Глава 11

Несмотря на усталость, заснул я не сразу, поначалу погрузившись в сладкую дремоту, но эйфорический транс, как мне показалось, длился всего несколько мгновений. Из этого блаженства меня вырвал звонок смартфона. На часах было половина седьмого утра, а на дисплее аппарата высветилось: «Элизабет». Такой ранний звонок мог быть только по одной причине: что-то случилось, причем не самое приятное для воскресного утра. Минерва лаконично принесла извинения за такое беспокойство и попросила, хотя тон этой просьбы был весьма категоричен, чтобы как можно скорее я зашел в апартаменты мисс Доэрти, захватив с собой свой рабочий кейс.

Накануне вечером у меня с миссис Старлингтон состоялся весьма странный телефонный разговор. Она позвонила около десяти вечера и спросила меня о нашем расследовании. Удивительно, но по ее вопросам я сделал вывод, что женщину не очень-то интересует имя убийцы мисс Кэмпион. Она просто задала вопрос: «Вы закончили свое расследование, Марк?» Вопрос был задан таким тоном, что я ответил положительно, хотя такой ответ не совсем отвечал истине. Я хотел было пуститься в дополнительные пояснения, однако услышал: «Все – завтра, Марк. Сегодня мне важно было узнать, что вы закончили это дело». Странный разговор, – подумал я, выключая мобильник.

И вот такой неожиданный подъем…

Давно я не собирался куда-либо с такой скоростью. Спустя десять минут запыхавшийся и немного взволнованный я был в номере Линды. Для такого раннего утра в гостиной одинокой девушки было достаточно многолюдно, разве что сама хозяйка апартаментов отсутствовала. Кроме миссис Старлингтон и ее верного Фреда, здесь были инспектор Алекс Теллер, сержант Джек Ричардсон, доктор Келвин Бэнкс и официант Кристофер. Почти сразу я учуял неприятный запах рвоты, а на то, чтобы ее увидеть мне потребовалось доли секунды: отвратительной желтоватой массой она выделялась на сером полу у дивана. Рассказ о происшедшем занял несколько минут: ранним утром мисс Доэрти почувствовала себя плохо, к счастью, организм Линды отреагировал правильно, исторгнув из себя содержимое желудка, но именинница почему-то решила, что кто-то пытался ее отравить. Как рассказали официанты, после торжества в ресторане гости мисс Доэрти отправились в ее номер с целью продолжить тусовку. Под утро все разошлись, а Линда, по ее рассказу, почувствовав внезапную сонливость (еще бы, в пять утра – немудрено!) легла на диван, и вскоре ее скрутил приступ тошноты. После рвоты девушка сразу же позвонила Элизабет, а та прислала доктора Бэнкса. Девушку отправили в больничную палату, находящуюся на яхте; пострадавшей промыли желудок, и сейчас она вне опасности. На мой вопрос: почему мисс Доэрти решила, что кто-то пытался ее отравить, ответил инспектор Теллер. Он сообщил, что накануне девушка получила письмо с угрозой, поэтому сразу подумала об отравлении.

– Мистер Лоутон, я, конечно же, не хочу, чтобы возникли какие-то слухи, возможно, мисс Доэрти съела что-то не то или выпила лишнего, но а… если вдруг действительно имел место преступный замысел? – Миссис Старлингтон, не срывая своей взволнованности, лихорадочно сцепила тонкие пальцы в кулак. – Я хотела бы, чтобы вы, мистер Лоутон, параллельно с полицией, провели свое расследование, все же в вашей лаборатории смогут, надеюсь, быстрее провести анализы. – Женщина замолчала, очевидно что-то обдумывая, затем взглянув на окружающую обстановку (для отдыха небольшой и подвыпившей компании здесь было относительно чисто), добавила: – Как видите, здесь достаточно еды и напитков, чтобы взять пробы, – задумчиво проговорила она, указав рукой на стол. – И если обнаружится что-то подозрительное… но не будем раньше времени об этом говорить.

– На яхте нет специализированной химико-токсилогической лаборатории, – мягким голосом произнес доктор Бэнкс. Удивительно, что у такого громоздкого и внешне сильного мужчины был такой приятный тембр голоса. Келвину Бэнксу было около пятидесяти. Ощущение скрытой мощи исходило от всей его фигуры. У доктора были черные, как смоль волосы, чуть припорошенные сединой на висках; угольные небольшие глаза обладали гипнотизирующим эффектом, может быть потому, что зрачки сливались с радужкой глазных яблок. У доктора был пронизывающий взгляд – нелегкое испытание для его собеседников. – Мисс Доэрти нашла в себе силы мне сообщить, что ела она совсем немного, – тем временем рассказывал мистер Бэнкс, – не позже десяти вечера вчерашнего дня, а пила только свое любимое розовое вино и только под утро к алкоголю добавила несколько глотков кофе, но его вкус ей почему-то не понравился, и девушка не стала его пить.

– Через пятнадцать минут мы будем в Брайтоне, оттуда за пятнадцать минут вы доберетесь до Тауэринг-Хилла, – внес свою лепту в разговор инспектор Теллер. – А мы с сержантом останемся здесь. Когда мисс Доэрти проснется, я поговорю с ней более обстоятельно о предыдущей ночи.

– Мисс Доэрти написала заявление в полицию? – хмуро спросил я.

– Нет, – ответила миссис Старлингтон. – Пока мы с ней решили, что сможем обойтись без официального расследования, поэтому я вам и позвонила.

– Понятно, – почти механически сказал я, думая уже совершенно о другом. – Но ведь инспектор уже начал свое неофициальное расследование?…

– Понимаю ваше недоумение, Марк, – перебила меня Минерва. – Просто я подумала, что на яхте много гостей и, чтобы ускорить расследование этого неприятного инцидента – лучше, если этим делом займутся две… скажем, команды.

– Ну хорошо, – не очень радостным голосом согласился я. В ее решении было, конечно же, рациональное зерно, но мне почему-то это не очень нравилось. – А что с остальными гостями?

– Пока тихо. Очень надеюсь, что они проснутся в добром здравии, – ответил Теллер.

– А что с анонимкой? Удалось что-нибудь выяснить? – Несмотря на то что у меня немного болела голова, проснувшийся азарт стал своего рода обезболивающим.

– Да, представьте себе, удалось снять отпечатки пальцев. Но пока их не с чем сравнивать, – Алекс замолчал, нахмурившись. – По полицейской базе они не проходят.

– По-моему, в этом нет ничего удивительного. Было бы, наоборот, странно, если бы они там были, – заметил я. – А что вас смущает?

– Да, странно как-то, – задумчиво проговорил инспектор, – отпечатки, кроме оттисков пальцев мисс Доэрти, обнаружились только с одной стороны у самой кромки листа. И, честно говоря, я не могу пока понять, чтобы это значило, – признался Теллер, к моему огромному удивлению. – Подумайте об этом, мистер Лоутон. – Мужчина внимательно посмотрел на меня и, открыв свой кейс, аккуратно вынул оттуда прозрачный пакет для улик, в котором находился светлый конверт, и передал его мне. Взяв пакет с анонимным письмом, я положил его в свой кейс (этим я займусь чуть позже).

– А отпечатки каких пальцев? – продолжал я допрос инспектора, поменявшись с ним ролями.

– Два отпечатка женских пальцев: большого левого и большого правого.

– Действительно, странно, – озадачился я. – Подумаю… А когда мисс Доэрти получила анонимку?

– Вчера вечером. Но о точном времени можно только догадываться. Линда отлучалась из каюты, а когда возвратилась к себе – конверт лежал под дверью, – ответила Элизабет. Тогда же она сообщила, что несколько дней назад уже получала письмо с оскорблениями и угрозами в ее адрес в похожем светлом конверте.

– А где оно? – спросил я.

– Девушка его выбросила, посчитав его чьей-то злой выходкой, – ответила миссис Старлингтон. – Поэтому увидев у себя под дверью похожий конверт, Линда была с ним предельно аккуратна и пришла ко мне, надеясь на помощь. И уже сегодня мы собирались обратиться с этой анонимкой к вам, мистер Лоутон. Поэтому я вам вчера и звонила, чтобы узнать: закончили ли вы свое предыдущее расследование. – Женщина сосредоточенно замолчала, нахмурив тонкие брови, а затем добавила: – Вот почему меня обеспокоило сегодняшнее происшествие. Если что-то криминальное все же обнаружится в результатах анализов, то я очень надеюсь, что об этом вы пока не будете распространяться. – Ровный и решительный голос, с металлическим оттенком, дал нам понять, что к миссис Старлингтон возвратилось ее обычное хладнокровие, и она вновь владеет ситуацией, несмотря на неординарность случившегося. – Не хватало еще, чтобы журналисты раздули эту историю, испортив нам праздник. Рассчитываю на серьезное отношение с вашей стороны к моей просьбе, – добавила она категоричным тоном, затем, несколько смягчившись, заметила: – Кристофер подождет, пока вы все это упакуете, – рукой она показала на стол, чуть поморщившись. – Молодые люди, Майкл и Кристофер, подробно вам расскажут, как прошла здесь ночь. Нам пришлось разбудить официантов, чтобы по их объяснениям попытаться определить – не понадобится ли еще кому-нибудь медицинская помощь.

– Я так понял, что всех остальных такое раннее пробуждение не коснулось? – задал я вопрос, позволив себе некоторую ироничность в голосе, но увидев мрачный взгляд Минервы, решил быть максимально серьезным. Вероятно, миссис Старлингтон не собиралась каким-то образом разрядить напряженную ситуацию.

Аккуратно положив свой кейс на стол, я вынул из него пакеты и емкости, чтобы упаковать в них початую бутылку вина и недопитый кофе в чашке Линды (о том, что из этой чашки пила мисс Доэрти и что она сидела за столом на этом месте, мне сообщил Кристофер, подошедший к столу, во всяком случае, так было на время его присутствия в гостиной). Соскребая с серебристо-серого полового покрытия рвотную массу, краем глаза я видел, что миссис Старлингтон остановилась неподалеку, очевидно, наблюдая за моими действиями.

Подождав, пока я закончу, она обеспокоенно спросила:

– Марк, когда примерно будут готовы результаты?

– Как только доберусь до места, а потом все будет зависеть от того, какое вещество было использовано… если, конечно, попытка отравления имела место. Исходя из того, что сейчас, – я взглянул на свои часы, – уже начало восьмого, думаю, к обеду смогу что-то вытащить… и если, никаких вредных примесей нет – ответ будет быстрым. – Поднявшись во весь рост, я извинительным тоном добавил: – Да, что я рассказываю, вы не хуже меня знаете…

– Мистер Лоутон, все же я в большей степени администратор, нежели химик, поэтому с удовольствием выслушаю ваши объяснения.

– Как бы то ни было, об этом говорить пока рано. – Я осторожно запаковал бутылку вина (Алекс сообщил, что на бутылке отпечатков не обнаружили, и как в этом случае наливали вино Линде? Налили, а затем вытерли или в перчатках наливали? В таком случае я что-нибудь обнаружу: нитки или ворсинки). Но, как я знал, Майкл и Кристофер работали в перчатках, и у меня не возникло бы вопросов из-за этого, если бы Кристофер мне не сказал, что мисс Доэрти отпустила их около четырех утра, а перед своим уходом он подошел к столику и налил совсем немного вина в бокал именинницы, и бутылка оставалась почти полной. Я же упаковал бутылку, в которой было чуть больше половины напитка. Значит, кто-то еще разливал вино? Возможно, были еще бокалы с какими-нибудь напитками, но потом их убрали? Вопросы стали возникать лавинообразно… а вот ответить на них в данный момент мне не представлялось возможным.

Возвратился доктор Бэнкс, принеся мне пробирки с образцами крови и мочи несчастной девушки.

Укладывая все в свой рабочий чемодан, я слышал краем уха разговор мужчин с Элизабет. Казалось, они не придавали серьезное значение происшедшему, считая, что Линда, очевидно, перебрала с выпивкой, а что касается анонимной угрозы… так у родной племянницы президента компании, являющейся к тому же одной из возможных преемниц семейной династии, несомненно, достаточно, если уж и не явных врагов, то уж недругов – точно. Возможно, я бы тоже так думал, но бутылка вина без отпечатков пальцев… и довольно-таки странные отпечатки на анонимном письме, вернее, не они сами, а место их обнаружения… заставляет несколько по-другому относится к случившемуся.

Больше на столе ничего не было, с чем можно было бы принять яд, хотя его можно было получить намного раньше: вариантов было масса.

Официант Кристофер терпеливо ждал подле стола. Его лицо было абсолютно бесстрастным. Если можно было бы сканировать его мысли, то в результате получилась бы, похоже, интересная картинка, состоящая из острых пиков (официант оставлял впечатление далеко не глупого парня), но на выходе эти кривые, бесспорно, волевым усилием молодого человека «причесывались» в ровную линию. Школа Минервы… Больше добавить нечего. Кстати, а где же Майкл, второй официант?

Я предложил Кристоферу пройти к барной стойке и уделить мне немного времени. Кроме того, я попросил его сделать мне эспрессо.

Присев на барный стул в ожидании горячего напитка, я наблюдал за быстрыми и ловкими движениями молодого человека.

Через пару минут я уже потягивал ароматный кофе, не забыв предварительно включить диктофон, и внимательно слушал рассказ Кристофера Флинна. Но повествование официанта было таким многословным, что мне приходилось прерывать его и направлять беседу в нужное русло. Самый важный итог этого разговора состоял в следующем: около половины четвертого ночи в апартаментах мисс Доэрти оставались она сама, Эдвард и Энн. После этого ни Эдвард, ни Энн ничего не пили и не ели (все уже было съедено около двух часов ночи) и больше из еды никто ничего не заказывал. Они с Майклом убрали все со стола тоже около трех ночи. После уборки Майкл сразу ушел отдыхать (так с ним было оговорено раннее). В половине третьего мисс Доэрти попросила Кристофера сделать ей кофе и открыть бутылку ее любимого вина. Эдвард и Энн ничего не захотели, отказавшись и от вина, и от кофе. До этого Крайтон пил только коньяк, Энн – дайкири, Дэвид и Джеймс – виски со льдом и содовой (Дэвид – скотч, а Джеймс – бурбон), Джулия и Кейт – мартини, Эмма, Макс – джин с тоником, Ларс и Стюарт – коньяк.

Еще накануне мисс Доэрти предупредила официантов о небольшой тусовке в ее номере, которая должна будет состояться после основного торжества в ресторане. Вся компания гостей пришла около полуночи. Время они с Майклом заметили (от этого зависела их зарплата). А мисс Доэрти позвонила Кристоферу за полчаса до прихода гостей, чтобы официанты выставили закуски на стол. Все расселись. Флинн рассказал мне, кто где сидел. В начале гости активно выпивали и закусывали, что-то бурно обсуждая (Кристоферу не было слышно из-за звучавшей музыки). Затем немного потанцевали, играли в карты. Никаких ссор или скандалов не происходило, во всяком случае, в присутствии официантов. Время от времени гости отлучались в туалет, но Кристофер не вел дневник наблюдений за этими отлучками.

Перед своим уходом Флинн принес мисс Доэрти эспрессо и налил полбокала вина, после чего девушка попросила оставить бутылку с вином на столе, а Кристоферу позволила уйти. Эдвард, Линда и Энн мирно беседовали. Это было все, что смог сообщить мне Кристофер. Немного, конечно, однако могло быть и хуже. У меня теплилась слабая надежда, что Макс Адлер расскажет мне больше о ночных событиях, но в самый важный, судя по всему, отрезок времени его в номере Линды уже не было. (Хотя именинницу могли отравить намного раньше.) С другим официантом Майклом Хоппером, я собирался поговорить позже.

Выйдя из апартаментов, я увидел стоящую на палубе Элизабет, поджидавшую, по-видимому, меня. Она выглядела изможденной и даже больной, но стоило мне показаться, как женщина приподняла подбородок и распрямилась. Похоже, показать даже на миг свою слабость постороннему – самое большое унижение для нее. Миссис Старлингтон попыталась улыбнуться, впрочем улыбка получилась слабой и жалкой, о чем, вероятно, она сама догадывалась. Тем не менее Минерва пожелала мне успешной работы, выразив надежду, что все случившееся – ложная тревога. При последней фразе ее взгляд потемнел, черты лица еще больше заострились; и как мне показалось, что для этой финальной точки женщина собрала все свои силы, еще немного и она упадет. Но тут появился Фред, и Элизабет, приободрившись, произнеся бесстрастным и тихим голосом:

– Если все же что-то удастся обнаружить, мистер Лоутон, – я никого не пощажу, невзирая ни на родственные отношения, ни на заслуги перед компанией. И мне не потребуются лайковые перчатки для этого. – Она холодно улыбнулась.

А я пытался припомнить хотя бы один случай, когда этой женщине требовались перчатки для каких-либо иных целей, кроме их прямого предназначения – защиты от непогоды. Хотя, возможно, она имела в виду бархатные перчатки… чтобы не афишировать свои «железные «руки?

* * *

По пути к себе в каюту я не мог решить дилемму: будить Фрэнка или пощадить? Ночное событие пока не относилось к разряду криминальных происшествий; вспоминая и анализируя вчерашнее торжество – а мне удалось увидеть немало – я заметил, что Линда быстро захмелела, так что такой «приятный» финал активного наполнения себя алкоголем совсем не удивителен. Стоит ли раньше времени всех поднимать на ноги? Решив, что пока не стоит беспокоить товарища, и быстро собрав все необходимое, я вышел на палубу.

Утро было достаточно прохладное, влажный ветер пробирал до костей, несмотря на тот факт что я основательно подготовился к встрече с ним, надев на себя теплый свитер и куртку, но, как оказалось, погода подготовилась намного лучше: недавний бриз, похоже, решил уступить свое место порывистому ветру. Потемневшее небо затянулось тучами; не обязательно быть синоптиком, чтобы спрогнозировать шторм. Через пару минут я уже продрог, но яхта уже причаливала к берегу.

Миссис Старлингтон позаботилась обо мне: такси уже подъезжало к причалу.

Я сел на заднее сидение, чтобы не сразу шокировать водителя такси своими действиями. Достав пакет с анонимкой и надев латексные перчатки, я аккуратно вынул письмо и прочитал короткое сообщение: «Линда, не стоит пытаться занять чужое место. Довольствуйся тем, что у тебя есть. И лучше не помышляй о чем-то большем в своей карьере. Но самое главное – оставь Эдварда в покое! Если тебе дорого твое здоровье!»

Лаконично и, казалось бы, недвусмысленно, и на первый взгляд автор очевиден: соперница мисс Доэрти в борьбе за Крайтона. Однако не слишком ли просто?… А что я хочу найти в конце концов? Заговор масонов? Или план покушения на герцогиню Кембриджскую? Может, мне давно пора спуститься на землю и не пытаться увидеть сложности там, где их нет! После мысленной дискуссии я чуть успокоился и решил не усложнять себе – да и другим! – жизнь.

Дорога до лаборатории заняла чуть меньше двадцати минут. Пройдя несколько уровней сканирующих устройств, я поднялся на тринадцатый этаж и, подойдя к двери своего офиса, приложил ладонь правой руки к сканирующему устройству – входная дверь открылась почти неслышно.

Я зашел в приемную, снял куртку и включил кофеварку, соображая о какой-нибудь закуске. Открыв холодильник, я (в который раз!) воздал должное Шарлотте. Два бутерброда и две чашки кофе помогли мне немного расслабиться. Честно сказать, всю дорогу меня беспокоило непонятное и неприятное ощущение: что-то мне показалось странным в ночной истории с Линдой, но суть этой странности тщательно маскировалась за видимой простотой случившегося. Казалось бы, ну перепила дамочка на собственном дне рождения… с кем не бывает?… Анонимки могут не иметь никакого отношения… скажем, к плохому самочувствию мисс Доэрти. Мне остается всего лишь навсего в этом убедиться. Однако почему я ощущаю какие-то шероховатости в этой, на первый взгляд тривиальной, истории?

Захватив кейс, из приемной я прошел в тамбур перед стерильной зоной, где облачился в одноразовый светло-голубой комбинезон, на обувь надел бахилы. Затем через шлюз прошел в лабораторию и принялся за работу.

Вообще-то, надо сказать, наличие яда в напитках далеко не всегда можно обнаружить легко и быстро: например, яды растительного происхождения быстро распадаются в организме, а тот же атропин, выделенный из белладонны, также быстро разлагается в вине.

Отравление у Линды безусловно было, но скорее всего, девушка сама в этом виновата, перебрав с алкоголем, в основе которого – этанол, являющимся мембранным ядом. Он разрушает мембраны клеток, и при этом в первую очередь погибают метахондрии. Энергия не образуется, метаболизм, в том числе тканевое дыхание, прекращается, что в конечном итоге может привести к остановке сердце. Поэтому, если кто-то и хотел отравить девушку, то это действие можно было бы легко замаскировать под отравление алкоголем, если при этом, конечно, применить яд, который быстро распадется. Но если содержание этанола в крови недостаточно, то этот номер не удастся. Вернее, убить-то получится, а вот замаскировать под смерть вследствие злоупотреблением алкоголем – нет.

В каюте мисс Доэрти ничего подозрительного не нашли, в аптечке, кроме запечатанного пузырька со снотворным, тоже ничего криминального не было.

Для доказательства отравления часто приходится применять целый ряд анализов: гистологические, гисто-химические, фармакологические. Используются и физические методы: спектрография, хроматография, рентгеносруктурный анализ, атомный и радиологический.

Но в случае с мисс Доэрти все оказалось проще и быстрее, чем я ожидал. Спустя час можно было возвращаться на судно, но вариант добраться до яхты вплавь я все же оставил на случай летнего отдыха, поэтому нужно было дождаться, пока «Звездная» причалит к какому-нибудь порту.

Я позвонил миссис Старлингтон, и та сообщила, что яхта будет через полчаса в Истборне, стоять в гавани она будет не менее двух часов. Многие гости хотят прогуляться по городу, так что времени у меня достаточно. Кроме того, женщина мне рассказала, что на «Звездной» все пока обстоит спокойно, хотя еще не все гости проснулись, и Линда – в том числе. Рассчитав примерно время дороги, я вызвал такси и спустя пятьдесят минут был у себя в каюте.

Сидя в кресле, я размышлял над тем, что мне удалось обнаружить. В конце концов пришлось признать: надо будить Фрэнка, но он опередил меня, постучав в дверь моего номера, хотя его быстрые и вкрадчивые скребки пальцами по дереву, больше напоминающее кошачью заточку когтей, трудно назвать стуком.

Выглядел он бодрым и отдохнувшим, впрочем я не почувствовал в себе зависти. В это утро, показавшимся мне как никогда долгим, я ощущал себя весьма полезным обществу. Попытка отравления, можно сказать, мною была почти доказана, несмотря на то что этот факт только добавил странностей и проблем ко всем нашим вопросам. И сие обстоятельство, надо признать, выбило меня из состояния определенной гармонии с человечеством вообще и с самим собой в частности. А первый шаг к восстановлению равновесия – понять, что оно потеряно. Так что можно было констатировать: первый ход мною сделан.

– Что-то ты не выглядишь выспавшимся, Марк. Все мечтаешь? – спросил Тодескини, зевая.

– О ком, Фрэнк? – бесстрастным голосом ответил я вопросом.

– О девушках, конечно же. О ком еще? – Он подошел ко мне ближе и уселся в кресло напротив.

– Знаешь, не буду скрывать… Впрочем человеку, обладающего больной фантазией, назвать мои ночные занятия погружением в грезы, вероятно, можно.

– Ты хочешь меня обидеть?

Я невольно рассмеялся.

– Что ты, Фрэнк. Честно говоря, я бы действительно не отказался провести так ночь так беззаботно… не над чем не ломая голову, а просто мечтая, – мрачно закончил я, почувствовав, как мое сознание постепенно затягивается тяжелой пеленой сна.

– Что-то случилось? – обеспокоенно спросил Тодескини.

– Да, – буркнул я. – Но давай выйдем на свежий воздух, иначе ты рискуешь не услышать моего рассказа о ночной истории и моей роли в ней.

С трудом оторвавшись от удобного кресла, я окинул гостиную в поиске своей куртки. Это действие не укрылось от внимания Фрэнка.

– Что такое, Марк?

– Ничего, просто ищу… – А что, собственно говоря, ты ищешь? – спросил меня какой-то из моих внутренних голосов. Зависнув на некоторое время в прострации, я, по-видимому, выглядел странно, потому что Тодескини тревожно спросил:

– Марк, ответь мне только честно, наркотиков хотя бы не было?

– Ты что, Фрэнк! Совсем… – С тихим ужасом я вдруг осознал, что не могу подобрать нужное слово. Пожалуй, только этот испуг, по сути оказавшийся шоком, привел меня в чувство. Вероятно, этот приятный факт отразился и на моем лице, потому что Тодескини радостно заметил:

– Ну слава богу! Ты меня испугал.

– Я и сам испугался!

– У тебя были глаза то ли вампира, то ли ожившего мертвеца.

– Вообще-то, мне бы не хотелось выбирать между этими двумя персонажами.

– Но рискуешь оказаться в подобной ситуации. Ты сейчас хотя бы знаешь, что с тобой произошло?

– Рискну предположить, – растерянно ответил я. – Похоже, у меня закипели мозги, и мне действительно надо нормально выспаться.

– А что ты искал? Смог вспомнить?

– Свою куртку. Мы же собирались выйти на свежий воздух, а там прохладно.

– Так ты же в куртке! – изумился Тодескини.

– Это я уже заметил.

– Ну и ну… – промычал Фрэнк.

– Все объяснимо. Это частичная амнезия или состояние спутанного сознания – итог моих бессонных ночей. Это, конечно, исправимо, но заставляет задуматься.

Тодескини посмотрел на меня внимательнее.

– Знаешь, у меня такое было. И нельзя сказать, что это состояние легко исправляется… В свое время я чуть не подсел на снотворное, – хмуро улыбнувшись, сообщил приятель.

– У меня тоже такое было… после смерти отца… Поэтому я не очень-то испугался. Ладно. – Я закрыл входную дверь каюты. – Надеюсь, осталось не так много работы.

Прохладный аромат моря помог мне освежить мозги и немного снять сонливость, поэтому я смог более или менее связно рассказать обо всем Тодескини.

Только мне удалось эффектным аккордом закончить свой «почти» монолог, как позвонила миссис Старлингтон. Я не хотел идти с докладом на полуголодный желудок, что же касается моего друга, то худшего способа самоубийства для него, пожалуй, не существует. Минерва великодушно позволила нам позавтракать.

Спустя полчаса мы уже сидели в просторном кабинете роскошной каюты Элизабет, хотя эту комнату можно смело причислить к категории гостиной. Здесь все, судя по интерьеру, оформлялось с учетом вкусов и предпочтений миссис Старлингтон: светлые, в основном серо-голубые тона, комфортная мебель и необходимое для работы и отдыха электронное и бытовое оборудование. Минерва с Фредом Хантером расположились в одном конце невысокого овального стола, мы с Фрэнком сели рядом, по левую руку от хозяйки апартаментов. Элизабет попросила нас подождать прихода инспектора Теллера и сержанта Джека Ричардсона и, отдав дань гостеприимства, предложила нам напитки. Мы остановились на чае. Сама миссис Старлингтон пила кофе, хотя, как мне помнится, обычно она предпочитала чай. То, что утро для нее выдалось не очень приятным, мне было понятно, впрочем мои новости отнюдь не улучшат ее настроение не только к обеду, но и, пожалуй, к ужину тоже. Лицо Фреда было мрачным и угрюмым, весьма редкое явление для этого мужчины, предпочитающего скрывать свои эмоции за маской холодной доброжелательности и вялой беспристрастности. Минут десять назад мы с Фрэнком минут заключили пари: каким будет выражение лица Кербера к концу нашего совещания. Я считал, что Хантер будет потирать руки в преддверии своего звездного часа, так как расследование попытки отравления мисс Доэрти не обещало быть сложным, во всяком случае, так казалось на первый взгляд, и он тоже мог думать именно так, а подобные мысли, безусловно, радуют. Вряд ли Фред сможет скрыть свое самодовольство в предвкушении совершить «подвиг» во имя любви. К сожалению, нам не всегда дано понять, насколько могут быть иллюзорны наши мечты и надежды. Фрэнк же поставил на то, что Хантера не обрадует такое известие, все-таки не исключается повторная попытка отравления, которая может оказаться более успешной. Разве это не станет для Фреда геморроем на его голову? Я ответил, что по моим наблюдениям, у Хантера может, конечно, возникнуть такое заболевание, но все-таки в другом месте. На мой вопрос, откуда у Тодескини такие странные познания о человеческой анатомии, Фрэнк сердито парировал, что я не понимаю фигуральных выражений, с чем мне пришлось согласиться, дабы не доводить своего друга до агрессивного состояния. Кто знает, чем он будет руководствоваться, чтобы достойно мне ответить?

Инспектор и сержант пришли буквально через пару минут. Выглядел Алекс еще хуже, чем утром. Он вообще не отличался аккуратностью, однако сейчас его неряшливый вид вызывал ряд вопросов, но не только из-за понятного обывательского любопытства. Миссис Старлингтон, не став скрывать своего удивления, спросила:

– Мистер Теллер, простите, вы видели себя в зеркале?

– Нет, а что? – испуганно спросил тот, на ходу приглаживая своей красноватой пятерней редкие сальные волосы, вследствие чего его прическа, конечно, не стала более стильной, однако ему удалось снять какой-то листочек, зацепившийся за воротник пиджака. Одежда инспектора напоминала наряд художника, специализирующегося исключительно на натюрмортах яств. Темно-серый мятый пиджак был в желто-коричневых пятнах, на галстуке застыли бурые капли, похожие на кетчуп, на одном манжете серой рубашки темнел слой еще какого-то вещества, визуально напоминающий шоколад… В общем-то, необязательно быть Шерлоком Холмсом, чтобы сказать, из чего состоял завтрак Теллера; и скудным он, по-видимому, тоже не был. На фоне инспектора сержант Ричардсон выглядел образцом опрятности.

Решив, что теперь его внешний вид в порядке, Алекс заметно расслабился и присел на предложенное хозяйкой кресло, стоящее рядом с Фредом Хантером. Сержант расположился рядом с инспектором.

Все смотрели на меня выжидательно, не скрывая своей тревожности. Требовательный взгляд Кербера напомнил мне лазерную двустволку из фантастических фильмов; похоже, Фред действительно собирался причинить вред моему здоровью и даже не скрывал этого. Я всегда подозревал, что милосердие и истинная суть Хантера – понятия диаметрально противоположные. Миссис Старлингтон, как всегда, казалась невозмутимой. Такое мастерство конспирации у меня вызывает благоговейный трепет. Может, ранним утром я тоже выпадал из реальности, и мне могла просто привидеться взволнованность этой ледяной статуи. Или, не исключено, мне просто хотелось верить, что эта «снежная королева» способна на проявление хоть каких-либо эмоций? Ее отстраненный вид казался мне «зацементированным в вечности», и сообщи бы я, к примеру, что минуту назад совершил вооруженное ограбление банка, захватив заложников и убив человек десять, и при этом мне удалось скрыться, Минерва могла бы спокойно и монотонно констатировать: «Звучит впечатляюще. Жаль, что я не рассмотрела в вас такого авантюризма. Выпейте кофе, а затем подумаем, как решить эту несколько затруднительную проблему. Какой вы, однако, неугомонный».

Самым откровенным был Алекс. Он и не пытался скрыть свой интерес: его маленькие круглые и темные, как буравчики, глазки вцепились в меня мертвой хваткой. Что-то мне подсказывало не испытывать терпения инспектора: человек же нервничает.

Но все же я не успел проявить инициативу, что и понятно, вряд ли такой шаг простила бы мне хозяйка кабинета.

– Мистер Лоутон, изложите, пожалуйста, кратко, что вам удалось узнать, только голые факты.

– Хорошо. В кофе я обнаружил небольшое количество снотворного» диазепама», а вот в вине – около 60 мг того же «диазепама» и 400 мг «офлоксацина», в рвотной массе – только незначительные следы этих препаратов.

– Марк, – остановила меня Минерва. – Я понимаю опасность такого сочетания. Но просветите, пожалуйста, всех присутствующих.

Я молча кивнул.

– Начну с того, что кратко расскажу об этих препаратах: «диазепам» используется в качестве седативного, анксиолитического и снотворного средства. Однако его количество в вине в три раза превышает суточную дозу. Впрочем это еще не все. Здесь налицо опасная комбинация из седативного препарата, антибиотика – «офлоксацина» группы фторхинолонов и спиртного. Не буду останавливаться на подробностях, но весь этот «коктейль» может вызвать весьма печальные последствия: головную боль, головокружение, учащение сердечного ритма, скачки кровяного давления, удушье, холодный пот или, наоборот, жар, рвоту, нарушение координации движений, изменение состояние сознания и как итог – коматозное состояние и сердечная недостаточность. В крови мисс Доэрти содержание алкоголя составляло 0,52 мг/л, что соответствует, примерно конечно, двум бокалам некрепкого вина. Отпечатков пальцев на бутылке вина нет, есть ворсинки льна, и имеется также след тонального крема для кожи тела с эффектом загара фирмы «L`Oreal», и в нем же я обнаружил микроскопические следы целлюлозы. Отпечатки на анонимке оставлены большими пальцами левой и правой женских рук. Вот и все факты, которые мне удалось установить, – произнеся это, я выложил из папки листы с результатами анализов, дав всем время на ознакомление. Спустя несколько минут заметил: – Да есть еще одна странность: бутылку вина открывали явно не под утро злополучной ночи, а часов за двенадцать до этого, препараты подсыпали действительно ранним утром сегодняшнего дня, они даже не успели раствориться в напитках.

– Значит, бутылку вытерли после того как открыли? – спросил Фред.

– Думаю, да. Но точно скажу, когда сравню волокна какого-то льняного материала: салфетки или полотенца.

– А почему ты решил, что бутылку открывали накануне вечером? – озадаченно спросил Тодескини. Хороший вопрос! Когда мы с Фрэнком за завтраком обсуждали результаты, он не стал акцентировать свое внимание именно на этой странности, я еще подумал, что он медленно соображает, но, как оказалось, хакер оставил этот вопрос на общее совещание, дабы, очевидно, лишний раз подчеркнуть важность этого факта. Судя по всему, ему одному среди остальных присутствующих удалось нормально выспаться. Я – не в счет, моему мозгу пришлось активировать свой скрытый потенциал.

– Хороший вопрос, – сделал я комплимент Фрэнку. – На эту мысль наталкивает более высокая, чем должна быть, степень испарения спирта. Бутылка была открыта штопором накануне, но затем, видимо, ее закрыли обычной, не герметичной пробкой, а скорее всего, бутылка вообще некоторое время была открыта, и спирт испарялся.

– Не много ли допущений? – подал голос инспектор, глядя на меня исподлобья.

– У меня пока нет других объяснений. Если они возникнут у вас – я с большим удовольствием их выслушаю.

– Но зачем? – не скрывая удивления, задал не самый лучший вопрос сержант Ричардсон.

– Напрашивается очевидное предположение, чтобы было легче подменить бутылку, – ответил я.

– Как вы можете видеть в этой нелогичной мешанине что-то очевидное? – наконец-то подала голос молчавшая до сей поры миссис Старлингтон.

– Честно говоря, я вообще считаю это отравление очень странным… Такое количество лекарств, очевидные сложности при подготовке покушения, а результаты могли быть совершенно непредсказуемые… Глупое преступление… у меня даже нет слов. Такое ощущение, что отравитель сам не знал, какой итог ему нужен. Хотя логика во всем этом действе, может быть, и есть, – заметил я, пожав плечами. – Нам многие вещи иногда кажутся нелогичным до поры до времени, – заметил я. Так что это попытка отравления нуждается в хорошем анализе. Но, честно говоря, сейчас я к этому не готов, – устало вздохнув и сдерживая зевок, я обратился к Фреду: – И я бы попросил вас, мистер Хантер, передать нам рассказ мисс Доэрти обо всем случившемся. Мы, конечно, поговорим с ней, но чуть позже.

Фред, по-видимому, ожидал этого.

– Я не буду пересказывать наш разговор. Предлагаю его послушать. – Он с готовностью достал диктофон и включил запись.

Из десятиминутной беседы важным для расследования я выделил следующие факты (конечно, если Линда передала все обстоятельства прошедшей ночи и утра правдиво; несомненно, она могла вольно или невольно о чем-то забыть или перепутать): почти все ее гости разошлись около трех часов, с именинницей остались мисс Энн Старлингтон и Эдвард Крайтон, которые покинули номер мисс Доэрти около четырех часов. За период с трех до четырех часов никто из них никуда не отлучался. Проводив гостей, Линда пошла принимать душ, отсутствовала она около тридцати минут. Затем налила себе полбокала вина и, слушая музыку, просидела так чуть меньше часа. Выпила немного вина, затем глотнула кофе, вкус которого ей не понравился. Около половины шестого девушка легла спать, но проснулась спустя минут двадцать, почувствовав себя плохо. Тогда она вспомнила об анонимках с угрозами и поспешила вызвать у себя рвоту, после чего, ощутив некоторое облегчение, девушка позвонила миссис Старлингтон.

После того, как мы прослушали запись, Фред промолвил:

– Я не стал больше терроризировать мисс Доэрти. Во-первых, она еще окончательно не пришла в себя, а во-вторых, мне, как и многим здесь присутствующим, казалось, что плохое самочувствие Линды – следствие ночной выпивки. Но сейчас, когда мистер Лоутон, сообщил нам такую информацию… стал думать по-другому. – Чуть помрачнев, Хантер выпил воды и хмуро посмотрел на меня, будто бы я был причиной неприятного инцидента.

– А как вы объясните отпечатки пальцев на анонимке? Почему только большие? И в таком странном месте? – задумчиво спросил Фред, переместив свой взгляд поверх моей головы.

– Этого я пока объяснить не могу, – чуть растерянно ответил я. – Но меня больше интересует другая странность в этом анонимном письме.

– Меня тоже, – заполнила Элизабет минутную паузу. Похоже, несмотря на позднее пробуждение ее мыслительного аппарата, его умственные процессы включились достаточно быстро.

– Продолжайте, Марк. Я так понимаю, вы имеете в виду примитивную технологию, которую выбрал аноним, – утвердительно добавила она.

– Да. В наш электронный век «лепить «анонимку из вырезанных печатных слов… Почему? Не думаю, что у этого отправителя не было возможности напечатать это письмо на компьютере и соответственно его распечатать. За этим что-то стоит. Но что? Я пока не готов ответить на эту деталь, как и на вопрос: почему отпечатки были оставлены в таких странных местах. – Я замолчал и внимательно посмотрел на остальных. Выражение их лиц не светилось озарением; по-видимому, остальные члены нашего «консилиума» также пребывали в глубоком недоумении.

– Да, вопросов больше, чем ответов, – отозвался Алекс и, слегка повернув голову, спросил: – Миссис Старлингтон, могу я узнать, что вы собираетесь предпринять?

– Вы задаете вопрос, мистер Теллер, на который у меня пока нет ответа. – Несмотря на словесное порицание, тон голоса женщины оставался бесстрастным.

– Извините, миссис Старлингтон, – потупившись, как нашкодивший школьник, пробормотал инспектор.

– Конечно, я не сомневаюсь в необходимости проведения расследования, но только по возможности аккуратно и неофициально, – все же ответила Минерва.

– Но ведь мистер Лоутон предоставил доказательства, что была попытка отравления, – промямлил Теллер.

Проигнорировав блеяние инспектора, миссис Старлингтон обратилась к своему «оруженосцу»: – Что вы скажете, мистер Хантер?

Тот тяжело вздохнул, чуть пожав плечами, а затем, глядя на женщину, сказал:

– Мисс Доэрти у себя в каюте, чувствует она себя нормально. Все остальные гости пока не знают о случившемся. Думаю, надо, во-первых, сказать мисс Доэрти правду, чтобы она была осторожна, хотя я уже обеспечил ей охрану. Кроме того, нужно попросить девушку, чтобы она пока… скажем, не распространялась об этом неприятном событии и продолжала себя вести так, как будто ничего не случилось.

– Но ведь возможна и повторная попытка, – предположил Фрэнк.

– Вполне. Но не думаю, что сегодня, – ответил Фред. Но мы подумаем, как подстраховаться на этот случай.

– Я думаю, что попыток больше не будет, во всяком случае, в ближайшее время, – уверенно проговорил я.

Все вопросительно на меня посмотрели, и я высказал свои предположения:

– Дословно в анонимке говорится: «Линда, не стоит пытаться занять чужое место. Довольствуйся тем, что у тебя есть. И не помышляй о чем-то большем в своей карьере. Но самое главное: оставь Эдварда в покое! Подумай лучше о своем здоровье!» По словам Линды, первую анонимку она получила три дня назад и в ней было всего пару фраз. – Я посмотрел с молчаливой просьбой на Элизабет.

Та правильно истолковала мой призыв.

– Честно говоря, я тоже восприняла рассказ мисс Доэрти об этих анонимках несерьезно. Поэтому не отвечаю за достоверность фраз, что-то вроде: «…обрати внимание на другого мужчину или пожалеешь». Но мне кажется об этом лучше спросить все же у нее. – Минерва слабо улыбнулась. – Она тогда была очень рассержена, но отнюдь не испугана. – Женщина задумчиво поднесла фарфоровую чашку чая ко рту, немного отпила, беззвучно поставила ее на блюдце и продолжила: – И ее решили испугать уже более действенным методом.

– Вы считаете, что эта попытка отравления своего рода предупреждение? – спросил Фред.

– Думаю, да. Если бы ее хотели убить, то использовали бы смертельный яд, – ответил я. – Человек, стоящий за этими анонимками, может и не быть отравителем. Но, если все же это одно и то же лицо, думаю, что он или она не хочет серьезного расследования.

– Подождите, Марк, – на полуслове перебил меня Фред. – Давайте его обозначим, чтобы не путаться.

Все молча посмотрели на меня, по-видимому, решив по умолчанию, предложить мне эту миссию.

– Хорошо. Но в результате некоторых размышлений я пришел к выводу, что за всеми этими «шутками» стоит женщина, – позволив себе более твердый тон, я присовокупил к сказанному некоторую вольность: – Убейте меня, ну не верится мне, что даже самый недалекий мужчина способен на такой каскад глупостей.

Элизабет чуть приподняла брови. Фред улыбнулся, Алекс округлил глаза, а Джек нервно закашлялся, будто я, говоря о «недалеком мужчине», подразумевал именно его. Как отреагировал Фрэнк, для меня осталось загадкой, потому что в этот момент я не видел его лицо.

– Ей не нужно убийство, пока, – продолжал я. Только своего рода предупреждение. Поэтому, подозреваю, что мисс Доэрти предоставили некоторое время на обдумывание ее поведения, дабы она сделать соответствующие выводы. Ведь реальная угроза смерти может заставить кого угодно задуматься обо всем более серьезно и понять, чем может обернуться такая «шутка». А тут молодая девушка, которая достаточно умна, чтобы осознавать: если ее захотят убить – никакая охрана не поможет. – Я замолчал и принялся за свой чай.

Миссис Старлингтон нарушила тишину, решительно сказав:

– Я хочу, чтобы вы, мистер Лоутон и вы, мистер Теллер, – она обвела нас своими стальными глазами, – нашли отравителя и автора анонимок. Хотя я пока не уверена, что за всем этим стоит один человек, несмотря на кажущуюся очевидность такого вывода. Но расследование нужно провести так, чтобы об истинной его причине никто не догадался. – Она замолчала, очевидно, чтобы посмотреть на нашу реакцию или дать возможность высказаться. Все молчали. И тогда женщина продолжила:

– Если все же мы имеем дело с одним человеком – расследование мне представляется несложным. Под вымышленным предлогом надо взять отпечатки пальцев всех присутствовавших на вечеринке гостей и сравнить их с имеющимися. Это первое, что мне приходит в голову.

– Но ведь преступником может быть любой другой из отдыхающих на яхте, – возразил я.

– Я знаю, но, надеюсь, – она мрачно усмехнулась, – хотя это слово не совсем точно передает мои чувства… Так вот, надеюсь, что нам не придется переходить к такому масштабному расследованию.

– Вообще-то, как я понимаю, мистер Лоутон прав, и мы должны искать женщину: отпечатки, крем для загара, ну и борьба за Эдварда, – веско заключил Алекс, нахмурив черные торчащие брови.

Мне удалось сдержать смех: с таким выражением лица Теллер стал похож на раскормленного вепря.

– А я все же сомневаюсь, – открыл я дискуссию. Зная Теллера, я предполагал, что он с пеной у рта будет отстаивать свою версию.

– Почему? – опередил инспектора Фред.

– Как-то просто все получается: и отпечатки, и крем.

– Марк, оставьте изощренные преступления классикам: в действительности все намного проще, – вновь внес свою лепту в начинающийся спор Алекс. – Вспомните, что вы мне говорили, когда на время перестали заниматься детективной работой.

– Я тогда говорил, что мне скучно заниматься бытовыми разборками.

– Вот именно, – распалялся Теллер. – И теперь вы решили на ровном месте искать отравителя из рода Борджия.

– Просто считаю: выдвинутое вами предположение не охватывает всех вариантов, – ответил я спокойно, но все же не без иронической улыбки, вовремя вспомнив, что такое выражение моего лица действует на инспектора, как запах крови на пиранью.

– Каких? – прорычал Теллер, выпучив свои глаза-бусинки. (Как с такой расшатанной нервной системой он может работать в полиции? Вот до чего доводит мужчину неудачный брак и отсутствие регулярного секса. Еще один монументальный довод в пользу решения оставаться холостым.)

– Кремом в наше время пользуются и мужчины. А Эдвард нравится не только женщинам, – ответил я.

Сморщив лоб, нахмурив брови и сложив губы «уточкой», Теллер глубоко задумался. Все остальные с интересом наблюдали за этой баталией. Но миссис Старлингтон решила прервать нашу полемику, тихо, но многозначительно сказав:

– Мы поступим следующим образом, – в звенящей тишине ее голос приобрел особое, даже угрожающее звучание. – Вежливо попросите разрешения взять отпечатки пальцев у всех присутствующих на вчерашней вечеринке под предлогом того, что я получила анонимное письмо с угрозами, а так как это ложь, то не думаю, что кто-либо откажется. – Чуть помолчав, она добавила: – И нужно осторожно расспросить: может, кто-либо из гостей тоже получал анонимные письма. И беседы со всеми подозреваемыми запишите аккуратненько на диктофон. Кстати, для меня тоже сделайте копии. Не исключено, что мне удастся немного помочь: что-что, а фальшь в тоне ваших… скажем, собеседников, я смогу уловить. Ну а там… посмотрим.

– А если вдруг кто-то из них тоже получал анонимные письма? Может, тогда нужно предупредить? – спросил Теллер.

– Вы с ума сошли, Алекс. – В ее голосе промелькнуло легкое раздражение. – А охрану вы будете организовывать? – холодно усмехнулась она.

Розовое лицо инспектора стало пунцовым. (Как легко эта уникальная в своем роде женщина превращает обычного, в общем-то заурядного человека, в злейшего врага, подумал я. И она это понимает, но абсолютно не боится. Может, именно поэтому Минерва и стала президентом холдинга, потому что ничего и никогда не боялась.)

– Да, постарайтесь разузнать и об этом креме, – продолжала наставлять Элизабет. – Хотя, что мне вам рассказывать. – Она пронзительно посмотрела на меня, а затем перевела свой взгляд на инспектора. – Это же ваша, а не моя работа. – Поджав губы, женщина на секунду задумалась, пригубила чай и, поставив чашку, обвела присутствующих внимательным взглядом. – Есть на данный момент что-нибудь еще для совместного обсуждения?

– Есть, – ответил я. – Ни у кого так и не появилось соображений, почему бутылку вина открыли вчера, а не сегодня под утро? – Все сосредоточенно молчали. Судя по всему, ответа пока ни у кого не было.

– А вы можете ответить, Марк? – спросила Элизабет.

– Возможно, но не сейчас. Мне надо кое-что проверить, – ответил я вполне уверенно. – И самое важное: мы пока не можем исключить из круга подозреваемых остальных гостей и обслуживающий персонал. Хотя я считаю это маловероятным: слишком сложно все предусмотреть и рассчитать. Мисс Доэрти повезло, что она всего лишь сделала несколько глотков кофе и вина. Давайте вспомним еще раз, как все происходило, исходя из рассказов очевидцев, в том числе и самой пострадавшей. По всей видимости, подмена вина произошла, похоже, в тот период, когда девушка была в душе. И в это время в каюту именинницы мог зайти кто угодно, и не только гость… Конечно, с определенной целью.

– Пожалуй, я соглашусь с вами, Марк. Но остановитесь поначалу на более вероятной версии, что отравитель находился среди гостей девушки на ее дне рождения… не хочется пока думать о другом. Да вы и сами определили, что препараты подсыпали под утро. А это факт указывает на кого-то из ночных гостей Линды. – Женщина помолчала и дополнила: – Предлагаю вам совместными усилиями разобраться с этим отравлением, которое, к сожалению, не оказалось мнимым. – Миссис Старлингтон поднялась со своего места, давая понять, что аудиенция окончена. – Только не забывайте, конфиденциальность – прежде всего, – добавила она, казалось бы, обычным тоном, но я не стал бы рисковать нарушить ее «просьбу». – Координатором расследования, полагаю, будет мистер Хантер.

Нас с Фрэнком такой выбор вполне устраивал, чего нельзя было сказать об Алексе, лицо которого стало похожим на гротескную маску трагедии, при этом инспектор даже не пытался скрыть свою обиду, впрочем его расстроенное лицо ровным счетом никого не тронуло.

Мы с Фрэнком не стали возвращаться в свои номера и, не говоря ни слова, отправились на палубу, которая пустовала: отдыхающие гости должны будут возвратиться с прогулки только через час.

Майкл, бармен, отдохнувший и бодрый, вежливо нас поприветствовал и, выслушав наш заказ, с явным удовольствием стал его выполнять.

Тем временем мы присели за одним из столиков у края палубы, и в ожидании кофе наметили план наших действий. Ни я, ни Фрэнк не переживали, что здесь, на площадке кафе, могли прослушиваться все столики: пока никаких тайн, касающихся отравления Линды, у нас не было.

Глотнув кофе, Фрэнк попросил меня уточнить, в каком месте анонимного письма были обнаружены отпечатки пальцев.

– В том-то и дело, весьма странное расположение, – хмуро начал я о том, что мне до сих пор не удавалось логично объяснить, – в двух верхних углах, правом и левом, с одной стороны листа, вернее, на расстоянии дюйма от углов верхней кромки листа, сбоку и под углом. И такие четкие, слегка расплющенные, как будто кто-то специально прижал к бумаге подушечки больших пальцев.

– Действительно, странное расположение, – задумчиво ответил Фрэнк. – Надо подумать.

Вздохнув, я растерянно пожал плечами.

– Да я целое утро ломал над этим голову и пока не нашел какого-либо приемлемого ответа.

– А о каких соображениях ты рассказывал на совещании у Минервы?

Я подождал пока Майкл поставит на столик наш заказ.

– Прежде нужно задать вопрос Кристоферу. – Последовав примеру Фрэнка и сделав внушительный глоток капучино, я с надеждой произнес: – Думаю, он уже отдохнул, во всяком случае, можно узнать. От его ответа и отпечатков пальцев зависит дальнейшее наше расследование. А ты ничего странного не заметил, кроме этих моментов?

