Бридж – моя игра

Горен Чарльз Генри

7. КОНВЕНЦИОННАЯ ПОЛОСА ПРЕПЯТСТВИЙ

 

 

«Понимаете ли вы их сами!?»

У некоторых бриджистов такой же подход к конвенциям, как у некоторых дам к блинам. Одной из них семья посоветовала обратиться к психиатру, и на вопрос доктора, в чем же все-таки дело, ответила:

«Они утверждают, что я очень люблю блины…»

«В этом нет ничего дурного, я сам их люблю».

«О, в самом деле?» – вскричала дама. «Так пойдемте ко мне. У меня их полный шкаф!»

Я знаю игроков, имеющих полный шкаф конвенций и тяжелую голову от их бурлящего потока. В турнирном бридже я постоянно встречаюсь с игроками, список конвенций которых достигает противоположного берега и прячется в близлежащих деревьях. Это одна из причин, почему я так резко сократил число своих спортивных выступлений. Уж слишком утомительно «сражаться» с «экспертом», который не в состоянии назвать вам сегодняшний день недели, и, тем не менее, рекламирующий все причудливые заявки, которые он собирается сегодня торговать. Я, буквально, чудом успевал остановить этот бесконечный словесный поток: «Не утруждайте себя объяснением этих конвенций. Главное, чтобы вы понимали их сами».

Вы бы удивились, узнав, сколько команд испытывают чувство гордости, выписывая шесть или восемь конвенций, способных, по их мнению, потрясти противника еще до игры. Пик триумфа и наслаждения для них наступает в тот момент, когда они достают и демонстрируют свой мощный список; с этого-то момента все и идет наперекосяк; они переходят от одной заявки к другой, пока, наконец, их взгляд не останавливается на записанных результатах. Увы, зачастую они совсем безрадостны.

Конечно, вы вправе возразить, что это их сугубо личное дело – таскать многотонные рюкзаки. Но не все так просто, ведь они играют с нами. Если они желают пользоваться этими дикими конвенциями – пусть их, это, в конце концов, их привилегия. Но мы – их противники и в целях самообороны нам также приходиться их заучивать. Лично для меня – это нож в сердце. К тому же, если бы все эти «штучки» имели продолжительность жизни чуть больше срока существования бабочки-однодневки, тогда возможно их и стоило изучать. Но почти все они, без исключения, лишь на короткий отрезок времени сбивают с толку противника – в этом все их достоинство.

Мой вам совет – наплюйте на всю эту чушь. Не позволяйте конвенциям занимать слишком много места в вашей игре. Вы не сможете пробежать и сотни ярдов, если в вашем ботинке торчит гвоздь, и вы не сможете достичь оптимального контракта, если на пути к нему вам придется оперировать полудюжиной ненатуральных заявок. И, основное – вы не получите никакого удовольствия. А я все-таки верен этой старомодной идее, что удовольствие – это единственная причина, по которой мы находимся за столом.

 

А говорим ли мы на одном языке?

Если судьба свела меня за столом с незнакомыми игроками, то я ограничусь использованием лишь одной конвенции: Блэквудом. Но даже Блэквуд может привести к катастрофе. Как частенько говаривал сам Исли Блэквуд, его конвенция используется, по меньшей мере, раза в три чаще, чем требуется. Кажется, большинство игроков вообще считают аморальным шлем без предварительного использования Блэквуда с его запросами о тузах и королях. Одна женщина оставила меня на пяти пиках, когда у нас был безоговорочный шлем. «Вы не спросили о тузах», – объяснила она позже. Горький опыт позволил мне разработать свою теорию по поводу столь частого употребления этой конвенции. В основном, Блэквуд – любимец расстроенных замужних женщин. Всегда и везде она слушается мужа, а тут вдруг в ее руках появляется средство отмщения. Она ставит четыре бескозыря, и этот большой всезнающий тип обязан, хочет он того или нет, подчиниться и отвечать по заранее обусловленной схеме. Она делает с ним все, что хочет. И даже, если в этом нет ни малейшей необходимости, она все равно заявит 5 БК не потому, что так уж сильно интересуется числом королей в его руках, а для того чтобы показать свою, пусть секундную, власть над ним. (Чаще всего у него один король, и он заявит шесть бубен, в то время как сфитованной мастью является трефа и ей придется ставить «семь треф» и садиться без разу. Но свое она все-таки получила).

