— Нужно подняться наверх и найти место, где он напал на меня, — проговорил я хриплым голосом.

— Зачем? — спросил Тибо.

— Может, остались какие-нибудь следы, или еще что-то.

Мы поднялись наверх по отвесной скале. Наши силы полностью восстановились. Иша успел вовремя, и мы недолго были расчлененными. Но нами еще владело чувство подавленности и растерянности. Я искал встречи с красноглазым и считал себя способным вступить с ним бой. Но все получилось не так. Я оказался неподготовленным: слабым и неумелым. То же чувствовали и мои товарищи.

Мы прошли вдоль всего обрыва в ущелье, но ничего не нашли. Удрученные и унылые вернулись в порт. «Санта Диана» покачивалась на волнах, маня нас уютом, спокойствием и безопасностью.

Мы поднялись на борт, поставили паруса и вышли в море, взяв курс на Грецию.

— Смотрите, — Тьери вышел из общей каюты. В его руках была какая-то записка. Он подал ее мне.

На листе было написано:

— Поэт, черт его дери, — проворчал Тибальд.

— Ничего не понимаю! Он издевается, смеется надо мной. Ну, вот что это? Ни дать ни взять отеческое наставление, — я схватился за голову. — Уничтожил мою семью, меня отправил в изгнание на сотню лет! Теперь вот это: подкрался, растерзал наши тела, разбросал кусками на сотни футов и после всего этого такая забота: учись, борись! Это черт знает что такое!

— Все верно. Но не будем забывать, что при всем этом он не сжег нас, а оставил в живых. Он также не тронул Ишу, а ведь, бьюсь об заклад, мог убить его, — сказал Тьери.

— И что из всего этого следует? — спросил Тибо.

— Нужно спешить в Грецию, — бросил я раздраженно и ушел в каюту.

Я лежал на койке, вновь и вновь перечитывая послание. Что красноглазый хотел мне сказать? Почему он так поступил с нами? Пока я знал только то, что нужен ему живой. Было ли ему просто скучно, и он играл, заставляя меня чувствовать свою беспомощность, или он преследует какую-то другую цель? Не знаю, но я должен это узнать! Должен!

* * *

Греция встретила нас весенним цветением оливковых рощ. Ласковое солнце пригревало землю, птицы пели, люди радовались жизни.

Не имея возможности выйти в Афины днем, мы сошли на берег с наступлением сумерек. Ночной бриз был полон ароматов весенних цветов. Запоздалые прохожие неспешно покидали улицы. Мы направились к Акрополю. Поднявшись к Пропилеям, я сел на ступени под мраморной колонной.

— Какой смысл бродить по городу или музеям? — спросил я недовольно. — Мы не знаем, где искать этот храм Деметры. Их в Греции тысячи.

— Наденьте перстень, — Тьери присел рядом, — он пропуск, как сказано в манускрипте. Для этого он и предназначен. Я думаю, настало время носить его не снимая. Помните изречение на ларце: «Свой талисман открыто носи — помощь придет и укажет пути»?

Почти всю ночь мы бродили по развалинам Акрополя и только к утру вернулись на корабль.

Каждый вечер мы кружили по темным улицам Афин. Прошла неделя, а мы никого не нашли.

— Сегодня последний вечер проводим в Афинах. Завтра отправляемся на острова, сами будем разыскивать заброшенные храмы.

Гуляя по улицам, мы забрели на древнее кладбище. От него почти ничего не осталось. Только несколько гробниц и памятников указывали на то, что здесь находится последнее пристанище горожан. Дома, расположенные рядом, и высокий кустарник скрывали его от невнимательного взгляда.

Я остановился у небольшого каменного постамента, когда почувствовал, что рядом находится человек. Оглянувшись вокруг, я заметил странную фигуру. Незнакомец склонился в низком поклоне и, прижав руки к груди, шептал защитные молитвы.

— Что тебе нужно? — спросил его Тьери.

— Господин, не убивайте меня. Я пришел, чтобы проводить вас к жрице храма Деметры, — высокий звонкий голос выдавал его юный возраст.

— Тебя никто не тронет, не волнуйся. Веди нас в своей жрице, — сказал я.

