Или герцогиня думала обо мне лучше чем я есть, считая что я ночую в своей постели, или специально подстроила так, чтобы я нашла записку когда у меня останется не так много времени, чтобы привести себя в порядок со сна и быть во всеоружии…

Утром Тристан сказал, что ему нужно немного поработать в кабинете, оставить распоряжения и встретится с юристом. Душеприказчик из его уст звучало бы обречённо, поэтому сделав хорошую мину, при плохой игре, он бодрым голосом сообщил о своей занятости. До того, как я нашла конверт, я думала посидеть в библиотеке, но получив эту перчатку, я не могла не поднять её. Я прекрасно понимала, что мне предстоит как минимум словесная дуэль, а как максимум неприкрытые оскорбления и унижение моего достоинства. Но не в моем характере было отступать. Герцогиня была из тех, кто лишь однажды выиграв в битве, считает себя победителем всегда. А поскольку я собиралась замуж за Тристана, и намеревалась жить с ним долго и счастливо, нужно было сразу поставить на место эту хитрую старую кошку. Щёлкнув Вилли по мокрому носу, я прекрасно оделась без помощи служанки, которая, я уверена, намерено шла очень медленно, после того как я трижды дернула за шнурок. Я внимательно присмотрелась к ней. Её глаза бегали, плечи были опущены, когда я уходила на встречу с Ее Сиятельством, она изображала кипучую деятельность и чистила от золы камин.

Я спустилась по дивной лестнице, и не встретив ни одного человека, вышла из просторного холла в холод улицы. Несмотря на солнце, которому удалось победить утренние мрачные, свинцовые тучи, температура явно упала и кончик моего носа незамедлительно покраснел. Изо рта шел белый пар, и я вообразила, что курю. Сигариллами иногда баловался брат, он привозил их с Востока и иногда, в особо благодушном настроении смолил их, смакуя сладкий дым. Для него это было своеобразным ритуалом после удачной сделки: сначала он долго и со вкусом выбирал, а затем доставал сигариллу из хьюмидора, затем он брал гильотинку и отрезал ей самый кончик, с наслаждением вдыхая аромат табака, подкуривал обязательно от лучины, приговаривая, что нужен именно живой огонь. Я не очень понимала его увлечения, и просто великолепно, что в общем-то курил их он не часто, потому как вонь от них была просто ужасная.

Я рассмеялась своим мыслям и повернувшись, увидела прямую, как палка, спину герцогини, которая неопределенно махнув головой, приглашала меня присоеденился к ней на прогулке.

Вилли радостно скакал по морозным просторам. Задевая пожухлые травинки, он прыгал по небольшим лужицам, подернувшимся хрупким, тонким ледком и заливисто лаял. Ну хоть кому то этот поменад приносил удовольствие. Александрин не сказала мне ни слова, пока мы не подошли к высоким, фигурно постриженым кустам огромного лабиринта.

— Я хочу показать тебе свои любимые цветы, — проскрипела матушка маркиза. Она буквально выплевывала слова и я сочла благоразумным не уточнять — чему обязана такой чести, а просто поблагодарила и последовала за ней. Пока мы петляли по сложному пути, я то и дело ловила себя на мысли, что пакость от герцогини не заставит себя ждать. Когда мы проникли в центр хитросплетения стен, которе формировали высокие, часто посаженные и ровно, словно обрубленные, остриженные кустарники, мы уперлись в небольшую оранжерею. Эта стеклянная, куполообразная конструкция была защищена магически для поддержания необходимой температуры и влажности.

Герцогиня вдруг стала разливаться соловьём, рассказывая, что лилии вывел и назвал в её честь предыдущий садовник. Они были венцом его таланта и усердия, олицетворяя всё уважение, благодарность и приятие к матушке маркиза. О-ля-ля, похоже тут попахивало адюльтером, с таким придыханием и затаенной горечью вспоминала о нем маркиза. Она сама ухаживала за этим цветком, не допуская сюда ни одной живой души, и не доверяя свое детище никому так же, как древний дракон, охранял свои сокровища, спрятанные глубоко в пещере. Его эксклюзивность помимо действительно необычной окраски и потрясающего аромата, была ещё в том, что этот цветок не цвёл как обычные лилии сразу всей веткой, по несколько штук. Только один бутон распускался дважды в таль, не смотря на все усилия и уход. Это был крепкий цветок высотой мне до пояса, с одним крупным распустившимся соцветием редкого черно-бордового цвета. Он источал дивный, нежный аромат, который в отличие от других сортов этого растения, не раздражал своей приторностью и навязчивостью. Я не удержалась и наклонилась на квази вздохнуть аромат и, в блаженстве закрыла глаза. Как только мои веки сомкнулись я сразу подумала, что это удачный способ стукнуть меня по голове и использовать мой трупик в качестве удобрения. Когда эти мысли промелькнули в голове, я резко распахнула глаза и услышала противный механический лязг. Так скрипели несмазанные петли в доме Де Вардов, когда открывалась тайная дверь. Оглянувшись вокруг я поняла, что «добрая» герцогиня не будет марать об меня свои аристократические лапки, я просто сгину сама: или замерзну блуждая в поисках выхода, или умру от голода охраняя дивный цветок, в надежде застать герцогиню. Думаю она даже им пожертвует, ради такого, по ее мнению, благородного дела.

