестно. Скорее всего через его сестру. Ту самую ведьму, которая связалась с магом. История закончилась пшиком, маг сделал карьеру, ведьма сбежала и умерла через много лет, артефакт где был, там и остался, но наша семья не успокоилась. Предок и его, скажем так, друзья, поклялись довести дело до конца, если не лично, то руками потомков. Нас довольно много по княжеству сидит: кого испоместили, кто по службе. И наш клан… Словом, он и раньше был самый влиятельный, а теперь и подавно.

— Вашей задачей был поиск ведьмака или ведьмы с жёлудем? — холодно усмехнулась я.

— Ты не представляешь, что я почувствовал, когда мне рассказали о тебе, — Дойлен, прекрасно понимая моё состояние, виновато погладил меня по руке. — Ведьма получает благословение священного дуба в соседнем имении! А когда увидел тебя, понял, что пропал. Велел своим людям свести лошадь. Довёл до магического поединка, и… Прости, милая, но как ведьма ты слабее меня. Я был абсолютно уверен в победе, а какой потребовал бы выкуп — сама догадайся. Но кто ж знал, что у тебя такое…иномировое чувство юмора!

— Начинаю собой гордиться, — хмыкнула я. — Что было дальше, я в курсе. И что мы с тобой действительно заключили сделку, тоже помню. Неясно, какова моя роль в ваших грандиозных планах. На кой чёрт вам артефакт?

— Наша роль, — уточнил дорогой друг. — Мы с тобой теперь ключевые фигуры, без нас весь замысел просто обречён. Добудем этот грёбаный артефакт, а дальше… Ты в свой мир, а я уж тут как-нибудь… Но пока он не у нас, наше дело — держать ушки на макушке и готовиться.

— Наше дело… — задумчиво повторила я. — Коза Ностра…

— Что?

— Да так, ничего. Ассоциации возникли. Просто, если следовать логике, то завтра тут, в этом доме, должно состояться собрание заговорщиков. Так?

— Верно. Завтра вечером.

— Стоит ли приглашать сюда Линерита и Ульсу?

— Если с завязанными глазами и проверить насчёт следящих амулетов — можно.

— А Надин? Она наверняка уже здесь.

— Она говорила о каком-то придворном маге. Лучше сперва проверить, кто таков и чего от него ждать. Не хочу рисковать, триста лет всё-таки… Да и ты…

— А что я?

— Ничего, — проворчал Дойлен, зевая. — Я тебе всё рассказал. Уймись, женщина, дай поспать.

Он сказал это так, что я помимо воли хихикнула. Чувство юмора у него тоже имеется, и весьма своеобразное.

Ночь мягкокрылой совой кружила над городом, словно выискивая неосторожную жертву. Столица, никогда не имевшая имени, была прекрасна, чиста и уютна, но не безопасна. Я чувствовала это. Словно чьи-то жёлтые глаза смотрели из-под полога неба, пытаясь отыскать в тебе малейшую слабину. И дай бог никогда не узнать, что же будет, если слабина отыщется… Мощный магический фон, буквально оглушивший меня на выходе из Врат, сейчас чувствовался, словно ночной гул города-миллионника, города, который никогда не спит. У нас шумели проносящиеся по проспекту поздние такси, доносился издали приглушённый рёв взлетающих самолётов и перестук колёс проезжающих поездов, редкий лай собак и кошачий мяв, едва слышный плач младенца в квартире сверху или голос запоздалого прохожего, торопливо сообщающего по мобилке, что он вот сейчас будет дома, пять минут ходу осталось. Здесь поверх первозданной тишины и редких-редких голосов стражи, ходившей по ночным улицам дозорами, моим ведьмацким чутьём ощущался ровный гул от многих тысяч сильных амулетов и… я затрудняюсь описать то, что почудилось мне за этим гулом.

Как там сказал братец Ферн? Завтра будет трудный день? Значит, нужно выспаться.

5

Есть на свете люди, у которых руки только кажутся растущими из положенного природой места. С виду вроде всё пристойно, но достаточно приставить их к какому-нибудь делу, как выясняется неприятный факт: непригоден. Причём попытки "перебросить на другой участок", то есть, попробовать занять человека другим делом, заканчиваются ровно тем же самым. Это, наверное, какая-то особая одарённость — полное отсутствие какой-либо одарённости вообще. В нашем мире это явление тоже имеет место, но достаточно редко. Во всяком случае, за пятнадцать лет работы на одном месте сталкивалась с подобной безрукостью-безголовостью всего один раз. Увы, этот мир, где отрицательный отбор веками убирал из общества как раз рукастых-головастых, "радовал" куда большим количеством совершенно ни к чему не пригодных людей. Насмотрелась, будучи провинциальной ведьмой. "За что ни возьмётся, всё через задницу", — как сказал однажды финдиректор по поводу того уникума в нашей фирме. Здесь таков каждый третий простец. Нет, они выполняют порученную работу, никаких возражений. Вот только как они её выполняют — отдельный вопрос. Но в столице дело обстояло несколько получше. Подозреваю, что князья, заботясь о благополучии своего города, старались собрать здесь тех, кто ещё способен был что-то делать, и делать качественно. Если не создавать новое, то хоть поддерживать в приличном состоянии старое. Отсюда и невероятная красота древнего города, нарушаемая лишь уродливым нагромождением Гадючника — свидетельства всё той же анти-одарённости, но уже пробравшейся в высшие слои общества.

Приятно удивляли и сыновья Дойлена. Инген, уже умевший в свои восемь читать и писать, что по местным меркам суть явление чрезвычайное для не-колдуна, начал сам выдумывать разные истории. Конечно, фантазия ребёнка, не слишком много видевшего в своей жизни, не так богата, как в моём мире, но, чувствую, растёт сказочник. А Энгит… Этот наутро извлёк из фургона разобранный велосипед, разложил запчасти на полотнище, изучил… и собрал его без единой подсказки. Со второй попытки догадаться, что нужно зажать ручку тормоза и только после этого затягивать эксцентрик — это не всякий из наших велолюбителей бы сообразил. У парня налицо технический склад ума и руки, растущие откуда положено. Учитывая дебилизм законов княжества, запрещавших любые подвижки в плане механики, сие лучше не афишировать. Меня не трепали за велосипед только потому, что он не подпадал ни под одну из писаных статей: использование мускульной тяги не возбранялось. Поглядывали косо, даже с испугом, но не трогали. Возможно, со временем нашли бы к чему придраться, но времени-то как раз местным законникам и не дали…

Пока Дойлен беседовал с братом и давал втянутым в заговор магам знать, что сегодня вечером их ждёт увлекательная беседа, я решила заняться поиском Надин. Близость артефакта придавала моим слабым заклинаниям неслыханную силу. В провинции, чтобы отыскать человека по принадлежащей ему вещи или мыслеобразу, приходилось пыхтеть, как паровоз, и обливаться потом, причём радиус поиска не превышал пяти километров. Здесь такая волшба давалась легко, как чих. Перед моим мысленным взглядом словно развернулась схематическая карта города, на которой золотистой точкой отобразилось местоположение искомой персоны. Конечно же, Надин поселилась в престижном районе, ей статус не позволил бы жить в доме офицера или купца. Магический "поисковик" был лишён такой полезной функции, как прокладка оптимального маршрута, потому пришлось озаботиться самой. А поскольку ходить одной по незнакомому городу, да ещё наводнённому приезжими колдунами, было бы верхом глупости, пришлось брать с собой Лиса в качестве телохранителя. И потом будет кому присмотреть за лошадьми, поскольку благородной ведьме неприлично гулять по улицам пешком.

Когда радушные хозяева выкатили список местного "приличного и неприличного", меня взяла самая натуральная ведьмачья злоба. Широченная юбка не выше щиколотки, туфли глухие и без каблуков, рукава только до запястья и ни сантиметром короче, обязательный головной платок, и чтоб ни прядочки из-под него не торчало, зато декольте чуть не до пупа, и чтоб была похожа на витрину ювелирного магазина. Щас. Разумеется, пора подростковых бунтов у меня давно прошла, но я оказалась не готова до такой степени изнасиловать свой вкус. Первым моим порывом было в пику всем надеть джинсы с туристической курточкой, но Лесна ухитрилась меня отговорить. В итоге я выехала в её парадном платье — ибо оба моих находились в стирке. Светлая ткань наподобие тафты с вышивкой серебряной нитью тоже неплохо смотрелась, а фигуры у нас с ней были похожи. Накидка из волчьего меха, круглая шапочка и сапожки из того же материала удачно дополняли наряд. А платок… Платок остался в сундуке, яко совершенно излишняя деталь. Пусть тычут пальцами. Дойлен прав: тот, кто всю жизнь идёт на поводу у общественного мнения, никогда не будет иметь собственного.

Добраться до нужного особняка не составило большого труда: город был распланирован очень толково. Разве что стража в престижном районе с нездоровым интересом поглядывала на беловолосого варвара с ножом, исполнявшего обязанности ангела-хранителя провинциальный ведьмы, да местные дамочки круглили глаза при виде женщины, проигнорировавшей обязательный головной платок. У ворот милого особнячка, чем-то неуловимо напоминавшего Ласточкино Гнездо, Лис спешился, постучал и громко объявил о визите благородной госпожи, владетельной ведьмы Станы из Масента. С полминуты не было никакой реакции, после чего створки медленно, сами собой, открылись. Магическая автоматика, не иначе. Лис не без сдержанного достоинства, присущего настоящим воинам, взял наших лошадок под уздцы и завёл во двор.

— Ах, дорогая Стана, как я рада вас видеть!

Если не знать, что перед тобой магичка, можно легко обмануться этим радушным тоном, этой приветливой улыбкой. Но такова вся золотомедальонная тусовка: не имеющий актёрского таланта пропадёт. У ведьмаков всё проще и грубее. Впрочем, и там нельзя зевать, иначе мгновенно растерзают. Потому моя ответная улыбка была не менее лучезарной.

— А я-то всё думала, кто меня разыскивает, — смеялась Надин, увлекая меня в гостиную. — Как ваше путешествие?

— Ужасно, — тут я не стала особо притворяться. — Просто ужасно. Холод, неудобства. Помыться, и то проблема, я уже не говорю о рационе. Под конец готова была заплатить золотом за обычный горячий пирожок и чистое бельё.

— Понимаю, — Надин манерно присела на кончик стула, гостеприимно указав мне на почётное место справа. — Хотя мне не довелось испытать подобные тяготы, но вчера я едва не уснула в купальне от усталости… Где вы остановились?

— У родственников моего…возлюбленного.

— Ах, как много бы я дала, чтобы в этом путешествии у меня был столь мужественный…спутник, — мечтательно улыбнулась Надин. — Увы. Я связана кое-какими обязательствами. Да вы вскоре познакомитесь с ним. Необычный человек. Маг в самом полном смысле этого слова. Смотрите, не попадитесь в его сети, — тут она шутливо погрозила мне пальчиком.

— Это тот самый маг, о котором вы говорили ещё в Масенте? — поинтересовалась я.

— Да, это он, — кивнула магичка. — Я рассказала ему о вас, он одобрил… и наши беседы, и возможную выработку совместных действий. Желаете с ним познакомиться?

— Если вы считаете это нужным, то да.

— Увы. Он будет дома только к обеду… Не желаете ли что-нибудь выпить?

— Боюсь, мне совсем противопоказан алкоголь, — я состроила смущённую физиономию. — Видите ли, мне от него становится плохо, и…

— Как жаль… Тогда, быть может, вы согласитесь на прогулку? Я вам покажу такое чудесное место! Это совсем рядом, недалеко от центральной площади.

— Что ж, прогулка — это замечательно. И погода отличная… Э-э-э… Надин, а что вы собираетесь надеть? — я бегло оценила её "домашний" наряд и снова убедилась в полном отсутствии вкуса у столетней магички.

— Вот как раз о вечных женских темах я и хотела с вами побеседовать, — Надин со смехом вскочила и повлекла меня за собой. — Вынуждена с вами согласиться, я не всегда удачно выбираю…концепцию наряда. К величайшему сожалению, признаю сие и каюсь. Но ведь всегда можно найти выход, не так ли?

Её гардеробная комната была… Ну, словом, если в нашей хрущёвской "трёшке" убрать стену между гостиной и кабинетом, как раз получится именно такое помещение. Разнообразные наряды висели на проволочных "плечиках" — "тремпелях" по-харьковски, — лежали на многочисленных полках всевозможные шляпки, обувь всех фасонов и расцветок стояла в два ряда, а противоположную от двери стену украшало большое зеркало. Учитывая стоимость здешних зеркал, на это роскошество в человеческий рост было потрачено не меньше двух золотых. Пятилетний чистый доход Масента. Причём здесь наличествовали не только вещи из нашего мира, но и изделия местных портних.

— Удобнее всего следовать здешней моде, — призналась Надин, прикладывая к себе то один костюм, то другой. — Никакой фантазии, а расцветку подобрать проще простого. Но я, как и вы, не желаю строго следовать местной моде. Помогите же мне выбрать стиль, дорогая Стана.

Грандиозное собрание вещей нашего мира. Не нужно быть оракулом, чтобы догадаться, куда подевались хозяйки этих платьев, костюмов, туфель и шляпок. Но… Я пришла сюда не обличать, а делом заниматься. Потому, засунув гнев куда подальше, принялась копаться в тряпках с упоением дамочки-шопоголички. Мы убили на это увлекательное занятие не меньше часа, но по итогам вышел совсем неплохой результат. Вместо сумбурного сочетания разнообразных эпох, каковой являлось одеяние Надин, получился эдакий строгий английский стиль. Тёмно-зелёное пальто с пелеринкой и чёрной отделкой, такая же шляпка с чёрным же пёрышком, опять-таки чёрные ботиночки, перчатки и сумочка, минимум косметики — и магичка преобразилась. Просто иллюстрация к "Мэри Поппинс", а не зловредная колдунья и интриганка… За её показной добротой и простотой я видела ещё живую, но почерневшую от злобы душу, которая словно ощупывала меня с головы до ног. Нет ли подвоха? Умом-то она понимала, что я не стану её подсиживать, травить ядом или отбивать её ненаглядного мага, но с нажитыми за век инстинктами магички Надин ничего поделать не могла. Вопрос выживания. Такие, как я, в её окружении либо долго не живут, либо сливаются с окружающим фоном до полной неразличимости. Выживают и добиваются успеха такие, как она — маниакально подозрительные и всегда готовые нанести удар первыми. Спорю на велосипед, пока мы занимались выбором костюма, она уже придумала парочку способов прижать меня к ногтю, если я подам хоть малейший признак враждебности.

А место, которое она хотела мне показать… Да-а-а. Ожидала увидеть всякое, но реальность превзошла все ожидания. Просторный павильон с квадратными, плавно расширяющимися кверху колоннами, почти готические потолки — и всё это сделано из зеркал! В первые секунды непривычный человек просто терялся в этом море света и оптических эффектов. Но мой рационально устроенный разум быстро нашёл объяснение. Все детали интерьера были искусно отлиты из хрустально прозрачного стекла, после чего их обрабатывали зеркальщики. Здесь не знали амальгамы, использовали серебро, потому эти зеркала создавали впечатление дворца Снежной королевы, чудом перенесенного на берега Адриатики. Зеркала были скреплены полосками белого металла, судя по блеску, скорее всего, какого-то нетускнеющего серебряного сплава. Все углы и закругления были выверены так, чтобы свет, лившийся из окон в стрельчатом потолке, от рассвета до заката проникал даже в самые укромные местечки павильона. Холодная красота захватывала уже сама по себе, но этот павильон, оказывается, был ещё и картинной галереей…

— Её высочество княгиня — потрясающая художница, — говорила Надин, медленно проводя меня мимо картин в рамах из ценных пород дерева. — Какое чувство цвета и перспективы! Какие пейзажи! Впрочем, она пишет и портреты. Взгляните, дорогая Стана, вот этот…

С полотна на меня смотрел… Если бы составляли фоторобот идеального мужчины, наверное, получилось бы что-то в этом роде. Шатен лет двадцати пяти с идеальной фигурой и невероятно пропорциональным лицом, излучавшим одухотворённость, ум и властность. Художница явно любила этого мужчину, но я бы поостереглась иметь дело с таким: в его глазах я увидела едва заметный огонёк фанатизма. Абсолютной и неколебимой уверенности в собственной правоте.

— …его высочество князь собственной персоной, — продолжала магичка, взявшая на себя роль экскурсовода. — Взгляните, как глубоко прописан самый дух его высочества. Мне даже страшно становится: иногда боишься, что он вот сейчас шагнёт из рамы, и… Ох, простите, это уже из области глупых романов. Лучше взгляните сюда, здесь портрет мага Шоннара, одного из архитекторов княжеского дворца…

А вот этот портрет писался уже для убийства времени, не иначе. Видно было, что лицо прописано намного лучше всего остального, да и то художнице вскоре прискучило это занятие. Портрет не стал отражением души, как изображение князя. Он так и остался куском холстины, испачканной красками. Я думала, это от небольшой любви к персоне мага, но и прочие шедевры творчества княгини тоже не впечатляли. Высокохудожественная, талантливая, с великолепным подбором цвета, но всё-таки протокольная мазня ради поддержания репутации. Ни капли души изображённых на портретах, ни капли души самой художницы в пейзажах.

Ей, княгине этой, плевать на всё и всех, кроме князя. Вот оно, воплощённое равнодушие.

Павильон сразу стал мне противен. Я пожаловалась на выдуманную мигрень и попросила Надин вернуться в особняк. В ответ мне достался слегка удивлённый взгляд, но мигрень — дело серьёзное. В начале двадцатого века почиталась чуть ли не корнем всех болезней и вполне достаточной причиной покинуть людное место. По возвращении в особняк мне был предложен ягодный отвар. Конечно, что-либо пить в доме магов чревато неприятными последствиями, но я не видела ни одной причины, из-за которой Надин могла бы меня притравить. Я ей нужна, а значит, никакого яда в чашке быть не должно… Вот чёрт, уже начинаю думать, как настоящая ведьма.

Вон из этого мира, и как можно скорее!

Сделав вид, что мне немного полегчало, я поблагодарила Надин за заботу.

— Не стоит благодарности, — та небрежным жестом подозвала служанку, чтобы девушка прибрала чашку, и поставила шикарнейшую сферу тишины. — В первое посещение зеркальной галереи у меня так закружилась голова, что я едва нашла силы дойти до выхода. Она… захватывает. Словно видишь тысячу дверей, ведущих в тысячу комнат, и в каждой комнате — ты сама. С непривычки становится дурно, но затем каждый раз приходишь туда, как в дом старых знакомых… Это чудесное воспоминание, дорогая Стана, и я намерена хранить его весь остаток жизни, сколько бы мне ни было суждено.

Кому что, вообще-то. Я, например, до последнего вздоха не забуду дорогу сюда. И хорошее, и плохое.

— Значит, вы не разделяете оптимизма своего…избранника по поводу артефакта, — проговорила я, потерев пальцами оба виска. — Но от участия в нашем предприятии не отказываетесь.

— Дорогая Стана, чем дальше мы окажемся от этого мира, тем лучше будет для нас обеих, — магичка достала из шкатулочки на столе сигаретку и прикурила. — Даже не зная абсолютно всей правды об артефакте, я боюсь его. Панически боюсь. Когда я вижу, что он делает с миром… Это злая, бесчеловечная воля, дорогая моя. Это доктор Франкенштейн, творящий чудовищ. Это…

— …всего лишь орудие в руках весьма…странных людей, — я позволила себе перебить её. — Ножом можно и хлеб нарезать, и кишки человеку выпустить. Всё зависит от того, кто держится за рукоять, согласитесь.

— У вас есть основания так полагать? — Надин пронзила меня взглядом, в котором причудливо смешались удивление, страх и любопытство.

— У меня есть подозрение, пока основанное лишь на косвенных фактах, — я ответила не совсем честно, но лучше не выкладывать ей все козыри. Обойдётся. — Если бы у меня было больше информации…

— О! — Надин вскинула брови, прислушиваясь к своим ощущениям. — Кажется, вы сейчас познакомитесь с неплохим источником информации. Лапур вернулся.

Она скинула английское пальто и шляпку ещё когда мы вернулись, и щеголяла элегантным платьем в стиле пятидесятых — с узкой талией и широкой юбкой чуть ниже колена. Юбка — чёрная, в крупных желтоватых цветах — взметнулась, и Надин большой бабочкой выпорхнула в прихожую. Встречать своего мага. Вскоре они вошли под ручку, а я уже встречала их с видом викторианской леди, находящейся в гостях… Хозяину особняка — мужчине обычного для княжества крепкого брюнетистого типа — на вид было не больше тридцати. Симпатичный, уверенный в себе… нет, скорее, властный. Маг же, чего я хотела. Судя по богатству одежды, далеко не последний, да и домик у него по местным меркам шикарный. Вот взгляд его мне категорически не понравился. Холодный, оценивающий меня не как человека, а как деталь интерьера. Помнится, был среди моих соседей человек с похожим взглядом. Теперь его родственники должны мне немалую сумму в серебре, в качестве виры за нападение. Ой-ёй-ёй. Придётся держать ухо востро. Конечно, для достижения цели многие средства хороши, но что-то меня не слишком вдохновляло предстоящее сотрудничество с этим магом.

— Ах, вы и есть та самая ведьма, о которой Надин мне все уши прожужжала, — маг по имени Лапур улыбнулся. В сочетании с тем самым неприятным взглядом улыбка выглядела, мягко говоря, неестественной. — Рад знакомству. Не окажете ли честь отобедать с нами?

От такого предложения не отказываются, и я, само собой, оказала честь. Блюда подавали изысканные, но я не решилась грузить желудок непривычной пищей. Мне хватило периода адаптации в этом мире, когда каша с огромным трудом заталкивалась в горло и с невероятной скоростью, пардон, покидала организм. Только конфуза мне недоставало. И так маг смотрит, будто на мышь — со сдержанной брезгливостью. Не знаю, понимает ли он, насколько мне такое отношение неприятно? Маги мыслят не так, как нормальные люди, там эгоцентризм зашкаливает за все разумные и неразумные пределы. Мнение окружающих им не интересно, если, конечно, окружающие не относятся к категории начальства. А ещё… Ещё мне не понравился узор плетений, окружавших его. Чем именно? Сложно сказать. Я вообще неопытная ведьма, редко какое плетение узнаю с первого взгляда, но что-то мне определённо показалось знакомым. Где-то на своём пути я уже сталкивалась именно с этим узором, но где — хоть стреляйте, не могу вспомнить.

— Вы не пьёте вина, госпожа ведьма, — маг изобразил эдакую добродушную укоризну. — Могу ли я узнать, отчего?

— К сожалению, от вина мне делается дурно, — я вымучила из себя виноватую улыбку. В который раз уже повторяю одно и то же. Чуть не изо дня в день. — Надин уже известно об этом.

— Жаль, — протянул маг. — Жаль, что вы не сможете оценить тонкость вкуса и чудесный аромат этого благородного напитка… Впрочем, вы ведь не за этим сюда пришли, госпожа. У меня не так много времени, чтобы тратить его на пустые разговоры, посему давайте перейдём к делу.

Завесы от подслушивания и подглядывания маг поставил на загляденье, я обзавидовалась. Но моё мнение о хозяине дома лучше не стало, а его следующие слова только подтвердили мои прежние выводы.

— Со слов Надин мне ведомо, будто бы вы что-то изобретаете на тему заклинаний, — он лениво дёрнул ухоженной кистью. На пальцах засверкали камни таких габаритов, что даже сомнения взяли: где он достал изумруды и бриллианты весьма немаленькой каратности? — Скажу вам правду, милая гостья: я не верю, что ведьма с таким слабым Даром способна на это. Ваша целеустремлённость мне по душе, однако в то, что вы достигнете своей цели, я не верю так же, как и в ваши магические возможности.

— Иными словами, вы считаете дальнейшую беседу бессмысленной, — подытожила я. — Или же…

— Или же — что?

— Или же вас всё устраивает так, как оно есть. За исключением одной мелкой детали.

— Дорогая моя госпожа, — маг изобразил великодушную улыбку, — то, что вы именуете "мелкой деталью", меняет буквально всё. Да, я вполне доволен своим положением, но я буду ещё более доволен им, если исчезнут последние ограничения. Я достоин куда большего, чем имею в данный момент.

Ах ты ж… император галактики! А если по носу тебя щёлкнуть?

— Решать, чего мы достойны на самом деле, всё равно не нам, — улыбка как можно мягче, лучезарнее. — В конце концов, несмотря на все наши усилия, смерть приходит за всеми, независимо от положения.

— Но не за теми, кто владеет Великим Артефактом, — а вот господин Лапур улыбаться перестал.

Ага. Не понравилось. Наступила на любимый мозоль. Учтём.

— Честно сказать, я не уверена, что и он вечен. Есть определённые сомнения, знаете ли.

— Не поделитесь?

— Отчего же? Поделюсь, и с удовольствием. Вас ведь интересует результат, не так ли? Информация, близкая к истине — половина успеха, — сказала я. — Я уже говорила Надин, что в своём мире была программистом. Это, знаете ли, профессия такая, предполагающая создание программ… заклинаний для артефактов немагического происхождения. И если мне удалось управлять магической энергией, опираясь на профессиональный опыт, не имевший никакого отношения к колдовству, то невольно возникают интересные ассоциации.

— Иными словами, вы заметили определённое сходство между Великим Артефактом и…артефактами вашего мира, — кивнул маг. Вот тут, кажется, я его зацепила по-иному — заинтересовался. — В чём же оно выражается?

— В беспрекословном подчинении прогр… заклинаниям, — ответила я. — Вы можете возразить, что слуги так же исполняют приказания, но слуга — человек, существо с какой-никакой, а свободой воли. Он всегда может не так понять, не так исполнить… или не исполнить вообще. Было ли хоть раз, чтобы Великий Артефакт не исполнил пожелание Одарённого, выраженное в заклинании? Если предположить, конечно, что заклинание прочитано без ошибок?

— Никогда, — маг снова кивнул. Наживка ещё не проглочена, но вызывает явный интерес. — Ваши артефакты поступают так же?

— Абсолютно.

— И ваши артефакты суть творение ваших рук?

— Именно так.

— То есть, вы считаете, что у Артефакта…нет ни разума, ни воли? Что он всего лишь…рукотворный слуга князя и княгини? — Лапур аж вперёд подался, настолько его заинтересовала поднятая тема. — Ах, как это замечательно, госпожа! Как бы это было чудесно!

— Боюсь, у вас ничего не получится, — я метнула быстрый взгляд на молчащую Надин, явственно ловившую каждое слово. — Если я права, то вы не сможете управлять Великим Артефактом в полной мере, даже если получите его. Здесь вам понадобится мой опыт.

— А я, простите, не смогу полагаться на голословную похвальбу, — маг, на секунду выплеснув свои чувства, снова спрятался в раковине мании величия. — Я должен точно знать, на что могу рассчитывать.

— Любезный господин мой, я бы хоть сейчас продемонстрировала кое-что, но… Вы готовы дать гарантию, что необычное заклинание не будет мгновенно отслежено? — улыбнулась я. — Насколько мне известно, туримитский рубин оказался весьма…чувствительным.

— Ах, так это были вы… — а теперь — новый виток интереса. — Сказать по правде, вам крупно повезло. Если бы не Большой сбор, вами бы сейчас занимался главный маг-дознаватель.

— Если бы не Большой сбор, я бы вообще с этим связываться не стала. Но я хочу домой. В свой мир. Вы хотите заполучить Артефакт? Да это же просто замечательно! Мы договоримся помогать друг другу в наших благих начинаниях. В итоге сотрудничества вы получаете Артефакт, а я — портал домой. Все довольны и счастливы.

— И вы, разумеется, поделитесь со мной принципами управления Артефактом.

Щас. Уже бегу, тапки теряю.

— Боюсь, мне придётся немного… как бы это сказать… подстраховаться, что ли, — виноватая улыбка, глазки долу. То, чему я хорошо научилась в школе Ульсы. — У вас и так возможности достаточно велики, а мне приходится полагаться лишь на свои скромные силы.

— Боитесь оказаться ненужной, одним словом, — понимающе хмыкнул маг, хотя, его, это, кажется, задело. — С вашей стороны — разумная предосторожность. Что же мне потребовать в качестве гарантии вашей лояльности?

— Вы её уже имеете, эту гарантию. Думаете, я не понимаю, что, доверив вам такую тайну, я рискую стать жертвой доноса?

— Да, сейчас многие начнут выслуживаться перед князьями, но я-то, в отличие от них, понимаю, к чему всё идёт. Мне теперь невыгодно сдавать вас… во всяком случае, пока вы не захотите сдать меня. Но на всякий случай я, пожалуй, не стану раскрывать вам детали своего плана.

А теперь, любезный, оцените образец магического мышления…

— Меня не интересуют детали. Меня интересует результат, — заявила я. — Лично мне совершенно всё равно, с кем ещё вы в сговоре и какие действия собираетесь предпринять. Главное, чтобы вы в нужный момент получили Великий Артефакт и открыли портал в мой мир. Остальное неважно.

— Рад, что мы с вами нашли общий язык, — кажется, образец был оценен и вызвал положительные эмоции. — Желаете что-либо добавить к уже сказанному?

— Только то, что нам отныне стоит держать друг друга в курсе относительно… времени и места.

— Полагаю, ваше общение с Надин ни у кого не вызовет подозрений. Всё?

— Всё.

— Очень хорошо, — маг провёл пальцем по кромке пустого бокала. — Боюсь, наше общество уже кажется вам скучным. Хотя… Дорогая Надин, не желаете ли доставить мне удовольствие? Займись делом, деточка, не стесняйся.

От того, как маг это сказал, и ещё больше от того, что он при этом принялся делать, меня едва не стошнило. Вот так взять, прямо при гостях развязать штаны и вынудить женщину, став на колени… Как он там выразился? Заняться делом? Совсем охренел от вседозволенности и безнаказанности? Судя по всему, тормоза у этой общественной прослойки действительно отсутствуют как данность… Я встала и с единственной мыслью — только не злиться, только не сорваться на крик и ругательства! — решительно направилась к двери.

— Не желаете присоединиться? — маг поймал меня за рукав.

— Не имею склонности к забавам втроём, — сцепив зубы, ответила я, не чувствуя ни рук, ни ног от накатившей волны ярости. — Кроме того, меня ждёт возлюбленный.

— Жаль, очень жаль, — Лапур выпустил мой рукав и, не обращая внимания на старания Надин, потянулся наполнить бокал. — Это как дорогое вино, любезная госпожа. Я не о забавах, кстати. Вы меня… поняли.

Ещё бы. Достаточно было на миг взглянуть в глаза Надин, чтобы прочесть там бездну унижения и полную беспомощность… Они связаны тем же ритуалом, что и мы с Дойленом — догадалась я. Не нужно блистать особенной проницательностью, чтобы понять, кто в этой паре "рулит". И… и… это отвратительно. Как же теперь я понимаю своего друга драгоценного! То-то он восхищался, что я не злоупотребляю полученной властью. Легко было бросаться громкими словесами насчёт "мне не нужна такая власть". Теперь, узрев, так сказать, воочию, убедилась: родители воспитали меня правильно.

Всю дорогу к гостеприимному дому Фернета я думала, оправдывает ли цель такие средства, как помощь однозначно недостойному типу? И так было ощущение, будто меня со всего маху окунули в выгребную яму, а если это — не поворачивается язык назвать его человеком — ещё и сюрприз приготовит… Но иного выхода в самые высокие круги здешнего общества у нас нет. Да и маг теперь будет следить за каждым моим шагом. Как же теперь быть?.. А никак. Зажать нос и делать своё дело.

А кроме того… Кроме того, я, кажется, вспомнила, что за плетение меня смутило. Потому по возвращении я первым делом не рассказала Дойлену о переговорах, а задала один-единственный вопрос.

— Послушай, дорогой, — я всеми силами старалась унять своё волнение, — скажи пожалуйста, как звали того мага, о котором упоминал твой предок?

— Лапур из Нефора, — последовал слегка удивлённый ответ. — А что случилось?