Мы шли по пустынным, заснувшим улицам Афин, утопавшим в аромате цветущих апельсиновых деревьев и лавровых кустов. Человеческий запах доставлял мучения, накатывая минутными приступами злобы. Я видел, как судорожно сжимают кулаки Тьери и Тибальд, остановив дыхание. Я тоже не дышал, но это мало помогало: идущий впереди мальчик, вызывал приливы жажды одним своим видом. К счастью, вскоре в одном из проулков мы увидели ждущего нас вампира. Быстрые движения и особый вид выдали его сущность.

Он поклонился:

— Меня зовут Фидий, жрица ждет вас, — он повел рукой, указывая направление.

Дальше мы двигались с привычной для нас скоростью. Иша бежал рядом со мной и наш провожатый то и дело удивленно поглядывал в его сторону.

Мы вышли к окраинам Афин.

— Куда ты ведешь нас? — спросил я.

— На запад, в Фессалию, к Олимпу.

— Тибальд, возвращайтесь с Ишей на «Санта Диану». Если мы не вернемся через два дня, пойдешь на наши поиски.

— Будет сделано. Иша, пошли, дружище. Удачи вам, будьте осторожны, — Тибо помахал рукой и повернул назад. Но Иша подбежал и ткнулся мордой в мои руки.

— Ничего, малыш, ступай. Я скоро вернусь.

Иша сел у моих ног и не двинулся с места.

— Иша, ты должен идти с Тибальдом, давай, дружок, не упрямься, — я подтолкнул его к Тибо, но Иша только оскалился.

— Ничего, пусть идет с вами. Кто знает, на какой срок вы уходите? Ему будет удобней на свободе, чем на судне.

Отроги гор осветились первыми лучами солнца, когда мы вошли темное узкое ущелье между двух отвесных скал.

— Смотрите! — воскликнул Тьери и показал на одну из них.

— А, … да … это один из христианских монастырей, — сказал Фидий, — здесь несколько таких старинных обителей. Монахи построили их на неприступных скалах по древнему обычаю эллинов.

— Эллинов?

— Первые тайные храмы были построены еще древними эллинами, в честь своих богов. В них служили настоящие жрецы. Они не желали превращать мистерии в театральные зрелища, потому что знали истину.

— Какую истину, Фидий?

— Скоро вы все узнаете. Носитель древнего знака должен знать истину. Первым христианским отшельником, жившим здесь, люди считают Варнаву. Он, действительно, жил здесь с 950 года. Но он не был первым. И до его прихода в пещерах этих скал жили отшельники. Это были настоящие затворники и молитвенники. Они многое знали и понимали «настоящее».

— Что значит «настоящее»?

— То, чего не знают другие.

Мы подошли к горе. От ее подножия, заросшего густым лесом, начинался почти отвесный подъем. Я подхватил Ишу и вскинул на плечи. Мы стали взбираться по крутому склону.

Скалы, изрезанные глубокими трещинами, и заросшие скудной травой, все больше освещались поднимавшимся солнцем. Нужно было торопиться. За очередным выступом, рассеченным глубокой узкой расщелиной, показался вход в пещеру. Людям никогда не пришло бы в голову, что в этом пустынном и совершенно неприступном месте может находиться чье-то жилье. Только тому, кто по-настоящему желал быть скрытым от любопытных глаз, пришлось бы по душе это потаенное место. Глубокое ущелье, крутые, почти отвесные скалы, безлюдные места — все служило препятствием для нежеланных гостей.

Перед пещерой была высечена едва заметная узкая площадка. Мы поднялись на крохотный выступ и заглянули внутрь. Пещера была глубокой и темной, внутри нее кто-то стоял. Я пристально вглядывался в необычного отшельника. Я подумал, что уже где-то видел подобное. В моей памяти всплыл образ, и я вспомнил свое видение на алтаре Жаклин. Более ста лет назад я видел эту пещеру и того, кто находился внутри.

— Приветствую тебя, наследник, входи, — прозвучал из глубины женский голос.

Мы вошли в прохладную тень подземного храма в тот момент, когда первый солнечный луч осветил скалы. Пристанище отшельницы было неожиданно большим. Его украшали искусная роспись, старинные вазы и статуэтки, стоявшие в вырубленных нишах. Вдоль стен располагались узкие длинные скамьи. Посредине находился алтарь в виде круглого колодца. В дальней стороне зала, напротив друг друга, были еще два входа, закрытые красивыми занавесями.