Нет нужды слишком уж рьяно предупреждать вас о возможно меньшем злоупотреблении этой конвенции, когда в этом нет необходимости. Помните всегда об еще четырех ушах, настроенных на ту же волну, что и уши партнера, и та информация, которую они извлекут из ответов на вопрос о количестве тузов, возможно, окажется куда более важной для защиты, чем для атаки. Возможно, наиболее точный подход к этой конвенции заключается не в том, чтобы убедится, что шлем есть, а в том, что его у вас нет. Вас должно интересовать, не возьмут ли противники две быстрые взятки, а не возможность самим выполнить шести- или семиуровневый контракт.

Все, о чем здесь говорилось применительно к Блэквуду справедливо и для Гербера. Последний – это то же Блэквуд, но более экономичный и, как таковой, может быть исключительно полезен в пяти процентах ваших шлемов. Но будьте уверены, что партнер в курсе дел. Первый раз, когда я играл с Джоном Гербером, он спросил меня, пользуюсь ли я его конвенцией и, естественно, я дал утвердительный ответ. Я открыл торговлю одним бескозырем, и Джон «взорвался» четырьмя трефами, запрашивая о количестве тузов. Это была товарищеская игра, и я принялся вслух, загибая пальцы, считая тузов: «Четыре бубны – один туз; четыре черви – два туза; четыре пики – три туза и, наконец, четыре бескозыря показывают четырех тузов». Восхищенный своими математическими способностями, я объявил «четыре без козыря».

И Джон запасовал.

«На скольких тузов ты рассчитывал», – спросил я. – «На пять?»

Проницательный читатель уже все понял, я неправильно подсчитывал. Первая ступень – четыре бубны – не показывает ни одного туза вообще, а окончательная заявка «четыре без козыря» демонстрирует всего лишь трех тузов. Вы должны оценить честность Джона Гербера: он слышал мой счет и понял, что у меня, действительно, четыре туза, но заявка получилась неверной. Тогда он отказался от шлема на основании нелегально полученной информации.

Мораль: даже тем из нас, кому, что называется, по роду службы, положено знать все, искусственные заявки могут причинить массу хлопот, потому что даже такие простые механизмы торговли как Блэквуд или Гербер понимаются не всегда одинаково. Вы сомневаетесь? Тогда ответьте, пожалуйста, на Блэквуд при наличии у вас четырех тузов. Вы сказали «пять без козыря»?

Около половины всех играющих в мире в бридж загнут свои пальцы, пересчитывая тузов и остановится именно на этой заявке. Естественно, правильный ответ – пять тузов, то есть такой же, как и в случае полного отсутствия тузов. Похоже «работает» и Гербер: ответ «четыре бубны» показывает наличие всех тузов или, наоборот, отрицает их всех. Очень хорошо, что теперь вы в курсе дела, но убедитесь, что и партнер, в случае чего не оплошает. Чтобы не стать жертвой, как это случилось со мной в случае с Джоном Гербером.

 

Некоторые классические ошибки в налаживании коммуникаций

Литература по бриджу полнится множеством примеров «торговых ляпов» и нет в мире игроков, которым удалось их избежать. Среди них можно назвать и таких британских звезд как Теренс Риз и Борис Шапиро, которых мы застанем не где-нибудь, а на чемпионате Европы. Речь пойдет о трансферной торговле, «работающей» следующим образом: если вы открываетесь одним бескозыря, я «взрываюсь» геймовой заявкой не в масти, которую я собираюсь играть, а в масти, которая на ступень ниже заявленной. Это обеспечивает вам возможность заявить мою масть, и стать играющим, заставив противников атаковать через слабую руку к силе. Другими словами, если вы открылись одним бескозыря, я ответил четырьмя червами, то это значит, что моя сильнейшая масть – пика, но я хочу, чтобы вы назвали ее и стали играющим.

