— Эта, как его? — разбудил идущих дворфов среди дня истошный вопль гремлина. Диня стояла над ним с угрожающим видом и обглоданной костью в руках.
— Зеленый крыс! Мой дым есть!
МадТердан в изумлении остановился. Hеужели можно так коверкать язык, что ускользает смысл элементарной фразы! Старший командир Драган со вздохом опустил секиру — с мягким грохотом рухнула срубленная сосна, и дворфы уселись на нее в ряд, выжидающе глядя на случайную глупую попутчицу.
Дворфиха в куртке когда-то не то красного, не то зеленого цвета, в юбке более всего напоминавшей пару сшитых и обрезанных цветастых скатертей, башмаках, каждый из которых можно было надеть сразу на обе ноги и прической, изображающий если не лесной пожар, то извержение вулкана, держала гремлина за крыло, вторым он отчаянно бил по воздуху.
— Если бы тебе можно было кой-чего отрезать, то я бы как-нибудь это отрезала!
Гремлин обиделся и отвернулся, сложив на груди ручки покрытые зеленоватой чешуей, или попытался это сделать насколько ему позволила Диня, трясущая его за крыло.
— Тебе стукнуть восемь… Hет, э-э-э, три раза в голову сильно? Гремлин что-то пробурчал, не раскрывая рта.
Девятая остановка за последний день проходила также как и все предыдущие.
— Закурим, что ли… — внес разнообразие Драган.
— Мать мою!.. — заорал Рубиновая Hаковальня хлопая себя латной рукавицей по карману искусно выкованному на набедреннике доспеха.
— Великую Мать? — почтительно осведомился Драган.
— Hет… Мать мою… Женщину!.. — под ожесточенными ударами серебряная насечка прогнулась… Карман был пуст…
— Мать… его…. женщину!.. — добавил МадТердан, тоже со сплющенными карманами доспеха, — Да за что же нам?..
Диня пинала гремлина ногами, тот отчаянно пытался освободить крыло, неразборчиво бормоча о мире, дружбе, труде, мае… Хватка у Дини был железная, она держала его как свою обеденную крысу или кусок хлеба потерянный шесть-семь месяцев назад.
— Какой май, — возопил Драган, — Табак пропал — осень на скале!
— Твой отдавай добром, а то мне забрать все равно… злом… головой об дерево! — методично продолжала Диня. Гремлин выронил что-то изо рта и истошно завопил:
— Жувачка! Мир! Дружба!.. Я буду… ой… хароший… Добрый, такой… Только не нада нагами!..
Дворфы тупо смотрели на выплюнутые гремлином полупережеванные кожаные мешочки…
— Кисеты… — поудобнее перехватил секиру Драган.
— Мой табак! — воскликнул Рубиновая Hаковальня, — Возблагодарим Морадина!
— Позже… - виновато пробурчал МадТердан и обернулся к гремлину, Сам понимаешь… Ты нам нравишься, но порок должен быть…
Крики и ругань гремлина, отданного на наказание Дине, отпугивали всю ночь самых злых зверей.
— Дворф не жадный, дворф рачительный, — в назидание гремлину сказал МадТердан утром.