Подавив панику, я вздохнула и постаралась мыслить рационально. Может быть поискать свои следы на припорошенном инее травки. Выйдя и покружив по пяточку, не теряя из виду оранжерею, я с сожалением признала тщетность моих надежд. Вилли жалобно скулил и ластился ко мне. Удивительно теплолюбивый призрак видимо желал оказаться попой в камине. Я бы тоже, ну пусть не хвостом, ведь мои конечности уже стали подмерзать, особенно после влажного воздуха оранжереи. Я посмотрела другим зрением на окружающие меня мертвые до весны кустарники, ни один из них не отличался от другого. Я ещё сильнее замёрзла и уже не чувствовала пальцы на ногах. Солнце давно скрылось и тучи на хмуром небе, должны были вот вот опрокинуть на землю множество морозных осадков. В этих местах чаще идёт ледяной ливень, нежели снег. И вдруг, со всей ясностью, я поняла, что Тристан не найдет меня. Моя голова на мгновенье закружилась, сердце гулко застучало в груди — уверена, записку от герцогини, которую я оставила на прикроватной тумбе, уничтожит служанка, а я так и буду блуждать здесь сумеречной сутью. Жан не переживет того, что вернувшись домой, не застанет меня, а Тристан, без меня…  Так. Все. Даже мысли не буду допускать, что я стану призраком. Призраком…  Ощутимо хлопнув себе по лбу, сокрушаясь своей растерянности и бестолковости я позвала пса:

— Вилли, дружок, ты можешь найти дорогу домой? Домой, Вилли! Ты получишь целый поднос вкусных пирожных. — Приговаривая и ласково теребя жёсткую шерстку, я подгоняла хаунда. Сначала заметался, закрутился на месте, поводя носом, а потом, со свейственной ему непосредственностью ломанулся напролом. Сквозь кусты, просачиваясь своим нематериальным телом, сквозь вполне материальную толщу растений.

— Вилли, малыш, я не смогу так же как ты. Хотя думаю через пару дней получится, — я была фаталистом. — Но сейчас никак.

Пёс меня понял, радостно залаял, ощерился в этой своей очаровательной улыбке, и радостно повел меня по нашим следам. Задержавшись всего на квази, я со всех ног помчалась за резвым призраком преследуя две цели — не отстать и согреться. В доме, я с ужасом увидела, что стрелки часов показывают без двадцати семь. Сколько же я там пропетляла пытаяь найти выход!? Этого времени едва хватит, чтобы собраться. Как я и предполагала, конверт и записка отсутствовали. Интересно, что наплела графиня сыну, если он не искал меня все это время. Не вызывая горничную, я освежилась и переоделась в один из туалетов Вероник. Потрясающий цвет лилии вдохновил меня на то, чтобы одеть плисовое платье темно-бордового цвета. Я одела на руку браслет с кулончиками, подарок Тристана, переплела волосы слегка их украсив и отправилась в столовую. Выражение невозмутимости, без толики удивления моему появлению, на лице дворецкого, убедило меня в том, что в сговоре потерять меня в лабиринте, участвовало всего двое. Герцогиня и служанка. Я думаю, не из любви ко мне, а просто после необдуманных вчерашних репрессий Тристана…

Я подошла к любимому и села на уготованное мне место, демонстративно не обращая никакого внимания на реакцию Александрин. Он привстал и радостно приветствовал меня, но видимо, и его день не был лёгким, под глазами залегли тени, в уголках уставших глаз проявились крошечные морщинки. Я не стала ябедничать на его матушку, а поздоровавшись приступила к трапезе. Только после горячего, взгляд любимого поднялся выше моего низкого декольте. Крошечное пятнышко его любимой веснушки на полукружии груди, прочно завладело его вниманием на этот длительный срок. Когда его глаза наконец-то встретились с моими, он изумлённо перевел их на мою продуманную прическу. Сипло крякнув, он подавился артишоками и прокашлявшись, громко сказал:

— Соули, милая, какое у тебя потрясающее украшение в волосах. Удивительно подходит твоему платью.