У алтаря стояла высокая стройная женщина. Ее прямой стан и высоко поднятая голова говорили о твердом гордом нраве. Черные густые волосы, короной уложенные на голове, украшала золотая диадема в виде лаврового венка. Жрица была одета в белое платье, свободно спадавшее многочисленными складками с ее фигуры, и хитон с широкой красной полосой, украшенной старинной греческой вышивкой.

— Я Элласхида, жрица богини Деметры.

— Мишель де Морель, — поклонился я ей, — а это мой друг Тьери Ривьер и Иша, мой леопард.

— Входите, вы долгожданные гости в моем храме, — Элласхида указала рукой на скамью, приглашая сесть.

— Могу я задать вам вопрос, госпожа Элласхида? — спросил я почтительно.

— Разумеется, Мишель, но прошу тебя, не обращайся ко мне на вы, это не принято в кругу храмовников. Для тебя я Элласхида — твоя наставница в поисках истины. Тебе предстоит надолго задержаться здесь. Кроме меня у тебя будет еще один наставник, но он присоединится к нам позже. Так что ты хотел спросить? — она неспешно прошла к скамье и села рядом со мной.

— Скажи, Элласхида, что означает этот перстень? Почему он является пропуском? Что я должен узнать в твоем храме и для чего это мне? Я мало что знаю обо всем этом. Но у меня есть цель, к которой я стремлюсь, и мне не хотелось бы впустую терять время, изучая древние предания.

— Я понимаю твое нетерпение, Мишель. Ты молод и горяч, но тебе пришлось многое пережить и поэтому не терпится расквитаться со своим противником. Однако дело в том, что тебе не одолеть его без знаний, которые сможешь получить только здесь, — Элласхида протянула руку и положила ее на голову Иши. Ее тонкие длинные пальцы утонули в его черном мехе. Она пропустила шелковистую блестящую шерсть сквозь пальцы. Иша зажмурился от удовольствия. Я с удивлением наблюдал за ними. До сих пор никто, даже мои друзья, не могли безбоязненно прикоснуться к Ише. Он никому кроме меня не позволял этого.

— Твой перстень означает, что ты по праву родства и своих природных качеств принадлежишь к древнейшему на земле ордену «Черного Дракона». Этот орден был основан еще до начала времен. Тогда, когда люди только начинали постигать божественные законы бытия. В то время на земле было мало людей, но было много божественной силы, и люди могли ею пользоваться, потому что их разум не был замутнен, а был чист и открыт для знаний вселенной.

— По праву родства? Что это значит?

— Твои предки, Мишель, ведут свою родословную многие тысячи лет. В твоей крови есть частицы чистейшей первородной энергии. На земле осталось мало людей с таким свойством крови, и на них ведется охота. Кто их преследует и почему, ты узнаешь в свое время.

— У меня есть родственники, и на них ведется охота?! — воскликнул я взволнованно. — Мне нужно встретиться с ними!

— Это нельзя назвать кровным родством в прямом смысле. У вас одинаковые свойства крови — это объединяет вас.

— И ты узнала это только потому, что у меня на пальце перстень? Но его мог бы носить любой человек. Это же просто кольцо?!

— Дай перстень своему другу, Мишель.

Я снял кольцо и протянул Тьери. Он надел его. Сначала ничего не происходило, но потом перстень постепенно начал темнеть, а кровавые глаза дракона загорелись красным огнем, ярко выделяясь на потемневшем золоте.

— Вот видишь? В сплав золота, из которого отлито кольцо, добавлено вещество, которое указывает на чистоту крови. Перстень может носить любой человек, но светлым он будет только на пальце хозяина, — Элласхида улыбнулась. — Мишель, расскажи мне о своей жизни. Все, что ты помнишь, с самого раннего детства. Это не простое любопытство. Мне необходимо, чтобы ты сам рассказал о своей жизни. Так я пойму с чего начать наши занятия.

Я вздохнул и задумался. Мне не очень хотелось ворошить прошлое, но если я хотел чему-то научиться, то нужно было подчиниться. И я рассказал Элласхиде всю свою жизнь с первых моментов, которые мог вспомнить.

Когда наступил следующий вечер, я проводил Тьери к подножию горы и попрощался с ним. Кажется, мне и в самом деле было необходимо задержаться в этом храме. Слишком много вопросов было у меня к Элласхиде.

Я вернулся к пещере. Жрица сидела у входа и смотрела на звезды. Черное небо было бездонным. Звезды полыхали на нем, подмигивая и переливаясь, словно живые.