– Знаешь, есть еще кое-что не совсем понятное для меня. – Фрэнк, прикрыв глаза, подставил чуть порозовевшее лицо блеснувшим солнечным лучам. – Меня смущает крем.

– Меня тоже.

– Чем?

– Тем, что в нем обнаружились микроскопические ворсинки целлюлозы.

Тодескини, скосив на меня прищуренные глаза и иронично хмыкнул:

– Не думаю, что это так важно. Может, отравитель наносил на себя крем ватным тампоном. – Он вновь закрыл глаза, погрузив лицо в теплые волны солнечного «солярия».

Я тоже прикрыл глаза, но не для принятия солнечных ванн: мне нужно было на минутку представить себя женщиной и мысленно нанести крем с оттенком загара на тело, чтобы понять алгоритм этого процесса. Спустя минуту, оторвав Фрэнка от его занятия, я не очень уверенно сказал:

– Мне всегда казалось, что крем наносится подушечками пальцев или специальной губкой.

– Ну, возможно, губка сделана из подобного материала или на коже были частички таких ворсинок. Можно ведь такое допустить?

– Второй вариант, пожалуй, более реален. Не думаю, что губка могла быть изготовлена из такого материала, который бы при использовании распадался на волокна.

Фрэнк чуть помолчал, а затем, кивнул головой.

– Да, очевидно, ты прав, – согласился он с моим доводом. – Но меня удивило кое-что другое. Ведь часть средств для кожи подразделяются на кремы для тела и для лица, как правило.

– Да. Ну и что? – непонимающе ответил я.

– Как мне кажется, любой человек наносит крем на тело, а затем уже на лицо, так почему на бутылке остался след от крема для тела?

– Возможно, это средство подходит и для тела, и для лица, – неуверенно сказал я. – Но это тоже не так уж обязательно… женщины – существа странные. Вдруг, к примеру, она забыла нанести крем с эффектом загара на свое тело, а перед выходом, увидев себя в зеркале, обнаружила контраст между загорелым лицом и белоснежными руками. Хотя взять на заметку, думаю, стоит.

– Не исключено. Хотя не думаю, что есть такие универсальные средства, причем известного бренда… Сам подумай. Все-таки крем для лица предполагает дальнейший макияж, и его состав должен отличаться от аналогичного средства для тела.

– Верно, – ответил я, чуть подумав.

– Но твое предположение о женской забывчивости вполне вероятно.

Взглянув на часы и допив кофе, я оставил Тодескини принимать солнечные ванны, а сам направился к Майклу, колдовавшему у барной стойки. Около пятнадцати минут мы с ним провели с пользой и для меня, и для его будущих гостей. Я задавал ему вопросы, а он, приветливо и обстоятельно отвечая, натирал бокалы. Получив необходимую информацию, я возвратился к Фрэнку. Тот застыл в позе звездочета в тщетной попытке тонировать россыпь своих веснушек бронзовым загаром, но достиг в этом трудоемком процессе только розового румянца, который вряд ли ему придется по вкусу. Заметив меня, хакер лениво спросил:

– Ну, что там с Кристофером?

– Не знаю, надеюсь, он здоров. Пока ты загорал, я добывал нужную информацию у Майкла. Слушай арифметическую задачу. – Фрэнк повернул ко мне голову, хитро прищурив глаза и расправив плечи. Затем неуверенно произнес:

– Может, поедим? А потом уж примемся за твою задачку, не люблю заставлять свои мозги работать, если они заняты какой-либо физиологической проблемой.

– Не помешает, – охотно согласился я, чуть помрачнев.

– Что-то еще случилось? – почти равнодушно спросил Тодескини, похоже, его уже мало чем можно было удивить.

– Нет, но, полагаю, нас сегодня ожидает изрядное количество интеллектуальной работы, и по своей сложности она, возможно, превышает наш общий умственный потенциал.

– И что ты хочешь этим сказать?

– Держи себя в руках.

– Я не собираюсь заказывать алкоголь так рано, если ты об этом.

– Знаю. Это я даю установку на предстоящий вечер.

– Мне? – возмутился приятель.

– Нам, Фрэнк.

– Надо заметить: ты с выпивкой на «вы», – великодушно сделал мне сомнительный комплимент Тодескини.

– Думаю, ты ошибаешься. Не так давно я уже перешел в мастер – класс в этом, скажем, допинговом виде спорта, хотя до твоих рекордов мне еще далековато, – усмехнулся я.

– Ну, тогда за наше расследование я спокоен, – парировал он и встал из-за стола. – Сейчас приду. Какую еду заказывать?

– На свое усмотрение: мне все равно.

– Ты не заболел? – удивился он.

– Не волнуйся, просто наши вкусы в отношении еды нередко совпадают.

Минут через десять Фрэнк возвратился. И я стал излагать ему свои доводы.

– «Furtiva lagrima» – самое любимое вино мисс Доэрти. Как мне рассказал Майкл, он практически не помнит, чтобы девушка в качестве выпивки предпочитала что-либо другое, во всяком случае, дома. И не думаю, что этот факт был для кого-либо секретом.

– Я об этом наслышан, – нетерпеливо перебил меня Фрэнк.

– Мне нужно сразу расставить акценты на важных деталях, – огрызнулся я.

– Извини.

Подошел Майкл с подносом и стал раскладывать на нашем столе приборы, расставлять бокалы, бутылки с водой, графин апельсинового сока и корзинку с хлебом. Разлив по бокалам воду и пожелав нам приятного аппетита, он удалился.

Глотнув воды, я откинулся на кресло и сказал:

– Итак, вчера, перед вечерними мероприятиями, на складе было двенадцать бутылок этого вина. Три штуки подняли в бар ресторана, где отмечали день рождение Линды, четыре бутылки находились в мини-баре каюты именинницы. Остальное вино было распределено между другими барами, но оно осталось невостребованным. На празднике у мисс Доэрти была выпита всего лишь половина бутылки вина, вторую половину девушка допила у себя в каюте, когда возвратилась туда со всей компанией. Затем она попросила открыть еще одну и выпила из этой бутылки всего лишь немного.

– И в этой последней бутылке и была гремучая смесь снотворного и антибиотика? – вновь перебил меня Тодескини неуместным вопросом.

– А вот этого я и не могу утверждать наверняка.

– Из-за испарения спирта?

– Да. Тот факт, что в бутылке с «коктейлем» содержание спирта было меньше заявленного на этикетке, и такое уменьшение содержания этанола в вине я ничем другим объяснить не могу, хотя возможны, конечно, и другие варианты, но они мне представляются маловероятными.

– Например?

– Нарушение технологии производства вина или негерметичная пробка.

– Да, пожалуй, действительно маловероятно, – хмыкнул Фрэнк.

– Дальше… Сегодня утром после уборки в гостиной оставалось две пустые бутылки из-под вина. Одну бутылку с вином я изъял для проведения анализов, а в баре каюты осталось три полные бутылки вина и две пустых. – Я замолчал, ожидая реакцию своего приятеля. Он не стал медлить с ответом, прозвучавшим в виде вопроса:

– Откуда взялась еще одна бутылка?

– Вот и я о том же. С начала вечера было четыре бутылки, плюс одну принесли из ресторана, одну взял я. В каюте должно остаться четыре емкости: три полных в холодильнике и одна пустая бутылка вина, которую принесли из ресторана и допили уже в апартаментах Линды.

– А получается три полных и две пустых. – Тодескини задумался, а затем спросил: – Значит, кто-то, скорее всего, отравитель захватил с собой на яхту бутылку, в которую затем и подсыпал смесь лекарств?

– Такой вывод вполне очевиден. Но во всех остальных барах количество этого вина осталось неизменным. По-видимому, оно не всем нравится.

– Стало быть, первый вывод: отравитель с собой пронес любимую выпивку предполагаемой жертвы на яхту, – заключил Фрэнк, задумчиво поднеся бокал с водой ко рту, осушив который, он принялся за салат.

– Да. Только этот отравитель (хотя, уверен, что попытку отравления совершила женщина) явно не знаком с химией и посчитал, что все пустые бутылки выбрасываются в мусор сразу же, – заметил я, тоже принявшись за еду.

– Но стекло же не сразу утилизируется, как, впрочем, и все остальное.

– Да, только в этом случае пустую тару легко посчитать. Если бы это вино было затребовано и другими гостями, тогда было бы сложнее, и особенно, если бы весь мусор успели выгрузить в каком-либо порту. Но ночью яхта никуда не заходила. Тем более официантов Линда отпустила раньше окончания их тусовки, поэтому Кристофер оставил уборку на утро.

– Что ж, серьезный просчет нашего отравителя, – развеселился Фрэнк.

– И не последний, к нашей радости.

– Я тут раскинул мозгами, – медленно и тягуче проговорил хакер и таинственно замолчал.

– Ну и? У нас мало времени, Фрэнк, – раздраженно упрекнул я его.

– Думаю, что я догадался: как могли остаться отпечатки пальцев на анонимном письме в таких странных местах, – спокойно, без всякого пафоса, ответил он. Поперхнувшись от неожиданности кусочком авокадо, я закашлявшись. – Вспомни, – продолжал Тодескини, – когда закладываешь стопку чистых листов в принтер, то захватываешь их пальцами рук так, что отпечатки больших пальцев остаются на первом листе, а оттиски остальных – на последнем.

– Верно, – подумав, ответил я.

– Возможно, анонимщик взял рукой в перчатке верхний лист стопки, не подумав или забыв о том, что на этом листе могли остаться его отпечатки, – выдвинул вполне разумное предположение Фрэнк.

– Может быть, но совсем не обязательно.

Тодескини, вероятно, плохо прожевав лист салата, промычал:

– Согласен.

– Можно взять лист с чужого принтера, – предложил я другой вариант.

– Заодно и подставить кого-нибудь.

– Возможно, но маловероятно, – возразил я. – Сложно уловить такой момент. Больше похоже на случайность.

Фрэнк задумался, затем кивнул, задумчиво проговорив:

– Наверное, ты прав.

– Хотя все равно, отличная догадка, – искренне обрадовался я. – Почему мне это не пришло в голову? Это же элементарно, – огорченно заключил я. Да, далеко мне до Холмса.

– Не переживай: мне тоже – не так уж близко.

Подошел Майкл с двумя порциями запеченной рыбы, и некоторое время мы молча ели дорадо с овощами. Я не знаю, о чем думал Фрэнк, но полагаю, что наши с ним размышления имели между собой много общего. Мне же не терпелось поговорить с Максом Адлером. Его-то я знал давно, и конечно же, собирался ему все рассказать, невзирая на запрет миссис Старлингтон. И кандидатуру моего бывшего босса на роль шантажиста или отравителя я исключил сразу, но не потому что слепо доверял Адлеру, а по той причине, что Макс не сделал бы таких ошибок, если бы решил кого-либо отравить или шантажировать. От всей этой сомнительной истории за милю пахло дилетантством. Макс не мог позволить себе такую «роскошь»: он чрезвычайно умен, самолюбив и осторожен; и уж если бы он удосужился пойти на такой «подвиг» – смог бы, думаю, совершить почти идеальное отравление, тем более с теми химическими средствами и препаратами, которые имеются в его рабочем арсенале. Неожиданно мне вдруг вспомнилось еще кое-что, о чем я забыл рассказать Фрэнку.

– Знаешь, мне вообще кажется странным это отравление, – прервал я молчание.

– Ты уже говорил, – невнятно сказал хакер, перестав жевать. – Даже высказал предположение, что хотели всего лишь испугать.

– Верно, – кивнул я, – но есть еще что-то… Пока у меня не получается конкретизировать свои ощущения… какого-то розыгрыша, что ли…

– Ничего себе розыгрыш!

– Дело в том, что одно время я достаточно много времени посвятил изучению ядов и, конечно же, последствиям их применения.

– Ну и что из этого?

– А то, что я отношусь с большим пиететом к такого рода преступлениям, – серьезно ответил я.

– Почему? – скептически спросил Фрэнк. Но тут же признал: – Хотя я понимаю, о чем ты. Убийство при помощи яда тебе кажется… не могу подобрать нужное слово, изощреннее, что-ли, чем убийство, например, посредством ножа или пистолета? – Прищурившись, он посмотрел на меня, отложив в сторону фраже. – Согласен, отличие заметное, особенно – визуально.

– Не только. Но я бы выразился не так… – Мне тоже пришлось напрячься, чтобы найти правильное определение для категории преступлений, совершенных с использованием ядовитых препаратов, хотя немало размышлял об этом и раньше. – Я все-таки считаю такие убийства более коварными что ли…

– Но я тоже этот фактор имел в виду! – возмутился Фрэнк.

– Я понял, однако мне хотелось бы кое-что добавить. При детальном изучении, в основном теоретическом, конечно, мне стало понятно, что изощренность и многообразие такого рода преступлений бесконечны в своих вариациях.

– Давай, только в двух словах, а то знаю я тебя! – вновь перебил меня Тодескини. – Ты увлекающийся парень: начнешь мне сейчас лекцию читать, не остановишь.

– Нет, на это у нас нет времени, – отрывисто сказал я, допивая недавно принесенный официантом кофе по-ирландски. – В случае отравления смерть может быть практически безболезненной или наоборот, такой мучительной, что даже веревка покажется великодушной наградой. А сколько разнообразных возможностей: от применения самых заурядных ядов, того же крысиного, до экзотического, вроде радиоактивного изотопа фосфора. Смерть может быть молниеносной или наступить через месяц. И отравитель может находиться в момент смерти своей жертвы за тысячи миль от нее. – Я хотел продолжить свой рассказ, но тут раздался звонок моего смартфона. Звонил Макс с сообщением, что он уже готов встретиться с нами за бранчем. Я кратко ответил, где он нас может найти.

Спустя десять минут мой бывший коллега Макс Адлер сидел с нами за столиком и диктовал официанту весьма скромный набор блюд даже для завтрака худеющей манекенщицы, не говоря уже о бранче здорового тридцатипятилетнего мужчины. Но Макс, глядя на наши лица, пояснил, что еще не успел проголодаться, так как спать он лег около пяти утра, а проснулся чуть больше часа назад.

Вскоре Майкл принес ему яблочный сок, кофе, горячие булочки, сливочное масло и мармелад.

Выглядел Адлер неплохо, и с его внешностью это обстоятельство вполне можно было расценивать как комплимент. Я всегда поражался умению Макса легко и быстро очаровывать женщин, с которыми он сталкивался даже мельком. При этом Адлер не прилагал к этому никаких, во всяком случае, видимых усилий. Высокий, сутулый и худой, с шапкой темных курчавых волос – а-ля Бобби Фаррэлл – он мог покорить любую красавицу, едва открыв рот. Несмотря на свою профессиональную успешность и амбициозность, во всем остальном мужчина был достаточно скромен, а уж собственная неказистая внешность его совсем не волновала. Макса вполне удовлетворяла аккуратность и добротность в одежде, и следовать модным тенденциям, считал он, нужно только в той степени, чтобы не выглядеть архантропом, эрлом или инопланетянином. Удлиненное лицо с правильными чертами и умные впалые глаза Адлера притягивали взгляд, но узкие бледные губы, твердый подбородок и проницательный взгляд не оставляли места для сантиментов, и уж тем более – для романтических фантазий. По своей природе Макс являл собой образец порядочности, сразу давая понять дамам (на каком-то невербальном уровне), имеющим неосторожность им увлечься, абсолютную бесперспективность их усилий.

Поев, Адлер выжидательно посмотрел на меня. И мне вновь пришлось повторять свой монолог, время от времени прерываемый репликами Фрэнка.

На детальный рассказ у меня ушло минут пятнадцать. Макс слушал нас очень внимательно, не перебивая вопросами. Только, когда я закончил, Адлер уточнил несколько моментов.

– Ты говоришь, что содержание этанола в крови у девушки 0, 52 мг/л? – удивленно переспросил Макс.

– Да. А что тебя удивляет?

– А то обстоятельство, что Линда вела себя достаточно развязно. Я еще тогда подумал: как быстро она набралась, впрочем, помнится, девушка мало ела. – Он на минуту задумался, вспоминая. – Но я пристально за ней не наблюдал.

– Понятно. Несложно догадаться, кем ты был так увлечен, – язвительно заметил Фрэнк.

– Представь себе, иногда я бываю человеком и даже мужчиной, – парировал Адлер не менее желчно.

– Макс, ты совершенно беспардонно относишься к нашим с Марком тонким душевным организациям, – жалостливым фальцетом проблеял Тодескини. – Считали, что ты – кремень. Да, сильно мы в тебе ошибались. Как горько теперь у меня на душе, – он притворно вздохнул и демонстративно взглянув на часы: – О! В такой нервотрепке я и не заметил, как наступил вечер. Пойду поправлять свое психическое здоровье, – нарочито громко сказал он.

– Какой вечер, Фрэнк? Только час пополудни! – воскликнул Макс.

– Но где-то уже сумерки в самом разгаре! – Не на шутку разволновался Тодескини. – Не останавливайте полет моей фантазии! Тем более мы – на празднике. – Фрэнк обратился ко мне:

– Марк, твоя израненная душа тоже страдает! Тебе принести «обезболивающее», мой бедный друг?

– Нет уж! У меня не так хорошо с фантазией, как у тебя. «Мои» сумерки настанут чуть позже.

Тем временем Макс, нахмурив брови, о чем-то сосредоточенно думал и казался несколько отрешенным. Выражение его глаз, лица подсказывало мне, что мужчина прокручивает в своей голове прошедшие вечер и ночь, пытаясь понять: не пропустил ли он какие-либо мелочи, показавшиеся ему незначительными. Дождавшись, когда возвратится Тодескини, Макс медленно произнес, но с достаточной долей неуверенности в голосе:

– Вы знаете, мне кажется, что вчера в поведении Линды была какая-то возбужденность наряду с искусственностью… определенная нарочитость в жестах, манерность в голосе… какая-то фальшь в ее действиях. Не знаю… я же не психолог, в конце концов. К тому же мы с ней давно не общались, а с той поры, когда у нас было некое подобие флирта, характер и манеры девушки, безусловно, должны были претерпеть принципиальные изменения. Возможно, эту ее трансформацию я и воспринял спектаклем. А если еще присовокупить обычный женский «выпендреж» и эмоциональность из-за повода вечерней тусовки… Но я-то решил, что ее своеобразное жеманство – просто игра на публику. У каждой женщины, бесспорно, имеется немалая доля тщеславия, по своему количеству обратно пропорциональная ее умственным способностям.

– Ты проводил статистические исследования, Макс? – полюбопытствовал Тодескини. – Интересно, как и чем ты измерял количество их тщеславия, ну и ума – соответственно.

– Я тебе разочарую, Фрэнк, – вздохнул Адлер, усмехнувшись, – но не могу доказать вышеизложенный вывод при помощи математической формулы. Эта теория – результат моих размышлений о природе женской глупости. И, конечно же, она не претендует ни на достоверность, ни даже на относительную объективность существующего положения дел. Все девочки мечтают стать актрисами, моделями, певицами и еже с ними, только воплощают свои детские мечты по-разному. Но почему-то никто из них не хочет отказаться от всеобщего восхищения и преклонения перед собственной персоной. – Он помолчал, а затем скептически добавил: – На той вечеринке многие вели себя не очень-то искренне, хотя и пытались тщательно маскировать свое притворство, в том числе и я. Кстати, по вашей же просьбе, – съязвил наш «агент». – Да и вы… были в ударе, – усмехнулся он.

– Что ты имеешь в виду? – удивленно спросил я. Лицо хакера тоже выражало недоумение. – Мне кажется, что мы с Фрэнком не берем на себя труд изображать из себя кого-либо. Нам разве это нужно, Фрэнк?

– Еще чего! Делать нам больше нечего, – немного вяло отреагировал Тодескини. Вероятно, мозг хакера глодала одна мысль: вечер уже где-то наступил, но пока не для него. И надо было что-то срочно предпринимать для его скорейшего наступления.

– Ну вы же вчера Линду прямо-таки засыпали комплиментами, – ухмыльнулся биохимик. – Неужели действительно посчитали ее наряд безупречным?

– Подумаешь! И кто это говорит! – возмутился Фрэнк. – Ты же всегда утверждал, что нельзя зависеть от моды!

– А я и не отказываюсь от этих слов. Мне и сейчас непонятно: насколько стильной была вчера именинница. Однако модно – это не всегда красиво.

Я попытался вспомнить, что мы вчера говорили мисс Доэрти.

– Да, Линда выглядела не очень-то в моем вкусе, но я, кстати, и не являюсь экспертом в этом отношении. Так что мне не пришлось особо лицемерить, тем более в день ее рождения, – неуклюже оправдался я.

– Вот и другие так же рассуждали, – усмехнулся Макс.

– В принципе, нарочитость поведения девушки, ее игра, особенно моменты некоторой экзальтации объясняются просто: она была в центре внимания, – заметил Тодескини. – Что тут думать?

– Я тоже так полагал, но теперь, после вашего рассказа, мне все представляется несколько в ином свете. Зачем она притворялась? – спросил Макс, допивая кофе.

– Возможно, чтобы быть более раскрепощенной, – ответил Фрэнк.

– Дабы Эдвард пустил слюни? – отозвался Макс.

– Абсурд! Для вашего мистера Крайтона, – Фрэнк цинично осклабился, – мисс Доэрти, да и не только она, в любом состоянии легкодоступна. Это ему нужно напиться, чтобы быть такой же легкой добычей для своих поклонниц, – засмеялся Тодескини.

– Итак, Макс, – прервал я смех приятеля, – мне очень важно знать: притворялась ли мисс Доэрти? – очень серьезным голосом спросил я.

– Скорее, да, чем нет. А у тебя есть уже версия? – предположил Адлер.

– Пожалуй, но пока очень-очень слабенькая. Только легкие наметки, ничем, к сожалению, пока не обоснованные.

– Ну хотя бы в двух словах, – попросил Макс.

– До твоего звонка я немного рассказал Фрэнку о некоторых особенностях такого преступления, как намеренное отравление, но ты об этом знаешь лучше меня, – обратился я к Максу. Тот самодовольно хмыкнул. – Так вот, – продолжил я свои пояснения, – мне кажется, что наш отравитель – дилетант из категории» я умнее всех». Мне еще повезло, что удалось взять пробы для анализов. А у тебя есть что сказать?

– Судя по тем ошибкам, которые тебе удалось обнаружить, я с тобой соглашусь: преступник – любитель, – ответил Макс.

Взглянув на часы, я резюмировал:

– Минут через пятнадцать все гости должны возвратиться на яхту.

– Ну а как же быть со мной? Ведь Минерва наложила на случившееся вето сверхсекретности, – улыбнулся Адлер. – Тем более я тоже отношусь к кругу подозреваемых.

– Думаю, к тебе это не относится. Не переживай, это я улажу. В случае чего… так и быть, приму удар на себя, – пошутил я, ободряюще хлопнув его по плечу, чем заставил Макса недовольно поморщиться. На самом деле, мне все же не хотелось совершать запрещенные «телодвижения» без разрешения миссис Старлингтон, тем более что я и так немало их «наваял». Но в данном случае я был уверен, что смогу убедить женщину в целесообразности привлечения к работе мощный интеллектуальный потенциал Макса Адлера. Тем более многие факторы говорили о «женском следе» в этом отравлении.

– Ладно, – обаятельно улыбнулся тот. – Что-то у меня после разговора появился аппетит. Пожалуй, закажу себе омлет.

Мы с Фрэнком поднялись из-за стола и, договорившись с Адлером об очередной скорой встрече, не сговариваясь, направились в туалет.

– Как распределимся между девочками? – спросил Тодескини по пути.

– А с чего ты решил, что тебе достанется девочка?

Но Фрэнк не успел достойно мне парировать. Вновь прозвучал рингтон моего телефона. На этот раз звонила Минерва. Тодескини затаил дыхание, не от испуга, безусловно, а для экономии времени, необходимого мне для пересказа полученной информации. Выслушав женщину, я облегченно вздохнул:

– Да, весьма приятно иметь дело с умной женщиной. Миссис Старлингтон сама попросила привлечь к делу Макса, исключив его из списка подозреваемых. – Хотя я был уверен: наша мадам уже в курсе, что мой бывший коллега присоединился к нам, и мы втроем дышим свежим воздухом, любуясь красотой морских пейзажей. Вот что значит – держать руку на пульсе и ненавязчиво дать понять «своим» или даже» не своим» «вассалам», чтобы те не расслаблялись. По-видимому, надо поменять ее прозвище «Минерва» на «всевидящее око». Нет, надо придумать что-то другое: это словосочетание охватывает далеко не все возможности миссис Старлингтон.

– Это не очень профессионально с ее стороны, – заметил Фрэнк, удивленно хмыкнул.

– Но она-то и не детектив.

– А Фред? – возмутился приятель.

– Знаешь, что мне очень нравится в Элизабет?

– А разве в ней есть какие-то качества, которые тебе не нравятся?

– Почти нет, и этот фактор меня очень волнует.

– Почему же? Боишься влюбиться?

– Нет, – твердо ответил я. – Это означает, что я очень плохо ее расшифровал.

– Так о чем ты хотел сказать? Что в ней тебе особенно нравится?

– Отсутствие формализма в мозгах и мужской подход к делу. Видишь, она наплевала на условности и сразу исключила Макса из числа подозреваемых, несмотря на все обстоятельства.

– Хорошо, что не все женщины такие умные, – радостно заключил Тодескини.

* * *

До отплытия оставалось не более получаса, и на яхту уже стали возвращаться гости. Можно было приступить к работе, но я ждал распоряжений Фреда. И он, будто услышав мои мысли, позвонил мне буквально спустя минуту. Хантер поручил нам побеседовать с Джулией Парк, Эммой Старлингтон, Кейт Стюарт и Анной Теллер. Он напомнил также, чтобы мы не забыли «вежливо попросить их оставить свои отпечатки пальцев». Сам Фред побеседует с Энн Старлингтон, Линдой Доэрти и Кристианом Стюартом. Инспектор Алекс и сержант Ричардсон должны будут провести беседу с Эдвардом, Ларсом, Дэвидом, Джеймсом и Полин. Разумеется, не все гости были охвачены этим «движением за установление истины», впрочем пока этого было достаточно. Все дополнительные действия можно будет планировать после получения хоть каких-нибудь результатов.

Мне была понятна стратегия Фреда: он тоже склонялся к мысли, что преступник – женщина. Действительно, все, казалось, подтверждало эту версию, поэтому мужчины, которых Хантер подозревал менее других, были поручены инспектору и сержанту. На себя он взял родственниц миссис Старлингтон, по моему мнению, тоже верный ход. Девушки будут более откровенны с человеком, которого они знают достаточно хорошо. Ну а нам – оставшихся участниц ночного пиршества.

Посовещавшись, мы решили, что Макс возьмет на себя Джулию. У них уже возникла взаимная симпатия, почему бы ей не иметь продолжения, пусть даже в таком формате?

В начале мы с Фрэнком решили навестить Кейт по той простой причине, что мы видели ее, возвращающуюся с прогулки. Я позвонил девушке по телефону (номера нужных нам телефонов сообщил Фред) и попросил о встрече. Кейт не стала задавать вопросов, хотя и была удивлена, во всяком случае, в ее голосе прозвучала нотка недоумения; она ответила, что поднимется в кафе на открытую террасу.

В ожидании мисс Стюарт мы расположились за столиком, заказав воду с лимоном. Минут через пятнадцать появилась Кейт, а я незаметно включил диктофон. По выражению ее лица было заметно: девушке не терпится узнать причину предстоящей беседы. Она не стала переодеваться после прогулки, но, надо сказать, в этом туалете мисс Стюарт выглядела великолепно. Я бы охарактеризовал ее наряд, как изящный лаконизм. Платье и жакет цвета слоновой кости выгодно оттеняли чуть смуглую кожу девушки; дополнял этот, казалось бы, простой, костюм эффектный коралловый акцент – только туфли и помада на губах. Черные густые волосы, уложенные в «каре», касались прямой линии плеч, темные выразительные глаза притягивали взгляд. В очередной раз мне пришел в голову вопрос: а не имеет ли физическое совершенство в своей основе несколько иную, отнюдь не божественную, природу своего возникновения? Для меня было странно то обстоятельство, что Кейт неуловимо напоминала мне миссис Старлингтон, хотя внешне они – совершенно разные. Может, взгляд – жесткий, холодный и какой-то безжалостный; жесты – отточенные и тщательно продуманные; лицо – бесстрастное, мимика – скупая. Возможно, девушка просто подражала Минерве? Кейт и к алкоголю относилась также отрицательно, позволяя себе выпивку крайне редко. Сегодняшний день тоже не стал для нее исключением в этом отношении, пока, во всяком случае. И, присев к нам, она заказала себе китайский черный чай – «кимун».

– Марк, я знаю вас как человека достаточно серьезного, поэтому хотела бы сразу узнать причину столь странной встречи, – попросила она, но тон ее голоса был несколько категоричен для вежливой просьбы. Правда, я сделал вид, что не заметил этого, как, впрочем, и Фрэнк.

– Мисс Стюарт, мне неприятно об этом говорить, но это личная просьба миссис Старлингтон.

– А что может быть неприятного в ее просьбе? – Жесткие нотки в голосе Кейт слегка окрасились легким удивлением.

– Дело в том, что миссис Старлингтон получила анонимное письмо, не очень приятного содержания, и нам удалось снять с него отпечатки пальцев. И, разумеется, она хотела бы, чтобы расследование мы провели как можно скорее, но без нежелательных разговоров.

– Понятно. Хотя не совсем… – Взглянув мне в глаза и чуть улыбнувшись, она спокойно констатировала: – Значит, Минерва полагает, что я на досуге пишу анонимные письма. Что ж, надо сказать, весьма занятное предположение. – Кейт замолчала, дав возможность подошедшему Майклу поставить ее чай. Поблагодарив, она вновь вперила в меня свой тяжелый взгляд. Мне даже показалось, что я стал ощущать небольшое жжение в глазах и странное тепло в верхней части головы. Неприятные ощущения, надо заметить, однако отводить взгляд от лица Кейт я не хотел. Со стороны это противоборство взглядов выглядело, вероятно, не очень красиво, но мне было все равно, тем более что рядом не было зрителей, кроме Фрэнка, конечно. И мне почему-то казалось важным выдержать эту визуальную борьбу.

– Ну вы же не здесь будете брать мои отпечатки пальцев? – спросила мисс Стюарт, а я почувствовал некоторое облегчение. Она перевела взгляд на Фрэнка, решив, по-видимому, его испытать на твердость характера.

– Нет, конечно, – сказал я, успокоившись. – Можно пройти ко мне в каюту. Это займет не более пяти минут.

– Хорошо, – она обратила свое внимание на чай. А я взглянул на Тодескини, который держался хорошо, так и не продемонстрировав нам, насколько жестокой неожиданностью стала для него экзекуция, устроенная нашей ведьмой.

– Мисс Стюарт, могу я вам задать еще несколько вопросов?

– Да. Вы можете обращаться ко мне по имени.

– Спасибо. Надеюсь на взаимность с вашей стороны в этом плане.

– Хорошо, Марк, – ответила она и поднесла белую фарфоровую чашку к алому рту.

– Я тоже надеюсь, – отозвался Тодескини.

Девушка небрежно кивнула и, поставив чашку на стол, посмотрела куда-то вдаль.

– Кейт, скажите, пожалуйста, не получали ли вы за последнее время каких-либо анонимных посланий?

– Нет, – уверенно ответила мисс Стюарт, усмехнувшись. – Не думаю, что нашелся бы такой шутник. – Затем она взяла чашку с чаем и, сделав внушительный глоток, сказала: – Следующий вопрос.

Беседовать с умной женщиной, конечно, приятно, но отнюдь не всегда результативно: никаких эмоций и встречных вопросов, по которым можно хоть что-то понять. Кейт быстро поняла логику расследования, поэтому решила не терять времени, сэкономив на четких ответах. Только вот насколько откровенных?

– Возможно, он вам покажется глупым, но я должен его задать.

– Не боитесь получить глупый ответ? – лучезарно улыбнулась девушка.

– У вас, Кейт, по всей видимости, не может быть таких ответов. Я, вообще-то, восхищен вашей реакцией. Если бы я не имел счастье лицезреть вас сейчас воочию, сказал бы, что такое поведение в большей степени соответствует очень умному мужчине. Уверен, вам не надо объяснять почему. – Мне действительно не пришлось ей льстить.

– Кстати, я тоже вами восхищаюсь… и не только складом вашего мышления, но и вашей сногсшибательной красотой, – подал голос Фрэнк, приторно улыбаясь.

– Спасибо, – великодушно поблагодарила она.

– Кейт, вы пользуетесь кремом с эффектом загара для кожи тела?

Девушка немного приподняла черные, красивого рисунка брови и чуть иронично произнесла:

– Да, действительно необычный вопрос.

– Я обозначил его «глупым», потому что для вашей кожи вряд ли нужен такой крем.

– Верно, но совсем не обязательно. У меня есть такой крем. Он имеет золотисто-бронзовый тон, поэтому при нанесении его на мою кожу получается интересный и эффектный оттенок. Так что, как вы можете сами убедиться, не всегда априори глупый вопрос может таковым являться. Тем более вы, очевидно, обязаны были об этом спросить, – уверенно заключила девушка, открывая сумочку. Достав купюру, она положила ее на стол. – Я готова, можем идти.

Сняв биометрическим сканером отпечатки пальцев мисс Кейт в моем номере, мы прошли в ее номер, где взяли образцы двух видов «нужного» крема. Вежливо попрощавшись, мы с Фрэнком направились на палубу – немного почирикать.

– Нам действительно повезло с мисс Кейт: на все наши телодвижения, включая разговор, ушло не более пятнадцати минут.

– Милое создание, эта мисс Стюарт, – сделал вывод Тодескини, глядя на кружащих над водой чаек.

– Да, уж, – согласился я, – насколько совершенна, настолько, по-видимому, и порочна.

– Я бы не отказался немного окунуться с ней в этот омут порока, – цинично хмыкнул Фрэнк.

– Мне кажется, с ней «немного» – не получиться. Не боишься погрузиться в пучину греха с головой?

– Боюсь, но хочу. Такая вот у меня противоречивая натура. Меня всегда тянуло к такого рода женщинам.

– И что, был опыт?

Фрэнк застыл с мечтательным выражением лица, возможно, вспоминая «своих» порочных дам.

– Был, но, к сожалению, давно.

– У тебя есть шанс повторить.

– Нет у меня никакого шанса, Марк.

– Почему?

– Я ей не понравился.

– Откуда ты знаешь? – удивился я.

– Почувствовал… Ну ладно, хватит об этом. К кому идем?

– Сейчас узнаем. Подержи, – я передал ему свой кейс, который захватил из своего номера. Достав из кармана куртки смартфон, я занялся звонками.

 

Глава 12

… С Эммой Старлингтон беседа оказалось очень эмоциональной, хотя это могло нам показаться по контрасту с мисс Стюарт, действительно уникальной девушкой. А Эмма вела себя вполне нормально для обычной, не отягощенной высоким интеллектом, девушки. Выслушав нас по телефону и задав немалое количество вопросов, на которые она так и не получила вразумительных ответов, но которые разогрели ее любопытство до стадии накала, Эмма пригласила нас в свои апартаменты, что, собственно говоря, от нее и требовалось.

В своем номере эта колоритная девушка смотрелась вполне органично. Возможно потому, что дизайн комнат выполнялся, очевидно, под ее бдительным руководством. Пурпурные тона, обилие позолоты – все в стиле «почувствуй себя Людовиком XIV» и, судя по ее довольной улыбке, Эмме это отлично удавалось.

Встретив нас чрезвычайно приветливо с бокалом в руке, наполненным золотисто-шоколадным напитком, она пригласила нас присесть в широкие багровые кресла, в которые мы погрузились чуть глубже, чем рассчитывали, что было не совсем удобно для серьезного разговора. Может, так и было задумано этой, вроде бы не очень умной, девушкой? То-то она радовалась, глядя на нас чуть сверху, потому что свое, отнюдь не узкое, седалище Эмма разместила в позолоченном кресле, имеющим другую, нормальную, конструкцию. Хотя ее веселье могло иметь и иное объяснение – такие неординарные события: анонимка, адресованная Минерве, и двое симпатичных мужчин-детективов наведались к ней в гости.

Она предложила нам выпивку – мы не отказались, дабы поддержать компанию, что, безусловно, не являлось всей правдой. Выпить уже хотелось, и нас порадовало, что еще очень многие женщины далеки от совершенства. Спустя пару минут гостеприимная барышня поставила перед нами два бокала с виски, содовой и льдом.

В процессе нашего разговора эмоциональные стенания мисс Старлингтон заглушали крики чаек за иллюминаторами гостиной и телевизионные политические дебаты. Но все же с немалыми трудностями и частичной потерей клеток печени и мозга нам все же удалось выяснить некоторые любопытные факты, имеющие отношение к косметике вообще, и к тональным кремам в частности. Кроме того, нам продемонстрировали весь арсенал парфюмерии и косметики, имеющийся в наличии на данный момент у этой, весьма экзальтированной, особы. Многообразие кремов – в баночках, тюбиках, коробочках, пузырьках для ухода за кожей: тела, лица, век, двойного подбородка, шеи, бюста, рук, ягодиц, бедер, пяток – небольшая часть того, что мне удалось запомнить; средств для усиления роста волос на голове и для устранения волосяного излишества на других частях женского организма – все это поразило мое воображение, заставив задуматься: что есть норма, а что – патология в погоне за внешней привлекательностью. Эти бы усилия – да в нужное русло!

Позволив мне взять образцы кремов с оттенком загара, Эмма, чуть зардевшись, показала нам анонимное письмо, состряпанное из вырезанных откуда-то слов и наклеенных на лист бумаги, предназначенного для принтера. Это послание, на первый взгляд, было очень похоже на анонимку, полученное мисс Доэрти, но только без отпечатков пальцев. Позже экспертиза должна будет установить идентичность этих писем или ее отсутствие. Но я был уверен, что эти анонимки писал один человек: тексты были абсолютно одинаковы. А получила Эмма это послание вчера, когда возвратилась в свой номер после вечерней прогулки, но перед торжеством по случаю дня рождения Линды. Конверт лежал под входной дверью. Об этой анонимке мисс Старлингтон никому не говорила, но раз такое дело, что даже Минерва получила такую же гадость, то и она, Эмма, молчать не будет.

На мой вопрос: есть ли у нее предположения о личности анонимного отправителя, Эмма ответила, что понятия не имеет. Но, судя по отведенным в сторону чуть прикрытым глазам девушки и монотонному голосу, секунду назад звучавшему очень живо, я посчитал, что у нее есть предполагаемая кандидатура на эту роль.

Прощаясь, я все же предупредил ее, чтобы она была осторожней. На что мисс Старлингтон ничего не ответила, но, судя по внешнему виду Эммы, уже сейчас можно было бы посочувствовать ее потенциальным обидчикам.

Результаты бесед с Анной Теллер были не очень примечательны: мы смогли снять ее отпечатки пальцев и взять образец крема. Но анонимок женщина не получала.

Наши телефоны молчали, поэтому мы решили, что успеем перекусить. Предстояло немало работы, и было бы предпочтительнее не оставаться голодными на длительный период, хотя, находясь рядом с Фрэнком, представить такое развитие событий – нелегкая задача. А жаль. Даже после короткого поста удовольствие, получаемое от еды, несравнимо острее.

Вскоре к нам присоединился Макс, но по его виду сложно было узнать: смог ли он обнаружить что-либо важное. Он только буркнул: «Все расскажу после чая». Впрочем, когда мы приступили к чаю, позвонил Фред с сообщением: они с Алексом ждут нас в кабинете миссис Старлингтон.

Совещание получилось кратким и плодотворным. Кроме нашей анонимки, был результат только у Фреда. Он обнаружил тональный крем с эффектом загара только у Энн. Макс рассказал, что мисс Парк вела себя дружелюбно и естественно, никаких анонимок она не получала, подобным кремом не пользуется. То же касалось Эдварда, Ларса, Дэвида, Джеймса, Кристиана и Полин. А Линда ничего не добавила к своему прежнему рассказу. Нам оставалось только сравнить найденные отпечатки пальцев на анонимном письме с теми, которые мы взяли у наших подозреваемых, а затем провести сравнение взятых образцов крема с обнаруженным мною ранее средством на бутылке. На первую часть задачи у меня ушло немного времени, вторая решалась не так просто: необходимы были другие приборы и оборудование.

Результат первого сравнения нас ошеломил: отпечатки больших пальцев рук на анонимном письме принадлежали Энн Старлингтон. Несколько минут все изумленно молчали. Только Минерва не казалось шокированной. Интересно, почему? Хотя ее эмоциональная реакция по своей тепловой окраске почти всегда была не выше температуры вершины Килиманджаро.

Честно говоря, мне абсолютно не верилось, что анонимщицей или отравительницей могла быть Энн, впрочем, если рассматривать ситуацию гипотетически, исключать такой вариант было бы неразумно. Но я в это не верил совсем не потому, что хорошо относился к мисс Старлингтон, а по причине своих интуитивных ощущений. Кроме того, как я и говорил раньше: от всей этой истории пахло неприятной фальшью. Это обстоятельство и было, скорее всего, основной подоплекой моей версии. Поэтому я нарушил молчание и уверенно сказал:

– Подозреваю, что мисс Энн Старлингтон кто-то очень хочет подставить: она ведь тоже является объектом зависти, а возможно, даже – ненависти. – Я обвел взглядом всех присутствующих: меня интересовала их реакция. Впрочем, какой-то видимой реакции наблюдать мне не пришлось: выражение лица миссис Старлингтон было вполне обычным, даже равнодушным. Фред выглядел сосредоточенным, очевидно, он размышлял над моим предположением. Алекс суетливо перебирал на столе свои записи, время от времени бросая испуганный взгляд на Минерву; неподвижный взгляд сержанта Ричардсона смотрел в одну точку, по-видимому, он так и не вышел из состояния комы, в которую впал пару минут назад, когда я сделал это шокирующее открытие. Ну а Фрэнк и Макс, судя по выражению их лиц, были со мной солидарны. Мне нужно было убедить в своей правоте остальных, да и себя самого в первую очередь, поэтому я продолжил:

– У меня есть достаточно простое решение вопроса, но пока только теоретически простое. И мне нужно кое-что проверить. Молчание длилось пару минут.

– Хорошо, Марк, – спокойно проговорила миссис Старлингтон. – Сколько вам потребуется времени для этой проверки?

– Если все пройдет так, как я предполагаю – не более суток.

– А если ваше предположение ошибочно? – спросил Фред, пристально глядя мне в глаза.

– Проверка моей версии не займет много времени, – неопределенно ответил я. – Не думаю, что наша подозреваемая собирается покинуть свою родину в ближайшие пару дней.

Элизабет неопределенно покачала головой и тоже посмотрела на меня оценивающим, острым взглядом, будто видела меня впервые.

– А что за проверка? – очнулся Алекс.

– Подумайте немного и сможете сами догадаться, – ответил я инспектору, не особо церемонясь. – Все – достаточно легко.

– Если действовать совместными усилиями – результат получим быстрее, – обиженно пробормотал Теллер.

– Возможно, но у меня есть помощники, инспектор. А когда в проверке версии участвует много людей… сами знаете, что получается… Извините, но мы справимся сами, – чуть мягче произнес я.

– Ну ладно. У меня и своей работы хватает, – примирительно согласился Алекс, расправив плечи и приняв важный вид.

Минуту все сохраняли молчание. Затем миссис Старлингтон подвела итог:

– Думаю, мне не надо повторяться о соблюдении вами строгой конфиденциальности. – Жесткий и властный тон ее голоса не предвещал ничего хорошего в случае, если мы посмели бы нарушить эту секретность. – Мистер Лоутон, сейчас шесть часов, у вас времени – 48 часов. Мистер Хантер и инспектор Теллер займутся проверкой своих версий, если таковые имеются. – Она чуть насмешливо, как мне показалось, взглянула на Алекса. – А теперь считаю: пора заканчивать наше совещание – через полчаса мы будем в порту Тауэринг-Хилла.

После этих слов атмосфера в кабинете слегка разрядилась. Поднимаясь из-за стола, миссис Старлингтон обратилась ко мне:

– Жду вашего звонка, Марк.

– Постараемся уложиться раньше.

Мы вышли на палубу и увидели прибрежные огоньки вечернего города.

Было уже поздно. Фрэнк и Макс, попрощавшись со мной, на машине Адлера уехали в Лондон. Мне следовало быть там завтра, сегодняшний же вечер я мечтал провести дома. Хотелось бы ни о чем не беспокоиться, расслабиться за бокалом вина и подумать о многих приятных вещах, которые еще существуют на нашей планете. Но предварительно мне нужно было оказаться в своей лаборатории, чтобы выполнить вторую часть задачи на сравнение образцов кремов и двух анонимок, одну из которых получила Линда, а другое послание нам отдала Эмма.

На такси я доехал до «Олимпа» и спустя минут пять был в собственной лаборатории.

Был вечер воскресенья и, безусловно, привлекать к работе своих сотрудников не было необходимости. В общем-то, передо мной не стояли сложные задачи. Работал я сосредоточенно, и через полчаса основная часть работы была выполнена. Для подтверждения возникшей у меня версии следовало кое-что уточнить, но для этого нужно было ехать в Лондон. Слежки я не опасался, потому что эта попытка отравления не имела ничего общего с предыдущим нашим расследованием, во всяком случае, на тот момент мне так казалось.

* * *

Разбуженная, но довольная моим приходом Клео встретила меня в холле. Ее искренняя радость согрела мое сердце и залечила пошатнувшуюся нервную систему. Порадовав меня минут десять, и, вероятно, решив, что баловать меня все же не стоит, она отправилась в свое кресло досматривать сны.

Приняв душ и переодевшись в теплый халат, я налил себе полбокала пино нуар, но даже не успел сделать пару глотков, как очень четко понял: самое лучшее для меня сейчас – отправиться спать, что и сделал с огромным удовольствием.

Утром, проснувшись часов в семь, я почувствовал давно забытое ощущение уверенности в хорошем будущем человечества, в том числе и моем. Оно мне помогло совершить все утренние процедуры быстро, тщательно и восторженно. Эти два часа утра понедельника я провел с удовольствием и пользой для себя, не забыв и о братьях наших меньших.

Покормив Клео, я позвонил Шарлотте, оговорив с ней текущие дела и поставив ее в известность, что сегодня меня не будет. Затем я написал короткую записку супругам Риттер и вызвал такси.

Всю дорогу до Лондона я провел в раздумьях и анализе всего произошедшего, хотя наступивший октябрь не уставал дарить замечательные живописные пейзажи, открывающиеся мне за окном машины. А я задался вопросом: кто, исходя из своих личностных качеств, смог бы совершить такую попытку отравления мисс Доэрти? И ответ на эту – и не только – задачу мне казался интереснее, нежели осенние пейзажи.

…Спустя час я был в Лондоне. Передо мной стояли сложные задачи. Достав перечень винных бутиков, составленных официантами Майклом и Кристофером, я поехал в первый из шести, значившихся в списке. После первого, последовал второй, третий… Этим делом мне пришлось заниматься до полудня, однако самое неутешительное состояло в том, что никаких результатов, кроме громкой икоты, легкой изжоги и сомнительной эйфории от постоянной дегустации продукции магазинов, я не добился. Необходимость позднего ланча волновало мозги, желудок и те же икоту с изжогой. Пришлось выпить полбутылки воды, чтобы хоть частично успокоить надоевшую напасть, из-за которой я даже не мог зайти в приличное кафе.

Спустя минут десять мне все же удалось скромно перекусить, особо не эпатируя официантку и посетителей небольшого кафе.

Посещение четвертого бутика – по степени своей полезности – прибавилось к первым трем. Пятый бутик находился в Ист-Энде, неподалеку от рынка Спиталфидс и Банглатауна (это бангладешский район, его так называют по аналогии с Чайнатауном).

Добрался я быстро, но не могу сказать, что комфортно: таксист, судя по всему, готовился к участию в «Формуле 1», и состояние моей нервной системы его абсолютно не волновало. Зато в этом, пятом по счету, бутике состояние моей психики, получившей небольшую дозу норадреналина, улучшилось, хотя повезло мне не в той степени, которую я ожидал.

Никого из сотрудников, в том числе и хозяина магазина, которые могли бы мне помочь, сегодня на работе не было, поэтому решение «винного» вопроса откладывалось на следующий (надеюсь!) день. Что ж, ожидание успеха не самая плохая альтернатива, если есть уверенность в его приближении.

В паб на Кингс-роуд я приехал раньше оговоренного с моими приятелями времени и, взяв полпинты пива, занял столик у окна. Это заведение было выбрано нами единодушно, потому что в этом районе находился Центр молекулярной диагностики и биохимических анализов, в котором работал Макс, а мы предполагали, что нам еще понадобится помощь Адлера и его коллег. Челси, конечно, крутой район, но мы выбрали относительно демократичный гастропаб, в котором сохранилась веселая и разгульная атмосфера, в отличие от находящегося неподалеку «Cadogan Arms», который посещают степенные гости, дабы отдохнуть в классическом английском интерьере (кожаные диваны, камин, рога на дубовых панелях) и вкусить тушеной крольчатины и мидий в саффолкском сидре.

То, что мои приятели подойдут не ранее, чем через полчаса, меня вполне устраивало: хотелось бы выстроить цепь своих доказательств. Обнаруженные мною улики являлись косвенными, а бесспорных доказательств вины нашей отравительницы у меня не было. Хорошо бы отыскать еще что-нибудь… Но мое разочарование отсутствием неоспоримых улик быстро растаяло: в глубине моей души появилась поначалу робкая уверенность в успехе, а спустя полпинты пива этот слабый росток надежды окреп и трансформировался в ясное и твердое ощущение скорой победы. И это интуитивное чувство основывалось не только на иррациональной наводке моего подсознания: для грядущего, почти осязаемого триумфа было немало дискурсивных предпосылок… Впрочем, никогда нельзя пренебрегать алогичным поведением рассерженной женщины, особенно если ее загнали в угол…

Я так погрузился в размышления, что не заметил, как появились Фрэнк с Максом. Они смотрели на меня, как на придурка, хотя, пожалуй, на то у них были основания: может ли помочь мечтательное выражение глаз извлечь пиво из пустого бокала?

– Марк, мы знаем, что ты нормальный чувак, но другие-то могут этого не знать… Дружище, давай мне пустой бокал, я мигом все исправлю, – проворковал Фрэнк. – Ты же знаешь, тебе нельзя волноваться.

Я послушно выполнил его просьбу. Действительно, зачем мне емкость без ее нормального наполнения?

В пабе мы просидели минут сорок. Однако с выпивкой были осторожны как никогда, Макс вообще предпочел чай. Обсудив все имеющиеся у нас факты, мы пришли к выводу, что без посторонней помощи нам не обойтись. Пока мои коллеги-собутыльники, уже устав от поиска выхода из сложной ситуации и истощив весь свой умственный потенциал, с надменным видом стали болтать об акциях, фьючерсах, свиньях, кабанах, лонгах, бестселлерах – и все это на жаргоне фондового рынка, я был погружен в нелегкие раздумья.

Стук наполненных пивом бокалов о деревянную столешницу вернул меня к реальности. Фрэнк и Макс выглядели пока не очень уставшими, и выражения их лиц вселяло в меня надежду, что все основные вопросы мы сможем решить эти вечером, и уж ночью я смогу нормально выспаться. Погрузившись в головоломку, я совершенно забыл об одной насущной проблеме, зато совершенно некстати вспомнил байку о китайской наложнице, умершей от разрыва мочевого пузыря несколько тысяч лет назад. Это воспоминание заставило меня покинуть своих приятелей, подстегнув мое движение по направлению к комнате «для джентльменов».