Меня переполнили такие яркие чувства, что я просто не могла не высказаться. Коротко и ёмко, как раз в духе моего дорогого союзника. А вот Дойлен, напротив, улыбнулся так хищно, что на душе немного полегчало.

— Это был он, да? Ух… Просто подарок ссссудьбы! — по-змейски прошипел мой дорогой. — Ай, как славно! И дельце обстряпаем, и за давнее посчитаемся! Милая моя, я тебя обожаю!

И, подхватив меня, смачно расцеловал. Да, у него слова с делом ненамного расходятся.

— Поставь, где взял, — я невольно перестала хмуриться. — И объясни, будь добр, во что я вляпалась на этот раз?

— А объяснять это я буду не тебе одной, — он совершенно по-мальчишечьи щёлкнул меня по носу. Я зашипела, больше изображая недовольство, чем будучи не в духе. — Сегодня вечером у нас будут гости, вот там и поговорим. Потерпишь немножко.

Потерпеть-то потерплю… Вот только не выходит из головы тот взгляд Надин. Хитрая магичка перехитрила саму себя, а теперь крепко об этом жалела. Чисто по-женски мне её тоже жаль, хотя я понимаю, что колдунья, выглядящая в сто двадцать лет на свой возраст минус сотню, искалечила не одну жизнь ради своей молодости. Но чтобы вот так унижать её, да ещё при гостях, при посторонней женщине…

Значит ли это, что в доме Лапура у нас есть тайный союзник? Не знаю. С магами, в особенности женского пола, лучше поосторожничать.

6

Дежа вю.

Прекрасно понимаю, что сходные задачи люди чаще всего решают сходными способами, но чтобы воспроизвести процедуру таможенного досмотра до таких мелочей… У меня даже подозрение закралось: не поработали ли здесь ушлые ребята из нашего мира? Два медных штыря в мой рост — а росту во мне метр семьдесят с хвостиком — вделанные в дверной косяк, и двое хмурых вооружённых дядек, орудовавших серебряными палочками, словно ручными металлодетекторами. Просто сцена из будней аэропорта, да и только. С той лишь разницей, что действие происходило в подвале дома респектабельного человека, сотника дворцовой стражи, и досматривали не пассажиров, а двух магов и ведьмака с завязанными глазами. Магами были, как нетрудно догадаться, Ульса и Линерит, а не пригласить Игоря в качестве глаз и ушей при Гидемисе было бы верхом глупости. Только после тщательного досмотра с их глаз сняли плотные повязки.

— Разумная предосторожность, — высказался Ульса, промигавшись и осмотревшись. — Сейчас каждый следит за каждым. Все хотят жить, не только мы с вами.

Ему молча указали на следующую дверь и проводили в… Я бы назвала это комнатой, пожалуй. Единственное отличие от комнат наверху — отсутствие окон, что вполне понятно: мы находились несколько ниже земной поверхности. А так — полная комплектация: стол, стулья местного образца, сундуки, подсвечники со свечами, пюпитр с письменными принадлежностями и даже полка с книгами. Само собой, запретными, легальную литературу держали бы на виду. Особым богатством убранство не отличалось, и на вид мебели было немало лет, но всё содержалось как положено и выглядело добротным… Стол был не круглым, но когда гости расселись вокруг него, у меня почему-то возникла ассоциация с легендой о короле Артуре. Наверное, оттого, что у всех были донельзя серьёзные лица.

По знаку хозяина дома двое вооружённых мужчин вышли и закрыли за собой тяжёлую дверь. Ручаюсь, сейчас они там, стоят и охраняют.

— Все собрались, — подытожил Фернет. — Гостей больше не ждём, посему перейдём к делу. Брат, представь нам тех, за кого ты ручаешься.

Дойлен коротко отрекомендовал троих неофитов, а я постаралась получше разглядеть тех гостей, которых Фернет явно знал, и давно. Двое вояк с мечами — наверняка коллеги-офицеры, причём один из них в кафтане городской стражи. Благообразный купец, судя по покрою и дороговизне одежды — преуспевающий. Только взгляд у него… странный взгляд, в общем. Итого — три человека, с которыми я категорически не знакома. Плюс трое новичков. Плюс мы с Дойленом и его брат. Итого — девять. Довольно много. Братец Фернет сильно рисковал, согласившись увеличить количество посвящённых, особенно его беспокоил Ульса. Но клятва на сильном амулете, которую учитель дал нам ещё в Реме, накладывала на него кое-какие обязательства, а колдуны с Даром не шутят… Точно так же коротко Дойлен представил новичкам троих незнакомцев, после чего вполне естественно настало время вопросов.

— Я полагаю, у вас есть некий план, — предположил Линерит. — С моей стороны было бы глупо расспрашивать о подробностях. Если вы пожелаете меня в них посвятить, я и так всё узнаю. Но для начала — какова ваша цель, господа?

— У нас с вами общая цель, господин маг — выжить в той свистопляске, которая начнётся в день солнцестояния, — басовито прогудел Фернет. — Вы-то, колдуны, обречены все до единого, а мы — нас прибьют чуть позже, когда чернь осознает, что магии больше нет.

— Хорошо. До зимнего солнцестояния остались считанные дни. Какие действия вы предполагаете предпринять и в чём должна заключаться моя помощь?

— Ваша помощь должна быть уже недалеко от столицы, господин мой, — на этот раз ответил Дойлен. — Отряд вашего сотника с обозом. Если они успеют вовремя, мы сможем рассчитывать на успех.

— А если нет? Мой сотник сообщил, что в горах лёг снег. Им будет трудно пробиться к побережью к назначенному сроку.

— Если нет, значит, будем действовать по первоначальному плану, только и всего, — пожал плечами стражник.

— Вы ведь не Одарённый, верно? — хихикнул Ульса. — Вам легко рассуждать о планах и прочей ерунде, не зная, что такое Призыв.

Линерит заметно вздрогнул. Видимо, эта штука — Призыв — означала что-то совсем уж нехорошее, о чём мы с Игорем, иномиряне, понятия не имели.

— Что, ученица, в первый раз — хе-хе — слышишь это слово? — продолжал господин управский маг, тряхнув бородой. — Ничего удивительного. Не все маги в курсе, что это такое, не говоря уже о ведьмаках. Разъясняю: Призыв — это зов, издаваемый Великим Артефактом. Ни один Одарённый не в состоянии сопротивляться ему. Да ты ведь испытала его силу, тогда, в Туримите, на экзамене. Одного не могу понять, как тебе вообще удалось очнуться. Хотя если бы ты не запихнула Второго под арку и артефакт не получил бы своего, ты бы тоже долго не продержалась. А сейчас артефакту потребуется вся магия, какая только возможно, потому и Призыв будет соответствующей силы. Как вы намерены справиться с этим, а?

— Да есть кое-какие соображения, — Дойлен сделал мне незаметный знак "говорить буду я". Правильно. Он-то в курсе, а я ещё по невежеству что-то не то ляпну. — Ты помнишь того дикарского колдуна, которого лет пять назад торжественно принесли в дар в Туримите? Молодой, сильный был. Четыре стражника потребовались, чтобы затолкать его под арку. Никакой Призыв не подействовал.

— Ты хочешь сказать, что артефакт призывает не человека, а…

— …его медальон, — с совершенно серьёзным видом кивнул дорогой друг. — Именно медальон, заслышав Призыв, парализует волю носящего и заставляет шагать под арку. А вот здесь, господа мои, — он обвёл собравшихся многозначительным взглядом, — у нас с вами есть преимущество.

— Можно узнать, какое именно? — спросил Линерит.

— Полагаю, вам известно, что заклинания мы учим наизусть, не понимая их смысла. Лишь князь и княгиня умеют творить новые заклинания… точнее, умели. Последнее творение заклинания, если верить летописям, было около двух тысяч лет назад.

— Да, мне это известно, господин Дойлен. Какое отношение имеет вышесказанное к решению нашей общей проблемы? Вы нашли способ составлять новые заклинания?

— Не я.

— Вот как… — маг-пограничник уставился на меня. — Теперь понимаю, почему вы так скрытны, госпожа моя.

Ульса тихонечко выругался, а Игорь издал восторженное "Ух ты!"

— Это лишь теория, — честно призналась я. — Практики маловато, я боялась привлекать лишнее внимание.

— Вы могли бы продемонстрировать кое-что, любезная сестрица, — проговорил Фернет. — Достойнейшие господа маги подтвердят, этот подвал надёжно защищён от магической слежки.

— Серебряная сетка в перекрытиях, заряженная маскирующим заклинанием, — кивнул Линерит. — Работа хорошего колдуна.

— Работа моего брата, — не без гордости сказал господин сотник.

— Да? — маг удивлённо вскинул брови. — Что ж, действительно похвально… Итак, госпожа моя, вы желаете показать нам…

Ещё один экзамен на профпригодность, да? Что ж, получите, господа мои.

Сосредоточение, короткое заклинание — и большой бронзовый подсвечник, повиснув над серединой стола, тихо закрутился вокруг своей оси. Колдуны, узревшие плетение, выглядели ударенными тем самым подсвечником.

— И что в этом такого? — покривился купец. — Обычное заклинание левитации.

— Да вы хоть… вы хоть представляете, сколько сил нужно затратить, чтобы держать вещь в подвешенном состоянии? — возмутился Ульса — только что при нём посмели усомниться в могуществе колдовского сословия. — Это и мне не под силу, и сомневаюсь, что достойнейший господин Линерит сможет применить это заклинание… а тут… слабенькая ведьма! И заклинание совсем другое!

— Уберите плетение, госпожа моя, — Линерит произнёс это с уважением. — Не стоит рисковать, даже с маскирующими сетками.

Подсвечник глухо стукнул по столешнице. Свеча от удара выпала и погасла.

— У меня специфическая для дамы профессия, — сказала я, подождав, пока присутствующие оценят произведенный эффект. — Я программист. Я училась этому и пятнадцать лет работала с… технологическими артефактами, составляя для них нечто вроде заклинаний. Когда попала сюда и начала работать с магией, увидела очень много аналогий. Попробовала составлять заклинания, и у меня получилось… кое-что несложное.

— Вы уверены, что сможете справиться с медальонами, госпожа? — поинтересовался Линерит. — Всё остальное стоит обсуждать лишь тогда, когда мы будем уверены, что не подчинимся Призыву. В противном случае я буду считать, что господа, лишённые Дара, желают использовать нашу силу исключительно в целях собственного спасения. Не спешите обижаться, господа. Скорее всего я ошибаюсь, но ваше собрание, с учётом грядущих планов князей, именно так и выглядит.

— Неважно, как это выглядит, — Фернет, похоже, реально обиделся. — Я хочу, чтобы мой брат остался в живых.

— А эти господа? — кивок в сторону двух воинов и купца.

— Господа офицеры — наши двоюродные братья. Их мать, наша тётка — ведьма, и она с нами заодно. Они сами лишены Дара, но имеют немалые чины, и мы рассчитываем после всех событий с их помощью удержать порядок в городе. А господин Креннах вкладывает немалые деньги в наше предприятие оттого, что желает и далее заниматься своим прибыльным ремеслом. У каждого свой интерес, но цель в итоге одна — выжить.

— Хорошо. Выжить. Я не спрашиваю, как вы рассчитывали побороть Призыв без госпожи с её умением составлять заклинания. Наверняка что-то было предусмотрено. Или нет?

— Честно сказать, мы рассчитывали на помощь магов.

— Весьма ненадёжно, господин сотник. Впрочем, вы нашли иной способ, поздравляю. Осталось узнать, что сама госпожа думает насчёт медальонов.

— Ничего хорошего, — созналась я.

— То есть?..

— То есть, они надёжно защищены. Со всех сторон. Кроме одной — той, которая держится за человека. Кто-нибудь рискнёт довериться мне до такой степени?

— Я, — ну, конечно, Дойлен. Кто ещё доверяет мне больше, чем я сама?

— Это опасно, — вскинулся Ульса. — Если что-то пойдёт не так, вы оба погибнете. А если всё пройдёт так, как надо, то вы сразу привлечёте внимание княгини!

— Только если она не будет занята, — хамовато осклабился Дойлен. — Знаю я одного парня, с которым она любит отвлекаться от слежения за артефактом.

Линерит аж поперхнулся, а Ульса сказал пару непедагогичных словес.

— Ты что, связался с Лапуром? — пузатый маг аж подпрыгнул на стуле. — Жить надоело?

— То, что Лапур в одном с нами деле, знаем только мы, — заявил Дойлен. — Главное, он сам об этом пока не догадывается. Но мы теперь точно будем знать, когда княгиня забавляется с любимой игрушкой последних трёхсот лет… Итак, что мы имеем на сегодня? Стража и дознаватели не-маги — под контролем наших кузенов. Вторая сотня дворцовой стражи — целиком и полностью предана своему командиру, брату Фернету. Содержатели постоялых дворов, городские воры и часть сезонных грузчиков — наши. Пусть за деньги, но это тоже сила. За нас, сам того не зная, играет любимчик княгини, и рядом с ним есть человек, который в нужный момент скажет нужное слово. Среди нас есть человек, который может проследить, где находится иномировое оружие, привезенное магом Гидемисом, — кивок Игорю. — На всякий случай, вдруг пригодится. И наконец, есть дама, способная творить заклинания. Выходит, что с прибытием обоза Сандера у нас на руках будут все костяшки. Останется лишь разыграть свою игру и получить приз. Всё просто, при условии, что каждый точно и вовремя выполнит свою часть задачи.

— Если я тебя правильно понял, моя задача — активировать Великие Врата? — засомневался Ульса. — По-твоему, одного заклинания, которое я стащил у Гидемиса, будет достаточно? Мне понадобятся ещё кое-какие заклинания, используемые великими магами лишь раз в тысячу лет.

— Вот эти? — Долйен жестом записного фокусника добыл из-за пазухи уже изрядно помятый листок бумаги, сложенный вчетверо.

Господин учитель схватил бумажку, быстро пробежался глазами по пяти строчкам… То, что он произнёс по прочтении, лучше не переводить.

— …засранец! — это было самое мягкое слово, коим Ульса наградил бывшего ученика. — Где ты это взял?!!

— Места надо знать, — мой дорогой друг невинно пожал плечами — эдакий сытый добродушный Михаил Потапыч, ни дать, ни взять. — Вы же не думаете, учитель, что я ввязался бы в эту авантюру, как следует не подготовившись?

Игорь, узнавший бумажку, тихо посмеивался, а мне почему-то было не до веселья. Подготовка подготовкой, но всех мелочей не предумсмотришь.

— Вот теперь имеет смысл говорить о частностях, — кивнул Линерит, с едкой улыбкой глядя на ошарашенного Ульсу. — Ваш список впечатляет. Информированность — тоже. Итак?..

О частностях говорили ещё часа три. Гости расходились уже в полнейшей темноте, но они этого не заметили — глаза завязывали всем, даже проверенным, потому лишь мы трое знали маленькую тайну подвала самого обычного домика в чистеньком квартале. Ну, и та парочка молчаливых вояк, наверняка самые доверенные ординарцы Фернета.

Я потянула Дойлена за рукав.

— Ты уверен, что Надин будет играть за нас? — спросила я. — Она же магичка. И ты её совсем не знаешь.

— Зато я немного знаю Лапура, — ответил Дойлен, снова хищно оскалившись. — Будь это возможно, на него доносил бы собственный ночной горшок.

— Почему же тогда Надин…

— А это, милая, её печаль, — сказал — как отрезал. — Считала, что он будет вертеть своим жёлудем-амулетом, а она будет вертеть им? Пусть расхлёбывает.

— Ты ведь точно так же рассчитывал вертеть мной. Или нет? — возмутилась я.

— Милая, семейные ссоры оставь для нашей комнаты, — или мне показалось, или Дойлен слегка смутился. — Но если хочешь знать правду, то — да, рассчитывал. Да, я беспринципная тварь, подлец и негодяй, согласен. Вот только я попался не хуже госпожи Надин. Если она наказана ненавистью, то я… привязался к тебе гораздо сильнее, чем следовало.

Выкрутился, дорогой. И — одним махом погасил вспыхнувший было гнев. Разве можно гневаться на человека, в глазах которого, когда он смотрит на тебя, вспыхивает радость?

А ночью мне приснился ужас. Мой персональный ужас, если так можно выразиться.

Дорога под уклон. Практически идеальный асфальт, ни ямки, ни лужицы. Я набираю скорость, наслаждаясь шумом ветра в ушах. И вдруг в зеркальце, прикреплённом к шлему, вижу то, чего ни одному велосипедисту лучше никогда не видеть.

"Пьяный" КАМАЗ, несущийся по дороге и виляющий от бортика до бортика.

Честное слово, тогда я поставила свой скоростной рекорд, семьдесят с хвостиком. Но как я это сделала — не помню. И как умудрилась не упасть — тоже. Просто когда осознала, что КАМАЗ больше не маячит в зеркальце заднего обзора, и остановилась за поворотом на второстепенной дороге, уже на подъёме, грузовик вертел колёсами в кювете, а на моём велосипеде потом пришлось менять покрышки, половину спиц, заднюю "звёздочку"-восьмерик и цепь. Но ощущение смертельного ужаса запомнилось на всю жизнь. И сейчас всплыло, словно "пяточное чувство" желало предупредить о надвигающейся беде.

От КАМАЗа ещё можно спастись. Но когда ты вступаешь в активную фазу сражения с отлаженной тысячелетиями системой, "пьяный" грузовик кажется не более, чем страшным сном.

Дойлен уже повернулся на бок и громогласный храп перешёл в терпимое похрапывание. Бедняга. Не думала, что полная неприятных приключений дорога так нас сблизит. Но он знал, на что шёл, когда позволил себе…некие чувства. Знает, что говорит, когда уверяет, что мне лучше находиться в своём мире. На мазохиста он точно не похож, значит, всё действительно серьёзно, и он рассчитывает на успех заговора… Бороться с древней системой, до сих пор не дававшей сбоев, трудно. Трудно, но возможно. Ибо пятнадцатилетний опыт работы в IT-секторе подсказывал мне, что не бывает систем без уязвимостей.

Я ни разу не хакер, но сейчас придётся их поискать. Вопрос жизни и смерти, как-никак.

 

Глава 4

Омар Хайям. Рубаи.

1

— Всё, как ты и предполагал, — на её неестественно алых губах — лёгкая разочарованная улыбка. — Всё, как и раньше. Люди во всех мирах одинаковы.

— Опять заговоры? — спросил он.

— Артефакт отмечает резкий всплеск использования маскирующих заклинаний и заклинаний защиты от подслушивания.

— Тебя это удивляет?

— Меня иное удивляет, любимый: они до сих пор не поняли, что это бесполезно.

— Надежда — странная штука. Иной раз она способна творить настоящие чудеса. Но ты права, любовь моя. Сейчас им не поможет ничто. И никто. Ни один не сможет противостоять нашей воле. А сейчас прости. Я должен проверить, насколько успешно наши дружинники осваивают иномировое оружие, что привёз туримитский маг. Нам предстоит начинать всё сначала, а для этого потребуется сила.

2

Надин была права. Лишь первое посещение зеркального павильона произвело на меня такое гнетущее впечатление. Вторая прогулка туда же далась несколько легче. Картин я старалась не разглядывать, а зеркала — они и в Африке зеркала. Магию здесь вложили только в деревянные рамы, чтобы отпугивать жучков-древоточцев. Вот сама Надин выглядела, мягко говоря, неважно. Всё время отводила взгляд и вздыхала, а если смотрела, то с выражением ни за что ни про что побитой комнатной собачки.

— Вы простите его за… ту сцену, — магичка закусила губку, снова отводя взгляд в сторону. — Он вообще не злой человек, просто развращённый. Так привык к всеобщему вниманию, что весь женский пол почитает легко доступным. Каюсь, в этом есть доля моей вины. Я слишком многое ему позволяла до ритуала, а сейчас и вовсе…

Похоже, она сама не знает, что на самом деле испытывает к своему магу — любит или ненавидит. Скорее, и то, и другое, хотя бывают случаи и покруче.

— Вы жалеете о том, что связали с ним жизнь? — спросила я, выбрав формулировку понейтральнее.

— Как вам сказать… — вздохнула магичка, кутаясь в меховую накидку. — Возможно, я повела себя, как наивная гимназистка. Возможно, я действительно жалею. Но право же, цель того стоит.

Чего — "того"? Унижений? Когда я связалась с Дойленом, то поначалу считала это унижением. Но, чёрт подери, он ни разу не оскорбил меня. Напротив, всё время старался подчеркнуть, что я ему дорога не только как инструмент для достижения цели. А ты, Надин? Ты же лучше всех знала, с кем имеешь дело. Неужели действительно вздумала поиграть в романтику с магом?

— Никакая цель не стоит… подобного отношения, — покривилась я, вспоминая мерзкую сцену в особняке. — Я бы удавилась.

— Скорее, удавили бы… его, — Надин позволила себе грустную улыбку. — Во всяком случае, попытались бы, даже безуспешно. Это вам больше присуще. Увы, я так не могу. Я терплю, дорогая Стана. Все его выходки, всех его женщин, все его тайны. Это выглядит глупо, но таков мой характер — всё терпеть.

Почему-то вспомнились Иркины синяки… Терпеть и прощать. Побои и унижения. Ладно ещё — мужские измены. Мужчины просто не приспособлены к верности, в них живёт древний инстинкт — распространить свои гены как можно шире. Я не знаю, ходил ли Паша налево, и, если честно, знать не хочу. Но если бы он хоть раз меня ударил или прилюдно унизил…

— Мне этого не понять, — призналась я. — Наверное, особенности воспитания информационной эпохи. Но если за каждый шаг платить так дорого, как заплатили вы, недолго и разориться.

— Это скоро закончится, верно? — Надин вдруг посмотрела на меня почти умоляюще. — Достигнет Лапур цели, или нет, но скоро всё изменится, не так ли? Если да, то у меня ещё есть надежда. Ведь в нашем мире магия не действует, и… я стану свободна.

— Если только господин Лапур не пожелает…оставить вас при себе, — я намеренно сделала паузу, чтобы заменить слова "оставить при себе безвольную куклу" на более обтекаемую формулировку.

— Этого я и боюсь…

— Он часто бывает во дворце?

— Он иногда уезжает вечером и задерживается там до утра. Потом приходит не выспавшийся, уставший, но непременно требующий необыкновенного почтения к своей персоне. Очевидно, его одаривает вниманием дама, приближённая к особе княгини, отсюда его спесь. Но мне уже всё равно.

Эх, землячка, знала бы ты правду… Хотя ещё неизвестно, как магичка может отреагировать на связь её мужчины с княгиней. Может, наоборот, придёт в неописуемый восторг?

— Вы не могли бы дать знать, когда он снова уедет во дворец…таким же манером? — я не стала вилять, задала прямой вопрос.

— Могла бы, но к чему это? — Надин пожала плечами.

— Пока не могу сказать, — я отвела взгляд, чтобы меня не поймали на лжи. — Дойлен… он… говорит, что лучше не знать всех подробностей, иначе мне может грозить опасность. Он никогда мне не лгал, потому…

— Но сами-то вы что думаете? — Надин точно так же старалась не показать, насколько ей любопытно.

— Скажем так — Дойлен видит некий шанс. Понимаю, что шанс небольшой, но… Когда счёт идёт на дни, хватаешься и за соломинку.

И только когда мы распрощались, условившись держать друг дружку в курсе новостей, я со всей очевидностью поняла одну вещь: если допустить Лапура до артефакта, мы все покойники, и Надин в первую очередь. Этот маг явный однолюб, и любит он одного-единственного человека во вселенной. Себя. Ради столь чистой, светлой и всепоглощающей любви походя уничтожит любого. В особенности тех, кто помнит его далеко не всемогущим.

Очень надеюсь, что Дойлен не позволит ему даже дотронуться до артефакта, хотя совершенно не представляю, как он это сделает…

3

Время не стоит на месте, и вот уже из десяти дней осталось лишь шесть.

Небо затянуло угрюмыми тучами. Море, в одночасье превратившееся из ярко-голубой сверкающей ленты в свинцово-серую колеблющуюся лужу, перестало радовать глаз. И если с утра порывистый ветер ещё гонял по улицам сорванные с дубов последние жёлтые листья, то к обеду пошёл дождь. Мерзкий холодный обложной дождь, от которого можно спрятаться только под крышей. Никакой плащ не давал гарантии. Порывы ветра так и норовили швырнуть в лицо пригоршню холодных капель или поднять полы плаща, дабы и ногам тоже перепало "счастья". Понятно, что без очень важной причины никому не хотелось покидать уютный, хорошо протопленный дом. Но — дело есть дело. Дойлен категорически запретил мне и мальчишкам высовываться на улицу, а сам вместе с братом пропадал где-то целыми днями. Приходил грязный, мокрый и голодный, но вполне довольный жизнью. Мне оставалось лишь заниматься магическими экспериментами в подвале, и не без гордости признаюсь: у меня получились кое-какие занятные вещи. Маленькие вещи, полезные тому, кто точно знает, для чего они предназначены. Но пока княгиня следит за артефактом, в магосеть их лучше не запускать.

Я подожду.

А вечера… Чудесные тёплые вечера за чашечкой ягодного отвара и сладкими печеньками! Когда за окном голодным волком завывает ветер, хлещущий по окнам плетьми зимнего дождя, начинаешь особенно ценить весёлый огонь в камине и хорошую компанию. Если бы не абсолютный запрет на алкоголь, мы бы ещё по бокальчику чего-нибудь спиртного и ароматного пропустили. Впрочем, хорошо было и без выпивки. Ко мне относились как к члену семьи, я отвечала тем же. Рассказывала забавные истории, почерпнутые из книг нашего мира, выслушивала истории местные. А главное — в этом доме слуги не были мебелью, они точно так же были членами клана, абсолютно преданными своим господам не по факту ношения рабского ошейника, а по идеологическим соображениям. Старуха-служанка, которую Мика, дочь хозяев, иначе, как бабушкой, не называла, хранила в своей памяти массу старинных легенд. И, несмотря на то, что вчерашние события она помнила куда хуже, чем эти самые легенды, слушать её было интересно. Слушали и Лиса — очередные похождения богов беловолосого племени, иногда героические, а иногда забавные. Неожиданно выяснилось, что Рогг, нелюдим-пограничник, тоже неплохой рассказчик, а поведанные им страшноватые сказания седой древности вызвали особенный восторг у мальчишек… Честно сказать, эти четыре вечера меня потрясли. Унылая скукота официальных летописей и преданий была мгновенно забыта. В легендах и сказаниях, передаваемых из поколения в поколение изустно, ещё теплилась живая душа народа, искалеченного властью магов. Радостно было сознавать, что не всё в княжестве сгнило до трухи. Радостно, и одновременно горько, потому что в первые же месяцы после исчезновения магии эти огоньки могут быть задуты жестокими ветрами перемен. Думаете, простецы так уж спокойно дают себя резать всяким колдунам? Думаете, они это забывают? Помнят. И выместят всю накопившуюся злобу на всех, кто раньше был защищён от них Даром или силой оружия. На семье Фернета в том числе.

Наверное, потому братья всё и затеяли. Не столько ради "остаться в живых", сколько ради удержания хотя бы части земель княжества в повиновении новым властям. Кто будет новой властью, думаю, вопрос риторический. Разумеется, те, кто стоит во главе заговора и обладает реальной силой. Частности — это их проблемы, я в заговоре участвую лишь как программист и должна знать только свой участок работы. Насколько я поняла, вся их мафия построена по аналогичному принципу: каждый занимается своим делом и не суёт нос в дела "смежников". Контакты только через начальство, а руководители "ячеек" не знают в организации никого, кроме своих подчинённых и куратора. Я была удивлена, когда Фернет не без гордости поведал, что за триста лет случаев предательства было всего четыре, и все четверо умерли страшной смертью. С одной стороны, мафия, если верить киноклассике, бессмертна, а с другой — это настораживало. Магия давала заговорщикам преимущество в плане выявления потенциальных шпионов, но не стопроцентную гарантию. Вполне могли затесаться "хорошие люди из Тайной канцелярии", имеющие одно-единственное задание: работать на благо тайной организации, прокачивать скилл благонадёжности и не светиться до часа "икс". Когда я поделилась своими сомнениями, братья долго думали, после чего Фернет заявил, что намерен кое-что предпринять. Наверняка устроит проверку. В детали меня, понятно, никто не посвятил, да я и не интересовалась. Их Коза Ностра — пусть что хотят, то с ней и делают, лишь бы дело завершилось успешным открытием портала в наш мир.

Посыльный от Надин явился под вечер пятого дня, трясущийся и жалкий. Дождь, превратившийся из холодного ливня в мельчайшую всепроникающую морось, вымочил беднягу с ног до головы, но от предложения попить горяченького парень отказался, сославшись на срочность. Записка содержала всего пару строчек, но демонстрировала, что с нами в одной команде играет опытная интриганка.

"Дорогая Стана, помните ли вы прогулку в зеркальной галерее? Рада сообщить, что наши чаяния оказались не напрасны, и к утру стоит ждать новостей. Всегда ваша — Надин".

Писано было по-русски и со старорежимными ятями. Казалось бы, кто здесь это может прочесть? Но нет, Надин конспирировалась. Вполне возможно, она знала, что делала, ведь иномиряне тоже всякие бывают… Я поблагодарила посыльного, попросила передать ответную записку с благодарностями в адрес госпожи и вручила медячок. Парень просиял и умчался, видимо, монетка была желаннее горячего питья.

— Он уехал во дворец, — улучив момент, я шепнула Дойлену новость. — Дома будет к утру.

На всякий случай мы высидели в уютной гостиной ещё час, после чего, позагоняв возмущённых нашим произволом детей спать, отправились вниз, в изолированный от магической слежки подвал.

— Погоди, — Дойлен, увидев, что я собралась произнести записанное на мятой бумажке заклинание, остановил меня. — Сначала объясни, что именно ты собралась делать. Может, я смогу помочь…

— Ну, договаривай, дорогой — или предостеречь, — улыбнулась я.

— Или предостеречь, — кивнул дорогой друг. — Меньше всего на свете я хочу, чтобы тебя выследили и убили.

— А также чтобы из-за меня накрылась тазом вся ваша затея, — ещё шире и лучезарнее улыбнулась я. — Дойлен, если хочешь откровенности от меня, будь искренен. Хотя бы наедине.

— Как скажешь, — он посмотрел на меня такими честными-пречестными глазами, что любой воспитанной даме должно было быть стыдно за свою недоверчивость. — Хочешь искренности? Пожалуйста. У нас осталось пять дней, и я хотел бы провести их не так, как провожу — в разъездах по городу, в посиделках у камина или в постели с тобой, но без твоей близости. Одним словом, я бы с огромным удовольствием провёл их на тебе. Но я прекрасно понимаю, что лучше от этого не станет никому, а нам особенно. Больно нам будет и без того, зачем же нарочно бередить рану?.. Короче, женщина, не говори глупости, — он счёл нужным свести к шутке, хотя всё было более чем серьёзно. — Искренность разная бывает, так что давай, не дразни меня, а дело делай. Что у тебя на уме?

Я перевела дух, выцедив воздух сквозь сжатые зубы и стараясь никого не укусить.

Невероятный хам! А самое странное знаете что? На него невозможно долго сердиться. Не получается, потому что.

Постаралась вкратце объяснить свою идею. Простую, как всё еретическое, но раз уж принципы работы магической сети до боли напоминают сеть компьютерную, то почему не воспользоваться наработками нашего мира?

— …это вот заклинание создаёт маленькое такое плетение, — говорила я, демонстрируя исчёрканную бумагу. — Вот эти рубины в наших медальонах — они и есть, как бы это сказать… процессоры наших персональных коммуникаторов.

— А подоходчивее, Стана? — возмутился Дойлен. — Эти ваши словечки мне ровным счётом ничего не говорят.