— Скажи, Мишель, что ты знаешь о Боге? — спросила Элласхида тихим голосом.

Меня озадачил ее вопрос. Когда-то я был убежден, что Господь существует и мы все подвластны его воле. Но сейчас я просто не вспоминал о нем. Он перестал что-то значить для меня. Уже сто лет, как я не чувствовал его присутствия в своей жизни и не слишком радел в служении ему.

— Я знаю о нем только то, чему учат церковники, но не чувствую в себе его воли, и не думаю, что ваша вера лучше моей.

— Ты имеешь в виду многобожие, принятое в древней Греции? Я спрашиваю не об этом. Мне интересно знать, что ты сам знаешь и думаешь о Боге.

— Я никогда не задумывался над этим, — я сел у стены и прислонился к ней спиной. Иша прилег рядом и положил голову мне на колени. Тихий ветерок едва шевелил воздух. Было тепло, тихо и спокойно. У меня возникло давно забытое чувство облегчения и расслабленности, как будто я был дома, в полной безопасности. Годы поисков, ненависти и забот, давившие на плечи тяжелым грузом, растворились в мирной тишине, и мне стало так легко и хорошо, что я удивился, наслаждаясь этим открытием.

Элласхида не прерывала молчания, словно почувствовав мое настроение. Мы сидели и смотрели на звезды, слушали мелодию тишины.

Утром, когда солнечные лучи пробились сквозь дымку тумана, мы спрятались в тени пещеры.

— И что ты думаешь о Боге? — повторила свой вопрос Элласхида так, словно мы не просидели, не сказав ни слова, всю ночь, а я замолчал лишь минуту назад.

— Если честно, то я ничего не думаю о нем. Конечно, если бы я сказал это где-нибудь у себя во Франции или, скажем, в Испании, то меня немедленно сожгли бы на костре. Но я и в самом деле не знаю, что тебе ответить. Раньше для меня Бог представлялся этаким стариком, сидящим на троне и следящим за делами людей. А рядом с ним Ангелы записывают человеческие грехи в книге жизни для судного дня. Он может наказывать людей или миловать их. Может отнять жизнь или подарить ее. Но сейчас я не знаю, кто он такой. Иисус ли, пришедший на землю, старик ли, сидящий на небесах, дух ли, присутствующий во всем, или его вовсе нет. Потому что, если он есть, то мне не понятна его жестокость по отношению к людям.

— Многие ученые мужи ломали головы над этим вопросом, — тихо произнесла Элласхида. — Некоторые даже отдали жизнь за веру в Бога. Они шли на смерть с несокрушимой верой в его любовь ко всему живущему на земле. Но есть люди, которые уверенно отрицают Его существование. И есть те, кто верит в Него, но намеренно становится слугой Его врага. Ты бывал во многих странах мира, скажи, ты видел хотя бы одну страну или народ, у которого не было бы Бога?

— Нет.

— Подумай, может ли быть такое, что люди просто выдумали себе Богов, переложив на них ответственность за свою жизнь?

Я помолчал.

— Это возможно, я по себе знаю, что так легче. Когда найдется, кого обвинить в своих несчастьях или переложить на него свои промахи, то можно не напрягаться: если что-то и происходит, то все это случается по воле Господа. Раз веришь, что существуют силы, которым ты можешь довериться, то тогда в любом случае ты не один. Ежели существует кто-то там, наверху, кто присмотрит, убережет в случае чего, или есть к кому обратиться в горе и выплакать свои беды и обиды, то так легче живется. Многие прибегают к святым, прося их помощи и защиты. Да, я думаю, ты права. Люди молятся и в молитвах открывают сердца. Выговорившись, многие находят утешение, а возможно, и решение проблем. Ведь невидимому святому можно доверить все самое сокровенное.

— В таком случае, выходит, Бога нет? Люди придумали его для того, чтобы облегчить себе жизнь?

— Я не знаю. Я не могу ответить тебе вот так сразу. Я давно не обращался к нему за помощью и чаще всего даже не думал о нем. Но я не могу отречься от него, потому, что тогда я чувствую пугающую пустоту в своем сердце.

— Значит, ты признаешь, что существует некая сила, которая наполняет тебя живительной силой? Если ты отрицаешь Бога, то чувствуешь одиночество и беспокойство. Но если ты признаешь Его, даже не молясь, просто признаешь, то тогда тебе становится намного легче.