Возвращаясь к нашему столику, я не забыл прихватить еще полпинты пива. Не успел я пригубить пушистую пену, как зазвонил мой смартфон. Звонила мадам Оливия. Это было странно: мне казалось, что мы уже оговорили все планы на предстоящий вечер. Но, поднеся трубку к уху, я узнал голос Энн Старлингтон. Девушка сообщила, что получила странное сообщение, и ей необходима наша помощь. Не так часто мне случается оценить лаконичность изложения, произнесенное красивыми женскими устами, и меня весьма порадовало, что мисс Старлингтон вполне обладала этим качеством; влияние Минервы – налицо. Сообщение Энн звучало чуть более минуты. Ответив девушке, что перезвоню в течение четверти часа, я пересказал просьбу мисс Старлингтон своим собеседникам. В итоге я договорился с девушкой, что она подъедет через час в Центр, где работал Адлер.

У нас еще оставалось время, чтобы допить пиво. Но не успел я сделать глоток, как прозвучал айфон Макса. Тот посмотрел на дисплей, явно удивившись появившемуся на экране имени, и поднес к уху трубку. Адлер поздоровался с Джулией Парк более интимно, чем требуют правила этикета. Но вскоре его лицо омрачилось. Я напряг слух, но ничего не понял из того, что рассказывала девушка, несмотря на достаточную эмоциональность ее монолога. В конце беседы Макс попросил Джулию приехать в Лондон, добавив, что «это очень важно». Та, как потом передал Макс, пообещала это «сделать незамедлительно».

На часах было половина седьмого. Понятие о «незамедлительности «у женщин достаточно специфическое, так что о полноценном ночном отдыхе, судя по всему, мне придется подумать как-нибудь в другой раз.

Допив пиво и расплатившись, мы прошлись по Кингс-роуд и повернули на параллельную Чейниуок. Миновали Бромптон-роуд и Фулем-роуд и, пройдя известный устричный бар и бывшую штаб-квартиру компании Michelin – своеобразный микс офиса и гаража, мы вышли к диагностическому центру.

* * *

Несмотря на поздний час, в Центре было немало занятых работой сотрудников; все-таки ученые и исследователи – сумасшедшие люди: нужно быть одержимым, чтобы всю жизнь рассматривать в микроскоп «сюрреализм» в действии, возиться с колбами и пробирками и бесконечно «гонять» центрифугу, но я был рад, что имею отношение к этому странному сообществу фанатиков.

Мы расположились в офисе Макса, не поражавшего какой-то особой роскошью. Здесь не было ничего такого, чтобы могло бы отвлечь от работы, кроме, пожалуй, плазменного телевизора, висевшего на стене в приемной, что, безусловно, являлось вполне целесообразным решением для организации минимального досуга посетителей Центра на период возможного ожидания.

Предположив, что Энн должна приехать раньше Джулии, мы надеялись не допустить, чтобы девушки, мисс Старлингтон и мисс Парк, встретились здесь одновременно. Но нам повезло: Энн приехала даже раньше оговоренного времени, к тому же она спешила на ужин с мадам Оливией. Рассказав о происшедшем и передав нам полученное ею письмо, девушка упорхнула, предварительно взяв обещание, что мы сразу же, не откладывая, позвоним ей, как только выясним хоть что-нибудь существенное.

Мисс Парк тоже оказалась приятным исключение из моего обычного представления о сложности «взаимоотношений» женщины и времени. Девушка выглядела очень эффектно в удлиненном жилете из палевого бритого меха, молочно-абрикосовом пуловере и джинсах. Она совсем не казалась расстроенной, пожалуй, ее возбуждение имело приятную окраску. Макс сразу же проявил галантность, предложив ей присесть в удобное кресло. Из имеющихся напитков она предпочла кофе (порция коньяка оказалась уместной к концу нашего разговора, общение с Эдвардом и Кристианом, судя по всему, повлияло на алкогольные пристрастия мисс Парк).

Расположившись в кресле, Джулия аккуратно вынула из сумки пакет, в котором угадывался серый конверт и, блеснув изящными часиками на тонком запястье, положила его на край стола.

Макс приготовил всем кофе (его секретарша уже ушла), а делал он это нередко, поэтому напиток получился действительно вкусным, и дело было не только в отличном качестве кофейного порошка, но и в отточенных, выверенных движениях Адлера. Нашу гостью порадовали и приятные дополнения к кофе: печенье и конфеты.

Пока мы пили эспрессо, Адлер натянул латексные перчатки и осторожно осмотрел конверт, который был очень похож на полученный нами от мисс Старлингтон. Мои предположения о его содержании – сухая земля и засушенный цветок – тоже подтвердились. Девушка рассказала нам, что нашла письмо в своем почтовом ящике сразу же, как только вернулась домой после отдыха на яхте.

Захватив два странных, без всякого текста, конверта, полученных Энн и Джулией, Макс отправился в лабораторию. А мы с Фрэнком остались беседовать с мисс Парк о возможных ее недругах.

Биохимик возвратился быстро и присоединился к нашей беседе, сразу сообщив нам, что эти два анонимных послания идентичны: почва суглинистая, с примесью (до 60 %) песка, которой достаточно в окрестностях Тауэринг-Хилла, а цветок – опиумный или снотворный мак (Papaver somniferum). (Кстати, несмотря на такое своеобразное название, современные сорта этого вида, использующиеся в декоративном садоводстве, не имеют запрещенных веществ.)

Отпечатков пальцев на конвертах не было, как не были и других каких-либо улик: потожировых следов, ворсинок и прочее.

Мисс Парк сразу же оживилась, похоже, из-за Адлера, хотя, возможно, ее взбудоражила цепочка новых неординарных событий: расследование на яхте, анонимные письма, что, несомненно, породило немалое количество слухов, а скорее всего, сочетание этих обстоятельств. Рассказ девушки сводился к следующему: она никогда – ни в прошлом, ни ни в настоящем – не испытывала по отношению к себе симпатий со стороны многих женщин (приятным исключением была Лора Кэмпион). Но особую «любовь «к ней питают Линда и Эмма, впрочем, Джулия, по ее же признанию, отвечает им тем же.

После некоторого анализа у нас возникла одна более-менее логичная версия. По стилю этой эксцентричной выходки нам вновь виделась женская рука, однако абсолютно исключить в такой роли мужчину было бы ошибкой. Цель послания – психологическое давление, даже угроза эфемерного порядка (ничего действительно опасного в конверте не было). Впрочем, вполне возможно, что это всего лишь первый акт пьесы, за которым могут последовать другие, не столь безобидные, шаги. Конечно же, у нас сразу возник ряд вопросов. Как обстояли дела у всех остальных дам? Кто еще получил такие же послания?

Не успели мы обсудить все возможные последствия, как вновь прозвучал мой смартфон: на этот раз я понадобился миссис Старлингтон, которая сообщила, что Линда обнаружила еще одно анонимное послание, другое, без угроз… но с сухой почвой и засушенным цветком. В ответ я сообщил ей, что мисс Доэрти совсем не уникальна в этом отношении: Джулия и Энн уже начали собирать «гербарий». Я пообещал Минерве позвонить завтра, надеясь, что сегодня мы сможем выяснить хотя бы отдельные детали (на самом деле, нам нужно было выиграть время, мы могли не уложиться в отпущенные Элизабет 48 часов, теперь же мы имели моральное право растянуть эти двое суток).

Пока я разговаривал с миссис Старлингтон, Фрэнк, усевшись за ноутбук, занялся работой по поиску определенной информации. Макс и Джулия о чем-то тихо разговаривали.

Оторвавшись от ноутбука и повернув ко мне улыбающееся лицо, Фрэнк громко сказал одно единственное слово: «Есть!», но прозвучало оно так весомо, что я было подумал об открытии им тайны мироздания. Но все оказалось намного проще, хотя для нас, пожалуй, не менее важно.

– Такой способ: послание – конверт с кладбищенской землей и засохший цветок – применяют в одном из магических обрядов, чтобы навести порчу на соперницу или соперника, – Тодескини удивленно хмыкнул.

Все задумались. У меня возникла идея, но говорить о ней при Джулии я не собирался: мало ли что, да и тайна следствия должна соблюдаться. Надо отдать должное моим компаньонам: они придерживались такого же мнения. Однако я не зря был высокого мнения об интеллекте мисс Парк: девушка поняла, что ей пора уходить. Мило попрощавшись с нами, она направилась к выходу, а Макс, проявив галантность, пошел ее проводить.

– Какая догадливая девушка, эта мисс Парк, – прокомментировал я ее своевременный уход.

– Это не догадливость, – усмехаясь, сказал Фрэнк.

Наверно, мне не удалось скрыть свое удивление, потому что Фрэнк ответил мне, как всегда с ехидной ухмылкой, фразой из «Макбета»:

– Мой друг, как в книге, на твоем лице легко прочесть диковинные вещи.

– Конечно, мне далеко до твоего шпионского опыта: бесстрастное непроницаемое лицо, ровный монотонный голос… Джеймс Бонд нашелся, – состроил я обиженную гримасу, но не выдержав, рассмеялся.

– Что вы думаете по поводу этих «страшилок»? – спросил возвратившийся в кабинет Макс.

– Полагаю, за этими анонимками стоят разные люди, – ответил я. – Вернее, автор той первой анонимки, с текстом, и любитель магических ритуалов – разные люди.

– Почему? – озадаченно спросил Фрэнк. – Разве не могла эта дама-отравительница поменять стилистику своих посланий, чтобы ввести всех в заблуждение?

– Могла, конечно. Но ты можешь себе представить, как, к примеру, миссис Теллер или Энн Старлингтон занимаются такой ерундой, как магия? Гуляют ночью по кладбищу, собирают цветочки, копаясь лопаточкой в могилках? – спросил я.

– Марк, ты делаешь поспешные выводы, – заметил Адлер. – Это не так уж невозможно.

Подумав, я вынужден был с ним согласиться, хотя, как мне кажется, такие поступки все же не укладываются в психотипы этих двух дам. Но все возможно в этом мире.

– Ну… а если первое письмо, отправленное Линде, послужило неким примером для подражания? Согласен, об этом никто, кроме нас и нескольких человек, не знал, но мы же сами сказали, что ведем расследование из-за анонимки, присланной миссис Старлингтон. И некто решил этим воспользоваться, – предположил Макс. – Ты же подумал, например, что не можешь представить кого-нибудь из этих девушек за таким занятием. – Он посмотрел на меня и встал из кресла, очевидно, вспомнив о правилах гостеприимства. Достав из холодильника бутылки виски и содовой, Адлер сделал всем выпивку.

– Был бы стимул! – возразил Тодескини. – Тогда и на кладбище можно покопаться.

– Вот в этом-то и самое главное! – громко сказал я. – К этим «цветочно-земляным» анонимкам готовились! Подумайте сами, только что все возвратились с морской прогулки, и… получили эти письма. Эти анонимные письма готовились давно, – твердо сказал я. – А как только такой же рассылкой занялся кто-то другой, наша дама тоже подсуетилась.

– Действительно, – огорченно согласился Макс и звонко стукнул себя по лбу. – Каким же надо быть дураком, чтобы сразу не заметить этой важной детали!

– Не огорчайтесь… чуть позже вы бы сами сообразили, – успокоил я своих приятелей, но это не очень-то помогло. Фрэнк тоже сидел удрученный, даже забыв о своем виски. Надо было их встряхнуть.

– Я предполагаю, кто может быть этим «кладбищенским» деятелем! – провозгласил я и отпил прохладный глоток напитка.

– Ты скажи вначале, кого ты подозреваешь! – заявил Тодескини.

– Было бы неплохо узнать, – вежливо вторил ему Макс.

– Сегодня узнаете. Сейчас мы вместе проверим мои умозаключения, и станет более понятно, не закралась ли в них ошибка. Давайте, дабы не растекаться мыслью по древу, отработаем эту версию и определим круг дам, мечтающих о Крайтоне.

– Ты всех их знаешь? – спросил Фрэнк нарочито иронично.

– Не всех, но если было бы возможно собрать всех женщин, млеющих об Эдварда, на той яхте, боюсь, она бы повторила судьбу «Титаника»…

– Ну хорошо, – пожав плечами, согласился Тодескини. – Может, ты и прав. Почему бы не проверить?

– А я согласен с твоей версией о двух авторах анонимных посланий, хотя моя интуиция, вероятно, глухонемая, – улыбнулся Макс, потянувшись за своим бокалом с напитком. – Не исключено, правда, что я ее утопил в том количестве алкоголя, которое мне пришлось употребить за последние дни. И кто в этом виноват, хотел бы я знать? – задумчиво спросил он нас.

– Ты хочешь сказать, что мой внутренний голос тоже ожидает такая позорная участь? – омрачился я.

– Возможно, твоя интуиция шепчет тебе подсказку, пребывая в агонии… Так что тебе уже терять нечего, – обрадовался Фрэнк.

Недолго думая, я ответил:

– Ну ладно, от судьбы не уйдешь. – И тоже поднес бокал ко рту. Но отпить не успел – вновь зазвонил мой телефон (судя по количеству звонков, сегодня он работал в режиме популярной радиостанции, разыгрывающей билет на концерт Стинга). Я еще не успел поднести трубку к уху, как мой внутренний голос – вполне четкий и отнюдь не агонизирующий – подсказал мне правильный ответ. Звонила Кейт Стюарт: наш аноним – подражатель не стал исключать ее из своего «черного «списка потенциальных соперниц. Девушка пообещала подъехать завтра, в первой половине дня. Хотя я уже не сомневался: наша коллекция кладбищенских «аксессуаров» в скором времени пополниться еще двумя экземплярами. Эта новость не стала неожиданностью и для моих приятелей-партнеров.

Посмотрев на часы, я вздохнул: отдохнуть хотелось, но пока не очень-то получалось; нужно было покончить со всеми звонками, чтобы наконец заняться последней (на сегодня!) работой, дабы затем дать возможность мозгу и телу взять тайм-аут хотя бы на полночи!

Моего звонка мадам Виар и мисс Старлингтон, ждали, конечно же, с нетерпением, однако услышав от меня, что завтра нам предстоит еще одна задача – обсуждение финальной части предстоящего действа – они явно приуныли. Но я их успокоил, пообещав, что приготовлю более эффектный финал.

Закончив разговор и взглянув на своих собеседников, я с удивлением обнаружил, что не вижу усталости на их лицах, по-видимому, очередное сообщение об анонимке привело их в возбужденное состояние. Не совсем здоровый образ жизни моих приятелей не подорвал работу их надпочечников, обеспечивших им приличную адреналиновую подпитку для предстоящей охоты: глаза мужчин горели, ошалевшие лица «кричали» о готовности сидеть в засаде столько времени, сколько потребуется, в их стремительных жестах появилась агрессивность, отличающая альфа-самцов в стаде высших приматов… Пора было слегка охладить их героический настрой: спешка и избыток эмоций, особенно устрашающего характера, – факторы весьма опасные для успешного расследования. И я начал свою речь с небольшой вступления:

– У нас такое количество информации и событий, что пока все это мы не систематизируем, разобраться ни в чем не сможем. Давайте обсудим круг «подходящих» женщин. Если принять во внимание «цветочные» анонимки, как некоторое косвенное доказательство соперничества, то все девушки, находящиеся на яхте, должны были испытывать друг к другу чувства, далекие от доброжелательности. Линда получила две анонимки с угрозами, по ее словам, а третью – «привет из склепа» – этим вечером, нам также позвонила Энн и передала первое письмо с землей и цветком, такие же проблемы возникли у Джулии и Кейт. Но самое важное, как мне кажется, что Линда, единственная девушка, которая получила две абсолютно разных послания. То есть получается: все девушки, которые более-менее интересовались Эдвардом, получили по одному письму, за исключением Линды и Эммы. – Я замолчал, чтобы промочить горло. А потом уточнил: – Эмма, кстати, получила только одну анонимку с текстом, цветка ее лишили.

– И что ты хочешь этим сказать? – недоумевая, спросил Фрэнк.

– Поясняю: я живу в Тауэринг-Хилле достаточно давно и нередко имел счастье общаться с сотрудниками компании. Так вот, у всех остальных дам, работающих в фирме, личная жизнь устроена вполне благополучно, и Эдвард их не интересовал. К тому же в последнее время настойчиво муссировались слухи, что брак Эдварда и Линды – вопрос времени, но Крайтону не давала проходу Эмма, а затем возвратилась Энн, ставшая ослепительной красавицей, и мужчина стал бросать уже в ее сторону некие намеки… – Увидев заскучавшие лица своих коллег-приятелей, я пояснил: – Знаю, что вы – в курсе, но, считаю, именно на эти факты нам надо обратить пристальное внимание. Все эти приемы: угрозы, анонимки, магия – попахивают глупыми разборками между маленькими капризными девочками, и этот важный штрих неплохо вписывается в картину неудавшегося отравления мисс Доэрти; подозреваю: все последние происшествия – звенья одной цепи.

– Возможно, – после минутного раздумья согласился Макс. – Но эта ситуация может являться и некой ширмой. И все обстоит совершенно по-другому, – скептически добавил он.

– Совершенно верно. Вот я предлагаю проверить в начале мою версию, а уж если она не подтвердится, тогда мы будем рассматривать другие.

– А как мы ее проверим? – спросил Тодескини.

– Этой проверкой, мой друг, займешься ты. Частично, конечно, – успокоил я друга, увидев выражение его глаз.

– Что делать? – Фрэнк «сделал стойку».

– Кстати, мне стало известно, что Эмма обращалась к Стюартам, чтобы те оказали ей платную услугу, но те отказали. Во всяком случае, так утверждает Кристиан, а я склонен ему верить. Но эта дама, с ее маниакальным упрямством, могла обратиться к другим экстрасенсам или магам. Почему нет? Ведь попробовать-то можно. Помогают же другим несчастным или больным. Существуют отличные профессионалы и в этом специфическом бизнесе, несмотря на обилие шарлатанов… К тому же есть еще одна девушка, которую мы совсем упустили из виду по той причине, что ее не было на торжестве.

– И кто же эта девушка? – озадаченно спросил Фрэнк.

Я не спешил отвечать и посмотрел на Адлера.

– Макс, ты нечасто бываешь у своей матери, поэтому можешь и не знать последние сплетни, хотя ваша прислуга вряд ли об этом смогла бы умолчать.

Адлер хмыкнул, улыбнувшись.

– Ты мне задал не такую уж сложную задачу, вычислить эту девушку довольно-таки легко, уже просто потому, что ее не было на яхте.

– Он улыбнулся, глотнул кофе и спросил: – Ты имеешь в виду Мирел Таунсенд?

– Да. Она работала прислугой у Лоры, помогая своей матери. Затем журналистка ее уволила, заподозрив в шпионстве. Мирел и Эмма – хорошие подруги, кроме того, Мирел работает в магическом салоне у Стюарта, и мисс Таунсенд могла по дружбе помочь Эмме организовать этот обряд с землей и цветками. И еще один момент…

– Я понял о чем ты, – перебил меня Фрэнк, – осквернение погоста, которое мы пытались расследовать.

– Да. Это и было подготовкой к «устрашению» соперниц. Ты установил скрытые камеры, но мы больше ничего не обнаружили, потому что осквернитель уже все сделал: набрал кладбищенской земли и выкопал цветочки, даже не позаботившись замести свои следы, в этом случае, можно сказать, буквально. Вообще, поступок достаточно глупый и как раз в стиле Эммы.

– Ну а Мирел здесь каким боком? – спросил Макс.

– Мисс Таунсенд – любительница тайн, интриг и всяких страшилок. Она могла посоветовать Эмме этот обряд и даже оказать непосредственное участие в его осуществлении… просто, чтобы себе пощекотать нервы. А в силу того, что Мирел отнюдь не глупая девушка, полагаю, ей просто доставляет удовольствие использовать Эмму и смеяться над глупостью своей подружки, мысленно, конечно.

– Так что мне-то делать? – спросил Тодескини.

– Ты просто позвонишь завтра Эмме и спросишь, зачем все-таки она ходила на кладбище и выкапывала там маки? Скажешь, что там были камеры и они ее засекли. Но когда я приехал из отпуска, попросил тебя не распространяться об этой истории, потому что больше таких неприятностей на кладбище не случалось. А вот сейчас, в связи с появившимися анонимками, мы не может умалчивать об этом, хотя постараемся как-то сгладить последствия ее необдуманного поступка. – Я замолчал, перевел дыхание и попил воды. – Ты же умный парень, Фрэнк, смысл ты понял, а все остальное сообразишь по ходу разговора. И еще один важный момент: все наши подозреваемые получили анонимки. Так кто же их писал?

– Ну это понятно, одна или две девушки солгали, сказав, что получили анонимки. Они и «отправили «их себе, для отвода глаз, – логично рассудил Макс.

– Очень похоже, – ответил я, спросив его: – Я ведь не зря просил тебя присмотреться ко всем на том фуршете, предполагая какой-нибудь скандал… Когда мы с Фрэнком уходили, оставшиеся гости были в каком-то взвинченном состоянии. Это понятно: Эдвард в окружении дам-соперниц, алкоголь, ревность. Одна искорка в такой электризованной атмосфере – и готов инцидент.

– Но, позвольте, – прервал меня Адлер, – маки в море не растут, а накопать немножко кладбищенской земли на яхте – еще более проблематично.

– С этой анонимкой мы уже решили, завтра проверим, но я уверен в успехе, – отрезал я.

– Тогда что ты на меня наезжаешь? Что я должен был предотвратить? – чуть раздраженно спросил Макс.

– Извини, я не так выразился. Ты ничего не смог бы предупредить, к этой акции тоже готовились…

– Ты имеешь в виду отравление? – почти равнодушно спросил Тодескини.

– И отравление, и анонимки с текстом, – пояснил я.

– Но пока нельзя утверждать, что уже сейчас можно выстроить логическую канву всех последних событий, – добавил Адлер.

– Конечно, но думаю, даже уверен, что после посещения винного бутика, я буду иметь на руках больше фактов для составления действительной картины происшедшего, – воодушевленно заметил я, глотнув еще прохладный и чуть терпкий коктейль в предвкушении новой информации, хотя она будет только завтра и при том условии, что сотрудники магазина подтвердят предполагаемые мною детали.

Фрэнк вышел из-за стола, бросив на ходу: «Я скоро».

Макс прикрыл глаза и откинул голову на подголовник кресла. Спустя минуту он растерянно проговорил:

– Знаешь, вспоминая вчерашний вечер, я не могу уверенно сказать, что заметил явный интерес к Эдварду со стороны Джулии, Кейт или Энн. Хотя Джулии наш красавец явно не безразличен, но она, по-моему, увлечена Стюартом, хотя тщательно пыталась это скрыть, делая вид, что интересуется мною; а Кейт, похоже, было любопытно наблюдать за подвыпившей компанией в неформальной обстановке. Я вообще считаю, что мисс Стюарт может кем-либо интересоваться только в своих, сугубо корыстных, целях, и они далеки от романтических намерений.

– А Энн? – поинтересовался вовремя возвратившийся Фрэнк. И в тоне его голоса, как мне показалось, проскользнула не совсем обычное любопытство.

– Мисс Старлингтон тратит все свои усилия для получения своего рода реванша за прошлое отсутствие интереса к ней со стороны мужчин, – усмехнулся Адлер.

– Вполне логично и совсем по-женски, – прокомментировал Фрэнк, успокоившись, но ему не удалось скрыть это показное безразличие ни от меня, ни от Макса, способного замечать малейшие нюансы в поведении людей и достаточно объективно их интерпретировать. Хотя расшифровать многие факторы, касающиеся женщин – с их целевыми установками – это часто неподъемная задача для нормального мужчины. Я тоже обладаю наблюдательностью в какой-то степени (надеюсь, что в достаточно высокой), но иногда из-за накопленной усталости мне сложно ухватить всю картину в целом и не упустить при этом каких-либо деталей, как, например, в субботу вечером. Зная об этом своем качестве, я опасался, что не смогу впоследствии объективно оценивать свои наблюдения, особенно с учетом уже имеющейся у меня информации об участниках вечеринки; степень предвзятости в таком случае достаточно высока. У Макса же взгляд пока еще не был «зашоренным «разными картинками, составленных из всевозможных слухов. По крайней мере, я на это надеялся.

– Согласен. Сейчас, похоже, всеми поступками мисс Старлингтон движет тщеславие и уязвленное в прошлом самолюбие, – сказал я. – И ее действительно можно понять. – Мне вспомнилась «прошлая» Энн, несчастная, некрасивая и самое важное – никем не любимая. – Наверно, любой человек, комплексовавший когда-то из-за своей внешней непривлекательности или любого другого недостатка, иногда даже надуманного, впоследствии, исправив недостаток или победив комплекс, пытается взять реванш за испытанный им когда-то остракизм или пренебрежение со стороны окружающих.

– Давайте, ближе к теме, – недовольно сказал Фрэнк. – И вы считаете, что Джулия, Кейт и Энн в такого рода угрозах «кровно «не заинтересованы? – спросил Фрэнк.

– А почему, собственно говоря, ты исключил из этого списка Эмму? – удивился я.

– Ты же сам сказал, что анонимки посылали разные люди! – разозлился Тодескини.

– Фрэнк! Мало ли что я предположил! Мы все должны проверить! Нам нужен спор, в котором и рождается истина, если верить голландцу Спинозе.

– Этот сказал грек Сократ, – исправил меня Адлер.

– Нестрашно, Сократ для меня не менее авторитетен, – парировал я и, обращаясь к хакеру, сказал: – Продолжай свою мысль, Фрэнк.

Недовольно поморщившись, тот продолжил:

– Я не исключаю Эмму… – пожал он плечами, – но она и не скрывает своего явного интереса к Крайтону, как, впрочем, и агрессии к своим потенциальным соперницам. Да и глупа эта девушка, по-моему, беспросветно, – заметил Тодескини, скептически нахмурив лоб.

– Не знаю, не знаю, – усмехнулся я. – Мне как раз кажется, что именно женщина, «не страдающая» большим умом и затеяла подобное «развлечение». С момента, когда произошло отравление, я пытался представить психологический профиль человека, стоящего за всем этим. – Мне пришлось замолчать, чтобы попытаться выстроить из клубка моих размышлений более-менее стройную причинно-следственную цепочку.

– Ну и какой «портрет» ты написал? – уколол меня Тодескини, хлебнув виски.

– Не получается у меня один, по твоему выражению, «портрет»– ответил я и вновь сделал паузу, но теперь уже драматическую. – У меня получилось два профиля, как минимум. Первый – это неудавшийся отравитель и автор первых двух текстовых анонимок, и второй, любитель, вернее, любительница магических обрядов.

– И кто же этот первый, если в качестве второго ты уже назначил Эмму Старлингтон? – спросил Тодескини.

Макс задумчиво молчал.

– Ты сам, Фрэнк, ответил… – Я с удовольствием наблюдал, как его длинная физиономия вытянулась еще больше, – частично, разумеется. – Ты же сам назвал тех, кто не испытывал серьезной необходимости устранять любым способом своих соперниц.

– Ты хочешь сказать, что Эмма и Линда такую необходимость испытывали? – недоуменно спросил Фрэнк, округлив глаза.

– Не уверен, конечно, на все сто процентов, но давайте немного порассуждаем. Из всех девушек только Эмма наглядно, не особо стесняясь, добивается мужчин. Любой ценой. Поначалу – красавчик Джеймс; их недолгую совместную жизнь девушка купила дорогими подарками. Но потом, после развода, эта влюбчивая дама уехала отдохнуть, развеяться, ну и залечить свои сердечные раны. И ей это удалось. Я сам беседовал с девушкой после ее приезда и понял, что она просто не может существовать без какого-либо – реального, а не абстрактного – объекта своей неутоленной любви. Она вновь ощутила, как говорится, смысл и радость бытия, потому что нашла нового красавца. Вскоре об этом знали все в нашем городе и в его окрестностях. Но вдруг вновь появляются проблемы: соперницы, красивые и успешные. В первом случае с Джеймсом ей помешал родной брат, хотя она его простила, как, впрочем, и своего бывшего гражданского мужа. Полагаю, свое возможное счастье с Эдвардом Эмма не собиралась упускать: так вся жизнь может пройти без любимого спутника жизни. – Я вновь замолчал, чтобы промочить горло. – Впрочем, не исключено, что она таким образом развлекается, так сказать, проводит свой досуг. Несколько необычно, конечно, я бы даже сказал, весьма неординарно… Однако кто вообще бы мог ее упрекнуть в тривиальности? Эта особа явно заслуживает пристального внимания психологов.

– Подожди, но ведь девушка подозревает, что не нравится Эдварду, – удивился Адлер.

– Нет, Макс, – хитро заулыбался я. – Эмма не подозревает, она знает об этом. И это ее не останавливает. Полагаю, именно этот важный аспект еще больше разогревает ее не совсем здоровую психику. С ней уже, как мне стало известно, Минерва жестко беседовала об этом, – договорив, я поднялся, собираясь выйти в туалет.

– Может, Эмма не поняла сути этой беседы в силу своей недалекости? – прокричал мне вслед Тодескини.

– Знаешь, Фрэнк, вести диалог с психопатом можно только после того, как на него будет надета смирительная рубашка. Боюсь, Элизабет поняла это слишком поздно, – мрачно резюмировал я, выходя из кабинета.

Спустя пять минут мы продолжили дискуссию и, несмотря на поздний час, нам все же хотелось дождаться рождения истины.

– Покупка любви, секса, брака и даже детей уже стало нормой в нашем обществе, – объявил Тодескини таким тоном, будто сам, единолично сделал это открытие. Но убить… не думаю, что Эмма способна на такое.

– И я так не думаю, – задумчиво проговорил Адлер.

– А я и не утверждаю, что она пыталась отравить Линду, – отрывисто бросил я. – Эмма слишком глупа для этого, во-первых, и, во – вторых, она вообще не всегда осознает, что делает, а, в-третьих, обратиться к кому-то за помощью – как раз в ее стиле.

– А если предположить, что отравление Линды – следствие какого-то колдовства? – перебил меня на полуслове Фрэнк.

– Не думаю. Письма с землей и цветком – это результат. Ты же сам сказал. И отравление не имеет к этому обряду никакого отношения, во всяком случае, мне так кажется, – задумчиво ответил я, мысленно согласившись, что такое предположение нельзя совсем уж исключить, но моя интуиция была против… и я с ней согласился.

А вслух сказал: – Полагаю, что Эмма, узнав от нас ложь об анонимке, присланной Минерве, решила под эту кампанию разослать и свои письма, впрочем, это могло быть и совпадением по времени. Она планировала такой план давно, а тут кто-то еще проявил активность, представился хороший случай удобного дублирования посланий. И не надо забывать: если бы не отравление Линды – никто, возможно, и не стал бы признаваться в получении этих писем, во всяком случае, такая вероятность была. Это ведь с подачи миссис Старлингтон мы стали выяснять об анонимках. А если смотреть глубже – все началось с мисс Доэрти. Некто прислал ей две анонимки, затем последовало отравление. Но совсем не обязательно, что анонимщик и отравитель – одно и то же лицо. Ведь так? – задал я вопрос тоном, подразумевающим подсказку. Однако мои партнеры не обратили на это должного внимания. Они сосредоточенно молчали. Спустя пару минут Макс хитро посмотрел на меня и спросил:

– А ты на чем все-таки остановился?

– Точно скажу завтра, после посещения винного бутика… надеюсь.

– А, кстати, как Эмма доставляла свои цветочки, ведь конверты с этими послания не имеют никаких надписей и почтового штемпеля? – спросил Фрэнк, задумчиво добавив: – С Джулией и Кейт – понятно. Они нашли письма в своих почтовых ящиках, так как они одиноки, поэтому понятно кому и адресованы были эти послания. А Энн и Линда? Как они получили анонимки? Как анонимщица могла подложить их в личные вещи, то бишь сумки этих девушек? Она что, следила за ними? Это достаточно сложно.

– Думаю, Эмма поступила проще, наняв не особо щепетильного иногороднего детектива. – Я одним глотком допил виски – предстояла длительная речь – и продолжил: – Кстати, думаю, что этим помощником могла быть Мирел, и она следила за девушками. Энн пошла в спорткомплекс и, как предполагает сама мисс Старлингтон, могла не закрыть свой шкафчик, отправляясь принимать душ. А Линда, по словам Элизабет, вечером пошла развеяться в бар. Посидев немного, она посетила туалет, а когда возвратилась, бармен передал ей конверт, сказав, что его оставила девушка, внешность которой он не успел рассмотреть, тем более что незнакомка была в больших темных очках и в шляпе… избитый прием, конечно, но действующий нередко безотказно. В принципе – зачем изобретать велосипед? – риторически спросил я.

– Может, еще по порции вискаря? – спросил Макс.

Мы с Фрэнком благодарно кивнули, пустившись вразнос. Неплохо было бы перекусить, но остальные об этом не заикались, поэтому оставалось ждать, хотя ожидание, по идее, не должно было затянуться надолго: я знал, с минуту на минуту Фрэнк красочно продемонстрирует нам свои голодные колики. Так и случилось. Тодескини, неожиданно встрепенувшись и жалобно простонав, стал сетовать, чтобы хотя бы кто-нибудь из нас подумал о его здоровье, «если не хотите думать о своем». Усмехнувшись, Макс взялся за телефон. Я – тоже, но не для проведения спасательной акции, а чтобы проверить одну версию. Через минуту я услышал повеселевший голос Энн:

– Добрый вечер, Марк. Очень рада вашему звонку, даже если вы сообщите мне не очень приятные новости.

– Я говорил вам, Энн, что у вас очень красивый голос?

Несколько секунд я слушал тишину, видимо, мне удалось вывести девушку из состояния равновесия: она даже перестала дышать.

– Говорили, мистер Лоутон. Правда, очень давно.

– А почему так официально?

– Не знаю… От неожиданности, наверно, – усмехнулась она. – Давно не слышала от вас комплиментов.

– Обещаю исправиться. Скажите, Энн, вы случайно не знаете код от дверного замка каюты Линды?

– Знаю, – ответила она, явно удивившись. Отмечать дни рождения Линды на яхте стало уже традицией. Мне приходилось заниматься торжественным оформлением ее апартаментов… экибаны, цветы… А что случилось? – тревожно спросила мисс Старлингтон.

– Нет, нет не волнуйтесь. А что, мисс Доэрти ни разу не меняла свой код?

– Код она выбирает по дате торжества, отмечаемого на яхте. Он же не всегда совпадал с настоящей датой ее рождения.

– А кто-то, помимо вас, мог знать об этом?

Вновь – пару секунд относительной тишины.

– Точно не знаю… Меня же полтора года не было, кто знает?…

– А в этот раз вы тоже руководили торжественной подготовкой апартаментов кузины?

– Да, хотя я отказывалась, но нашлись… люди, которые смогли меня уговорить, а мне проще было согласиться, нежели спорить.

– Спасибо, Энн.

– Подождите, Марк. А что у вас с моим посланием?

– Завтра я вам все расскажу. Не волнуйтесь! – Я замолчал, почувствовав неловкость и даже волнение, но затем все же сказал: – Приятных снов! – И сразу же нажал на кнопку «отбоя». Не хотелось врать мисс Старлингтон, однако приходилось, я и сам чувствовал неискренность в своем голосе: бедная девушка еще не знает, какие тучи собрались над ее головой. А удастся ли нам ее спасти – пока неизвестно, но один план у меня все же был.

Макс тоже недолго общался со своими абонентом, хотя вполне успешно: ужин был заказан. В ожидании трапезы мне пришлось поломать голову над сообщенным мне Энн фактом о кодовом замке от каюты мисс Доэрти. Эта информация, в общем-то, свидетельствовала против мисс Старлингтон, но не будучи преступницей, она мне искренне ответила, не ведая подвоха с моей стороны. Впрочем, врать в этом случае было бы просто глупо, а Энн, похоже, никогда таковой не являлась, разве что – заторможенной, но на то, по-видимому, были свои причины.

Фрэнк попивал виски с содовой и довольно улыбался, что меня откровенно обрадовало, но он не спешил поведать нам о причинах своей радости. Надо было опустить его с небес, если и не на землю, то хотя бы на небольшой пьедестал.

– Мистер Тодескини, для вас заказан торжественный ужин, девушки из Мулен – Руж, ну и самолет в Довиль. Вы же там хотели там отдохнуть? – спросил я.

– Молодцы, постарались. Торжественную трапезу я, пожалуй, принимаю, а вот все остальное… повторите в следующий раз… И лучше все же в мою квартиру. Неплохо, чтобы еще и Шаде Аду там исполнила какую-нибудь песенку. Может, с ее помощью и Биф чуть пополнит свой репертуар. Нравится мне творчество этой певицы.

– Только творчество? – продолжил я наш совместный стеб (будто на это у нас было время!).

– Внешность – тоже, а всего остального я пока был лишен, однако, возможно, с вашей помощью я восполню этот пробел. – Фрэнк лучезарно улыбнулся и уже серьезным тоном сказал, глядя на меня восхищенно: – Марк, ты угадал. Это – Эмма. Я взломал ее электронную почту, она переписывалась с Мирел на эту тему!

– Это меня радует, хотя, в отличие от тех же гадалок, я пытался вычислить нашу анонимщицу логическим путем. – Мой ответ прозвучал немного самодовольно, но иногда, наверно, можно позволить себе такую слабость.

– Что ж, одной проблемой меньше, – резюмировал Макс. – Но остается более сложная задача с попыткой отравления.

– Давайте вначале поедим, пусть не очень торжественно, без варьете и девушек… – заныл Тодескини. – Я согласен на любые варианты: сидеть на полу, есть руками, даже не совсем чистыми, обещаю отказаться на целый час от виски… пожалейте умирающего, – прохныкал Фрэнк, придуриваясь.

– Скоро должны доставить, – улыбнулся Адлер.

– Макс, ты такой добрый, я сейчас расплачусь, – фальцетом пропел Тодескини и покосился на меня с ехидной ухмылкой.

– Напрасно ты смотришь на меня так недобро, – произнес я. – У меня, кстати говоря, появились некоторые соображения, касающиеся отравления и личности первого анонимщика. Дать подсказку на время ужина, на период активной работы челюстями?

– Давай! – загорелся Фрэнк.

– Можно, – спокойно ответил Макс.

– Один из серьезных просчетов отравителя состоит в том, что бутылку вина, в которой позже был обнаружен яд, открыли не в 3.30 утра, как утверждает Кристофер (его слова подтвердили Эдвард, Энн и Линда), а намного ранее, – подсказал я.

– Этот момент мы уже обсуждали. Что-то упустили? – недоумевая, спросил Фрэнк.

– А вот и подумайте, – ответил я вовремя: доставили наш ужин.

Время было позднее, и мы умяли салаты и стейки за считанные минуты. Плотный ужин вкупе с некоторым количеством алкоголя нас с Максом совершенно расслабили, а если учесть факт систематического недосыпания, то мы рисковали заснуть на ходу. Фрэнк же чувствовал себя бодро, чтобы выпивка подействовала на него как снотворное, ее должно было быть раза в два больше. Наш жизнерадостный приятель лучился вселенской радостью, но когда он бросал на нас недоуменный взгляд – в его глазах отражалась жалость. Мы с Адлером молчали: не было даже сил двигать языком, во всяком случае, мои челюсти сковала усталость; веки, налитые свинцовой тяжестью, намеревались сию минуту распределить непомерный груз по всей поверхности осоловевших глаз. В конце концов Фрэнк огорченно прокомментировал наше состояние:

– Вижу, на сегодняшний вечер и ночь вы мне уже не помощники. – Поставив темно-серую кофейную чашку на блюдце, он встав из-за стола, подошел к барному холодильнику и, открыв его, вынул оттуда запотевшую бутылку содовой и початую бутылку виски и, возвратившись к столу, как ни в чем не бывало, приготовил себе третью по счету порцию выпивки. Я смотрел на этот процесс с немым восторгом и толикой отвращения.

– Ты же говорил, что тебе надо проверить свою версию, – обратился ко мне Адлер. – И сможешь проверить ее только завтра? – С тоской в глазах, но с надеждой в голосе, спросил он.

– Да, – с трудом промямлил я, чуть разлепив уста.

– Честно говоря, Фрэнк прав, мы с тобой должны поспать, – немного взбодрившись, констатировал Макс. Может, пойдем?

– Да, – сдался я.

В Центре было несколько приличных комнат для отдыха с удобными мягкими диванами, и мы не раз оставались здесь ночевать, засиживаясь допоздна за работой или разговорами.

– Слушайте, а как же я? Может, примите меня в свою теплую компанию? – простонал Тодескини.

– А как же твоя алмазная крепость профессионального алкоголика? – спросил я.

– Значит, не достиг я еще такого мастерства, – развел руками Фрэнк, нацепив на свою бесстыдную физиономию маску грустного Пьеро. – И потом… завтра предстоит сложный день. Чем трезвее и более отдохнувшим я буду, тем лучше для всех.

– Это серьезный довод, – улыбнувшись, заметил Адлер.

– Нет, Макс. Это – чистой воды шантаж: мол, не возьмете меня – пожалеете. Придется взять этого клоуна с собой, – сказал я и процитировал Библию: – «Довольно для каждого дня своей заботы». – Вяло, с трудом оторвав свое тело от уютного кресла, я направился в туалет, хотя был уже в таком состоянии, что мог бы заснуть и там, свернувшись калачиком у писсуара, на холодном полу уборной, но утром придут сотрудники Центра, и не уверен, что мой спящий вид улучшит их работоспособность.

Так хотелось принять горизонтальное положение, что о душе и минимальной личной гигиене речь уже не шла. Но когда я удобно устроился на мягком диване, мой сон испарился. Мозг вдруг взбунтовался и никак не хотел успокаиваться. Такое состояние мне очень хорошо знакомо, поэтому я знал, что с ним делать: необходимо отпустить мысли в свободное плавание, не насилуя себя счетом белых слоников, осликов или рисованием кремовых восьмерок на светлом фоне. Если мысль за что-нибудь зацепилась – внутренний голос что-то подсказывает, и надо постараться ухватить остановившую его деталь, а подсознание, успокоившись, продолжит свое расслабленное падение в сон. Я последовал проверенной методике комфортного засыпания, и через какое-то время, может, спустя минуту или четверть часа, одна мысль накрепко вцепилась в трюизм: истина в вине, но этот факт был и так всем известен, а что дальше?

Проснулся от легкого дискомфорта… оказывается, спать в носках моему организму не понравилось, пришлось пойти ему навстречу: втиснуть их вместе с ногами в кроссовки и подняться с импровизированной постели.

Было раннее утро. В комнате отдыха были только мы с Фрэнком, который еще спал, тихо посапывая.

Я вышел в коридор и направился в санитарно-гигиенический блок. Взяв из шкафа чистое полотенце и новую упаковку с гигиеническими принадлежностями, я прошел в душевую комнату.

После всех процедур я почувствовал себя отлично. До открытия бутиков еще часа три, так что у меня достаточно времени на все про все. Поэтому возвратившись в комнату отдыха и улегшись на правый бок, я закрыл глаза, пытаясь вспомнить свой сон более подробно, надеясь, что в нем есть хоть какая-то зацепка. Но мне только удалось воспроизвести в памяти смутную картину, будто в каком-то погребе я сортирую бутылки с различными сортами вин: белыми, красными, ординарными, коллекционными. Может, во сне мой мозг пытался расшифровать ночную подсказку: «истина в вине»? Но пока я ее, к своему огромному сожалению, не понимал… Мне стало как-то не по себе, лучше все же встать: неизвестно куда заведут меня такого рода ассоциации.

Я вновь вышел в коридор и, миновав несколько закрытых кабинетов, зашел в отдел Макса. Обычно он появлялся на работе раньше всех, и сегодняшнее утро не стало исключением.

В приемной работала слабая подсветка, но я заметил, что дверь в кабинет Адлера слегка приоткрыта. Я тихо подошел к двери и, стараясь не производить шума, заглянул в широкую щель. Адлер, как всегда, был настолько поглощен работой, что даже не заметил моего маневра.

Он застыл в своей обычной рабочей позе, поставив правый локоть на солидный дубовый стол, поддерживая ладонью высокий лоб, левой рукой медленно перелистывал страницы толстенной книги, разложенной перед ним на столе. Когда Макс был чем-то увлечен, он автоматически теребил пружинные пряди волос, нависающие над высоким лбом. Худощавый и узкоплечий мужчина напоминал студента, попутавшего обычную аудиторию с кабинетом профессора. Как-то я ему сказал, что массивный стол диссонирует с его внешним видом. Макс не обиделся (весьма ценное человеческое качество: не обижаться на правду, даже если она не очень приятная).

Ощутив наконец мое присутствие, он нехотя оторвал голову от книги и, лукаво посмотрев на меня, улыбнулся.

– Как спалось? – спросил Макс.

– Лучше, чем в люксе роскошного отеля, – искренне ответил я. – Чем ты так увлечен?

– Интересный труд Артура Шопенгауэра… Чай, кофе?

– Не волнуйся, я сделаю себе сам, – ответил я. – А тебе?

– Нет, пока хватит, тем более этот сорт кофе мне не очень понравился: слишком крепкий для меня. – Чуть зевнув и потянувшись, он добавил: – Надо сказать Джейн, чтобы больше не экспериментировала, пробуя новые сорта напитка.

– Так у тебя же есть несколько видов, мог бы пить другой, – заметил я.

– В том-то и дело. Сегодня я пил растворимый кофе и просто ошибся кофейными банками: внешне они почти одинаковые, но их содержимое оказалось разным.

И как только он произнес эту фразу, у меня в голове что-то щелкнуло, будто в какой-то механизм встала недостающая деталь. Все-таки подсознание смогло подсказать мне то, над чем я так мучительно размышлял. Мой мозг вышел из ступора, призрак версии неудачного (а может, наоборот?) отравления стал обретать форму, но только проверка некоторых фактов могла бы доказать ее состоятельность.

Сделав себя кофе, я уселся в кресло, стоящее у одной из стен кабинета. От нетерпения я не мог усидеть на месте и, сделав пару глотков горячего напитка, поднявшись, принялся лихорадочно мерить шагами кабинет Макса, даже не подумав, как это воспримет Адлер.

– Ты что-то вспомнил? – спросил он, глядя на меня своими темными проницательными глазами. Адлеру действительно нельзя было отказать не только в наблюдательности, но и в умении делать правильный вывод из увиденной им картины.

– Кажется, я многое понял, но пока не проверю – говорить об этом нет смысла. А этот критический момент произойдет не ранее десяти утра.

– Тогда тебе нужно успокоиться и привести свои мысли в порядок.

– Ты прав, – вздохнул я и, подойдя к письменному столу, взял свой кейс, лежащий здесь со вчерашнего вечера. Затем вынул из него рабочий блокнот и диктофонную распечатку всех бесед с нашими подозреваемыми.

Прихлебывая кофе, я стал просматривать некоторые свои записи и тексты бесед с кандидатами в отравители. Хотелось бы найти подводные течения, которые должны были быть, но я почему-то ранее их не увидел, немного поразмышляв, взял чистый лист бумаги, ручку и стал выстраивать схему преступления, какой она мне представлялась сейчас.

Постепенно уютная тишина Центра стала разбавляться голосами приходящих сотрудников и шумом, издаваемым механическими, электрическими и электронными приборами. Хотя какофония всех этих звуков была почти неслышной, на нее можно было и не обращать внимание, просто она наступила после относительной тишины, и ее возникновение нельзя было не заметить. В любом случае, по-видимому, именно этот шум стал причиной столь раннего пробуждения Фрэнка; правда, выглядел он вполне довольным и активным: стало быть, ему удалось хорошо отдохнуть этой ночью. Поприветствовав нас и сделав себе кофе, Фрэнк уселся рядом со мной и, косясь на мои записи, спросил:

– Появились новые идеи?

– Скорее кристаллизовались старые.

– Отлично. А у меня в голове сейчас абсолютная неразбериха: какая-то переваренная овсянка, вязкая и слишком крахмальная, – бодро ответил он. И тон его голоса как-то не соответствовал смыслу сказанного.

– Ну хоть какая-нибудь изюминка там есть? – отозвался Макс, улыбаясь.

– Изюма, пожалуй, нет. А вот пару зерен ячменя там точно застряли, – серьезно ответил Тодескини, но, посмотрев на ухмыляющегося Адлера и заметив мою улыбку, он арогантно заявил:

– Я понял, вы мне просто завидуете!

– В чем же, коллега? – спросил Макс.

– Я красив, строен, богат, в конце концов. – Подумав и сверкнув улыбкой, он добавил: – Да и талантлив. К тому же пользуюсь огромным успехом у дам.

– Это – да, – заметил я. – Хотя до популярности Эдварда в этом отношении тебе все же далеко.

Фрэнк язвительно улыбнулся, но ответить на мое замечание не успел.

Раздался сигнал селекторной связи, и мелодичный голос Джейн произнес:

– Доброе утро, мистер Адлер! Я – на месте. Заказать вам завтрак?

– Да, пожалуйста, Джейн. Только побольше, на троих, – попросил Макс, но сразу же подкорректировал свою просьбу: – Вернее, на четверых, с нами Фрэнк.

Плотно позавтракав сандвичами и собрав все необходимое для проверки основной версии, мы с Фрэнком вызвали такси. Макс остался заниматься своей основной работой, коей за время уик-энда у него накопилось достаточно.

Высадив Тодескини у его дома, я последовал дальше, в Ист-Энд.

 

Глава 13

В небольшом магазинчике был только один покупатель. Очень полный и, по-видимому, привередливый молодой человек выбирал шампанское. Он долго допрашивал консультанта о достоинствах предлагаемых ему вин: букете, послевкусии, цене и о других качествах перечисленных напитков. Я внимательно слушал лекцию минут пять, потом стал напрягаться – разговор плавно перешел на тему: виноградники Франции и Италии, затем последовала дискуссия об экономической ситуации в странах ЕС. Я видел, что продавцу – худощавому мужчине, лет шестидесяти, очень хочется закончить разговор с надоедливым и разговорчивым толстяком, и при этом продать тому хоть что-нибудь. Но тут из подсобки вышла молодая девушка-продавец, пухленькая кареглазая блондинка, быстро поняв ситуацию, она обратилась ко мне. Я не хотел рассказывать во всеуслышание о цели моего визита и направился в глубь магазина, как бы приглашая девушку за собой.

Остановившись у застекленного шкафа с дорогими видами вин, я, прикинув, что отсюда нас не будет видно навязчивому покупателю, попросил Джоан (так значилось на ее бейдже) о помощи. Но та огорчила меня, сказав, что только сегодня она возвратилась из отпуска. И мне нужно поговорить с мистером Энтони Корбелли, хозяином бутика. Она чуть заметно повела глазами в сторону беседующих мужчин. Я было расстроился, подумав, что мне придется долго ждать, однако, к счастью, вскоре мистер Корбелли прошел к прилавку и стал упаковывать бутылку шампанского в подарочную коробку и, судя по его радостному лицу, вино было не из дешевых. Затем худощавый продавец забвения проводил толстяка до входной двери и, радушно с ним попрощавшись, направился к нам.

У мистера Корбелли были темные небольшие глаза, окаймленные длинными черными ресницами, длинный нос с большой горбинкой; его тонкие, будто бескровные, губы казались неуместной бледной ниткой, забытой кем-то в кудрявой черной поросли бороды, закрывающей нижнюю часть смуглого лица мужчины. Мне он напоминал Поганини, к старости «забившего» на бритье. Мистер Корбелли был в элегантном светлом костюме свободного кроя, который весьма освежал его «южную» европейскую внешность.

