Японская историческая наука пережила расцвет после окончания Второй мировой войны. В результате некоторой демократизации политического строя Японии после войны с исторической науки были сняты те путы, которые стопорили ее развитие в течение многих предшествующих десятилетий. Оказалась облегчена научная трактовка проблем древней истории, до 1945 года связанная необходимостью безоговорочного признания легендарного периода японской истории (божественного происхождения японской императорской династии и т. п.). Были сняты запрещения с раскопок древних могил, которые находились в ведении министерства двора. Было облегчено проникновение в Японию передовых учений и идей, которые получили широкое распространение и приобрели большое влияние во всех отраслях японских общественных наук.

Среди прогрессивных японских историков автор предлагаемого вниманию читателя труда крупный ученый Хани Горо занимает весьма видное место. Хани Горо – автор многочисленных исследований по японской истории, главным образом, середины XIX века, кануна буржуазной революции 1868 года и самой революции и периода капитализма. Его труды по этой эпохе охватывают широкий круг вопросов – экономическую историю, гражданскую историю и историю культуры. Он является также автором ряда работ и по европейской истории (о Микеланджело и др.).

Труд Хани Горо по истории Японии интересен для читателя во многих отношениях. В Японии вышло немало общих трудов по истории страны с древнейших времен и до наших дней. В большинстве это многотомные труды коллектива ученых, но некоторые из них написаны одним автором (Нэдзу Масаси, Идзу Киме и др.). Авторы этих изданий, желая подчеркнуть существенное отличие своих трудов от старых работ японских авторов, обычно именовали эти труды следующим образом: «Новая работа по истории Японии» или «История Японии в новом освещении» и т. д. В этих новых трудах значительно больше места, чем в прежних, отводилось социально-экономическому анализу, роли народных масс, крестьянским и городским восстаниям, рабочему движению; меньше писали в этих работах о правителях из императорской династии или династий сёгунов, что составляло основное содержание традиционной японской историографии до 1945 года.

Небольшие размеры труда Хани Горо и популярная форма изложения лишили автора возможности с одинаковой тщательностью и подробностью осветить все разделы почти двухтысячелетней истории японского народа. Но при этом сама идея воссоздания истории японского народа, а не только правящих классов, заставляют считать труд Хани Горо заслуживающим внимания читателя.

В предисловии и первой главе профессор Хани Горо останавливается на том, что в Японии до 1945 года не было условий для свободного изучения истории страны. Вместе с тем он высказывает ту мысль, что такая свобода существовала еще в Древней Греции, а в новое время – в Европе и Америке и даже в гоминдановском Китае после революции 1911 года. Это обстоятельство предопределило некоторое отставание японской исторической науки, особенно в вопросах древней истории Японии. В этих вопросах свободное творчество японских историков было сковано запрещением ставить под сомнение и подвергать критическому анализу первые письменные памятники («Кодзики», «Нихонсёки»), на основе которых строилась официозная историческая традиция. Конечно, и в Японии было немало ученых (фамилии некоторых из них приводит автор), которые, несмотря на эти запреты, создавали подлинно научные исследования. Однако их было сравнительно немного, а господствующая историческая школа, подавляющее большинство официозных историков строили свои работы на традиционных началах.

Книга Хани Горо отличается от других японских исторических работ в трактовке некоторых важнейших спорных проблем истории японского государства.

Так, например, большинство японских историков считает, что Япония пережила стадию рабовладельческой формации и что она длилась до X–XI веков н. э., а некоторые считают, что даже до XII века. Поэтому и начало средневековья (феодализма) они датируют, начиная с этого периода, иными словами, на 7–9 веков позднее, чем в Китае, и на 5–7 веков позднее, чем в Европе.

Хани Горо также выдвигает ряд доводов в защиту существования рабства в Японии как основной формы общественных отношении. Доводы его еще не могут служить достаточным обоснованием этого положения, тем более что в Японии, как и в России и среди древних германских племен, наряду с рабами существовала категория полусвободных, по численности значительно превышающая количество рабов. Именно эти полусвободные (бэмин) и свободные общинники играли в земледелии решающую роль, а рабы лишь второстепенную.