Я задумался. К чему она ведет? Но она была близка к истине.

— Да, ты права. Когда я на минуту подумал, что Его нет, мне стало не по себе.

— Существуют люди, которые полностью отрицают существование Божественной силы. Как правило, это закоренелые преступники или слишком свободолюбивые или ленивые люди. Первым отрицание Бога, в любом его проявлении, дает возможность творить зло: нет Бога — нет наказания за преступления. Другим не хватает доказательств его существования — им необходимы чудеса для подтверждения. Третьим вера в Бога принесла бы слишком много хлопот: походы в церковь, посты, молитвенные бдения. Но все эти люди слепы. Подтверждений достаточно в каждом миге земной жизни.

— Я не понимаю, зачем ты начала этот разговор. Если ты доказываешь мне, что Бог есть, то напрасно теряешь время. Я уже сказал, что не ставлю под сомнение его существование.

— Имей терпение, Мишель. Ты знаешь о многих религиях. Скажи, что их объединяет?

Я долго думал над ее вопросом. Она не торопила меня. Просто сидела и смотрела на небо, казавшееся особенно синим в проеме пещеры.

— У всех религий свои особенности. Их трудно объединить, но, пожалуй, они все призывают к милосердию, — я, наконец, решился высказать свою догадку.

Она согласно качнула головой:

— Во всех религиях, и во все времена. Даже принося кровавые жертвы, люди знали, что Боги требуют милосердия. Без милосердия не может быть жизни. Проявляя милосердие и сострадание к любому живому существу, человек служит Богу. Вне зависимости от того, произносит он молитвы или нет. Потому что, тогда в нем живет божественная искра любви.

— Но как же злодеи, которые убивают людей? За годы своих поисков я видел столько зла, что мне трудно верить в милосердную любовь Господа.

— В мире людей нет абсолютного зала, как впрочем, и абсолютного добра. Даже совершая злодейство, человек не может все время ненавидеть, он все равно кого-то любит или ему что-то нравится. И добродетельные люди не могут любить все и всех: они все равно отвернутся от смердящего куска.

— Выходит, нужно просто что-то любить и больше ни о чем не беспокоиться: царство Божие у тебя в кармане? — я усмехнулся над простотой ее веры.

Вечером мы с Ишей ушли из пещеры и бродили до утра по лесу и горам. Я все время размышлял над словами Элласхиды.

Красноглазый — исчадие ада, он убивает без малейшего сожаления или угрызения совести, стало быть, он слуга дьявола. Но он пощадил меня и моих друзей, выходит, в нем есть та Божественная искра, о которой говорила жрица?

Я мог бы подумать, что он оставил нас в живых только затем, чтобы потом причинить больше боли. Но его послание говорит о другом. Так какой же он на самом деле?

Утром Элласхида вновь призвала меня, и сев у входа в пещеру, спросила:

— Что ты думаешь о людях, Мишель?

Я растерялся.

— О людях?

— Да, кто они? Зачем Бог их создал?

— Когда-то одна мудрая женщина сказала, что люди нужны Богу для выполнения какой-то особой миссии. Но посмотрев, как они живут, что делают, послушав их мысли, я так не думаю. Слишком мелочны и злобны людские мысли и дела.

— А ты не думал, что люди нужны Богу, чтобы существовать самому?

— Как это?

— Ну, подумай, только человек знает о Боге. Животные, растения и остальной мир ничего о Нем не знают. Только человек с его разумом может знать о Боге. Он может думать о Нем или нет, но знать, что Он есть или Его нет. Если бы не было человека, значит, не было бы и Бога. Выходит, Ему необходимо разумное существо для собственного существования.

— Зачем Ему признание? Он сам знает, что Он есть! Если Он знает — следовательно, Он существует.

Да, это так, но только для самого себя.

— Не совсем, у него есть Ангелы и Архангелы и еще множество других небожителей, которые славят Его. Он не одинок, — возразил я.

— И при всем этом он создает человека. Зачем?

— Не знаю, — честно признался я.

— Посмотри на этот мир, Мишель. Он материален. И человек материален. В своей нынешней земной оболочке. Может, человек нужен Богу для единения с материальным миром? Только человек имеет духовность, способную воспринять божественную сущность и привнести ее в этот грубо вещественный мир. И, следовательно, утвердить Божественное господство над материальным миром.