— Попробую доходчивее, — я лукаво улыбнулась: месть за искренность удалась. В конце концов, я злая ведьма, или где? — Рубин — сердце любого магического амулета, который должен передавать или принимать сведения. Медальон просто обязан передавать информацию о владельце волостному рубину или, как здесь, напрямую артефакту. Когда я применяю необычное заклинание, он в обязательном порядке должен сообщить… кому следует. Но у нас сейчас двойная защита: маскирующая сеть и… очень занятая княгиня. То есть, сигнал передаёт, но он либо не проходит, либо не фиксируется кем нужно. В этот момент, буквально на секундочку, становятся видны плетения, встроенные в медальон. И маяк тоже. Так вот, за эти дни я выяснила механизм взаимодействия медальона и артефакта. Медальон посылает сигнал один раз и ждёт ответа от артефакта. Если ответа нет, он продолжает работать в обычном режиме. Если ответ приходит, то медальон должен начать работу в ином режиме — в зависимости от поступившей команды. Так вот в чём моя задумка: пока княгиня сильно занята, заставить медальон сработать на нестандартное заклинание, но так, чтобы артефакт точно получил сигнал… Ну-ну, дорогой, не делай такое страшное лицо. Я ещё не договорила. Артефакт-то сигнал получит, но не такой, какой предусмотрен прог… плетениями медальона. Он получит маленькое плетение, с виду совершенно безопасное, но умеющее копировать само себя и подчиняющееся моим командам. У нас такая штука называлась "бот", а то, что получалось после того, как оно скопирует себя в большое количество компью… словом, немагических артефактов, называется "ботнет". Такой "бот", в отличие от "вируса", совершенно безвреден, системы безопасности на него не реагируют. Но когда он получает из сети некий сигнал, то открывает доступ владельцу ботнета к ресурсам… то есть, к силе этого конкретного артефакта. А если артефактов многие тысячи, миллионы? Ты представляешь вычислительную мощность такой сети? Ой, прости, дорогой — я говорила об аналоге магической силы. Если объединить "ботнетом" большую часть медальонов…

— То мощь тайного владельца этой…сети превзойдёт мощь князя, — в карих глазах Дойлена давно уже полыхала радость. — Значит, сейчас твоя задача — подменить сигнатуру обычного сигнала сигнатурой твоего… э-э-э… "бота". Артефакт не заметит подмены?

— По идее не должен, — тут было слабое место в моих построениях, и я всё ещё ломала голову, как решить проблему. — Мой "бот" отличается от обычного сигнала лишь свойством к самокопированию и подчинением моим командам. Правда, пришлось кое-что из стандартного сигнала вырезать… и это как раз меня смущает. А вдруг брандмауэр не пропустит?

— Слушай, женщина, прекращай ругаться, — рассмеялся Дойлен. — Ты придумала замечательную штуковину, но лично я вижу вот какую загогулину. Медальон чётко привязан к домену Масент, к твоему замечательному дубу, обожающему швыряться желудями в красивых ведьм. Как бы ты ни старалась, артефакт совершенно точно определит, что запретной магией баловалась ведьма из Масента. Вот этого я допустить не могу. И не допущу, поверь мне.

Верю, мой дорогой. Ты всегда держишь слово.

— Тогда мне понадобится нож, — сказала я, вздыхая. Видимо, пришло время.

У меня давно возникли пока ещё смутные, но обоснованные подозрения насчёт жёлудя. В отличие от нестандартных заклинаний, проверить эти подозрения можно было бы только один раз, а в случае неудачи мы оставались без сильного амулета. Боюсь, придётся рискнуть, иначе все наши построения можно смело отправлять на помойку. Или подставляться.

— Какой ещё нож? — нахмурился Дойлен.

— Острый, — я потянула шнурок и вытащила из-под рубашки заветный мешочек с жёлудем. — Помнишь ритуал Обретения?

— Жёлудь — не дуб, — он сразу понял, к чему я клоню. — Рискованно.

— Жёлудь — это будущий дуб. И, в отличие от своего родителя, ещё не замкнутый на артефакт, — проговорила я, невольно сглотнув некстати набежавшую слюну. Почему-то у других людей от страха во рту пересыхает, а у меня наоборот. — Это как… как пиратский сервер… извини, в вашем языке даже приблизительно подходящего понятия нет. Если переключиться на него, то мой сигнал артефактом распознан не будет.

Сменить айпишник в сети, где все адреса стационарные. Если воспользоваться анонимайзером невозможно по причине его отсутствия, остаётся только это.

— Ещё ни один ведьмак не проводил ритуал Обретения дважды, — Дойлен осторожно накрыл мою ладонь своей. — Ты уверена, что всё обойдётся?

— Я уверена в том, что риск оправдан. Дай мне кинжал, пожалуйста.

— А если не получится?

— Тогда ты меня милосердно добьёшь. Согласен?

— Ну и шуточки у тебя, Стана… Ладно, держи.

Кинжал был не просто острый, а бритвенно острый. Я поморщилась, едва коснувшись кожи отточенной сталью. Боли не было. Мысленно перекрестилась, положила жёлудь в маленькую красную лужицу, образовавшуюся в ладони, сжала пальцы и сосредоточилась…

Первые три удара сердца мне казалось, что всё, не прошла моя бредовая идея. Только жёлудь кровью измарала. Но на четвёртый… Всё повторилось. Жжение в ладони, тёмный коридор и искорка света впереди… Когда же я очнулась, то ни малейшего признака раны не наблюдалось, а на ладони, как будто билось живое сердце. Нет, с виду жёлудь остался жёлудем, но я чётко ощущала его мерную пульсацию. Магическую пульсацию, если точнее. Да и для магического зрения он теперь представлял собой источник яркого света.

— Маленькое чудо, — Дойлен был потрясён. — А я-то, дурак, всё гадал, почему ни один из прежних заговоров не удался! Потому, что ни одному долбаному колдуну не пришло в голову… Ты знала, засранка?

— Не знала, — я была потрясена не меньше него. — Просто предполагала, что жёлудь от дуба Масента должен принять меня, но…

— Точно сказано — дуракам и безумцам везёт, — он шумно выдохнул. — Теперь решай, кто мы с тобой — идиоты или сумасшедшие.

— Сумасшедшие идиоты, — невесело улыбнулась я. — Ну, что, дорогой, за работу? Время идёт.

4

Время идёт? Нет. Оно либо несётся, как самолёт, либо ползёт, как улитка. Всё зависит от обстоятельств.

Хакерам нашего мира проще: запустил боты в сеть, лёг спать, а наутро можно проверять работоспособность ботнета. Здесь на такое рассчитывать не приходится. Любая попытка проверки магического "ботнета" закончится провалом, потому остаётся молиться, чтобы в нужный момент он отозвался на команду. Молиться — и готовить запасной вариант.

А ещё — я никак не могу привыкнуть к тому, что у меня два сердца. Первое — то, что в грудной клетке, и второе — в кожаном мешочке под рубашкой.

По настоянию Линерита — единственного мага, которому мы могли доверить такую тайну — жёлудь завернули в кусочек шёлка и обмотали золотой цепочкой, заряженной маскирующим заклинанием. Маг, кстати, был в шоке, когда узнал о моём сумасшедшем эксперименте. По выходе из шока он долго ругался, обзывал меня разными нехорошими словами и требовал, чтобы в следующий раз, когда господам заговорщикам вздумается играть в подобные игры, его хотя бы поставили в известность. Мага-воина можно понять: обоз с оружием задержала непогода. Ещё пара дней, и готовиться к… акции будет просто некогда. А ещё он рассказал о том, что мы не единственные такие умные. Что только ему одному известны как минимум пять групп, цели которых были различны — от побега из города до захвата артефакта — но по сути сводились к одному общему знаменателю: вопросу выживания. И вот тут он обрисовал нам весьма нерадостную картинку, где в последний момент все начинают метаться в поисках пятого угла и активно мешать друг другу.

— Мы с вами, господа, строим планы и разрабатываем варианты, как нормальные люди военного сословия, — заявил Линерит. — Но кому, как не мне, знать их истинную цену? Ни один воевода древности не провёл сражение так, как планировал. Одна нелепая случайность — и всё летит кобыле под хвост… Нет, господа. Выигрывает не тот, кто придумает наилучший план, а тот, кто сумеет первым сориентироваться в бардаке, который наступит после того, как планы рухнут.

— Хорошо, господин мой, — кивнул Дойлен. — Что именно вы предлагаете?

— Головой думать, — едко посоветовал маг. — Вам дико повезло, что княгини не было рядом с артефактом и она пропустила странный сигнал. Хорошо, вы выждали нужный момент. А если бы княгиня не вспомнила о своём любимчике?.. Подозреваю, что за подготовкой к побегу князья не обратят внимания на такую мелочь, ведь артефакт не поднял тревоги. Но везение — это норовистая кобылка. Раз-другой даст проехаться, а потом возьмёт и сбросит. Так что думайте, господа мои. Особенно когда собираетесь поиграть в прятки с князьями.

Утро шестого дня мы либо проспали, вымотавшись за целую ночь магических экспериментов, либо провели в весьма познавательной беседе с Линеритом. Познавательной в том смысле, что узнали о себе много нового и интересного. Да, мы безумно рисковали и продолжаем рисковать. Да, как будто всё прошло гладко. Но спокойнее на душе почему-то совсем не становилось. Каждый час приближал нас к развязке.

Ульса, кстати, заявил, что полностью овладел заклинанием активации больших рубинов на арках, но проверить эффективность своих упражнений сможет лишь в деле. Ясно же, что попрактиковаться ему никто не даст. Что ж, шансы успешно открыть портал немного повысились.

Погода, слава богу, наладилась. Улицы, казалось, насквозь пропитанные влагой, весело заблестели в холодных лучах декабрьского солнца. Подул северный ветерок, принесший отчётливый запах морозца. Лужицы затянуло хрупким ледком, и лошади безразлично проламывали копытами эту красоту. Линерит волновался: он только что получил сигнал от Сандера, что тот уже видит княжеский дворец. Нужно было поехать и встретить обозников, чтобы у стражи на воротах не возникало лишних вопросов. Вообще-то для этого существовал бравый кузен Дойлена и Фернета — Версин, сотник городской стражи. Но когда я поинтересовалась, почему его не подключили к решению этой проблемы, мне ответили, что всё и всех подключили, просто обоз, фактически принадлежащий магу, не пропустят в столицу без личного подтверждения хозяина. Закон и порядок, мать их так… До сих пор не могу привыкнуть к тому, что многое здесь делается через неприличное место и противоестественными способами. Так что на конную прогулку до городских ворот и обратно мы отправились втроём — маг в качестве хозяина обоза, а мы в качестве его свиты. Не может же носитель золотого медальона ездить по городу без свиты, согласитесь.

Зимнее ясное небо раскинулось над городом как лазурный купол с белыми разводами облачков и золотым кругляшом солнца. Радовала погода, радовали люди, внезапно обнаружившие, что способны улыбаться просто солнечному деньку, радовали прекрасные здания и чистые, хорошо выметенные улицы, радовало то, что я наконец научилась сидеть в седле без риска вывалиться на мостовую. Радовало даже общество Дойлена, хотя раньше оно меня просто успокаивало, давало ощущение надёжности. Не радовал лишь прочный золотистый канат, в который превратилась некогда тоненькая ниточка доверия, протянувшаяся между нами. Скоро либо грань миров перерубит его, словно топором, оставив кровоточащие раны, либо мы оба сыграем в ящик в попытке этой самой грани достичь. Но лучше душевная боль, чем смерть.

Как там Лис, надышавшийся травки, вещал? Боль от потери другого останется на всю жизнь? Так оно и есть.

Можно забыть Туримит или Масент, но как забыть людей? Хороших и плохих, достойных и дерьмецов? Не вещи и не места, а люди оставляют неизгладимый след. Радость и боль. Нежное прикосновение и рану, на месте которой рано или поздно останется рубец… Но отказаться от привязанностей к людям я не могу, потому что они и есть — жизнь.

5

Её улыбка была светла и немного печальна.

— Что случилось любовь моя? — он, почувствовав её приход, обернулся. — Ты грустна. Неужели твоя любимая игрушка тебя не позабавила?

— Я слишком долго играла с ним, надоел, — ответила она, нежно коснувшись его плеча. — К сожалению, не могу менять игрушки так часто, как ты, это не в моём характере.

— Мои быстро приедаются, — поморщился он. — Но ничего. В новом мире у нас будут новые забавы… Всё ли готово? Осталось четыре дня.

— Колдуны продолжают прибывать сушей и морем, — сказала она. — На закате дня зимнего солнцестояния можно будет включить Призыв. Но меня кое-что беспокоит…

— Что именно?

— Падение мощности артефакта. В эту ночь ушло в небытие слишком много ресурса. Ему нужна подпитка, притом срочно, иначе…

— Я понял, любовь моя. Я приму меры…

6

Обоз встретили без эксцессов, стараясь не показать, насколько мы все рады его прибытию. Ещё бы: такой козырь на руках! Не то, чтобы "щас мы их всех порвём!", но шансы на успех заметно повысились. Двадцать АКМ плюс несколько пистолетов — несерьёзный аргумент, но только в настоящем бою против хорошо натасканного противника. Против первой сотни дворцовой стражи, которую князь наверняка вооружит тем, что привёз Гидемис. По словам Игоря, там после ограбления остались либо неудобные вещи типа "Дегтярёва", либо разнообразное старьё и откровенный хлам с минимальным боезапасом. Нам, впрочем, и одного "дегтяря" за глаза хватит, если в упор пальнут, так что ставка делается на две вещи — внезапность и опыт. Александр, однозначно имевший боевой опыт, просто не мог не поднатаскать своих погранцов. Особенно в пути.

— Разбойнички? — поинтересовался Линерит.

— Куда ж без них, — ответил сотник. — В горах привязались. Положили всех, двух рожков за глаза хватило. Больше приключений не было.

— Езжай вперёд, — сказал ему маг-начальник. — Найдёшь дом сотника Фернета, он тебе скажет, куда всё везти.

— Будет сделано, командир…

Нас с Дойленом земляк удостоил лишь жёстким взглядом, но промолчал и велел возницам нахлестнуть усталых лошадок. А мы втроём потянулись следом.

Учитывая забитость главной улицы — я бы даже сказала, проспекта, если судить по ширине — фланирующими колдунами всех мастей и их сопровождающими, обоз поехал по улице, параллельной главной городской магистрали. Здесь я была так же неприятно удивлена, как и в наших городах: двадцать метров от центрального проспекта с вылощенными домами — и словно попадаешь в другой мир. Облупленные фасады, корявый асфальт, ободранные и гнутые-перегнутые решётки никогда не закрывающихся дворовых ворот. Здесь наблюдалось практически то же самое. Только заколоченных нежилых домов больше, да нет бродячих кошек с собаками. Крысы — да, бегали довольно жирные пасюки, а из пернатых только галки и вороны оживляли нерадостный пейзаж. Дома были построены, как и всё здесь, из местного белого камня, но если туристический Дубровник являл миру этот камень, можно сказать, лицом, то здесь дома принято было покрывать слоем штукатурки и побелки. За стенами годами никто не ухаживал. Штукатурка облупилась, побелка покрылась налётом грязи и нацарапанных непристойных надписей. Сакраментальные словеса, иногда сопровождаемые рисунками сомнительной художественной ценности и соответствующего содержания, опять-таки говорили о том, что люди во всех мирах одинаковы. У нас как начали при фараонах непристойности на стенках царапать, так до сих пор остановиться не могут. Помпеи из-под слоя вулканического пепла откопали, и обнаружили, помимо предвыборных лозунгов, рекламы, любовных признаний, адресов дам полусвета и просто заявлений типа "такой-то — вор", и всё те же скабрезные надписи. Притом не только на стенах лупанария. Здесь, в отличие от Рима, граффити было вотчиной городских низов. Соответственно и уклон был… Всё, хватит об этом, и так настроение испортилось.

И вдруг среди всего этого — до боли родное и знакомое, крупными, качественно процарапанными буквами…

"ЗДЕСЬ БЫЛ ВАСЯ".

Ну, силён, Вася! И здесь он тоже был, вездесущий наш! Аж слеза навернулась, только не от умиления, а от сдавленного смеха. Вряд ли этот самый Василий смог бы оставить о себе неизгладимую память, будучи рабом в каменоломнях или на рудниках. Скорее всего, коллега-ведьмак отметился. Но сам факт! Параллельный мир, магия какая-то сомнительная, колдуны — и вдруг "Здесь был Вася" на стеночке…

— Что с тобой?

Дойлен. Заметил, что я давлюсь от смеха, но не понял, почему.

— Да так, — я смахнула ностальгическую слезу и кивнула в сторону грязной исцарапанной стены. — Надпись на родном языке увидела. И здесь удосужились…

— Люди везде одинаковы, — усмехнулся дорогой друг.

Через квартал улица, по которой мы ехали, влилась в главную. Здесь гуляющих было несколько меньше, и обоз прибавил скорости. Мы же — в смысле, маг и его сопровождающие — так припустить не могли. Статус не позволял. Этикетом предписывалось ехать не спеша, прогулочным шагом, что мы и делали, отчаянно завидуя Сандеру и его людям. Вот так, шагом, мы миновали обрамлённую священными дубами и павильонами главную площадь. Так же, шагом, поехали мимо Гадючника… то есть, прошу прощения, Хогвартса… тьфу ты — высшей магической школы княжества. Я позволила себе нелестно высказаться по поводу архитектуры здания, назвав её признаком полной деградации строительного искусства. К моему удивлению, Линерит, в своё время учившийся здесь, согласно кивнул.

— Весьма ёмкая формулировка, госпожа моя, — проговорил он, чуть придержав коня. — Но это здание суть признак не деградации, а упадка. Полная деградация — это когда вообще ничего не строят.

— Давайте уедем отсюда поскорее, господин мой, — попросила я, даже не скрывая умоляющие нотки. — У меня от этих… форм голова болеть начинает.

Хвост обоза уже втянулся в узкую горловину улицы, с которой начинался квартал престижных особняков, а нам оставалось преодолеть каких-то две сотни метров, когда между столбиками, ограничивавшими центр города, возникло радужное переливчатое сияние. Линерит и Дойлен в один голос ругнулись и… судя по их лицам, мы влипли во что-то очень уж неприятное.

Сюрреалистические ворота Гадючника, "украшенные" коваными рожами самого мерзкого вида, распахнулись, выпуская солидных дяденек и тётенек с золотыми медальонами — наверняка учителей — в сопровождении не менее, чем сотни молоденьких студиозусов. Если преподаватели держались прилично, то молодняк вёл себя примерно как и должны себя вести студенты в Татьянин день. Праздник у них, что ли? Зачем тогда площадь перекрывать?

Через несколько секунд я узнала, зачем.

Ощущение онемения в руках и ногах — а затем по нервам бичом ударило осознание позорной беспомощности. Медальон сделался горячим, а мои мышцы перестали подчиняться приказам головного мозга, несмотря на мысленный вопль. Кое-как выползла из седла, чудом не грохнувшись на мостовую — опять-таки помимо своей воли — и встретила совершенно безумный взгляд Дойлена. Бессильный гнев и бессильная ярость. Он двигался так же неловко, как и я…

Влипли.

О, если бы только мы! Линерит в том же положении куклы на ниточках, но у него ещё сил хватает, чтобы ругаться сквозь зубы. Маг. А вот гуляющим по улице ведьмакам как бы не хуже, чем нам было. Мы хотя бы сопротивляемся… точнее, пытаемся сопротивляться, а эти совершенно парализованы. Шагают, как куклы деревянные. Мужчины, женщины, подростки. Разве что дети, пока ещё обделённые медальонами, даже медными ученическими, испуганно голосят, дёргают родителей за рукава. Но тут уже вступают на сцену студиозусы… С глумливым гоготом парни и девицы не старше пятнадцати принялись пинками сгонять одеревеневших Одарённых в кучу. Шуточки при этом отпускались незатейливые, но похабные, за любую из них даже хамоватый Дойлен мог оделить по морде. Шаловливым ручкам студенты воли не давали, наверное, лишь потому, что рядом находились преподаватели, которые наверняка сие осуждали. Пинки — сколько угодно, а потискать симпатичную бабёнку, лишённую возможности сопротивляться — ни-ни. Потому они так щедры были на зуботычины, и почему-то особенно доставалось именно женщинам. Ко мне пристроился один такой, без конца лупил ногами по икрам и выкрикивал: "А ну шевелись, шлюха!" Линерита за то, что вступился за меня хотя бы словесно, повалили на землю и начали избивать. Люто, изощрённо, с садистским наслаждением. Нас погнали вперёд, и мы почти сразу потеряли его из виду.

— Отставить! — рявкнул позади кто-то из старших. — Потом развлечётесь, они нам свеженькими нужны!

В каком смысле — свеженькими?!!

О-о-ой…

Вот теперь я узнала, что такое настоящий страх.

То, что раньше по невежеству своему я считала страхом, обычно будило моего "динозавра". Глаза застилала красная пелена, а когда очухивалась, то узнавала о себе массу неприятных вещей. "Злобная тварь", "сумасшедшая", "убийца" — неполный перечень эпитетов, коими меня наградила здешняя молва. Но сейчас мой "динозавр", скованный и запертый в клетку с толстенными прутьями, бился в истерике. А я… я впала в самую безобразную, самую позорную панику, какую только можно вообразить. Одно, и то слабое утешение: абсолютная беспомощность перед чужой волей и не таких ломала… Совершенно не помню, как мы оказались на центральной площади. Этот кусочек пути был милосердно вычеркнут из памяти. А очнулась я от пинка в некогда травмированное колено. Боль была ненамного слабее, чем тогда, после обидного падения. Я зашипела, и внезапно почувствовала, как страх вытесняется лютой, чёрной злобой.

Ах ты ж выродок…

Наконец мой мучитель дал себя разглядеть. Сопливый пацан не старше Энгита, но уже с золотым медальоном мага. Ракло малолетнее. Не знаю, чем я ему так не понравилась, но лупцевал он исключительно меня, и исключительно по ногам. Не лицо, а маска — трусливая злоба, торжествующая над беззащитным. И ладно бы только бил — он ещё и сопровождал побои словесным описанием того, что он проделал бы со мной, будь его воля. Скотина. Удавила бы…

— Это участь неудачников, — вещал всё тот же преподавательский голос позади. — Запомните, ублюдки: любой из вас может оказаться на месте этого мяса. Не хотите становиться неудачниками? Замечательно! Любые средства к вашим услугам, иначе о вас точно так же, как об этих, будет вытирать ноги всяк, кому не лень. Ясно, дурачьё?

Яснее некуда, подумалось мне. И почему-то вспомнилась крылатая фраза из известного фильма: "Боливар не вывезет двоих". Да, так оно и есть. Всё, как у нас, только откровеннее и циничнее. Потому что у нас подобным тварям ещё есть нужда маскироваться под "общечеловеческие ценности", а здесь они давно при власти.

Маски отброшены.

Упаси, Господи, и нам когда-нибудь превратиться в нечто подобное.

Нас гнали… Нет, это была не арка. Это же столица, и какая-то там арка — мелковато. Две колонны белейшего камня высотой метров по десять. Расстояние между ними — так, на глазок — примерное вдвое больше высоты. А венчали обе колонны сияющие алым светом рубины с человеческую голову величиной. Из-за свечения никак было не разглядеть, во что они оправлены. Сказать честно, никогда не слышала о рубинах такого размера. Самым большим у нас считался "Чёрный принц" пять сантиметров в диаметре, но то оказался не рубин, а шпинель, герцога Бургундского банально обманули… Мысли о рациональном объяснении происхождения гигантских рубинов на миг отодвинули и страх, и злость. Только на миг, но этого хватило.

Я почувствовала, как пальцы сжимаются и разжимаются уже по моей воле.

То ли изверги ослабили контроль, то ли я сама справилась, то ли кто-то помог, но мою душу наполнила злая ведьмачья радость. Что бы там ни было, но я могу хотя бы попытаться…

Рядом послышался окрик: зверёныш, избивавший меня, охнул, а затем с удвоенной энергией принялся лупцевать…правильно: Дойлена. Тот шагал той же деревянной походкой, что и все мы, и, видать, не без удовольствия оттоптал поганцу ногу. Серьёзно уязвить такого медведя сопляк не мог, но старался изо всех сил, а на сведенных судорогой губах моего дорогого друга появилась злобная ухмылка… На малолетнего садиста прикрикнули, и тот, шипя и плюясь — слышала, есть и такие змеи, которые ядом плюются — отошёл в сторонку.

Между колонн возник хорошо знакомый туман, глаза б мои его никогда не видели…

Я уже чувствовала руки до локтей и могла повернуть голову… Где Линерит? А, вот он. Метрах в пяти, слева. Лицо окровавлено, один глаз уже заплыл, но уцелевшим глазом он смотрит на меня. Разбитые губы что-то шепчут… Ну же, подруга, давай, он не будет разменивать драгоценные мгновения на пустяки…

"Цепочку… разверни…"

Какую ещё цепочку?!!

Блин, да что у меня, совсем мозги заклинило с перепугу? Он же о жёлуде, который в маскирующем плетении, а плетение — в золотой цепке, намотанной на него!

Руки, руки! Уже выше локтя чувствую!.. Толпа делается плотнее — нас сбивают в плотную кучку, как овец у ворот загона. Пока никто не видит — достаю мешочек и на ощупь разворачиваю покалывающую холодными иголочками цепочку.

Второе сердце — мой маленький защитник и персональный амулет — забилось снова. Сеточка необычного заклинания мгновенно оплетает меня и… делается невидимой. Но я свободна.

Свободна!

Отпихнув в сторону какого-то старичка с серебряным медальоном, я схватила Дойлена за руку.

Подействует, или нет?..

Каждая секунда — как столетие…

— Я в порядке.

Слышу, дорогой мой, слышу. Даже передать не могу, какое счастье испытала в этот момент… А Линерит? Стараюсь потихонечку придвинуться к нему, но так, чтобы наши мучители не заподозрили неладное. Ещё немножко, ещё шажок…

Кто-то сильно толкнул Линерита в спину в тот момент, когда я уже сократила расстояние до полуметра. Избитый маг споткнулся, упал и… исчез в тумане, клубившемся между колонн.

Слово, которое я в этот момент чуть не произнесла вслух, было на редкость нецензурным…

Про "на войне не без потерь" подумать не успела: настал наш черёд.

7

В Голливуде умеют снимать масштабно и красиво. Но, как по мне, режиссёрам там следовало бы поучиться ставить апокалиптичные сцены у местных магов.

Нет, здесь не было ни громадного, нарисованного компьютером, объёма, ни жутких адских сцен, ни рядов терминаторов, только и ждущих команды от "Скайнета", чтобы изничтожить всё живое. Просто большая длинная комната с одной-единственной дверью. Точнее, с дверным проёмом без створок. И — вереница людей с остановившимся, абсолютно пустым взглядом.

Живые покойники.

Преддверие ада.

Мгновенный укол страха. Оборачиваюсь к Дойлену и вижу… Ф-фух, слава богу, его сия чаша миновала. А вот Линериту не повезло.

Моя вина. Я не успела дотянуться, и мы потеряли, пожалуй, лучшего бойца нашей тайной армии.

Наверное, так и чувствовали себя на войне оба моих деда, когда им не хватало считанных секунд, шагов, патронов — и из-за этого гибли их друзья. Наверное, до самого последнего дня мои деды просили у них прощения за то, что остались в живых. Наверное. Потому что нет таких войн, с которых можно вернуться. На них остаётся здоровенный кусок души, а место, от которого он был откромсан, то болит, то кровоточит. Быть может, оттого мои деды не очень-то любили делиться воспоминаниями о своём боевом пути, отмеченном орденами и медалями.

Мы — на войне.

Дойлен молча делает мне знак и старательно мимикрирует под окружающий фон. То есть имитирует деревянную походку и мёртвый взгляд. Пытаюсь делать то же самое, не знаю, насколько успешно. Ноги болят, особенно потревоженное садюжкой-магом колено, так что дёрганая походка куклы-марионетки получается у меня довольно убедительно. И, кажется, двое магов, "встречающих" медленно движущуюся людскую вереницу, не слишком обращают внимание на то, что делается в середине колонны.

Мы миновали проём и оказались в комнате с двумя выходами. По правую руку стояли длинные столы, уже покрытые слоем одежды. По левую — точно такие же столы, но на них лежали украшения, оружие и — да — отдельной кучкой медальоны. Я пригляделась… Маги что-то делали там, впереди, после чего слышалось тихое звяканье, а колдун — вернее, то, что когда-то было колдуном, человеком — начинал всё теми же деревянными движениями снимать с себя одежды и складировать их на столы. Была в этом какая-то запредельная бесчеловечность, но не чувствовалось маниакальной злобы, присущей людям с дефективной психикой.

Равнодушие — вот как это называется. Как по мне, наихудшая форма зла.

Дойлен, улучив момент, пригнулся, дёрнул меня за юбку и нырнул под один из столов, ещё пустой. Меня не пришлось долго уговаривать, чтобы сделать то же самое.

Всё правильно, дорогой мой. Маги-приёмщики не ждут, что кто-то из…партии товара проявит самостоятельность. Они всего лишь выполняют свою работу.

Так, наверное, вели себя работники у печей в концлагерях. Скучно, размеренно, делали рутинную работёнку.

Ух, как я ненавижу это…

Так. Ползком от неприятностей. Надеюсь, нас не заметят, столы широкие.

— Что-то много сегодня, — негромко проговорил один из магов.

— Много? — хмыкнул второй. Тоненько звякнула уроненная им цепочка очередного снятого медальона. Я сжалась от страха — вот сейчас он нагнётся поднимать и увидит… Не увидел. Смотрел в другую сторону. — На праздник зимнего солнцестояния работки привалит по самые уши… Э, а вот эту молоденькую в сторону. Туда последней пойдёт.

— Что, подружка давать перестала?

— Ну её к червям могильным, сволочь, только и знает, что пилить… Прогнал тварь.

— А пузо у девки не отрастёт? Нам потом знаешь, что за это будет?

— Не учи учёного. На мне амулет… Хрен с тобой, поделюсь.

Горы одежды и изделий из металлов на столах росли, очередь живых мертвецов таяла. Вот уже остался жалкий десяток, и старший из магов — счастливый обладатель амулета — препоручив младшему заканчивать с ними, отвёл в сторонку приглянувшуюся ему женщину. Молоденькая, красивая. С мёртвым взглядом куклы… Разложил её на свободном столе, спустил штаны и принялся за дело, мелькая на удивление тощим задом. Чёрт… Это ведь даже не изнасилование. Это больше на некрофилию смахивает. Всей разницы, что у женщины сердце исправно перекачивает кровь по сосудам, а лёгкие регулярно наполняются воздухом и выдыхают углекислоту. Меня чуть не стошнило. Судя по тому, как Дойлен — вообще-то большой ценитель женского пола — и тот отвернулся, беззвучно ругаясь, ему это зрелище тоже было не по душе.

Тем временем очередь иссякла. Младший маг сунулся было собирать в мешочки разложенные на столах украшения, пока его напарник тешил похоть.

— Оставь, — отрывисто бросил старший, не отрываясь от своего занятия. — За тебя приберут.

— Скоро ты там? — младшему, судя по голосу, явно не терпелось заняться тем же самым.

— Подождёшь. Тут у неё не тропинка, а торговый тракт… Что значит — красивая…

У меня помимо воли руки потянулись к ножу, спрятанному в сапожок. Заметив это, Дойлен отрицательно покачал головой. Он прав. Успеем посчитаться.

Нам пришлось сидеть без движения под столом ещё добрых полчаса, после чего молодуху отправили вслед за остальными — в левый выход. Сами же маги предпочли воспользоваться правым. Вот только незадача: чтобы пройти в видневшийся за радужной плёнкой коридор, они прикладывали свои серебряные магические жезлы к золотому кругляшу, вделанному в стену.

Так. Значит, этот выход для нас пока закрыт.

Воспользовавшись отсутствием посторонних, Дойлен молнией — я всегда поражалась скорости его движений — метнулся к столу с оружием и цапнул меч Линерита, то самый, с медвежьей головой на навершии. Всё правильно. Если есть выбор, то лучшего, чем оружие мага-пограничника, в княжестве не найти. Остальное либо дешёвые поделки захолустных оружейников — дерьмовое железо и такая же заточка — либо изящные, но никуда не годные столичные игрушки для богатых бездельников. Много золота, драгоценных камней, понтов, но никакого толку в бою. Мне же перепал кинжал нашего теперь уже наверняка погибшего соратника. Всё же лучше польского охотничьего ножика со съёмной ручкой — того самого, что я когда-то нашла на складе Ульсы.