Вы, наверное, уже догадались, что случилось с Ризом и Шапиро. Один из них открылся одним бескозыря, другой взорвался четырьмя червами, показывая пиковую масть, а открывающий там его и оставил. На их линии было три или четыре червовые карты, а в пиках лежал шлем.

Другая искусственная заявка, вызывающая долгие стенания – так называемые, слабые открытия на втором уровне – основы многих экзотических систем, путешествующих по миру.

Полублоки основаны на том, что, чем меньше у вас очков, тем более высокую заявку вы должны сделать – положение, которое мне, от всей души, не хочется защищать. Кстати, не так давно в Майами Бич пара «экспертов» практиковала полублоки в игре по высоким ставкам. Мой друг сидел в четвертой позиции против этой пары, когда услышал заявку сдающего «две пики». Последовало два паса, и очередь дошла до моего друга. Все это было страшно удивительно для него: он держал лишь одну фигуру, и то был валет. «У кого-то за этим столом должно быть очень сильное открытие», – сказал он себе и… запасовал. Вскоре выяснилось, что у противников лежат выкладные шесть пик. Они не заказали их, так как предполагалось, что открытие двумя пиками – есть полублок. Но оказывается открывающий, подняв карты, пришел в такое возбуждение при виде такой столь мощной руки, что забыл систему и открыл старомодными форсирующими двумя пиками, наиболее сильной заявкой в бридже. У его партнера была значительная сила, но, не обладая способностью читать мысли, он почувствовал себя обязанным запасовать на это «слабое» открытие.

Нельзя не посочувствовать этим двум игрокам в том, что их линии связи оказались безнадежно разрушены искусственной системой, в лучшем случае, сомнительной цепкости. Но что вы скажите о Чико Марксе и том положении, в которое он умудрился забраться? Давайте не будем сочувствовать этому бездельнику Чико. Они с братьями решили саботировать местный бриджевый турнир, применив систему «подводников» или «старшая минус единица», в которой заявка одной пики на самом деле означала черву. Заявка одной бубны – трефу, а заявка одного бескозыря – пику и т.д. Если не принимать во внимание, что система совершенно незаконна, она высоко эффективна в надежных руках.

У братьев Маркс руки были «ненадежными» и через три или четыре сдачи они столь безнадежно запутались, что закончили турнир с большим отрывом от остальных, но с конца. (Быть может им стоило вернуться к более ранней системе Чико, когда он сидел где-то в удобном месте и сигнализировал братьям расклады оппонентов).

 

Чем меньше вы предполагаете, тем дальше будете.

Иногда кажется, что нет числа проблем коммуникаций в бридже и механизмов, способствующих их разрешению. Но даже лучшие их них требуют «отзывчивого» партнера, умеющего мгновенно оценить вашу искусственную заявку, расшифровав ее подобающим образом. Возьмите, к примеру, конвенционную шлемовую контру. Как уже отмечалось в предыдущей главе, эта контра требует от партнера необычаной атаки. Не в масть, которую вы объявили. Не в масть, которую вы контрите. Вы просите атаковать в первую побочную масть стола; если же партнер разыгрывающего в ходе торговли не заявлял побочной масти, то – в первую побочную масть играющего. Для большинства игроков все это запомнить является делом необычайной трудности. Предположив, что среднему игроку это запомнить невозможно, вы преуспеете в игре. Если, играя в клубе, вы дадите конвенционную шлемовую контру ненадежному партнеру, то он, не моргнув глазом, заатакует в масть, которую вы заявили в торговле. Если вы молчали во время торговли, он выберет масть, неупоминавшуюся противниками. Готов заключить пари, что так оно и случится. Рассчитывайте на это. Если ваш партнер более искушен в тонкостях игры, то, получив от вас конвенционную шлемовую контру, в его мозгу ярко вспыхнут какие-то воспоминания, связанные с этой заявкой, и он скажет себе под нос: «Ну, конечно, он требует необычной атаки».