Однако вопрос о том, существовало или нет в Японии сложившееся рабовладельческое обществе, слишком сложен и спорен, чтобы его можно было разрешить в общей работе по японской истории, а тем более в краткой вступительной статье.

Как уже говорилось выше, японские историки доводят рабовладельческую формацию до X–XI веков или даже до XII века.

В отличие от них Хани Горо в большем соответствии с историческими данными и документами, в частности с кодексом Тай Хоре (701 год), рассматривает реформу Тайка как установление государственной собственности на землю с прикреплением как свободных общинников, так и полусвободных (бэмин) к земле. Правда, Хани Горо не всегда четок и последователен в формулировках и поэтому, в частности, отделяет крепостничество от феодализма, видя отличие в том, что при крепостничестве еще сохраняется рабовладение как уклад, и считая, что феодализм является «чистым крепостничеством». Действительно, реформа Тайка (645–646 годы), прикрепив основную массу населения, включая бэмин, к земле, не изменила положения рабов. Количество рабов даже несколько увеличилось в VII–VIII веках, однако их общая численность по-прежнему не превышала 10–15 процентов всего населения страны. Однако подавляющая масса трудового населения (в Японии того времени свыше 80 процентов) эксплуатировалась как крепостные, а лишь 10–15 процентов как рабы, причем значительная их часть была занята на постройке храмов и дворцов, а не в основном производстве – земледелии. Вряд ли имеется достаточно основании рассматривать такой строи иначе, как крепостнический, раннефеодальный. В основном Хани Горо и проводит эту точку зрения, квалифицируя период после 645 года как период крепостничества.

Особый интерес представляет глава о феодализме, о XIV–XVI веках. В этой главе много нового, свежего материала, несмотря на то, что о крестьянских восстаниях XV века в японской и европейской литературе было много данных и раньше. Любопытно, что, описывая борьбу крестьян и горожан, автор трактует ее вопреки всем и всяческим традициям японской историографии как борьбу за республиканскую систему правления, хотя бы в местном масштабе города или провинции. Это смелая идея. Обычно, если судить по японским историческим работам, народ якобы выступал всегда за того или иного правителя против другого правителя (за императора против сёгуна, за сёгуна против императора и т. д.), но никак не за народное правление. Хани Горо усматривает республиканское движение и в известном восстании 1485–1492 годов в провинции Ямасиро и в борьбе за самоуправление города Сакаи, японской Венеции, как его называли европейцы, и некоторых других городов. Хотя эти разрозненные движения крестьян и горожан были подавлены, но они свидетельствовали о том, что свободолюбие японского народа, как и всякого другого народа, имеет древние корни.

Некоторая непоследовательность формулировок автора наблюдается в оценке и характеристике событий 1867–1868 годов. Хани Горо по-разному объясняет события 1867–1868 годов, то как преобразования периода Мэйдзи (Мэйдзи исин), что обычно для японской историографии, то как революцию (какумэй), то, наконец, как начало демократической революции. Так, автор пишет: «Таким образом, революция 1868 года была действительно революцией, отражавшей требования освобождения от феодализма, выдвигаемые японским народом в ходе крестьянских и городских восстаний; она свергла токугавское правительство Бакуфу и послужила началом современной демократической революции…» Очевидно, и в этом сложнейшем вопросе японской истории (оценка событий 1867–1868 годов), так же как и в вопросе рабовладения, Хани Горо делает шаг вперед по сравнению с другими японскими историками, приближаясь к оценке событий 1867–1868 годов как революции. Конечно, буржуазная революция в Японии имела существенные отличия от революций в Европе; революция в Японии была половинчатой, незавершенной. Она не привела ни к буржуазной республике, ни даже к ограничению абсолютной монархии: одна форма абсолютизма (сёгунат) сменилась другой – императорской властью. И, тем не менее, как бы ни были робки и половинчаты преобразования, проводимые в течение 4–5 лет после революции (1868–1873 годы), они расчистили путь для капитализма. Помимо ряда реформ в области свободы торговли и предпринимательской деятельности, была проведена основная реформа всякого буржуазного строя – аграрная: крестьянин был превращен из прикрепленного к земле землепользователя в частного собственника своего прежнего надела. Эта реформа, как и прочие преобразования, была куцей, половинчатой, но после ее проведения капиталистические отношения стали господствующими в стране, хотя остатки феодальных отношений сохранились в значительном объеме.