— Можешь идти? — первым делом спросил Дойлен. Он-то прекрасно помнил, что меня били по ногам.

— Пока могу, — шёпотом ответила я. — Не в первый раз.

Не знаю, что на этот счёт подумал друг мой дорогой, но любой велосипедист меня поймёт. Словосочетание "асфальтная болезнь" кое-что ему скажет, от завала и банальных одиночных падений на мокрой трассе ни один профессиональный гонщик не застрахован. Проехать "на одной ноге" тридцать или сорок километров — это для нас в порядке вещей.

— Проверим, что там, — он кивнул на левый выход.

И, надев перевязь с мечом, обнажил клинок. Бережёного, как говорится…

Недолго думая, я выставила вперёд остриё кинжала, сунув ножны за пояс.

Кто бы там ни был, что бы там ни было, мы без боя не сдадимся.

Жёлудь в мешочке магически пульсировал, придавая уверенности. Что ж, спас один раз — будем надеяться, что не подведёт и во второй, и в третий.

Спасибо священному дубу Масента и логике программиста, которую в меня прочно вколотили пять лет универа и пятнадцать — работы над корявым кодом, своим и чужим. Если бы не эти два слагаемых, нас бы сейчас однозначно умножили на цифру ноль. Или поделили на бесконечность, что в сущности одно и то же.

Из "приёмного покоя" мы попали в тёмный коридор.

Где-то впереди чувствовалось большое помещение. Как именно чувствовалось — не знаю. Пяткой, наверное. Или пятой точкой. Моих щёк касался медленный воздушный поток. Воздух, что характерно, был вполне комфортной влажности и температуры, так что пришлось расстегнуть свою волчью шубейку. Подошвы сапожек, сделанные из толстой жёсткой кожи, время от времени шаркали по гладкому белому камню, которым был выложен пол. Дойлен же передвигался так бесшумно, что оставалось лишь люто завидовать. Что значит — с малолетства приучен к охоте на осторожного и опасного зверя, а оружие, наверное, держит в руках с тех пор, как начал ходить без мамкиной помощи. Но мы напрасно волновались. Оружие здесь было ни к чему.

Мы вышли на какую-то галерею… и я поняла, что ещё не со всеми страхами знакома.

Первое, что пришло в голову — нашумевший в своё время фильм "Матрица".

Длинное, изгибавшееся огромной дугой, освещённое красноватым светом помещение. Столы, столы, столы, насколько глазу видно… И на столах — люди. Все в одинаковых рубашках и укрытые одинаковыми простынями. Только головы наружу. И по тонкому обручу с красноватой искоркой у каждого на голове.

Новоприбывшие, как страшные живые куклы, подходят к отдельно стоящему столу, надевают робы и идут вдоль ряда столов… А это кто там? Служители, что ли? На них точно такие же длинные рубашки и обручи, но они не лежат, а ходят между столами. Там покрывало поправят, там кожаный валик под головой, а там, гляжу, две женщины подходят и ловким, давно отработанным движением вытаскивают из-под столов какие-то трубчатые конструкции и суют в рот лежащим… Кормят, что ли?

Дойлен гибким звериным движением сгрёб меня и без лишних слов затащил в тёмную нишу. У меня не было причин ему не доверять, потому я даже не пыталась трепыхаться. Тащит куда-то — значит, так надо.

Мимо нас прошествовал служитель со стопкой чистых рубашек. На долю секунды мне удалось разглядеть его лицо, глаза. Особенно глаза. Такие же мёртвые, как у прочих жертв артефакта.

Мир зомби. Вот он, настоящий мир живых мертвецов. Без гниющей плоти и обтянутых облезающей неаппетитными зеленоватыми клочьями кожей скалящихся черепов.

Мёртвые души.

Не дай бог никому узнать истинный смысл этих слов…

— Поищем, нет ли здесь ещё одного выхода, — Дойлен шепнул это едва слышно, мне в самое ухо. — Я подозревал, что "за гранью" будет жопа, но не думал, что настолько большая, глубокая и вонючая.

— Ты всегда любил точные и ёмкие определения, дорогой, — вздохнула я.

И мы двинулись дальше по коридору. Такого просто быть не может, чтобы здесь не нашлось парочки аварийных выходов.

8

— Что делать будем, Фернет?

— Что делать… Что собирались делать, то и будем.

— Но ваш брат…

— Мой брат умер! — рявкнул сотник дворцовой стражи. — Даже если и жив ещё, то из-за грани никто не возвращается! Он и так сделал всё, что мог… А вы, порубежник, слушайте и не встревайте. Мы с братом на это дело всю жизнь положили. Вы хоть и круты, но человек новый. Потому, если домой хотите, будете делать то, что я скажу.

— Вы правы, — взгляд сотника с пограничья сделался ледяным. — И планы ваши — само совершенство. Одна нелепая случайность — и всё летит кувырком. Вы говорили, эта дама должна была обезопасить нас от Призыва? И что теперь? В качестве кого мы, колдуны, теперь будем участвовать в вашем…плане?

— Призыв, молодой человек, приведёт — хе-хе — нас всех на главную площадь, — голос Ульсы, когда он нервничал, делался скрипучим и донельзя глумливым. — А там уже доблестные воины господина Фернета и ваши люди с пограничья атакуют княжескую свиту. Весьма сомнительно, чтобы князья при таком прискорбном недостатке магии, каковой мы наблюдаем, смогут одновременно сопротивляться нападению и удерживать в повиновении тысячи Одарённых.

— Вы меня утешили, — скривился иномирянин. — Но я бы предпочёл что-нибудь более конкретное, желательно со схемами и подробным планом.

— Для воина "что-то более конкретное" — это приказ, господин сотник порубежной стражи, — прорычал Фернет. — Я, сотник дворцовой стражи, беру на себя командование операцией и всю ответственность. А свой медальон можете засунуть… куда-нибудь подальше. Через пару дней он будет стоить не больше, чем серебром по весу. Ясно?!!

— Так точно, господин сотник дворцовой стражи! — Сандер прекрасно знал, что чин дворцовой стражи — это тот же чин в войсках, но плюс один уровень. Субординация, она и в параллельном мире субординация, чёрт её дери. А теперь, хочешь — не хочешь, придётся подчиняться. Хотя этот тоже умеет командовать.

— Приказываю — назначить заместителя, передать ему полномочия и заняться обучением людей, ещё не владеющих вашим оружием.

— Слушаюсь, господин сотник дворцовой стражи. Разрешите выполнять?

— Выполняйте.

Фернету явно было плохо, брата он, кажется, неподдельно любил. Горе было искренним, и потому он не заметил, как тихонечко, бочком, стараясь ничего не задеть своим объёмистым пузом или длинной бородой, из комнаты выскользнул Ульса. Путь мага лежал недалеко, в соседнюю комнату, где господин Креннах без особенного удовольствия передавал заговорщикам обещанный ранее кошелёк с серебром. Молчаливый офицер-стражник принял деньги, написал расписку и был таков.

— Могу ли я побеспокоить делового человека? — с добродушнейшей из своих улыбочек поинтересовался учитель. — Не уделите ли мне пару солнечных шагов внимания?

— Для меня это большая честь, господин маг, — Креннах учтиво поклонился и явил миру улыбку, полную подобострастия, кою положено являть любому простолюдину, когда к нему обращается столь важная персона. — Чем могу услужить?

— Вы ведь уже знаете о прискорбном случае с господином Дойленом и госпожой Станой?

— Увы, увы, от подобной участи никто не застрахован, — сокрушённо покачал головой купец. — Боюсь, господа воины ещё не понимают, что их затея теперь, без магической поддержки, обречена на провал.

— А также плакали ваши денежки, — маг согласно покивал головой. — Однако не всё так плохо, как вам кажется, любезный господин Креннах. Я вот — хе-хе — собрался предложить вам выгодную сделку.

— Насколько выгодную, господин мой? — Креннах навострил уши.

— Настолько, что вы забудете о сегодняшнем кошельке, переданном господам воинам, как о досадной мелочи… Вы ведь не только купец, не так ли?

— Не понимаю вас, господин мой…

— Ах, бросьте, господин Креннах, — маг махнул пухлой ладонью. — Слава князя воров вас больше не греет?

— Господин мой изволит шутить? — в светло-карих, почти жёлтых глазках Креннаха сверкнула опасная искорка.

— Какие шутки? Я хочу заплатить вам за посильную помощь, а доход от нашего весьма прибыльного дельца поделим пополам… Десять золотых вас устроит?

— Для начала, — Креннах улыбнулся, но уже совсем по-иному. Теперь стало понятно, что этого человека называют князем воров не из лести. — Чего вы хотите?

Ульса засверкал лучезарнейшей улыбкой, и купец — он же князь воров — понял, что все десять золотых ему придётся отработать сполна. Пока магия никуда не делась, облапошить пузатого колдуна не удастся.

9

— Почему мы не взяли пистолеты? — шёпотом сокрушалась я. — Ведь не магические же вещи. Конспирация, блин… Кому было интересно, что у нас за пазухой?

— Ворью, — резонно заметил Дойлен. — Вот был бы сюрприз, если бы у нас оружие упёрли, верно, милая?

— Верно, дорогой. Но сейчас вместо оружия упёрли нас самих, и этот сюрприз мне не нравится ещё больше. Я бы предпочла сейчас пистолет кинжалу. Привычнее как-то.

— Ты закончила меня пилить?

— Ещё нет. Обстановка подходящая, почему бы ею не воспользоваться и не снять с тебя пару стружек?

— Потому что я не бревно.

Нам было от чего впасть в отчаяние и предаваться самокопанию различной степени тяжести. Из гигантского кольцевого зала, местами становившегося многоярусным, не было иного выхода, кроме как через ту проклятую комнату. "Приёмный покой", чтоб его разорвало. Вот это потрясло меня почти так же сильно, как и само… помещение. Чтобы из такого громадного комплекса был всего один выход… Проектировщика — на мыло. Притом не столько из-за нас, сколько из-за вопиющего нарушения техники безопасности. А ну как пожар случится?

Значит ли это, что они не боятся никаких ЧП? Значит ли это, что в случае ЧП персоналом жертвуют без оглядки? Не знаю. Я уже давно отчаялась понять извращённую логику местных правителей — князя, княгини и иже с ними.

Мы уже не прятались. Как выяснилось, прятаться тут было не от кого. Ни служители, ни, понятное дело, лежащие на столах на нас не реагировали. Я бы сказала — вообще не реагировали — но это не совсем так. Нас обходили, как препятствия, и только. Никто не поднимал тревоги, не срабатывала автоматическая сигнализация, не врывались вооружённые люди с воплями: "Хватай их!" Если это чёткая, веками отлаженная система, и она никак не отвечает на наши действия, то вывод может быть лишь один: мы — настолько нештатная ситуация, что программа просто нас игнорирует. Попросту не знает, что с нами делать. Вот если бы мы вели себя агрессивно, нападали на служителей, переворачивали столы и так далее, тревога была бы поднята моментально. Нападение — предусмотрено программой. Прогулка по коридорам — нет. Я постаралась, как умела, коротко сформулировать свою мысль Дойлену. Тому идея понравилась, но, как он выразился, хороший меч наготове ещё никому не мешал.

Итогом наших прогулок стало выяснение двух факторов: первый — аварийного выхода нет, второй — пока мы не причиняем вреда, нас тоже не тронут. Второе радовало. Первое — не очень. А у меня ещё и колено разболелось, да так, что нога стала гнуться с большим трудом. Вернувшись практически к тому месту, с которого начали осмотр этого…подземелья, что ли, мы нашли укромный уголок и, расстелив свои шубы, уселись на пол.

— Покажи ногу, — первым делом потребовал Дойлен, когда заметил, с каким перекошенным лицом я садилась.

М-да. Метко попал тот гадёныш, нечего сказать. Синяк, отёк, боль и крайне неприятные щелчки при сгибании. Как назло, я не рассчитывала на подобные приключения и ничего, кроме нескольких монеток, в поясной кошель не положила. Пришлось ограничиться несложным лечебным заклинанием, массажом и повязкой, для чего оторвала полосу ткани от рубашки.

— Неважно коленка выглядит, — без особой охоты признался Дойлен. — Тебе бы отлежаться денька три, а то и все пять.

— Я бы не отказалась… А интересно, там… наверху… сейчас день или ночь?

— Закат.

— Оттуда ты знаешь?

— Я всегда такие вещи чую, — Дойлен подоткнул шубу поудобнее. — Тебе лучше поспать, милая.

— Не уверена, что удастся…

— Я тоже не уверен. Но поспать нам обоим всё равно надо. Давай, устраивайся поудобней и спи, я покараулю. Потом я тебя разбужу, поменяемся. Только с шубки не скатись, а то отморозишь себе… что-нибудь сладкое.

Что за человек, а? Даже здесь, даже в такой удручающей обстановке не может, чтобы не отвесить сомнительный комплимент в стиле небезызвестного персонажа анекдотов… И ведь не рявкнешь в ответ: "Поручик, молчать!" Не поймёт юмора. Впрочем, мой угрюмый взгляд тоже кое-что ему сказал.

Уснуть удалось далеко не с первой попытки. Я вертелась так и эдак, пыталась считать овечек, потом начала представлять себе последовательность операторов в особо занудной формуле отчислений в Пенсионный фонд… Словом, не прошло и двух часов, как я провалилась в беспокойный сон без сновидений.

Сколько так прошло времени — понятия не имею. Только под самый "занавес" мне кое-что приснилось.

Мне приснился тот самый гигантский кольцевой зал, в котором мы сейчас находились. Тот же вид с галереи. Только освещение было не красноватым, а холодным тёмно-голубым — такой свет дают синие светодиоды. Я иду по галерее и смотрю вниз, а там на столах… Нет, не неподвижные люди. Там и столов-то нет. Вместо пола — громадная материнская плата, а вместо столов — процессоры с полупрозрачными кулерами, подсвеченными всё теми же синими светодиодиками… Несмотря на одновременную работу тысяч кулеров, стоит неестественная тишина и по коридорам разносится запах. Но не озона, чего стоило бы ждать от систем, работающих на электричестве, а разложения.

Один из кулеров прямо подо мной перестаёт светиться, и из-под него вытекает тёмно-красный, почти чёрный ручеёк…

Я просыпаюсь в холодном поту. Подскакиваю и натыкаюсь на встревоженного Дойлена.

— Приснилось что-то? — негромко спросил он, ласково прикоснувшись к моей щеке. — Ну, успокойся. Это всего лишь сон.

— Н-нет, не сон, — горло ещё перехвачено спазмом ужаса, и я хриплю. — Я… я знаю, что это. Что такое артефакт и…место, где мы находимся… Я — знаю…

Мультипроцессорная система с общей памятью — вот как это называется. Не придумали ещё процессора эффективнее, чем живой человеческий мозг, это факт. Тут тебе и вычислительная мощность, и кэш-память, и ОЗУ, и ПЗУ, и работает десятки лет. Всё в одном, так сказать. И если в пресловутой "Матрице" людей примитивно использовали как источник энергии, то машины, захватившие там власть, реально "тупые железяки". Не задействовать колоссальный процессорный ресурс мозгов миллионов людей — это действительно надо быть двинутым на собственном величии снобом типа агента Смита, до крайности презирающим людей. Здесь ресурс использовался на всю катушку. Но кем? Искусственным интеллектом неведомого компьютера, или его пользователями?

Ответ напрашивался сам собой.

Искусственный интеллект давно бы нас с Дойленом пришиб. Без малейшей злобы, просто так, чтобы не лазили всякие козявки по нежным внутренностям. Значит, против этого мира десять тысяч лет играют двое самовлюблённых ламеров, освоившие несколько функций загадочного устройства. Где они его добыли — неважно. Главное, что они уволокли самую компактную и, пожалуй, ценную его часть — жёсткий диск с операционкой и информацией. И то, что они догадались использовать людей в качестве процессоров-кэша-ОЗУ, говорит о неких познаниях в IT-сфере. Но то, как они этим воспользовались… На языке снова завертелись нехорошие словеса. Дилетанты, возомнившие себя богами и решившие поиграться живыми куклами. Ценнейшим инструментом гвозди забивают, муд…рецы, мать ихнюю через южный мост. Ничего удивительного в том, что к людям здесь относятся, как к запчастям, теперь не вижу.

Просто нет слов. Одни эмоции.

Теперь-то понятно, почему князь с княгиней так тщательно берегут артефакт, что никто, кроме них двоих, его в глаза не видел. Единственная в своём роде вещь, хранилище бесценной информации — это основа их долгой жизни и абсолютной власти. Не артефакт — сердце местной магии (точнее, "магии", в кавычках), а вот эти люди на столах. Без них он был бы всего лишь бесполезной болванкой. Посему у людей, проходящих через арку, стирается личность. "Лишняя", по мнению местных админов, информация, ворующая ценный ресурс. Вирус. Остаются разве что базовые рефлексы, не дающие живому процессору превратиться в кучу биомассы, не способной даже дышать.

Ну вашу ж материнку во все разъёмы… Нельзя так поступать с живыми и разумными существами! Как бы они ни были грешны и плохи — нельзя!

Наверное, у меня было очень уж страшное лицо — даже мой друг слегка сбледнул, когда я схватила его за воротник.

— Его нужно уничтожить, — прохрипела я, всё ещё видя перед глазами финальную картинку из своего сна. — Слышишь, Дойлен? Слышишь, дорогой мой? Поклянись, что уничтожишь его, когда мы уйдём в свой мир! Поклянись, прошу тебя!

— Что оно такое? — он аккуратно накрыл мою руку, сжавшуюся в кулак до побелевших костяшек.

— Машина, которой управляют два урода! — ответила я. — Убрать уродов — найдутся другие, не лучше. Нужно уничтожить артефакт… Милый мой, дорогой, поклянись!

— Клянусь, — сказал Дойлен, понимая, что я не шучу. — Но сперва ты воспользуешься этой… машиной для уродов, не так ли?

— Мне с этим потом жить, а не тебе, — огрызнулась я, приходя в себя. — Не нужно считать мои грехи, договорились?

— Договорились. Но уничтожать артефакт нам придётся вдвоём — если предположить, что мы вовремя сделаем отсюда ноги. А что если ценой его уничтожения станет твоё возвращение домой?

— Я заплачу эту цену.

Взгляд Дойлена, до того холодный и настороженный, заметно потеплел.

— Я в тебе не ошибся, — сказал он, поглаживая мои руки. — А ведь ты сейчас рискуешь, милая. Не боишься, что я могу поймать тебя на слове и обстряпать дельце таким манером, будто не было иного выхода?

— Конечно, боюсь, — я начала понемногу успокаиваться и даже смогла криво улыбнуться. — Но ведь если вообще никому не доверять…

— …то это хуже одиночества, я помню, — проговорил Дойлен. — Не бойся, моя хорошая. Искушение сильное, но я не поддамся. Знаешь, почему?

— Почему?

— Ты мне дорога, Стана… очень. Пацанам ты нравишься, и вообще… Ради того, чтобы ты осталась со мной, я готов отдать всё. Кроме жизни. Но… — он нервно сглотнул, будто слова жгли ему горло или перекрывали дыхание. — Ради того, чтобы ты вернулась к мужу… которого я бы при встрече обязательно пришиб… отдам и жизнь. Такие дела.

Это невыносимо тяжело — смотреть в глаза человеку, который любит тебя так сильно. Пожалуй, незаслуженно сильно. Начинаешь чувствовать себя распоследней скотиной. Один поцелуй. Самый нежный, на какой я была способна. Всё, чем я могла ему ответить.

Какая же я сволочь…

— Нам… нужно выбираться отсюда, — прошептала я, не испытывая к собственной персоне ничего, кроме ненависти. — Иначе всё это не имеет смысла.

…Он тоже с трудом нашёл в себе силы заснуть, а я сидела — оберегала его сон и…не думала. Это очень трудно — не думать, особенно когда два толстых каната, два пути, как вещал Лис, натянулись до предела и раздирают меня на части. Как там Владимир Семёныч пел? "Две судьбы моих — Кривая да Нелёгкая". Оно самое.

Нет уж, если не получается не думать, то лучше думать о чём-то более практичном. Например, о том, как отсюда выбираться. Заговорщики ведь наверняка в сильно расстроенных чувствах и вернулись к первоначальному плану, который не гарантирует успеха даже на пятьдесят процентов. Не побежали бы крысы с корабля. Потому — надо выбираться.

Единственный способ — поймать тех магов и использовать их магические жезлы как ключи. Выживание самих магов при этом не обязательно, но желательно: медальоны просто обязаны оповещать артефакт о физической смерти владельца. Не хватало встретить в таинственном коридоре поднятую по тревоге стражу, и так сюрпризов хватает. Кроме того, не знаю, как Дойлен, а у меня кишки марш играют с голодухи. В последний раз мы ели… да, позавтракали, а потом поехали в город с Линеритом. Пить тоже хочется, как бы не сильнее, чем есть. Ну, и уютная тёплая комнатка с сидением из белого фаянса тоже не помешала бы, биологию человека ещё не отменили. Так что нужно действовать. Сидя на одном месте, ничего не добьёшься.

Подозрительные звуки я расслышала словно сквозь сон. Сквозь редкое шарканье ног безмолвных зомби-служителей пробились приглушённые голоса. Меня будто шилом ткнули. Я дёрнулась, но тут же сжалась в комочек: от полученной дозы адреналина сердце начало отплясывать цыганочку с выходом. Целая секунда, драгоценная секунда ушла на то, чтобы сообразить разбудить Дойлена. Обстановочка крайне необычная, но храпеть это ему не мешало. Хорошо хоть не в полную силу, а то бы нас с порога засекли по мощным акустическим волнам.

— Тише, — я зашипела ему прямо в ухо. — Гости.

Хорошо, когда тебя понимают с одного слова, а ещё лучше — когда вовсе без слов. И как он исхитрился совершенно бесшумно вскочить из такого неудобного положения? Ума не приложу. Мне так уже никогда не научиться… Дойлен коснулся рукояти меча. Я молча покачала головой: мол, не надо. Тогда он всё так же молча указа мне на обе шубы, а сам буквально потёк вдоль стены. Плавно и без единого звука, как капля воды по стеклу. Вот он скрылся за поворотом. Минуты три или четыре прошли под грохот моего собственного сердца, явно вознамерившегося покинуть грудную клетку. А затем… Вот что значит — опыт разбоя на дорогах. Какой-то короткий невнятный шум, звук падения двух тел, и — голос Дойлена:

— Всё, милая, выходи. Взял тёпленькими.

Я не стала раздумывать, что, куда и как. Просто сгребла шубы — не хватало такие памятки оставлять — и побежала на голос.

10

Маги… Вершители судеб сотен и тысяч людей…

Двое плюгавых мужичков неопределённого возраста. Настолько отвыкли получать отпор, что Дойлену даже особо бить не пришлось. Тюкнул обоих по темечку, они и сложились. Скорчившись на полу со связанными руками и ртами, заткнутыми кляпами из лоскутов их собственной одежды, они выглядели самыми простыми смертными, напуганными и жалкими. Те ли это, кто встречал нас, или сменщики, не могу сказать. Тогда я особо к лицам не приглядывалась.

— Как нога? — сразу же побеспокоился мой дорогой друг.

— Идти смогу. Даже бежать. Даже быстро. Но недолго, — созналась я, натягивая свою шубейку.

— Тогда готовься. Эти добрые господа проводят нас к выходу… ведь проводят же? — он улыбнулся пленным магам так мило и добросердечно, что я испугалась: не испачкают ли "добрые господа" свои красиво расшитые штаны. Нам демаскировка ароматами выгребной ямы совершенно ни к чему. — Дорогая, ты кинжал не потеряла?

— Обижаешь, дорогой, — ощерилась я, демонстрируя опасный узкий клинок.

— Возьмёшь этого, — он небрежно пнул мужичка пощуплее. — Дёрнется — зарежешь.

Да, дорогой. Конечно, зарежу. Всю жизнь только этим и занималась, чёрт подери. Разумеется, маги не жильцы, они нас видели, но довольно кисло осознавать тот факт, что ради спасения собственной шкурки придётся хладнокровно перерезать горло живому человеку. А ведь придётся, никуда не денешься. Лишь бы будущая жертва до поры до времени ни о чём таком не догадывалась.

Для того, чтобы одной рукой держать связанного мага за шиворот, а другой использовать конфискованный у него жезл в качестве ключа, кинжал пришлось взять в зубы. На секунду представила себе вид со стороны… М-да, зрелище. Абрек в юбке. Ладно, проехали. Главное, что "пропуск" сработал как надо. Второй маг, которого Дойлен ненавязчиво придерживал за тощую шею, повёл нас по полутёмному коридору. Освещение здесь было не красное, как…там, откуда мы ушли, а более привычного цвета — оранжеватые всполохи открытого огня. То ли свечи, то ли факелы… Нет, свечи, в изящных, забранных стеклом фонариках. Стены и пол тоже сложены из белого камня, никаких украшений, кроме фонариков, не наблюдается. Окон — тоже. Но воздух, в отличие от покинутого нами помещения, был ощутимо прохладнее и свежее.

Коридор дважды упирался в довольно крутые лестницы и дважды нам приходилось сворачивать влево, прежде чем увидели маленькое окошко. Темень и тишина говорили о том, что сейчас глубокая ночь. Непрезентабельность рамы, малый размер и отсутствие одного из восьми стёклышек — о том, что мы находимся в служебном помещении… чего? Наверняка какого-то богатого особняка или… не хотелось думать, что мы находимся в княжеском дворце. Хотя… Где ещё можно было разместить, чёрт его дери, "процессорный зал", если не внутри горы, на которой стоял дворец? Вряд ли портал перенёс нас далеко от столицы, да и камень, из которого сложены стены коридора, больно знакомый. Но меньше всего на свете мне бы сейчас хотелось находиться на "княжьей горе". Если заговорщики исключили все варианты проникновения во дворец, значит, система охраны здесь нешуточная. И магия — точнее, высочайшая неизвестная биотехнология, стойко за магию принимаемая — и два полка охраны. Что там братец Фернет говорил насчёт первой сотни? Фанатично преданы князю и зарежутся по его приказу не задумываясь? Эти несут караул во внутренних помещениях, вторая сотня, которой командует брат Дойлена, охраняет периметр. И предана не столько князю, сколько своему командиру. Конечно, было бы весьма соблазнительно воспользоваться этим фактом, но так подставлять Фернета накануне решающих событий… Мы торопились, догадываясь, что маги пришли в "приёмный покой" не просто так. Видимо, ожидалась новая партия "живых процессоров", и наших пленников, дежуривших как раз на такой случай, вызвали на рабочее место. Вряд ли они предполагали долго ждать новоприбывших. И, когда вскорости после переброски нескольких десятков невезучих колдунов, никто не спустится в "процессорный зал", система поднимет тревогу. И в этот момент мы должны находиться вне охраняемого периметра.

Пленник Дойлена отчаянно замычал и замотал головой, явно пытаясь нам что-то сказать.

— Что-что? Повторите-ка, добрейший господин, — Дойлен, аккуратно вытащив кляп, не дававший магу издать ни единого членораздельного звука, одновременно приставил остриё меча к его печени. Намёк был настолько прозрачен, что маг, шумно вдохнувший воздух, чуть не подавился набежавшей под кляпом слюной.

— Там караулка и дежурное помещение, — сдавленно прохрипел перепуганный маг.

— Сколько человек?

— Шестеро воинов и двое магов. Маги спят, их черёд заступать на рассвете…

— Воины, ясное дело, или костяшки мечут, или девку имеют… Так… — Дойлен окинул цепким взглядом коридор впереди. — Вон та дверь, в торце, куда ведёт?

— На тропу магов.

— А эта, справа?

— На хозяйственный двор, куда из города продукты привозят.

— Веди туда.

— Выход с того двора наверняка охраняется, — тихо сказала я. — Что будем делать?

— Как это — что? Колдовать, — Дойлен подмигнул мне. — Сонное заклинание не забыла?

— Чтобы усыпить солдат, нужно ещё к ним незаметно подобраться, дорогой, — резонно заметила я.

— Разве я говорю о воинах?

О, а это отличная идея, между прочим! Сонное заклинание, наложенное на не-колдуна, гарантированно усыпляло человека часов на шесть. А вот на колдунов почему-то действовало, как бутылка водки. Иными словами, колдун, которого "огрели" подобным заклинанием, начинал вести себя как изрядно выпивший человек. Чем сильнее Дар, тем сильнее был эффект, и объяснить это не смог даже Линерит — маг, более сведущий, чем Ульса. Так что когда на хозяйственный двор вывалилась четвёрка весьма нетрезвых с виду Одарённых, ни солдаты на дверях, ни караул на воротах не проявили никаких признаков удивления. Видимо, не в первый раз лицезреют. Дойлен весьма фальшиво напевал какую-то кабацкую песенку, я визгливо хихикала, а маги, которых мы затолкали между нами и весьма крепко держали под руки, вообще лыка не вязали.

— Ты глянь, как ужрались, — услышала я, когда между воротами и нами было уже метров двадцать, и мы, выписывая немыслимые кренделя, старались не свалиться с дороги, серпантином спускавшейся вниз, к городу. — Попутали "городские" ворота с "магическими".

— Да не ужрались они, — возразил стражнику кто-то из его коллег, отчего моя душа мгновенно перебазировалась в район пяток.

— Как это — не ужрались? — обиделся первый. — Эк их, болезных, развезло-то. Золотые медальончики, те вообще на ногах еле стоят.

— Перегара винного нету. Нанюхались чего, или мухоморов налопались. А то ты эту шатию не знаешь, всегда найдут, чем башку себе задурить…

Правильно говорил Фернет: если крепость хорошо охраняют от проникновения извне, то намного проще оттуда выйти, чем туда войти. Непрошенных гостей ждут не с той стороны, откуда появились мы. Но — скорее, скорее вниз, за линию каменных столбов, ограждающих территорию дворцового парка! Если поднимется тревога, амулеты, заключённые в столбах, пробудятся и перекроют дорогу.

Амулеты пробудились и включили "ограду", когда мы уже были на подходах к жилым кварталам. Оставшиеся полста метров до первого же тёмного переулка мы преодолевали бегом. Причём Дойлен тащил на себе магов, всё ещё находившихся под действием сонного заклинания. Пленники что-то нечленораздельно бурчали, вяло шевелились, но серьёзных проблем не создавали. Пока, во всяком случае. Я на ходу забормотала маскирующее заклинание: мало ли что. Переулок хоть и тёмный, и райончик… м-да, не самый престижный, но перестраховка в нашем случае не помешает.

Финиш нашего забега состоялся во дворе заброшенного домика. Ночь была холодной, звёздной и тёмной: новолуние. Потому не представлялось возможным разглядеть, ни что это за дом, ни в каком он состоянии. А вот Дойлену места как будто знакомы. Ориентируется на удивление точно.

— Всё, — он сбросил свой "груз" на кучу мусора, скопившегося у крыльца дома — очевидно, нежилого. — Эти двое уже пришли. Кончаем их, и идём дальше.

— А… а трупы куда денем? — понимая, что взывание о недопустимости убийства безвольных людей, оглушённых заклинанием, не пройдёт, я упёрла на более практическую сторону.

— В дом. Всё равно там никто не живёт. Зато по их амулетам нас быстро вычислят, а я не хочу палить захоронку своего старого дружка… Ладно, — сказал Дойлен, и я услышала металлический шорох клинка, трущегося об устье ножен, — сам управлюсь. Покарауль у калитки.

Он меня правильно понял.