Выслушав мою просьбу, мистер Энтони выразил готовность помочь. Он внимательно рассмотрел фотографии, показанные мною, немного подумал, пересмотрел еще раз и затем не совсем уверенно ткнул в одну из них, медленно, чуть запинаясь, сказал:

– Девушка, которая покупала на прошлой неделе эти вина, похожа на эту молодую леди.

– Вы в чем-то сомневаетесь? – спросил я, мысленно молясь, чтобы приведенные им аргументы были не очень серьезными.

Некоторое время он молчал, насупив широкие черные брови.

– Видите ли, на той молодой женщине была шляпка, но я мог заметить светлые пепельно-русые пряди, которые касались плеч, и она была в темных солнцезащитных очках. Я тогда еще подумал, возможно, она – известная штучка, может, кинозвезда, и, очевидно, не очень хочет быть узнанной, хотя, пожалуй, я ее никогда и не видел. – Он потупился, но все же попытался объяснить:

– Поэтому я и не совсем уверен, что на этой фотографии та девушка.

– Я вижу, вы достаточно наблюдательный человек, с отличной зрительной памятью, – не скупясь на комплименты, восторженно провозгласил я. – А, может, еще что-нибудь припомните о той девушке? И что она купила?

Услышав последний вопрос, мужчина радостно заулыбался – вероятно, свою коллекцию вин он любил больше девушек. Польщенный моими комплиментами, мистер Корбелли важно приподнял густую бороду, слегка наморщив высокий лоб, и твердо сказал, перейдя в нижний голосовой регистр:

– В силу своей профессии, я неплохо разбираюсь в цветовой гамме, ведь отличный алкоголь сродни драгоценным камням. И мне показалось, что та девушка надела парик, потому что пепельно-русый цвет волос показались мне искусственным, каким-то кукольным. Но дело даже не в этом… – Он умолк, о чем-то задумавшись. Я не стал прерывать паузу, дав ему время подумать или что-то вспомнить.

– Мне показалось странным, что она была в красивой и, как говорят сейчас, стильной одежде, сверкала дорогими украшениями: золотыми часиками и перстнем с изумрудом, а купила, кроме дорогого вина, еще бутылку вполне заурядного и относительно дешевого напитка. – Неправильно истолковав выражение моего лица, «Поганини» быстро пояснил: – Нет, вы не подумайте, у меня все вина высокого качества. И в драгоценных камнях я тоже немного разбираюсь. Дело не в этом… но если человек берет один товар отличного качества и соответственно высокой ценовой категории, то когда он выбирает второй напиток, относящийся совершенно к другой категории… это кажется немного странным. И потом, я понимаю, девушкам нравится примерять на себя разные образы: блондинки, шатенки, брюнетки… Но ведь парик на ней был не очень хорошего качества, а вот очки – отличные. Как это можно расценивать?

– Пожалуй, вы правы. Возникает мысль, что девушка нацепила на себя эту маскировку недалеко от вашего магазина.

– Похоже, – подумав, ответил он. Это, пожалуй, все, что я могу вспомнить.

– А вы можете описать ее одежду?

– Да, конечно.

– Очень красивый кожаный плащ фисташкового оттенка, бежевая шляпка, шелковый шарф – в тон шляпке и плащу, впрочем, как и оправа очков. Туфли и сумочка – нейтральные, ближе к телесной цветовой гамме.

Я удивился такому четкому описанию, и это обстоятельство, видно, отразилось на моем лице. Потому что мой собеседник поспешил пояснить:

– Видите ли, меня всегда интересовало гармоничное сочетание оттенков в одежде. А та дама весьма удачно подобрала цветовую гамму в своем наряде.

– Отлично. Спасибо, – с жаром произнес я. – А на чем она приехала?

– На такси. И уехала тоже на такси. Я проводил ее к выходу, но на номер машины не обратил внимания, – огорченно сказал он.

– Это неважно. Вы и так мне очень помогли.

– А могу я спросить?…

– Конечно, – ответил я, уже зная, о чем хочет меня спросить мистер Энтони.

– Эта леди совершила что-то противозаконное?

– Возможно, – сказал я мрачно, хотя на самом деле душа моя ликовала. – Поверьте, вы мне очень помогли. Но у меня к вам еще одна просьба, вернее, вопрос. Вы можете визуально определить по образцу напитка, находящегося в какой-нибудь стеклянной таре, что это за вино, не пробуя его?

– Точно – конечно, нет, – он посмотрел на меня, как на душевнобольного.

– Извините, я не совсем правильно выразился. Подождите минутку. Я открыл свой кейс и вынул оттуда упакованную початую бутылку вина, которую изъял в гостиной мисс Доэрти, и поставил ее на подсобный столик, у которого мы стояли. Затем я аккуратно вытащил бутылку из упаковочного пакета и, обращаясь к мужчине, внимательно наблюдавшему за моими действиями, спросил:

– Вы сможете, налив это вино в бокал, определить, соответствует ли этот напиток указанному на этикетке? По цвету, букету и прочим органолептическим признакам, за исключением вкуса?

Я заметил, что мистер Корбелли, увидев этикетку бутылки, не удивился. Значит, он помнил не только девушку, но и вино, которое та покупала.

– Ну… это уже немного проще, – облегченно ответил Энтони. – Пойдемте со мной. – Джоан, – обратился он к девушке, просматривающей какой-то каталог, – я буду у себя.

– Хорошо, сэр, – ответила та.

Захватив бутылку и кейс, я проследовал за ним. Мы прошли через подсобное помещение и зашли в небольшую комнату, служившую, наверно, ему кабинетом. Он предложил мне присесть на деревянный стул с потертым, неопределенного цвета сидением. Затем попросил у меня бутылку вина и поставил ее на стол, происхождение которого угадывалось с трудом. Открыв створку небольшого буфета, явно состоящего в близком родстве со всей остальной старой мебелью, но отнюдь не антикварной, достал оттуда пару одинаковых бокалов и тоже поставил их на стол. Взяв небольшой нож, лежащий на столе, он поддел пробку и аккуратно ее вынул. Легким, отточенным жестом мужчина налил вино в высокий бокал, наполнив его наполовину.

Затем он сказал:

– Глядя на вино, не пробуя его, можно сказать о его цвете, прозрачности, блеске и текучести. – Он слегка наклонил бокал и, поднеся его ближе к окну, прокомментировал свои действия: – В таком ракурсе цвет вина можно оценить более правильно. Этот образец вина не соответствует указанному на этикетке. Посмотрите сами, розовый цвет имеет легкий лиловый оттенок, а настоящее «Furtiva lagrima» более зрелое вино и имеет в своей гамме оранжевый нюанс. – Он немного помолчал, всматриваясь в розоватый конус бокала. – В этом напитке видны взвешенные частицы, а их наличие не всегда желательно, так как они мешают вкусовым рецепторам воспринимать вкус вина, к тому же этот напиток не очень хорошо отражает свет. Ну и предпоследний критерий визуальной оценки – текучесть. Этот термин обозначает вязкость вина. – Мистер Корбелли слегка покрутил бокал и пояснил: – После вращения вина в бокале вещества, отвечающие за вязкость вина – спирт, сахар, – образуют «ножки» на стенках бокала. Чем их больше, чем более маслянистым является вино. Конечно, если бокал чистый. Видите, – он обратился ко мне, – на стекле почти нет «ножек». Ну и последнее – это запах. Обычно это делается в два этапа. Так называемый «первый нос» дает нам представление о более летучих ароматических веществах. «Второй нос» воспринимает ароматы, заполнившие бокал после вращения вина. Таким образом, в вине высвобождаются более тонкие и сложные ароматические вещества. Знаете, сколько таких веществ может быть?

– Понятия не имею.

Мужчина довольно улыбнулся:

– В вине их насчитали более 500 и распределили по различным ароматическим группам. Представляете?

– Нет, – удивленно ответил я. – Поразительно.

– Вот, вот, – мужчина блеснул широкой улыбкой. Он поднес бокал к своему носу и вдохнул воздух, а затем через небольшую паузу проделал это еще раз. – Здесь присутствуют ароматы красных фруктов характерны для красных молодых вин. В букете «Furtiva lagrima» тоже есть такие же нотки, но, кроме того, в том роскошном вине есть аккорды сладкого миндаля и инжира. – Увидев мое ошалевшее лицо, – мистер Корбелии не смог удержаться от самодовольной усмешки. – Не удивляйтесь, молодой человек, вино «Furtiva lagrima» я знаю очень хорошо, у меня с ним связана одна романтическая история. – Его взгляд чуть погрустнел, но он не стал впадать в сентиментальные воспоминания и быстро принял деловой вид. – Честно говоря, я сразу вам мог об этом сказать, однако не удержался от небольшой демонстрации, тем более что вы могли мне и не поверить сразу. И могу теперь сказать о том вине, которое находится в этой бутылке. – При эти словах он насупился, и в его глазах появился оттенок злости. – Вообще-то, это настоящее преступление: позиционировать весьма заурядное вино «Rugiada di mattina», как «Furtiva lagrima».

– Поверьте, это не моих рук дело.

Он внимательно посмотрел на меня, но спустя несколько секунд выражение его глаз чуть смягчилось.

– Я понял…

– Скажите, мистер Корбелли, вы сможете подтвердить факт покупки этих вин той девушкой в полиции, если понадобится, конечно. Но я думаю, скорее всего, до этого не дойдет.

Мужчина немного помолчал. По его лицу было заметно, что такая перспектива его не очень-то радует. И я еще раз повторил:

– Я действительно считаю, что в этом не будет необходимости, но, на всякий случай, должен спросить.

– Что ж, конечно. Я законопослушный гражданин.

– Спасибо вам огромное. – Я благодарно пожал ему руку. Затем вновь упаковал бутылку и положил ее в кейс. Оставляя свою визитку, я сказал:

– Жизнь часто непредсказуема. Если вам понадобиться любая помощь… любая! Звоните мне без стеснения. Я ваш должник.

Мы вышли из подсобного помещения и прошли в торговый зал.

Повернувшись к своему спасителю, я сказал:

– Да, мне хотелось бы приобрести у вас эти два вида вин. Это возможно?

– О! Конечно! Только «Furtiva lagrima», молодой человек, надо смаковать в компании с красивой, молодой дамой, – он весь как-то сразу сник, густой баритон стал глуше. Вероятно, ему уже не с кем было разделить удовольствие от смакования особенно чудесных образцов своей продукции.

Расплатившись и положив вино в кейс, я еще раз поблагодарил мистера Корбелли и, тепло попрощавшись, вышел из магазина.

Погода испортилась: накрапывал дождь и, похоже, он вскоре мог усилиться. Но меня это обстоятельство совершенно не волновало и не огорчало: радость от осознания подтверждения основной версии переполняла меня, и никакой ливень не мог погасить мои чувства.

Мне хотелось долететь до Центра, хотя я немного сомневался, что такой вариант возможен. Пришлось тащиться на такси, а если учесть, что на этот раз за рулем машины флегматично тупил толстый водитель, которому я бы не доверил и трехколесный велосипед, мое ликование трансформировалось в «христианское всепрощение» натовского миротворца, насаждающего демократию с огнеметом в руках; мне пришлось крепко держать себя в руках, чтобы твердолобый толстяк не «огреб» увечий раньше времени. Хотя мы и так нарывались на аварию из-за его брюзжания и плохой реакции, но в этот день удача явно решила мне составить приятную компанию.

Миновал пустую приемную (Джейн, наверно, ушла на ленч) и, приоткрыв дверь кабинета, сделав вид, что постучал, я просунул голову в образовавшуюся щель. В кабинете Макс и Фрэнк что-то бурно обсуждали. Увидев меня, они прервали полемику и посмотрели на меня с такой надеждой в глазах, что мне стало неловко за свою притворно скорченную в глубокой скорби и печали физиономию. Я прошел к столу и уселся в кресло, стараясь не рассмеяться. Мои приятели-партнеры молчали в застывших позах с мрачными лицами. Продолжать их мучения было слишком жестоко. Я не садист, они не мазохисты. Какие между нами могут быть трения? И я сказал, улыбнувшись:

– А я не один!

– А с кем? – изумился Макс. Фрэнк настороженно молчал. В некоторых моментах он знал меня лучше, чем Адлер, поэтому более тщательно оценивал выражение моего лица, ожидая либо приятный сюрприз с нехорошим подвохом, либо – наоборот, и парень пока не знал, что лучше. В этой непростой ситуации необходимо было посочувствовать Максу. И, обратившись к нему, я радостно, как школьник, продекламировал:

– Я приехал с удачей и отличными новостями. – Я замолчал: пока еще было рано излагать все. Обратившись к Адлеру, я промолвил: – Макс, мне нужно сделать несложный анализ вина, которое я купил, и сравнить его с имеющимся образцом. – Достав из кейса две бутылки, я поставил их на стол. А затем одну из них, в которой находилось обычное вино «Rugiada di mattina» («Утренняя роса»), передал Адлеру. Тот кивнул понимающе.

– Это сделать несложно, – констатировал Макс. – Оформить заказ на миссис Старлингтон?

– Да, как и предыдущие, – попросил я.

Захватив бутылку, Макс вышел из кабинета. Я сделал себе кофе и уселся за стол напротив Фрэнка. В ожидании Макса и болтая с Тодескини ни о чем, я продолжал размышлять над всеми фактами, которые нам удалось собрать к сегодняшнему дню.

Адлер пришел спустя десять минут: анализы, о которых я ее просил, не представлялись сложными.

Он молча положил передо мной распечатки результатов и посмотрел на меня, не скрывая любопытства.

– Как я вижу по результатам химического анализа, твоя версия подтвердилась? – риторически спросил биохимик.

Внимательно прочитав текст, я внутренне возликовал, хотя и до возвращения Макса был уверен в своей правоте. Полминуты я молчал: все же толика тщеславия присуща и моей натуре. Мне бы хотелось послушать их версии, тем более что все факты, впрочем, как и мои подсказки, им были известны. Не то, чтобы мне так хотелось аплодисментов, просто было бы неплохо им самим сделать дополнительные шаги в нашем расследовании. И потом: мне следовало бы обсудить свою версию с ними, потому что я мог чего-то не учесть или не увидеть. Да мало ли что… Один ум – хорошо, а несколько – уже объективнее.

– Время у нас еще есть, – произнес я, – во всяком случае, полчаса – точно. Я сейчас изложу свою версию, потому что могу ошибаться, а этого мы допустить не можем. Задавайте по ходу рассказа вопросы, чтобы я ничего не упустил.

Итак, считаю, что отравительница (именно она, а не он) не собиралась никого убивать, во-первых, а, во-вторых, серьезное расследование и вообще любая шумиха ей совершенно были не нужны. Скажу больше, она была уверена, что расследование будет неофициальным. – Я замолчал, ожидая вопроса. И он последовал от Фрэнка:

– Почему она была в этом уверена?

– Надо знать Элизабет Старлингтон, – пожал я плечами, – она всегда пыталась избежать скандалов и прочий неприятный ажиотаж. Вы заметили, как ограждали всю журналистскую братию от проникновения на прием? Аккредитацию получили лишь избранные или угодные. Но об этом качестве миссис Старлингтон знают очень немногие. Это секрет.

– Ну в этом отношении она совсем не одинока, – прокомментировал Фрэнк.

– Но ты сказал, убийство не планировалось. И это, по-твоему, самое важное, ведь так? – спросил Макс.

– А вы как думаете? – задал и я провоцирующий вопрос.

– Я согласен с тобой, – ответил Адлер.

– Почему? – удивился Тодескини. – Из-за выбора препаратов, которые могли привести к смерти?

– Да, – подтвердил я. – Где была гарантия того, что после всего торжества, под утро, Линда вдруг решит выпить еще бокал вина? Вероятность, конечно, была, но не стопроцентная. Представьте, она пошла в душ, возвращается и ложиться спать, оставив вино для следующего раза, который может состояться неизвестно когда.

– Логично, – согласился Макс.

Фрэнк тоже угрюмо поддакнул.

– В общем, ты пришел к выводу, что этот спектакль был организован для запугивания соперниц? Как следствие магического обряда? – задумчиво спросил Фрэнк, дополнив: – И эту «шутку «проделала глупая Эмма?

– Предполагаю, что она даже на такую проделку не способна, и, конечно, не по моральным соображением, а в силу недалекости ума. – Замолчав, я посмотрел на Макса (тот должен был догадаться). Но и Фрэнк не собирался уступать в состязании на логику и медленно, полуутвердительно проговорил:

– Ты несколько раз говорил: все дело в вине, вернее, в том, что оно было открыто раньше. Так?

– Да, – ответил я.

– Может, чтобы сразу поместить туда лекарства? – Фрэнк задал вопрос и, поднявшись из-за стола, захватил свою чашку и направился к кофеварке.

– Фрэнк, подумай. Ты задумал, скажем, «несерьезное «отравление и знаешь, что твоя жертва любит определенный сорт вина, достаточно дорогого, к тому же она собирается отмечать свой день рождения. Почему бы не подарить имениннице бутылочку любимого напитка? – спросил я и тоже встал из-за стола, чтобы размять мышцы.

– Верно, – ответил Тодескини.

– А есть ли вероятность того, что твоя предполагаемая жертва выпьет отравленный презент в ближайшее время? – спросил Макс.

– Есть, но небольшая, – заметил Фрэнк. – Но когда отравитель понял, что можно растворить яд в уже открытой бутылке вина, то… – он растерянно замолчал.

– В таком случае нашему «Борджия «не пришлось бы менять бутылки. И второе, настоящий яд можно было бы аккуратно вспрыснуть в бутылку через пробку при помощи шприца. Для этого ее даже незачем открывать. Впрочем, настоящий яд приобрести все-таки сложно, но опасен тот факт, что затем легко вычислить способ его приобретения отравителем.

– А ты нашел этому объяснение? – разозлился Тодескини. Однако ответить я не успел, за меня это сделал Адлер:

– Думаю, да.

– Ну тогда рассказывай! Хватит меня допрашивать, – резко бросил Фрэнк, но быстро взял себя в руки и простонал: – Честно говоря, я с этой задачкой зашел в тупик.

– Макс, у тебя появилось соображение по этому поводу? – удивился я.

– У меня есть только одно предположение, глупое и смешное, хотя, как мне кажется, вполне реальное, – стеснительно пробормотал Адлер. – Может, нашей отравительнице просто захотелось выпить накануне?

– А больше ничего содержащего этанол у нее в хозяйстве не было, – скептически прыснул Тодескини.

– Кстати, очень неплохая мысль, Макс. Напрасно ты смеешься, Фрэнк. И ты, коллега, полагаю, ближе к истине, чем думаешь, – обратился я к Адлеру и направился в другой конец кабинета, чтобы приготовить себе чашечку кофе. Возвратившись на место, я обратил внимание на выражение лиц моих приятелей, которые отнюдь не излучали дружелюбие. Даже физиономия Макса выражала недовольство. Подождав пока я усядусь, он сказал спокойным, но достаточно прохладным голосом:

– Марк, время, знаешь ли, не ждет. Расскажи нам свою гипотезу, можешь при этом объяснять ход своих мыслей. А что нам будет непонятно, мы потом спросим. – Он чуть сердито прищурил глаза. – Только избавь нас от этого экзамена. У нас другая специализация, если ты об этом еще помнишь.

– Вот именно, – поддакнул Фрэнк. – Я уже есть хочу, а ты, Марк, устроил здесь демонстрацию своих аналитических способностей. Мы с Максом не собираемся писать книжку о твоих расследованиях. Так что побереги свой запал для последователя Конан Дойла, если, конечно, таковой встретится на твоем героическом пути.

Неловко усмехнувшись, я виновато опустил голову и смущенно проговорил:

– Ладно, друзья. Извините. Я не хотел вас обидеть.

– Да чего уж там, рассказывай, – благосклонно улыбнувшись, великодушно позволил Тодескини.

– Хорошо, но мне придется повторяться и, возможно, не раз.

Глотнув кофе, я стал рассказывать:

– С самого начала этого расследования с отравлением у меня возникло ощущение розыгрыша, целью которого был совсем не то, что нам показали…

– А что нам показали? – перебил меня Фрэнк. – Ты хочешь сказать, что не Линда была целью этого покушения?

– Фрэнк, я бы просил тебя пока меня не перебивать – могу потерять нить рассуждений. Смыслом этой затеи была не мисс Доэрти… – печально усмехнулся я, сделав драматическую паузу, а затем продолжил: – Все должны были поверить, что Энн хотела убить свою кузину, поэтому цель этой операции состояла в очень серьезной дискредитации мисс Старлингтон, вследствие которой отмыться Энн почти не представлялось бы возможным. Я сразу не поверил, что эта девушка может быть причастна к такой афере. Такие, мягко говоря, «шутки» не вписываются в ее психологической профиль, хотя, думаю, многие способны на убийство, но это происшествие не тот случай. Мисс Старлингтон умна, и такие очевидные улики против себя она оставлять бы не стала. И какой мотив? Линда не стояла у нее на пути, так как именно у Энн были все законные возможности стать преемницей семейного бизнеса, да и Эдвардом она пока еще не успела сильно увлечься. Обычная ненависть? Месть? Эти мотивы в отношении Энн, я бы вообще не стал рассматривать. Мне все-таки доводилось общаться с ней и, можете мне поверить, она сейчас вполне удовлетворена своей жизнью и не собирается подвергать свой статус-кво воздействию таких разрушительных, как ненависть и месть, эмоций. Размышляя над возможными кандидатурами на роль преступника, я пришел к выводу, что таковой просто нет. И для такого утверждения у меня есть основания. Для совершения серьезного преступления необходимо сочетание нескольких аспектов, главными среди которых являются: мотив, личностные качества преступника и возможность совершения преступления. А в нашем случае даже нормального мотива не отыщешь. Эмма слишком глупа и она решила устранить соперниц другим способом, разослав им письма с засохшими цветками. Очевидно, такой способ ей порекомендовала Мирел. Эта картина как раз в духе этих дам. Джулия и Кейт достаточно умны, чтобы таким способом расправляться со своими врагами, тем более по большому счету они вовсе не являются соперницами ни Эммы, ни Линды. Их легкий флирт с Эдвардом – игра, своего рода дразнилка для окружающих. Девушки весьма авантюрные по своей натуре, а интрига им необходима как средство от скуки. – Я пожал плечами и посмотрел на своих друзей. Те слушали внимательно, и их лица, судя по всему, «разделяли» мое мнение. Воодушевившись таким пониманием, я продолжил: – И нет ничего лучше, чем подбросить немного дров в костер соперничества, пусть даже мнимого. Мне сразу показалось странным наличие достаточно веских улик, свидетельствующих о вине Энн Старлингтон. Отпечатки пальцев на анонимном письме и след ее тонального крема на бутылке вина… зачем искать кого-то еще? Если все и так ясно. А мне в таких случаях далеко не все понятно. Поэтому я и решил в самом начале расследования рассмотреть версию, что целью преступницы была мисс Старлингтон: опорочить Энн в глазах родственников и общественности, лишить ее всех привилегий и вновь подвергнуть остракизму. «Новая «Энн вызывала зависть у многих и, не исключено, даже ненависть. А тут еще Эдвард обратил на нее пристальное внимание. – Я замолчал, отхлебнув остывший кофе. – Да и выбор способа убийства достаточно сложный: в подготовке такого специфического преступления, как отравление, нельзя полагаться на случайность. А если бы Линда не стала бы пить вино? Она отнюдь не слыла алкоголичкой. Как-то неубедителен такой расклад. Это как «русская рулетка»: повезет – жертва выпьет отравленный напиток, не выпьет – значит, не судьба. Чтобы подменить бутылку – надо знать код двери (хотя это не так трудно). Кто мог знать, что в конце вечеринки Линда закажет бутылку вина и выпьет из нее бокал?

– Никто, кроме самой именинницы, – ответили Макс с Фрэнком одновременно.

– Вот именно. А кому больше всего мешает Энн? Линде. Мисс Доэрти никогда не любила свою кузину. Мне об этом когда-то говорила сама Энн. Но тогда она еще не составляла для Линды серьезной конкуренции. Юная мисс Старлингтон была заторможенной, закомплексованной девушкой, не блиставшая красотой и гармонией форм, успев за короткое время разочаровать всех, в том числе и миссис Старлингтон. И если бы Энн не изменилась так принципиально, не думаю, что у нее были бы шансы претендовать на серьезное положение в местном истеблишменте. Да и Минерва вряд ли сделала бы на нее ставку в семейном бизнесе. Ведь, смотрите… – Я азартно всплеснул руками и нечаянно задел свою чашку с остатками кофе. Темная кофейная жижа выплеснулась на блюдце, но несколько густых капель застыли на терракотовой поверхности стола. Макс недовольно поморщился, но промолчал. Я взял бумажную салфетку и вытер кофейные пятна. На столешнице остался размытые разводы, а мне пришла в голову мысль: как можно устроить ловушку, хотя какой-то, четкой связи, возникшей идеи с грязными следами на столе я не усматривал. Странные ассоциативные игры иногда посещают мою голову… Мои размышления длились несколько мгновений, и нить своего монолога я не упустил. – Так вот, продолжу свои размышления о мисс Доэрти. Будучи подростком, она попадает в богатый дом тетки, получает образование, хорошую работу и отличные перспективы на будущее. Если бы тогда Энн не была такой закомлексованной – Линда могла бы воспринять свою кузину, по-видимому, все же лучше, чем это произошло в действительности. А так… длительное время бедная Энн была своего рода изгоем. К этому факту многие привыкли, а уж Линда так вообще видела свое будущее в сказочном свете. И тут все ее надежды и мечты на счастливую жизнь рассыпаются в одночасье: домой возвращается Энн, красивая, уверенная в себе девушка, которая вдруг стала показывать твердость характера и демонстрировать свою отличную память. Все меняется, в том числе и перспективы мисс Доэрти на блестящее будущее. Планы на брак с Эдвардом Крайтоном рискуют трансформироваться в эфемерную, несбыточную фантазию. Что в такой ситуации может предпринять женщина? – Я обратился к своим внимательным слушателям.

– Все зависит, бесспорно, от ее личностных качеств, – ответил Макс. Фрэнк молча кивнул.

– Конечно, – продолжил я. – Кто-то предпочтет честную борьбу, не опускаясь до интриги или до откровенной подлости. Но, уверен, мисс Доэрти не относится к этой категории достойных женщин. Хотя бы потому, что нормальное соперничество требует серьезной работы над собой и времени, однако самое главное – оно не гарантирует успех предприятия, тем более если соперница заведомо представляет собой более предпочтительный вариант. Хорошо бы устранить такую помеху. Линда не хотела убивать свою кузину, она мечтала низвергнуть ее с той вершины, которую Энн смогла достичь. Да и убийство не так легко осуществить, а вот очернить вполне возможно. Поэтому мисс Доэрти и не хотела затевать серьезное расследование. Думаю, она предполагала, что тетка ограничится частным расследованием, задействовав свою службу безопасности. И если бы не результаты химического анализа, – я кивнул головой в сторону лежащих на столе листов, – то ограничились бы отпечатками пальцев Энн на анонимке, следами ее же тонального крема, знанием девушки кода замка каюты Линды. А мотив – ревность или месть. – Я взял со стола бутылку воды и налил немного жидкости в бокал, промочив горло, продолжил: – И оставались в тот вечер с мисс Доэрти Эдвард и Энн. Кстати, обратите внимание, в том мазке крема есть остатки целлюлозы, но нет потожировых следов. Как это возможно? Хотя, если представить, что отравительница была в бумажных перчатках, предварительно измазанных в тональном креме… Но это мне кажется маловероятным. Думаю, именинница под каким-то предлогом попросила кузину и Эдварда остаться у нее на некоторое время, попросив Кристофера открыть еще бутылку вина, и для видимости Линда выпила полбокала. Это организовать было несложно, как, впрочем, и все остальное. Мисс Доэрти не составляло особых проблем взять из принтера Энн лист бумаги с ее отпечатками, по той простой причине, что обе они живут в одном доме, к тому же кузины всегда изображали видимость нормальных взаимоотношений. Возможно, Энн при Линде и заправляла новой стопкой свой принтер, только вот печатать почему-то не стала… Быть может, ее отвлек телефонный звонок и она вышла, а Линда забрала первый лист, не исключено, что просто так… без задней мысли… Вдруг пригодится? Хотя можно было бы взять последний лист из стопки: на нем гарантировано были бы отпечатки нескольких пальцев рук мисс Старлингтон. Подозреваю, что впопыхах мисс Доэрти не сообразила сразу, ей просто представился случай. А уж взять крем ватной палочкой и перенести его на бутылку – тем более легко. Вот поэтому я и обнаружил в тональном креме микроскопические следы целлюлозы, но уже, конечно же, без потожировых следов.

– А почему она выбрала крем для кожи тела? – спросил Макс.

– Я думаю, Линда просто ошиблась, считая, что если Энн наносит этот крем на тело, то и на руках должны остаться следы.

– А разве это не так? – удивленно спросил Фрэнк.

– Так, – ответил я, – но обычно девушка делает эту процедуру после душа. А макияжем лица занимается позже, и уж, наверно, ей пришлось хотя бы раз вымыть руки. Линде нужно было бы взять тональный крем для лица. Вы же не думаете, что обнаженная девушка, намазавшись кремом, тут же станет открывать вино?

– В общем, да, хотя, вероятно, есть и такие, но, пожалуй, предложенный тобою вариант кажется мне более достоверным, – согласился Тодескини.

– Наверно, – пожал плечами Макс, потянувшись за бутылкой воды. – Этим, похоже, можно объяснить, почему анонимка не была напечатана, а состояла из вырезанных и наклеенных на лист фраз.

– Верно, – подтвердил я. – Чтобы не смазать отпечатки Энн. Значит, пока все, мною изложенное, кажется вам логичным? – спросил я риторически и попытался было продолжить свою речь, но тут Тодескини поднял руку, видимо, вспомнив свои школьные годы.

– Ну, это стало понятно, – сказал он. – А что с вином?

– Я к этому и собирался перейти. Чтобы было понятнее, отмечу, что не сам додумался до истины. – Заметив легкую тень злорадства, промелькнувшую на их лицах, усмехнувшись, я продолжил: – Честно говоря, я не мог понять: для какой цели бутылку открыли часов на восемь раньше. Как сказал Макс, что может нашей даме захотелось выпить? Я тоже об этом подумал, несмотря на некоторую комичность такого вывода. И вот сегодня мне приснился сон, будто бы я сортирую бутылки с вином разных сортов.

– И что? – прервал меня Фрэнк.

– Я знаком с Линдой достаточно давно, – спокойно и даже монотонно проговорил я, – как, впрочем, и ты, Макс. Эта девушка относится к категории рачительных и экономных дам, хотя и скупой ее не назовешь, конечно. Она не так часто заказывала у управляющего поместьем свое любимое вино. Оно достаточно дорогое. Задумав свое собственное отравление, Линда не захотела совершать кощунство: сыпать в такой божественный, к тому же весьма не дешевый, напиток смесь препаратов. Она решила заменить свое любимое вино на похожее с ним по органолептическим показателям, но более дешевое и заурядное.

– Но ведь Линда знала, что вино подвергнут токсилогическому анализу и обнаружится… – Макс растерянно замолчал.

– Правильно. Этот анализ выявляет наличие яда и его разновидность, да и то не всегда. Для того, чтобы определить конкретный сорт вина нужен либо органолептический анализ профессионального дегустатора или сомелье, либо сравнительный анализ с уже известным сортом напитка. Но кто будет пробовать на вкус отравленное вино? И зачем это нужно? Такой шаг, думаю, не пришел бы в голову Алексу или Фреду. Действительно, по логике расследования нужно выявить наличие яда в вине. Кто, по здравому размышлению, будет думать о сорте вина? Возможно, я бы тоже не сразу обратил внимание на тот факт, что содержание этанола в напитке меньше, чем нужно, из чего следовал вывод: бутылку вина открыли раньше, часов за восемь– десять до указанного официантом времени, закрыв затем его обычной, негерметичной, пробкой… и то, очевидно, не сразу. И сегодня утром, анализируя свой сон, я подумал, может, в бутылку из-под дорогого вина налили более заурядный напиток. Целесообразно и экономно. Зачем же портить превосходный нектар? У меня возникла эта мысль, и я поехал ее проверять. – Я умолк, подразумевая свое моральное право на торжественную паузу. Обычно в театре, в этом месте, раздаются аплодисменты благодарных зрителей. К сожалению, мои друзья к этой категории не относились.

– А куда же Линда делала свое любимое вино? Оно ведь было открыто, – спросил дотошный Макс.

– Я думал об этом, – не очень радостно ответил я. – Она могла выпить, возможно, немного, не более бокала, а остальное перелить, например, в графин или фляжку… или вообще вылить, но это не вяжется с ее характером. Если бы я сообразил об этих подмененных бутылках там, на яхте, я бы уточнил у Кристофера, официанта, не было ли в баре номера графина, к примеру, с виноградным соком. Хотя некоторые дамы, как это кощунственно не звучит, иногда разбавляют вино водой, а декантация вина в другой сосуд – обычная норма. Может, Линда и проделала этот вариант.

– Марк, ты не думаешь о том, что иногда ведешь себя неприлично? Твой монолог весьма затянулся, – усталым голосом произнес Фрэнк. – Я уже не говорю о голоде… но мне почему-то вспоминается та несчастная китайская наложница. Ты же не желаешь мне такой участи?

– Хорошо. Я с тобой.

Мы вышли с ним из кабинета. Макс остался на своем месте, задумчиво вычерчивая на листке бумаги какие-то схемы – вероятно, пытаясь найти в моем изложении произошедших событий слабые места.

Возвратившись, мы уселись за стол, и я продолжил:

– Мою версию подтвердил хозяин магазина, указав на снимок мисс Доэрти среди нескольких фотографий кандидаток на роль Лукреции Борджии, правда, отметив, что на фото у нее другой цвет волос, и уверенно добавил: тогда покупательница была в парике.

– Такой наблюдательный? – удивился Макс.

– Человек, имеющий дело с алкогольной продукцией, в том числе с элитными сортами вин, должен обладать эстетическими вкусом, – заметил я. – К тому же мистер Корбелли акцентировал мое внимание на том, что девушка была дорого и стильно одета, а парик смотрелся весьма дешево. И купила эта странная леди две бутылки вина, относящихся к различным ценовым категориям. Кстати, любимое вино Линды, – я кивнул на стоящую на столе бутылку «Furtiva lagrima» («Украденная слеза»), мы сможем продегустировать сегодня вечером.

– Вино, Марк, это сугубо женский напиток. Мы предпочитаем нечто другое. Правда, Макс? – обратился к биохимику Фрэнк.

– Ну хорошо. Тогда мы проведем эту дегустацию вдвоем с Энн Старлингтон, – усмехнулся я.

– Ничего себе! Почему ты сразу не огласил все условия задачи? – возмутился Тодескини. – Марк, ты вообще пользуешься своим служебным положением! – Столько времени потратили на досужие разговоры! Ведь тебе же все было ясно с самого начала, Марк! Ты просто садист! Не буду с тобой разговаривать ближайшие пятнадцать минут! – негодующе прорычал Фрэнк.

– Надеюсь пережить это обстоятельство с наименьшими потерями для своей психики, – ответил я, смеясь.

Подорвавшись из-за стола, Тодескини стал возбужденно вышагивать по кабинету. Успокоило его известие, что мы отправляемся на ланч.

Отправившись в уютное кафе по соседству, мы заказали по овощной закуске, ростбифу с отварным картофелем и кофе латте.

За едой я подвел частичные итоги расследования, потому что до победного финала было еще далеко. Оставалось самое сложное. Улики против мисс Доэрти были косвенные. Обыск, может быть, и принес бы дополнительные улики, а, возможно, и нет. У нас возникла идея, хотя ее претворение в жизнь было делом нелегким. Но другого выхода мы не видели.

* * *

Линда Доэрти ничуть не возражала провести предстоящий вечер наедине с телевизором. Первый день отпуска – можно просто побездельничать и помечтать. Даже Эдвард был ей сейчас не нужен: уж очень деликатный повод для такого торжества, можно сказать, интимный праздник, требующий одиночества. Хотя полной и окончательной победы придется еще немного подождать, но самая сложная часть плана была выполнена вполне успешно. Ее немного беспокоил тот факт, что тетка привлекла к расследованию Марка Лоутона, это стало для Линды не очень приятным сюрпризом. Она-то пребывала в полной уверенности, что Минерва списала его со счетов: проведенное им расследование смерти Лоры Кэмпион не дало никаких результатов, а Элизабет игнорирует непрофессионалов и неудачников. «Но мне, – думала девушка, – не стоит волноваться. Слава богу, в нашем окружении не наблюдается ни мисс Марпл, ни Шерлока Холмса. Все отлично продумано. Незачем себя накручивать. Пора и отдохнуть! Я этого достойна!» А победный финал они отметят вместе с Эдвардом.

Линда щелкнула пультом от телевизора и пригубила свое любимое вино.

…Засыпала девушка в приятных мечтах о медовом месяце с любимым мужчиной, раздумывая, где они его проведут: на Карибах, в Нью-Йорке или Париже?

Но спала она беспокойно, не раз просыпаясь за ночь, а уже под утро ей привиделся какой-то странный и страшный сон. Вновь яхта и вечеринка. Ее окружают Энн, Фрэнк, Марк, покойная журналистка Лора Кэмпион и еще какие-то люди. Линда пьет вино, вкусное и прохладное, но вдруг девушка вспоминает, что оно отравлено, и сразу ощущает, как яд замерзает в ее сосудах и сковывает тело, и вот уже лед прожигает ее сердце, разрывая его на куски. Девушка истошно закричала и проснулась. Было еще темно, и она не сразу поняла, где находится. Несколько минут Линда приходила в себя, и постепенно ее глаза стали узнавать привычную обстановку. Все вдруг стало понятно: ей просто приснился кошмар. Вздохнув от облегчения, дрожащей рукой девушка потянулась к ночному светильнику, висящему над изголовьем кровати. Теплый розовато-абрикосовый свет немного успокоил Линду, но тревожное состояние не спешило в нем растворяться. Нервная дрожь стала постепенно утихать, как вдруг заболело сердце, никогда ранее ее не беспокоившее, а затем разболелась голова, что тоже было необычным явлением в ее жизни. Настенные часы тихо и мелодично пробили: пять утра. Надо было попытаться заснуть, иначе она целый день будет чувствовать себя разбитой. Выдвинув ящичек прикроватной тумбочки, девушка вынула оттуда упаковку со снотворным (никогда его не употребляла, но на всякий случай приобрела), стакан с водой стоял тут же, приготовленный с вечера. Пить среди ночи ей хотелось часто, а уж после двух бокалов вина – тем более. Но сейчас жажду утолить не удалось. Хотя выползать из постели, чтобы наполнить стакан водой тоже не очень-то хотелось, правда, не из-за лени, а из-за страха. Хотелось, как в детстве, закрыться одеялом с головой и спрятаться от всего мира.

С трудом Линде все же удалось заснуть. И проснулась она вполне отдохнувшей, будто бы и не было никакого ночного кошмара.

Солнечные лучи были даже слишком яркие для осеннего утра, но это обстоятельство принесло девушке дополнительную радость, некий бонус для поднятия настроения. День обещал быть чудесным по всем приметам. Да и личных поводов для радости было тоже немало, чтобы волноваться из-за неприятных снов. В свете солнечного утра ночной кошмар преломился, размылись его страшные очертания, тревога бесследно растворилась в золотистом ореоле наступающего дня.

Девушка бодро вылезла из постели и сладко потянулась, чутко прислушиваясь к организму: ничего не болело. Может, ей привиделись головная и сердечная боли? Видимо да. Стоит ли над этим думать, когда чувствуешь себя замечательно? Проблемы нужно решать по мере их возникновения.

Окончательно успокоившись, Линда прошла в ванную, энергично умылась и почистила зубы, решив принять душ после небольшой пробежки. Достав из шкафа тренировочный костюм и облачившись в него, девушка рассмотрела свое отражение в зеркале. Вроде бы похудела немного, но даже если и нет, выглядела она вполне привлекательно. Улыбнувшись и завязав шнурки на кроссовках, Линда отправилась в парк.

Воздух освежал, но мягко и уютно. Небо было чистым и голубым, а парк очаровывал сочностью и яркостью осенней палитры.

Неспешный бег и приятные мысли сделали свое дело. Линда чувствовала такое ощущение радости и счастья, какие нечасто ее посещали в последнее время.

Напевая простенький мотивчик и стоя в душевой кабинке под хлесткими горячими струями, она вспоминала свои встречи с Эдвардом. При одном только воспоминании о нем, его глазах, улыбке, голосе – ее переполняло счастье, пронзало острое чувство радости. Но сегодня она не могла в полной мере наслаждаться этим состоянием: незаконченность рискованного предприятия все же мешала расслабиться и игнорировать нередко возникающие тревожные мысли и страхи, тем более что от нее уже ничего не зависело. Вдруг она все же не учла какую-нибудь мелочь, которая может разрушить такую красивую конструкцию? В конце концов Линда запретила себе думать о плохом и суетиться без всяких на то оснований. Пока все идет как надо. Если бы это было не так – она бы об этом уже узнала.

Облачившись в теплый домашний костюм, Линда прошла в свою небольшую, совмещенную с гостиной, кухню. В последнее время она редко завтракала в большой столовой, где сложно противостоять соблазну съесть что-нибудь вкусненькое, заведомо лишнее и калорийное. А на своей кухне все организовано поскромнее: можно обойтись свежевыжатым соком, чаем и тостом.

Она удобно уселась в кресле, предварительно соорудив себе мизерный завтрак, которым могла насытиться разве что небольшая кошка, и принялась за еду.

По телевизору транслировался какая-то старая комедия, совсем не смешная, но девушка стала смотреть ее с большим интересом: нелепые ужимки и гримасы героев вызвали жалость, однако тешили ее тщеславие. Разве такую игру можно назвать талантливой? Вот она смогла бы! И при других жизненных обстоятельствах можно было бы направить свои усилия для того, чтобы состоятся на актерском поприще. Нет, все сложилось просто отлично! Она еще молода, и если будет обладать достаточными средствами – еще многое успеет. Первая составляющая этих возможностей пока еще есть в ее арсенале, но время так быстротечно, а вот, чтобы достичь второй, финансовой, составляющей, надо очень постараться, хотя она и так сделала немало в этом направлении.

День прошел в приятных хлопотах: шопинг по торговым бутикам, неспешный ланч в «Молекуле», салон красоты, фитнес-центр… «И кто сказал, что не в деньгах счастье? Не было бы у меня таких возможностей, смогла бы я получить столько радости?» – размышляла она, раскладывая и развешивая свои многочисленные покупки. Конкретных планов на отпуск у нее пока не было, и на то была своя весомая причина. Девушка собиралась окончательно разобраться со своей кузиной. А после… у Линды с миссис Старлингтон должен будет состояться, безусловно, серьезный разговор. А как по-другому? Хорошо зная свою тетку, мисс Доэрти не сомневалась, что та устроит дочери-преступнице грандиозный скандал, лишив Энн всех возможных привилегий. А эта дрянь должна будет благодарна своей матери, что та не засадит ее в тюрьму! Миссис Старлингтон, несомненно, приложит все свои силы и возможности, дабы замять масштабный семейный конфликт. И когда Минерва успокоится и примет решение (а это случится быстро, по прикидкам девушки – на все про все – не более трех часов), то тетка, конечно же, постарается любыми способами загладить вину своей дочери-злодейки перед Линдой… Что будет дальше, девушка особо не задумывалась, потому что конкретные шаги Минервы в реальности могут превосходить все самые смелые мечты и планы мисс Доэрти.

К вечернему чаю девушка купила себе совсем крошечное пирожное. Скромно поужинав, она прошла на кухню и сварила себе чашечку кофе. Линда возвращалась в гостиную, когда услышала приятный рингтон своего айфона. Имя абонента ее достаточно удивило. Быстро вспомнив версию, которой она должна была придерживаться, девушка ответила, стараясь, чтобы ее голос прозвучал естественно (не помешает тренировка своих актерских способностей):

– Привет, Энн, – достаточно радушно сказала Линда (даже притворяться не пришлось – предвкушение собственной победы и скорое поражение главного врага настроило ее на искреннюю радость).

– Привет, – ответила та ровным холодным тоном, подумав, что излишняя самоуверенность Линды может в конце концов сыграть против нее же самой. – Ты одна?

– Да. А ты уже возвратилась? Хочешь зайти?

– Нет, я в Лондоне. И думаю, что ты тоже захочешь сюда приехать.

– Ты приготовила мне сюрприз? Надеюсь, приятный? – спросила Линда, засмеявшись, но смех девушки, несмотря на все ее актерские способности, прозвучал несколько натянуто; да и в голове вдруг вспыхнуло тревожное предчувствие опасности. Однако она нашла в себе силы проявить твердость.

– Угадала, действительно сюрприз, но я сомневаюсь в его приятном содержании. Хотя тебе может и понравиться.

– Энн! Хватит строить из себя заговорщицу, – мисс Доэрти постаралась вложить в тон своего голоса надменную холодность и пренебрежение. – Или ты рассказываешь, или я иду заниматься более интересными делами, чем разговаривать с тобой ни о чем.

– Видишь ли, дорогая моя сестричка, возвратившись домой из своей долгой поездки, я решила подстраховаться – подлость твоей натуры, по моему твердому убеждению, не знает пределов – и поставила в своем крыле скрытые видеокамеры. – Сделав небольшую паузу, Энн продолжила: – Помнишь наш первый и единственный откровенный разговор за все время нашей «дружбы»? – едкий тон Энн не оставлял Линде сомнений, какой смысл ее кузина вкладывает в это слово.

– Помню, – вызывающе отрезала она.

– Ненависть, которую ты испытываешь ко мне, прорывает личину твоей родственной любви, и напоминает мне раковую опухоль. А тут еще интерес Эдварда ко мне мог натолкнуть тебя на всякого рода гадости. Зная о твоих выдающихся способностях ко всякого рода подлостям и интригам, я не хотела бы стать их мишенью. И меня, вероятно, мало что могло бы удивить, даже наоборот, изумило бы твое бездействие в сложившихся обстоятельствах.

После минутного молчания, напрочь забыв о лицедействе, Линда смогла выдавить из своего пересохшего горла:

– Что за чушь? Я не понимаю…

– Ты не понимаешь? Ну так, приезжай! Я тебе расскажу и даже наглядно покажу, как ты пыталась организовать мне офигительный сюрприз, орудуя в моей гостиной и ванной, – не повышая голоса, вполне буднично и даже приветливо парировала мисс Старлингтон.

Линда застыла, казалось, что все это происходит не с ней. Она получила сокрушительный удар, некое преддверие ее личного апокалипсиса. Энн говорила что-то еще, но ее слова звучали глухо, как сквозь толстый слой ваты, и смысл сказанного Линда понять уже не могла. Но знала она только одно: надо что-то предпринять. И первое, что возможно сейчас, – это выиграть время для того, чтобы найти выход.

– Что ты хочешь? – резко спросила мисс Доэрти. «Нет, меня так легко не сломить, – думала она. Опыт интриганства тренирует закалку принимать поражение, и при должном подходе направить ее, если уж не против врага, то хотя бы на то, чтобы помочь мне отвести от себя опасность на некоторое расстояние».

– Радует, что при всех твоих «достоинствах «ты неплохо соображаешь. Жду тебя завтра в ресторане «China Tang» не позже четырех часов дня. Ловлю тебя на мысли, что ты жаждешь угостить меня пирожными. Не исключено, что моя стройность в скором времени может вызвать у тебя разрыв желчного пузыря, – Энн позволила себе язвительную шпильку. Мелко, конечно, но как она об этом когда-то мечтала! Усмехнувшись, девушка участливо добавила: – Надо исправлять такую бесчеловечность с моей стороны.

– А если я не успею?

– Тогда я решу, что ты сделала свой выбор. Пока еще о твоем посещении моих апартаментах никто не знает, впрочем, эта оплошность легко исправляется. Ты же когда-то хотела стать киноактрисой. Документальный фильм с твоим участием в главной роли у меня, можно сказать, в руках. Уверена, твоя тетка, то бишь Минерва, получит искреннее удовольствие от его просмотра. Решать тебе.

Линда взглянула на большие настенные часы. Было всего лишь десять утра. Хорошо, что встречу кузина назначила на завтра, есть время подумать и что-либо предпринять.

Встав из кресла, она обнаружила, что ноги слегка дрожат и слабо поддерживают одеревеневшее тело. Трясущиеся руки, казалось принадлежали не ей, а какой-то древней старухе. Она вновь присела и занялась дыхательными упражнениями, пытаясь восстановить более или менее нормальное состояние. Время было, но оно так спешило кануть в Лету. Слегка успокоившись (никогда не надо поддаваться панике!), девушка подошла к мини-бару, вынув из застекленного буфета початую бутылку коньяка, решительным жестом плеснула небольшую порцию напитка на донышко бокала. А затем направилась к кофейному столику, захватив с собой панацею от многих проблем и неприятностей, в том числе и от тремора. Поставив бутылку и бокал на столешницу, Линда присела в кресло. Прежде всего нужно понять, что ей, этой гадине, нужно. Конечно же, не деньги. У Линды их не так много, как ей бы хотелось, а вот у Энн вполне достаточно. Придумать какой-нибудь гаденький шантаж кузина просто не способна: насколько помнит Линда, та всегда страдала морально-нравственными переживаниями по любому поводу. Что может быть еще?… Чуть подумав, девушка стала поэтапно вспоминать тот памятный разговор, состоявшийся после возвращения Энн домой. Конечно, тогда Линда сделала вид, что рада ее приезду. И весь семейный ужин, устроенный в честь возвратившейся девушки, мисс Доэрти натянуто шутила и пыталась показать Энн свою искреннюю любовь. Многие, кстати, в это поверили: ведь Линда отзывчивая и добрая девушка, да и сестры всегда производили впечатление, что питают друг к другу взаимную симпатию. Надо сказать, старалась только Линда, однако делала это вполне реалистично и убедительно, а Энн просто пассивно наблюдала этот многоактный спектакль. Что же касается мисс Доэрти – она чувствовала в молчании кузины презрение к своим потугам, а это не могло не задевать Линду.

И вот в тот вечер, когда они остались на террасе вдвоем, мисс Доэрти попыталась понять, какие отношения ей теперь нужно выстраивать с этой, ставшей совершенно другой, девушкой… Теперь, находясь с ней рядом, Линда стала ощущать странное чувство напряжения, будто бы в поле каких-то лучей, просвечивающих насквозь не только тело, но и мысли девушки. В тот период, когда ее «любимая «сестричка искала смысл своей жизни, мисс Доэрти наслаждалась жизнью без всякого поиска, хотя сейчас хорошо устроенная конструкция привычного жизненного уклада стала постепенно рушиться, как замок из песка. Она бы тоже уехала «что-нибудь» поискать, если бы обладала достаточными финансовыми возможностями. Нет, на обычные поездки и даже на двухлетнее проживание в любой стране у нее хватило бы денег, но ей нужны были путешествия, организованные на самом высоком уровне.

