78-й. Штопор декаданса, повсеместно-томливое ощущение дискомфорта, неуюта, сизой и страшной предвечерней мглы. Отчетливая и наглая фига в кармане, которой втихомолку аплодируют, но не отваживаются расшифровать комментаторы из киножурналов. Бодряческие предсмертные заклинания, что жизнь удалась, удалась, удалась! — «Однажды двадцать лет спустя» и «Москва слезам не верит». Парад фикций: бездетная актриса в роли вымышленной матери-героини и вожделеемый миллионами брошенок слесарь Гоша — размашистый хам в исполнении потомственного старопитерского интеллигента, за тридцать лет в кино намастырившегося играть рабочих пареньков с мартеновским крюком и закваской. Всплеск жанра — почему-то сплошь фантомного, игрушечного, кабаретного: то Делон в обнимку с Белохвостиковой, то сорок разбойников в пещере с цветомузыкой, то чекисты балуются в «Великолепную семерку», то флотский спецназ штурмует американскую боеголовку, а то Ротару поет всей стране назубок известные песняки «Машины времени». Дичь. Морок. Блок. Луна-луна. Полужуравль и полукот. Недотыкомка. Игривая, замороженная, машкерадная, вкрадчивая катастрофа. Упования чеховских неу-дачников. Михалково-балаяновское мирискусничество. Бессилие и дьявольский карнавал.

Канун больших событий.