Он меня всегда правильно понимал, даже когда моя логика шла вразрез с общепринятой…

…И только когда мы, наскоро спрятав трупы и выбросив трофейные жезлы, ввинтились в месиво из постоялых дворов, забегаловок разного пошиба и борделей, до меня дошло, насколько мы легко отделались. Безумцам везёт, это правда. Правда и то, что везение было частично рукотворным: если бы мне не пришла в голову идея насчёт подарочного жёлудя, лежали бы мы сейчас там, на столах, по соседству с Линеритом, упокой, Господи, его душу. Наверное, и дворец покинули без особых проблем, потому что действовали на редкость нагло и быстро. Система попросту не была готова реагировать на нештатную ситуацию, когда колдуны, прошедшие через тот портал, не теряют личности. Наверняка за тысячи лет сбоев не случалось, иначе ничего из того, что мы сделали, не удалось бы. Вообще. Это как человек, привыкший работать в изолированной внутренней сети, забывает поставить антивирус, когда переходит на компьютер, имеющий прямой доступ в Интернет. Последствия те же.

Вот только трясло меня совсем даже нешуточно. Почему-то моим нервам не казалось, что все эти приключения дались нам малой ценой. Наверное, адреналиновый вброс закончился, и начался "отходняк". Тут же разболелось всё, что могло разболеться, от головы до колена. В тот дом Дойлен меня чуть не на руках внёс, и потому я пропустила самое интересное — первую реакцию хозяина на наше появление. Несчастный купец при виде наших потрёпанных персон — а путешествие огородами и злачным кварталом отрицательно сказалось на состоянии одежды — побледнел до состояния свежевыбеленной стены, словно к нему явились восставшие из царства мёртвых. Ну… если не вдаваться в нюансы, почти так и было.

— Спокойно, Креннах, спокойно, не надо штаны пачкать, — негромко проговорил Дойлен. — Я живой. Дама — тоже.

— Ты… да… живой… — купец, подобрав отвалившуюся до пола челюсть и вернув глаза в орбиты, неверяще ткнув пальцем ему в грудь. — Живой… Но чтоб я сам сдох — как?!!

— Стоя на пороге, не объяснишь.

— Ох, прости, Дойлен, я совсем… я потрясён…

— Я вижу, — засмеялся мой дорогой друг, проходя в гостиную без приглашения. — Мы устали и зверски хотим жрать. Вели накрывать стол, все разговоры — потом. Да, и срочно — посыльного к моему брату. Есть хорошие новости.

От мысли о жареном мясе и свежих пирожках у меня потекли слюнки, а желудок откликнулся таким спазмом, что я с огромным трудом подавила жалостливое: "Ох!" Ну, городская я, что поделаешь. Ну, не знала я голода даже в худшие времена. Зато Дойлен выглядел относительно свежим и бодрым.

— Ты посыльного отправил? — интересовался тот, уже сидя за столом и наминая здоровенный кусок оленьей ноги.

— Ещё до того, как распорядился накрыть для вас стол, — хозяин, которого наш визит поднял среди ночи, накинул поверх рубашки нечто вроде халата и присоединился к нескромной трапезе — слуги расстарались и вынесли всё, что сегодня господину бог послал. — Ты не ответил на главный вопрос — как вам… как вам вообще удалось спастись от арки? Вы сбежали с площади?

— Нет.

— Вы были за гранью?!!

Его, мягко говоря, удивление можно понять: насколько мне известно, ещё ни один человек, отправленный "в дар" артефакту, назад не возвращался. Маги, работавшие на приёмке "подарков" и обслуживании системы, либо находились под мощным заклятием, не дававшим воли их языкам за пределами дворца, либо были фанатично преданы своему делу, либо… что-нибудь ещё. Наверняка была какая-то гарантия сохранения тайны, иначе князей давно бы на лоскутки порвали. Простецы — вряд ли, а вот маги, точно зная, что их там ждёт, ради спасения своих шкурок объединились бы наверняка. И… я их тоже понимаю. Во имя избавления от той участи я тоже готова рвать и метать.

Вот только супчик доем, а то с голодухи сил на подвиги не осталось.

— Были, — подтвердил Дойлен.

— Что там?

— Ничего хорошего, Креннах. Не спрашивай, будь другом. Всё равно я не понял и половины того, что уразумела Стана. Если бы не её знания, мы бы не выбрались оттуда.

— Госпожа сможет взять Великий Артефакт под контроль?

Купец. Сразу о деле.

— Спроси у неё сам, — Дойлен снова заработал челюстями, объедая подогретое на каминном огне мясо.

— Гарантировать не могу, — честно ответила я, отставляя опустевшую миску и жмурясь от сытого тепла, растекавшегося по телу. — Но после того, как мы оттуда вернулись, уверенности стало больше. Не от нас одних это зависит, согласитесь.

— Значит, мы вернёмся к прежнему плану, — довольно усмехнулся Креннах. — Господин Фернет взял руководство на себя, но, сказать по правде, не слишком-то я верю, что у него получилось бы. Слишком уж он прямолинеен. Вот в тебя, Дойлен, хитрая ты жо… задница, я верю. Если даже из-за грани вернуться умудрился… А ты меня знаешь. Я не люблю выбрасывать деньги на ветер.

— Ладно тебе — "деньги на ветер", — хмыкнул дорогой друг. — Можно подумать, ты их честно зарабатываешь.

— Вот зачем лишний раз напоминать о том, что я тебе обязан? — нахмурился Креннах.

— А ты, дружище, из породы забывчивых, — ухмылочка Дойлена сделалась едкой. — Без обид, ты ведь меня знаешь. Закладывать не побегу, но и отвалить в сторону не дам… Ты ведь уже обдумывал, как бы половчее от дела увильнуть, да? Так уясни одну простую вещь: очень хорошо, что ты этого сделать не успел. Мой брат не так уж и прямолинеен, как тебе показалось.

Это называется разговором старых друзей, ага. Теперь понимаю, почему Дойлен настоял на трапезе до того, как господин Креннах оправился от шока. С такого сталось бы по здравому рассуждению притравить дорогих гостей, дабы спрятать концы в воду и продолжать свою игру. Для всего мира мы мертвы. Так почему бы не воспользоваться случаем и не загнать внезапно оживших мертвецов в могилу? А так — и гонец к Фернету отправлен, и мы наелись, не опасаясь чего-нибудь малоприятного в тарелке.

Дом Креннаха стоял в квартале, примыкающем к домам респектабельных купцов, но его хозяин, видимо, к респектабельным не относился. Не беден, но и особенным богатством убранство не сверкает. И… что там Дойлен говорил насчёт нечестного заработка? А ещё раньше упоминал, что "воры наши". Это мы тут, типа, в гостях у местного авторитета, что ли? Какие у моего друга обширные и полезные связи, однако. Не знаю, какие понятия у местной братвы, но воры во все времена и наверняка во всех мирах что-то делали только и исключительно ради своего благополучия. И при первой же возможности старались избавиться от того, кто слишком много знает об их делишках. Дойлен на наивного юнца не похож, в слово чести, данное Креннахом наверняка не очень-то верит. Но от помощи воров не отказывается. Должна ли я теперь думать, что у него есть некий план избавиться от таких ненадёжных помощников? Скорее всего, да.

Не буду описывать сцену приезда Фернета. Слишком много эмоций. Вот как бы вы встречали любимого родственника после достоверно подтверждённой его гибели в какой-нибудь катастрофе? Ехал поезд, упал с моста, все погибли. И вдруг родич присылает весточку: я жив… В общем, через час мы уже были у него дома. Кажется, братец Фернет Креннаху тоже не слишком доверял. Что тут началось! Мамочки мои… Слышала образное выражение "весь дом встал на уши", но понятия не имела, как это выглядит. До сих пор. Радовались не слишком громко, чтобы не возбудить подозрения соседей, но бурно. Особенно Энгит с Ингеном… Не смогла удержаться от слёз, когда малыш повис у меня на шее, требуя, чтобы я больше его так сильно не пугала. Почему именно я? Только потом до меня дошло… До меня сегодня вообще всё доходило с запозданием. Пацану восемь лет, ему мать нужна. Если для родной он никто, то будет искать другую. И я боюсь, что мальчишка волюнтаристским решением назначил на эту роль меня. Роль действительно важная и почётная, но я испугалась. Дойлен не сумел бы удержать меня в этом мире, а Инген — запросто. Вот так возьмёт и скажет: "Мам, не бросай меня", — и всё, ловушка захлопнется. Потому лучше до этого не доводить.

Я — трусиха. Мальчишки восьмилетнего боюсь.

Домой. Как можно скорее. Подальше от всей этой магии, от колдунов с колдуньями… привязанностей, от которых сердце разрывается. К чёрту медальон ведьмы. Хочу быть обычным человеком, любить мужа, ходить на работу, ругаться с бухгалтерией, гладить мурчащего кота, смотреть телевизор и планировать покупку новой книжной полки, потому что свежекупленные книги уже некуда девать. Всё, что я хотела бы оставить — это память. Не забыть ничего, беречь воспоминания, как драгоценность, но — находясь в родном мире.

Хорош он или плох, но я плоть от плоти его.

Домой.

11

И завертелось, словно цветные стёкла в калейдоскопе…

Как выяснилось, мы просидели в том неприятном помещении около полутора суток. Потом оставшуюся половину ночи убили на возвращение домой к Фернету и радостную встречу, так что на сон осталось лишь несколько утренних часов. Заговорщиков поставили в известность о нашем возвращении. Надин я отправила записку, где сообщила буквально следующее: "Я побывала в аду и вернулась. Не верьте рекламе, ничего хорошего там нет". Это был намёк такой, Надин должна помнить анекдот, который я рассказывала ей во время прогулки. О человеке, у которого грехи и добродетели уравновесили друг друга, и ему предложили выбирать между раем и адом самостоятельно. Заглянул он в рай, а там ангелы на облаках сидят, души праведников ходят, чинно беседуют… Скукота. Смотрит, а в аду казино, грешники с чертями в карты играют, девки голые, всё такое. Ну, и выбрал он ад. А его сходу в котёл с кипящей смолой — шмяк! "Но вы же мне совсем другое показывали!" — возопила несчастная душа. "Чего ты хочешь, мужик? — ответил главный чёрт. — Реклама есть реклама". Так что в доме мага Лапура тоже все в странных чувствах. Сужу хотя бы по нервному, дёрганому стилю ответной записки Надин: "Господи, я безумно рада! Нет — я счастлива вашему возвращению! Есть Бог на небе!" Разумеется, она примчалась при первой же возможности, благо знала адрес. Естественно, всего масштаба заговора ей не раскрыли, но заверили, что подготовка идёт полным ходом.

Вот это, кстати, было чистейшей правдой. Двадцать автоматов и несколько пистолетов — это серьёзная сила, но Игорь принёс плохую новость. Гидемис успел сдать свой обоз князю, и тот велел первой сотне дворцовой стражи вооружиться огнестрелом. Сандер клещом впился в бывшего охранника из супермаркета на предмет, что именно Гидемис передал князю и не оставил ли себе несколько стволов. В их беседу я вмешиваться не стала. Моей задачей была магия. Точнее, составление программ для артефакта. И я насоставляла. Чуть ли не в приказном порядке велела сдать все золотые и серебряные вещи компактных размеров — перстни, браслеты, цепи. Последние я разбирала на сегменты по пять-шесть звеньев, а браслеты варварским образом рубила на куски топориком для мяса. Полученные амулеты я заряжала модифицированным заклинанием щита, вставив туда активацию от удара о любую поверхность и отключение по таймеру — на пять секунд. Насколько я помню, этого хватило, чтобы щит с автоподпиткой из любого источника магии "обнулил" все амулеты у меня и у покойного Лугира. Если такая "граната" сработает рядом с воином, защищённым амулетами, к его защите через пять секунд придёт полярный пушной зверёк. Наконечники стрел — стволов на всех по любому не хватит, понадобятся лучники — я буквально по одному заряжала фамильным заклинанием ведьмака Кенвита из Масента — "дубинкой". Испытания показали, что такая стрела уносила брёвнышко весом с крупного мужчину метров на пять-шесть. То есть, даже если противник прикроется "щитом", не слишком-то это ему поможет. А если амулеты сдохнут, и "щита" не будет вовсе… Словом, небесполезная в бою вещь. Когда мне на смену пришёл Ульса, тоже, кстати, пребывавший в некотором оторопении от нашего возвращения "из-за грани", я выдохлась окончательно. И вечер наступил.

Я не знаю, о чём думают большинство женщин-авторов, когда накануне неких решающих событий укладывают своих героинь в постель с возлюбленными, и они там благополучно милуются. Нет, мы с Дойленом продолжали спать в одной постели. Но — только спать, и магические преграды тут не при чём. Ни на что больше нас попросту не хватило бы. Он тоже устал до предела, занимаясь своим участком работы. А у меня даже сил не было спросить его, как успехи. Судя по его вымотанности, успехи налицо. С ворами и грузчиками он контачил, собирал все возможные сведения, какие мог собрать этот контингент. Спали мы, как говорится, без задних ног, и наутро нам предстояло весёлое приключение — визит в особняк Лапура в режиме "инкогнито". Тоже дельце из разряда нервомотательных, так что было не до нежностей.

Маг принял нас так, будто к нему на дом пришла налоговая: с почтением, опаской и желанием поскорее выпроводить. Тем более, что Дойлен ему категорически не понравился. Не будь там меня, вообще не стал бы, наверное, разговаривать, несмотря на возвращение "из-за грани". Я физически чувствовала его страх. Страх перед нами, ещё более сильный страх перед князем, страх провала как такового, страх потерять шанс на успех… Просто клубок разнообразных страхов, а не человек. Но именно он, как лицо, приближённое к особе княгини, дал нам просто бесценную информацию: описал ритуал открытия большого портала. То, чего мы не нашли бы ни в одной книге и не вызнали бы ни у одного мага. Естественно, мы выслушали план, предложенный магом и одобрили. Но стоило нам вернуться в дом Фернета, как Дойлен сразу потянул меня в подвал, изолированный от внешнего мира сеткой с маскирующим заклинанием.

— Ты же не собираешься действовать по его плану? — спросила я, бегло проверяя дорогого друга серебряной палочкой-"сканером" на предмет "жучка" — шпионского амулетика.

— Собираюсь, — сказал Дойлен. — С некоторыми поправками, о которых ему знать не обязательно… Всё в порядке, милая?

— Вот, — я вытащила из полы его кафтана крохотную серебряную булавку с головкой из мелкого граната. — Мне наверняка тоже что-нибудь подкинули. Проверь, пожалуйста.

У меня проверка выявила горошину топазовой бусины в кармане — для конспирации я была переодета в мужскую одежду. Честно, я бы удивилась, если бы господа маги не подстраховались таким манером. Но теперь всё стало на свои места. Снимать чужие заклинания — морока ещё та, потому пришлось разрядить одну из магических "гранат", и "щит" высосал эти амулетики дочиста. Теперь можно было спокойно разговаривать и вне безопасного подвала.

А вечером — последним вечером перед праздником зимнего солнцестояния — вожаки заговора снова собрались там. Коротко описав настроение Лапура и подробно — предстоящий ритуал открытия большого портала, Дойлен сделал многозначительную паузу.

— Я знал, что этот подонок не отступит от своего, — сказал он минуту спустя, пока все "переваривали" полученную информацию. — Но всю дорогу до площади разметит кучками, наложенными со страху. У меня возникли большие сомнения, нужен ли он нам вообще — особенно после того, как описал ритуал.

— Не уверена, что он не скрыл от нас парочку подробностей, — проговорила я. — Пока он рассказывал, я послеживала за Надин. Она так странно на него посмотрела…

— Когда именно?

— Когда он заговорил о выходе князей. Посмотрела так, будто что-то сказать хотела, но промолчала.

— Пока они связаны, дамочка его не выдаст, — уверенно заявил Ульса — наш, теперь уже единственный, маг. — Здесь я ничем помочь не могу, просто не знаю, каков ритуал на самом деле. Одно скажу: если раньше во время Больших сборов открывали порталы в дальние земли, то сейчас будут пробивать устойчивый туннель в иной мир. Они — хе-хе — совершенно точно возьмут артефакт с собой. Нам останутся только умершие арки с рубинами, годными разве что на украшения.

И тысячи умерших в одно мгновение людей там, под дворцом… Они и так мертвы, строго говоря, но я о смерти физической. На миг мелькнула мысль: что если артефакт не стирал личности, а записывал к себе "на диск"? Что если есть шанс вернуть хотя бы попавших туда недавно?

— Ферн, что скажешь? — Дойлен вопросительно взглянул на брата.

— А что по сути меняют сведения Лапура? — удивился тот. — Это для вас с госпожой кое-что меняется, а моя задача была и осталась прежней — атаковать княжеский обоз перед тем, как они надумают открывать портал, и сохранить порядок в городе. Порубежные готовы. Настоящие "медведи", их и натаскивать особо не нужно. Мои воины с луками и мечами тоже зевать не будут. Стража уже накручена, а воры… Надеюсь, если парочка особо жадных попадётся под горячую руку, господин Креннах не слишком обидится?

— Дуракам закон не писан, — Креннах пожал плечами. — Мне такие подручные тоже ни к чему. А… что насчёт Призыва? — добавил он после небольшой паузы. — Госпожа моя знает, как обезопасить от него…э-э-э… наших Одарённых?

— Кое-что уже сделано, — почему-то я отвечала ему без большой охоты — ну, не нравится мне этот человек, хоть стреляйте. — Кое-что только предстоит сделать.

— Что же именно?

— Я могу объяснить, но боюсь, специфические термины из моего родного языка будут вам непонятны. А терять время на долгие объяснения не хочется.

— Не приставай к даме, дружище, — Дойлен изобразил дружелюбную улыбку, но взгляд его оставался холодным. — Всему своё время и место.

Креннах улыбнулся в ответ — с неким оттенком вины и с таким же ледяным взглядом.

…Обсуждение подробностей завтрашней акции заняло у нас весь вечер. Все прекрасно понимали, что сколько ни обсуждай, всё равно действовать придётся по обстановке. Мы не тренированный годами практики спецназ, чтобы работать по отлаженной схеме, а импровизаторы. Можно сказать, партизаны-любители. Мне не интересно, как Фернет будет расставлять бойцов на площади. Главное, чтобы мы могли подобраться к артефакту, а Ульса — к стационарному порталу. Тому самому, через который князья предполагают уходить. Остальное мы берём на себя.

Мы…

Завтрашний день вызывал у меня странные ощущения. С одной стороны нетерпение и желание, чтобы всё поскорее закончилось, желательно по ту сторону межмирового портала, а с другой — мандраж, как перед защитой диплома. Даже хуже. Ведь в случае провала защиты голову с меня бы никто не снял, а здесь мы все реально рискуем жизнью. В одном я уверена абсолютно: завтра — последний день этого мира в том виде, какой привычен местным людям. Завтра всё изменится, и одному богу известно, до какой стадии зайдёт саморазрушение этой цивилизации после ухода магии. Смогут ли заговорщики удержать порядок хотя бы в небольшом кусочке княжества? Смогут ли противостоять нашествию беловолосых? Если мне удастся пересечь границу миров живой, то завтра в это же время буду задаваться этими вопросами, точно зная, что ответов на них не дождусь.

Завтра в это же время я лишусь лучшего друга.

Несмотря на глубокую ночь и усталость, мы не спали. Дойлен гладил меня по распущенным волосам и молчал. Что тут говорить? Он уже всё сказал там, на галерее "процессорного зала". Ему будет больнее, это я тоже знаю точно.

— Знаешь, когда я начал мечтать о чём-то вроде…завтрашнего? — вдруг спросил он.

— Когда?

— В двенадцать, когда отец рассказал мне одну историю… Тебе интересно?

— Конечно, Дойлен.

— Лет триста назад, когда начало холодать, с севера подступили племена беловолосых, а на море появились грабители на лодочках под парусами, — каким-то странным глухим голосом заговорил он, — здешнему порту пришлось несладко. Купцы реже заходили сюда, и работы грузчикам почти не стало. Сезонных быстро выжили, но и потомственным делать было особенно нечего. А купцы, пользуясь этим, платили за работу позорные гроши. Грузчики осмелились обратиться к самой княгине. Разумеется, распластавшись ниц и с самой униженной просьбой: так, мол, и так, добрая княгиня, совсем туго стало. Вы уж велите купцам, чтобы платили по чести, а то нам, мол, жён с детишками кормить не на что. Добрая княгиня выслушала грузчиков, пообещала всё уладить и кому-то что-то на ушко шепнула. Когда грузчики вернулись домой… Их жёны и дети висели на деревьях, а сотник стражи передал слова доброй княгини: "Теперь вашего заработка хватит, чтобы прокормиться". Кто посмел возмутиться — повесили рядышком. С тех самых пор никто и никогда больше к князьям с просьбами не обращался… Не думай, что они так только с простецами, Стана. Они так со всеми. Да ты видела, что я тебе рассказывать буду.

В его голосе слышалась глухая, чёрная ненависть…

— Князья… Боги сраные… — продолжал он. — Если у нас завтра ничего не выйдет с оружием и магией, я же голыми руками их порву. Хотелось бы, чтобы они как следует помучились за каждый свой поганый вздох на этом свете, но мне такого подарка никто не сделает. И если что… если вдруг… Помоги мне, пожалуйста. Ни о чём тебя больше не прошу, только об этом.

Да. Этот человек не признаёт компромиссов, когда речь заходит о его собственной душе. Только крайности. Если любить, то до одержимости. Если ненавидеть, то вот так, чтобы всё кипело. Но иначе нельзя. Мои деды прошли всю войну точно так же, совмещая громадную любовь к близким и безграничную ненависть к врагу, который явился за жизнями любимых людей. И когда я слышу разговорчики отдельных балаболов насчёт "пили бы сейчас баварское", меня зло берёт. Рабам баварское не подают. Оба моих деда ходили в атаки под пулями для того, чтобы я, их внучка, не носила рабский ошейник. Чтобы вообще могла появиться на свет. Они шли на врага — с любовью и ненавистью в душе. За жизнь.

Значит, Дойлен верит в будущее этого мира, раз готов жить или умереть за него. С любовью и ненавистью.

— Обещаю, я сделаю всё, что смогу, — тихо сказала я. — И даже то, чего не могу, тоже сделаю, лишь бы немного времени дали.

12

— Вы пришли за своими золотыми, господин мой? Ведь они вернулись, а значит, наше предприятие отменяется.

— Нет, не отменяется, — Ульса довольно потирал руки. — Напротив, становится ещё более прибыльным. Я-то их обоих знаю, сам обучал. Так что без добычи не останемся. Главное — вовремя её подобрать.

— А они?

— С участием моих ученичков — хе-хе — наша с вами доля только возрастёт, поверьте. Они из тех, кто добивается своего любыми способами.

— Тогда… ещё десять золотых сверху, господин маг.

— Что, простите?

— Десять золотых сверху, и мои люди в вашем полнейшем распоряжении. Оплата должна соответствовать риску, согласитесь.

Маг поморщился: жадность этого типа ему не нравилась. Нервно дёрнул себя за бороду, прикинул что-то в уме и кивнул.

— Идёт.

13

Она выглядела взволнованной, и от этого казалась ещё прекраснее.

— Их нашли убитыми в заброшенном доме на окраине, — сказала она. — Что выяснили твои дознаватели?

— В ту ночь накануне тревоги дворец покинули четверо, — хмуро произнёс он, расхаживая по комнате. — Убитые и двое ведьмаков, мужчина и женщина. Все выглядели то ли пьяными, то ли нанюхавшимися. Лиц никто толком не разглядел, вероятно, те были под "туманной завесой" или фальшивой личиной. Сличение медальонов с…дарами ничего не дало. Все на месте. Значит, кто-то из высшей обслуги или подручных придворных магов.

— Будешь продолжать поиски?

— Нет. Убийцы надеялись спастись, но им всё равно не уйти от Призыва. Если ты заметила, любимая, я сразу же послал сигнал всем медальонам препятствовать любым попыткам владельцев покинуть город. И… у нас уже нет времени на глупости.

— Глупости, жизнь моя? — её голос был не столько удивлённым, сколько рассерженным. — Количество заговоров зашкаливает. Артефакт фиксирует отзвуки применения нестандартных формул.

— Только отзвуки?

— Увы. Тот, кто колдует, либо находится под мощной защитой, либо не связан с артефактом напрямую.

— Думаешь, перекупили беловолосого шамана?

— Возможно. Только они могут колдовать, минуя артефакт.

— Тогда забудь об этом, — он нежно взял её за руку. — Один беловолосый колдун ничем не сможет нам помешать, а остальные… Судьба остальных решена, и решение это неизменно.

— Значит, сегодня…

— Да. На закате.

— Я должна подготовить артефакт. С тех пор, как мы обосновались на этом месте, он не покидал хранилища.

Он улыбнулся.

— Завтра в это же время мы будем в новом мире, любимая…

14

Александр Как-Его-Там-По-Батюшке смотрел на нас, как Ленин на буржуазию.

— За каким хреном? — насупился он. — С какого бодуна я должен давать вам свой адрес?

— Слушай, ты, Джеймс Бонд, мы не в игрушки играем! — возмутился Игорь. Как по мне, вполне справедливо. — Я тебе что, шавка продажная, чтоб с твоим адресом по разным шарашкам бегать? Мы в бой идём, понимаешь ты это? Кто-то из нас троих может не вернуться, хрен его знает, кто именно, может, и ты. Так другие весточку семье передадут.

— Ты мне будешь рассказывать, что такое бой? — нехорошо усмехнулся сотник.

— А ты мне будешь втирать, что по семье своей скучаешь? Вижу я, как…

— Тихо вы! — мне это надоело, пришлось голос повысить. — Детский сад, штаны на лямках… Игорь дело говорит. Мы все рискуем, кому-то может не повезти. А тот, кому повезёт, даст знать родным, что не без вести пропал… или пропала. Вот мой адрес, имя и телефоны мужа, рисуйте.

И протянула им свой шестидюймовый монстрофон с выведенными на экран контактами Паши.

— Я вообще-то работал под прикрытием, — Александр чуть сузил глаза. — Подставлять жену и дочь не хочу. Вы ж как последние дилетанты начнёте по инстанциям соваться…

— Угу, — кивнула я. — Дилетанты ещё те. Если бы не дилетантские сведения Игоря и не мой дилетантский подкол насчёт автоматов, вы бы, крутой спец, вообще сюда не доехали. Ничего, сообразим, как поступить и никого не подставить.

Немного подумав, Александр быстро нацарапал на листочке бумаги электронный адрес.

— Вот сюда стукнете, если вдруг что, — сказал он. — Там знают. Кому надо, всё передадут.

Шпиён на задании, засланец в тыл врага… Два года здесь, а электронку наизусть помнит. Можно подумать, его в этот мир нарочно забросили, выведать секреты местной магии и украсть рецепт любимого княжеского коктейля. Загремел сюда так же случайно, как и мы, но профессиональные привычки оказались сильнее логики. Что ж, бывает и хуже.

На миг вспомнилась Ирочка с её стадом более-менее безобидных тараканов, и я вздохнула… Она же вроде должна быть при особе свекрови. Говорили, что её пару раз видели в городе — с мужем и его мамой. Никаких попыток встретиться она не предприняла…

Вольному воля.

Мой ботнет сработал именно тогда, когда прозвучал безмолвный Призыв. На закате.

По нервам и сознанию прокатилась волна саднящей боли. Чего я хотела? Программка, сляпанная "на коленке" и по известным причинам не оттестированная как положено, никогда не будет работать идеально. Даже магическая. Но, чёрт возьми, как же было… неприятно — совершенно не то слово! Так и подмывало высказаться более конкретно и менее цензурно. Одновременно с болью пришло облегчение: ведь сработало же! Пусть косо и криво, но теперь я могла спокойно работать с мощной сетью без боязни быть обнаруженной. Цели своей ботнет достиг: я даже удивилась, сколько магических и ведьмацких медальонов оказались заражены моим ботом. М-да, процент заговорщиков, висевших "на карандаше" у артефакта, просто потрясающий — не менее двух третей от всех собравшихся в столице колдунов, если верить полученному короткому отчёту ботнета.

Только об одном реально жалела — что не могу сейчас видеть мальчишек. Энгит и Инген стали мне по-настоящему дороги. Временами я даже начинала воображать, что они действительно мои дети, но сразу же себя одёргивала. Кому будет легче, если мы привяжемся друг к другу до такой степени? Им так уж точно нет. Но всё равно грызла совесть: мол, всё равно подаренным велосипедом от детей не откупишься.

Ничего. Я привыкла жить с болью от осознания собственных ошибок. Не идеальная. Извините.

Что ж, на сантименты уже нет времени. За работу.

15

Площадь.

Головы, головы, головы… Неестественная неподвижность. А ведь люди не мертвы. И, как мне кажется, даже не лишены сознания, только парализованы — как мы тогда. И, чтоб её, тишина кругом — прямо как в расхожей фразочке из известного фильма. Разве что никто вдоль дороги с косами не стоит.

Да, это можно назвать дорогой — то ровное, как по линейке вычерченное пространство между двумя половинками толпы. И сейчас, с наступлением полной темноты, где тоненький серпик нарождающейся луны казался едва приоткрытым глазом какого-то мифического существа, зрелище выглядело подготовкой к балу Воланда. Казалось, ещё секунда, прозвучит крик дьявольского кота: "Бал!" — и начнётся. Строго по тексту.

Процессию, спускавшуюся по главной, "княжеской" дороге, мы заметили давно. Сейчас она скрылась за дубами, обрамлявшими центральную площадь. Князья явно пренебрегли спецэффектами. Ни трубного гласа, ни светового сопровождения, только магический фон… Если верить моим ощущениям, они несли на себе работающую в полную мощность районную подстанцию. Низкий гул, похожий именно на работу упомянутого объекта, закладывал уши, бил по нервам и отвлекал от главного. Хорошо хоть подавляющее большинство нашей команды не было колдунами, но вот Александру я не завидую. Каково ему командовать стрелками при таких-то магических помехах?.. Пытаюсь разглядеть его. Куда там. Темень — хоть глаз выколи. Только головы. Море неподвижных голов на столь же неподвижных торсах.

Тихо-тихо цокают копыта лошадок.

Из-за поворота показывается процессия. Что удивительно, впереди, где по идее должны ехать на лошадях всякие там герольды и гвардия, идут — пешком! — двое. Мужчина и женщина. За руки держатся, как первоклассники. Ничего подробнее силуэтов разглядеть не могу, но сзади их подсвечивает красным. Таким чистым рубиново-красным, что у меня на миг к горлу подступил омерзительный комок. Вспомнилось то помещение, столы, неподвижные тела и красный рубиновый свет… Князь и княгиня. Идут, ничего не боятся. Собственно, чего им бояться-то? Колдуны — ресурс для артефакта — под контролем, первая сотня дворцовой стражи, она же личная княжеская дружина, фанатично предана и разорвёт в клочья любого, кто посмеет угрожать божествам. Впрочем, их мечи и не особо и понадобятся. Любой простец, поднявший руку на князей, заранее обречён. Те, кто прожил как минимум десять тысяч лет, наверняка защищены от любой физической опасности.

Пока их прикрывает Великий Артефакт.

Шествие приближалось. Теперь я видела, что источник красного света несут за князьями на маленьком таком, почти игрушечном паланкине, забранном полупрозрачными тканями. За паланкином тянулась вереница телег, сопровождаемых пешими воинами в одинаковых кафтанах. Сколько телег и сколько воинов? Я не знаю. Этим занимался Фернет… Рубиновый свет переливался всеми оттенками, от ярко-красного лепестка тюльпана под весёлыми солнечными лучами, до тёмно-багрового свечения только-только начинающего разогреваться на огне металла. Этот свет… нет, не жил — отдалённо напоминал жизнь, но при этом был холоден, как межзвёздное пространство. Гул, который являлся совершенно нормальным явлением в присутствии мощных амулетов, постепенно повышал тон, истончался, перешёл в зубодробительный ультразвук… и исчез совсем, когда до артефакта оставалось не больше трёхсот метров.

Сердце невольно дало сбой.

Ещё несколько минут, и всё решится.