…В тот вечер Энн совсем немного рассказала о себе и о своей жизни вдали от родины. А затем, когда все разошлись, и Линда тоже хотела удалиться, решив, что пусть все идет своим чередом, кузина вдруг попросила ее задержаться минут на пять. Просьба Энн не могла ее не удивить, раньше они с сестрой редко оставались наедине, причем избегала таких моментов именно Энн. Вспоминая совместный период их взросления, мисс Доэрти всегда отмечала, что именно она, Линда, использовала любые моменты, чтобы тонко продемонстрировать свое превосходство. Окружающие не замечали ее игры, искренне считая, что девушка старается любыми способами расшевелить свою кузину, дабы вывести ту из заторможенного состояния. И вот в тот памятный вечер «новая» мисс Старлингтон нанесла ей очередной удар (первый случился при ее блистательном и эффектном появлении), разбив всю длительную и кропотливую работу мисс Доэрти…

Линда хорошо помнила заключительную речь своей кузины. Снисходительно усмехнувшись, Энн тогда сказала:

«Я поняла, что ты возненавидела меня в первый момент нашего знакомства, хотя тебе это удалось неплохо скрыть. Я было подумала, что ошиблась в тебе. Однако дальнейшее наше общение подтвердило мой первый вывод. Причины такой нелюбви лежат на поверхности, вдаваться в глубокий анализ этого явления мне не понадобилось. Все банально: я глупая и толстая, но богатая наследница, а ты умница и красавица, но бедная, вернее, не так богата, как того заслуживаешь. Несправедливо? Бесспорно! Надо ли это исправлять? Безусловно! Все шло просто отлично. И тут вдруг я решила изменить себя во всех отношениях. Взяла и посмела! Могло ли тебе это понравиться? Вопрос риторический. Так вот, я и решила поставить точки над i. Просто хотела поставить тебя в известность: твое настоящее отношение ко мне никогда не являлось для меня секретом. Конечно, я согласна, что не стоит афишировать нашу… «любовь», и я старательно буду поддерживать видимость родственной дружбы. Вот и все. Видишь, смогла уложиться в одну минуту. Да, хочу тебе еще сказать: у меня нет к тебе ненависти. Это очень сильное чувство, ты его не стоишь. Жизнь так прекрасна! Стоит ли ее растрачивать на недостойных людей!»

…И теперь вот такой ошеломительный удар! Как правильно тогда заметила кузина: нет ничего невозможного. Вот в этом Линда совершенно с ней согласна. И на этот случай мисс Доэрти тоже подготовила запасной вариант. «Не только ты, милочка, можешь думать о подстраховке», – громко и едко сказала Линда. Но в любом случае надо выслушать Энн и выведать, что ей известно. Догадаться, чего хочет ее праведная сестричка, несложно: Линде, по-видимому, нужно будет пойти к Минерве и покаяться во всех своих грехах. На большее у Энн не хватит воображения. «Я пообещаю ей все, – усмехнувшись, подумала девушка, – только вряд ли кузина сможет догадаться о моих истинных намерениях. Нельзя за полтора года стать умнее меня, будучи до этого достаточно глупой. А то, что она догадалась о моем притворстве объясняется ее неплохой интуицией, впрочем, это качество совсем не является залогом хороших мозгов».

* * *

Энн проснулась в семь часов утра от нервной дрожи: окончательно успокоиться за ночь от тревожных мыслей в свете своей предстоящей встречи с Линдой ей так и не удалось. Это было достаточно плохо: нельзя допустить, чтобы кузина заметила ее волнение. Но девушка знала это свое качество, как и тот факт, что такая дрожь странным образом проходит в момент наступления события, вызвавшего ее. Во всяком случае, так происходило с ней в последние пару лет.

Девушка блаженно потянулась на роскошных простынях, хотя не спешила устраивать ранний подъем, несмотря на насыщенную программу сегодняшних мероприятий. Прежде чем приступить к обычному утреннему туалету, можно было немного полежать и еще раз все обдумать. Вчера перед сном она не успела этого сделать, заснув быстро и как-то незаметно для своего перегруженного информацией мозга.

Все было бы замечательно, если бы Энн нашла договоренность со своим внутренним Я. А это нужно было сделать и как можно скорее. Не движет ли ее внутренними порывами желание мести?… Пожалуй, нет. Она сама оказалась в такой ситуации, что ей приходиться защищаться. А если бы все сложилось по-другому? Захотела бы она отплатить за то презрение и унижение, которые ощущала на протяжении многих лет? Быть может, очевидные результаты собственной успешности смогут примирить ее со своими внутренними противоречиями, а вместе с этим помогут преодолеть те негативные чувства, которые она сейчас испытывает к определенным людям? Неужели годы ненависти способны заразить душу и сознание вирусом распада? Зачем разрушать свою жизнь, потворствуя низменным желаниям? Ведь только сейчас она стала соответствовать тому образу, который рисовала себе когда-то некрасивая и глупая девушка-подросток. Кроме внешней красоты, появилась сила духа и внутренняя уверенность, запрещавшие Энн опускаться до такого недостойного поступка, как месть. Бог видит Все, тем более если Он в тебе есть! Кто из живущих на Земле людей может взять на себя Его Право карать или миловать?… «Нельзя цепляться за прошлое, – думала девушка. – Хотя с другой стороны – почему нельзя? Не держаться, конечно, за него, но и не забывать. Как же выбрать «золотое сечение «в противоборстве прошлого и настоящего, а как следствие этого – будущее?»

Постояв минут десять под горячим душем, Энн согрелась и спустя некоторое время напрочь забыла о своих переживаниях. Растираясь толстым махровым полотенцем, девушка с удовольствием заметила, что нервозное состояние и дрожь уже не беспокоят ее.

Накинув банный халат, цвета абрикоса, Энн расчесала влажные волосы таким образом, чтобы высохнув, они уже не нуждались в особой укладке, а затем заказала себе в номер завтрак. У нее было много работы, так что полдня предстоит занимать свою голову изучением документов, которые касались их семейного бизнеса. Ей нужно было доказать миссис Старлингтон, что все последнее время не прошло для нее бесполезно, и она многого достигла за несколько лет, а ее жизнь за границей только кристаллизовала и закрепила кардинальные изменения, произошедшие с Энн. Девушке действительно казалось, что в ее голове каким-то образом установилась новая, более совершенная, программа ее личностного развития. То, что с произошло с Энн можно назвать только чудом, которое бывает разве что в фильмах, да и то – фантастических.

Скромно позавтракав: кофе и половинка подсушенного рогалика – она принялась за изучение несметного количества ксерокопий разных документов, касающихся компании. Через некоторое время она обнаружила, что нелегкий процесс познания ее действительно увлек. Это обстоятельство удивило и даже немного позабавило Энн: такого она не ожидала. Впрочем, немного поразмышляв об этом факте, девушка почувствовала огромную радость, приправленную толикой сомненья. Радость состояла в том, что она – наконец-то! – нашла нужную область бизнеса, которая смогла ее заинтересовать, хотя недавно в поисках «своей ниши» ее мотало со стороны в сторону, как корабль, попавший в сильный шторм.

Три часа прошли незаметно, и Энн позволила себе перерыв на небольшой ланч, позволив себе чашку кофе с молоком и небольшой сэндвич с телятиной и сыром. Позвонила Кристель Ферра, а затем Марк, с которым разговор затянулся на десять минут. Бросив взгляд на часы, мисс Старлингтон поняла, что ей уже пора собираться.

…Спустя почти полтора часа Энн сидела в кабинке популярного детища известного ресторатора Дэвида Танга – ресторане «China Tang». Она приехала на целых полчаса раньше оговоренного времени, чтобы заранее занять нужный ей столик и немного осмотреться.

Потягивая свежевыжатый яблочный сок, она смотрела на огромный экран с живой картинкой Шанхайского залива, где курсировали джонки на фоне декоративных небоскребов. Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, Энн стала вспоминать известные слухи и факты, касающиеся этого ресторана. Заведение располагалось в помещении, которое раннее занимал клуб «Дорчестер «Мохаммеда Аль-Файеда, в подвале отеля «Дорчестера», ныне принадлежащего султану Брунея. «China Tang» был оформлен в имперском стиле: дворцовые лабиринты залов с антикварной мебелью и бесценными шелками. «Да уж… только веселые компании, которые здесь нередко собираются, не очень-то соответствует этому стилю и больше напоминает воровскую тусовку или сборищем мафиози. Хотя, может, они и есть ценители высокой кухни? Впрочем, по-видимому, нужно быть и впрямь крутым мафиози, чтобы оплатить трапезу в этом ресторане», – усмехнулась Энн. «Зато уж точно здесь нескучно: можно встретить и индийских магарани в сари, и невозмутимых боевиков в черной коже, и африканских принцев в национальных одеждах… готовая массовка для зубодробительного боевика. Но Дэвид Танг сказал, что ему нужна сенсация. Что ж, он этого добился. Мик Джаггер, Фил Коллинз и иже с ними тоже тут бывают, хотя и ужинают, по-видимому, на расстоянии от всей этой тусовки», – сделала вывод Энн, неожиданно почувствовав голод, но это желание легко объяснялось: два легких перекуса не могли заменить полноценный обед, впрочем, обычно волнение всегда лишало ее аппетита, а сейчас получается, что не в этот раз. Так почему бы и не поесть?

Спустя десять минут голод был утолен всего лишь одним салатом. Взглянув на свои часики и подумав, она заказала бокал шардоне. В ожидании вина Энн достала из сумки книгу о династии Борджиа. Вскоре рядом с яркой книжной иллюстрацией стоял бокал с вином. Весь этот натюрморт являлся частью продуманного плана, хотя тщательность его подготовки была весьма условной, так как времени для более лучшей организации этой встречи просто не было. Но все же устроители предстоящего действа постарались избежать любых случайностей.

Девушке прикрепили микрофон, и от проводков у нее зудело тело. «Да, – подумала она. – В фильмах все это делается легко и непринужденно, но вот в действительности организация такого процесса совсем не легкая задача». Чтобы отвлечься и забыть о зуде, Энн стала листать книгу, хотя ее мозг не желал вникать в жизнеописание нескучной семейки всемирно известных любителей куража, приправленного ядом.

К счастью, Линда все же не Мата Хари. И вообще, о том, чтобы обычной девушке догадаться о предстоящей постановочной беседе, нужно все же иметь кое-какое представление о методах, используемых в различных секретных операциях. К тому же ее кузина принципиально не изменила свое мнение об умственных способностях Энн.

Девушка вспомнила вчерашнее совещание. Когда Марк изложил ей все, что против нее затеяла Линда, она, конечно же, растерялась, но ненадолго: чего-то подобного Энн ожидала с момента своего возвращения домой; поэтому быстро взяла себя в руки и почувствовала настоящее облегчение: наконец-то появился шанс – все расставить по своим местам, тем более – ей окажут существенную помощь в этой «генеральной уборке». Марк, Фрэнк и Макс, похоже, попытались рассмотреть все непредвиденные моменты, разумеется те, которые можно было бы представить человеку с хорошо развитым воображением.

В конце совещания Марк отозвал мисс Старлингтон в сторону, чтобы задать последний вопрос и предоставить ей возможность отказаться от задуманного. Но девушка была настроена очень решительно, твердо сказав:

– Я не собираюсь прощать Линде такое. И не только ей. Вы же сами выразились, хоть и немного высокопарно, что «пора со всех сорвать маски». И вы знаете, Марк, я очень хочу принять в этом процессе непосредственное участие. Прошлое нельзя забыть, но его можно отпустить, поставив на определенном этапе жизненного пути жирную точку. Это отнюдь не месть: я просто не хочу, чтобы меня использовали в своих грязных играх.

– Мне понятно ваше желание, Энн, но сможете ли вы быть достаточно убедительной? Если мисс Доэрти почувствует вашу неуверенность или фальшь – сорвется весь наш план, и затем что-то быстро предпринять нам будет совсем не легко.

– У меня все получится. – Слова прозвучали резко, и девушка попыталась их смягчить: – Все должно пройти хорошо. Я верю в провидение и в высшую справедливость.

И сейчас Энн напряженно раздумывала, что можно будет сделать, если Линда не купится на эту уловку. Прошло уже двадцать девять минут, а кузина пока еще не появилась. Глотнув вина, мисс Старлингтон попыталась волевым решением снять нервное напряжение, однако этот процесс не хотел подчиняться ее сознанию; к сожалению, нередко гуморальная система управления человеческим организмом оказывается сильнее его воли. Спустя несколько минут, когда ей удалось разглядела среди других посетителей, вошедших в зал ресторана, Линду, она почувствовала – предстоит серьезная борьба. Кроме того, Энн прекрасно осознавала, что по любой оценочной шкале ее актерские способности соответствуют нулевой отметке. Правда, девушка хорошо понимала и тот факт, что если сегодня она «не раскопает» в себе задатки лицедейства – в самое ближайшее время у нее возникнут достаточно серьезные проблемы.

– Привет, – подчеркнуто вежливо сказала Линда, слегка улыбаясь. Она присела в кресло напротив. К встрече мисс Доэрти подготовилась неплохо: она облачилась в строгий контрастный черно-белый кардиган, однако графическая расцветка этого наряда не совсем соответствовала стилистическим предпочтениям Линды, обычно она выбирала более женственный и изящный образ, хотя и не всегда удачно компоновала цветовую гамму. Выбор ее сегодняшнего туалета однозначно говорил о том, что кузина настроена весьма воинственно. Об этом давал понять и ее несколько агрессивный макияж: черная подводка глаз, темно-зеленые тени и яркая терракотовая губная помада; светлокаштановые волосы девушки были собраны в строгий узел.

Просмотрев меню, Линда спросила у Энн:

– Так ты хотела, чтобы я угостила тебя десертом?

– Потом, – ответила мисс Старлингтон, неспешно промокнув салфеткой свои губы. – Сейчас можно бокал шардоне, если тебя не затруднит.

– Без проблем. Только мне интересно, а с какой стати я должна тебя угощать?

– Почему бы и нет?

– Ты собираешься меня шантажировать? – спокойно спросила Линда, надеясь, что ее голос прозвучал действительно равнодушно, на самом деле она сгорала от бушевавших в душе страстей, доминирующей из которых являлась ненависть. Нарочито медленно мисс Доэрти пролистала винную карту.

Ответить на вопрос кузины Энн помешал появившийся официант, которому Линда заказала два бокала вина.

– Шантаж – это, скорее, твой метод ведения дел, – ответила мисс Старлингтон, подождав, пока они останутся одни.

– Ладно, давай к делу, – жестко и надменно произнесла Линда. – С чего ты взяла, что я собралась устроить тебе какую-то подлость? Если я и заходила к тебе в твое отсутствие, то совершенно по другой причине: у меня действительно закончилась бумага для принтера и я взяла у тебя несколько листов, а ты была дома, кажется, плескалась в бассейне.

– Ну хорошо, пусть так. Скажу тебе честно. – Энн замолчала, будто бы собираясь с мыслями, а затем продолжила: – Ты знаешь, я врать не умею. Иногда я забывала включать видеокамеры, поэтому, вполне возможно, не все моменты твоих забав мне стали известны. – Энн чуть приподняла бокал с вином и посмотрела на кузину сквозь золотистую жидкость, усмехнувшись размытым очертаниям контуров ее фигуры, продолжила: – Допустим, ты приходила за бумагой. А образец моего крема для тела зачем тебе был нужен?

– Хотела его сравнить с моим, – просто ответила мисс Доэрти, подумав, что на этом все подозрения сестры должны быть исчерпаны. – Это ведь не криминал? – саркастически спросила она, сделав небольшой глоток вина.

– Нет, конечно. Возможно, я бы и не стала делать из этого проблему, но в воскресенье Фред взял у меня отпечатки пальцев и образец того же крема, сообщив при этом, что миссис Старлингтон получила анонимку. – Помолчав, иронично прищурив голубые глаза, девушка заметила: – Тебе не кажется, что какое-то уж очень странное совпадение?

– И не такие бывают странности. – Пожала плечами Линда, ощутив, как турбулентный поток страха омыл ее внутренности.

– Хотелось бы думать. – Энн задумчиво поправила прядь волос, упавшую на ее лоб. – Но не вызовут ли вопросы у моей матери и Фреда такие совпадения? И если бы дело было только в анонимке… Но тебя же хотели отравить, и ты тоже получила анонимное послание, а все найденные улики указывают на меня. И не могу сказать, что эти новости похожи на шутливый розыгрыш.

Удар был достаточно неожиданный и ощутимый. Линда заметно растерялась и побледнела, к сожалению, физиологические процессы плевать хотели на способности даже очень талантливых актеров. И мисс Доэрти явственно поняла: конечно же, ни Минерва, ни Фред, ни полиция не поверят в ее жалкие объяснения своего, как говорится, несанкционированного проникновения в жилище кузины. Нужно было договариваться с Энн во что бы то ни стало, иначе грянет катастрофа, думала Линда. Но вслух сказала:

– Что ж, можно, конечно, по-разному интерпретировать такое совпадение… но какое отравление?

– Линда, перестань! Сейчас-то зачем врать и изворачиваться? Я подслушала небольшую часть совещания, состоявшегося в кабинете миссис Старлингтон. И мне за этот проступок совсем не стыдно, потому что я сразу заподозрила что-то неладное. Я проследила, как Фред, Марк и остальные последовали в сторону апартаментов Минервы, и зашла в приемную… Конечно, кто же будет работать в уик-энд, кроме моей матери. Секретарша отлучилась, и мне удалось кое-что подслушать (это было ложью, но кто об этом знает?). Презрительно сузив глаза, Энн откинулась на кресло и холодно сказала: – Совпадение, говоришь… Ты целенаправленно хотела меня подставить, и это у тебя вполне могло получиться.

– Я хочу посмотреть все, что зафиксировали твои камеры. Кто знает, что еще ты сможешь оттуда высосать, мало-мальски подходящее для шантажа, – чуть успокоившись, скептически заметила Линда, сделав изрядный глоток вина.

– Я потом тебе ее отдам.

– Ты хочешь сказать, что не даешь мне никаких гарантий? – возмутилась Линда.

– Никаких, – усмехнулась Энн, но затем пояснила: – Твоя гарантия – мое слово. При любом раскладе ты способна выдумать различные варианты, к примеру, сказать, что я тебе не все показала и в будущем вновь смогу тебя чем-нибудь стращать… Ты же всех оцениваешь по себе и, возможно, так бы и поступила, не став раскрывать в каком-то противоборстве все свои карты. – Она замолчала, а затем твердо, глядя кузине в глаза, произнесла: – Ты меня хорошо знаешь, и если я дам тебе слово – несомненно, его сдержу.

Линда молчала, медленно потягивая вино. Затем тихо спросила:

– Чего ты хочешь?

– Думаю, ты знаешь. Я хочу только своей реабилитации. А для этого тебе нужно пойти к моей матери и честно ей признаться во всем. Мне кажется, это – справедливый шаг. Каждый должен отвечать за свои поступки, особенно за такие мерзкие. – «Беседа, похоже, слишком затягивалась», – подумала Энн. Настал момент, когда следовало бы что-то предпринять. Как говорил ей Марк, нужно предоставить Линде возможность сделать какую-нибудь ошибку. Хотя кузина может оказаться умнее и не воспользоваться таким случаем, но другого выхода нет. Придется воспользоваться тем, что Линда до сих пор убеждена в своем исключительном уме и проницательности. – Энн поднялась из-за стола, небрежно бросив: – Подумай, а я пока отлучусь в туалет.

Мисс Доэрти кивнула, бросив на кузину острый взгляд исподлобья.

«Если бы взгляд обладал убивающим эффектом – дойти до туалета мне было бы не суждено», – мысленно усмехнулась Энн.

Оставшись одна, Линда рассуждала недолго: «Гадина не блефует… откуда же еще можно узнать о моем посещении ее апартаментов? Такое не придумаешь. Хорошо, что она еще вчера намекнула об этом, дав мне возможность кое-что предпринять. Что ж, Энн всегда недооценивала меня, считая недалекой. Правильно она сказала, что за все надо платить. Змея нападает, если ее загнать в угол».

Она сделала глоток вина и поставила свой бокал буквально в дюйме от бокала Энн. Затем открыла свою сумочку и вынула оттуда айфон и маленький бумажный пакетик. Ее движения были естественны и быстры. Линда протянула руку с телефоном и пакетиком к стоявшим бокалами и в момент касания рукой одного из бокалов ловко, как фокусник, шевельнула пальцами, высыпав немного бесцветного порошка – тетродотоксина – в бокал своей сестры. (Вчера Линда целый день потратила, чтобы изучить подходящие яды и приобрести тот, который ей показался наиболее оптимальным в данном случае. От стрихнина и ризина по разным причинам пришлось отказаться. Тетродотоксин неплохо растворялся в этаноле, и его количество можно было рассчитать так, чтобы Энн умерла или превратилась в зомби(!) часов через шесть. Известно, что этот яд получают из иглобрюха, являющегося родственником рыбы фугу, к тому же он является основой для знаменитого «порошка зомби».) Затем она положила телефон на стол, а бумажный конверт с порошком возвратила в свой клатч и стала небрежно листать винную карту, решив заказать что-либо покрепче. В голове Линды пульсировала одна мысль: яд животного происхождения и отстроченного действия, если все получится, то Энн должна умереть ночью. «Нужно уговорить Энн уехать домой, каким угодно способом! А потом все подготовить к ее самоубийству. А вдруг она не захочет уехать в Старлингтон-Холл? Что-нибудь придумаю…»

Возвратившись к столику и обратив внимание на лежащий на столе телефонный аппарат Линды, Энн мысленно представила сцену, предшествующую его появлению, и невольно усмехнулась, взглянув на кузину. «Какая самоуверенность! Может, она считает, что ей все сойдет с рук? Нет, скорее всего, Линда считает, что разыграла свое мнимое отравление, не допустив ошибок, и, безусловно, никто ни о чем не догадался. И было бы все не так плохо, если бы не я со срытыми видеокамерами, существующими только в воображении Марка», – подумала девушка. Она пока не была уверена, что их план сработал. Но, возвращаясь к столику из дамской комнаты, она заметила благодушную улыбку помощника Марка, химика-лаборанта Скотта, сидящего неподалеку от них. Энн захотелось прыгать от радости: их план сработал. Хотя еще не все закончено.

Усевшись за столик, девушка приняла чуть озабоченный вид, но все же не смогла отказать себе в удовольствии иронично улыбнуться. Должна же она каким-то образом выразить свою победу над самовлюбленной кузиной!

– Ну хорошо, а что потом? Может, нам нужно будет поговорить о наших с тобой отношениях после моего, так называемого, покаяния во всех грехах? – поинтересовалась Линда, пристально глядя на мисс Старлингтон.

– Почему – нет? Видишь, получается, что компромат – неплохое средство для возможности компромисса.

– Я готова это сделать сегодня, чтобы не откладывать свои неприятности в долгий ящик. Но у меня одно условие…

– Какое? – удивленно приподняла брови Энн.

– Чтобы мы домой поехали вместе. Правда, я не сразу пойду к Элизабет, – Линда чуть засмущалась. – Я пойду на пробежку… К тому же мне надо настроиться на это…честно говоря, нелегкое признание.

– Я не против, – медленно проговорила мисс Старлингтон, мысленно пытаясь понять, что за новую игру устроила ее кузина.

– Будешь еще вино?

– Да я еще это не допила, – ответила Энн.

– Как хочешь. Закажу себе.

– Не стоит, мисс Доэрти, – сказал крепкий молодой человек, лет тридцати, в темном костюме, минуту назад сидевший за соседним столиком и, казалось, увлеченный чтением газеты. Он представился и улыбнулся. А затем Линда увидела приближающегося детектива Лоутона.

– Положите руки на стол, мисс Доэрти, – твердо произнес Марк.

– Я не понимаю… – пролепетала та, – это какая-то ошибка…

 

Глава 14

Нам крупно повезло: мы успели вовремя организовать спектакль. Почти в конце нашего самодеятельного представления мне позвонил инспектор Теллер с сообщением, что произведенный в апартаментах мисс Старлингтон обыск оказался результативным, и сейчас проводится экспертиза найденных улик. Я молча выслушал эти новости, сообщив, что мы выезжаем в Тауэринг-Хилл вместе с мисс Старлингтон и мисс Доэрти. Если Алекс и удивился этому, то никак этого не проявил.

Элизабет Старлингтон позвонила мне спустя десять минут. Мой разговор с ней был краткий, но продуктивный: наши с ней планы и цели на сегодняшний вечер совпадали.

Затем я позвонил Оливии Виар и Ларсу Слэйтеру, которые ожидали моего звонка. Предстоящая процедура, безусловно, не могла их радовать, но они все же осознавали, что не всегда возможно отыскать безболезненный выход из сложного положения, поэтому восприняли мою просьбу с должным пониманием и даже некоторым воодушевлением.

В Тауэринг-Хилл мы поехали на «форде» Макса. Скотт направился следом на своей «ауди».

Я уселся на переднее сиденье, а Фрэнк и кузины разместились на заднем, причем хакер почти вольготно втиснулся между девушками. Всю дорогу до «Олимпа» мы молчали, говорить, безусловно, было не о чем. Насколько мне было видно боковым зрением, Линда все это время смотрела в окно. Держалась девушка неплохо, и как мне представлялось, она все же надеялась на заступничество Элизабет; возможно, у Линды и были на то основания. Что ж, поживем – увидим, впрочем, я думал несколько иначе.

* * *

Минерва пригласила нас в частный салон своей империи, который открылся буквально несколько месяцев назад. Чтобы подняться на семнадцатый этаж красивого здания из тонированного стекла и прозрачного бетона, из-за которых на определенном расстоянии «Олимп» казался невесомым, нужно было пройти через турникеты отделанного мрамором холла и предъявить охране документы, удостоверяющие личность.

Семнадцатый этаж не поражал каким-то особым дизайном, но комфортным он, безусловно, был. Вдоль светло-голубых стен располагались удобные кресла и канапе такого же оттенка. В конце длинного коридора находился большой светлый зал с террасой из тиса и бангикара, обставленный стилизованной мебелью и оснащенный баром. В общем, здесь было все для того, чтобы расслабиться в приятной компании, погрузиться в уютную атмосферу роскоши и богатства, дабы неспешно отдохнуть от трудов праведных. Из огромных окон зала можно было окинуть взглядом весь город, и те, кто имел право наслаждаться здесь отменным шампанским, мог небрежно сказать, что жизнь, в общем-то, складывается неплохо…

Но в этот вечер, пожалуй, не все приглашенные Минервой гости с полным правом могли считать эту фразу справедливой по отношению к себе. Я и сам, честно говоря, был отнюдь не уверен, что смогу покорить сегодня в этом зале «свой» Олимп…

Нас ждали: администратор Джон Палмер провел нас на террасу. Вечер был теплый и такой выбор миссис Старлингтон меня порадовал. Все говорило о том, что предстоящее собрание пройдет в неформальной обстановке и будет в некоторой степени приемом. Как мне казалось тогда, именно такой вариант задумали Элизабет и Фред… Не очень ли жесткую расплату мы им подготовили? Но я отогнал от себя эти мысли. Ведь они, Минерва и Ко, возможно, собираются устроить совсем не мягкую расправу над Энн, причем публичную и унизительную. Впрочем, я был уверен, что миссис Старлингтон отнюдь не мстительна, потому что месть и ненависть – это по своей сути эмоции, а она никогда ими не руководствовалась в своей жизни. Просто таковы правила игры, и Минерва их соблюдала, даже если они не всегда ее устраивали.

Войдя на террасу, я сразу понял: предполагается прилюдная «порка», и мои недавние предположения оказались верны, хотя я все же надеялся на более скромное проведение предстоящей процедуры, однако миссис Старлингтон все делала масштабно… Объект этой кровавой и кровной экзекуции мне был хорошо известен. Назвать наказание «прилюдным «было очевидным из-за немалого количества собравшихся здесь людей, а «кровной»– в силу того, что многих присутствующих гостей связывали не только служебные, но и родственные отношения. Правда, не все родственники присутствовали на предстоящем семейном совете (хотя немалую часть собрания составляли сотрудники компании и несколько человек, не имеющих ни родственных отношений с семьей Старлингтон, ни с ее семейным бизнесом). Мне пришлось подкорректировать явную оплошность Минервы – и незаметно нажать «нужную» кнопку на своем смартфоне.

Поприветствовав нас (все остальные приглашенные уже заняли места), миссис Старлингтон предложила нам присесть.

Элизабет восседала почти в центре небольшого стола эллипсовидной формы. По правую руку Минервы в удобных креслах расположились Фред Хантер, Эдвард Крайтон и Анна Теллер, по левую – Алекс Теллер и сержант Джек Ричардсон. Чуть подальше от полицейских сидел Кристофер Парк, коммерческий директор компании и отец Джулии. Он немного дистанцировался от сержанта, выбрав в качестве «соседа» густое лимонное дерево. Седые брови финансиста были нахмурены, плотно сжатые тонкие губы казались лиловым швом на старом разрезе, выполненном не очень острым лезвием. На исхудавшем, костистом лице, за тусклым блеском очков, скрывались холодные жесткие глаза. При взгляде на него несложно было поверить в теорию Дарвина, в том ее аспекте, что акулы не такие уж далекие прародители человека. Длинный и худой, но с широкими плечами, конусообразным и лысоватым черепом, в зеленовато-коричневом костюме, цвета болотной жижи, он напоминал притаившегося в зарослях голодного аллигатора, готового заглотнуть любой движущийся предмет. Складывалось впечатление, что мистер Парк и спит в этом «болотном» наряде: костюм, рубашка, галстук. Длинные кисти рук семидесятипятилетнего мужчины прижимали к поверхности стола какие-то бумаги, царапая по ним желтоватыми крюкообразными пальцами. «Интересно, каким-таким чудом этот «красавец» смог передать вполне «симпатичные» гены своей дочери?» – Совсем некстати пришла в мою голову мысль, но мне удалось заставить «умолкнуть» свои размышления.

За спинами всех этих «судей», сквозь увитые зеленью символические стены, угадывалось небо, и даже при плохом воображении несложно было представить этих «инквизиторов» на фоне тюремной решетки, густо сотканной из колючей проволоки.

Все остальные приглашенные гости сидели в таких же удобных светло-коричневых креслах по обеим сторонам полукруглой террасы; здесь также были мобильные столики, уставленные бокалами, бутылками с водой и другими напитками. С этой небольшой части площадки открывался чудесный вид на лес и озеро. Безмятежность этой картины гипнотизировала и навевала умиротворение, но цель нашего прихода была далека от такого отстраненного созерцания.

С одной стороны дуги полукруга расположились Джулия Парк, Дэвид Старлингтон, Джеймс Локхарт и Эмма Старлингтон; с другой стороны – Кейт и Кристиан Стюарты (я не поверил своим глазам – Минерва пригласила своего самого главного конкурента! Может, Хантер или Теллер нарыли и на него какой-либо компромат?), рядом с которыми присели Энн, Макс, Скотт, Фрэнк и я. Линда, до сих пор пребывавшая в некой прострации, присела рядом с Эммой. Своими движениями мисс Доэрти напоминала заведенную механическую куклу. (Ее можно было бы пожалеть, но в моих глазах она этого не заслуживала. Зная ее изворотливый ум, я полагал, что сейчас она лихорадочно просчитывает в уме возможные варианты спасения.) Перед каждым из присутствующим стояли бокалы и бутылки с водой. Судя по всему, разговор предстоял долгий.

Подождав пока мы рассядемся, миссис Старлингтон обратилась ко мне:

– Мистер Лоутон, представьте нам, пожалуйста, пришедших с вами джентльменов.

– Это мои помощники и коллеги, – произнес я, поднимаясь. – Мистер Скотт Майсон, специалист по биохимическому анализу, мистер Фрэнк Тодескини, мой помощник.

Кроме того, к делу нам удалось привлечь независимого эксперта, мистера Макса Адлера, бывшего сотрудника полиции Большого Лондона. В настоящее время мистер Адлер возглавляет отдел биохимического анализа Центра молекулярной диагностики. Благодаря его помощи мы успешно закончили наши расследования.

– Что ж, замечательно. Будем надеяться, что сегодня мы разберемся с этим вопросом, а возможно, и с другими, – холодно начала Минерва. – Когда сегодня мисс Маршалл (личный референт Элизабет, но в большей степени формальный, в действительности – секретарша) разослала всем сообщения о предстоящей встрече, в них не указывались подробности повестки запланированного собрания. – Замолчав, она обвела всех присутствующих ничего не выражающим взглядом. – Понимаю ваше удивление из-за такого, можно сказать, несколько неожиданного совещания, к тому же в таком составе… поэтому попытаюсь сейчас все разъяснить. – Женщина задумалась. (Надо заметить, она редко использовала в своих выступлениях какие-либо заготовки.) – Поводом для организации этого собрания послужило преступление, имевшее место в прошедшие выходные, так что в связи с этим вы можете наблюдать здесь гостей, не являющимися нашими сотрудниками, но эти господа в той или иной степени были невольными свидетелями того неприятного инцидента. Что же касается количества времени, которое нам понадобится, это будет зависеть от мистера Хантера и мистера Лоутона, так как они проводили частное расследование случившегося. Мисс Доэрти, жертва неудавшегося отравления, отказалась от проведения официального следствия. Кроме того, мне хотелось бы этим вечером обсудить еще несколько вопросов, касающихся будущего нашего холдинга, но этот аспект мы рассмотрим в конце нашего заседания и, думаю, в другом составе. Прошу вас, мистер Хантер, – обратилась она к своему помощнику.

Фред кивнул и, чуть прокашлявшись, решительно сказал:

– На изложение результатов расследования, проведенного моими сотрудниками, мне будет достаточно не более получаса. – Снисходительно взглянув на Энн, он затем вопросительно посмотрел на меня.

– Я не могу сейчас дать четкий ответ, все будет зависеть от того, что предоставите нам вы, мистер Хантер, – ответил я. – Мы же не успели доложить миссис Старлингтон наши итоги, поэтому нам неизвестно: есть ли у вас или у мистера Теллера ответы на те события, которые буквально взбудоражили наш город в течение последних месяцев.

– А у вас есть все ответы? – усмехнулся Фред.

– Думаю, да. Но по всем остальным вопросам я могу отчитаться и позже, непосредственно перед миссис Старлингтон. – Мне пришлось ступить на тонкий лед, теперь все зависело от решения собравшихся. Честно говоря, я уповал на обычное обывательское любопытство. Много ли найдется людей, у которых начисто отсутствует это качество? Спустя пару секунд, оказалось, что совсем не много. Все присутствующие и до этого момента отнюдь не спали, но после моего ответа зал загудел, как растревоженный улей. Но Минерва разом прервала «несанкционированный» зуд.

– Вы хотите за один вечер прояснить всю картину последний событий? – позволила себе несколько показное, легкое удивление миссис Старлингтон.

– А у вас, миссис Старлингтон, есть нечто такое, что вы хотели бы скрыть от своих сотрудников и жителей города? – искренне, казалось бы, спросил Стюарт, но иронию в его вопросе, думается, услышали все.

– Нет, мистер Стюарт, просто такое разбирательство, как я полагаю, может затянуться на длительное время.

– Ну, если кому-то станет неинтересно, тот, надеюсь, сможет уйти, – радушно улыбаясь, парировал Кристиан.

– Быть может, мы этот вопрос решим позже? Все-таки инициатором этой встречи была я. Разве нет, мистер Стюарт? – спокойно ответила Минерва и вроде бы равнодушно посмотрела на Кристиана, но мне показалось, что во взгляде женщины сталью блеснул двуствольный пулемет системы Гаста.

Кристиан подобрался, приняв чуть обескураженный вид.

– Извините меня, миссис Старлингтон. Стиль вашей работы настолько демократичен, что я позволил себе такую вольность, – вежливо ответил экстрасенс, но в его глазах застыла насмешка.

– Хорошо, – ответила та, вновь неспешно и внимательно окинув взглядом всех присутствующих. Я последовал ее примеру.

Фред, Алекс, Эдвард и Джек сохраняли невозмутимость; Анна выглядела потерянной, Кристофер Парк, казалось, спит с открытыми глазами. Джулия и Кейт отреагировали на удивление одинаково: их глаза алчно заблестели в предвкушении какой-нибудь сенсации; Кристиан, Дэвид и Джеймс сохраняли обычное для себя равнодушие, конечно же, показное. Эмма не могла, как ни старалась, скрыть свою обеспокоенность: лицо девушки, несмотря на россыпь веснушек, порозовело, ее глаза лихорадочно забегали, полные руки, до этого спокойно лежащие на столе, сцепились в замок, будто кто-то пытался их разлучить. Эмма была явно лишена артистических способностей, как, впрочем, и хладнокровия, присущего почти всем ее родственникам.

Энн выглядела несколько возбужденной: яркие темно-голубые глаза горели; легкий румянец лица, окрасивший высокие скулы, необычайно ей шел. Было заметно – она рвется в бой. Я понимал ее чувства: приятно, когда предполагаемое торжество справедливости по своей сути является личным триумфом человека, которого длительное время незаслуженно игнорировали.

Все присутствующие не проявляли нетерпения, так как знали: Минерва ценит время как свое, так и чужое – значит, причина такого собрания действительно серьезная.

– Сейчас шесть часов, – сказала миссис Старлингтон. – Начнем, а там посмотрим по обстоятельствам. Итак, произошло преступление. И я сразу объявила, что не посмотрю ни на какие заслуги, родственные отношение или прочие привилегии, если виновным в произошедшем событии окажется мой или чей-то еще родственник, или человек, занимающий важный пост в нашей компании. – Замолчав, она сделала пару глотков воды. Несмотря на свою обычную холодную надменность, ее вид говорил о том, что любые нарушения порядка – тем более преступления – не допустимы в ее «империи «и будут нещадно и жестко пресекаться. – Прежде всего, хочу напомнить всем присутствующим, что на террасе установлена специальная аппаратура, которая исключает любые возможности вести запись, скрытую съемку или трансляцию предстоящего обсуждения любой электронной техникой. – (Об этом я не подумал, теперь придется использовать план «В»). – Поэтому все, что здесь будет произнесено не должно быть вынесено за пределы этого помещения, – твердо произнесла женщина и вновь сделала внушительную паузу, дабы ее предупреждение проникло в сознание каждого из присутствующих здесь гостей, а затем продолжила:

– Если есть вопросы по повестке дня – прошу их задать. К тому же, если кому-то нужно будет срочно уйти – это тоже обсуждается. Начнем с криминальных новостей, как говорят тележурналисты, – Минерва позволила себе легкую, ироничную улыбку, тем самым немного разрядив тяжелую атмосферу «судебного зала». – Ранним утром воскресного дня мне позвонила мисс Доэрти с сообщением, что она плохо себя чувствует и подозревает отравление каким-то ядом, так как накануне получила анонимные письма с угрозой. Мисс Доэрти отказалась писать заявление в полицию, но против частного выяснения обстоятельств этого происшествия она не возражала. Я же в свою очередь решила провести неофициального расследование, чтобы наказать человека, посягнувшего на жизнь девушки. Около полудня сегодняшнего дня мне стало известно: виновники некоторых событий находятся среди нас, хотя, возможно, это не один человек, а несколько. Надеюсь, вы разделяете мое желание установить истину? – чуть повысив интонацию, спросила она и сделала паузу, по-видимому, чтобы оценить нашу реакцию. Мне тоже это было небезынтересно, и я последовал ее примеру. Очевидно, миссис Старлингтон удалось выдрессировать многих: на лицах большинства отразилось ожидаемое негодование. «Дрессуре «не поддался наш квартет – я, Скотт, Фрэнк и Макс; глаза Энн заблестели, похоже, от еле сдерживаемой ярости. Виноватое выражение побагровевшего лица Эммы вызывало жалость. Линда, надев маску непроницаемости еще в Лондоне, с трудом пыталась ее удержать.

– Не будем терять время, – продолжила Элизабет и, обратившись к Фреду, сказала: – Пожалуйста, мистер Хантер, проинформируйте нас кратко о результатах вашего расследования.

Вновь тихо кашлянув, Фред четко и коротко рассказал об анонимках, попытке отравления мисс Доэрти и выявленных уликах. Затем он перешел к тому, что удалось обнаружить в результате обыска у мисс Старлингтон, который стал возможен из-за некоторых улик, обнаруженных накануне. Фред умолк после сравнительно длительной речи и выпил воды, а затем своим низким голосом буквально разбил хрустальную тишину зала: – Хочу заметить: есть такое понятие, как совокупность косвенных улик. В лаборатории компании были проведены необходимые анализы. Установлено, что неизвестный светлый порошок, найденный в спальне мисс Старлингтон, является смесью лекарственных препаратов, аналогичных тем, которые были обнаружены в бутылке с вином и в бокале мисс Доэрти. А надо заметить такое их сочетание с алкоголем могло бы привести к роковым последствиям для мисс Доэрти. Незначительная часть этой смеси была обнаружена и в рвотной массе пострадавшей. Так же установлено: для анонимного письма, полученного мисс Доэрти, использовалась такая же бумага и клей, которые были найдены в кабинете мисс Энн Старлингтон. Ну и тональный крем на бутылке с вином аналогичен крему, обнаруженному в ванной комнате этой девушки. – Хантер тяжело вздохнул и сделал скорбное лицо, но когда он посмотрел на бедную Энн, его темные глаза, казалось, метали молнии, однако он смог придержать «грозу» на потом. – Если в этом деле кому-то что-то непонятно – могу объяснить. Но, как мне кажется, здесь присутствуют достаточно умные люди. У меня все. – Он замолчал и вновь потянулся за бокалом с водой.

– Мистер Хантер, – решительно сказал Фрэнк, поднявшись, – вы, очевидно, сочтете меня глупцом, но все же поясните, пожалуйста, если все улики против мисс Старлингтон косвенные, то на каком основании вы предъявляете ей обвинение в таком преступлении? Ведь эту смесь в апартаменты девушки могли подбросить. Да и все остальное организовать не так уж сложно. И вы даже не упомянули мотив преступления!

Миссис Старлингтон предварила ответ Фреда, негромко проговорив:

– Мистер Тодескини, если у вас возникли вопросы, вы можете их задать не вставая… Мы же не в школе… и собрались – надеюсь! – в приватной обстановке выяснить некоторые… скажем проблемы. Извините, мистер Хантер, – обратилась она к своему помощнику, – ответьте, пожалуйста, мистеру Тодескини да и другим, пожалуй, тоже.

– И кто же мог подбросить эти препараты в апартаменты мисс Старлингтон, мистер Тодескини? – зло усмехнувшись, задал вопрос Кербер.

– Насколько мне известно, эта девушка живет не одна в Старлингтон-Холле. Количество прислуги, обслуживающий этот фамильный особняк, не сразу и пересчитаешь, – язвительно парировал Фрэнк.

Хантер напрягся, но не успел ответить. Инициативу вновь перехватила Минерва.

– У вас появились неоспоримые доказательства вины какого-то другого человека? – спокойно спросила она, обратившись к Фрэнку.

– А вы, миссис Старлингтон, считаете, что вина вашей дочери уже абсолютно доказана, и ничего не вызывает сомнений в этом? – спросил я, продолжая сидеть.

– Я же задала вопрос мистеру Тодескини и считаю невежливым шагом с вашей стороны, мистер Лоутон, игнорировать этот факт. Мне неприятно об этом говорить, однако что еще нужно для доказательства вины моей дочери? – Лицо Минервы вновь приняло свое обычное беспристрастное выражение, только свинцово-голубые глаза женщины сузились и потемнели.

– Если здесь организован своего рода суд присяжных, надо хотя бы спросить саму подозреваемую, признает ли она за собой преступление, которое ей приписывают, – пояснил я.

– Неужели вы, мистер Лоутон, полагаете, что я не собираюсь это сделать? Вы просто опередили меня, – миссис Старлингтон обратила свой взгляд, холодный и презрительный, в сторону своей дочери. – Что скажешь, Энн?

Та поднялась, расправила плечи и, чуть приподняв подбородок, ответила, сдерживая гнев:

– Я не сделала ничего преступного. В моей жизни за последний месяц был один поступок, за который мне сейчас стыдно, но он не имеет ничего общего с этим происшествием и вашими обвинениями.

На террасе повисла напряженная тишина, впрочем, ее быстро нарушила Минерва.

– Раньше, Энн, ты, по-моему, никогда не врала, – легкий аккорд сардонической насмешки прозвучал в голосе миссис Старлингтон. – Да, действительно, ты очень изменилась за полтора года своих странствий, хотя, если улучшение твоего внешнего облика, бесспорно, заслуживает комплиментов – не могу того же сказать о твоих личностых качествах.

– Я не вру, – твердо отрезала Энн. – И, надеюсь, сегодня это будет доказано, – спокойным голосом присовокупила она, смело посмотрев на Минерву. Удивительно, но та быстро перевела свой взгляд на бутылку с водой, хотя совсем не казалось, что она умирает от жажды. Лицо этой холодной и бесстрастной женщины на миг омрачилось, будто бы внезапно постарев. А может, это игра светотени, обман зрения? Всего лишь тень набухшей дождевой тучи, быстро и незаметно частично закрывшей собой безмятежную, идиллическую картину за террасой? Несмотря на достаточное освещение на площадке, краски зелени и комфортного интерьера, казалось, потускнели, словно покрывшись пеплом. Но не только этот момент поразил меня. Почему-то и окружающая нас атмосфера, похоже, еще более сгустилась, стала ощутимо вязкой и липкой от витающих в ней зловещих миазмов страха. Меня вдруг посетило ощущение, что в эту полночь здесь произойдет какая-то страшная мистерия. Мое воображение рисовало не каких-нибудь монстров, оживших мертвецов и всяких других страшилок, растиражированных ужастиками, мне мерещились движущиеся тени, казалось бы, совсем незаметные и улавливаемые на сотую долю секунды разве что боковым зрением, но более реальные, чем то, что я сейчас четко видел перед своим взором. В моей жизни такое было. И это действительно страшно. После некоторого осмысления этого явления у меня даже возникла теория на этот счет. Возможно, когда-нибудь я ее озвучу. Задумавшись, я вдруг почувствовал, что на меня пристально смотрит миссис Старлингтон, да и все остальные последовали ее примеру, обратив ко мне недоумевающие лица.

– Марк, с вами все в порядке? – спросил Фред.

– Да, – несколько растерянно ответил я. – А что?

– У вас был такой вид, будто вы увидели летающую тарелку. Это, конечно, уже не является фантастикой, но мы-то ее не заметили, – насмешливо процедил Хантер.

После этих слов Кербера все рассмеялись, немного натянуто, но даже такой, не очень искренний, смех принес некоторое облегчение, чуть размыв мрачность энергетического фона самодеятельного «судилища».

За эти несколько мгновений миссис Старлингтон вновь приобрела свой обычный, неприступный вид. Значит, мне не показалось, подумал я, потому что грозный пейзаж за окном не изменился.

– И кто же взялся доказать твою невиновность? – спросила Элизабет, сверля Энн глазами. Похоже, женщина искренне веровала в виновность девушки. Хотя не исключено, что Минерва очень хотела в это верить. Что ж, сегодня миссис Старлингтон ожидает немало «приятных» сюрпризов.

– Это попробую сделать я, – сказал я твердо. – Настал мой «выход», и я был готов к этому, да и, судя по времени, план «В» вступил в действие.

Не могу похвалиться крепким самообладанием, к тому же мой опыт публичных выступлений остался в давнем студенческом прошлом. А когда на тебя внимательно и пристально смотрят более двадцати пар глаз: удивленных, недоумевающих, злых… – в общем очень разных по той палитре чувств, которую они выражали (не было, пожалуй, только равнодушных), чувствуешь себя несколько дискомфортно.

– Несомненно, все присутствующие здесь гости могли заметить, что тихую заводь, в которой длительное время пребывал наш город, нарушила череда серьезных происшествий, случившихся достаточно в короткий период: погибла Лора Кэмпион, несколько странные обстоятельства сопутствовали смерти профессора Биггса, затем – анонимные письма и попытка отравления мисс Доэрти. – Я замолчал и сделал пару глотков воды, но не для увлажнения гортани, а чтобы в образовавшейся паузе остальные участники этого действа смогли настроиться на нужную волну. Я опасался, что в своем рассказе забуду о какой-нибудь мелочи, поэтому для меня очень важным являлся фактор наличия активной, внимательной и думающей аудитории. И мне очень хотелось, дабы в финале нашего заседания ни у кого не возникло каких-либо сомнений в виновности некоторых, присутствующих здесь, людей, если, конечно, мне предоставят возможность таким, можно сказать, наглым образом изъять «скелеты» из «семейного шкафа».

Я немного помолчал, обдумывая, как умудриться не солгать, но и не сказать всей правды; и решил: в такой щекотливой ситуации лучше недосказанности пока еще ничего нового не придумано.

– Все равно, мне придется вас слегка разочаровать. На многие вопросы у меня нет четких ответов. – (Пусть теперь догадываются, что именно я подразумеваю под этой фразой.) – Могу точно сказать, что мне известны несколько авторов трех видов анонимок. Надо заменить, что такого рода творчество оказалось весьма заразным «заболеванием» для жителей нашего города. Первый вариант писем – это наклеенные на бумаге фразы угрожающего характера. У нас имеются только два таких послания, которые получила мисс Доэрти и мисс Эмма Старлингтон, во всяком случае, никто больше о таких письмах нам не сообщал. Второй вариант – чистые конверты со странным содержимым: засушенными цветками – маками и засохшей почвой. Их получатели: опять-таки мисс Доэрти, мисс Энн Старлингтон, мисс Парк и мисс Стюарт. Третий вид анонимки являет собой напечатанное послание, но совершенно другого, отличного от первого варианта, рода. Его получил мистер Дэвид Старлингтон. – Я замолчал, размышляя, кто же быстрее сообразит о «нужном «вопросе, но сделать ставку не успел.

– А вы не забыли об анонимном письме, которое получила миссис Старлингтон? Или то расследование, которое вы проводили на яхте, было ширмой и никакой анонимки она не получала? – спросила Кейт, вновь восхитив меня своей сообразительностью.

– Нет, не забыл. Об этих анонимках я расскажу чуть позже, – ответил я, лучезарно ей улыбнувшись. – «Любительницу «цветов и кладбищенской земли разыскать было нетрудно. – Я обратился к Эдварду: – Мистер Крайтон, скажите, без всякого стеснения (все же расследуется преступление), кто из знакомых вам дам преследовал вас особенно фанатично?

– Мисс Эмма Старлингтон, – чуть брезгливо ответил Эдвард, облегченно вздохнув.

– Вот вам и ответ, – заметил я. – Мистер Стюарт, а кто из ваших знакомых женщин или мужчин обращался к вам с просьбой оказать помощь в неком магическом действии, направленном против конкретных жительниц нашего города? Я понимаю, что вы должны соблюдать определенную конфиденциальность в своей работе, но речь идет о преступлении, а вы не являетесь ни адвокатом, ни священником.

– Мисс Эмма Старлингтон обращалась в нашу фирму для оказания ей некой платной услуги… позвольте не конкретизировать суть этого заказа, но вы, мистер Лоутон, описали его верно. Мне пришлось отказать этой даме, – Стюарт посмотрел на Эмму с некоторой толикой сожаления, – так как мы не занимаемся оказанием услуг подобного рода.

Все обратили свои взгляды на несчастную Эмму, внешний вид которой был красноречивее любых слов. Не выдержав на себе обвинительных взглядов и тяжелого молчания, девушка расплакалась и, сорвавшись с кресла, выбежала в зал салона.

Эмму действительно можно было бы пожалеть. Впрочем я все-таки допускал, что несмотря на отсутствие у девушки актерских способностей, в некоторых чрезвычайных ситуациях она вполне способна изобразить искреннее раскаяние. Это подобно инстинкту самосохранения, который проявляет любой человек в опасных для его жизни случаях; а настоящая ситуация, действительно, стала для Эммы угрожающей, если и не для жизни девушки, то для ее благополучия – точно.