Очень ценно то, что Хан и Горо, описывая ход антиправительственного движения накануне 1867–1868 годов на фоне господствовавших в среде дворянско-буржуазной оппозиции идей реставрации императорской власти (направленных против сёгунов), отмечает наличие и республиканских идей. С другой стороны, он подчеркивает и то обстоятельство, что Англия всячески поддерживала идею реставрации императорской власти, опасаясь расширения и углубления революционного движения.

Автор заканчивает свою книгу капитуляцией Японии в августе 1945 года, когда начался совершенно новый период в истории страны.

История 1868–1945 годов подробно освещалась в ряде советских исторических работ, а также в работах японских историков, переведенных на русский язык. Поэтому трудно было бы ожидать, что в небольшой по размерам работе Хани Горо сможет дать читателю много нового и свежего материала и вместе с тем оригинального и научно обоснованного освещения событий. И, тем не менее, читая книгу, убеждаешься, что автору это в значительной мере удалось. Эта часть книги читается с большим интересом. Правда, и здесь встречаются противоречивые положения, а также непривычная для читателя периодизация истории. Однако при всем том основная линия рассуждений, главные положения, которые автор не раз повторяет, хотя они иногда выражены своеобразным и непривычным для нас языком, обоснованы достаточно убедительно большим конкретным материалом. В частности, Хани Горо собрал большой и яркий статистико-экономический материал в подтверждение некоторых своих положений.

Наиболее удался Хани Горо последний раздел его работы, посвященный периоду японского империализма. Прежде всего, автор отрицает конституционный характер японской монархии, несмотря на то, что в 1889 году была провозглашена конституция. «Кроме императора… никто не обладал реальной властью в стране. Не только исполнительная, судебная и военная, но и законодательная власть находилась в руках императора». Такой четкой оценки мы не встречаем у других японских авторов, которые обычно придают преувеличенное значение конституции 1889 года, датируя этим временем начало японского капитализма и буржуазной монархии.

Следует отметить, что признание автором империалистического характера Русско-японской войны как агрессивной войны японского империализма – решительный шаг вперед в развитии японской историографии.

Наибольший интерес представляют последние главы книги, анализирующие, почему и как японский империализм пошел по пути фашизма и войны и почему он неизбежно должен был прийти к крушению. Озаглавив девятую главу «Два пути: демократия или фашизм?», автор четко ставит вопрос о том, что японский полуфеодальный монополистическии капитализм не мог в силу самой своей природы пойти по другому пути, кроме как по пути фашизма и войны.

1927 год (финансовый кризис) автор считает тем годом, когда японский полуфеодальный монополистический капитал впал в глубокий экономический кризис в результате присущих ему политических и экономических противоречий. Чтобы обосновать это положение, Хани Горо переходит к подробному анализу экономических сдвигов Японии в 1913–1927 годах. Приведем лишь некоторые из его положений и выводов. К пяти крупнейшим дзайбацу (монополистическим концернам) Хани Горо относит императора, Мицуи, Мицубиси, Сумитомо и Ясуда.

И, наконец, последний, заключительный тезис Хани Горо о путях развития Японии: «Из катастрофического хронического кризиса, причиной которого были различные противоречия, присущие японскому полуфеодальному монополистическому финансовому капитализму, был только один возможный выход – демократическая революция, которая была дорогой к миру и процветанию Японии. Если Япония не пойдет по этой дороге, то для нее оставалась только дорога фашизма и войны, дорога авантюр и разрушений, к которым неизбежно вели все более углублявшиеся противоречия полуфеодального монополистического финансового капитализма».

Таково содержание книги Хани Горо. Надеемся, что читатель прочтет ее с интересом и пользой для себя и найдет в ней своеобразное и яркое описание истории Японского государства.

А. Гальперин