Эта потрясающая догадка побудит его к атаке самой малой из TДxxx, что, конечно же, отвечает требованию необычности, но дает прямо противоположные результаты.

Если вы абсолютно уверены, что: а) партнер знает сущность шлемовой контры, б) партнер относится к тому резкому типу игроков, которые безошибочно вспоминают, кто и какую масть назвал первым, и в) ваш партнер пропустил лишь одну порцию виски с содовой, тогда дайте ему добрую старую шлемовую контру ясным и громким голосом с уверенностью, что атака окажется разящей и оставит большой шлем «без одной».

Иначе, забудьте все, о чем мы говорили.

Существует еще одна распространенная конвенция, применение которой более проблематично, чем польза, которую она приносит. Речь идет о пятикартном мажоре. Не имея которого, вы не имеете право открываться мажорной мастью. С такой рукой:

♠TKДB ♥TKДB ♦764 ♣54

от вас ждут открытие сильнейшим минором, в данном случае бубной. Начиная со следующего круга (если он, конечно, состоится) вы начинаете демонстрировать свои мажоры.

Нужно признать, что эта конвенция не без достоинств, но меня лично она так и не смогла увлечь, потому что я всегда оставался приверженцем натуральной торговли. При наличии у вас четырехкартного мажора, а то и двух, как в вышеозначенной руке, например, эта конвенция требует от вас открытия минором, которому рука вовсе не соответствует. А что получается, когда у вас действительно бубновая или трефовая масть. Вам потребуется два или три круга торговли, пока партнер поймет, что вы вовсе не собираетесь шутки шутить, что у вас в действительности открытие в минорной масти. Но, к сожалению, он обнаружит это на два или три круга позже, чем следовало. Итог пятикартной мажорной конвенции – двусмысленность, сомнение, усложненность и отсутствие уверенности в партнере, не говоря уже о большем, по сравнению с натуральной торговлей, количестве ошибок. Конечно, информация о наличии пятерки пик или пятерки червей у партнера – вещь весьма заманчивая, но, если вы умелый игрок, то нет ничего страшного играть контракт и на семикартном козыре, т.е. фите четыре–три. Мы называем этот фит «Мойшенским», в честь издателя «Брифи Уорлд». Сонни Мойше оспаривал уместность пятикартной мажорной конвенции, утверждал, что фит четыре–три дает отличные результаты. И он много раз доказывал это.

 

Система моей мечты

Иной раз меня обуревает желание, так, ради драматического эффекта, предложить великую конвенцию, которая заставила бы всех изумиться моей изобретательности. Ну, например: двойной прыжок в интервенции в красной масти, после открытия противником двумя в черной, показывает 16 очков, бланкового валета. Или: открытие в торговле «одним в масти» демонстрирует двенадцать–четырнадцать очков, сидя на линии Юг–Север, и шестнадцать–восемнадцать очков, сидя на линии Запад–Восток, за исключением четных сред, когда показывается шестерка бубен.

Но мне так никогда и не удалось изобрести ничего радикального и столь впечатляющего. Я по-прежнему являюсь приверженцем натуральной системы торговли, когда открытие бубны означает только одно, хоть стреляйте меня, но – это наличие хорошей бубновой масти; открытие одного без козыря показывает регулярную руку и т.д., все предельно просто. Быть может, я и кажусь наивным, но не более чем один джентльмен с Юга, заявивший мне однажды (и я воспринял это, как комплемент): «Я согласен с вами мистер Горен. Если человек заявляет трефу, у него должна быть трефовая масть. Та, что придумал Господь вместе с тремя основными мастями для игры в карты».