– Как вы узнали об этом, Марк? – заинтересованно спросила Элизабет.

– Это в большей степени заслуга мистера Тодескини, кивнув я в сторону Фрэнка, давая тому понять, что наступает очередь его «скрипки».

– Я расскажу об этом в общих чертах, не вдаваясь в детали, – уверенно начал тот. – Мисс Эмма Старлингтон сама мне призналась в разговоре. В самом деле существует такой обряд, что-то вроде наведения порчи на своих соперниц. Ну вы и сами знаете, что такая глупая выходка вполне в стиле этой дамы. А своим поведением мисс Эмма подтвердила наш вывод. Хотя можно провести и дальнейшее расследование. Только, стоит ли? – Он пожал плечами. Но, справедливости ради, надо отметить, что мисс Эмма Старлингтон организовала этот процесс не одна. Ей помогала мисс Мирел Таунсенд, которой, к сожалению, здесь нет. – Фрэнк выразительно посмотрел на меня.

– Надеюсь, она придет, – ответил я.

– Понятно, – мрачно проговорила Минерва. – Этого достаточно. Но Эмма, как я понимаю, не имеет отношения к другим анонимным письмам и к попытке отравления мисс Доэрти?

– Нет, вина мисс Эммы Старлингтон заключается только в ее некоторой, скажем мягче, инфантильности, – сказал я. – Для нее желание иметь что-либо или быть вместе с каким-то конкретным человеком заглушает все доводы рассудка. – Нужно было переходить к самому важному вопросу, однако мои свидетели, по всей видимости, опаздывали.

Помог мне, сам того не подозревая, инспектор Теллер. Оскорбленный Алекс жаждал реванша, как утомленный путник – привала. Его уязвленное самолюбие стонало и захлебывалось от обиды и слез. Я ожидал, что Теллер не преминет возможность «умыть «меня в присутствии миссис Старлингтон и других ее «подданных», но, если бы Алекс промолчал – тогда «нужный «вопрос должна была задать Энн.

– Получается, что мисс Эмма Старлингтон отсылала только анонимные письма с цветками?

– Совершенно верно, – ответил я.

– Хотелось бы все-таки услышать, думаю, что этот вопрос интересует всех собравшихся… – Он посмотрел на Минерву, по-видимому, для него именно она олицетворяла в своем лице «всех собравшихся». – Какие вы можете предоставить контраргументы, противоречащие нашей версии отравления, – чуть нервозно произнес Алекс. Его мясистое лицо покраснело, а шишковатый подбородок стал подергиваться.

Фред Хантер тоже поторопился проявить свою агрессивность, не подозревая, что мне даже поможет его демонстративная воинственность, хотя, он, бесспорно, пытался поддержать отнюдь не мою команду.

– Мистер Лоутон, может, вы расскажите нам, кто все-таки пытался отравить мисс Доэрти, – жестко сказал он, нарочито взглянув на свои наручные часы. Конечно же, Кербер тянул время, дабы этим вечером мы так и не успели бы перейти к основным вопросам, перенеся все на другой день… А до этого дня еще надо дожить, а это не всегда так просто, как может казаться.

– С удовольствием, – чуть ли не пропел я. – Мисс Доэрти никто и не пытался отравить; она сама себе «состряпала» анонимку, взяв из принтера своей кузины, мисс Энн Старлингтон, лист, на котором та оставила отпечатки пальцев. Поэтому мисс Доэрти и не стала печатать на этих листах, опасаясь нечаянно стереть отпечатки пальцев кузины; отдельно напечатанный текст она аккуратно наклеила на взятый у мисс Энн лист, а с анонимным письмо для мисс Эммы нашей, так сказать, «пострадавшей» и не пришлось напрягаться, оно предполагалось для обманного маневра. В общем все эти, так называемые, улики организовать было несложно. Цель одна – дискредитация своей сестры. Кроме того, мисс Линда пыталась отравить мисс Энн, и этот факт тоже имеет свое подтверждение. У нас есть полное признание мисс Доэрти. Хотя, может, она сама обо всем расскажет?

После моего обвинения воцарилась звенящая тишина, и некоторое время ее никто не осмеливался прерывать.

Линда молчала, но, судя во ее виду, особых раскаяний она не чувствовала.

– Но зачем, Линда? – удивленно спросил Эдвард. – Чего тебе не хватало?

Чуть скривив полные губы в язвительной усмешке, девушка пожала плечами:

– Я возненавидела Энн с первого момента… вот и весь ответ. Кому-то нужны подробности?

Судя по притихшим «зрителям», детали никого не интересовали, но стена отчуждения, возведенная Линдой вокруг себя, стала, похоже, осязаемой. Это был, безусловно, ее выбор, хотя, по-моему, самый худший из всех возможных, имеющихся у девушки на данное время. В этот момент она не смотрела на свою благодетельницу, миссис Старлингтон, а смотрела на меня. Казалось, Линда уже не переживает о своем разоблачении, ее мозг, судя по глазам девушки, просчитывал варианты моей скорой кончины и, очень вероятно, что смерть от быстрого яда была бы для меня слишком «хорошим» исходом. Что же касается Элизабет, то, боюсь, удар, нанесенный ей мисс Доэрти все же смог пробить броню хладнокровия Минервы, впрочем, этот факт не особо отразился на внешности женщины, может, только тон ее бледного лица приобрел легкий восковой оттенок. Однако, не уверен, что эти незначительные изменения были так уж заметны для всех остальных.

– Что ж, мистер Лоутон, будем считать, что вы и ваша команда в этом деле достигли отличных результатов. Мне интересны, безусловно, детали вашего расследования и ход ваших мыслей, но, к сожалению, формат нашей встречи не предполагает таких подробностей… Тем не менее надеюсь, что ключевую деталь, натолкнувшую вас на эту версию, оказавшуюся в конечном итоге верной, мы сейчас сможем узнать? – почти равнодушно поинтересовалась Минерва.

– Как это не банально, миссис Старлингтон, но «in vino veritas». Мисс Доэрти сделала ошибку, подменив бутылку с вином. Она открыла ту емкость, в которую предполагала поместить смесь лекарственных препаратов, раньше времени, указанного официантом. К тому же в бутылку из-под «All`ametista Rudiada» она налила вино другой марки, правда, похожее и по цвету и по некоторым другим органолептическим показателям.

– Да, – задумчиво протянула Элизабет. – Глупый поступок бездарной и неблагодарной девочки-подростка. Двадцатипятилетняя девушка должна быть на несколько порядков умнее, – бесстрастно резюмировала Минерва, безразличным взглядом посмотрев на свою племянницу. Той пришлось все же немного опустить голову, хотя, подозреваю, что ей стало стыдно отнюдь не из-за своего проступка, а из-за того, что она не проявила должного ума… в содеянном.

– Мисс Старлингтон, – Фред холодно обратился к Энн, – примите наши извинения.

– Принимаю, – равнодушно произнесла та.

– В общем-то, повестку нашего собрания, во всяком случае, касающуюся всех присутствующих здесь людей, мы исчерпали. Все остальные вопросы относятся к нашему холдингу, и не вижу смысла обсуждать их здесь и сейчас, – безапелляционно проговорила миссис Старлингтон.

Мне стало все понятно, хотя об этом было несложно догадаться в самом начале этой встречи. Предварительный план Минервы оказался вдруг нарушенным: суд над Энн не состоялся, а вместо него произошло позорное разоблачение ее протеже Линды Доэрти. И теперь женщине нужно было как-то выходить из ситуации с наименьшими потерями для себя… Мне же было необходимо продолжение… Я обвел глазами зал, но все будто бы забыли о том, что у меня есть ответы на все вопросы… Почему молчит Кристиан? Чего ему бояться? А Джулия? Ведь Лора была ее коллегой… Или люди стали настолько бесчувственны и равнодушны друг к другу, что их уже ничего не волнует, кроме своих собственных интересов? Действительно, зачем? Никого все равно не вернешь… А предстоящий вкусный ужин и приятный вечер совсем не хочется откладывать.

Но тут я встретился с глазами Теллера. Иногда своевременная глупость, а может, наивность – неплохой помощник здравому смыслу. Инспектор встрепенулся и ожил, и тут, увидев выражение его лица, я – наконец-то! – понял, что чаще всего является движущей силой поступков Алекса.

– Ну так теперь, мистер Лоутон… вы согласитесь с выводами полиции, что мисс Лора Кэмпион погибла в результате несчастного случая? – спросил Алекс самодовольным тоном. – Надо честно признавать свое поражение, – усмехнулся он. – Согласны?

Мне стало так радостно, что я был готов даже расцеловать инспектора, но его возможное нежелание такой благодарности с моей стороны остудило мою экзальтацию.

– Конечно, я думаю так же: любой человек должен признавать свою ошибку, даже если очень не хочется, – благодушно ответил я.

– А вам что – не хочется? – язвительно полюбопытствовал Теллер.

– Только не в этом случае, – сказал я, улыбаясь.

– Почему? – агрессивно прорычал Теллер, вероятно, не в силах совладать со своим гневом.

– Потому что ее убили, – просто ответил я. – Возникшая пауза спровоцировала молчаливый эмоциональный накал: атмосфера стала ощутимее напряженной; окружающее пространство мгновенно наполнилось пульсирующей гаммой чувств и эмоций: любопытством, недоверием, удивлением, и, возможно, ненавистью. Некоторое время, но не более минуты, никто не хотел проявлять нетерпение. Я тоже молчал. И в этой звенящей и тягостной тишине любой звук и даже шепот, казалось, может стать подобием раската грома в преддверии грозы, раскалывающей небо. Холодный голос Минервы, прозвучавший неожиданно громко, вдребезги разбил сгустившийся воздух на тысячи осколков, а те, разлетевшись, будто вонзились в присутствующих острыми иглами злобы и вражды. Хотя женщина задала обычный и вполне очевидный вопрос:

– Вы нашли убийцу мисс Кэмпион?

– Да, – бесстрастно подтвердил я.

– Насколько мне не изменяет память, это я наняла вас расследовать смерть мисс Кэмпион, – безмятежно заметила Элизабет. – Поэтому считаю, что именно мне принадлежит право решать: каким образом вы должны отчитаться передо мной по результатам расследования… и нужна ли мне для этого такая компания. – Она чуть наклонила голову набок и посмотрела на меня пристальным взглядом. По-видимому, таким образом Элизабет пыталась понять, какую конкретику я собираюсь поведать, и как близко мне удалось подойти к истине.

– К моему сожалению, это не совсем так, миссис Старлингтон. Вернее, так обстояли дела до определенного момента, после которого все несколько изменилось. Нам удалось обнаружить связь убийства мисс Кэмпион с событиями, произошедшими более двадцати лет назад, – медленно произнес я, – это – во-вторых. А во-первых, вы же сами назначили мне отчетный день в прошедшее воскресенье, но из-за неприглядной истории с мисс Доэрти, я просто не успел. А что?… В вашей жизни есть какие-то обстоятельства, которые вы хотели бы скрыть от своих родственников и коллег? – недоумевая, спросил я, очень стараясь, чтобы мой голос прозвучал естественно, дабы все гости, точнее, почти все, поверили в мою искренность. Это бы означало для меня «зеленый «свет, и в этом я полагался исключительно на самонадеянность миссис Старлингтон. Хотя интуиция мне шепнула, что я ошибаюсь.

– Вы хотите сказать, что знаете ответы на все вопросы, на которые ни мы, – Хантер чуть приподнял левую руку в указательном жесте, – ни полиция не смогли ответить? – скептически спросил он.

– Такую смелость мне вряд ли вообще когда-нибудь возможно будет проявить, – улыбнулся я.

Некоторые гости зашушукались, послышался приглушенный смех.

– Марк, всем известна ваша любовь к полемике. Не надо уходить от ответа, – чуть громче, чем следовало бы, сказала Элизабет. – Вы хорошо знаете, что имел в виду Фред.

– Действительно, мистер Лоутон! Хватит вам уходить от темы! Вы в самом начале обещали все рассказать, – недовольно заметила Кейт, вероятно, читая мои мысли и правильно делая акценты в своей просьбе.

Не успел я открыть рот для ответа, как Кристиан опередил меня своим вопросом:

– Миссис Старлингтон, может, все-таки сделаем небольшой перерыв, коль уж мистер Лоутон и его коллеги решились нам поведать непростую, по всей видимости, историю?

Фред, похоже, взяв на себя роль судьи, внезапно показавшуюся ему вакантной (мантия и судейский молоток были бы вполне уместными атрибутами для него), решительно заявил:

– Думаю, что у нас и так ушло многовато времени на начальную стадию вашего рассказа, Марк. Может, все-таки сегодня заслушаем только небольшую его часть? Время позднее, семь часов… – бросил он спасательный круг Элизабет, глядя на нее вопросительно.

Чуть поджав губы и приподняв брови, женщина медленно, явно наблюдая за реакцией собравшихся, произнесла:

– Да, вы правы, мистер Хантер. Будет несправедливо, если из-за чьих-то тайн пострадают люди, не имеющие к ним никакого отношения. Разве, вы, Марк, так не думаете? – спросила женщина, чуть улыбнувшись.

– Да, я тоже так считаю, – вынужден был признать я, надеясь, что перспектива услышать о чужих семейных секретах не позволит остальным принять решение, на которое весьма настойчиво намекал Фред. – А давайте проголосуем? Тем более что небольшой перекус, полагаю, можно организовать и здесь, – смело, если не нагло, предложил я, отрезав таким образом Минерве пути к отступлению, коих, на самом деле, было совсем не много.

– Мы же не в школе и не на собрании любителей детективов, – отрезала Элизабет, но продолжение ее речи потонуло в гуле протестующих голосов. Несмотря на то что в этом шуме можно было разобрать только отдельные слова, общий настрой, тем не менее был понятен.

– Ну что ж… – медленно протянула Минерва, потерпев поражение и явно замешкавшись.

– Миссис Старлингтон, мисс Лора Кэмпион была для многих из нас совсем не чужим человеком, а ее смерть для некоторых здесь присутствующих стала серьезным ударом, поэтому мы вправе интересоваться обстоятельствами, которые привели журналистку к такому трагическому исходу, – веско и отнюдь не громко сказал Кристиан. – И вы должны понять наш интерес, и не расценивать его как обывательское любопытство.

Остальные гости тоже заговорили, соглашаясь с экстрасенсом.

– Хорошо, надеюсь, что у вас хватит стойкости для этого. Многие из нас, безусловно, не успели поужинать, – сказала Элизабет. (Про себя я подумал, что, судя по имеющимся у меня на руках материалам, одного перерыва будет явно недостаточно.)

– Предлагаю сделать сорокаминутный перерыв, чтобы перекусить, посетить туалет и прочее. – А потом послушаем мистера Лоутона и его коллег. Да, так будет лучше, – тихо произнесла она, похоже, для себя самой и вновь посмотрела на меня. Но в ее глазах мне ничего не удалось прочитать. Зато я для нее, по всей видимости, представлял собой открытую книгу. – Не паникуйте, Марк, – негромко проговорила она. – Мне некуда бежать. Мой дом – здесь. И самоубийцы из меня в ближайшее время не получится. Расслабьтесь.

– Миссис Старлингтон, тогда у меня к вам одна просьба, – заявил я совсем не в просительном тоне.

– Слушаю вас.

– Вы позволите мне пригласить людей (я специально не произнес более верное слово – «свидетелей»), имеющих непосредственное отношение к моему будущему рассказу? – спросил я.

– Среди них находится убийца? – спросили в унисон Фред и Алекс.

– В некотором смысле – да.

– И этот человек решил признаться в своем преступлении? – чуть удивилась миссис Старлингтон.

– Да, – ответил я.

– Ну что ж, приглашайте после перерыва, – разрешила она, пребывая, очевидно, в некотором недоумении, впрочем, остальные, кроме нескольких человек, находились в такой же прострации. Но Минерва быстро восстановила свое хладнокровие и спокойно промолвила:

– Что ж, полагаю, еще много предстоит выяснить… К тому же у некоторых сегодня праздник, не правда ли, мистер Лоутон? А у других – своеобразные похороны. Все – как в жизни. Успех и поражение – «сиамские близнецы»… Чем не повод отметить, – усмехнулась она, поднимаясь из-за стола. Все, как по команде, последовали ее примеру – стадное чувство, очевидно, не менее важно, чем инстинкт самосохранения. Большинство присутствующих облегченно расслабились и, негромко переговариваясь и даже посмеиваясь, стали выходить в соседний зал. А я в тот момент думал о том, что с таким самообладанием, коим природа наградила миссис Старлингтон, бояться ей чего-либо просто смешно. Минерве – прямая дорога в астронавты или в укротительницы змей… Чего ради она выбрала спокойный и относительно беззаботный менеджмент? Что же касается меня, то у меня появилось предположение: либо удача пока еще не хотела оставлять нас без своей защиты, либо – все же! – существует высшая справедливость. А было бы очень неплохо, если бы эти факторы хотя бы иногда действовали совместно.

Вслед за всеми я поднялся и вышел в коридор. Мои свидетели расположились в небольшом кафе-баре, находившемся неподалеку, на этом же этаже. Мадам Виар, Кристель и Полин о чем-то тихо переговаривались. Перед Жюльетт и Ларсом стояли бокалы, очевидно, с какой-то выпивкой. Серж и Адель стояли у барной стойки и пили кофе. За самым дальним столиком зала сидели Эмма и Мирел. По всей видимости, Эмма пыталась утопить свои неудачи на дне бокала с алкоголем, а ее верная подруга, похоже, ей в этом помогала.

Когда я вошел, взгляды всех собравшихся обратились ко мне, в их глазах застыл вопрос, над котором мне не нужно было особо раздумывать. Увидев мою радостную улыбку, многие, но, безусловно, не все, вздохнули, чуть расслабившись. Тем не менее я подошел к Эмме и Мирел и попросил разрешения присесть. Ответом мне стал мрачный, молчаливый кивок мисс Эммы Старлингтон, а такой жест, во всяком случае, в нашей стране расценивают как положительный. Мисс Таунсенд не промолвила ни слова и не сделала ни одного движения, только буравила меня своими темными глазами. Не став произносить каких-либо успокоительных речей, я просто сообщил девушкам, что вскоре на террасе произойдут более серьезные разоблачения, по сравнению с которыми их глупости в глазах всех окружающих покажутся детскими шалостями. Этого было достаточно, чтобы Эмма одним глотком опустошила бокал и с готовностью поднялась, Мирел тоже последовала примеру, но я сказал им, что спешить не стоит и пройти туда можно будет после сорокаминутного перерыва.

В кафе стали заходить и другие приглашенные Минервой гости и, судя по их оживленным лицам, они собирались использовать своевременный антракт в моем спектакле с максимальной пользой для себя. Мои коллеги и я последовали их примеру.

Спустя полчаса мы возвратились на террасу.

Мне было приятно констатировать, что в наше отсутствие Элизабет все же организовала небольшой фуршет, даже не забыв о выпивке. Обстановка стала менее официальной. Что ж, миссис Старлингтон обеспечила «хлеб», стало быть, «зрелища» – на моей совести, и погода пока еще любезно предоставляла нам возможность продолжить наше действо на открытой площадке террасы.

Вскоре, после формального представления вновь прибывших и без упоминания каких-либо подробностей (предварительно я просил своих свидетелей не открывать всех секретов семьи Старлингтон), все гости расселись.

Конечно, большинство присутствующих не скрывало своего недоумения, смешанного с любопытством. Лицо Минервы сохраняло свою обычную непроницаемость. Фред и Алекс были настроены скептически, на физиономии сержанта Ричардсона отразился интерес, и как мне показалось, в большей степени – профессиональный, нежели обывательский.

Наконец миссис Старлингтон нарушила паузу, внеся своим бесстрастным голосом новый аккорд в «разноцветный букет» витающих в зале эмоций.

– Мистер Лоутон, у меня к вам очень серьезный вопрос, поэтому советую вам ответить на него максимально честно. Вы действительно уверены в истинности своих результатов? И есть ли у вас на руках аргументы или улики для их подтверждения?

– Да – на оба ваши вопроса, – четко и твердо ответил я, зная, что только несколько человек из сидящих в зале понимали, о чем меня спрашивает Минерва.

– Понятно, – также решительно сказала Элизабет. – Тогда, прежде чем продолжить, всем присутствующим будут розданы листы с текстом договора о конфиденциальности. Внимательно прочитайте его, и если вы согласны, впишите свои личные данные и подпишите. Если кто-нибудь не согласен с таким решением, то эти люди должны будут немедленно покинуть зал, – властно и безапелляционно объявила она свой вердикт. Нажав на кнопку интеркома, женщина попросила секретаршу принести договоры.

Спустя пару секунд в зал вошла Джессика Маршалл с черной папкой в руке и раздала всем листы и шариковые ручки.

Решение верное, подумал я, но несколько запоздалое. Это опоздание произошло только по той причине, что миссис Старлингтон не ожидала таких изменений в разработанном ею сценарию.

Текст договора гласил, что все, сказанное на этом собрании является секретной информацией и не подлежит разглашению, и если вдруг какие-либо сведения все же станут достоянием СМИ, то виновника такого проступка, не являющегося сотрудником компании, ждет судебное разбирательство и немалый штраф, если же он является сотрудником, то кроме вышеперечисленного, ему предстоит увольнение из холдинга и лишение всех возможных привилегий и материальных вознаграждений.

Заполнив свои экземпляры договора и подождав, пока Джессика соберет у всех заполненные бумаги, я молча ждал, пока Элизабет разрешит мне продолжить свою речь.

Спустя минуту, подождав ухода секретарши, миссис Старлингтон произнесла безучастным голосом:

– Приступайте, мистер Лоутон.

– Благодарю вас, миссис Старлингтон, – искренне произнес я и посмотрел на Фреда и Алекса ничего не выражающим взглядом; мне не очень-то хотелось раньше времени вызывать в них какие-либо негативные мысли. Чуть вдохнув побольше воздуха, я почти спокойно сказал:

– Как вы могли заметить, две части нашего расследования нам удалось закончить достаточно быстро. Изложить остальное будет, полагаю, намного сложнее. Прежде чем продолжить, я должен попросить вашего разрешения, миссис Старлингтон…

– Я поняла, о чем вы хотите меня просить… теперь я уже не могу ответить вам отрицательно. Вы же подтвердили то обстоятельство, что у вас есть все документальные подтверждение всех ваших доводов, кроме прочего, вы даже смогли организовать приезд свидетелей, которым, очевидно, нелегко вспоминать не самые приятные для себя факты. Тем не менее я уверена… – она на миг замолчала и посмотрела на мадам Виар, – что смогу вас удивить в большей степени, нежели вы надеетесь изумить меня.

В тот момент я не стал задумываться о сути этого завуалированного изречения, а зря… Хотя что бы я мог уже исправить?

Прежде чем начать, я достал из кейса все необходимые бумаги, безусловно, копии (оригиналы хранились в другом месте).

Подождав пока все замолчат, я обратился к Минерве:

– Вы ничего не хотите нам рассказать, миссис Старлингтон? Или, может, кто-либо другой хочет нам поведать о каких-либо фактах, касающихся вышеперечисленных происшествий?

– Пока мне нечего сказать, – каким-то бесцветным голосом произнесла Элизабет.

Пару минут я молча ждал, но никто из гостей не спешил исповедоваться.

– Что ж, я предоставлял всем присутствующим несколько возможностей рассказать о многом… никто не захотел откровенничать. Придется мне демонстрировать миру чужие секреты, – резюмировал я и продолжил свое повествование:

– Не хотелось бы терять нить разговора, поэтому, считаю, что лучше рассказать обо всем по порядку.

Подождав, пока все дружно и синхронно сделают по паре глотков различных напитков, я достал из кейса еще одну небольшую стопку листов и начал свой, очень нелегкий рассказ:

– Честно говоря, я начал это расследование только из-за собственного чувства вины. Версия несчастного случая с мисс Кэмпион могла бы мне показаться убедительной, и, вполне возможно, что у меня не должно было возникнуть каких-либо сомнений в этом, если бы не странная предыстория смерти Лоры Кэмпион.

– А можно вопрос? – перебил меня ни сказавший ни слова до этого момента мистер Парк. – Думаю, что этот вопрос возник ни у меня одного. О каком чувстве вины идет речь, мистер Лоутон?

– Об этом я и собираюсь рассказать, – ответил я. – Мисс Кэмпион была моей хорошей приятельницей. – Увидев на некоторых лицах ухмылки, я безапелляционно повторил: – Мы были друзьями и только! Так вот, недели за три до своей смерти Лора попросила меня проверить: нет ли за ней слежки. Ее стали преследовать кошмары, галлюцинации и прочие странности. Но ни мне, ни моим помощникам ровным счетом ничего не удалось обнаружить. И представьте мое состояние, когда мне сообщили о ее смерти… Конечно, у меня сразу же возникла мысль, что мы могли не заметить каких-то важных факторов, которые и привели к такому трагическому финалу. Поэтому мне, естественно, захотелось самому убедиться, что журналистка утонула без посторонней помощи. И мое желание совпало с решением миссис Старлингтон, попросившей меня провести собственное расследование, чтобы подтвердить выводы полиции. Во всяком случае, тогда миссис Старлингтон таким образом пояснила свою позицию. – Я выжидательно посмотрел на женщину. Та поняла мой молчаливый призыв.

– Да, – ответила она. – Мне показалось, что полиция слишком быстро пришла к такому выводу, тем более мисс Кэмпион рассказывал мне и о своем журналистском расследовании, и о тех непонятных и странных явлениях, которые стали происходить с ней после возвращения из отпуска. Поэтому неудивительно, что мне тоже захотелось убедиться в несчастном случае, произошедшим с Лорой. И насколько я помню ваши отчеты, Марк, – женщина мрачно посмотрела на меня, – версия об убийстве не подтвердилась.

– Мой последний отчет по этому делу вам был предоставлен около недели назад. За время, прошедшее с того дня, нам удалось обнаружить кое-какие факты, подтверждающие версию убийства.

– Понятно, – чуть ли не радостно сказала Элизабет, но ее глаза выражали другие эмоции, в которых мне разобраться было сложно.

– Продолжайте, пожалуйста, мистер Лоутон, – как-то равнодушно попросила она. Но, возможно, это спокойствие маскировало нервозность Минервы, хотя я не исключал собственную предвзятость в таком выводе.

– Но, чтобы всем присутствующим был понятен мой дальнейший рассказ, мне придется кратко поведать о сути расследования, предпринятого мисс Кэмпион за пару месяцев до своей смерти.

Как это не прискорбно сознавать, но Лору погубил ее профессионализм, – продолжил я, не забыв перед этим сделать глоток воды, хотя, видит бог, предпочел бы в этой ситуации что-нибудь покрепче. – Ну и, конечно, некоторые случайности. Впрочем, говорят, случай – это псевдоним бога. Хотя эти совпадения вполне закономерны, ведь мы все проживали, да и живем в одном городе, и многие горожане работают в компании, принадлежащей семье Старлингтон.

– Мистер Лоутон, вы вновь начинаете издалека, давайте ближе к нашему делу, – почти вежливо произнесла Минерва.

– Хорошо, – недовольно выдохнул я. – Однажды мисс Кэмпион побывала на спектакле, который ей не понравился, но она обратила внимание на одно обстоятельство, которое для многих других прошло незамеченным. Будучи талантливой и очень наблюдательной журналисткой, она, заметила сходство молодой французской актрисы Кристель Ферра с другой французской актрисой, Мишель Байю, умершей двадцать два года назад. Как мне рассказывала сама Лора, ей стало любопытно, не может ли быть между этими актрисами родственной связи. Кстати, среди своих коллег – и не только – мисс Кэмпион славилась своей незаурядной наблюдательностью и чутьем на сенсации; не так давно женщина стала работать в качестве стрингера, и, надо заметить, вполне успешно. Поэтому она решает провести небольшое расследование, тем более что в молодой актрисе Кристель Ферра журналистка увидела немалый актерский потенциал. Удивительно, но когда-то, еще будучи подростком, Лора смогла рассмотреть актерские способности и в той, другой, актрисе Мишель Байю. У мисс Кэмпион появился профессиональный интерес, хотя, вполне допускаю, что и обычное любопытство журналистки исключить тоже нельзя. Лора узнает, что мадемуазель Кристель Ферра воспитывалась в приюте при монастыре Святой Анны, на Корсике, и ее родители неизвестны. Этот фактор еще больше распаляет мисс Кэмпион. И она не делает тайны из своего расследования, пока еще не подозревая, что своими действиями может насторожить или даже испугать некоторых людей, не желающих предавать гласности подоплеку нескольких давних событий. Но все мы родом из прошлого, и нередко постыдные тайны могут для некоторых стать бомбой с подожженным запалом. Спустя определенное время Лора стала подозревать, что Мишель Байю убили, так как та умерла при странных и, похоже, окончательно не выясненных полицией обстоятельствах. Журналистка попыталась узнать что-то о родных покойной актрисы, при жизни тщательно скрывавшей подробности своей биографии. Мисс Кэмпион решила заняться дальнейшим расследования после своего отпуска. Она отправилась в круиз, где знакомится с молодым человеком, месье Сержем Домье. – Я мельком взглянул на Сержа. Взгляды остальных присутствующих тоже обратились в сторону мужчины, заставив того слегка смутится. Но он был к этому готов, как и к тому, что последует дальше. – Как мне рассказала Лора, у них возник роман. Однако по их обоюдному решению, эти отношения должны были завершиться по окончании круиза. После возвращения домой у мисс Кэмпион начались проблемы со здоровьем. У нее и до этого было не все в порядке с сердечно-сосудистой системой, а после отпуска с журналисткой стали происходить некоторые странности: кошмары, галлюцинации, видения. Ей даже показалось, что за ней ведется слежка. И мисс Кэмпион обратилась ко мне за помощью. Но я ничего тогда не смог обнаружить. А вскоре все эти отклонения, происходившие с Лорой, исчезли сами собой, и ей больше не потребовались мои услуги. А затем журналистка внезапно погибает, утонув в воде. – Я замолчал, взяв тайм-аут, чтобы перевести дыхание. Но это удалось мне лишь частично.

– А что вы находите в этом странного? – скептическим тоном произнес Алекс. – Не очень здоровое сердце, галлюцинации… Она могла чего-то испугаться и утонуть, как и показали результаты следствия. – Алекс посмотрел на Элизабет, Фреда и Джека, похоже, ища в них поддержки, но «триумвират «молчал.

– А вы абсолютно правы, мистер Теллер. Мисс Кэмпион действительно погибла, утонув, чего– то сильно испугавшись, тем более, как она сама признавалась, пловчиха из нее, можно сказать, виртуальная.

– Тогда почему мы теряем здесь время, Марк, слушая вашу историю, если все объясняется естественными причинами? – спросил Фред каким-то странным, глухим голосом.

– Мистер Хантер, вы же неплохо меня знаете и, если все бы обстояло так просто – конечно же, мы закончили бы наш разговор давно.

– Вы хотите сказать, что смерть Лоры была спровоцирована галлюцинациями? – полуутвердительно спросила миссис Старлингтон.

– Не совсем так. В тот раз она испугалась реального персонажа. Но тем не менее кое-что было действительно подстроено, а в чем-то произошло роковое стечение обстоятельств, – ответил я, вновь сделав паузу, чтобы собраться с силами и задать очень неприятный вопрос. Но меня опередил Алекс:

– Марк, что вы тянете время, если есть, что сказать – выкладывайте, а нет… поздно уже, и дел – по горло.

В общем-то, я и ждал примерно такого момента, а инспектор мне вновь помог, хотя на него, собственно говоря, и делалась ставка. Работа в полиции, по-видимому, опасна для его здоровья, в частности для состояния нервной системы и психики бедного Теллера.

– Сейчас есть возможность чистосердечного признания. Я должен предоставить этот шанс, – тихо проговорил я, но мой голос в звенящей тишине прозвучал, как погребальный звон колокола.

Однако никто не воспользовался предоставленным мною случаем.

– Что ж, тогда продолжим, – мрачно пришлось констатировать мне. – Но сразу хочу оговорить, это я делаю с согласия всех присутствующих здесь людей. Итак, когда мисс Кэмпион приехала в частную школу-интернат, где воспитывалась и училась молодая актриса Кристель Ферра, она намекнула мадемуазель Жюльетт Домье, заместителю директора этого заведения, о возможном родстве их воспитанницы с умершей актрисой. В общем-то, ничего странного в этом я не вижу, как и не увидела в свое время Лора. Родители Кристель неизвестны, родственники – тоже. Мисс Кэмпион допустила весьма распространенный жизненный сценарий, когда молодая женщина рожает ребенка, но в силу разных обстоятельств не может его воспитывать, и судьбой малютки занимаются либо органы опеки, либо приют, либо другая семья. В нашем случае таким заведением оказался приют при монастыре Святой Анны. После отъезда Лоры из школы, люди, скажем, знающие всю подоплеку истории жизни Кристель, заволновались, потому что журналистское расследование могло открыть далеко не одну семейную тайну. Мало того, эти секреты, разумеется, нелицеприятные, могли стать причиной грандиозного скандала. Как я и говорил ранее (а мне об этом говорила сама Лора), она не видела ничего криминального в своем интересе и не скрывала, что хочет разузнать побольше о родных умершей актрисы Мишель Байю и попытается выяснить что-нибудь и о родителях Кристель. Журналистка сказала об этом мадемуазель Жюльетт Домье, также попросив ее сообщить, когда мадемуазель Ферра возвратится во Францию. Лора планировала встретиться с Кристель, чтобы взять у нее интервью. Не делала мисс Кэмпион и секрета из своего круиза. И люди, пытающиеся остановить Лору, решают отправить в это плавание месье Сержа Домье, чтобы тот завязал с журналисткой интрижку, вник в подробности ее быта и выяснил, что можно предпринять впоследствии. Молодому человеку повезло: мало того, что между ним и женщиной возникли определенные отношения, но месье Сержу удалось еще организовать подмену сахарозаменителя на внешне аналогичную упаковку, в содержимом которой находились галлюциногенный препарат. Расчет был прост: мисс Кэмпион, употребляя этот галлюциноген, должна была разволноваться из-за проблем в состоянии своей психики и вплотную занялась бы собственным здоровьем, забыв о каком-то расследовании. Но кроме этой подмены, инициаторы всех этих, скажу откровенно, преступных действий, организовали настоящую слежку, правда, на любительском уровне, чтобы журналистка, заметив ее, описывала бы это преследование весьма странными картинами. Такие бредовые рассказы Лоры могли бы стать еще одним подтверждением ее легкого безумия. Хотя, когда планировалась операция «галлюцинация», не учли тот момент, что у месье Домье и мисс Кэмпион могут возникнуть более серьезные отношения, нежели обычный флирт. Влюбленный мужчина настоял на отмене ранее задуманного плана, и ему пошли навстречу. Тогда один талантливый ландшафтный дизайнер, – я взглянул на пока невозмутимого Ларса, – одновременно являясь, скажем помягче, не таким способным шпионом, смог, не навлекая на себя подозрений, подменить опасный препарат на обычный заменитель сахара. В силу своей профессии он был вхож в дом мисс Кэмпион. Кстати, этот он оставил в особняке Лоры специальную подушечку– распылитель неприятного запаха, убедившего журналистку в том, что кто-то побывал у нее дома, при этом не оставив никаких следов, кроме отвратительных миазмов пота и грязи. Уверен, что такая массированная провокация с использованием реальных деталей, кого угодно может убедить в собственном безумии. – Почувствовав жажду, я вновь замолчал. Настало время для достаточно важного вопроса, который должен был возникнуть даже у недалекого обывателя. Разумеется, кто понимал о чем речь – ответ знал. Заговорили все сразу, скопом, но суть вопроса сводилась к следующему: если журналистка умерла из-за событий, случившихся более двадцати лет назад, то какое отношение к этому имеет месье Серж Домье. Вопросы являлись совершенно правомерными, и нужно было раскрывать все карты.

– Я скажу о роли месье Сержа Домье и некоторых других членов его семьи несколько позже. Перейдем теперь непосредственно к версиям смерти мисс Кэмпион. Инспектор Теллер поведал мне о результатах патологоанатомического исследования… гм (я так и не смог сказать «трупа») тела покойной журналистки. Ничего подозрительного обнаружено не было: женщина действительно захлебнулась. Но меня смутил тот факт, что уровень адреналина в исследуемой крови покойной женщины был очень высокий. Хотя любой человек, захлебнувшись, испугается не на шутку, и его адреналиновые показатели будут зашкаливать. Однако могло быть и по-другому: вначале Лора оцепенела от страха и вследствие паники – захлебнулась. Даже если испугать здорового человека, находящегося в воде и не умеющего плавать – возможен печальный результат. А у Лоры был порок сердца, правда, в начальной стадии, к тому же, как она сама мне говорила, что «легче овцу научить шахматам, нежели меня плавать». В дом никто не проникал: камеры видеозаписи этот факт отразили, при этом их не пытались подвергнуть каким-либо криминальным действиям. Ничего постороннего, вроде отравляющего или усыпляющего газа, обнаружено не было. Тем более такой факт обнаружили бы при исследовании… трупа. И мне пришло в голову, что предварительная «репетиция» с галлюцинациями, слежкой и прочим странностями неплохо вписывается в общую картину дальнейшего устрашения. Ведь все началось из-за расследования. И слежки или их видимость начались после посещения Лорой школы-интерната, в котором училась молодая актриса Кристель Ферра. Конечно, я пришел к выводу, что угроза шла оттуда, хотя, признаюсь честно, поначалу подозревал в неприятностях журналистки мистера Стюарта, – я мельком взглянул на Кристиана, но тот, услышав мои слова, не изменился в лице и спокойно цедил сок. – Я предположил, что мужчина, с которым мисс Кэмпион познакомилась в круизе, появился там неслучайно, и тем не менее решил проверить свою версию, что Лора могла действительно чего-то испугаться. Но каким образом можно было организовать эту проверку? Иногда детектива подводит опасный фактор: ты ищешь только то, что очень хочешь найти. Впрочем, как оказалось впоследствии, я напрасно переживал, да и ломать себе голову мне долго не пришлось: иногда все лежит на поверхности… Я предположил самое очевидное: Лоре подарили робота-аллигатора. Конечно, со специальной «начинкой»: определенный механизм с электронным управлением. В наше время такие роботы уже не являются фантастикой. В различных магазинах сексуальной направленности можно себе заказать подобную «подружку» – высокотехнологичного робота-куклу. Случай для такого подарка предоставился – день рождения мисс Кэмпион. Мне несложно было вспомнить, что когда через пару дней после ее торжества я приехал к Лоре, она с радостью продемонстрировала некоторые подарки – новые экспонаты пресмыкающихся. И в бассейне «загорала» такая парочка аллигаторов. Но после смерти журналистки преступник, если таковой имелся, должен был поменять робота на обычную игрушку. И сделать такую подмену нужно было сделать как можно быстрее. Больше всего подходила, по моему мнению, третья ночь после убийства. И дело было не в родителях мисс Кэмпион, которые остановились в отеле. – Я замолчал, заслуженно сделав несколько глотков воды. В образовавшейся паузе прозвучал нестройный хор вопросов. И я поднял руку, потому что был занят утолением жажды. Затем произнес:

– Я на все вопросы постараюсь ответить. Представим: мисс Кэмпион спускается в бассейн (видеокамера силиконового крокодила это передает в онлайн режиме). Поступает определенная команда, и аллигатор приходит в движение. Вот представьте: бассейн, в одиночестве под громкую музыку пытается плавать женщина, подверженная страху «большой глубины», и тут вдруг перед ней неожиданно появляется огромное чудище с открытой пастью. Разве все в такой момент смогут сообразить, что, возможно, это – ваша же игрушка? Добавьте к этому нездоровое сердце и предыдущие галлюцинации.

– Но ведь мисс Кэмпион могла и не умереть от испуга, – настороженно заметил Фред.

– Вполне справедливое замечание. Не знаю, что являлось целью преступника. Возможно, тогда бы пошли в ход и другие средства устрашения или отравления, к примеру, в полости пасти крокодила – робота находился распылитель с каким-то наркотическим газом или еще что-нибудь, быстро разлагающееся в крови и не оставляющее следов.

– Но ведь тогда следствие смогло бы обнаружить этот факт, – ухмыляясь, подметил Алекс.

– Тоже верно, – ответил я. Но не думаю, что убийца этого не предусмотрел.

– Кстати, ведь любой подарок сопровождается карточкой дарителя. Неужели убийца хотел расписаться в собственном преступлении? – спросил Кристиан.

– Карточку можно было бы изъять одновременно с подменой крокодила-робота, хотя этот вариант весьма проблематичен: нужно было бы проводить обыск особняка. Второй вариант проще: почему бы преступнику не послать свой подарок от имени того же месье Домье. Убийца не очень сильно рисковал, как мне кажется. Хотя, что говорить о том, как могло бы сложиться? У меня, безусловно, нет конкретных ответов на неопределенное количество возможных раскладов, – я повысил голос, раздражаясь, но, сделав пару глубоких вдохов-выдохов, смог успокоиться. – Мы сейчас рассуждаем над тем, что произошло, а не над тем, что могло бы произойти. Выпала самая оптимальная альтернатива… для преступника, конечно.

– Мистер Лоутон, вы упомянули месье Домье в качестве возможного дарителя такого робота, – перебила мою речь Кейт Стюарт. – Это просто ваше произвольное допущение или такое упоминание имеет под собой какое-то основание? И получается, что за мисс Кэмпион действительно велась отнюдь не шуточная слежка? Ведь ее врагам нужно было быть в курсе всего, что с ней происходит…

Хорошие мозги! Я бы женился на Кейт, если бы она не была ведьмой! Впрочем, такие мысли должны были прийти в голову любому неглупому человеку. Может, я все-таки недооцениваю женский склад ума?

– Вы правильно подметили, мисс Стюарт. Основания для упоминания имени конкретного человека у меня были. Подарок – аллигатор с «начинкой» был отправлен от имени месье Сержа Мореля, хотя истинный месье Серж никакого отношения к нему, безусловно, не имеет.

– Значит, убийца относится к близкому кругу друзей мисс Кэмпион? – спросила «ведьма».

– Скорее, да, чем нет. Просто этот человек должен был знать о романе Лоры с этим мужчиной. Но пристальное, с использованием высокотехнологичных электронных устройств, наблюдение тоже могло бы подсказать преступнику такое решение.

– А как насчет наличия водного следа крокодила на «берегу» бассейна? Ведь робот должен был выползти из воды и занять свое место? – спросил дотошный мистер Парк (работа финансиста, бесспорно, оказывает серьезное влияние на все систему мышления).

– Ну это вообще решается просто: тот же обогрев при помощи встроенного устройства, – ответил я. – Впрочем, все эти моменты могли быть обнаружены вашими экспертами-криминалистами, если бы они потрудились более тщательно расследовать смерть Лоры… – Я посмотрел на Алекса, сделали это и другие.

– Ну… все было и так ясно… Кто мог такое предполагать?! – возмутился Теллер, сразу же поникнув, но ненадолго: ощетинившись, он агрессивно воскликнул: – Тем более пока это только ваши слова, Марк, и никаких доказательств!

– Всему свое время, – спокойно отреагировал я.

– И что вы предприняли, мистер Лоутон, чтобы проверить свою теорию? – Вдруг оживилась Анна Теллер.

– А вы не догадываетесь? – спросил в свою очередь я.

Зал вновь зашумел, наперебой предлагая различные варианты «моего!» поведения. Постепенно, устав перебирать возможные комбинации, все постепенно затихли, обратив свое внимание на напитки.

– Марк, вы, наверно, устроили засаду? – звонко спросила Кейт.

Нет, даже если бы она и не была ведьмой, я не стал бы на ней жениться: жена не должна быть умнее своего мужа.

– Не только, – с сожалением о своих несбыточных мечтах ответил я. – Мне нужны были улики. Я поговорил с родителями мисс Кэмпион. Они разрешили мне провести ночь в доме их дочери. Я приехал туда, едва дождавшись темноты. Проверил особняк на «жучки», но ничего не обнаружил, уверен, только потому, что установленная там электроника была «умнее» и совершеннее моего сканера. Поставил датчики на входных дверях и скрытые камеры. Спустился к бассейну и стал обследовать новые экспонаты. Я встал за спиной у одного аллигатора и успел срезать небольшой кусочек его покрытия, когда услышал сигнал одного из датчиков, находящегося у запасного входа. Проходя по длинному коридору, мне удалось поместить, на всякий случай, отрезанный кусочек в пасть керамической кобры, стоящей в небольшой нише коридора. Я притаился у двери, когда на меня, как мне показалось, обрушился потолок, и меня кто-то вырубил электрошокером. Позже мы с моими коллегами решили, что «падающий потолок» был оптической иллюзией, конечно же, смонтированной… кем-то. Эти фокусы давно практикуются в различного рода развлекательных шоу а-ля Дэвид Копперфильд… – Я вновь сделал паузу и выпил почти стакан воды. – Очнулся я среди ночи в какой-то могиле, на заброшенном кладбище. Меня оставили в живых, но при мне не было даже мобильного телефона. Не буду тратить время на рассказ о своем возвращении домой, кратко могу сказать, что он отнюдь не был усыпан розами. У порога моего коттеджа меня ждали мой рабочий чемоданчик и мобильник.

Благодаря некоторым своим знаниям об ориентировании на незнакомой местности до своего дома я добрался, очевидно, быстрее, чем рассчитывали мои противники. Несмотря на усталость и не очень хорошее самочувствие, я вновь возвратился в дом мисс Кэмпион. Не думаю, что надо описывать вам детали моего следующего похода, скажу о полученных результатах. Просмотрев видеокамеры над входной дверью, я обнаружил то, что и предполагал: они были пусты. Я спустился к бассейну. Все игрушки-крокодилы были на месте. Но на месте того аллигатора, которого я «подрезал» стоял другой, очень похожий, но на нем не было «моего» среза. Я специально тогда стал за спиной крокодила, чтобы камера этой игрушки не могла засечь мои «хирургические «потуги. Я снял часть «кожи «и с этого синтетического зверя. Мне хотелось, конечно, обнаружить следы пребывания в доме и моих «анестезиологов». А то, что их было минимум двое, у меня не вызывало сомнений. Пока один отвлекал меня у запасного входа, другой проник через через другую дверь, «погасив «специальным устройством сигнал моего датчика. Мне повезло: я обнаружил волос на одном из крокодилов. Впрочем, он мог и не иметь какого-либо отношения к преступникам. Все забрав, в том числе и улику, оставленную в пасти кобры, я облегченно вздохнул: подтверждение моей версии, можно сказать, состоялось. Самое главное, я мог сказать, как убили Лору, но не мог сказать, кто за этим стоял. – Почувствовав усталость, я нехотя признался: – Полагаю, что не стоит рассказывать все этапы нашего расследования. Боюсь, на это уйдет не только целый вечер, но и ночь. Я осознавал, что найти убийцу журналистки будет возможно только в том случае, если мы поймем суть событий, случившихся с французской актрисой Мишель Байю. Как вы помните, она тоже умерла в результате несчастного случая при невыясненных обстоятельствах. Хотя расследовать ту давнюю смерть мне представлялось очень сложным, почти невозможным делом… Если тогда, можно сказать, по горячим следам, следствие не смогло сделать ясный вывод о случившемся, то что ждало меня сейчас? Я обратился за помощью к мистеру Тодескини.

– Простите, мистер Лоутон, а чем конкретно занимается ваш помощник, мистер Тодескини? Вы так и не рассказали об этом, – хрипло проговорил Кристофер Парк.

– Видите ли, я не очень силен в компьютерных технологиях. А как вы понимаете, поиск информации двадцатидвухлетней давности требует достаточных знаний в этой сфере.

Так вот, мы полетели с мистером Тодескини в Париж, где проживала когда-то мадемуазель Байю. Не буду останавливаться на всех деталях расследования, расскажу о самом важном. Нам удалось разыскать родственников погибшей актрисы. А затем мы выяснили, что незадолго до своей смерти актриса родила двух дочерей, одной из которых и является Кристель Ферра. Как видите, мисс Кэмпион проявила незаурядную наблюдательность и проницательность, сделав вывод о возможном родстве этих актрис.

– Так вам удалось выяснить, что случилось с матерью мадемуазель Ферра? – отозвалась Минерва.

– Да. Но могу честно сказать, что прямых улик, указывающих на ее убийцу, у нас нет, имеются только косвенные. Хотя у нас и не было цели наказать преступника за то убийство. Просто его расследование привело меня к пониманию настоящих событий, непосредственно касающихся смерти Лоры Кэмпион. – Замолчав, я вновь потянулся за водой. И все время, пока ее пил, наблюдал, как возбуждение, охватившее сидящих в зале людей, пронизывает атмосферу окружающего пространства лучами самых разных чувств и эмоций, доминирующих из которых оставалось все то же – жгучее любопытство, но оно включало в себя целую гамму оттенков: мимолетного интереса, праздного, исследовательского… В гуле голосов, витающих в воздухе, звучали неглупые вопросы, фантастические предположения и даже готовые версии, хотя далеко не все участвовали в спровоцированной мною дискуссии. Молчали те, кто знал о многом, если не обо всем.

– А почему убили мадемуазель Байю? – выступил в качестве моего оппонента, видимо, по общему молчаливому согласию, Стюарт. Чему я был только рад. Кристиан постарается не оставить от моих доводов камня на камне, о более скрупулезном противнике можно только мечтать. Кроме того, он возглавлял другой, весьма немногочисленный, лагерь в конкурентной борьбе местной элиты.

– Очень нужный вопрос, мистер Стюарт, – заметил я. – Человечество придумало не так уж много мотивов, дабы убивать себе подобных. И этот случай не является исключением, но я не могу вам ответить односложно, без каких-либо пояснений.

– По-моему, мы достаточно ждали, чтобы это наконец от вас услышать, – прорычал Алекс.

– Тут мы с вами, мистер Теллер, ступаем на зыбкую почву, – медленно сказал я. – К слову сказать, начало этой истории весьма банально. Красивая молодая девушка, способная и подающая надежды актриса, становится любовницей богатого и женатого мужчины. Через какое-то время оказывается, что мадемуазель Байю ждет ребенка, а после рождения двойни, ее убивают. Теперь, полагаю, круг возможных мотивов сужается. Мисс Кэмпион попыталась расследовать эту обычную, за исключением финала, историю и поплатилась жизнью, потому что некоторые люди, имеющие непосредственное отношение к тем трагическим событиям, отнюдь не хотят, чтобы их семейная тайна стала достоянием общественности.

– Все понятно, – громко перебила меня Эмма, уже вполне ожившая и успокоенная, разумно решив, что ее анонимки – всего лишь легкое дуновение ветерка по сравнению с ожидаемой бурей. – Наверное, ту актрису убила жена любовника, – заявила она. – Это вы, да? – спросила девушка, не скрывая своего острого любопытства и посмотрев как-то по-детски на мадам Виар.

Грустно улыбнувшись, та мягко взглянула на свою двоюродную кузину, с которой до сих пор не была знакома.

– Нет, – ответила Оливия. – Я не могла быть его женой, потому что Генри был моим родным братом…

Пожалуй, тишину, возникшую после ее слов, трудно было бы описать каким-то конкретным определением, но длилась эта пауза недолго. Вновь многие из сидящих стали негромко переговариваться, создавая непривычный на этой террасе шум, однако затем все уставились на вскочившего с места Дэвида Старлингтона.

– Вы… Элис? Живы… Но как?… – несколько растерянно произнес он и тяжело опустился на кресло.

Чуть помолчав, мадам Виар грустно улыбнулась, растерянно пожав плечами.