Пан или пропал…

"Отче наш, иже еси на небеси…"

Я редко молюсь, и только в особо напряжённых случаях. Неважная из меня прихожанка, с моим-то рациональным подходом к миру. Но есть моменты, когда даже материалист начинает верить в бога. Сейчас как раз такой момент и настал…

Лапур не обманул. Носилки с артефактом поставили ровно там, где он указал на схеме — в центре выложенного привозным красным гранитом круга точно посреди площади. "Место силы", как он сказал. А я бы назвала это, скорее, дополнительным SATA-разъёмом — самое то для хард-диска. Двое дружинников — ну, да, тут же солдаты за господами коврики носят, я совсем забыла — осторожно сняли полог, явив миру… цилиндрический рубин размером с десятилитровое ведро. Неудивительно, что четверо не самых хлипких ребят с активными амулетами, увеличивающими физическую силу, несли его с большим трудом. Страшно даже представить, сколько там карат. И какая чистота! Природные рубины такими не бывают. Меня брали сомнения насчёт естественного происхождения волостных рубинов, а этот совершенно точно синтетический.

Но отчего он так светится?

Наша "великолепная четвёрка" стояла буквально в пяти метрах от него и…любовалась. Да, мы любовались на чудо, вот только для Лапура и Надин это действительно проходило по разряду сказок про Алладина, Дойлен видел в нём корень всех бед своего мира, а для меня этот рубин был продуктом технологии, до уровня которой нам расти ещё сотни, если не тысячи лет. "Жёсткий диск" неведомого компьютера… Сколько же там информации!

Артефакт, оказавшийся над гранитным кругом, засветился ровным ярким светом. Княгиня подняла руку, и огромный рубин… медленно-медленно вращаясь, поднялся примерно на метр над мостовой. Солдаты спешно убрали паланкин и ретировались.

Над площадью раздался… раздалось… Больше похоже на инфразвук, но ручаться не буду. И… чёрт! Ряды колдунов, стоящих ближе всего к столбам с рубинами, они же Великие Врата, синхронно зашевелились. Люди хорошо знакомой деревянной походкой направились к этим Вратам, чтоб им пусто было. Сколько их? Не видно. До нас очередь не дошла, это точно. Эти наверняка для затравки пойдут. Ведь пока ещё их в "процессорный зал" определят… Или не будут тратить времени, без церемоний в систему встроят, оптовой партией? Боюсь, что второе. А самое поганое знаете что? Чтоэто нас устраивает. Без солидной подпитки свежими мозгами нам портал в родной мир не пробить.

Колдуны вообще-то далеко не агнцы божьи, но даже они не заслужили такой участи.

Сколько это продолжалось? Полчаса, не меньше. Шорох одежд, изредка — сдавленный стон, говоривший о незаурядном Даре и попытках сопротивления, шарканье подошв по камню… Можно заставить себя не слышать эти звуки, но как заставить замолчать стерву-совесть? Это хорошо было говорить — мол, готова заплатить любую цену. Вот тебе счёт, дорогая. Плати.

Я почувствовала, что схожу с ума.

"Ритуал начнётся с жертвы артефакту, — говорил Лапур, описывая алгоритм церемонии открытия Большого портала. — Скормят несколько десятков… может, сотню-полторы. Для начала хватит. Затем князья должны пробудить артефакт. Но допустить этого мы не можем, иначе не получим ничего, кроме смерти. Потому я… мы с Надин обязаны находиться не более, чем в шести шагах от Места силы. Тогда я смогу…"

В сторону чувства. Они сейчас способны только навредить. Это война, а не фильм про неё, и я участник боя, а не сторонний зритель.

Даже мы, точно знавшие, что и когда должно произойти, дружно прохлопали момент начала. Артефакт так забивал своим могучим фоном все прочие магические штучки, что вспышки сработавших заклинаний показались бледными, почти неразличимыми. Кто-то из дружинников крикнул о разрядившемся амулете, двое других — о каких-то щитах и чьи-то нехороших матерях. Князья — тот самый мужчина, коего я лицезрела на портрете в зеркальной галерее, и очень красивая женщина — замерли с воздетыми кверху руками. Князь с окаменевшим лицом обернулся на крики: мол, кто-то посмел нарушить обряд? И тут…

И тут грянули автоматные очереди.

Короткие серии громких хлопков, сопровождаемых неяркими в сиянии артефакта вспышками, тут же дополнились криками боли и ярости. Мы с Дойленом и Лапур с Надин упали на мостовую так синхронно, словно репетировали этот манёвр. Мне очень мешал рюкзак на спине, но бросать его было нельзя: там бесценная информация, записанная на мой монстрофон… Часть дружинников — вот что значит полное отсутствие боевого опыта — заметались под огнём и почти все погибли в течение нескольких секунд. Но часть, видимо, костяк полка, организованно отступила к телегам и открыла ответный огонь. Закричали люди с "нашей стороны", завизжали раненые обозные лошади.

Порох и магия.

За спинами залёгших противников, увлечённо обстреливающих друг друга, начали падать оцепеневшие колдуны, скошенные пулями.

— Мятежники! — голос князя, усиленный невесть каким ухищрением, громовым раскатом разнёсся над площадью.

— Они будут раздавлены, — ему ответил ледяной женский голос. — Я снимаю контроль с толпы.

Хлопки выстрелов тут же потонули в море воплей…

Меня начала накрывать знакомая яростная волна.

Щас вам. Давилка ещё не отросла.

За спинами "наших" выше крон тысячелетних священных дубов поднялась стена магического пламени. Это сработал наш "туз в рукаве" — Лис, тайный маг и предсказатель первобытного лесного племени. Именно он чуть не в последний момент предположил, что князья попытаются использовать панику очнувшейся толпы как оружие, и мы внесли некие коррективы в наши планы. Обезумевшие от страха люди, лишившись магических оков, превратились в охваченную паникой толпу, а это страшный зверь. Но даже в панике никто не побежит в ревущий огонь.

А вот мы, диверсанты, оказались вне этой защиты и буквально за спинами разъярённых князей, тоже вступивших в бой. Пули высекали фонтанчики искр из окружившего их великолепного "щита", не причиняя правящей чете ни малейшего вреда, в то время как князь и княгиня метко били боевыми плетениями. Если бы не защита Лиса — кстати, не такая совершенная, как у бессмертных колдунов и без подпитки за спиной — отрядам Сандера и Фернета пришлось бы совсем туго.

У нас оставались считанные секунды.

Надин опомнилась быстрее, чем я думала, и принялась на ходу декламировать заклинание "огненная змейка" — эдакий мобильный "щит", более слабый, чем его боевой аналог, но способный защитить от мечущихся в безумной панике людей. Шесть шагов… Ползать по-пластунски Лапур не умел совершенно. Я тоже, но это не оправдание мужчине, выросшему в обществе, где охота на пугливого зверя считается аристократическим развлечением. Маг путался в полах своего длинного одеяния — а ведь предупреждали, чтобы оделся попроще, гад! — но упорно продвигался вперёд, к вожделенной цели. Рядом с ним полз Дойлен, а мы с Надин замыкали это… шествие. А где-то там, позади нас, пользуясь паникой, к Великим Вратам приближается Ульса… Моей задачей было в нужный момент задействовать ботнет, но сперва дать магу произнести длинное заклинание пробуждения артефакта. Где и каким образом он его вызнал — его заслуга. Молодец. Если ещё триста лет назад затевал захват артефакта, должен был подготовиться. Тогда не сложилось, или, если верить нашим мафиози, он попросту использовал доверившуюся ему ведьму и решил за её счёт свои карьерные вопросы. Ведьма, кстати, тоже оказалась не промах: "кинув" мага на приличную сумму денег, сбежала в личный домен. Оттуда он её при всём желании не смог бы выкурить. А сейчас… Настал его звёздный час.

Маг, ориентируясь на показания какого-то амулета, приподнялся и шёпотом произнёс длинное заклинание.

Великий Артефакт полыхнул таким огнём, что мне стало по-настоящему страшно.

То, что произошло дальше, уложилось, скорее всего, в долю секунды, но для меня расслоилось на несколько потоков.

Княгиня резко обернулась, и её совершенное лицо, казавшееся неестественной маской в алом свете артефакта, перекосилось гримасой лютой злобы. Но она не успела ничего ни сказать, ни сделать.

Лапур, завершивший своё плетение, с торжествующим видом поднялся, воздел руки, намереваясь коснуться артефакта, раскрыл было рот… и в его глазнице вдруг оказался кинжал, вогнанный по самую рукоять с навершием в виде медвежьей головы.

Магичка тоненько пискнула.

Я активировала ботнет и скорчилась от невыносимой боли во всём теле: сработало.

"Щит" князей с оглушительным — для магического слуха — грохотом лопнул. И тут же две автоматные пули со стальными сердечниками нашли цель. Князь, отброшенный будто могучим кулаком, отлетел назад, ударился спиной о висящий в воздухе артефакт и упал, заливая красный гранит круга кровью. Артефакт при этом, что показательно, не пошевелился.

Совершенно некстати всплыло в памяти название классики ироничного детектива: "Всё красное". Всё красное. Кроме чёрного. Только почему-то смеяться не хочется.

В небо ввинтился колоссальной силы отчаяния женский крик.

Княгиня…

— Надин, быстро к Вратам! — рявкнул Дойлен, отбрасывая ставшие лишними ножны. — Стана, действуй!

— Я… да, конечно! — закивала потрясённая Надин, до которой только сейчас стало доходить, что случилось. — Господи… Благодарю вас… благодарю…

И поползла на четвереньках назад. А я точно так же на четвереньках поползла вперёд, к артефакту, пока княгиня, оплакивавшая своего князя, не опомнилась.

Мы с Дойленом опередили её буквально на четверть секунды.

Едва наши руки коснулись рубинового цилиндра, как я совершенно утратила ощущение времени.

Оно расслоилось.

Сделалось вязким, как кисель.

Остановилось.

Мы стояли посреди площади, где царила гробовая тишина. И только неподвижно застывшие фигуры напоминали о том, что здесь только что шёл нешуточный бой. Стоп-кадр. Фонтанчики крови из пробитых тел. Распяленные в крике рты. Застывшие вспышки пороховых газов, вылетающих из ствола. Увязшие в остекленевшем времени пули и стрелы. Княгиня с безумным лицом, поднимающая руку, на которой формируется убойное плетение. И — масса людей, неподвижно лежащих на земле. Как из обеих "противоборствующих сторон", так и совершенно посторонних цивильных.

Эти люди воевали и гибли ради того, чтобы мы любовались их смертью, или чтобы дело делали?

Судя по всему, та же мысль посетила и Дойлена.

— Действуй, — его голос колокольным звоном прогремел в мёртвой тишине безвременья. — Мы для этого сюда пришли.

И я произнесла кодовое слово, хорошо известное своим маленьким помощникам — заклинаниям-ботам.

Ответ оказался неожиданно мощным. Скорее всего, пока колдуны метались в панике, боты успели проникнуть в медальоны всех, находившихся на площади. Сколько-то Одарённых стало жертвами перестрелки, но и тех, что сбежали, оказалось более чем достаточно. И артефакт сработал. Включился. Принял нас обоих и… Не знаю, что ощущал Дойлен, а через меня словно пропустили разряд в десять тысяч вольт. Но если обычный разряд мгновенно превратил бы нас в две кучки пепла, то этот, причиняя адскую боль, не торопил старуху-смерть. Сквозь алую пелену мгновенно вспыхнувшей ярости я увидела перекошенное лицо моего друга, так же яростно стиснувшего зубы и рычащего от боли… Наши медальоны вдруг повели себя, как во время ритуала объединения — потянулись друг к другу с непреодолимой силой. Пришлось влипнуть в артефакт всем телом, чтобы дать им соприкоснуться. Но потом… Потом натянувшиеся цепочки стали ощутимо горячими. Медальоны засветились вишнёвым, и это не были отсветы от высокотехнологичного рубинового цилиндра, а мы оба заорали от жгучей боли. Цепочки впивались в тела, из глубоких ран, на которых образовывалась и тут же лопалась корочка, полилась кровь. Но мы не убрали рук, продолжая держаться за артефакт.

Что-то тонко прозвенело, и пытка закончилась так же внезапно, как началась.

Цепочки лопнули. Наши медальоны, упавшие на верхний срез цилиндра, быстро раскалились и стекли в стороны ручейками расплавленного серебра. И тут пришло осознание… Не могу это описать. Ни на одном известном мне языке нет такого слова. В самом первом приближении — всемогущество, всезнание, всевидение. Или, что вероятнее всего, иллюзия вышеперечисленного. Рубин имеет ограниченный физический объём, соответственно не может хранить всю премудрость Вселенной. Но для обычного человека вроде меня этот океан информации казался бескрайним… Прекрасный мир. Высокоразвитый мир, судя по тому, что я увидела. Огромные межзвёздные корабли на орбитах планет, населённых ещё дикими людьми. Цивилизация, основанная на отношениях типа "учителя — ученики"… и двое последних, укравших это… эту деталь. Новый мир, куда они пробили портал и который в конце концов взбунтовался против неумного правления. Бегство. Единение с полуразумной растительной системой, умеющей контролировать пространство вокруг своих живых единиц. Коррекция программы с учётом новых пожеланий пользователей, и десять тысяч лет прозябания на суррогатном "процессоре" — убогом подобии "родной" системы… Если бы компьютеры были наделены эмоциями, я бы подумала, что этот близок к самоубийству. Лично мне бы такая жизнь тоже осточертела. Но это компьютер, и чувства ему чужды. Даже столь развитая цивилизация "учителей" не смогла создать искусственный интеллект, наделённый полноценными чувствами. И в итоге получилось… Вижу, что получилось.

Вокруг нас возникла тонкая плёнка, словно мы оказались внутри гигантского мыльного пузыря. Внезапно перестали болеть и свежие ожоги, и травмированное колено, ушла головная боль, исчезли мучившие меня с самого утра спазмы в желудке.

— Он слышит нас, — прошептал Дойлен. Его рука коснулась моей, лежащей на боковине цилиндра. — Отпусти время.

Время снова потекло своим извечным руслом. Тишина взорвалась криками, выстрелами и хлопками боевых заклинаний. Ожившая статуя Мести — княгиня — швырнула в нас своё плетение, тут же погашенное защитной плёнкой. Очередной её вопль, полный бессильной ярости, почти мгновенно оборвался предсмертным хрипом: из темноты в круг алого света выскочил Игорь и со зверским лицом всадил колдунье пулю в спину. Затвор его ТТ отскочил назад и стал на задержку — патроны кончились. Тогда ведьмак-иномирянин сформировал огненное плетение, швырнул во врага и исчез из поля зрения, растворившись в темноте.

Без поддержки князей бой мгновенно превратился в бойню с предсказуемым финалом. Пограничники с боевым опытом против изнеженных дворцовых гвардейцев. Даже не смешно.

Чужой компьютер, видимо, порылся в моей памяти: то, что возникло в воздухе над верхней гранью громадного рубина, больше всего напоминало до боли знакомый интерфейс Windows 7. Теперь добраться до нужных "файлов" — дело техники. Главное, чтобы Ульса правильно воспользовался украденным у Гидемиса заклинанием. Без активированных Врат никуда мы не уйдём. А пока он там возился, я позволила себе порыться на предмет поиска копий личностей колдунов, пошедших на "процессор". И получила ошеломляющий ответ: прежние пользователи не ставили целью сохранение таковой информации. Впрочем, что тут ошеломляющего-то? Два обнаглевших от безнаказанности обычных человека, возомнивших себя всемогущими божествами. Соответственно и отношение к простым смертным у них… не буду выражаться. Словно они старались всеми силами, всеми поступками показать, что они, дескать, не имеют никакого отношения к презренным людишкам. А ведь грыз их червячок-то. Заедал. Тела бессмертные, а сущность человечья, как ни крути. Отсюда эта жестокость, зачастую не оправданная ничем, кроме комплексов князей.

Трудно быть богом, ребятки? Очень трудно.

"Команда принята. Врата активны", — компьютер, подстраиваясь под мои привычки, выдал на виртуальный монитор сообщение на русском языке. И — две кнопки с текстом: "Выбрать точку прибытия" с классическим "Отмена". Разумеется, я решила выбрать точку прибытия. На экране появилось самое заурядное "виндовое" окошко с двумя папками.

Ничего себе!

"Карта мира" и "Точки привязки за гранью".

Вот она, нужная папочка.

Понятия не имею, в сколькибитной системе работал этот агрегат, но сейчас главное заключалось в простоте выбранного интерфейса. Точки привязки в его представлении выглядели как графические файлы. В просторечии — картинки. И найти среди них собственный город не представляло никакого труда, потому что все прочие фото не несли никаких признаков урбанистической цивилизации.

"Клик" по картинке с площадью Конституции.

Очередная табличка.

"Рекомендую переместить точку отправления в портал Туримит. Выполнить?" "Да" — "Нет".

Разумеется, "нет".

"Энергетически неэффективно. Рекомендую совершить переход в два этапа". "Да" — "Нет".

"Нет", конечно.

"Принять отправной точкой ближайшие активные Врата?" "Да" — "Нет".

А вот тут "да" без вариантов.

"Недостаточно ресурса для долговременной работы портала. Максимально возможное расчётное время — два солнечных шага. Включить?" "Да" — "Нет".

Да, да, да!!!

Восьми минут нам с головой хватит.

Пока мы "беседовали" с компьютером, бой уже закончился. Гражданские, кто успел, разбежались с площади, но, судя по сиянию их Даров и амулетов, далеко не ушли, попрятались за толстыми дубовыми стволами на краю площади. Победители не брали пленных: первая сотня, по словам Фернета, предана князьям фанатично, оставлять их в живых — значит, напрашиваться на неприятности. Солдаты второй сотни, пережившие бой, получили короткий и вполне логичный приказ своего сотника — охранять княжеский обоз, там наверняка много ценного. Погранцы Сандера — наша оправдавшаяся главная надежда — деловито обирали покойников. Законное право победителей, тем более, что им здесь ещё жить. А сам Александр пружинящим шагом направлялся к нам.

Он не успел ничего сказать.

Мы стояли боком к Вратам, и потому видели процесс открытия портала в иной мир. Сначала ярко светившиеся рубины — активный режим! — выметнули по лучику, каждый из которых перечеркнул прямоугольник Врат наискось, до подножия противоположного столба. Клубившийся между колоннами туман потемнел, обрёл почти осязаемую плотность и словно провалился внутрь себя. Возникший чёрный "экран" обрёл глубину космического пространства, однородную темноту которого нарушала единственная "звёздочка" посредине. Почему-то сразу вспомнился ритуал Обретения. А несколько секунд спустя "звёздочка" вспыхнула и развернулась в объёмное изображение…

Изображение?!!

Там шёл снег. Мелкий декабрьский снежок, подсвеченный множеством новеньких фонарей и фарами проносящихся по площади авто. С нашей стороны тут же задул довольно сильный ветер, закрутивший снежинки крохотными буранчиками… Судя по ракурсу, "окно" открылось у Исторического музея, который незадолго до моего неудачного велопутешествия "одели" в коробчатый стеклянный футляр и окружили постаментами с танками двух мировых войн. А судя по доносившимся оттуда звукам, прохожие были изрядно напуганы непонятным явлением. Послышался визг тормозов… Какая-то машина, наоборот, газанула, стараясь убраться подальше от непонятного. Солидный немолодой мужчина, приседая и прячась за гранитную тумбу с пушкой восемнадцатого века, нервно рвал из кармана как на грех зацепившуюся за что-то мобилку. Достал, потыкал пальцем в клавиатуру и истошно закричал в трубку: "Милиция! Площадь Конституции, тут теракт!" Ну, давай, дядя, давай, родной! Зови, кричи ещё! Если бы ты знал, какое счастье — слышать твой истеричный крик!

А ведь среди колдунов на площади не только мы с Сандером, Игорем и Надин — иномиряне. Нужно дать им знать, что путь домой открыт и времени мало.

Где здесь включение громкой связи?

Артефакт отреагировал на само желание. Момент "включения громкой связи" я почувствовала и заговорила, зная, что меня услышат все Одарённые этого города.

Заговорила по-русски.

— Внимание! — у меня аж скулы свело от необходимости переходить на канцелярит. — Всем, кто меня слышит и понимает! Врата в наш мир открыты, время ограничено. На всё — шесть минут! Кто не успеет, останется здесь навсегда! Повторяю — портал будет работать шесть минут!

Сначала артефакт — а затем и мы с Дойленом через него — уловил некое волнение, а затем… Затем побежали люди. Немного, не больше полусотни. Молодец, друг мой, в отличие от некоторых недалёких ведьм, сообразил подвесить у Врат магические светильники. В их ярком, почти естественном свете я разглядела бегущих. Почти все — взрослые люди, лишь две или три женщины вели за руки перепуганных детей лет примерно десяти или чуть больше. И — о, да, слава богу! — Ирка с семейством! Медальон не мог не привести сюда Кеарну, сын и невестка пришли проститься с любимой мамой, а тут такой поворот! Муж тащил Ирочку за руку, та едва успевала переставлять ноги и путалась в длинной юбке. За ними семенила невысокая полная женщина в роскошном шёлковом платке, дорогом платье и лисьем полушубке. Красивая, понимаю Дойлена… Люди бегом пересекали границу миров. Многие, почувствовав под ногами не посеревший от времени камень столицы княжества, а гранит харьковской площади, тут же падали на колени и заходились в рыданиях… Послышалось завывание милицейской патрульной машины. Взвизгнули тормоза, и из едва не вставшего на дыбы модернизированного "газончика", на ходу расстёгивая кобуры, выскочили трое ребят в зимней униформе. Криками и "русским командным" они принялись отгонять выходящих подальше от портала. Надо отдать должное моим землякам: сообразив, что никакой это не теракт, на помощь патрулю пришли прохожие. Несколько мужчин, взявшись за руки, организовали живое заграждение, отделяя пришельцев от начинающих сбегаться зевак с мобилками наголо и с предвкушением "разрыва ютуба" на лицах. Кто-то вызвал "скорую". От конечной остановки, где всегда стоит несколько зелёных маршруток, уже бежал какой-то водила с коробкой, на крышке которой даже отсюда можно было разглядеть красный крест… Кеарна вскочила в портал первой. За ней последовал сын. А Ирка… Ирка остановилась, обернулась и закричала, приставив ладони рупором ко рту.

— Стана! Стана, давай скорее!

— Уходи. Я скоро буду, — ответила я — через "громкоговоритель".

Ирочка не стала долго раздумывать и нырнула во Врата.

Почти сразу за ней пробежала женщина в узком платье с грязными пятнами на коленях. Я скорее угадала Надин по мощным потёкам "поплывшей" косметики на лице, чем узнала. Во времена "Титаника" было модно слегка злоупотреблять тушью для глаз. В руках у неё была сумочка, довольно тяжёлая, судя по всему. Что ж, стодвадцатилетняя магичка, наверное, сможет прижиться и в нашем мире, если не пропала в этом.

Иномирянам и тем, кто пожелал уйти с ними, хватило четырёх минут.

— Ну, охрана, теперь ты, — Сандер с едва обозначенной улыбкой, казавшейся чужой на его лице, хлопнул Игоря по плечу.

— Не задерживайся, Джеймс Бонд, — туляк коротко и добродушно рассмеялся, и побежал в сторону Врат, до которых от красного гранитного круга было не больше сотни метров.

— Заканчивайте с этой болванкой, — сотник кивнул на артефакт. — Времени мало.

— Идите, — глухо сказал Дойлен. — Ваше место там. А здесь я уж сам как-нибудь управлюсь.

И, высвободив руку, достал из-за пазухи свой ТТ.

Последние мгновения в этом мире. Последние мгновения вместе. Вот что он сейчас чувствовал, думал, переживал. Артефакт объединил нас, и мы могли обойтись без слов.

"Иди. Время не стоит на месте".

"Мальчишек береги, они на тебя похожи…"

"Я всегда буду помнить тебя".

"И я тебя…"

Два толстенных причальных каната натянулись до звона. Две дороги.

Я выбрала свою.

Прощай, Дойлен. Вот уж кого не забудешь при всём желании.

Я и не хочу забывать.

Руки от рубина пришлось отклеивать: артефакт неохотно отпускал пользователя. Я не стала травить душу и сразу повернулась к гигантскому цилиндрическому кристаллу — и Дойлену — спиной. Пошла. Всё быстрее и быстрее. Потом побежала.

Самая главная стометровка моей жизни, наверное.

Сандер, махнув на прощанье своим погранцам, быстро догнал меня.

Харьковская площадь мелькала синими огнями милицейских авто и удивительно оперативно подъехавшей "скорой", белыми вспышками фотоаппаратов и смартфонов. Шумела сотнями голосов, встревоженных и истеричных, командных и странно спокойных. Ветер был с нашей стороны, но я уже чуяла запах города-миллионника, упивалась гарью выхлопных газов, будто ароматом французских духов или чайной розы. На фоне моря электрических огней, чуть прикрытых кисеёй падающего снежка, потускнели и показались жалкими магические фонари этого мира.

Вот он, мой дом.

…Две стрелы с глухим стуком вонзились Сандеру в грудь.

Он хрипел, лёжа на земле, а я…

На голову словно свалился княжеский дворец с Гадючником в придачу.

Я упала на карачки и закричала. Не от боли, а от дикого, почти звериного ужаса.

Десять метров!!!

— Помогите!!! — заорала я, срываясь на позорный бабий визг, понимая, что с трудом шевелю конечностями. — ПОМОГИТЕ!!!

На той стороне кто-то крикнул: "Что вы стоите, помогите же!" Громадная, нестерпимая боль застила глаза, но я поползла… поползла, волоча на себе ставший вдруг неподъёмным рюкзак! Ещё немножко! Ещё метр!.. Вон врачи вынимают из "скорой" носилки, а четверо ребят в камуфле профессионально заняли позиции у краёв портала и вскинули короткие автоматы… Стреляют? Почему они стреляют? В кого они стреляют?.. Кто эти люди, выбегающие из-за портала?

"Далеко собралась, Первая?"

"Твою мать, Ульса! Ты?!! Где Дойлен?!!" — мысленно взвыла я.

"Не сопротивляйся, будет только хуже".

"Пошёл на хер, старый пень!"

Ещё метр…

Стреляйте, родные! Пришейте этого засранца!!!

Следующее мгновение взорвалось феерической болью. В мозгу прозвучало ненавистное "хе-хе" господина учителя, а портал…

Портал отключился за миг до того, как погасло сознание.

 

Эпилог

Омар Хайям. Рубаи.

1

Что это?

Какое-то пятно перед глазами… Никак зрение не могу сфокусировать…

Попытка стоила мне приступа головокружения и омерзительной тошноты. Пришлось снова закрыть глаза. Всё равно толку никакого.

Что скажет мне слух? Да ничего особенного. Как будто в туннеле сижу, и где-то там, в отдалении, слышатся многократно повторяющиеся эхом голоса, неразборчивая речь.

Знатно же меня приложило. Память не отшибло, и то хлеб, а то прямо мексиканские пятисотсерийные страсти бы получились — с амнезией и потерей ребёнка. Способность рассуждать тоже вроде при мне. Если бы ещё голова так не болела…

Похоже на хорошее такое сотрясение. Магический удар, которым угостил меня Ульса, приравнивается к удару кистенём по головушке.

Я успела пройти портал, или нет? Я в больнице?

Сознание, прояснившееся на минутку, снова заволокло туманом. Но туманом сна, а не забытья…

…Следующая попытка прийти в себя оказалась удачнее.

И сердце едва не остановилось.

Надо мной был не потолок, а богато расшитый полог средневековой, чёрт её дери, кровати!

— Она очнулась, госпожа моя!

Кто это? Не вижу… А, нет вижу. Одна женщина, склонившись надо мной, тут же с радостным воплем отскочила от кровати, а другая подошла и присела на краешек… Ну же, зрение, фокусируйся!

Риена?

Но как?!!

Видимо, этот вопрос отпечатался у меня на лбу. Заглавными буквами. Ибо возвратившееся нормальное зрение передало строгое лицо Риены с тонкой доброй улыбкой и чуть прищуренными глазами. Чёрт, я даже разглядела едва заметные ниточки морщинок в углах её глаз!

— Я приехала в столицу одновременно с вами, госпожа моя, — пояснила она, взяв меня за руку. Ладонь у неё была сухая и тёплая. — Оплатила проезд одной разорившейся ведьме, чтобы она приняла меня в прислуги. Теперь, простите, я должна вам жалованье за два года службы. Я отработаю.

— Но… почему… вы не… — слова хриплым карканьем слетают с непослушных губ.

— Я знала, что помешаю вам.

— А… Д… Дойлен… что… с ним?..

— Государь сейчас в отъезде, госпожа моя. Колдуны… то есть, бывшие Одарённые подняли мятеж в городе Беро, это в десяти лигах отсюда.

— Он… что?.. кто?..

— Простите, госпожа моя, — теперь улыбка Риены стала виноватой. — Уже пятнадцатый день пошёл, как господин Дойлен, уничтоживший Великий Артефакт, провозглашён государем.

Вот так. Молодец, Дойлен. Теперь ты у нас государь. Если поехал подавлять ведьмачий мятеж, значит, не всё в этом государстве прекрасно.

— Вы не волнуйтесь, госпожа моя, — продолжала экономка. — Государь окружил вас заботой, приказал слать гонца, едва вы придёте в себя… Что, госпожа моя? Пить?.. Лауса, воды!

Пара мелких глотков — и стало легче. Всего на пару секунд.

А потом меня накрыло…

Я не успела.

Артефакт уничтожен.

Дороги домой нет.

Когда болит тело, это очень неприятно. Но когда болит душа, никакая телесная боль не сравнится с этим… с этой пыткой.

— …А что если ценой его уничтожения станет твоё возвращение домой?

— Я заплачу эту цену.

Не думала, что меня услышит кто-то, кроме Дойлена. Но меня явно услышали и выставили счёт.

Пришлось заплатить. Есть кредиторы, от которых не скроешься.

Не могу винить Дойлена. Сама взяла с него обещание уничтожить Артефакт любой ценой. И, зная его, могу сказать точно: он сделал всё возможное, чтобы я вернулась.

Но этого оказалось недостаточно.

Пройти весь путь до самого конца, приложить столько усилий, стоять на пороге родного мира — и не успеть!

Господи, за что?!!

Я с усилием поднялась на постели, безумными глазами уставилась на Риену, обвела таким же сумасшедшим взглядом обстановку, закрыла лицо дрожащими руками и завыла, как по покойнику…

— Поплачьте, госпожа моя, — Риена обняла меня… не как мать — скорее, как старшая сестра. — Поплачьте. Легче станет.

Тяжёлые горячие слёзы — как на похоронах — не уносили боль, лишь позволяли ей не разрастись до смертельных пределов. Но я знала, как это бывает. Я не плакала на похоронах родителей. Два закрытых гроба — чтобы не травмировать родственников видом обгорелых останков — опустили в землю под наше с братом молчание. Потом по дороге с кладбища слышала шепотки бабулек: "Ты глянь, какие бессердечные детки, ни слезинки не уронили!" Дуры старые. Привыкли к показным стенаниям, когда скорбящие родственники слезами умываются и голосят, а через час, изрядно "помянув", уже смеются и анекдоты рассказывают. Было так больно, что "бессердечные детки" не могли даже плакать. Только потом, когда вернулись домой, провели скромный поминальный обед и выпроводили посторонних… Мы с братом обнялись и зарыдали в голос. Оба.

Как сейчас.

Эти слёзы тогда не дали мне сойти с ума. Риена права: надо выплакать хотя бы часть этой боли. Иначе невозможно будет жить дальше.

А есть ли смысл?

2

Что бы там ни было, а безучастно валяться в постели и ждать смерти-избавительницы я не могу. Пока бьётся сердце, пока воздух наполняет лёгкие, пока душа болит — всё моё существо требует жизни. Через боль, через потери, через страх и отчаяние. Ведь жизнь — это не только борьба, но и умение достойно проигрывать.

