Игра в пустяки, или «Золото Маккены» и еще 97 советских фильмов иностранного проката

Горелов Денис

Наша Югославия

 

 

Юги были дылды и классно бились в баскет, почти на равных с нашими и амерами. Устойчивый третий номер.

Базовый клуб назывался «Партизан», как и все в Югославии.

Имена освобожденных партизанских краев Сутьеска и Козара достались киностудиям. На них снималось пьяное, безбашенное, очень шумное от стрельбы кино.

Страна возглавила движение неприсоединения: социализм заделала у себя без всякой помощи, от немцев отбилась сама, режим установила щадящий: с выездом в отпуск и на заработки к бундесам.

И все бы хорошо, да что-то нехорошо.

«Народы этой страны люто ненавидят друг друга», – писал Нагибин в путевых дневниках. А единственным преимуществом тирании всегда было и будет недопущение внутренней резни. Стоило Тито почить – страна сцепилась и рассыпалась.

Нет больше Югославии – ни нашей, ни ненашей.

Ничьей.

 

«Битва на Неретве»

Югославия – США – Италия – ФРГ, 1969, в СССР – 1974. Битка на Неретви. Реж. Велько Булайич. В ролях Сергей Бондарчук, Орсон Уэллс, Юл Бриннер, Франко Неро. Прокатные данные отсутствуют.

По плану «Вайс» вермахт с итальянскими егерями блокирует югославскую партизанскую армию в долине реки Неретва. По козьим тропам и навесным переправам армия уходит из котла, как Суворов через Альпы. А год, между прочим, сорок третий, а наши, между прочим, уже на Украине.

Если цыган собрать вместе, раздать пулеметы и нашить суконные красные звезды – выйдет Народно-освободительная армия Югославии как она есть. Трехлетняя война в горах представляла собой один сплошной кочующий фронт. Сначала горцы восставали, скидывали гарнизон в пропасть и образовывали партизанскую республику по имени «краина». Затем немецко-итало-четницкие части шли на нее в наступ. Республика снималась и уходила через перевал на новое место. От югославского кино в памяти осталась одна бесконечно петляющая цепочка вооруженных людей. Взрывы, рев скотины, кудахтанье кур. Панорама пересеченных ландшафтов. Иногда люди-цыгане громко стреляли, кричали и умирали. Потом опять шли.

Битва на Неретве известна в югославской историографии под именем Четвертого наступления, самой масштабной операции вермахта по удушению партизанских анклавов. Четыре немецкие и пять итальянских дивизий при поддержке кавалерии четников противостояли пяти партизанским корпусам, общей численностью уступавшим неприятелю вшестеро. Пробившись в Боснию, партизанская армия была заперта в пойме Неретвы и применила принцип И. И. Охлобыстина из фильма «ДМБ-92»: «Армия – не просто доброе слово, а очень быстрое дело. Пока противник рисует карты наступления, мы меняем ландшафты, причем вручную, и противник теряется на незнакомой местности». В полном согласии с волей Ивана партизаны взорвали мосты, а когда враг отвел силы на другой участок, молниеносно навели временные переправы и вывели армию из мешка.

Югославскому кинопрому удалось развернуть эту славную победу в подлинную мировую войну. Самый бюджетный в балканской истории фильм обошелся в 12 миллионов долларов. За партизан воевали Юл Бриннер (командир подрывников Владо), международно прославленный «Войной и миром» Бондарчук (начальник артиллерии Мартин) и местные звезды Милена Дравич и Любиша Самарджич. На стороне коалиции бились Орсон Уэллс (сенатор четников), Франко Неро (капитан альпийских егерей) и Курд Юргенс в роли немецкого главкома Лоринга (грузный Юргенс куда больше походил на маршала Тито, чем на свой прототип – сухопарого, с усиками командующего немецкими войсками на Балканах Лера). Музыку писал хичкоковский композитор Херманн, плакат к фильму набросал Пикассо. Съемками с воздуха, пиротехникой и тысячной массовкой «Битва» напомнила кино Юрия Озерова – но тот снимал освободительные походы Красной Армии, рассматриваемые как новое порабощение Европы, так что мировая премьера и американское участие «Освобождению» не светили. Югославам же удавалось довольно искусно лавировать меж враждебными блоками, откусывая от каждого субсидии на развитие и мороча обещаниями сблизиться. Кончилось все, как известно, гражданской войной и распадом на 7 говорящих на одном языке государств.

Двадцать три года назад на тот же скользкий путь ступила Украина. Если когда-нибудь скопит средств – следует ждать большой эпопеи о крестном ходе партизан с трезубами и американскими лицами по Карпатским горам. И скотина будет мычать, и куры кудахтать, и мордатые русские жечь опрятные гуцульские деревеньки.

 

«Пришло время любить»

Югославия, 1978. Lude godiny. Реж. Зоран Чалич. В ролях Владимир Петрович + Риалда Кадрич, Бата Живоинович, Любиша Самарджич. Прокат в СССР – 1982 (37,6 млн чел.)

Старшеклассники Бобо и Мария на заднем сиденье отцовского «мерса» «делают монтаж» и ждут бэби. Родня в бешенстве, школа в ауте, одноклассники рыщут по Белграду в поисках доброго доктора Менгеле. После аборта Мария принимает первое взрослое решение. В следующей серии югославов станет больше.

Фильм с оригинальным названием «Безумное время» сорвал России башню, как ни один другой. Советское детское кино было в разы более стерильным, чем взрослое. В стране, где процент курящих школьников (как и в Югославии) приближался к ста, из сценариев начисто вымарывались любые упоминания о сигаретах, «чернилах», обжималках, учительской глупости, детской подлости и участии в ограблении промтоварных ларьков. Героиня «А если это любовь?» от первого соития получала такой шок, что травилась сулемой и порывала с любимым навсегда – причем львиная доля зрителей и по сю пору не догадывается, что там подразумевался секс. Даже в перестройку заимствование на вечер папиных «жигулей» (не «мерса»!) закономерно приводило к драке, аварии, краже, шантажу и самоубийству, не к ночи будь помянуто.

На блеклом выцветшем экране братской студии советские дети попадали в рай. Их сверстники катали шары в кегельбане, цедили за барной стойкой шипучие напитки (судя по стенной рекламе «Туборга» – не лимонад «Буратино») и жаловались, что «у отца денег только на сигареты и допросишься». Целовались на крыше, гуляли ночами, обкатывали папин «мерин» в одуванчиковом поле. Не было шпаны, завучевой нудьги, горестных глаз матери-одиночки, запертых этажей на школьных дискотеках – и все это бесстыже именовалось «Безумным временем». Да, папа за тачку напрокат давал пощечину – но после этого уезжал с мамой домой, оставив сына ночью у дверей полицейского участка. Степень свободы – как и вилка самостоятельных решений – была непредставимой, немыслимой, нереальной. Не обсуждались длина волос, время прихода домой, порог допустимости книжек, фильмов и алкоголя – слово «отметки» отсутствовало в лексиконе вообще.

Только позже мы узнали, что французское и американское кино тоже по мере сил обходит тематику раннего секса – так что серия «Пришло время любить» была не окном в свободу, а самой непосредственной, автономной и одинокой свободой, окруженной с двух сторон церковным и коммунистическим лицемерием.