– Все не так сложно, – голос Оливии предательски задрожал. Нужно было спасать положение.

– Мадам Оливия Виар – младшая сестра мистера Генри Старлингтона, который смог ее разыскать после смерти их отца, сэра Уильяма, – пояснил я. – Тот вычеркнул свою дочь из своей жизни из-за легкомысленного побега девушки с французским рок-музыкантом. Но брат и сестра решили скрыть правду от всех. Мистер Генри сообщил своим родным, в том числе и своей супруге миссис Элизабет, что его сестра умерла. – Я посмотрел на Минерву, но выражение ее лица сохраняло бесстрастность, даже, пожалуй, отстраненность. Тем временем мадам Виар пришла в себя и посмотрела на меня внимательно, мысленно посылая мне импульс, то есть просьбу – заткнуться, что я и сделал с огромным удовольствием, потому что с большим наслаждением приступил, наконец-то, к вожделенной выпивке, хотя основная битва еще только предстояла.

– На самом деле брат недолго меня искал, да я и сама пыталась восстановить отношения с семьей, но Генри был против этого. Отец так и не простил меня, а вы, – она обратилась к своим родственникам, – кузен Дэвид и вы, кузина Эмма, меня и не знали, чтобы печалиться из-за моей смерти.

– Мадам Виар, расскажите, пожалуйста, всем о том, почему ваш брат решил скрыть от своей супруги, что вы живы, да и обо всем остальном тоже не мешает рассказать, – попросил я. – Надеюсь, никто не против? – взглянул я на миссис Старлингтон, которая ни коим образом не выражала своего протеста.

– Можно я не буду излагать подробности, мистер Лоутон?

– Полагаю, никто возражать не станет, – ответил я, пожав плечами.

– Спасибо. Не думала, что мне придется исповедоваться перед такой аудиторией… – едва слышно проговорила Оливия, чуть наклонив голову, но затем вновь подняла ее и обвела всех ясным взглядом, на секунду задержав его на миссис Старлингтон; глядя куда-то в пространство, она продолжила ровным голосом: – Но, видимо, все шло к такому финалу. Генри, не хотел посвящать свою супругу, миссис Старлингтон, во все свои тайны. Когда-то он мне сказал, что не хочет давать ей информацию, которую она сможет обернуть против него самого. И этот принцип мой брат соблюдал и в своей дальнейшей жизни. Поэтому мы решили сказать, что я умерла. Я исчерпывающе ответила на ваш вопрос, мистер Лоутон?

– Абсолютно.

– Марк, а вы знаете, что случилось с другой дочерью актрисы? – вкрадчиво спросил Кристиан. Я попытался понять, что еще, кроме некоторой елейности, прозвучало в голосе Стюарта. Понимание этого пришло мне спустя несколько секунд.

– Знаю, но вы, похоже, тоже знаете и, по-видимому, давно, – полуутвердительно сказал я.

– Да, – ответил он. – И, судя по всему, – мужчина обвел всех внимательным взглядом, – мне придется объясниться.

– Вас, мистер Стюарт, сожгли бы в средневековье, – Джулия бросила на экстрасенса такой страстный взгляд, что Кристиан рисковал воспламениться уже в наше время и даже на прохладной террасе.

– Ничего подобного, мисс Парк. Только логика и никакой магии, – благосклонно блеснув улыбкой, парировал Стюарт. – Не секрет, что у нас с мисс Кэмпион был короткий роман. Она мне рассказала о своем наблюдении, но тогда я не очень-то заинтересовался этим обстоятельством. И только много позже, когда мне удалось попасть на спектакль с участием мадемуазель Ферра, я вспомнил слова мисс Кэмпион, правда, я никогда не видел игру мадемуазель Байю. Зато в мою голову пришла другая, совершенно удивительная, если, не сказать, фантастическая, мысль. И вот теперь я понял, что та догадка оказалась абсолютно верной. Особенно очевидным это стало сейчас, когда я вижу этих двух сестер, судя по всему, двойняшек, на этой террасе. – Иронично улыбнувшись, он сделал паузу.

Тишину нарушила Жюльетт Домье:

– А скажите, мистер Стюарт, по каким-таким признакам вы определили сходство?

– Нередко один из разно-яйцевых близнецов внешне похож на отца, а другой – на мать. Мисс Энн Старлингтон похожа на своего отца, мистера Генри, а вот мадемуазель Ферра – очевидно, на свою мать, Мишель Байю. Но у девушек очень похожа тембральная окраска их голосов, чуть низкая и чувственная. К сожалению, я не успел об этом открытии рассказать Лоре…

Я посмотрел на Элизабет Старлингон, но, видимо, она была готова к таким разоблачениям, и у меня мелькнула шальная мысль: а не сама ли она их подготовила?…

Пауза затягивалась, никто, очевидно, не жаждал задавать Минерве какие-либо вопросы. Стоит ли подвергать себя риску из-за праздного любопытства? Впрочем, некоторые из присутствующих, безусловно, молчали не из боязни. Надо было брать огонь на себя.

– Скажите, мадам Виар, а вы говорили со своим братом о Мишель Байю, его любовнице? – спросил я.

– Да.

– Спасибо, – поблагодарил я и посмотрел на Кристофера Парка.

– Мистер Парк, – обратился я к финансисту, – вы долгое время являлись другом и партнером сэра Уильяма Старлингтона. Вы можете вспомнить его завещание, в частности факт, касающийся наследников его старшего сына мистера Генри и его супруги миссис Элизабет.

– Я с удовольствием послушаю вашу теорию, мистер Лоутон, – скрипуче каркнул старик после секундного молчания. – Мне многое известно, но не хотелось бы ворошить прошлое без всякой на то надобности… – хриплым голосом произнес семидесятипятилетний мужчина, ясности ума которого могли бы позавидовать выпускники Оксфорда. – Если вы ошибетесь, я подкорректирую. Не люблю, знаете ли, долгое время напрягать свои голосовые связки, – раздраженно заметил он, бросив на меня свирепый взгляд из-под седых кустистых бровей.

– Хорошо, мистер Парк. Уверен, вы знали, что ваш друг и партнер сэр Уильям серьезно болен и не исключал для себя решение изменить свое завещание, если у его старшего сына родится ребенок. Предполагаю, что он мог даже настаивать на этой детали, дразня молодых супругов предстоящим наследством, как кролика морковкой.

– Что вы подразумеваете под этим? – Явный и чуть агрессивный интерес Дэвида был более чем понятен.

– Ваш дядя, – я взглянул на Дэвида, – дал понять своим сыну и невестке, что при появлении у них ребенка, доля их наследования будет увеличена, а ваша часть наследства, мистер Дэвид, и часть вашей сестры – будут соответственно уменьшены.

Взоры всех присутствующих обратились к Кристоферу Парку.

– Это правда, – нехотя подтвердил тот. Он мне говорил об этом.

– Но миссис Элизабет Старлингтон не могла иметь детей, – медленно проговорил я и посмотрел на Минерву, немного изменившуюся в лице, но не утратившую самообладания. – Не буду говорить о причинах такого неприятного обстоятельства, тем более что оно не имеет непосредственного отношения к нашей истории. Просто констатирую факт. Нам удалось найти документальное подтверждение этому. – (Я врал, и сейчас все зависело от ответа Минервы. На допущение, что Элизабет не могла иметь детей, меня натолкнула – совершенно ассоциативно! – телевизионная передача об изнасилованной девушке, вернее, о последствиях такого преступления. Хотя ничего подобного об Элизабет я не знал.) – Впрочем, по большому счету это обстоятельство не играет важной роли в тех событиях. Ведь это так, миссис Старлингтон?

– Да, это так, – бесстрастно произнесла она. – Вы блефуете, Марк, потому что об этой проблеме знали только мы с мужем. И никаких документов, в которых этот факт мог быть зафиксирован, просто никогда не существовало. Но вы правы в том, что это обстоятельство не имеет никакого значения. Какая разница, собственно говоря, по какой причине супруги удочеряют или усыновляют ребенка. – Она замолчала, мельком посмотрев на Энн. – Однако с каких пор эта процедура стала преступлением?

– Никто об этом не говорит, и вы прекрасно это понимаете. Наоборот, это – достойный поступок, но только в том случае, если приемные родители искренне любят своего усыновленного дитя, – ответил я.

– Вы хотите сказать, что я и мой муж не любили и не заботились об Энн? – спокойно, без тени возмущения спросила Элизабет.

– Как хорошо вы сказали… возможно, мистер Генри и любил свою дочь, а что касается вас – не уверен. Безусловно, заботились, хотя и весьма своеобразно.

– Мы собрались здесь, чтобы оценить мои методы воспитания? И если посмотреть на Энн, то, пожалуй, мне можно поставить неплохую оценку, – иронично усмехнулась Минерва.

– Склоняюсь к мысли, что нам все же придется обсудить ваши новаторские разработки в педагогических приемах воспитания подрастающего поколения, – холодно прокомментировал я ее речь.

– О чем вы говорите, Марк? – вполне естественно удивилась женщина.

– Миссис Старлингтон, если мы будет постоянно уходить от цели нашего собрания, боюсь, не закончим до утра. Мы поговорим об этом позже, – сказал я, понимая, что уже сам не соблюдаю намеченный нами план предстоящих разоблачений. Нужно было перестраиваться на ходу, за неимением необходимого количества времени я просто не успел хорошо подготовиться к сегодняшнему собранию.

– Мистер Лоутон, у вас не хватает мужества сказать нам об убийце мисс Кэмпион? – спросил Кристиан, язвительно улыбаясь и не скрывая своей агрессивной насмешки.

– Как раз к этому перехожу, – зло ответил я, понимая, что он не так далек от истины. Подождав, пока бег крови в жилах замедлит свой темп, я вновь твердо посмотрел на Минерву. Странно, но на ее лице я прочитал спокойную отстраненность. – Услышав от своей приятельницы Лоры о ее теории возможного родства Мишель и Кристель, вы, миссис Старлингтон, решили сами в этом убедиться. Вы же неплохо в свое время изучили мадемуазель Байю, не правда ли? Конечно, сходство могло быть обусловлено и обычным совпадением: мало ли в мире похожих людей. Далее я расскажу о своих предположениях, хотя на самом деле все могло быть по-другому, но сути это не меняет. Скорее всего, вы, миссис Старлингтон, посмотрели спектакль с Кристель в главной роли, и заметили то, чего не заметила мисс Кэмпион, потому что она практически не общалась с вашей дочерью. Да, собственно говоря, журналистка почти не обращала внимание на молчаливую недалекую девочку-подростка. У повзрослевших мисс Старлингтон и мадемуазель Ферра их голоса тембрально стали действительно похожими, да и во внешности обеих девушек можно было проследить определенное сходство. Но самое главное – бесспорно, тест на ДНК. В итоге, уверен, вы убедились в том, что девушки – родные сестры. Акцентирую внимание всех, что у меня есть документальные подтверждения практически всех наших выводов. – Все это время я смотрел на Минерву, но боковым взглядом, несомненно, заметил, с каким трудом сдерживает эмоции Фред Хантер: его широкие ноздри раздулись, как у скаковой лошади, темные глаза метали молнии, чуть загорелая кожа лица стала приобретать багровый оттенок. С такой быстрой возбудимостью Кербер рисковал не дожить до преклонных дней. Это обстоятельство меня весьма поразило: обычно он не терял самообладания. Очевидно, я очень близко подошел к опасной черте, в общем-то, мне это и так было известно.

– Вы хотите сказать, что миссис Старлингтон, удочерив одного ребенка, второго отдала в монастырский приют? – спросил Фред, зло усмехнувшись и немного успокоившись. Рассказ детектива вызвал у него панику. Уже давненько ему не приходилось принимать на себя таких неожиданных ударов, а за время своей, почти спокойной, жизни и работы у Элизабет он подзабыл способы их достойного отражения. И сейчас мужчина лихорадочно искал выход из сложного переплета, в который они попали, и пытался любыми методами выиграть время и понять, что еще знает Лоутон и Ко.

Вопрос Хантера меня удивил своим отнюдь не умным выводом. А он не относится к категории глупцов. Значит, причина – в другом. Конечно, он обо всем знал и сейчас разыгрывает недоумение. Интересно, для чего? Выиграть время? Похоже. Скорее всего, Кербер не ожидал, что мы сможем до этого докопаться. А ведь за высказанным мною предположением могут последовать и более серьезные обвинения, поэтому Фред пытался «подстелить соломку». Эти размышления заняли у меня несколько секунд.

– Странный вы сделали вывод, мистер Хантер. Проще было бы предположить, что миссис Старлингтон не знала о втором ребенке, что, думаю, является правдой. – Я вопросительно посмотрел на Минерву.

– Да, это так. Пока вы не допустили ошибок, мистер Лоутон, – резюмировала женщина, поощрительно глядя на меня.

В другом случае я мог бы расценивать эти слова как комплимент, но сейчас эта фраза заставила работать мое воображение в неприятном для меня аспекте: почему-то мне представилась картина акульего сражения, которое мы наблюдали совсем недавно.

– Не могу сказать, что именно вы знали о мадам Виар… – бросил я пробный шар.

– Я потом расскажу об этом, – спокойно ответила Элизабет. – Продолжайте свой рассказ, мистер Лоутон. Надо сказать, весьма занимательный.

– Странное определение вы к нему подобрали, миссис Старлингтон. Не уверен, что преступление бывает занимательным.

– О каком преступлении идет речь, Марк? – удивилась женщина, приподняв брови и чуть насмешливо пожав плечами.

– Вы правы, миссис Старлингтон, пока – ни о каком. Я продолжу… с вашего разрешения. Но мне хотелось бы вкратце описать некоторые особенности вашей личности, чтобы попытаться раскрыть мотивы ваших поступков.

– Ого! Звучит соблазнительно. – Она обвела взглядом своих гостей: по-видимому, с ней согласились все, включая и обслугу. Она молча кивнула.

– Я о вас очень высокого мнения, миссис Старлингтон, – сделал я комплиментарный первый ход очень искренне. – Вы действительно незаурядная личность. И это ваше качество проявлялось, не сомневаюсь, с ранних лет. Но вне зависимости от половой принадлежности личность, обладающая подобной целеустремленностью и амбициозностью может управлять своими эмоциями (хотя женщинам это удается все же сложнее по многим причинам). По некоторым наблюдениям, и не только собственным, я сделал вывод, что ваш брак с мистером Старлингтоном был скорее удачным предприятием, чем союзом двух любящих сердец. Этот ваш совместный шаг был хорошо продуманным ходом. Вы отличный администратор, мистер Генри – талантливый ученый. Почему бы не объединиться таким выдающимся людям для общего блага и процветания семейного бизнеса? А любовь – понятие быстротечное, для успешного брака совсем не обязательное. Я просмотрел некоторые печатные издания тех лет и могу сказать, что мистер Генри отнюдь не был аскетом в отношении женского пола, даже с учетом тщательного «просеивания» мною хроники светской жизни тех времен, дабы отсечь «желтизну «и преувеличенность статей. Впрочем, ничего порочащего честь вашего покойного супруга я не нашел даже в желтой прессе. Полагаю, вы прощали своему супругу его многочисленные интрижки. Подозреваю, что вы сказали ему о своей невозможности или нежелании иметь детей. А вы и ваш муж не хотели отказываться от дополнительной и совсем не малой доли наследства. Поэтому, когда любовница вашего мужа, Мишель Байю, вдруг забеременела, вы с ним решили уговорить актрису отдать вам ребенка на воспитание. Все-таки мистер Генри был биологическим отцом этого дитя.

– С какой стати я должна была раскрывать нашу семейную тайну? – спокойно и без толики возмущения спросила женщина.

– Не должны были, конечно, но и заходить так далеко, пытаясь это скрыть, вы тоже не имели ни морального, ни юридического права, – ответил я, мысленно размышляя, надеется ли миссис Старлингтон выйти сухой из воды, полагая, что на этом все нелицеприятные разоблачения завершатся. Но, к моему искреннему сожалению, для нее это было не так. – Подозреваю, мадемуазель Байю вполне устроил такой расклад, – продолжил я свое повествование, – по разным причинам, очевидно, ее привлекал финансовый аспект сомнительной сделки. Впрочем, как оказалось впоследствии, молодая женщина родила двух дочерей. А ваш муж не сказал вам об этом, уже поняв, что не стоит безоглядно доверять своей жене. Как бы то ни было, он не посвятил вас в эту тайну. В скором времени подробнее об этом нам сможет поведать мадам Виар. Но сейчас могу сказать, что мистер Генри стал подумывать о разводе с вами, миссис Элизабет, тем более что сэр Уильям скончался спустя некоторое время после появления в вашей семье малютки Энн. Сейчас мы можем строить только предположения. По крайней мере, о возможном своем разводе он намекал своей сестре. – Я сделала паузу и посмотрел на мадам Виар.

– Да, Генри говорил мне об этом, – подтвердила та.

– Полагаю, вы, миссис Старлингтон, способны пойти на многое, дабы сохранить то, что вам далось посредством немалых усилий. – Я вновь умолк, чуть растерявшись… Мне казалось, что миссис Старлингтон отреагирует более эмоционально, однако она сидела спокойно и даже как-то благодушно, будто только что прослушала сказку со счастливым концом. Я посмотрел на мадам Оливию.

– Мадам Виар, можете ли вы добавить что-нибудь к моему рассказу? – поинтересовался я, мысленно сигнализируя ей о поддержке.

– Пожалуй, совсем немного. Брат говорил мне, что хотел бы развестись с вами, миссис Старлингтон. – Женщина обратила свой взор на лицо Минервы. – Несмотря на то что вы многое сделали для процветания семейного бизнеса… Как-то он мне сказал о вас: «Она утопит меня в своих амбициях». Генри был уверен, что Мишель убили, но как-то конкретизировать свои подозрения не стал. Я только знаю, что незадолго до смерти Мишель, он нанимал частного детектива, чтобы тот выяснил: изменяла ли ему актриса. И детектив обнаружил, что за Мишель ведет слежку еще какая-то девушка, похожая на студентку и проживающая в том же доме. Генри пообещал мне в последнем нашем разговоре, что обо всем расскажет, когда выяснит все точно. Но не успел. – Она чуть развела руками и с сожалением вздохнула. – После смерти брата уже я наняла частного детектива, правда, он только смог подтвердить вердикт полиции, что автокатастрофа была несчастным случаем, ничего криминального в ней не было. Поэтому я не знаю, что выяснил мой брат… и почему умерла мать моих племянниц. – Мадам Оливия замолчала, но взгляд ее потемневших глаз, казалось, застыл в одной точке, где-то в пространстве, находящемся над головами «инквизиторов». В ее взгляде не было обвинения, наверно, прошедшие годы подточили ненависть, приглушили боль утраты и горечь сожалений, и теперь в нем осталась грустное ожидание некой справедливости, которая все равно не станет радостью для опустошенной души. Этот миг, внешне выглядевший как заторможенность рассказчицы, прервала Элизабет:

– Вы хотите меня в чем-то обвинить, мадам Виар? – спросила она пресным, будто речь идет о недожаренном ростбифе, тоном.

– Не думаю, что имею на это право, во всяком случае, в отношении странной смерти Мишель Байю, – так же бесцветно ответила та.

– То есть вы можете обвинить меня в чем-то другом? – Несмотря на смысловую нагрузку вопрос миссис Старлингтон, тем не менее был произнесен равнодушным голосом. При всей этой внешней невозмутимости мне почему-то показалось, что такая безучастность происходит не из-за выбранной Элизабет маски. В этой женщине изначально была заложена эмоциональная холодность и безразличие ко многим факторам окружающей жизни, если они не затрагивали ее личных интересов. Но сейчас-то они затрагивали ее интересы! Почему такая реакция?… – недоумевал я. Что-то здесь не так, – заволновался я, чувствуя, как холодеют мои внутренности. Неужели мы в чем-то ошиблись?

– Мистер Лоутон, я бы хотела закончить это шоу. Даже если я сейчас скажу, что согласна с вашими обвинениями, касающимися той несчастной актрисы… У вас ведь нет ни одной улики против меня, – приветливо улыбнулась Минерва. – Разве не так, Марк?

Конечно, так. Я молчал, чувствуя себя мухой, летящей навстречу лобовому стеклу мчащегося спорт-кара. «Муха», похоже, впав в ступор, забыла, что у нее еще есть время изменить траекторию своего движения.

– Что же касается тайны удочерения Энн, то вы сами должны понимать несостоятельность возможных обвинений… По-моему, вы хотели разоблачить убийцу мисс Кэмпион? – почти нежно спросила Элизабет.

– Я сейчас перейду к этому, – ответил я, ощущая первые признаки своего проигрыша.

– Вам не кажется, Марк, что вы непозволительно долго собираетесь это сделать? – язвительно спросил Теллер, заметно повеселевший после порции виски. – И потом, если вы подозреваете миссис Старлингтон в тех чудовищных преступлениях, о которых вы нам рассказали, то как вы можете объяснить тот факт, что именно миссис Элизабет и нанимала вас провести расследование смерти мисс Кэмпион, при этом попросив меня оказать вам содействие и помощь? Или миссис Старлингтон стала испытывать угрызения совести? Какой-то оксюморон получается. – Негромко, но самодовольно рассмеялся он, посмотрев на Минерву, а затем довольным взглядом обвел взглядом всех остальных гостей, как бы приглашая их присоединиться к его веселью.

(За одну эту фигуру речи – «оксюморон», прозвучавшую в устах Теллера, мне можно было аплодировать. По-видимому, все гости так бы и сделали, если бы не массовый ступор.)

Никто не стал поддерживать радость инспектора, но взоры всех присутствующих дружно сфокусировались на мне, и не могу сказать, что они несли благоприятную энергетику. Конечно, мне было известно, что предстоит очередной нелегкий монолог, хотя я по своей натуре в большей степени – «адвокат», нежели «прокурор». Я должен был призвать к ответу людей, которых ранее уважал и ценил, и они, казалось бы, отвечали мне тем же. Искренне считая, что эти люди не способны на подобные преступления, я был серьезно удручен нашими неприятными открытиями, и это обстоятельство не могло не огорчить меня и не испортить морального удовлетворения от успешного окончания сложного расследования. Похоже, мне теперь понадобится немало времени, чтобы восстановить веру в человеческие добродетели вообще, и их наличие у моих знакомых в частности. А в связи с этим у меня возник вопрос и к самому себе: может, где-то и в моей душе и сознании до поры до времени притаились надежные слуги Дьявола? Алчность, зависть, мстительность, злоба, ненависть?… Пока этих ощущений я в себе не находил. Не потому ли, что не хотел искать или не было серьезных соблазнов? Ведь не с самого же рождения будущий преступник готовит себя, например, к убийству? Убить ребенка ради научного эксперимента или денег? Хотя одно другому не мешает, имеется в виду тривиальное сочетание славы и денег. Когда, в какой момент, в человеческой личности происходит надлом, раскалывающий его цельную, Богом данную, сущность на множество осколков?… Скорее всего, это не момент, а некий период… Но, не исключено, что очень важна как раз эта, временная точка, запускающая остальной процесс душевной энтропии. Может, тогда, когда будучи еще ребенком, потенциальный преступник убивает – просто так, из любопытства – голубя или кошку? А затем, развлечения ради, расстреливает из огнестрельного оружия своих одноклассников, учителей? Просто потому, что у него плохое настроение. Так почему не делать то же самое за деньги? Кто сильнее – тот и выживает, а слабые не имеют права жить? А в чем сила? И в чем слабость? Разве может кто-то из человеческих существ претендовать на абсолютную истинность и справедливость какого-либо решения? Высшая справедливость, вполне возможна, но не здесь. Хотя именно о ней нужно думать сейчас, чтобы в этом мире не допускать многих несправедливостей, создаваемых нами же. Не менее страшное происходит тогда, когда мозг, сознание и душа под воздействием любых дьявольских «угощений «теряет свое божественное начало, плавно и незаметно покрываясь метастазами «ада «еще при жизни, и мы сами, не замечая этого, опускаемся в преисподнюю, из которой вырваться невероятно тяжело, а иногда – просто невозможно.

На эти размышления у меня ушло немного времени. Возможно, окружающим могло показаться, что я просто собираюсь с мыслями. Не следовало их разочаровывать.

– Это пояснить не так уж сложно, мистер Теллер. Почему бы и нет? Миссис Старлингтон нужно было проверить: кто еще знает об истории с удочерением Энн, и что знает сама Кристель. Если вдруг мадемуазель Ферра имеет полную информацию о своем происхождении, не собирается ли она претендовать на часть наследства своего отца, громогласно объявив о законности своих прав на эти притязания. Физически устранить мадемуазель Ферра, безусловно, было не так сложно. Но вероятность того, что в близком окружении девушки есть люди, знающие всю подноготную ее биографии, разумеется, была высока. Каковы планы этого окружения? Узнать об этой грандиозной сенсации из газеты или телевидения? А ведь журналисты в расследовании чужих семейных загадок весьма дотошны, тем более если участники скандальной истории знамениты и богаты. Такого рода секреты трудно сохранить в глубокой тайне, даже если о них будет знать всего лишь одна журналистка. Да мало ли что может неожиданно всплыть… та же смерть мадемуазель Байю. Так вот, как мне кажется, вы, миссис Старлингтон, предполагали следующее: я бы стал вести расследование, а об обнаруженных фактах докладывал непосредственно вам. Все-таки последствия прошлых деяний нужно было «подчистить».

– Мистер Лоутон, следите, пожалуйста, за своими словами! – отрезала Минерва. – Вы признались, что у вас нет улик против меня.

– Извините, миссис Старлингтон, – формально ответил я, хотя она была, конечно, права. – Так вот, вы, миссис Элизабет, обнаружили, что ваш супруг скрыл от вас факт рождения двойни. А может, он еще что-нибудь утаил? К тому моменту, очевидно, мистер Генри вас узнал достаточно хорошо и, как рассказала мадам Виар, не хотел вам давать лишний козырь в руки. Кроме того, сама Мишель могла о многом рассказать своим родственникам. Вы организовали бы устранение таких… скажем «недоразумений», а со мной в свою очередь тоже произошел бы какой-нибудь несчастный случай. Вы и ваши помощники осуществляете их с мастерством уже упомянутого мною Дэвида Копперфильда. Несчастье с Мишель, Лорой… Список определенно должен был продолжиться. Следующим в списке должен был быть Ларс Слэйтер. – Сделав паузу, я мог наблюдать на лицах многих гостей недоумение и легкий ступор. – Об этом я расскажу позже. Все же, полагаю, что я не должен был узнавать всего. Миссис Старлингтон достаточно было бы подтверждение сведений, что мадемуазель Ферра и ее близкое окружение знает только два факта: мать девушки – Мишель Байю, а отец неизвестен, и все! Таким образом, я бы убедился в несостоятельности своей версии об убийстве мисс Кэмпион. Ведь расследовать смерть мадемуазель Байю меня никто не нанимал, но а сам я не стал бы заниматься чьей-то, пусто даже загадочной смертью, произошедшей более двадцати лет назад. Кстати, надо отдать должное миссис Элизабет. На первых порах нашего расследования, мы с Фрэнком получили анонимную подсказку, убедившую нас в выборе правильного пути. Мы смогли бы, возможно, и самостоятельно выйти на то обстоятельство, что мадам Виар имеет отношение к нашему делу. – Я сделал паузу и попил воды. – Но это, скорее всего, случилось бы много позже. – Я вновь умолк, почувствовав усталость. Меня, судя по внимательным взглядам присутствующих и странной тишине, очевидно, пока никто не собирался прерывать. – Серьезной вашей ошибкой, миссис Старлингтон, думаю, стала ваша самоуверенность в собственном превосходстве. Вы недооценили умственные способности своего супруга, касательно обычных взаимоотношений. Безусловно, он для вас был непререкаемым авторитетом в научной области, но в быту, как я понял из рассказа мадам Оливии, он отнюдь не был шахматным стратегом. Кроме того, предполагаю, мистер Генри был достаточно откровенным в отношениях с вами. Однако, узнав вас лучше, решил вести себя с вами, миссис Старлингтон, более скрытно. Вторую ошибку вы совершили из-за лжи вашего супруга о смерти его сестры. Думаю: вы, миссис Элизабет, имея действительно грандиозные планы в отношении семейного бизнеса, не допускали и мысли о том, что их кто-то может нарушить. Кроме того, ваша уверенность в собственной исключительности и незаменимости – отчасти, бесспорно, справедливая – сделала вас заложницей выбранной вами цели. Стоит «приправить «это «блюдо «другими вашими качествами: перфекционизмом и одержимостью – получится фанатик Идеи. Такого рода люди сминают всё и всех на своем пути, для них существуют только их цель, а, мешающий выполнению этой идеи, человек – всего лишь простая биологическая сущность, вроде налипшего на обувь кома грязи, препятствие, которое нужно удалить любым способом, и физическое устранение этой «грязи» – всего лишь множество последовательных химических реакций с дальнейшим изменением молекулярного состава первоначальной органической массы. Тем более, подозреваю, вам, миссис Элизабет, эти процессы совсем не чужды. Расхожий трюизм, что цель оправдывает средства, является основным вашим жизненным кредо. А тогда, двадцать два года назад, вы просто подстраховались, основательно опасаясь, что ваш супруг, имея такую любовницу (а мистер Генри был увлечен актрисой достаточно серьезно) и дочь (о второй дочери вы не знали), может развестись с вами. Учитывая тот факт, что ваш брачный контракт был более выигрышным для него, то можно представить ваше волнение по этому поводу. Вам некуда было деваться, вы пошли на многое, чтобы заполучить статусное положение и весьма блестящие перспективы собственного будущего. Как уже упоминалось, сэр Уильям к тому времени умер. Нужно было спасать ваше Дело. – Я прервался, чтобы вновь промочить горло. Элизабет не преминула этим воспользоваться, твердо заявив:

– Все это ваши умозаключения, Марк. Не могу не сказать, что они вполне имеют право на жизнь. Но сможете ли вы это доказать? Вы ведь ведете к тому, что именно я убила Мишель?

– Да. Вы узнали от своего мужа, что актриса страдает аллергией на цитрусовые (он ведь особо не скрывал от вас своих увлечений до определенного момента). Мы узнали, что в доме, где жила мадемуазель Байю – как раз в тот период, когда с нею произошло несчастье – еще одна девушка-студентка, по имени Сара Райс, арендовала квартиру. После смерти актрисы студентка исчезла. Следствие по факту смерти мадемуазель Байю, по нашему мнению, было несколько поверхностным, поэтому ничего криминального обнаружено и не было. Никто, похоже, не обратил внимание и на ту студентку. Исчезнувшая девушка была худенькой англичанкой, чуть выше среднего роста. Но неизвестен ни цвет глаз, ни цвет волос этой мисс Райс. Консьерж, работавший там в тот период, сказал, что студентку он видел очень редко, и она предпочитала бейсболку и темные очки. Не кажется ли вам странным такое обстоятельство, миссис Старлингтон? – Мой вопрос был ненужным, но мне захотелось передохнуть и одновременно попытаться вызвать у Минервы хоть какую-нибудь реакцию.

– Даже если этот факт и выглядит подозрительным – причем здесь я? – Ровным и спокойным голосом спросила женщина, удивленно пожав плечами.

– Вы, несомненно, правы, – пришлось согласиться мне. – На одном этом основании невозможно доказать, что, во-первых, та девушка является убийцей и, во-вторых, что ею были вы. Однако я и не собираюсь этого делать, – пояснил я. – Хотя такое предположение все же было высказано. – Я умолк, посмотрев на Элизабет многозначительно. И мой взгляд был ею расценен безошибочно верно. Она молниеносно выстроила логическую цепочку, спросив:

– Профессор Биггс?

– Да, – ответил я. – Но мне кажется, что и ваш муж говорил вам о своих подозрениях.

– И его я тоже убила? – печально улыбнулась Минерва.

– Уверен, что нет, – искренне сказал я, убежденный в правильности своего вывода.

– Почему же? – насмешливо удивилась Элизабет. – Вполне логичный вывод.

– Логичный, только не для вас. Вы же хорошо знали своего мужа. Ему было совсем не выгодно разоблачать вас в качестве убийцы.

– Но ведь он мог держать меня на коротком поводке, шантажируя время от времени, – возразила женщина.

– Зачем ему это было бы нужно? – спросил я, не скрывая своего недоумения. – Вы дали ему свободу во всем. Я же говорил, ваш брак был взаимовыгодным предприятием. Вы положили все свои таланты, усилия, время на алтарь семейного бизнеса, он дал вам положение, деньги и возможности. Кроме того, мистер Генри слыл талантливым ученым. Зачем же вам было убивать курицу, несущую золотые яйца? И если бы не его серьезное увлечение мадемуазель Байю – все было бы замечательно. У вашего супруга и до этой актрисы были мимолетные увлечения, но ни с кем он, по всей видимости, не заходил так далеко. Вы испугались и просто решили подстраховаться, убив соперницу.

– Но ведь это не доказано, – скептически, но уже как-то обреченно, промолвила Элизабет.

– Верно, но на вашем счету есть еще, по меньшей мере, два преступления, которые, полагаю, можно считать доказанными, хотя не все улики, разумеется, можно предоставить в суде, – резюмировал я. – Однако вы же сами не захотели доводить до официального расследования происшествие с мисс Доэрти? Этого суда, – показал я рукой на сидящих и оторопевших людей, – похоже, будет вполне достаточно для общественного приговора или порицания. Не думаю, что кто-нибудь из присутствующих будет настаивать на вашем походе в полицию. Тем более что здесь присутствуют два ее представителя. К тому же, вы сами организовали это судилище, только планировали его для вашей приемной дочери. И никто, кроме вас самой и ваших помощников, не виноват в таких изменениях первоначального сценария. Да и заявление на вас никто из пострадавших, наверно, писать не будет. А то, что вы хотели документальных доказательств… – я показал на внушительную стопку бумаг, лежащих передо мной на столе, – могу перечислить.

Наступившая тишина была оглушительной. Казалось, где-то здесь находится источник инфразвука, индуцирующий невыносимую для человеческого слуха частоту и не менее убийственную для его сознания. С жадным любопытством и нетерпением все ожидали ответа Минервы. Если миссис Старлингтон и пребывала в растерянности – на внешнем ее облике этот факт совершенно не отразился. Каким-то удивительным образом она смогла оставаться невозмутимой, хотя я был более чем уверен, что она уже ясно осознала свое полное и окончательное поражение.

– Все это хорошо, – резко заявил Фред. – Но где же все-таки доказательства, подтверждающие этот, леденящий душу, рассказ?

– А разве не вы, мистер Хантер, недавно говорили о совокупности косвенных улик?

– Ну так где они? – уже более спокойно спросил Кербер.

– В дневнике профессора Биггса, в показаниях мадам Виар, мисс Энн Старлингтон, хотя есть еще кое-что, – ровным голосом ответил я.

– Вряд ли записи человека, страдающего старческим слабоумием, можно отнести к серьезным документам, – быстро нашелся Фред.

– А у нас есть свидетельница, которая может подтвердить реальность хотя бы небольшой части этого дневника.

Вновь настала пауза, по-видимому, некоторые, в том числе и сам Фред, стали догадываться о ком идет речь.

– Я должна признать, мистер Лоутон, что вы одержали победу и вполне заслуженно, – холодно подытожила миссис Старлингтон и, посмотрев на Фрэнка, Макса и Скотта, добавила: – Конечно, вам в этом помогали ваши друзья и родственники моего покойного супруга. Но победа в одном бою не гарантирует триумфа во всем сражении. Что ж, Марк, продолжайте свой рассказ. Если вы о чем-то забудете – я восполню пробелы. Но в начале ответьте, пожалуйста, на мой вопрос, дневник профессора Биггса находится у вас?

– Да, – ответил я. – Но и вы, в таком случае, ответьте, пожалуйста, мне, да и другим тоже… Почему?

– Почему? Почему, как вам может показаться, я сдалась без борьбы?

– Да.

– Я не сдалась. Это всего лишь видимость поражения. Попозже я отвечу на ваш вопрос, – усмехнулась она. – Знаете, все зависит от угла зрения. Это, бесспорно, тоже трюизм, но удивительно верный трюизм, не менее очевидный, нежели аксиома. Сейчас поясню, можно сказать, на пальцах. Хотелось бы, дабы у всех сложилось мнение обо мне максимально близкое к объективному. Насколько это возможно, конечно. А преждевременная информация обо всем может повредить этому, весьма сложному, процессу… – Она окинула всех долгим, пристальным взглядом, а затем несколько устало провела рукой по волосам, чуть нарушив идеальную линию стрижки «каре». Быть может, таким образом, женщина попыталась всколыхнуть что-то человеческое в своей душе? А было ли оно там? Затем Элизабет, вскинув привычным движением волевой подбородок, продолжила: – Не хочу, чтобы возникло некоторое предубеждение в восприятии сказанной мною информации… Это – как пальцы в воде… пальцы те же, но если их поставить перпендикулярно водной поверхности – они выглядят толстыми обрубками, а если вдоль, кисть руки кажется длинной, пальцы – тонкими и изящными, а на самом деле рука совершенно обычная, не такая уродливая, но и не настолько утонченная. Поэтому определенные факты, озвученные раньше времени, играют роль воды, а угол зрения – это ваше устоявшееся мнение обо мне, безусловно, у каждого из присутствующих свое. Следовательно, оставим лучше мою исповедь на потом, по-моему, многие из нас все же предпочитают особенные десерты. Обещаю: вы его получите, даже в большей степени, чем можете сейчас предположить. – Умолкнув, она взяла со стола стакан с водой. Сделав пару глотков, женщина, вновь обведя всех внимательным взглядом, спросила, очевидно, ради соблюдения приличий:

– Надеюсь, вы не будете возражать, если мы нашу, скажем, дальнейшую беседу построим в качестве вопросов и ответов, чтобы ничего не упустить?

Все молчали, но никакого подтверждения и не требовалось.

– Хорошо. Буду принимать ваше молчание за согласие. – Она, пожалуй, впервые улыбнулась действительно искренне и почти лучезарно. Впрочем, по-видимому, быстро опомнившись и чуть поджав губы, Минерва посмотрела в мою сторону: – Марк, не будете ли вы любезны рассказать нам, как к вам попал дневник профессора Биггса?

– Конечно. Похоже, мы открываем этим вечером все наши тайны… Не правда ли?… – Я посмотрел на Энн и слегка подмигнул ей. – Профессор Биггс отдал свой дневник преподобному Джейсону Коварту с просьбой передать его мне, предупредив священника, что он должен отдать мне дневник, но только в том случае, если я сам за ним приду. По нескольким фразам, произнесенных Аланом Биггсом и священником, мне удалось определить место нахождения дневника.

– А смерть самого профессора?… – вразнобой прозвучало от «зрителей».

– Уверен, профессор умер своей смертью. Он отдал свои записи, но затем не стал закрывать сейф. Зачем? Ведь скрывать уже в нем было нечего. Все остальное инсценировала мисс Полин Форестье. Она обнаружила мертвого профессора и пустой сейф, остальное – можете представить сами.

– Но это же преступление! – завопил Алекс, брызгая слюной.

– Да, – просто ответил я и посмотрел на девушку. Все остальные сделали это сразу же после моих слов. Полин сидела, опустив голову, теребя на коленях свою доисторическую сумочку с явным желанием довести ту до состояния рваных лохмотьев. Не уверен, что сейчас такие сумочки в тренде, но женщинам, бесспорно, виднее.

– Я согласна отвечать перед законом, – наконец произнесла она, приподняв побледневшее лицо и посмотрев на Минерву. – Надеюсь, что суд будет справедлив ко всем.

Судя по всему, пронзительный взгляд Полин, отскочил от брони Элизабет, как мячик от стены. Женщина смотрела на меня, не особо обращая внимание на всех остальных.

– В дневнике есть какие-то факты, которые могут поставить меня в неловкое положение? – спросила миссис Старлингтон.

Не то слово, – хотелось ответить мне, но вместо этого я сказал:

– Только признание мистера Биггса об эксперименте, проведенным им по вашей просьбе над маленькой Энн Старлингтон, и некоторые записи, что эксперимент вполне удался: новый, открытый профессором, препарат подавляет многие основные человеческие инстинкты: самосохранения, выживаемости, голода. Кроме того, это средство вызывает депрессивное состояние, затуманивание сознания, а в конечном итоге включается программа распада личности. Собственно говоря, этот препарат – готовое «блюдо» для начинающего суицидника.

– Что же спасло Энн? – равнодушно спросила ее приемная мать.

– А пусть она сама расскажет, – ответил я и, улыбаясь, вновь подмигнул девушке. Но не только я один восхищенно смотрел на Энн. Все остальные тоже уставились на нее, будто впервые видели. Причем многие вели себя как запрограммированные, напоминая отряд управляемых роботов или персонажей кукольного театра: синхронные повороты головы, ошеломленные взгляды, удивленное выражение лиц… Такое количество непредсказуемых сюрпризов! Потрясающее шоу! Телевидение и прочая развлекаловка просто отдыхает!

А Энн вела себя удивительно спокойно и уверенно, казалось, что такие откровения для нее привычные и обыденные, как чистка зубов перед сном. И выглядела девушка этим вечером замечательно! Еще бы! Настал ее звездный час, о котором раньше она не могла и мечтать. Наблюдая за ней в те редкие периоды, когда у меня была на то возможность, я радостно отмечал, что биологические родители девушки могли бы ею гордиться. Сегодня мисс Старлингтон надела небесно-голубой кардиган, тактично приоткрывавший золотисто-оливковый треугольник декольте; легкий макияж подчеркивал выразительность глаз и тонкую лепку лица; нитка жемчуга выгодно оттеняла легкий загар изящной шейки. Несмотря на повседневность ее сегодняшнего наряда, он очень эффектно демонстрировал утонченную красоту Энн, в которой скрытая чувственность казалась невесомой. Какая удивительная метаморфоза, однако, произошла с некогда неуклюжей и несуразной девушкой! Еще одно абсолютное подтверждение того факта, что желание и воля творят чудеса. На фоне Энн многие девушки казались мне незаконченными набросками женского образа, грубыми намеками на красоту и сексапильность. Особенно жалко этим вечером выглядела Линда. Несмотря на мое привычное желание – находить всему оправдание и замечать в человеке лучшие его качества, мисс Доэрти не вызывала во мне сочувствия.

– Я не хотела бы давать определение тому, что со мной случилось несколько лет назад. Изменения, произошедшие со мной, начались совсем не в период моего пребывания за границей, а еще ранее. Мистер Лоутон, кстати, должен об этом помнить. – Она посмотрела на меня, а я молча кивнул. – Быть может, озарение… хотя, скорее всего, закончилось действие чипа-капсулы, помещенных в мой мозг?… Правда, мне очень хочется верить, что торжество справедливости случается и в нашей жизни. Не буду отнимать у вас время на философско-теологические размышления. Не хочу никого обвинять. Я даже благодарна миссис Элизабет и некоторым другим людям за ту суровую школу, которую я прошла. Процесс моей… скажем, депрессии закончился около шести лет назад. Это был первый настоящий подарок судьбы. Второй приз случился полтора года назад, когда меня разыскала мадам Виар. Я действительно обрела близких и родных мне людей, ведь на самом деле, до встречи с ними, у меня по сути никогда не было семьи… К сожалению, отца я плохо помню… – Голос девушки чуть повысил тональность, казалось, еще немного и он сорвется. Но Энн удалось справится со своими чувствами. – Глотнув воды, она продолжила: – Не думаю, что кому-то интересны подробности. Просто могу сообщить: с профессором Биггсом я встречалась незадолго до его смерти. И он мне поведал то, о чем, в общем-то, я смогла догадаться самостоятельно. – Она вновь запнулась: волнение мешало ей говорить. Нежный румянец и блеск огромных глаз придал ее облику очаровательную трогательность, но без слезливой сентиментальности и мелодраматизма. Выпив воды, Энн взглянула на свою приемную мать. Во взгляде девушки не было ни злости, ни ненависти. Скорее, он был похож на взгляд ребенка, недоуменно вопрошающего: «За что?» Хотя ответ на этот вопрос был вполне очевиден для всех, в том числе и для миссис Старлингтон. Выражение лица женщины приобрело такое равнодушно-пренебрежительное выражение, что мне захотелось придушить Минерву серым шелковым шарфиком, повязанным на ее тонкой шее, и, уверен, этот процесс доставил бы удовольствие не мне одному. Такое понятие, как простое человеческое сочувствие, в этой, застывшей ледяной, статуе априори не могло возникнуть. О чем я размышлял? Кому искал оправдания? У меня вдруг появилось ожесточение и злость к этому образцу патологического бездушия. Да, несомненно, такие ощущения не самые лучшие человеческие качества, но в данном случае мне не было за них стыдно.

Тем временем Энн продолжала свой рассказ: – Кстати, инициатором нашей беседы был мистер Биггс. И он даже попросил меня записать наш разговор на диктофон. Мы можем сейчас прослушать эту запись. – Девушка вопросительно посмотрела на миссис Старлингтон, а затем обвела взглядом всех присутствующих. Все молчали, испытывая, похоже, неловкость и растерянность, однако никто не проявил желания услышать исповедь профессора. Полагаю, скрипучий голос покойного старика вряд ли смог бы внести оптимистическую нотку в финальный аккорд нашего заседания. Прервал затянувшуюся паузу верный мистер Хантер.

– Думаю, у нас и так ушло многовато времени на эти расследования… поэтому, мисс Старлингтон, перескажите как можно короче, – уверенно сказал Фред, мельком взглянув на своего босса, застывшую в созерцательной позе, подобно египетскому изваянию.

Наконец Элизабет произнесла безразлично:

– Выслушивать сегодня еще и покаяния бедного профессора… мне неинтересно. Если кто-то захочет – пусть договаривается об этом с Энн. Меня увольте… Я бы не отказалась сделать перерыв.

Такое предложение повергло меня в ужас, хотя и другие находились в состоянии некой прострации. Затем все зашумели и заговорили, но в этом гуле можно было расслышать дружное согласие на небольшую паузу.

Меня же не покидало стойкое ощущение о равнодушном отношении миссис Элизабет к своему будущему. Но это предположение, безусловно, являлось абсурдным. Поэтому я решил, что мне следует быть осторожнее, хотя при таком количестве свидетелей… Не могла она так быстро сдать свои позиции, удивленно думал я. Не тот характер. Но внешне Минерва показалась мне немного осунувшейся, даже постаревшей. Кожа лица чуть потемнела и, став похожей на серый пергамент, слилась с пепельными волосами женщины и жемчужного оттенка жакетом. Королевская осанка миссис Старлингтон чуть смялась, будто ей на плечи опустили всю скорбь земную. Но самое главное – глаза, в них не было жизни. Может, у Минервы так проявляется накопившаяся усталость? Что-то в этом было не так, решил я. Очередной спектакль, о котором я пока не имею ни малейшего представления? Но подстраховка у женщины должна была быть. По моему глубокому убеждению, миссис Элизабет никогда ничего не предпринимала, не позаботившись об отходных путях… какая-нибудь «домашняя заготовка «на случай: «если все пойдет не так, как планировалось»… С другой стороны, так изобразить процесс старения на глазах – воистину достойно Оскара. Что ж… надо было признать, приемлемые объяснения такой метаморфозе пока не спешили посетить мою голову. Это же надо! Всего лишь – «неприятности»… «как пальцы в воде»… Может, я спешу? Минерва же о чем-то предупреждала, какую «воду «она предусмотрела? Что эта фантастическая женщина успела предпринять? От нее можно ожидать любых сюрпризов, и отнюдь не всегда приятных. Сложный поток моих рассуждений остановил Адлер.

– Ну что ж, нам тоже не помешает размяться, – заметил Макс.

– Разумное предложение. Но в первую очередь я бы не отказался промочить горло, – внес свою лепту в планирование ближайшего будущего Фрэнк.

Скотт молча кивнул, находясь, по-видимому, под глубоким впечатлением от прошедшего заседания.

– Соглашусь с большинством, – ответил я.

Посетив туалет, мы расположились в холле. Мои приятели явно недоумевали такому исходу этого собрания. И я их понимал. Фрэнк и Макс полагали, что Минерва сошла с ума. Отдать себя всем на растерзание? Я же был уверен, что, даже если она осознает свое грядущее фиаско – приложит максимум усилий, дабы выйти из сложнейшего положения с наименьшими для себя потерями. Что ж, будущее покажет…

Все расселись на свои места чуть раньше, чем предполагалось миссис Элизабет и Ко. Подозреваю, «скелеты» в чужих «шкафах» могут надолго перебить аппетит. Хотя нам лично удалось относительно неплохо утолить голод.

За время нашего отсутствия работники одной из самой приятной и нужной отрасли успели обновить фуршет, не забыв и о разнообразной выпивке.

«Присяжные», «обвинители» и остальные присутствующие чуть повеселели, радуясь, по всей видимости, своевременному антракту и теперь были готовы лицезреть следующий акт шоу.

Элизабет, Линда и Фред сидели особняком за одним из столиком, не делая вид, что увлечены едой, хотя абсолютного игнорирования алкоголя тоже не наблюдалось. Даже миссис Старлингтон сидела с бокалом (похоже, с вином!) в руке! За одно такое зрелище многие мне скажут спасибо.

Очевидно, все собирались хотя бы частично компенсировать планируемый ранее вечерний досуг! Тем более сама хозяйка апартаментов показала наглядный пример.

Я посмотрел на мисс Доэрти, сидевшую рядом со своей славной тетушкой. И в эту минуту эти женщины стали вдруг внешне очень похожими, хотя раньше я никакого сходства между ними не замечал, тем более что внешность Линды совсем не относится к холодному типу.

Вновь воцарилось вежливое молчание, но оно стало каким-то более легким, наверно потому, что сейчас в окружающей нас атмосфере отсутствовало подобострастие. Минерва перестала быть всемогущей! Она, оказывается, хуже чем большая часть обычных людей! Конечно, за такое низвержение Элизабет с заоблачного пьедестала многие заплатили бы мне за входной билет! Но наряду с этой раскованностью в воздухе все же витал флер злорадства, достаточно ощутимый, как иногда навязчивый и приторный парфюмерный аромат, маскирующий дурной запах.

– Мисс Старлингтон, продолжайте, пожалуйста, но только просим вас изложить факты в сжатой форме, – прохладно сказал Фред.

– И воздержись, пожалуйста, от эмоциональной окраски своего рассказа, – холодно отрезала Минерва. – Не стоит терять на это время.

– Хорошо, – спокойно ответила Энн, продолжив: – Мистер Биггс рассказал, что около двадцати лет назад он работал над препаратом, усиливавший на несколько порядков интеллектуальный потенциал обычного человеческого мозга. Но ему удалось открыть другое средство, обратного действия. Миссис Старлингтон естественно знала о всей исследовательской работе, которая велась в компании. И, узнав об открытии такого препарата, она предложила провести экспериментальный опыт на своем ребенке. Профессор Биггс не знал, что миссис Старлингтон не является моей биологической матерью. Но разве это обстоятельство меняет суть? Чей бы не был ребенок… разве это не чудовищно? – Энн все же не смогла удержаться от своих комментариев. – Хотя, может, она это сделала специально. – Мистер Биггс, – продолжала девушка, – как он мне сам признался, недолго колебался и согласился. Слишком велик был соблазн: провести опыт на человеческом мозге. Ведь на подопытном животном результаты будут менее убедительны. Вот меня и решили использовать в качестве лабораторной крысы, – горько усмехнулась она. – Этим и объясняются мои заторможенность, депрессии… Только это средство подействовало на меня странно, усилив аппетит, но не пробудив суицидального желания. Мистер Биггс принес мне извинения за свой проступок, но это уже сантименты. Вот и все…

Непринужденность атмосферы сменилась тяжелой паузой, которую прервала мисс Стюарт.