Часа через два я затребовала завтрак и полный отчёт о событиях последних пятнадцати дней и выяснила, что Риена в курсе лишь тех событий, которые были у всех на виду. Но и это вызывало неподдельный интерес. Одно провозглашение Дойлена государем чего стоит! Нет, я понимала, что эта семейная мафия своего не упустит, но думала, что братья и кузены организуют что-то наподобие афинской олигархии. Ничего подобного. Фернет — что значит, воин! — поддержал брата, заявив, что в смутные времена нужна твёрдая единоличная власть с такой же ответственностью. А поскольку Фернет — это сила, прочие заговорщики не стали спорить. Выговорили лишь право на создание Совета Мудрых при особе государя. И, пока его величество Дойлен Первый машет мечом, гнобя и геноцидя взбунтовавшихся ведьмаков, городские старшины и оставшиеся в живых бывшие волостные маги здесь, в столице, вовсю интригуют друг против друга, добиваясь места в Совете. Ладно, Дойлен приедет, всё равно на ключевые посты своих людей рассадит, или я его, манипулятора, не знаю. Судьба Ульсы была ясна, как погожий день: подох, гнида. Иначе я бы сейчас тут не сидела и не слушала новости, навострив уши. Но подробностей Риена не знала, и я отложила этот вопрос до возвращения его самозваного величества. Я ему мно-о-ого вопросов задам, когда вернётся…

— …а дворец и, прошу прощения, госпожа моя, Гадючник рухнули в тот самый миг, когда государь уничтожил артефакт, — продолжала верная экономка. — Никто не сомневался, что их строили на магии. Потому государь велел занять этот особняк, ранее принадлежавший Великому Одарённому.

Великий Одарённый — это вроде премьер-министра при князе, глава Круга Одарённых. Круто. Мы заняли резиденцию премьера и, судя по её убранству, жил тот маг в роскоши.

— Когда государь разослал посыльных с охраной и известиями о переменах, старшины лишь пяти волостей, прилегающих к столице, выразили готовность пойти под его руку. И то — сами видите. Одарённые утратили силу. Те, кто не подчинился новой власти и успел сбежать в другие города, поднимают мятежи… если их самих не убивают.

Ну, да. Плевать колдунам, что Дойлен, уничтожив артефакт, спас их никчёмные жизни от судьбы дешёвых расходников. Он лишил мир магии, а их — власти. Только за это его следует истребить, причём показательно, и максимально болезненным способом. Значит, никто не гарантирует, что в столице не зреет новый заговор, а то и не один. Под ударом все, кто дорог Дойлену. А это значит…

— Как мальчики? — спросила я, отложив на поднос недоеденную гусиную ножку. От мысли, что им может угрожать опасность, у меня кусок чуть не стал поперёк горла.

— С ними всё в порядке, госпожа моя. По десять раз на день спрашивали о вашем здоровье. Господин Фернет обещает отдать их в учение к мастеру мечного боя.

Ингену это в самый раз: и возраст ещё подходящий для начала занятий фехтованием, и душа у него лежит к отточенным железякам. А вот Энгита мечу учить — только портить. У него мозги инженера, а не солдата. Хотя… Раз он теперь принц, причём наследный, умение владеть мечом не помешает… Кстати, на миг даже весело стало. Если бы Керен не ушёл в мой мир вместе с мамой и женой, Ирка в самом деле стала бы принцессой, как и мечтала. Но — не судьба. Принцессой станет девушка, на которой Дойлен через несколько лет женит среднего сына. Разумеется, из Больших Государственных Соображений, иначе и быть не может. Надеюсь, к тому времени остатки ветра из головы Энгита улетучатся, и он не закатит скандал на тему: "Жениться только по любви!" Любовь он себе ещё найдёт, а если Дойлен затеял строить государство, то наследник обязан думать в первую очередь о продолжении отцовского дела, а не о нежных чувствах.

Как там Алла Борисовна на заре своей карьеры пела? "Жениться по любви не может ни один король"?

Если, конечно, у Дойлена что-то получится.

На душе потеплело, когда Риена велела служанке позвать мальчишек. Счастливый визг Ингена и радостная улыбка Энгита развеяли смертную тоску. Не окончательно, но сквозь тучи прорвался лучик солнца. Парни принялись наперебой пересказывать всё то, что уже было известно от Риены, но я добросовестно их выслушала, вставляя вопросы или замечания в особо эмоциональных местах. Через полчаса Риена едва выставила их из комнаты. Наверное, ей крепко не понравился мой бледный вид.

— А что наши? Лис, Сандер? Сандера ведь ранили там, у Врат, — спросила я, снова принимаясь за уже остывший завтрак. Есть хотелось неимоверно. Скорее всего, эти пятнадцать дней меня кормили чем-то вроде бульончиков, а сейчас, когда я очнулась, и организм потребовал калорий, в гости зашёл "дядя Жора". Кормить надо.

— Господин Сандер ещё плох, госпожа моя, но Лис клянётся, что через две луны поставит его на ноги. А я и не знала, что этот варвар — такой хороший лекарь…

Он, вообще-то, колдун, но как теперь ему без магии? Впрочем, беловолосые колдовали без посредства артефакта. Или с посредством, но напрямую, без медальонов? Ещё один большой и интересный вопрос, на который я хотела бы получить ответ…

Гонец к Дойлену отправился через час. Я заявила, что сама напишу ему письмо. Пусть не торопится возвращаться. Подавление мятежа по любому важнее, чем моё здоровье.

Кстати, а кто теперь я во всём этом раскладе?

Пять дней я только и делала, что попеременно принимала то "дядю Жору", то "тётю Соню". Проще говоря, отъедалась и отсыпалась после еды, делая исключения только для коротких прогулок по коридору в сопровождении Риены и служанок. Только на шестой день — двадцать первый день без магии — я позволила себе более дальнюю прогулку. С третьего этажа на второй. Навестить Александра Батьковича. Ему по любому хуже, чем мне. Раны не только душевные, но и физические, да ещё такие паршивые, как проникающие в грудную клетку. Удивительно, как вообще выжил. То ли от природы крепкий, то ли Лис — великий лекарь… Нехорошо выглядел Саша, вот что я вам скажу. Его явно насильно тащили с того света, и он не испытывал от этого ни малейшего восторга. Весь его вид словно говорил: "Лучше бы я сдох". Вот это самое страшное: нежелание жить, когда человек умирает духом. Тело ещё здесь, дышит, ест, даже разговаривает, а душа — где-то за пределом, куда нет доступа живым. Увидев меня, он изобразил намёк на улыбку.

— Ты? — со зрением у него тоже неладно, как и у меня в первый день после пробуждения.

— Йа, йа, натюрлих. Женщина в белом и с косой, — подсаживаясь на краешек кровати, я продемонстрировала светлое платье, в которое меня обрядили служанки, и отросшую за полтора года косицу. — Не бойся, сегодня не заберу. Сама только пару дней, как на ноги встала.

— Жаль. А я думал… всё, пора… с вещами на выход, — Александр пошутил так же натянуто, как и я. — Хреново мне, Стана, — добавил он слабым, прерывающимся, отсутствующим голосом. — Вообще странно… как может быть хреново… покойнику.

— Ты жив, — возразила я.

— Я умер, — ответил он. — Меня убили.

— Ты жив, — повторила я. Без нажима. — И я жива. Просто мы с тобой неудачники, наверное, раз нас остановили.

— В паре шагов…

— Да. В паре шагов. Нам с тобой плохо. Больно, да. А покойникам всё равно. Значит, мы живы.

— Смысл?

— Мы должны жить там, где получилось, если не получилось жить там, где…должны. Наверное, мы здесь нужнее.

— Ты, может быть… Не я.

— В чём разница между нами?

— Ты… привязалась к этим… пацанам… И папаша их… Я не смог… ни к кому… Была одна женщина… Всё равно не смог. Запретил… себе. Оскорбил, чтобы ушла… Она и ушла…

— Испугался боли?

— Что?

— Прости, Саша, но это ты так поступил из страха, — вздохнула я. — Испугался, что оставишь ей кусок души, а обрубок будет болеть. Я… не побоялась. А теперь болит с другой стороны…

На пару минут в комнате повисла неловкая тишина. Сандер переводил дух, а я размышляла над его словами. Зачем жить, спрашиваешь? Я ещё не знаю. А ты уже не знаешь. Вот в чём разница.

— Мы — калеки, — сказала я на прощанье. — Но и калеки находят смысл в жизни. Живи, Саша. Живи, и найдёшь.

— Что? Смысл?

— И его тоже.

— Тебе проще…

— В чём?

— В том, что… далеко ходить не надо… Этот, папаша пацанов который… Он теперь типа король… влип не по-детски… Спорю на свой "Глок"… замуж тебя потащит…

— Я могу не согласиться, а он не будет принуждать меня силой.

— У тебя теперь… выбора нет. Или замуж, или сдохнуть… Лучше согласись… Не потому что последняя женщина… для мужика — это всегда… серьёзно… а потому что иначе тебя разорвут… Может, он и… справится… спасёт от войны этот кусочек страны… Крови ещё прольётся… Но тебя он убережёт… Иди, Стана, хреново мне…

— Смысл есть всегда, — на пороге я обернулась. — Живи, Саша. Помереть мы всегда успеем. Не хотелось бы, чтобы это случилось так рано и… так бессмысленно.

Я ушла, "сдав вахту" хитро подмигнувшему мне Лису. Здесь было над чем подумать. Сандер — ему, кстати, нравилось это прозвище — не открыл Америку. Но он не догадывался, как его слова меня напугали. У нас с Дойленом был магический договор. Магический. А магии больше нет. Что если его чувство, родившееся во время нашего путешествия, тоже ушло, следом за магией? Что если он, явившись сюда после усмирения бунтовщиков, действительно начнёт относиться ко мне как к трофею? Хочу — женюсь, хочу — просто забавляюсь, не хочу — сбагриваю надоевшую игрушку куда-нибудь подальше. Остановить его я смогу только пулей. Только потом останется самой застрелиться.

Кстати, о пистолете. Вернувшись к себе, я первым делом проверила рюкзак. Всё на месте. Его, похоже, даже не открывали с тех пор, как… Три недели по-нашему и две с одним днём — по здешнему. Кобура с ПМ и запасными патронами лежала отдельно, но в том же сундуке. Лучше держать под рукой, мало ли что, в самом-то деле.

А вечером меня навестил Лис. Я велела служанкам принести ужин на двоих, и дядька отнёсся к приглашению за стол весьма благосклонно.

— Поправится он, земляк твой, — сказал он, перемалывая мясо своими крепкими зубами. — Раньше как из могилы глядел, а сейчас лежит, думает. Что ты ему сказала?

— Что не хотела бы помирать так рано и так глупо, — ответила я. Мой ужин был намного легче: кусочек ветчины, сыр и хлебец под стакан молока.

— А, вот оно как… Задели его твои слова, видать.

— А меня задели твои, — я постаралась сказать это как можно спокойнее. — Не знаю, помнишь ли ты собственное предсказание… Как мне кажется, помнишь, хотя, мне говорил другое… Так вот, за что я не люблю предсказателей, так это за расплывчатые формулировки, которые можно натянуть на какую угодно ситуацию и объявить правдой.

— Если хочешь получить точный ответ, задавай точный вопрос, — хитрюга Лис опять мне подмигнул.

— Ах, да, пророк никогда не бывает неправ, — холодно улыбнулась я. — Только тот, кто с ним спорит. В процессе спора внезапно выясняется, что это вопрос был неправильный, а не ответ туманный. Так? А когда я задала тебе вполне точный вопрос, ты что ответил? "Этого я не ведаю".

— Чего ты хочешь, хозяйка? — несмотря ни на что, Лис был по-прежнему добродушен. — Чтобы я больше никому не предсказывал?

— По возможности. Если не хочешь потом получать по шее от недовольных клиентов, оракул лесной. Это я, слабая и воспитанная женщина, ограничусь словами. Другие по морде могут дать.

— Ладно, не буду, — хихикнул дядька. — Но согласись, что всё так и случилось.

— Ещё не случилось.

— Но случится. Ты ещё не решила, но решишь обязательно. Тогда моё предсказание исполнится до конца, и настанет время новых. Но раз ты не хочешь, чтобы я предсказывал…

— Не хочу.

— Посмотреть в глаза будущему — смелый поступок, — кивнул Лис. — Боги делают человеку подарок, принимая ответственность за предсказанное. Но идти вперёд, не зная будущего — тоже смелый поступок. Тогда вся ответственность не на богах, а на человеке. Что ж, иди смело, хозяйка. Известная тебе тропа заканчивается. Дальше — сама. Но если, идя по незнакомой тропе, проявишь достаточно храбрости и стойкости, боги наградят тебя.

— Спасибо, не надо. Мне одного их подарка за глаза хватило.

— Не спеши отказываться, не зная, что тебе предлагают, — а это дядька произнёс с совершенно серьёзным лицом. — Если что, я тебе помогу, пока жив буду. А пока — пройди известную тропу до конца. Не топчись на месте.

Вот тут он прав. Уел. Я именно топчусь на месте. Но что-то решать буду, когда всё встанет на свои места.

Не люблю оказываться в подвешенном состоянии. Ассоциации нехорошие.

3

Снег.

Сколько глаз хватает — всё белым-бело.

Но снег этот выпал на побережье Адриатики, в том месте, где у нас курорт Дубровник.

В особняке бывшего премьера, а ныне стопроцентно покойного Великого Одарённого — не мог князь не скормить такую персону артефакту в первую очередь! — на каждом этаже было по просторному залу. Здесь, на третьем, расположилось моё любимое помещение — библиотека. Две с лишним сотни книг. Попадались, по словам Риены, и раритеты, коим по паре тысяч лет от роду, но, увы: девяносто процентов книг здесь посвящены ушедшей магии, а остальные десять — развлекательная литература. Совершенно бесполезная в моём случае и с моим нынешним настроением.

Я приходила сюда не читать, а размышлять в тишине. Или просто смотреть на город с высоты третьего этажа. Бывший хозяин не поскупился, вставил в свинцовый переплёт кусочки недешёвого прозрачного стекла.

Двадцать восьмой день без магии…

Тихо падают снежинки. Ещё не замарали белизну крыш пятна сажи из печных труб, ещё не вышли на работу метельщики, понимающие, что в такой снегопад им на улицах делать нечего. Родители ещё не выпустили детей на улицу поиграть в снежки. Только стража бдит, кляня "дырявые небеса" на чём свет стоит. Почти идиллическая картинка, если не знать, что где-то там, в двух дневных переходах отсюда, льётся кровь.

Всё белым-бело, как лист дорогой бумаги.

Это тонкий намёк такой. Я поняла.

Соблазн начать историю с чистого листа — дьявольское искушение. Пойти по пути Цинь Ши Хуанди, приказавшего истории начаться с его правления? Нет. Позабывшие о прошлом рискуют раз за разом наступать на старые грабли. Пусть история этого мира начнётся с новой страницы старой книги. Пусть неведомый летописец продолжит повествование. Грустным или весёлым его делаем мы. Люди.

— К вам гость, госпожа, — тихо доложила молоденька служаночка. — Велите подать завтрак на двоих в трапезную?

— Что за гость? — поинтересовалась я.

— Досточтимый купец, господин Креннах.

Креннах… Какого чёрта?

— Пригласите его сюда. Никаких завтраков на двоих.

Обойдётся. Сама всё съем. Каков бы ни был Дойлен, но в людях он редко ошибается. Если держит Креннаха на поводке, значит, у меня есть веская причина его опасаться.

Досточтимый купец, он же вор в законе, Креннах, пожалуй, слегка обиделся, что я принимаю его в библиотеке, а не за столом, но счёл за лучшее доброжелательно улыбнуться. Молчаливое приглашение присесть в старинное кресло — и вот мы друг против друга. Глаза в глаза.

А глаза у него… недобрые. Светло-карие, почти жёлтые, но цвет ни при чём. "При чём" как раз их выражение. Что-то мимолётное, ускользающее, но неприятное.

— Чем обязана столь неожиданным визитом? — спросила я, начиная светскую беседу.

— До нашей убогой окраины дошли слухи, будто вы вполне оправились от последствий известных вам событий, — заговорил он, срываясь на витиеватый псевдоблагородный стиль. — Примите же мои искренние поздравления с выздоровлением.

— Спасибо, — я вежливо кивнула. — Я вполне здорова, чего и вам желаю. Очень мило с вашей стороны выразить радость по этому поводу. Однако вы изволили явиться в такую странную погоду, что мне на ум приходит только мысль о деловом разговоре.

— Ох, госпожа моя, вы, видимо, раньше часто имели дело с людьми моего сословия, — дробный смешок Креннаха горохом рассыпался по гладкому мраморному полу. — Я действительно хотел бы обсудить с вами один вопрос, но не знаю, насколько он для вас приемлем… в вашем нынешнем положении.

— А, простите, каково моё нынешнее положение? — я сделала донельзя удивлённый вид.

— Весьма неопределённое, я бы сказал.

Если он ещё раз так рассмеётся, я выставлю его за дверь.

— Уточните, пожалуйста.

— Как прикажете, госпожа моя, — купец-вор словно почуял, что мне крайне неприятен его смех, и ограничился двусмысленной улыбкой. — Желаете, чтобы я уточнил? Пожалуйста. Вы ведь знаете, какое положение сейчас занимает мой друг, господин Дойлен? Весьма высокое. Но ваш статус не определён совершенно. Вы ему не супруга, уж простите за прямоту. Допустим, господин Дойлен оставит вас при своей персоне, но если интересы государства потребуют от него женитьбы на дочери какого-нибудь владетеля в обмен на его лояльность… Вы понимаете, что ваше положение станет ещё более шатким. Потому осмелюсь предложить вам взаимовыгодную сделку… Должность хранительницы кошелька в моём доме вас устроит? Я щедр, когда щедры со мной.

На этот раз гнев был ледяным. Не затмевающим рассудка. Потому вместо крика: "Пошёл вон отсюда!" — я несколько секунд изучала этого типа. Нет, тут явно что-то нечисто. На желанную женщину не смотрят как на выгодный товар. Что-то он затеял… Понять бы, что именно, и можно смело звать стражу.

— Я удивлена вашим предложением, — да, именно так, тоном оскорблённой Снежной Королевы. Пусть поёжится, ему полезно. — Мягко говоря.

— Это следует расценивать, как отказ?

— Вы невероятно догадливый человек, господин Креннах. Извольте покинуть этот дом.

— Дорогая моя госпожа, — заулыбался тот. — Я много лет знаю господина Дойлена. Всякий раз по приезде в столицу он заводил подружку, и всегда делился со мной… гм… трофеем.

— А сейчас что-то не заладилось? Сочувствую, — ядовито усмехнулась я.

— Вероятно, у него просто не было времени на это. Но поверьте, вы очень быстро ему надоедите. Вот тогда я снова окажусь на вашем пути, но условия сделки будут уже не столь выгодны для вас лично. А пока — извольте принять в качестве задатка… — и он вынул из поясного кошеля красивый золотой браслет.

Ну, наглость! Жаль, что мы не в трапезной. Тарелка с подливой смотрелась бы на его голове куда гармоничнее этой безвкусной шапки.

— Извольте выйти вон и забрать ваш… задаток, — Снежная Королева уже не оскорблена, а разгневана. — Мой неопределённый статус не позволяет мне принимать подарки от кого бы то ни было.

— Вы пожалеете, — маслено улыбнулся Креннах, сграбастав свой "задаток".

— Или вы уйдёте сами, или я выброшу вас в окно. Хоть я и женщина, но скрутить такого мозгляка у меня сил хватит.

Ушёл, слава богу. Но каков гусь! Нужно обязательно рассказать Риене и Лису. Белобрысый у нас по охране — вот пусть и напрягается.

И — мелькнула мысль — скорее бы Дойлен приехал. Скорее бы всё разрешилось.

Если этот ворюга прав, и я не больше, чем игрушка, то всё решат две пули. Не только Дойлен у нас максималист. Всё-таки грыз меня червь сомнения. Грыз, подъедал по живому…

Магия ушла. Договор отменён. Я ничего не смогу противопоставить грубой силе, если вдруг Креннах прав…

Снова накатило чёрное отчаяние, то самое, отбивающее охоту жить. Легко было внушать Саше: живи. Сама хороша.

Хотя…

Есть ведь очень лёгкий способ избавиться от всех сомнений. Библиотека на третьем этаже, а этажи тут высокие.

Распахнуть широкое окно и сделать шаг вниз…

Я не обратила внимания, что руки мои машинально складывают из листа бумаги знакомую штучку. Самолётик. Помнится, в школе мы такими баловались. Выдирали клетчатые или полосатые листочки из тетрадок, делали самолётики и получали "неуд" по поведению за то, что запускали их на уроках.

Лёгкая ностальгическая улыбка, движение руки — и самолётик пересёк библиотеку, "приземлившись" у самой двери…

Но с чего я должна безоговорочно верить Креннаху? Он вор, а я лохушка ушастая, которую обмануть — доблесть. Это раз. Он смотрел на меня как на товар, а не как на женщину — это два. Насчёт "это три" начинается простор для домыслов, но третий пункт существует наверняка. Напрячь, что ли, кузена Версина? Сотник городской стражи должен кумекать в раскладах воровских шаек и их паханов. Хотя сейчас всё так перемешалось, да и воры во главе с Креннахом ещё не переварили свой кусок добычи — часть княжеских ценностей — однако что-то дельное подскажет…

— Я понял, как в вашем мире люди летают!

Я так отвлеклась на свои раздумья, что вздрогнула. Энгит. Стоит в дверях, с самым просветлённым видом держит в руках мой самолётик и смотрит на меня с таким восторгом, что даже неловко становится.

— Не как птицы! — парень повертел бумажную игрушку в руках. — А вот так, на неподвижных крыльях, верно?

— Верно, — ошалело проговорила я.

— И мы так сможем?

— Сможете, — теперь я улыбалась с печалью. — Лет через триста или четыреста. Может быть.

— Но этот-то сейчас летает! — подросток подскочил ко мне и начал показывать на модельке: — Вот крылья же, верно? А это вроде как туловище у птицы, только там груз должен быть. Останется только посадить возницу и сделать вот так, — и он запустил игрушку в новый полёт. — И прилетит, куда велят.

— Вот это как раз самое сложное — приложить силу, достаточную для полёта, — сказала я. — Хотя…

Ну, чёрт же подери, есть же дельтапланы и самолётики-планеры, которые можно разогнать даже конной упряжкой! Что если…

Нет, ересь несусветная…

А почему? Силу водяного пара знали ещё древние греки, даже игрушка у них паровая была, но люди догадались применить эту силу себе на благо только в конце семнадцатого или начале восемнадцатого века. Я уже про порох и печатный станок имени Гуттенберга молчу — это появилось как раз в Средневековье и ничего запредельно сложного не представляет. Значит, вполне реально и здесь. Тогда что, в самом-то деле, мешает сделать что-то наподобие дельтаплана? Китайцы, вон, на больших бумажных змеях в воздух поднимались, а братья Монгольфье свой шар тоже не из синтетики делали.

И я, взяв из пачки на пюпитре чистый листок бумаги, принялась вычерчивать нечто треугольное.

Огонёк восторга в глазах Энгита сменился жадным интересом. Парень, кажется, нашёл своё истинное призвание. Информации бы ему, да побольше, чем в моей бедной голове…

В итоге завтрак и обед нам подавали в библиотеку, а посыльному пришлось бегать в лавку за новой пачкой бумаги. Ух, и ломят же цены лавочники! Всё вздорожало: тут и политические перемены, и воры лихо кутят по кабакам, а барыги на всё тут же реагируют. Но нам недосуг ждать, пока цены снизятся. Наука важнее.

Жизнь начала обретать новый смысл.

А после обеда сообщили, что обоз государя уже на подходе к городу.

Сердце дало сбой и тут же часто-часто застучало. В пятках.

4

У меня неопределённый статус, но прислуга вела себя так, словно для них всё давно ясно. Риена тут же заставила меня нацепить безумно дорогое шёлковое платье с серебряным шитьём. Длинную волчью шубу, сапожки вместо тонких туфель и шапку я надела уже по собственному почину: не хотелось мёрзнуть, хоть триста раз церемония протокольная. Дойлен не сторонник бездумного соблюдения этикета, он поймёт. Особенно если все мои страхи на его счёт напрасны.

Государь. Человек, который прекрасно понимает всю меру ответственности за принятые на себя обязательства. Вот кто сейчас въехал на широкий мощёный двор бывшего премьерского особняка. Беспощадный воин. Беспринципный политик. И при этом — человек с живой душой. Вот только тот ли это Дойлен, который в жутковатом "процессорном зале" говорил, что отдаст жизнь за то, чтобы я могла вернуться домой?

А за ним — полный сюр. Двадцать человек личной гвардии, бывшие погранцы. С мечами-"медведями" у пояса и с АКМ на плече. Своих воинов Фернет наверняка уже увёл в казармы.

Ой… Кто его так, по голове-то? Даже отсюда вижу багровый шрам на правом виске.

Я невольно сделала шаг вперёд, а он тут же спешился и, скомкав к чертям кошачьим всю церемонию, подошёл ко мне. В его глазах — знакомая радость. И, кажется, те же самые сомнения, которые не давали мне покоя.

Это — он. Всё тот же Дойлен, которого я знала. Значит, то, что нас объединило, не имеет к магии никакого отношения?

— Рада тебя видеть, — едва слышно проговорила я, чувствуя, как отпускает когтистая лапа страха.

— И я рад тебя видеть, — ответил он. — Как ты?

— Как видишь — вернулась… с того света. А ты?

— К тебе я вернусь откуда угодно.

И — чтоб вы понимали! — со своей фирменной обезоруживающей улыбкой галантно подал мне руку. В коже и мехах, в толстом шерстяном плаще с налипшими клочьями снега, пахнущий железом, своим и конским потом, выглядевший, как разбойник с большой дороги — он, государь, одним движением сходу определил мой статус при дворе.

Не королева, но всесильная фаворитка. Для всех. А между собой мы уж как-нибудь договоримся, кто, куда и зачем. И вообще, стоит ли.

Дойлен остался верен себе, окончательно испортив церемонию тем, что велел немедленно подавать обед и пригласил за стол меня одну. Судя по тому, с какой скоростью выполнялись его приказы, гайки он закрутил неслабо. А судя по успешному возвращению, мятеж благополучно удав… то есть, подавлен.

— Кто тебя так? — я осторожно коснулась его шрама. Пока слуги спешно расставляют блюда, есть немного времени на разговоры. Потом он, оголодавший с дороги, ничего не скажет, пока не налопается до отвала.

— Ульса, — он поморщился. — Осторожней, милая, ещё болит.

— Но как…

— …как я проворонил его удар? — невесело хмыкнул Дойлен. — Очень просто. Смотрел тебе вслед. Запомнить хотел получше… напоследок.

— Как всегда, всё зло от баб, — хмыкнула я. — Ты поешь, потом расскажешь. Хорошо?

Всё как прежде. Только нет больше между нами магических преград, но есть его глаза, в которых светится прежняя радость. Есть уважение, которое мы испытываем друг к другу. Есть едва зажившая рана и незнакомая суровая складка между бровей… Что ж, мой дорогой, назвался груздём — полезай в кузов. Назвался государем — читай Макиавелли, а в отсутствие сей полезной для правителя книги слушайся собственного цинизма.

С обедом Дойлен расправился так же быстро, как и с мятежниками, и тут я вцепилась в него, как клещ в собаку.

Он знал, что я не отвяжусь, пока всё не узнаю, и рассказал…

…Удар чуть не вышиб из него дух.

Когда он пришёл в себя, голова разламывалась на куски, а над ним стояли двое неблагонадёжного вида типов с короткими дешёвыми мечами. Ульса что-то бормотал под нос. Дойлен только и сумел разобрать что-то вроде"…будет только хуже". И услышал мой вопль. Почти звериный.

Портал погас.

Вокруг слышались отрывистые крики, хлопали выстрелы. Но "щит", поднятый Ульсой, надёжно защищал всех четверых вместе с артефактом. Пули лишь бессильно высекали искры из магической преграды.

Он упал не слишком удачно, придавив всем телом правую руку с зажатым в ней пистолетом. Типы с мечами наверняка караулят каждое его движение, внезапности в любом случае не будет. Ну, одного пристрелит, а второй его железякой ткнёт. Будет больно, неприятно, и вполне можно лишиться последней возможности как-то повлиять на ситуацию. Потому Дойлен лишь хрипло застонал и вяло зашевелился на камнях мостовой, стараясь, чтобы не услышали щелчка: он осторожно поставил курок ТТ с предохранительного взвода на боевой.

Не зря учился, разбирал эту демонскую машинку, собирал снова, заряжал и стрелял.

Дойлен увидел, как двое подозрительных типов тащат сюда безвольное тело. Меня. Зачем?

— А, дорогой ученик очнулся, — насмешливый голос Ульсы заставлял скрежетать зубами от ярости. — Как это любезно с твоей стороны — поделиться добычей со старым немощным учителем. Впрочем, ты своё дело сделал. Артефакт должны контролировать двое. Следовательно, ученица мне пока нужна, а ты — нет… Убейте его.

Сам мараться не пожелал, чистоплюй. Это его и погубило.

Преодолевая боль и тошнотворное головокружение, Дойлен резким движением перекатился с бока на спину, пнул ногой одного из типов, дважды выстрелил в обоих и вскочил на ноги. Кровь, натёкшая из раны, залила и без того не слишком симпатичное лицо, окончательно превратив его в страшную маску.

— Шшшустрый, — Ульса ехидно улыбался, глядя ему в глаза. — Но у тебя руки всегда действовали быстрее головы. Я неуязвим, пока Великий Артефакт прикрывает меня, а ты, Одарённый, не посмеешь, ты просто не сможешь причинить ему ни малейшего вреда.

Рубиновый цилиндр словно в подтверждение этих слов полыхнул особенно сильной вспышкой алого света, и… его рука с пистолетом начала помимо воли опускаться.

Вот только одно Ульса забыл: на его противнике уже не было медальона.

Три выстрела подряд. Но не в радужную плёнку вокруг мага, а прямо в гигантский рубин. И тогда стало понятно, почему князья так ревностно оберегали его от любой опасности.

Три пули, способные пробивать бронежилеты иного мира, вонзились в алую толщу артефакта. Кристалл разлетелся на куски, как перекаленное стекло, а то немногое, что не разлетелось, с громким стуком упало на залитый кровью гранитный круг. И тоже превратилось в осколки.

Мгновение — и площадь погрузилась во тьму. Ещё несколько мгновений, пока все осознавали, что случилось — и прикатился глухой грохот, как от горного обвала.

— А-а-а-а!!!

Дикий вопль, полный отчаяния и самой высокопробной злобы… Ульсу можно было понять, но вот бросаться на себя с кинжалом Дойлен давно уже никому не позволял. Четвёртый выстрел он сделал на слух — и не промахнулся. Так же, как и в двоих разбойников, бросивших бесчувственную меня и кинувшихся на него с мечами.

ТТ, отстрелявший всю обойму, встал на затворную задержку, и Дойлен отшвырнул бесполезный пистолет…

— Вот так, — сказал он, сделав небольшую паузу. — Ульса как обычно нанял засранцев, чтобы обделать грязные делишки чужими руками. И угадай, милая, кого именно он нанял?

— Людей Креннаха? — предположила я, немного подумав.

— Ты знала или догадалась?

— Креннах сегодня утром был здесь, — я брезгливо поморщилась. — С подарочком.

— А ты…

— Выгнала.

— Он тебе угрожал?

— Ты его лучше знаешь, дорогой.

— Ладно, — когда Дойлен начинает говорить таким тоном, я понимаю, что кому-то сильно не поздоровится. — Его я на завтра оставлю. А пока, милая, извини. Через пять солнечных шагов должен собраться совет городских старшин. Боюсь, засидимся допоздна… Можно тебя кое о чём попросить?

— Можно, — тонко улыбнулась я, уже предвкушая расправу над наглым ворюгой.

— Я бы хотел поужинать с тобой… в твоей комнате. Поужинать и поговорить наедине, без лишних глаз и ушей. О будущем и о нас с тобой, — он сказал это с очень серьёзным лицом. — Сейчас ни о чём говорить не стану. Мне ещё свору старых пердунов… то есть, господ городских старшин уламывать, чтобы выставили от себя в Совет не самых безнадёжных маразматиков. Потому просто спрошу: могу я рассчитывать на откровенный разговор за ужином?

— Конечно, — сказала я. — Для меня этот разговор тоже очень важен.