Когда кто-то пытается внушить мне, что суперсложность – верный путь к победному бриджу, я вспоминаю год, когда моя команда в числе четырех национальных команд играла в чемпионате Кливленда. Однажды мы уже выигрывали этот турнир, выиграли мы его и на этот раз, но вряд ли найдется хоть один бриджист, который сможет забыть тот потрясающий вечер. Наша команда была в ударе: тридцать шесть сдач и ни одной даже малюсенькой ошибочки. Команда, занявшая второе место и близко не смогла подойти к нам. Ну и, конечно, – неизбежное замечание кибитцера, наблюдавшего за мной весь матч: «И что в нем великого», – услышал я краем уха. – «Он не сделал ничего, что не удалось бы и мне». Я вряд ли когда-либо смогу забыть эту ремарку. До конца моей карьеры она так и осталась самым теплым комплементом в мой адрес.

Великолепный британский игрок С. Дж. Саймон вспоминал схожий случай, доказывающий несомненные достоинства более простых натуральных систем. В одном из матчей к ним с Гаррисоном Греем пришли железные девять взяток, ни больше, ни меньше, они их заказали и, естественно, взяли. Чуть позже, пара бид-мастеров, вооруженных новейшей автоматической системой обмена информации, оплакивала тот факт, что в этой же самой сдаче после пяти раундов торговли они достигли контракта в «четыре червы» и сели без двух. Их естественным желанием было узнать, каким, наверное, одному Богу известным, способом Саймону и Грею удалось достичь контракта в «три без козыря» на этих руках. На свет извлекли протоколы и оказалось, что торговля Саймона и Грея проистекала следующим образом:

Север Юг

1БК 3БК

Я не стану уверять вас, что наши результаты в Кливленде или Саймона–Грея в Англии нельзя было достичь с помощью другой системы торговли. Конечно, можно, но – с помощью усложненной опасной торговли с ловушками и западнями и только с партнерами, улавливающими малейшее колебание вашей мысли. Насколько я понимаю, основное отличие Стандартной Американской системы (иногда, ее не совсем точно называют системой Горена) и различными экзотическими системами, вращающимися в вечно бурлящем мире бриджа, заключается в том, что, пользуясь последними, тратится гораздо больше энергии и требуется гораздо больше концентрации мысли, нежели, применяя натуральные системы, дающие тот же результат без малейшего учащения вашего пульса. Разрешите повториться и подчеркнуть: я не отрицаю безоговорочно все искусственные системы с их слабыми бескозырными открытиями, полублоками, сильными открытиями одной трефы и слабыми прыжками для показа поддержки. В руках искусных и опытных партнеров эти системы, как правила, приведут вас, куда требуется. Но доставят они вас в конечный пункт окольным и трудным путем.

 

Открытие 1БК – может ли оно подвести?

Краеугольным камнем многих искусственных систем является слабое открытие одним без козыря. За этим стоит определенная логика: ваша собственная рука довольна слаба, сила в пределах 11–12 очков, следовательно, у оппонентов есть очень возможный гейм; следовательно, открытием одним без козыря вы отнимаете у них полезное пространство для обмена информацией. Согласен, это не самая худшая и не самая строгая логика, которую мне довелось слышать, но прикиньте вероятность риска, которому вы подвергаетесь. Предположите, что у партнера минимум очков, а ваши 11–12 очков представляют всю силу обеих рук. Если теперь вас законтрят (а контра на БК-контракт всегда штрафная, но не информационная), вы можете серьезно пострадать.