– Но почему вы пошли на это преступление, миссис Старлингтон? – возмутилась она.

Снисходительно посмотрев на девушку, женщина обвела всех нас каким-то равнодушным и застывшим взглядом и спокойно ответила:

– Вероятно, мистер Лоутон знает все даже лучше меня. Вот пусть он и расскажет, – бесцветным голосом заметила она, посмотрев на меня странным взглядом.

– Этого я не знаю, миссис Старлингтон. Но знаю, что наше настоящее проистекает из прошлого. Банально, конечно. Однако мы, почему-то, об этом нередко забываем, а потом часто удивляемся тем последствиям, которые получаем.

– Марк, давайте без душеспасительных бесед, – парировала Минерва.

– Хорошо. Вам, миссис Элизабет, очень нужен был дневник профессора. И если бы ваша племянница не разыграла свое отравление, то любитель-шантажист, подвизающийся в шпионаже, вряд ли бы сейчас здесь сидел… Вот что значит гены! Судя по всему, в криминальном отношении мисс Доэрти – достойная ваша преемница.

– Мистер Лоутон, я бы попросил вас обойтись без своих домыслов… – скривил губы Фред, – пока еще вы не предоставили каких-либо улик. – Он покосился в сторону Минервы. – По-моему, миссис Элизабет к вам излишне благосклонна, – смело резюмировал он. Но женщину, похоже, не покоробила эта вольность. С каким-то новым интересом посмотрев на меня, она задумчиво произнесла:

– Я хочу понять: почему и насколько я вас недооценила, Марк. – Удивительно, но миссис Старлингтон вновь стала выглядеть уверенной, сильной и красивой. Может, у меня что-то со зрением? Надо посетить окулиста, решил я, успокоившись. Такой холодной и неприступной она мне импонировала больше – я мог вести с ней борьбу на равных. А вот быть в жестком противостоянии со слабой и сломленной женщиной я совсем не хотел. Казалось, Минерва завуалированно предлагала мне разыграть партию интеллектуального соперничества… Что ж, я принял ее вызов.

Вновь наступила пауза, хотя всего лишь на несколько секунд.

– Марк, – обратилась ко мне миссис Старлингтон, – скажите, что еще интересного вы можете сообщить?

– Вы имеете в виду дневник?

– Конечно.

– Ваш покойный супруг успел рассказать о своих подозрениях профессору Биггсу. Ведь вы не будете отрицать, что кроме работы этих двух мужчин связывали достаточно тесные – насколько это возможно между учеными-интровертами – дружеские отношения?

– Зачем же мне отрицать очевидный факт? И что из того? А… – протянула она, – понятно. Генри, очевидно, предполагал, что я убила Мишель?

– Да. Вернее, ваш супруг, как понял профессор Биггс, был в этом убежден. Когда нанятый им частный детектив стал следить за актрисой – вы попали в его поле зрения. Он и установил, что девушка-студентка Сара Райт и вы – одно и тоже лицо. Подстроить несчастный случай было не так сложно. Полиция обнаружила в квартире погибшей актрисы пустой флакон из-под антигистаминного препарата, поэтому молодая женщина не смогла им воспользоваться; на нем были обнаружены только ее отпечатки пальцев.

– Но доказательств этого у вас нет и предъявить вы мне ничего не можете, – чуть приподняв брови, заявила она.

– Я тоже не собираюсь оспаривать очевидные факты. Существует только дневник. Говорил ли вам мистер Генри о своих подозрениях – можете знать только вы. Просто возникает много вопросов…

– И ответы на них изложены в записях Алана Биггса? – язвительно поинтересовалась она.

– Идеальных преступлений не существует. И это тоже нельзя отнести к безупречно осуществимому убийству, – скептически парировал я, намереваясь задеть ее самолюбие.

– Почему же? Вы же сами отметили: улик против меня нет.

– Если бы кто-нибудь написал заявление в полицию с просьбой провести дополнительное расследование – возможно, какой-нибудь дотошный полицейский смог бы доказать вашу вину.

– Марк, оставьте свои голословные обвинения для второсортных сериалов, – ровным голосом перебил меня Хантер. Выражение его лица тоже оставалось спокойным, только по едва заметному движению кадыка мужчины можно было сделать вывод о его волнении.

– Подождите, мистер Хантер, – обратилась к нему Минерва. – Что еще интересного есть в этих записях? – спросила меня женщина. Странно, зачем ей продолжение этой экзекуции? – подумал я. Ведь она одним жестом может закончить… нет, не может, уже не может. Что же все-таки приготовила эта ведьма мне на «десерт»? Смогу ли я его проглотить, не подавившись? Опомнившись, я ответил: – Ничего существенного в дневнике больше нет. Разве что профессор подтвердил, что смерть Тома Адлера произошла случайно. Это был действительно несчастный случай, а не самоубийство. Профессор разговаривал со своей супругой на повышенных тонах, когда мистер Адлер случайно подслушал их разговор и и узнал об эксперименте, проведенном над Энн Старлингтон. Вечером того дня Том попросил профессора о встрече, которая и привела их к ссоре. Мистер Адлер обвинил профессора в том, что тот ради своего эксперимента пошел на преступление. Дискуссия двух ученых проходила на верхнем этаже недостроенного университетского корпуса. Было уже темно, а мистер Адлер страдал высокой степенью миопии, а о его вспыльчивости ходили легенды. В запале спора он оступился и упал с высоты девятиэтажного дома.

– А не мог ли сам профессор столкнуть своего ученика? – спросил Джеймс Локхарт.

– Уверен, что нет. Если сопоставить габариты этих мужчин, то, скорее, могло случиться наоборот. – Задумавшись, я на миг замолчал.

– Во всяком случае, этот вариант не исключен, – заметил его милый друг Дэвид.

– Нет, конечно, хотя я склонен верить записям мистера Биггса. В любом случае, даже если мое мнение неверно, душа профессора уже, по-видимому, держит ответ перед Всевышним. – Обратившись к Элизабет, я сказал: – Я вам предоставлю ксерокопии дневника, миссис Старлтнгтон. Если захотите, конечно.

– Посмотрим, – задумчиво ответила та.

– Но, может, наконец-то перейдем к смерти мисс Кэмпион, – предложил инспектор Теллер, стараясь скрыть свое возмущение, хотя это ему плохо удавалось. Думаю, из-за своей определенной недалекости Алекс даже не подозревал, что таким вопросом в оценочной шкале Минервы переместился из категории: «послушен, глуповат, несколько заторможен, но может быть полезен «в категорию – «бомба замедленного действия».

Судилище под названием «розги для Энн «длилось уже более двух часов. Конечно же, все устали, и миссис Старлингтон могла бы этим воспользоваться, отложив продолжение сегодняшнего разговора на другое, ей удобное, время. Пока все мои обвинения были голословны, и я об этом знал, но у меня не было другого выхода. Я должен был попытаться заставить Элизабет признать хотя бы часть своих проступков. А там… как карта ляжет. Ты хочешь обыграть судьбу в карты, а она вдруг ставит тебе мат… Пока еще все присутствующие, кроме меня и моих друзей, не были уверены в своих подозрениях и не могли точно и безошибочно назвать имя убийцы. Но любопытство погубило не только кошку и в этом случае оно одержало верх над человеческой усталостью.

– Миссис Старлингтон, все явно уже устали. Может быть, действительно поговорим с мистером Лоутоном в другой раз? – вновь пришел на выручу Минервы ее верный адъютант Фред Хантер. – Уверен, Марк сам не хочет признать свое бесславное поражение при таком количестве свидетелей и потенциальных клиентов его фирмы.

Но раздались дружные протесты, вполне оживленные (если бы не алкоголь, такой бодрости, разумеется, не пришлось бы наблюдать). Действительно, время – девять, и какие-то полчаса уже не сыграют принципиальной роли, зато основная интрига будет раскрыта. Я не мнил себя ни Холмсом, ни Пуаро, но конечно же, большинство присутствующих не могли не задуматься над моими обвинениями и понимали, что просто так, без всяких на то оснований, я не буду разбрасываться такими серьезными нападками в отношении Минервы. И сейчас, пожалуй, всех интересовал один вопрос: есть ли хоть какие-нибудь улики?

– Хорошо, хорошо, – ответила на эти протесты миссис Старлингтон. – Если вы настаиваете… продолжим. – Она выразительно посмотрела на меня глазами женщины, подводящей дуло пистолета к своему виску.

Я чуть развел руки и пожал плечами, будто говоря: желание дамы для меня закон. Но спустя пару секунд, я уже был серьезен.

– Тогда задам вам, миссис Элизабет, конкретный вопрос: вы хотели бы, чтобы пресса раскопала историю о связи вашего супруга и Мишель Байю, о рождении дочерей, одну из которых вы с мужем забрали на воспитание? А чудовищный по своему цинизму эксперимент с маленькой девочкой, который мог закончиться весьма трагически?

– Вы хотите меня шантажировать, Марк? – Она вдруг встала во весь рост, хотя в тоне ее голоса не было и тени возмущения. Теперь Минерва смотрела на меня сверху вниз – выигрышная позиция для нее. Но разве может сидеть джентльмен, когда леди стоит? Я тоже поднялся из кресла и таким образом ей теперь приходилось смотреть на меня снизу вверх.

– Разумеется, нет. Такой ответ, по-моему, очевиден, – ответила она, вновь усевшись в кресло и невозмутимо взяв в руку бокал с вином. Однако ее волнение выдала рука. Заметно было, что усилием воли женщина сдерживала движение кисти, чтобы не раздавить бокал, который она поднесла ко рту. Все-таки она способна испытывать сильные эмоции, отметил я. Может, Минерва все-таки не биоробот?

– Теперь об уликах. Миссис Старлингтон, вы знали, что один из ваших сотрудников, работающий в вашей службе безопасности под руководством Фреда Старлингтона, когда-то сидел в тюрьме за мошенничество и подделку документов?

– Что за чушь? – чуть возмутилась Элизабет.

– Объясняю, – продолжил я. – Волос, который я нашел в доме мисс Кэмпион после моего повторного визита оставлен Джимом Тревором. Жевательная резинка, которую я нашел неподалеку от «своей» могилы тоже принадлежит ему. К тому же он является родным племянником мистера Хантера. На самом деле Джим Тревор – Роберт Хантер. Но его дядя скрыл от вас такую мелочь. Вот документы, подтверждающие этот факт, – я приподнял стопку бумаг. – Здесь и результаты анализа материалов, из которых были изготовлены экземпляры двух крокодилов. И заказывал эти игрушки через Интернет тот же Джим Тревор. Правда, из кафе города Аяччо, что на Корсике, хотя заказ был оформлен от имени Сержа Мореля. Можно, конечно, отыскать еще улики, возможно, косвенные. Но не много ли и так подтверждений? Зачем, скажите, племяннику мистера Хантера дарить практически незнакомой журналистке Лоре Кэмпион дорогого силиконового крокодила с электронной «начинкой» от имени другого мужчины, затем при помощи электрошокера «изъять» меня из реальности, отвезти на заброшенное кладбище и даже не полениться поставить там крест, по-видимому, мне в назидание… Мистер Хантер, – я посмотрел на посеревшего Кербера, – вероятно, этому молодому человеку, вашему близкому родственнику, скучно живется?… И он выбирает людей в качестве живых мишеней, дабы себя развлечь… Жаль, что его-то как раз здесь и нет. Хотелось бы у него спросить: может, ему не хватает адреналина в обычной жизни и он отчаянно скучает по тюрьме? Уверен, мы с радостью ему поможем… И еще один важный вопрос… Кто является сообщником Джима Тревора? – Заметив, что Фред намеревается перебить меня, я быстро проговорил:

– Мистер Хантер, я понимаю ваши возражения и согласен с вами. Эти вышеперечисленные улики не являются таковыми для суда, но после того, как я обо всем расскажу родителям Лоры, уверен, они потребуют возобновления расследования из-за новых, открывшихся фактов. И очень сомневаюсь, – я взглянул на Алекса, – что это дело доверят вам, мистер Теллер. А когда спросят вашего племянника, мистер Хантер, – я перевел взгляд на Фреда, – не думаю, что он найдет достойные объяснения всем этим обстоятельствам. Вряд ли молодой человек все возьмет на себя. Впрочем, можно попробовать…

Хантер хотел что-то сказать, но Элизабет остановила его порыв.

– Хватит, Фред. Все уже устали, – она посмотрела на меня. – Вы действительно провели огромную работу, Марк. Я никогда не отрицала очевидные факты. Это по меньшей мере глупо. Лучше уж прослыть преступницей, но быть еще при этом и глупой… слишком убийственно. – Женщина проделала свой излюбленный жест: провела рукой по волосам, чуть вздернув подбородок, и окинула всех своим холодным взглядом. – Я тоже кое-что вам приготовила. И пригласила вас всех на встречу, по сути дела, из-за этого. После всей информации, свалившейся вам на голову, можно было бы, конечно, и забыть об упомянутом мною в самом начале нашего совещании вопросе. Хотя мне несложно повторить… я хотела поговорить со своими сотрудниками о будущем нашей компании. Поверьте пока мне на слово, однако этот аспект имеет отношение к тем фактам, о которых мы говорили все это время. Безусловно, мне надо было бы попросить гостей, не являющимися нашими сотрудниками, покинуть террасу. Но я не стану этого делать по той причине, что все равно об этом обстоятельстве спустя некоторое время будет известно многим. Тем не менее хочу напомнить о соглашениях, подписанных всеми вами. Мне хотелось бы сделать объявление, и сейчас настал для этого подходящий момент. Я даже рада, что Марк со своими коллегами сегодня рассказали обо всем. После такого повествования вы не будете ко мне испытывать чувство жалости или даже легкого сочувствия. Мне это претит. Я никогда не нуждалась в чьей-либо эмпатии, уверена, что не буду нуждаться и впредь. У меня обычно не было неразрешимых ситуаций, и данные обстоятельства тоже таковыми не является. Но прежде чем об этом говорить, я сделаю небольшое отступление. Мне известны сплетни и досужие разговоры о коррупции, якобы имеющей место в компании «Старлингтон энд Парк». Хотя большая часть моих сотрудников должны, надеюсь, признать, что я пытаюсь быть справедливой. – Умолкнув, она медленно обвела потемневшими глазами всех присутствующих гостей. – Но абсолютной объективности нет ни в чем и, бесспорно, ее и не может быть в сфере деятельности, напрямую касающейся человеческих взаимоотношений. Грамотный руководитель не станет волноваться о мнении своих подчиненных, тем не менее он должен проводить тонкую политику и действовать на благо возглавляемой им организации.

Я окинул взглядом собравшихся: все слушали внимательно, но некоторое недоумение все же читалось на лицах присутствующих. Мне тоже пока было непонятно: причем здесь смерть мисс Кэмпион и менеджмент, проводимый Минервой в ее компании.

– Знаю, что вы в кулуарах обсуждаете, кто станет моим преемником, – продолжала миссис Старлингтон. Хотя хочу заметить: я еще не так стара, чтобы отойти от дел, но пресечь всевозможные слухи считаю необходимым. Понимаю ваше недоумение, впрочем не думайте, что я сошла с ума. Надеюсь пояснить это отступление от темы после того, как поделюсь своим мнением обо всем изложенным здесь мистером Лоутоном. Надо признать, ваш убедительный рассказ, Марк, – она посмотрела на меня странным взглядом, – произвел на меня впечатление. – Элизабет замолчала, сканируя всех нас чуть насмешливым взглядом.

Ее стальные глаза вновь остановились на мне, мозг женщины правильно расшифровав мою просьбу:

– Вы хотите еще о чем-то спросить, Марк?

– Простите, миссис Старлингтон, прежде, чем вы об этом расскажите, я хотел бы передать вам письмо Алана Биггса. Он об этом попросил меня в своей приписке к дневнику, там же был и конверт, адресованный вам. – Захватив послание профессора, я поднялся и подошел к Минерве, не выразившей никаких эмоций, будто нечто подобное она ожидала. Но я мог заметить, как заходили мышцы крупной челюсти Кербера. Ну-ну, то ли еще будет, – мысленно усмехнулся я.

– Спасибо. Но не знаю, стоит ли мне его читать сейчас? – бросила она лукавый взгляд на Фреда.

Ее вступление, прозвучавшее до этого момента, было несколько необычным, но, полагаю, подозрения, посетившие некоторых присутствующих, были сходны; поэтому и атмосфера в зале сразу стала какой-то тяжелой, будто среди нас находится неизлечимо больной человек.

В тишине раздались несколько вялых голосов: «Да, конечно. Никто уже не спешит».

– Мне, наверно, не понадобиться много времени, – попыталась успокоить всех миссис Старлигтон, решительно надорвав конверт, хотя недавно вызванная на террасу Джессика уже открыла ящик подсобного стола-тумбы, собираясь, наверно, подать для этой цели нож.

Пока Элизабет читала послание профессора, присутствующая публика, совсем уж ошалев от такого количества информации и буквально убийственного намека Минервы о возможных кадровых перестановках в холдинге, молча запивала стресс алкоголем.

На прочтение письма женщине действительно понадобилось не более минуты. Закончив чтение, она вложила письмо в конверт и, бросив на меня взгляд, полный сарказма, сказала:

– У меня к вам вопрос, Марк. Алан Биггс пишет мне о неотвратимости расплаты за грехи и о высшей справедливости. Вы тоже верите в эту чушь?

– Да, миссис Старлингтон. И очень надеюсь, что в этом я не одинок.

– Тогда вам, несомненно, будет сложно воспринять мой рассказ. Но вы сами этого хотели.

– Уповаю, что смогу пережить эти сложности, – парировал я.

– Но ведь, к примеру, если бы мисс Кэмпион не была такой проницательной и наблюдательной журналисткой, не думаю, что произошедшая с ней трагическая история имела бы место. И Лора была бы сейчас жива. Разве смерть журналистки не является закономерным финалом ее же поступков? По-моему, это и есть высшая справедливость. Каждый получает то, что посеет. Насколько я помню, вы, мистер Лоутон, фаталист? – полуутвердительным тоном спросила Минерва.

Я молча кивнул.

– Значит, если что-то произошло, для этого случая сложились самые оптимальные обстоятельства только по той причине, что случилось именно это событие. А что мы знаем о том, что будет за гранью? Пока еще нет никаких конкретных и обоснованных теорий, которые мы могли бы сейчас обсуждать. Поэтому не вижу смысла говорить об исправлении ошибок или о мифическом покаянии, хотя многие из присутствующих здесь назовут мое следующее сообщение «расплатой за грехи». Но мне все равно. Это у профессора Биггса случилось позднее раскаяние. Я же ни о чем не жалею. И если бы не мои, скажем, неблаговидные поступки, вполне вероятно, что не все мои знакомые, сотрудники или родственники могли бы состояться в том качестве, в котором они сейчас пребывают. Так что помните об этом, когда будете меня судить. – Она вновь обвела всех взглядом, странным и далеким. Мне сложно было подобрать более точное определение для характеристики ее глаз и той мысли, которую они выражали. А может, и не было никакого посыла, во всяком случае, обращенного к нам?

– Скоро мне предстоит абсолютное «ничто», – продолжала Элизабет, – и мне уже не так интересна тема: «я и компания», но мне не совсем уж безразлична будущая история: «компания без меня».

Минерва вновь посмотрела почему-то на меня, будто именно я виновник ее личного апокалипсиса.

– У меня БАС, что значит: боковой амиотрофический склероз, болезнь Лу Герига. Это болезнь моторных нейронов, медленно прогрессирующее, неизлечимое дегенеративное заболевание центральной нервной системы, при котором происходит поражение как верхних, так и нижних двигательных нейронов, что приводит к параличам и последующей атрофии мышц. Не буду вас утомлять подробными симптомами этой болезни. Исход, безусловно, летальный. В основном происходит смерть от асфиксии. Конечно, можно продлить свою жизнь с помощью искусственной вентиляции легких. Но зачем? – саркастически произнесла женщина, поднеся ко рту стакан с водой.

– Асфиксия, – уверенно произнес Алекс, нарушив неловкую паузу, – не очень приятная смерть.

Как будто в этом кто-то сомневался.

– Смерть вообще довольно неприятная штука… хотя бы своим внешним проявлением, – мрачно проговорил Фред, не выглядевший удивленным. Или он знал, или… новый спектакль?

– Соглашусь с вами, инспектор, есть более приятные способы уйти в мир иной. Надеюсь, у меня еще есть время их рассмотреть, – почти весело сказала Минерва, блеснув улыбкой.

Я уже было подумал, что Элизабет нас разыгрывает, но, вновь взглянув на лицо Фреда, превратившееся вдруг в застывшую трагическую маску, понял: это правда.

– Чтобы больше не возвращаться к этой теме, могу сказать, – болезнь неизлечима, максимально можно прожить, вернее, просуществовать, лет пять. Я неплохо прожила с этой, скажем, проблемой… некоторое время. Однако недавно поняла, что, пожалуй, уже пора… с загадочной интонацией произнесла миссис Старлингтон, совсем не напоминающая смертельно больную. Выглядела она, во всяком случае, здоровее, чем ее племянница. После такого признания своей тетки Линда совсем пала духом.

– Я не стала проводить аналогичное совещание до торжеств, связанных с юбилеем компании. Решила – после… например, сегодня, – продолжала она. – Хотя не ожидала, что произойдет такое шоу… Теперь можно перейти к самому интересному вопросу, по-видимому, для многих, если не для всех гостей. – Она задумалась и медленно, даже демонстративно, сделала глоток вина. Затем откинулась на спинку кресла, на миг прикрыв глаза. Пауза длилась несколько секунд. Элизабет открыла глаза и мило улыбнулась, обнажив белоснежный ряд зубов. – Убить Мишель было несложно. Я неплохо изучила эту весьма талантливую актрису, да и Генри рассказывал о ней немало, на первых порах конечно. Часть букетов, которые подарили Мишель после спектакля в тот день организовала я. Не для того, чтобы этими ароматами вызвать аллергию. Мне нужно было сбить со следа полицию. В природе существуют аллергены, неизвестные даже для специалистов, поэтому цветы стали отвлекающим маневром. У мадемуазель Байю была аллергия на цитрусовые. За пару месяцев я изучила расписание актрисы, ее привычки, в общем, жизненный уклад девушки. Да, мне пришлось арендовать квартиру под видом студентки и летать из Лондона в Париж и обратно, но муж не очень-то интересовался моей жизнью, а все остальное я смогла устроить без особых проблем, хотя меня, разумеется, окружали достойные помощники.

В тот, последний, для актрисы день, подождав минут тридцать после прихода мадемуазель Байю домой, я спустилась на ее этаж и позвонила в дверь ее квартиры. Сказала, что соседка. Время от времени мы с ней встречались и даже приветствовали друг друга. Конечно, мне приходилось кое-что менять в своей внешности. Правда, мадемуазель Байю была достаточно самовлюбленной особой, чтобы переживать из-за какой-то жены своего любовника, тем более предполагать, что эта, казалось бы, виртуальная супруга станет за ней следить. Когда актриса мне открыла дверь, я ей сказала, что у меня захлопнулась дверь, и можно ли мне позвонить из ее квартиры. Она открыла дверь, я вошла, распылив перед ее лицом эфирное масло лимона… Ну а что последовало дальше – скучно рассказывать, включите фантазию… Что же касается мисс Кэмпион, то мистер Лоутон описал все довольно-таки правильно. Когда мы с Лорой смотрели спектакль с участием мадемуазель Ферра, именно журналистка подметила сходство двух актрис. Я тоже увидела это, но не стала об этом говорить… Нужно было все проверить, – Минерва взглянула в сторону Кристель, – поэтому я предположила, что Генри не сказал мне всей правды, хотя мадемуазель Ферра могла оказаться какой-нибудь родственницей Мишель, но тест на ДНК подтвердил близкое родство Кристель и Энн… Не знаю, удалось бы мисс Кэмпион успешно расследовать смерть Мишель Байю. Вполне возможно, что да. Во всяком случае, она могла бы выйти на родственников умершей актрисы, но дело не в этом. Теперь уже мне нужно было подумать о собственном расследовании, о чем и говорил мистер Лоутон. Что знает мадемуазель Кристель о своем отце? Будет ли она предпринимать что-либо? Ну и так далее… Разумеется, я не хотела, чтобы Лора занялась этим делом. Кстати, мисс Кэмпион мне искренне нравилась. Но и убивать мы ее не собирались, нужно было всего лишь уложить эту чрезвычайно целеустремленную журналистку на больничную койку… И, как оказалось, мадам Виар тоже позаботилась об этом. Собственно говоря, эти шаги по организации психоза для Лоры и навели нас на такой выбор устранения журналистки, хотя тогда мы еще не думали о смертельном исходе. Никто и не предполагал, что получится то, что случилось. – Она равнодушно пожала плечами. – Что ж, все мы от чего-то умрем. Стоит ли переживать об этом сейчас? А кто-то, та же Лора или Мишель, давно уже не беспокоятся по этому поводу. Не думаю, что теперь у вас должны возникнуть вопросы: почему, как и кто. Что еще по этой теме вам непонятно? – спросила она тоном учительницы, объясняющей нерадивым ученикам простые истины, впрочем, после такого циничного рассказа лично у меня отпали все вопросы, которые могли бы возникнуть.

Все остальные тоже пребывали в прострации, если не сказать – в глубокой коме. Первой пришла в себя Энн:

– Миссис Старлингтон, у вас есть хоть что-нибудь святое? – оглушающе громко спросила она.

– Если ты о душе, Энн, то это – не ко мне. Я не верю в такого рода псевдонаучные разговоры. И предвосхищая следующий возможный ваш вопрос, отвечу: любовь – это тоже непонятное для меня чувство. Удовольствие от жизни можно получать и без этой сентиментальной романтики; тем более трудно управлять людьми, которых любишь.

– А как же ваш брак с моим братом Генри? – задала вопрос мадам Виар каким-то печальным и уставшим голосом.

– Я же не отрицаю симпатии и уважения. – Недоумение на лице Элизабет сменилось лучезарной улыбкой: – Неужели вы могли подумать, что я убила Мишель из-за ревности? – рассмеялась она, хотя в ее холодных глазах на миг вспыхнула злоба. Но сразу же ее сменила маска бесстрастности, а затем – выражение возмущения, возможно, фальшивого. Как же я раньше не мог понять, что может вывести нашу Минерву из состояния равновесия? Оказывается, все просто: всего лишь подозрение в том, что она способна проявлять сентиментальные чувства. Для миссис Старлингтон такое предположение, по всей видимости, оскорбительно – сродни прилюдной мастурбации. – Многие люди, – спокойно проговорила Элизабет, – в том числе и находящиеся здесь, мне импонируют. К Генри я испытывала симпатию, ценила его талант. Он действительно был выдающимся ученым. Мадемуазель Байю просто могла разрушить мои планы в отношении будущего нашей компании.

– Вы считаете, миссис Элизабет, что мой кузен тоже смог бы проводить эксперименты на ребенке, все равно на каком – чужом или родном – во имя науки? – спросил с какой-то брезгливой интонацией Дэвид.

– Не думаю, – чуть подумав, ответила женщина. Ему не хватило бы твердости. Человек не может быть совершенен, к сожалению.

– Стало быть, вы тоже не совершенство? – чуть презрительно спросил Фрэнк.

– Да, мистер Тодескини. Приходится это признать. Если бы я была совершенна – наверное, не допустила бы каких-либо ошибок…

– Каких же ошибок, миссис Старлингтон? – резко спросила мадам Виар.

– Ошибок, допущенных мною в попытке устранения преград на своем пути. Не подумайте, что я имею в виду нравственные переживания. У меня их нет и не было. В первый раз, когда я устраняла любовницу мужа, меня подвела неопытность: вовремя не поняла, что сама стала объектом слежки. Во второй раз поручила организовать временное отстранение журналистки мистеру Хантеру. А он тоже отнюдь не совершенен.

– А как же ваша племянница, погибший брат и его жена? – спросил Макс.

– Я не отрицаю ответственность и определенные обязательства по отношению к своим родственникам, но если человек не способен на любовь, кто сможет заставить его испытать это чувство? – задала вопрос Минерва, с интересом посмотрев на мадам Виар.

– Мадам Виар, после всего случившегося появились ли у вас намерения касательно компании ваших родственников, имеются в виду вы, ваши дети и мадемуазель Ферра? Собираетесь ли вы претендовать на наследство семьи Старлингтон?

– Я и мои дети – нет. Что же касается мадемуазель Кристель… очевидно, она свое мнение выскажет, – ответила женщина. – Думаю, нам с вами нужно обсудить немало вопросов. Как вы считаете?

– Я с вами согласна, мадам Виар, но, надеюсь, что это можно будет сделать не сегодня, – она вздохнула и добавила: – Я все уже подготовила для этого.

Воцарилась тишина, но она не была напряженной, а точнее, – «недоуменной». Спустя короткую паузу Минерва спросила чуть насмешливо:

– Неужели вы, мадам Виар, и вы, мистер Лоутон, считали меня такой недалекой? Конечно же, я знала, что родная сестра моего мужа пребывает среди нас, живых. Честно сказать, это обстоятельство мне стало известно спустя некоторое время после смерти Генри. Меня чрезвычайно заинтересовал тот фонд, которому он после своей смерти оставил небольшой пакет акций. Я провела небольшое расследование, хотя оно мне не дало полной информации о произошедшем, но логические умозаключения позволили мне сделать определенные выводы. – Она прервалась, расправив плечи и приподняв подбородок. – Конечно, я не стала афишировать свое открытие. Зачем? Вы, мадам Виар, молчали, ни на что не претендовали, а желание познакомится с вами у меня не возникало… до некоторой поры. Но… когда я узнала о своем заболевании, поняла, что мне придется сделать этот шаг… не ради себя, и уж точно не ради вас или ваших детей… только по той причине, что меня волнует будущее моей компании. Так что, мистер Лоутон, – она посмотрела на меня, чуть улыбаясь, – собственно говоря, все идет по моему сценарию, хотя и с небольшими отклонениями… Слишком поздно я узнала о мадемуазель Ферра, да и Линда отплатила мне за мою опеку. – Женщина бросила уничижительный взгляд на свою племянницу. – Просто мисс Кэмпион опередила меня. И достаточно быстро я поняла, что мне будет необходима ваша помощь, мадам Виар, все-таки в вас течет кровь Старлингтонов, к тому же руководите вы своим бизнесом неплохо, а у меня, собственно, нет достойных преемников. И потом… мне совсем не чуждо такое понятие, как справедливость. Справедливость, а не раскаяние! – Мистер Дэвид, не надо возмущаться, – приказала Минерва вскочившему с места мужчине. – Вы неплохой руководитель, но вам пока не хватает мудрости для более высокого поста, может, со временем у вас будет такая возможность. Мистер Эдвард Крайтон, – она взглянула на Красавчика, – мог бы стать президентом, но я не хочу нарушать завещание сэра Уильяма… Президентом холдинга может быть только член нашей семьи. И еще один момент, скажите, мадам Виар, мой муж говорил вам, что ваш отец, сэр Уильям Старлингтон, перед своей смертью простил вас?

– Да.

– Замечательно. Значит, думаю, с этой стороны преград нет.

– А почему вы, миссис Старлингтон, не спрашиваете о моем желании оказывать вам помощь? – поинтересовалась Оливия, чуть улыбнувшись?

– Я сейчас у вас ни о чем не спрашиваю. Мы поговорим с вами в другой день, время еще есть. – Минерва посмотрела в нашу сторону и почти уверенно спросила: – Вижу, вы совсем не удивлены таким поворотом, Марк, как, впрочем, и ваши друзья. Могу я узнать, почему вы нам не поведали об этом в своем, достаточно подробном рассказе?

– Я решил, что в этом вопросе инициатива должна исходить от вас, миссис Старлингтон.

– Понятно, – печально ответила она. – Я-то могу предполагать, каким образом вы вычислили мои планы, но, наверно, будет несправедливо не просветить об этом всех остальных… хотя, пожалуй, время уже позднее, и все, безусловно, устали…

Вновь все протестующе зашумели: никто не хотел уходить, надеясь на очередное разоблачение. Шоу должно продолжаться! Что ж, придется их разочаровать…

– Несколько моментов нас насторожили, – начал я. – Первый – анонимка с подсказкой для меня пришла из Кальви, подарок для Лоры, силиконовый крокодил, был заказан из Корте. Вы, миссис Старлингтон, прямо-таки толкали нас на Корсику, в объятья мадам Виар. А когда мадам Оливия сказала, что не отсылала нам никакой подсказки, я стал думать, кто мог это сделать? Собственно говоря, указав нам на консьержа, вы вывели нас, по сути дела, на себя… Хотя теперь я не удивлен. Очевидно, вы с самого начала допускали для себя вариант, что вам, возможно, придется признаться в том преступлении. И вы это сделали, несмотря на мое честное признание об отсутствии каких-либо фактов, уличающих вас в убийстве мадемуазель Байю. Ради своей компании вы даже рискнули собственной репутацией. – Умолкнув, я на миг задумался. Минерва воспользовалась паузой:

– Разумеется, мне нужно было поговорить обо всем с семьей мадам Виар без участия средств массовой информации…

– Но вы же могли сделать это напрямую? – удивился Серж.

– Уже не могла. Если бы не моя болезнь, расследование Лоры, смерть профессора… Все случилось слишком быстро, а у меня уже не оставалось времени. Кроме того, надо было предусмотреть конфиденциальность.

– Неужели вы, миссис Старлингтон, серьезно считаете, что вся эта история не просочиться в СМИ? – скептически ухмыльнулся Фрэнк. – Вряд ли подписанные нами договоры смогут надежно упрятать ваши тайны.

Чуть помолчав, с легкой улыбкой на бледных губах, Элизабет произнесла:

– Нет, конечно, мистер Тодескини. Наоборот, это обстоятельство может стать даже неплохой рекламой, но позже, когда я ее уже не смогу увидеть. А пока, надеюсь, присутствующие здесь гости в ближайшем будущем вряд ли рискнут своим благополучием. А если кто-то все же осмелится… – Она замолчала на миг. – Что ж, в моей компании работают отличные юристы. – Вновь умолкнув, женщина ненадолго задумалась. – Есть ли что-то еще… тайное, чему мы не уделили внимание?

Все устало молчали.

– Тогда спасибо, что вы уделили мне столько времени, – усмехнувшись, она посмотрела на меня и спросила: – Марк, а у нас с вами есть еще одно дело.

– Я помню, миссис Старлингтон.

– Тогда жду вас завтра. Я позвоню.

* * *

В тот же вечер в пабе «Веселый вдовец» для серьезного разговора я встретился с Дэвидом Старлингтоном, а вскоре к нам присоединился и Кристиан Стюарт. Беседа наша получилась отнюдь не легкой, но мне нужно было ее организовать, а дело было в анонимке, которую получил Старлингтон несколько недель назад.

Это анонимное письмо написала Мирел в компании с Эммой, так и не простившей своего брата. После смерти своих благодетелей, дяди сэра Уильяма и кузена мистера Генри, в девяностых годах прошлого века, финансовое положение брата и сестры Старлингтон было вполне сносным для нормальной жизни, однако оно не могло, безусловно, обеспечить им тот уровень благосостояния, который жаждали Дэвид и Эмма; но в мире существуют занятия, которые помогли брату и сестре справиться с этими проблемами, причем у молодого человека, в силу его нетрадиционной сексуальной ориентации, были очень респектабельные клиенты, а вот его сестра не могла похвалиться особыми успехами. Разумеется, Дэвид как мог скрывал свою деятельность, однако Эмме удалось сохранить кое-какие компрометирующие материалы на него. Спустя некоторое время после удара, который ей нанес Джеймс Локхарт, девушка поделилась этой информацией с Мирел, своей единственной подругой. Мисс Таунсенд в свою очередь не преминула этим воспользоваться, и вскоре компромат на Дэвида уже был у Стюарта. Конечно же, Кристиан приказал подружкам держать язык за зубами… Они его и держали, но не смогли устоять перед соблазном хотя бы отправить Дэвиду анонимку, неконкретную, а так – общие фразы, дабы испугать подлого гомосексуалиста, уведшего у своей сестры любимого мужчину. Похожее письмо Мирел отправила и миссис Старлингтон (это именно то «дело», о котором Минерва упомянула в конце «суда»). Мисс Таунсенд рассуждала просто: у такой женщины, как миссис Старлингтон, не может быть абсолютно «чистого белья». К тому же Мирел хотела таким образом помочь обожаемому ею Кристиану… может, он хоть когда-нибудь оценит ее старания? (Кроме того, именно мисс Таунсенд подбросила мертвую ворону в сад бедной Лоры.) Экстрасенс ничего не знал о «творчестве» этих – как он впоследствии выразился – «двух глупых кур», чуть не испортивших ему большую игру… Поначалу для своих целей Стюарт хотел использовать Лору, но журналистка погибла. Кстати, как раз в тот, последний для журналистки, вечер экстрасенс и собирался поговорить с женщиной об этом, но прийти к ней ему помешала Джулия. А Лоре всего лишь нужно было намекнуть Минерве об имеющемся у экстрасенса компромате на Дэвида, дабы миссис Старлингтон отказалась от участия в тендере на реконструкцию старого рынка и прилегающего к нему огромному заброшенному участку поля (тогда еще Стюарт не хотел действовать напрямую). Однако все получилось не так уж и плохо для Кристиана. Теперь он сможет построить на той, совсем немалой, территории парк экстремальных развлечений для привлечения большого количества туристов. Так что мечта экстрасенса о туристическом круглогодичном буме в нашем городе, по-видимому, в недалеком будущем может осуществиться… Правда, не уверен, что ему не придется заплатить за этот проект; сомнительно, что городской совет выделит бюджетные деньги на такую цель… хотя денег у Кристиана немало, тем более что у него были другие, как он выразился, «благородные», задачи и цели… Вот что значит быть магом! Может, я не ту профессию выбрал?

 

Эпилог. Два месяца спустя

В то утро я проснулся поздно, хотя уже давно отвык от такой привычки. Может потому, что прошедшая ночь стала первой, по-настоящему холодной, в этом декабре. Шерстяное одеяло, создававшее мне комфорт в предыдущие дни, устав взывать к моему теплообмену, похоже, устранилось от любых усилий сохранить статус-кво. Под утро я замерз и проснулся. На то, чтобы встать и вынуть толстое «зимнее» одеяло из шкафа, мне пришлось уговаривать себя минут десять. Но победу над собственной ленью я использовал по максимуму, заодно посетив и туалет. Затем, окончательно проснувшись, лежал почти бездумно, время от времени погружаясь в разрозненные обрывки воспоминаний, которые почему-то сводились к одному вопросу: чтобы я делал на месте Элизабет? Эту тему я муссировал уже неоднократно, нередко обсуждая ее с Фрэнком и Максом. Весьма серьезное испытание: ждать вожделенного освобождения от страшной болезни, не предпринимая никаких попыток его ускорить, осознавая, что в какой-то момент не сможешь даже самостоятельно помочиться… Но я – это я, а миссис Старлингтон – другая личность. Мои рассуждения склонялись к тому выводу, что женщина все же покончит с собой… пока у нее еще имеется такая физическая возможность. Но когда? Как бы цинично не прозвучало, но в результате таких, безусловно неприличных по своей сути, дискуссий возникли даже своего рода ставки, конечно же, негласные и вроде бы стыдливо-сочувствующие… впрочем, очевидно, так уж устроена человеческая психика. Правда, как мне кажется, насколько так уж безнравственны, бесспорно – не ставки, а размышления на эту тему? Ведь каждый из живущих и ныне здравствующих людей в любой момент может услышать убийственный для себя диагноз. Что станет в таком случае с его собственной вселенной? Особенно тогда, когда бороться за собственную жизнь представляется абсолютно невозможным… Возможно ли, при таких обстоятельствах взять на вооружение фразу Ромена Роллана: «Даже в самой безнадежности борьба остается надеждой»? Является ли такая болезнь наказанием или испытанием? Кто может это знать, кроме Создателя? Как бы то ни было, произошедшие события не могли не всколыхнуть нашу спокойную и, казалось бы, совсем недавно безмятежную жизнь. Но, надо отдать должное миссис Старлингтон, которая смогла предотвратить «утечку» почти всех «скелетов» из своего «шкафа»; судя по всему, все свидетели скандальных откровений, присутствующих на том совещании, восприняли пресловутый «договор о конфиденциальности» достаточно серьезно.

В компании миссис Старлингтон многое поменялось, хотя эти метаморфозы пока не казались слишком заметными. Неофициальной преемницей Минервы стала мадам Виар. Компанию «Старлингтон энд Парк» решено было объединить с фирмой, принадлежащей Оливии. О каких-то других радикальных перестановках в холдинге пока молчали. Но, думаю, в ближайшем будущем их и не должно быть: для объединения с компанией мадам Виар требовалось немало времени для осуществления юридического обоснования такого слияния, тем более что возможное объединение было до сих пор под вопросом, во всяком случае до той поры, пока миссис Старлингтон не оставит этот мир без своей «железной» опеки и заботы.

Как и ожидалось, Стюарт выиграл тендер на строительство «диснейленда для взрослых».

Линда уехала отдыхать во Францию, рассудив, по-видимому, что своей тетке помочь она уже ничем не сможет, впрочем, очень сомневаюсь, что Элизабет хотела бы поплакаться у нее на плече.

Полин призналась мне, что профессор Биггс ни о чем ее не просил. Она, прочитав записи ученого, тоже стала подозревать миссис Старлингтон в убийстве Мишель. Девушка, как и Ларс, делала фотокопии злосчастного дневника и планировала каким-то образом использовать их в будущем. Правда, как именно, она хотела обогатиться за счет этих записей, девушка мне не сказала, только посетовала, что теперь этот вариант обогащения для нее уже невозможен. Видимо, не самый, мягко говоря, успешный пример авантюры Ларса ее ничему не научил.

Энн решила в следующем году поступать в университет на факультет биохимии. Несколько дней назад я случайно с ней встретился в пабе, и девушка задала мне вопрос о возможности ее работы в моей лаборатории вместо Норы, которая в скором времени должна будет уйти в декрет. Я пообещал Энн подумать, но уже тогда понял, что, пожалуй, не откажусь от такой сотрудницы. И сейчас, лежа в постели без сна, я заметил, что мои мысли плавно перетекли в другую плоскость, более приятную, чем мои недавние размышления о болезни миссис Старлингтон. Почему бы иногда не помечтать о радужных перспективах, тем более в выходной день?

Незаметно мне удалось погрузиться в сладострастные грезы, мягко перетекшие в приятные сновидения.

Проснулся я в десять. Слабые солнечные лучи – призрачный бледный намек на некогда былой потенциал, робко прокравшись в мою спальню пару часов назад, так и не смогли, видно, согреть воздух, правда, благодаря вполне удовлетворительному отоплению в доме было почти тепло. Немного повалявшись в постели и наметив планы на текущий день, я заставил себя подняться. Мои пессимистические ожидания незамедлительно подтвердились: единственная одежда, которая на мне была, не защитила меня от атаки прохладного воздуха, но такую задачу все же сложно осуществить тонким хлопковым трусам. Если бы я предполагал такое резкое похолодание – вопреки вчерашним прогнозам! – не проигнорировал бы теплую пижаму.

Даже не став подходить к окну, чтобы убедиться в наличии подмерзших тропинок, я торопливо направился в ванную. С наслаждением постояв пару минут под горячим душем, я сменил его на прохладный.

Спустя полчаса, закончив все утренние процедуры и надев теплый домашний костюм, я спустился на кухню. Клео сидела уже там, и выражение ее мордочки недвусмысленно давало мне понять, что первым делом, без всякого сомнения, я должен приготовить завтрак ей. А как же по-другому? Накормив кошку и сделав себе сок из трех апельсинов и двух яблок, я подошел к окну, выходящему в сад. В свете неяркого солнечного света оставшиеся островки зелени поблескивали бусинками замерзшей влаги, но снега не было. Вздохнув, я отвернулся от этой, отнюдь не радостной для меня, картины и направился готовить себе завтрак, а затем с подносом в руках прошел в гостиную и включил телевизор. Дикторы по каналу Би-би-си читали обычную подборку о последних событиях в стране и мире. Но прогноз погоды я дослушать не успел, а оставшийся кусок сэндвича мне пришлось отложить на будущее – из кухни прозвучал приятный рингтон мобильника, хотя новость, которую мне сообщила Энн, несомненно, сложно было отнести к категории приятных: миссис Старлингтон покончила с собой, отравившись ядом. Не могу сказать, что это, в общем-то ожидаемое, известие поразило меня в большей степени, чем предполагалось мною ранее; бурный поток противоречивых чувств и мыслей заполонил мой мозг, растревожив душу. Такое внутреннее смятение – совершенно неожиданное для меня – затронуло какую-то скрытую часть моего сознания, о которой я, по всей видимости, и не подозревал… или подозревал, однако уж очень не хотел в этом сознаваться? Оказывается, я был к Элизабет совсем не равнодушен и, возможно, в этом чувстве таилось нечто большее, чем понятный человеческий интерес к незаурядной личности… Но как?! Минерва хладнокровно убила двух женщин, подвергла чудовищному эксперименту маленькую девочку, чуть не загубив ее дальнейшую жизнь, манипулировала людьми, не считаясь с их интересами… К тому же, я уверен, Элизабет продолжила бы список своих преступлений, но, получается, что ее смертельная болезнь стала для кого-то избавлением от возможного несчастья? Почему эта умная женщина была такой жестокой? Или такие качества заложены в человеческой природе, так называемый «эффект Люцифера», который нередко, к сожалению, доминирует во многих других людях… Возможно ли, закрепить в нашей подкорке: не убий, не навреди?…

Забыв о недоеденном завтраке, я неподвижно сидел в кресле минут двадцать, вспоминая и анализируя недавнее прошлое, позволившее мне чуть лучше узнать эту женщину, но надо признаться, что, к моему глубокому сожалению, все же не позволило мне ее понять. Собственно говоря, как можно разобраться в другом человеке, если нередко собственная душа остается загадкой? В конце концов, не придя ни к какому конкретному выводу, я допил остывший кофе, недоеденный кусок сандвича выбросил в мусорное ведро, а затем позвонил Фрэнку…

* * *

…Домой из Лондона я возвратился поздним вечером. И состояние моего сознания вряд ли могло бы передать подробности сегодняшнего времяпрепровождения детектива Лоутона и Ко. Незаметно и даже немного весело, находясь в приятной неге, мы перетекали из кафе в бар, из бара в паб, из паба в ресторан… хотя, может, и не в такой строгой последовательности. О чем мы говорили? О чем могут говорит трое холостяков, пребывая в легком, и не очень, подпитии?… Вот именно, что о женщинах. И надо заметить, общий наш вывод, родившийся в процессе многочасовой дискуссии, нас не порадовал. Похоже, женщины все же являются алогичными существами, скорее, инопланетянками, нежели продуктом человеческой цивилизации; пытаться их понять – дело бесполезное, трудоемкое и даже вредное не только для собственного здоровья, но и для здоровья и безопасности окружающих людей. И нам, мужчинам, приходиться терпеть все выходки и капризы этих странных созданий!.. Конечно, не обошлось в нашей компании и без жарких споров о миссис Старлингтон, но в конце концов мы пришли к единственному выводу, что женщина сама избрала такой путь. Жаркая дискуссия разгорелась между нами и на другую тему: стала ли смертельная болезнь Минервы расплатой за содеянное и возможностью покаяния, ведущего к переосмыслению своей прошлой жизни? Я был в этом уверен, однако мои друзья не во всем согласились со мной. А как же другие участники этой истории, совершивших немало дурных поступков? На такие доводы своих приятелей я отвечал коротко и недвусмысленно, что еще не вечер… Тогда я еще не знал, что тоже могу претендовать на лавры экстрасенса, который может видеть будущее… Своими мыслями, устремлениями и поступками мы, действительно, уже в этой жизни строим для себя и рай, и ад… Но это уже другая история…

Белый конверт, который я вынул из своего почтового ящика вечером, по возвращении домой, стал для меня полной неожиданностью (кто, интересно, мне его засунул в почтовый ящик?). На конверте было указано мое имя, написанное от руки. Я ни разу не имел счастья лицезреть почерк Элизабет, но сразу понял, что письмо от нее, однако каких-то опасных мыслей, к примеру, что женщина, умирая, решила кое-кого захватить с собой, у меня не возникло.

Проведав Клео и наполнив ее миски ужином, я не спеша направился в душ, хотя меня распирало от любопытства и желания вскрыть конверт. Стоя под упругими струями воды, я размышлял о содержании письма. Что мне мог написать человек, которого я, по сути, лишил последнего триумфа?

Об этом я узнал спустя полчаса, когда организовав себе скромный ужин, состоящий из сырного ассорти, фруктов, кьянти, и, усевшись в любимом кресле, вскрыл конверт и достал из него листок, сложенный вдвое. Сделав большой глоток вина, я закрыл глаза и откинулся на подголовник кресла. Настроить себя на нужную волну под удивительную и ставшую, по-моему, классикой «Why?» Энн Леннокс, мне было несложно. Возможно, именно в тот момент, когда я слушал эту композицию, мне стало понятно, кого мне напоминала Элизабет, хотя, безусловно, у меня не было ни малейших оснований проводить какие-либо аналогии, касающихся личностных качеств обеих этих женщин. (К тому же я уверен, что Энн Леннокс принесла многим людям ощущение трепетной радости и эйфории.)

«Марк! – писала миссис Старлингтон. Я не хотела бы уйти Туда, ничего вам не сказав напоследок. Вероятно, удивлю вас своим признанием, но я рада, что все произошло именно так, а ведь всего лишь несколько месяцев назад меня бы возмутило такое желание. Очевидно, вы были правы, болезнь, тем более смертельная, меняет человека, впрочем, я и не оспаривала этого факта. Когда-то мне казалось, что такой, не самый лучший, финал все же огорчит меня… Однако нет, сейчас я так не считаю. Возможно, потому… что я внутренне изменилась: нет, я не стала более мягче или терпимее; мне сложно дать определение своей метаморфозе. (Думаю, об этом вам сможет рассказать Энн; мы, кстати, стали с ней почти приятельницами.) Надеюсь, вы понимаете, что я не собираюсь искать какие-то оправдания просто по той причине, что не считаю себя в чем-то виноватой и по-прежнему думаю: я поступила бы так же, даже если бы мне предоставили шанс все изменить. И поверьте, это не бравада, всего лишь – констатация факта. Вы мне не друг и не враг, однако оказались достойным противником, поэтому имеете возможность читать мое последнее откровение. Уверена, вы прогнозировали мой, именно такой, уход. Он логичен. Какие могут быть еще объяснения? Прощайте, Марк. Сомневаюсь, что мы с вами встретимся Там, хоть я и не верю в ад… впрочем, могу предполагать, что тот сконцентрированный сгусток информационного и прочих полей, принадлежащий моей человеческой сущности и именуемой душой, все же куда-нибудь попадет и, надеюсь, ему будет Там нескучно; что-же касается элементарных частиц, из которых состояло мое физическое тело, – они вечны в своем бесконечном процессе создания новых атомов, планет и вселенных…

Желаю вам новых интересных дел, но проявляйте, как мне кажется, больше «хладнокровной» философии. Благодарю вас… вы весьма разнообразили последний мой период активной жизни. Минерва».

«Некоторые вещи лучше оставить невысказанными, но они все еще выворачивают меня наизнанку»… – пела Энн Леннокс, и я был с ней согласен.