— О, спасибо, Тристан, — молвила я елейным голоском, — ваша матушка была столь любезна сегодня утром показав мне свое сокровище, ещё больше я удивилась ее щедрости. Так ведь, мама́? — сделав ударение на последнем слове я повернулась так, чтобы и она могла оценить мое искусство заплетать сложные косы. Герцогиня гневно отбросила вилку и уставилась на меня налитыми кровью глазами, презрительно поджав тонкие блеклые губы. В мои волосы, неумелой рукой, была вплетена самая красивая из всех лилий, виденных мной за всю жизнь.

Один — один, старая кошка!

После ужина, мы опять отправились в библиотеку, и почти до самого утра читали — перечитывали — рыли, искали, сверялись. Нам осталось шесть книг…  На двоих! Ну почему так всегда бывает, что когда ты что-то очень сильно ищешь, то именно нужное тебе оказывается последним! Или предпоследним! Уже в дверях хранилища книг, я решила захватить с собой ещё одну, из оставшихся. Завтра, или точнее уже сегодня, я постараясь не будить Тристана, тихонечко почитаю. Пусть мой любимый отдохнет.

Сон был тяжёлым и липким, любимый метался во сне, говорил на языке, который я вроде бы знала, но наречие было таким древним, что я едва разбирала отдельные слова, и они никак не желали складываться хоть в какие-то удобоваримые предложения и преобретать смысл. Его лоб покрывала испарина, а ухо кровило. Я аккуратно промокнула красную влагу платком и убрала его подальше, чтобы наткнувшись на него, он не расстроился. Ласково погладила нахмурившийся во сне лоб, провела губами по образовавшейся складке между бровями, поцеловала медные волосы, и решила больше не терять времени.

Его у нас так немного!

Книга, которую я прихватила, оказалась дневником основателя рода, Шираса Силье. И хотя его почерк был далек от совершенства, все же мне удалось разобрать практически все, что там было написано. Его слог был сухим, по-военному кратким и четким. Повествование началось с момента его мобилизации на последнюю войну, чуть более десяти сентов назад. Ширасу ещё не был дарован титул и он не являлся нессом, а был в ранге даже не бригадира, а полковника, который командовал Цесским полком артиллерии. Не конным, а сухопутным, стрелковым. Описание событий в дневнике пестрело огромным количеством помарок, неумело начерченных схем боевых построений, тактическими размышлениями. На последних страницах было много зачеркнуто, где-то, вообще, все сплошь замазано и даже вырвано несколько страниц. Вложены новые, тоже испещренные исправлениями и кляксами. Я дважды наткнулась на название нужного нам района — Альбасетте́, хотя до этого этот маленький сельский городок, практически деревенька, ни разу не упоминался в других книгах или дневниках. Не решаясь потревожить сон Триса, который стал размеренным и спокойным, я взялась дочитать повествование сама, выделяя закладками важные места.

Итак, этот город упоминался несколько раз в связи с тем, что это был последний городок в котором останавливался полк Силье перед битвой в Туманном ущелье, в наши дни известного как Пропасть Азраила. По большому счету, битвы как таковой не было. Из уроков истории я чётко помню, что из-за удачной ошибки подрывников в этом ущелье сошел сель, погребая под собой практически всю армию противника, которая не ожидала такой скорой встречи с нашими солдатами. Полковник Силье, ослушавшись прямого приказа, что в случае неудачи грозило как минимум гауптвахтой и трибуналом, а как максимум казнью, бросил основные силы своего войска к Туманному ущелью через перевал, пренебрегая безопасными, но от этого длинными, а значит и долгими обходными путями. Затаившийся неприятель не ожидал появления противника ещё как минимум трое суток и вальяжно расположился, заняв наиболее удобную для артиллерии позицию. Когда полк Силье стал окружать и сжимать в кольцо растерявшегося врага, один из подрывников Ориума, по собственной инициативе и дабы избежать возможных жертв с нашей стороны, взорвал снежный покров, превратившийся в лавину. Он погреб под собой почти все силы противника, более четырех! тысяч человек и врагу пришлось капитулировать. Благодаря этой успешной военной операции Силье был пожалован титул герцога и звание фельдмаршала. Перепрыгнув через четыре звания, полковник стал обладателем высшего воинского чина, не достигнув тридцати лет.

Оставшееся время он почивал на лаврах, писал мемуары и наслаждался жизнью в новом статусе. Династия Силье началась на этом поистине великом человеке!

Когда любимый проснулся, я вкратце рассказала ему обо всем, что прочитала. Наскоро позавтракав, мы изучили оставшиеся пять книг и сошлись во мнении, что единственная ниточка ведёт нас в Альбасетте́, и Пропасть Азраила не зря вскользь упоминалось в дневнике. Место гибели стольких людей априори является перекрестком и сосредоточием силы, тем паче, что-то непреодолимо, меня как некроса, тянуло туда.

Решено было выдвигаться завтра с самого утра. А сегодня у нас был весь день на сборы и на возможность…

На возможность, уединившись, побыть вдвоем.