Я вспоминаю год, когда очень мощная команда Ивара Стакгольда и Леонарда Хармона в одном международном матче понесла очень серьезные потери, используя слабые БК-открытия. Другой случай произошел с одной английской командой в международных соревнованиях на Бермудах. После неудачного дня они вошли на следующее утро в игровой зал, сделав следующее заявление: «Джентльмены», – провозгласил один из них,– «мы просим внимания. Требование к открытию одним без козыря по нашей системе основывалось на 11–12 очках. Отныне мы повышаем его до 12–13 очков». Потряся мир этим революционным преобразованием, команда продолжала нести потери из-за слабых БК-открытий.

Наверное, есть что-то в этих заявках, если они продолжают снова и снова появляться на сцене бриджевой жизни. С точки зрения исторической ретроспективы – это одна из старейших заявок в бридже. Она уже тогда стала древней, когда многие из новоявленных «изобретателей» еще не успели появиться на свет божий. Тридцать лет назад, во время наших поездок по Филадельфии мой друг, дантист Д-р Леон Алтман, один из моих самых любимых и постоянных партнеров, с веселой отрешенностью практиковал слабые БК-открытия. Всякий раз, как док. открывал торговлю одним без козыря – это просто являлось сигналом, что торговля началась; по крайне мере, мы могли сказать, что карты за столом легли более или менее равномерно.

Слабые БК-открытия столь же давняя конвенция, что и история с Лохнесским монстром и, подобно старушке Несси, «переоткрываются» каждый год.

 

Не забываем ли мы о чем-то?

Как часто появляется искушение предположить, что высоко-ненатуральные системы, основанные на высокоуровневых заявках со слабыми руками и умеренными анонсами с сильными руками, есть просто механизмы торговли, требующие большей концентрации внимания, с одной стороны, способны сделать представляющих их игроков богатыми людьми, с другой. Все подобные попытки заранее обречены на неудачу. Так как каждый, кто стремился радикально изменить бридж неизбежно терпел фиаско. Любые преобразования должны происходить постепенно, поскольку бридж – это игра коммуникаций и суждений, а не игра прихотей и измышлений. Если у вас иное мнение, понаблюдайте за игрой старых «волков», играющих без всякой системы, каких-либо конвенций или искусственных заявок. Они просто сидят, смотрят в свои карты и играют. Они быть может считают свои руки определенным образом, а быть может и нет, то есть вообще не считают и заявляют масти, которые им нравятся. Но они знают твердо, какая карта какую может побить; они знают, что туз берет короля, а король берет даму и, таким вот образом, потихоньку и продвигаются. Но, что самое важное, – они получают массу удовольствия.

Для контраста мне хочется поделиться опытом моих британских коллег Теренса Риза и Джероми Флинта. Перед поездкой на чемпионат Европы они взяли на вооружение собственную систему «Малый мажор», чтобы хоть как-то бороться с дюжиной относительно частных систем, с которыми им придется столкнуться. Теперь я думаю, а не было ли это крайним абсурдом. Я не собираюсь критиковать Риза и Флинта – это великие игроки. Но не граничит ли это с нелепостью, ведь им пришлось целиком разрабатывать новую ненатуральную систему для одного международного турнира? И не наделать в дальнейшем при ее использовании кучу ошибок: система «Малый Мажор» очень новая и очень ненатуральная. Вот посмотрите:

♠T105 ♥972 ♦TB642 ♣52

Открытие торговли: одна черва (триплет в черве и есть тот самый малый мажор, отсюда и название). Заявка показывает одну-три карты в мажоре, семь-одиннадцать пунктов и пятерка в миноре. Это все, что я знаю об этой системе и, честно говоря, хотел «чихать» на остальное.

Я не сомневаюсь, что британцы, сытые по горло необходимостью каждый раз при смене стола приспосабливаться к новым импровизированным системам, сами решили задать им некоторую умственную работу. Поспешу добавить: англичане победили.

Но мне интересно, выиграли они турнир по бриджу или состязание по мнемонике. Признаюсь откровенно, что ответить на этот вопрос я не в состоянии. Хотя вот, что очень уж меня занимает: как вы полагаете, они получили удовольствие?