— Тогда до вечера, милая, — он усмехнулся — очень и очень невесело.

— До вечера, дорогой.

5

До вечера… Да, Дойлен, ты прав. Мне есть что обдумать до ужина. Ты знаешь, что мне не нужно объяснять всё на пальцах, достаточно намекнуть. И я пойму.

Вот только времени на размышления мне не дали.

Ближе к вечеру приплёлся Инген, подозрительно хлюпающий носом. Я подумала, было, что малый с кем-то неудачно подрался, но синяков не наблюдалось, а вот лоб оказался горячим.

— Чёрт! — взвыла я, с ужасом вспомнив жутковатую статистику детской смертности в Средневековье. — А ну быстро — переодеваться в сухое, и в постель!

Озадачила прислугу насчёт снадобий, горячего питья и тёплых одеял, и потащила помрачневшего мелкого в его комнату. А там…

— Дуры! — орала я на ошалевших служанок. — Холодрыга в комнате! Почему камин плохо протоплен? А ну дров натаскать, и чтоб как… в печке жарко было! Почему окно, идиотки вы, палкой деланные, распялено? По комнате ветер гуляет, как у вас между ушами, скоро сугроб наметёт! Закрыть и занавесить! Постель сменить! Одежду ребёнку выстирать и высушить, утром проверю! Чистую тащите!.. Совсем страх потеряли, да? Так я вас научу на "раз — два" по струнке ходить!

Служанки, привыкшие к вежливой обходительной госпоже, никогда ни на кого голоса не повышавшей, перепугались до полусмерти и носились, как наскипидаренные. А я, дав волю вполне понятной злобе, стянула с малыша промокшие сапожки и, пока несли тазик с горячей водой, принялась растирать ему ноги сухим полотенцем.

— Как умудрился-то, герой? — спросила я.

— В снежки играли, — Инген шмыгнул носом, а я подала ему чистый кусочек полотна — чтобы через пальцы не сморкался. — Я ж как в прошлом году, и оделся тепло, и амулет нацепил… Тётя Стана, а это правда, что магии больше нет? А то пацаны не верят, что папа магию убил.

— Правда, — подтвердила я. — Потому хорошие тёплые сапоги и шерстяные носки будут лучше любого амулета. Вот только гулять ты выйдешь не раньше, чем через десять дней.

— Это я столько болеть буду? — удручённо вздохнул мальчишка. — Не хочу болеть!

— Придётся, раз ноги промочил. И горькие отвары тоже пить придётся.

— Не хочу!

— Заболел — терпи, — припечатала я.

После пропаривания ног, похода, пардон, на горшок, съедания горьких порошков, питья не менее горьких отваров и укутывания в три одеяла герой снежных баталий выглядел поскучневшим, но уже не таким гриппозным. Я строго велела ему ни в коем случае не сбрасывать одеяла, как бы ни было жарко.

— С потом болезнь начнёт из тебя выходить, понял? — я подоткнула одеяла и поправила подушку под вихрастой головой. — Ночь попотеешь, утром легче будет. Я тебе к завтраку приготовлю лечебный отвар с мёдом, хорошо?

— Мёд мне нравится, — улыбнулся мелкий. — Особенно цветочный. Вку-у-усно.

Чёрт… До чего он на отца похож, и улыбка та же. Обезоруживающая.

Тебя, малыш, я действительно люблю. Потому сама улыбаюсь в ответ, так же искренне, как и ты. Теперь — можно. Теперь любовь к тебе и твоему вредному старшему братцу — мой спасательный круг.

И вот тут Инген меня добил. Выстрелил, понимаешь, в самое сердце.

— Тётя Стана, — сказал он, уже почти засыпая. — А когда вы с папой поженитесь, можно я буду называть тебя мамой?

Я застыла, как статуя. Ах, ты ж, дипломат сопливый…

— Это тебе папа такое сказал? — вкрадчиво добродушным тоном спросила я.

— Не-а, — мальчишка улыбнулся и отрицательно мотнул головой. — Сам придумал. Так можно будет, правда?

— Я об этом с…папой ещё поговорю, хорошо?

— Хорошо-о-о…

Малыш заснул, а я, накрутив служанок — мол, следить, чтоб не раскрывался во сне, и чтоб в комнате тепло было, а то поубиваю — вышла за дверь. Будь здесь Дойлен, он бы услышал много чего интересного о своей персоне. Вряд ли нового, потому что слово, аналогичное нашему "манипулятор", здесь тоже знали. Засранец. Политик чёртов. Действует не только напрямую, но и через окружение. Не знаю, что он такого наговорил малышу, но тот явно не свою мысль в итоге озвучивал. Ему только кажется, что сам придумал. Дети очень легко поддаются манипуляциям родителей, особенно когда их любят.

Но вместо Дойлена в коридоре меня встретил Энгит.

— Тётя Стана, не обращай внимания, — чёрт, и этот тоже улыбается, как отец. — Мелкий нафантазировал, а ты переживаешь.

— Ты слышал? — почему-то меня это совсем не удивило.

— Тут внутренние стены никуда не годятся. Ты не переживай. Просто матушка нас с ним годами не видела, а он… ему ещё мама нужна.

— А тебе нет? — ну, с этим-то уже можно говорить по-взрослому.

— И мне нужна, — вынужден был признать парень. — Хотя мне в конце зимы пятнадцать будет. Только это ваше с отцом дело, хотите вы быть вместе, или нет. Я не лезу. Если решите… Я разве против? Мамой тебя, может, и не назову, но ты хороший друг.

— Спасибо, — почему-то разговор с Энгитом меня взволновал.

— За что?

— За искренность.

И протянула ему руку — для дружеского рукопожатия.

6

Толстая свеча медленно оплывала горячими восковыми слезами, создавая причудливый натёк на своём круглом боку.

Только что слуги сервировали стол к ужину и ушли, а я сидела, заворожено глядя на танцующий огонёк свечи, и, не спеша, раскладывала по виртуальным полочкам все полученные данные.

Итак, что получилось?

А получилась не слишком привлекательная картина.

Во-первых, наспех созданное государство, осколок угасавшего на глазах княжества. Даже при условии наличия сильной власти в лице государя и его единомышленников, очень тяжело будет переломить веками насаждавшуюся инерцию мышления. Вон, Энгит бурлит планами, уже собирается клепать медную модель парового движка. А кто будет делать большой движок? Перепуганные криворукие кузнецы?.. Во-вторых, сейчас зима и затишье. Мы пока живём на старых запасах, да Дойлен прикарманил неслабую часть княжеского обоза. Но зима пройдёт, и, когда подсохнут дороги, у потенциальных мятежников начнётся весеннее обострение. Показательная расправа над бунтовщиками из города Беро поумерит пыл самых здравомыслящих или самых трусливых, но процент невменяемых среди бывших колдунов очень уж высок. С этим нужно будет что-то делать, и делать быстро, потому что затяжной мятеж в ещё не устоявшемся государстве наверняка перерастёт в гражданскую войну, и все усилия пойдут прахом. А сеять-снимать урожай кто в таких условиях будет?.. В-третьих, вести из-за пока ещё нестойкой границы приходят неутешительные. Мало кто из местных старшин сумел быстро взять волость-другую под контроль. В подавляющем большинстве случаев то тут, то там вспыхивали дикие, необузданные погромы с невероятным по своей жестокости истреблением бывших колдунов, имевших глупость вернуться в свои владения. Не могу сказать, что колдуны не заслужили, но сам факт… Бывшее княжество быстро погружается в хаос самоуничтожения, оставив на поверхности лишь редкие островки здравомыслия. И те едва держатся, если честно. А с севера подступают беловолосые.

Вот тут у меня наблюдался некий когнитивный диссонанс. С одной стороны, они варвары без всяких скидок. Набежать, побить, пограбить и убежать — для них это как бы доблесть, истинно мужское дело. С другой стороны, эти самые доблестные — отщепенцы. Всё больше беловолосых начинает постепенно перенимать от южных соседей земледелие и животноводство. С землёй у них проблемы: в холодном лесу много не вспашешь и большое стадо не прокормишь. Потому, прослышав про неурядицы в некогда могучем государстве, сперва на юг подадутся "викинги". А когда всласть пограбят и порезвятся на охваченных хаосом землях и сунутся дальше, им крепко вломит по зубам государь Дойлен. Потому что выучка погранцов и строй, как говорят у нас, вполне "рулят" против варварской толпы с каменными топорами. История Рима тому пример. И вот тогда к нам пожалуют блондины-земледельцы. Благо, вокруг новой страны к тому времени образуется масса свободных земель. Только селись и паши. С этими есть шансы не просто договориться, а через поколение-другое полностью включить их в структуру государства. Свежая кровь, опять же. Ведь тысячи лет отрицательного отбора почти начисто вымыли из генофонда южан какие-либо проблески того, что у нас называется "пассионарностью". Разве что бывшие ведьмаки что-то сберегли, но эти погоды не сделают. Выход один: не просто допустить сюда блондинов, но чтобы они активно "окучивали" местных женщин. Здешних ни на что не годных мужичков суровые северные красавицы к себе на пушечный выстрел не подпустят, разве что воинов… Но это уже как сложится. И я не о "розовых соплях" думаю, а о будущем. Тесто не поднимется, если не добавить дрожжей. Государство не поднимется, если люди, его населяющие, будут жить с отключенными мозгами и тупо ждать приказа "сверху". Государству, как это ни парадоксально, нужны бунтари. Но не "бессмысленные и беспощадные", а бунтари по складу души. Учёные, воины, поэты. Даже политики. Откуда им взяться, если не с помощью "проезжих молодцов" с севера?

И что же в таком случае предлагается мне?

Дойлен намекнул достаточно прозрачно.

Государю, попавшему в такую ситуацию, нужна если не государыня, то толковая фаворитка. Серый кардинал в юбке. Человек, которому можно безоговорочно доверять. Вряд ли он нашёл бы такую даму среди бывших ведьм или, тем более, магичек. Привыкшей везде видеть подвох колдунье верить нельзя: она сама приучена бить первой, и насмерть. К такой даме спиной не повернёшься, опасно. А я, выросшая в другом мире, подхожу. Пусть не идеально, но вполне вписываюсь в схему. Дойлен мне доверяет, потому наверняка предложит такой союз. И… мне придётся переступить через собственную боль, чтобы помочь ему. Своему лучшему другу. Отцу детей, которых я имела неосторожность полюбить. Хитрец, знал, на чём меня подцепить…

Конечно, я могу отказаться. Мне никогда не забыть Пашу, и Дойлен это прекрасно знает. Он наверняка примет мой отказ, и даже дружеских отношений не прервёт, но тогда будет твёрдо знать, что у нашей дружбы есть некий предел. А это — конец доверию.

Выбор невесёлый. Либо с ним, во всём и до конца — потому что полумер он не признаёт — но всю жизнь носить на душе тяжёлый камень; либо сама по себе, но в весьма шатком положении и с перспективой очень быстро оказаться в могиле. Я не потяну роли самостоятельной во всех отношениях женщины. В нашем мире — потянула бы, запросто. А здесь Средневековье в полный рост, здесь сила женщины — в мужчине. Я не так сильна, чтобы полагаться только на себя. Обычный человек без каких-либо выдающихся способностей.

— …боль от утраты другого останется с тобой до самого конца.

Так и есть. Лис прав.

Если бы я вернулась, всю жизнь потом тосковала бы по Дойлену. Это правда, от которой никуда не деться. Такие друзья встречаются лишь раз. Но я здесь. И моя душа болит по оставшемуся за недостижимым уже порогом Паше.

Не одна боль, так другая.

Но это — тоже жизнь.

…Дойлен пришёл примерно через полчаса. Вымотанный, словно целый день дрова рубил или мечом размахивал. Шумно выдохнул, сбросил плащ на сундук и устало опустился на стул с бархатной подушкой вместо сидения.

— Уфф… — он закрыл глаза и утёр пот со лба расшитым рукавом дорогого кафтана. — Ну и денёк… Лучше неделями воевать, чем один вечер убалтывать кучку старых мудаков. Разогнал бы к бесам свинячьим, да пока не могу обойтись без их поддержки.

— Совет ещё не собирался? — спросила я с едва заметной улыбкой.

— Пока Совет получит достаточное влияние, пока я добьюсь, чтобы расстановка сил в нём была мне выгодна, пройдёт ещё не одна луна, — сказал Дойлен. — Только тогда я смогу передвигать фигурки и в совете старшин. Терпение, милая. Только моё терпение пока спасает их дряблые задницы от хорошего пинка… Ну, ничего. Всё равно будет по-моему.

Это да, мой дорогой. Ты всегда добиваешься того, чего хочешь.

— Поешь, — я деликатно пододвинула к нему тарелку с мясом и овощами. — Проголодался, наверное.

— Это верно…

Мне самой есть не хотелось совершенно, но я заставила себя проглотить пару кусочков, пока Дойлен поглощал остальное… Да, бледноватый у него вид. И удар Ульсы ещё сказывается, и устал, как собака.

— Голова болит? — мне не нравилось, как он время от времени морщится и трёт лоб. — Давай помассирую.

Сытный ужин. Уютная комната. Женщина, делающая ему точечный массаж разболевшейся головы… Волосы у него тёмные, почти чёрные, с сединой. И слишком длинные для мужчины, на мой взгляд, хоть косу заплетай… Ну, прямо, идиллическая сцена: усталый муж приходит домой после тяжёлого рабочего дня. Я улыбнулась, пользуясь тем, что он сейчас не видит моего лица.

— Ты прямо идеальная заботливая жена, — он словно прочитал мои мысли. — А кстати, неплохая идея. Что скажешь?

— Что ты — бессовестный манипулятор. Даже ребёнка нагло используешь, чтобы повлиять на слабую беззащитную женщину, — с укором проговорила я. — Инген сегодня спрашивал, можно ли ему будет называть меня мамой, когда мы с тобой поженимся… Не стыдно, государь?

— Государю не может быть стыдно, — рассмеялся Дойлен, удержав меня за руку. — А ты не так уж слаба и беззащитна, насколько я помню… Сядь, милая. Разговор ведь серьёзный, — добавил он, уже без тени веселья. — Пацан прав. Ему мать нужна. Государю, как ты уже поняла, нужна государыня. Этому миру нужны знания, которые хранятся в твоей голове. Твой мир поднялся без магии, и ты, прожившая в нём сорок лет, знаешь по немагической части больше любого из нас. А мне… Мне — нужна ты. Дойлену из Куна нужна Стана из Масента. Сегодня, завтра, через год, через десять, через… сколько нам там ещё отпущено. Нужна, как воздух, как солнце… как жизнь. Я ведь люблю тебя, засранка, хотя знаю, что ты до конца дней будешь помнить своего… мужа. Я готов с этим смириться, если ты позволишь мне любить тебя как жену.

— Именно так? — я была потрясена, но не тем, что он сказал, а тем, что я это уже слышала. Почти слово в слово, за исключением одной существенной детали. Двадцать лет назад.

— Именно так.

Да, мой дорогой. Именно так. Даже сердце разболелось.

Как воздух. Как солнце. Как жизнь…

Он предлагает мне, ни много, ни мало, корону. Иркина розовая мечта. Зашибись, как сказала бы моя безбашенная землячка. Корона, конечно, тешит самолюбие, но в придачу к ней, кроме любящего супруга и приёмных сыновей, прилагаются головные боли и геморроидальные шишки новообразованного государства. Перспектива всю оставшуюся жизнь уговаривать, обещать, подкупать, запугивать и обманывать. Кого — неважно, лишь бы государству было хорошо. Кипящие от проливаемой крови границы. Заговорщики, мать их в системный блок. Реальные шансы того, что эта самая "вся жизнь" будет ограничена парой лет и закончится на ноже или кончике стрелы наёмного убийцы. Весёленький мир, изменения в котором станут заметны лет через двадцать упорного труда, и не факт, что он изменится к лучшему.

Но это — тоже жизнь. А когда рядом человек, которому можно безоглядно её доверить — знайте, это многого стоит.

Не тот мир. Не тот дом. Не тот мужчина.

Но других у меня уже нет, и не будет.

— Раздумываешь, как поделикатнее сказать "нет"? — криво усмехнулся Дойлен.

— Нет, — я невесело улыбнулась ответ. — Раздумываю, как поделикатнее сказать "да".

— Я ещё не так стар, чтобы сдохнуть от радости, — он сказал это как будто совершенно буднично, но я буквально физически почувствовала, как с его души свалился огромный камень. Да. Лишь для того, чтобы всей тяжестью обрушиться на мою. — Ты прости, милая, я понимаю, какое это для тебя горе — потерять целый мир. У тебя душа по мужу болит, а я никогда не увижу ни старшего сына, ни внука. Но для меня это немыслимая удача, что ты осталась. Настоящее чудо, без всякой магии.

— Но тогда в Масенте ты…

— Тогда в Масенте перед тобой был беспринципный говнюк, для которого ведьма Стана являлась всего лишь инструментом, — проговорил он — в своей излюбленной раблезианской манере. — А передо мной была странная, но весьма расчётливая стерва, готовая на всё ради возвращения домой. Но с тех пор прошло четыре луны. Кое-что изменилось. Беспринципным говнюком я как был, так и остался. Но — не для тебя. Ты достойна большего, и я предлагаю тебе всё, что имею. Включая руку, сердце и прочие потроха, как ты изволила выразиться четыре луны назад. О душе и речи нет — она твоя без остатка.

Это — чистейшая правда. Он никогда мне не лгал, ни тогда, ни позже, ни сейчас. Разве что краски сгущал. И сейчас его душа — вся без остатка — отразилась во взгляде.

Так на меня не смотрел даже Паша. Словно страдающий от жажды на чашку с водой, словно голодный на богато сервированный стол, словно нищий на кучу золота. Иными словами — словно мужчина, одержимый женщиной, на предмет своей одержимости. Его взгляд заставил меня вспомнить наши осенние ночи. Семь ночей, если быть точной.

Меня помимо воли бросило в жар. А он… он понял это на свой лад.

Мне осталось лишь принять его нежность и мощь, выпить их мелкими глотками, насладиться, как дорогим вином — именно так, именно любовь и нежность стоит сравнивать с благородным напитком, а не унижение близких. Надеюсь, к следующей жизни до покойного мага Лапура это дойдёт… Я снова вспомнила наши с Дойленом осенние ночи. Тогда это было больше похоже на сражение — кто кого. Сейчас со мной был мужчина, пусть не любимый, но любящий.

Есть же разница!

И позже, когда он, вымотавшийся за день и остаток сил отдавший мне, уснул, я ещё долго лежала, слушала завывания ветра за окном и размышляла над случившимся. Дойлен прав. Я никогда не смогу полюбить его так же, как Пашу, и всю жизнь мы проведём в молчаливом уговоре не упоминать об этом вслух. Что я могу дать взамен на его одержимую любовь? Уважение, доверие и дружбу? Он этого вполне заслуживает. Мало? Хорошо, скажу откровенно: я всеми силами буду стараться полюбить его, хоть ничего наверняка обещать не могу. Он заслужил лучшую жену, чем я, но другой у него тоже нет, и не будет. Просто не подпустит к себе, он такой. И однажды — может, через год, три, десять — у меня с языка само собой сорвётся слово "любимый". Так же, как с языка Ингена сорвалось некогда пугавшее меня до колик слово "мама". Но совершенно точно это произойдёт не завтра.

Когда? Зависит от нас обоих.

7

— Да плюнь ты на этот кафтан, Стана! Что я, на смотрины собрался? И такого стерпят.

— Дорогой, на твой кафтан я плюну с огромным удовольствием, чтобы точно не натянул на себя эту грязную жуть, а отдал в стирку. Да, первое заседание Совета Мудрых — не смотрины. Но ты у нас государь, или где? Государь не может являться на такие важные сборища в старом, поношенном и вонючем кафтане, иначе подданные перестанут его уважать!

И всё это — не визгливым голоском бензопилы "Дружба", а изысканным, аристократически вежливым тоном. С известной долей добродушной иронии, разумеется.

— Ну, хорошо, сдаюсь, — рассмеялся Дойлен. — Запилила. Вели тащить что-нибудь с этой сраной вышивкой, чтоб ей сгореть…

— И на Совете изволь выражаться, как хорошо воспитанный человек, — деликатная "распиловка" продолжалась: назвал женой — терпи, государь. — Покажи этим засранцам, что ты их уважаешь и считаешься с их мнением. Поступать потом ты сможешь ровно наоборот, но первое впечатление всегда самое сильное.

— Кого ты учишь обману и подлости, женщина! — с непередаваемой иронией проговорил мой драгоценный. — Я тебя сам могу этому поучить.

Кто бы сомневался… Ведьмак же, пусть и бывший.

После того, как я немного поработала стилистом, Дойлена уже нельзя было принять за разбойника с большой дороги. По крайней мере, с первого взгляда. Тёмно-серый кафтан с серебряной вышивкой, такие же штаны и парадные сапоги из тонкой чёрной кожи с тиснением. На перевязь он прицепил меч Линерита — похоже, это было что-то вроде благодарности магу-воину за спасение наших жизней — а на плечи накинул серый шерстяной плащ с отделкой из светлого волчьего меха. Мне же предстояло решить извечную женскую проблему — полный сундук платьев, а надеть нечего. Мысленно посмеявшись, я выбрала белое, как снег, шёлковое платье с серебряным позументом, стоившее баснословных денег, белую же накидку из тонкой шерсти, тоже отделанную светлым волчьим мехом, и белую меховую муфту, где помимо моих рук отлично помещался ПМ без кобуры. Я там накануне даже специальный карман пришила. Дойлен ещё посмеялся: мол, наслушалась Лиса, который нас волками обзывает… Волки и есть, мой дорогой. Он прав, наш беловолосый друг.

— Тебе идёт, — признал он, когда я повертелась перед ним в обновке. — А без платья всё равно лучше.

— Могу пойти и без платья, — с наигранно серьёзным видом проговорила я. — Но тогда тебя никто не будет слушать.

— Но, но, женщина, что за шуточки! — столь же наигранно возмутился Дойлен. — Твои сиськи буду разглядывать только я, понятно?

— Что ж тут непонятного, дорогой? — я взмахнула ресницами, имитируя великосветскую дурочку, и парой лёгких движений поправила неаккуратно лёгшие завязки его плаща. А потом, почувствовав его руки… ну, словом, на упомянутых местах, добавила: — Государь, не следует задерживаться, не то ваши подданные скажут, будто бабьи сиськи вам дороже государственных интересов.

— Пусть говорят, что хотят, а я бы не отказался…

— Дорогой, то, от чего ты бы не отказался, будет вечером. А сейчас ты должен идти на Совет.

— Ловлю на слове, милая.

И подмигнул. Засранец и бабник.

Но в Зал Совета, коим стала огромная приёмная на втором этаже, явился не засранец и бабник, а государь. И вёл он под ручку не фаворитку, а жену, что и продемонстрировал собравшимся, едва те разогнулись после почтительного поклона.

— Рад видеть столь уважаемых людей в этом собрании, — у него даже голос менялся, когда включался режим "государя" — становился похожим на голос диктора военных лет Левитана. Аж до костного мозга пробирало. — Приветствуйте государыню, мою супругу.

Что ж, государыня должна отвечать почтительным кивком, даже когда ей кланяются, чтобы скрыть разнообразные чувства. Кто растерянность, кто ехидство, кто разочарование. И — да! Господин Креннах собственной персоной. На его роже — злоба. Что-то у него там не заладилось, что-то мы с Дойленом крепко подпортили в его бизнесе… Ладно, разберёмся.

Как я и думала, Совет прошёл в рабочей обстановке. Пожалуй, только страх получить "в бубен" от громилы-государя, удерживал "высокое собрание" от соблазна поругаться в голос, как торговки на базаре. Каждый тянул одеяло на себя, и мало кто хотя бы пытался думать об интересах государства. Добрых три часа вежливых посылов в дальние края, споров о копейках, поисков соринок в чужом глазу и прочих конструктивов здорово напомнили мне ругню визирей при особе кокандского хана из великолепной книги о Ходже Насреддине. Ничего удивительного, что с такими приближёнными хан был давно и прочно болен. Порадовал братец Фернет, твёрдо пообещавший дотянуть подготовку дворцовой гвардии и городского ополчения хотя бы до того уровня, когда можно не бояться ни мятежа в городе, ни нападения неорганизованной толпы извне.

— Стены! — он громыхал ничуть не тише брата-государя. — Вот что нам позарез надо! Раньше хватало магии, сейчас нужен камень! А где его взять? Если платить столько, сколько запрашивают господа подрядчики, то проще сразу строить стену из золота!

— В черте города два великолепных источника обработанного камня, — сказала я, вспомнив, что мне говорили про княжеский дворец и Гадючник. — Два огромных здания, развалившихся на кусочки. Всего-то и нужно, что спроектировать стены, нанять каменщиков и подтащить туда блоки. Не думаю, что казне это обойдётся слишком дорого.

Разумеется, хозяева каменоломен, два досточтимых купца, были резко против. Ещё бы — такой подряд может из рук уплыть. Им возразили, и началось… А закончилось, как я и думала, рявком его величества и советом поменьше думать о набивании собственных карманов за счёт казны. Которая вовсе не бездонна… Иными словами, к концу заседания ценой дикой головной боли постановили рухнувшие здания всё-таки разобрать, камень пустить на постройку стен, а на сэкономленные средства нанять всех городских каменщиков. Но произойти это должно не раньше весны. Сейчас самым насущным будет точный подсчёт городских запасов продовольствия и планы на покупку оного в окрестных деревнях. А Дойлен под самый занавес поднял ещё один вопрос.

— Мы слишком долго жили без имени, — сказал он. — Княжество да княжество, и столица просто столица. Не по-людски это… Я вот как рассудил, господа: раз у нас принято, чтобы имя ребёнку давала мать, то пусть имя новорожденной стране даст её государыня.

Двадцать два человека разом уставились на меня — с интересом и ожиданием, какую ещё глупость сморозит женщина. Терпеть этого не могу… Спасибо, дорогой.

— В моём мире, — начала я, стараясь преодолеть неловкость и подавить стремление двинуть Дойлена ногой под столом, — здесь тоже стоит красивый город, который называется Дубровник. В переводе на ваш язык — "дубовая роща".

— "Харит" — дуб, "тар" — роща. Получается, Харитар, — перевёл Фернет. — А что, неплохо звучит. И дубов здесь как бы не больше, чем в любой волости.

— Пойдёт, — Дойлен встал и галантно подал мне руку, тем самым давая понять, что совещание окончено. — Спасибо, милая, действительно, неплохое название для столицы и страны.

С кем-нибудь другим поспорили бы, только не с этими братцами. Похоже, их не только боялись, но и уважали, несмотря на некоторые нюансы.

— Креннах, друг мой, — Дойлен удивил всех, и особенно вышеназванного, заговорив самым дружелюбным тоном. — Не уделишь мне пару солнечных шагов? Поговорим. Наедине… Нет, нет, дорогая, останься, тебя это тоже касается.

Не ждавший ничего хорошего Креннах, тем не менее, изобразил любезную улыбку и подошёл поближе. Мы и сами не садились, и ему не предлагали.

— О чём же государь и мой друг желает поговорить со мной? — осведомился он.

— Как раз о дружбе, — не переставая обаятельно улыбаться, Дойлен окатил Креннаха ледяным взглядом. — О твоей. Сколько она стоит?

— О чём ты? — надо же — сделал вид, будто не понял.

— Вот об этом.

На стол, извлечённые из поясного кошеля, брякнулись четыре дешёвых мужских браслета из витой медной проволоки, в которую было вплетено по бусине из мутного розового кварца. Амулеты, позволявшие "рыцарям ножа и кастета" относительно незаметно проникать в нужные помещения.

— Догадываешься, где и когда, а главное, с кого я их взял?

— А, ты об этих уродах, — хмыкнул Креннах. — Ульса, сволочь, пришёл и сказал: готов нанять твоих людей, чтобы помогли грабануть кое-кого. Откуда ж я знал?..

— Ты имел дело с магом, Креннах. Ты не мог не знать, что они ограблениями не промышляют, а если воруют, то только магические штучки. Ты не мог не знать, куда и зачем мы шли… Так сколько стоит твоя дружба?

— Хочешь предложить больше?

— Хочу.

— Сколько?

— Твою вонючую жизнь.

— Моя жизнь и так при мне, Дойлен, — ощерился "князь воров".

— Ошибаешься, дружище, — мой дорогой дружески хлопнул его по плечу — тот аж присел. — Твоя жизнь сейчас висит на волоске. На очень тонком волоске, чтоб ты знал. Мне достаточно шепнуть всего одно слово нужному человеку, чтобы завтра тебя нашли посреди твоего собственного двора с большим колом в заднице. Смекаешь, дружище? Вряд ли твои приятели обрадуются, если узнают, сколько ты получил от меня на самом деле.

— Заложишь меня? — Креннах, как мне показалось, скукожился.

— А ты не крысятничай, не за что будет закладывать… Нет, не заложу. Если трепыхаться не будешь. Ну, как тебе цена? Подходит?

— Что тебе нужно?

— Чтобы ты не трепыхался и далее. Но сейчас ответь на один вопрос: кому и зачем понадобилась моя жена?

Глаза Креннаха подёрнулись дымкой страха.

— Дойлен, ты понимаешь, куда лезешь? Если они и меня могут, как гусёнка…

— Я тебя тоже могу, как гусёнка. Притом прямо сейчас. Говори.

Он и рассказал… Вот ведь чёрт, до чего странные люди попадаются! Ведь ясно же, что магии больше нет, и маги теперь — обычные смертные. Но до чего глубоко въелся страх перед ними, если даже вор в законе до сих пор трепещет.

Сила привычки — страшная вещь.

Сломать её может только…да, правильно: вера.

Сейчас народ бывшего княжества, а ныне вольного государства Харитар до того разуверился во всём, что готов пойти за любым мистически одарённым проповедником. Дойлен понимает это, и окажется последним дурнем, если пустит процесс на самотёк. Слишком много в этом мире было эдакого, демонического, что ли. Не хватало нам для полного счастья получить сильный чёрный культ с бывшими колдунами во главе. Жертву им… Щас. Паровозы надо давить, пока они чайники. В распоряжении Дойлена — государственный аппарат. Ещё сырой, не отлаженный и скрипучий, но работающий. Я помогу ему, чем смогу. Знаниями? Хотя бы и знаниями.

Боюсь, что параллельно с экспериментами по созданию паровых кузнечных молотов, придётся делать порох. Меньше всего хотелось бы работать на войну, но без этого нам не выжить.

Уточняю: всем не выжить. Не только двум застрявшим здесь иномирянам.

Ну, а тех, кто придёт по мою душу лично, без посредников, ждут восемь очаровательных, покрытых томпаком, сюрпризов калибра девять миллиметров с высоким останавливающим действием. Плюс один бонусный, досланный в ствол.

Я не злая. Совсем. Нисколечки. Просто очень люблю жизнь.

Харьков, август — октябрь 2013 г.

 

Примечания

Ненасытецкий порог, ныне затопленный, расположен напротив села Васильевка Синельниковского района Днепропетровской области. Его размеры были 2,4 км х 1,0 км, перепад воды составлял5,9 м. Из-за чрезвычайно быстрого течения зимой не замерзал.

Ф.Ницше

Реальный случай.

Ох, и занесёт же тебя… Да Бог с тобой. Когда нужно будет, тогда и вспомнишь, что я говорила (укр.)

Ракло, раклы (мн.ч.) — слегка презрительное слово из харьковского сленга, обозначающее мелких бандитов, наглых и хамовитых, одним словом, шпану. Общий смысл: бездельник, вор, налётчик, бандит.

Ламер (от англ. lame — увечный, хромой) — на компьютерном сленге так называют человека, плохо умеющего обращаться с компьютером, неспособного или принципиально не желающего хорошо освоить работу на компьютере.

Южный мост — компьютерный термин, обозначающий микросхему на материнской плате, контроллер-концентратор ввода-вывода.

SATA (англ. Serial ATA) — последовательный интерфейс обмена данными с накопителями информации. SATA является развитием параллельного интерфейса ATA(IDE), который после появления SATA был переименован в PATA (Parallel ATA).