— А дьявол? Он ангел, низвергнутый с небес. Он не материален. Но у него слишком тяжелая душа, чтобы подняться на небеса. Он приговорен жить на этой, как ты сказала грубо вещественной земле. Значит, он и есть тот, кто утверждает на земле существование Бога. Зачем нужен человек?

— Ты сам ответил: он не материален.

— Но ведь Богу все равно, кто удостоверит его существование. Он существует на небесах. Там знают, что Он есть. Здесь есть тяжелый дух, знающий о Его существовании — все в порядке! Зачем человек? Зачем такая жестокость? Человек корчится в муках сомнений, это больно. Если бы человек не знал о Боге, то был бы просто животным. Ел бы, спал, как обезьяна. Но Бог пожелал дать ему знание, то есть разум, и наступил крах! — я взволнованно ходил по пещере.

— В христианстве это называется первородным грехом — жажда познания. Человек вышел из повиновения. Его наказали и выгнали из Эдема, — сказала Элласхида, внимательно следя за мной.

— Я знаю, но не понимаю, о чем думал Бог! Если ему заранее было все известно, то почему он это допустил?

— Потому что Он любит человека и считает верхом всего, что сотворил.

Я удивленно замер на месте.

— Любит?! Это называется любовью?

— Конечно.

— Объясни.

— Ну, вот ты, если ты любишь человека, то что ты считаешь благом для него?

Я задумался.

— Счастье.

— А что это такое — счастье?

Я помолчал.

— Наверное, когда у человека есть все, о чем он мечтает.

— То есть несметные богатства? Но история утверждает обратное: многие цари имели все, что только могли желать, но были при этом несчастны. А Диоген жил в бочке и утверждал, что счастлив.

— Я не об этом. Я о любви, понимании, душевном покое.

— Вот видишь — о любви. А Бог и есть любовь.

— Какая же у Него любовь, если на земле столько зла? В чем она проявляется?

— Если ты любишь человека, ты сделаешь его несчастным, навязывая свои понятия о жизни? Ну, вот не хочет он тебя любить и все. Ты сам не любишь Орианну, но не желаешь ей зла и значит, что ты делаешь?

— Я отстраняюсь от нее, порой подшучиваю. Иногда дразню в надежде, что она все поймет и перестанет питать напрасные надежды.

— Правильно! Так почему же люди не понимают Божественной любви, требуя от него решения своих проблем? Разве он должен делать всю работу за человека? Я имею в виду духовную работу. Какая в этом польза для людей? Ты даешь Орианне свободу выбора: позволяешь ей самой пережить страдания любви и излечиться. Бог делает то же самое! Человек имеет единственный, но драгоценнейший дар — свободный выбор! Люди захотели знаний и вкусили запретный плод, то есть сделали выбор! Бог знал, что так может быть, но, любя человека, не схватил его за руку, а дал возможность самому прочувствовать всю горечь своей ошибки, то есть излечиться.

Подумай над этим, Мишель.

Все, о чем говорила Элласхида, было настоящим откровением для меня. До этого мои познания о Боге сводились лишь к запретам. О божественной любви говорилось только как о недосягаемом на земле благе. Исключительно ценой неимоверных усилий человек мог надеяться на милость и прощение. Но Элласхида говорит о свободной воле. О том, что Бог близок к людям, что Он не желает наказания, а только лишь понимания.

«Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего», — слова Иисуса Христа доказывают это.

Несколько суток я пропадал в горах, прячась днем в глубоких расщелинах. Мне было необходимо в одиночестве подумать обо всем, что я узнал. От таких откровений на мили веяло несусветной ересью, и мне было трудно признать их правоту. Выходит, что человек виноват в тех бедах, в которые сам же и загоняет себя.

Но в таком случае получается, что и у меня был выбор сто лет назад. Как бы трудно мне не было это признать, я понял, что это правда: у меня был выбор. Я смалодушничал и вернулся домой, это и стало причиной всех бед, преследовавших меня по сей день. Элласхида права: вся наша жизнь — это цепь выбора правильных или неправильных решений. Мне стало грустно и больно. За сто лет моего бесчувствия многое забылось, потеряло свою остроту. Но теперь все постепенно возвращалось ко мне. Возвращалась вся горечь и боль, вся ненависть к себе, за беды причиненные моим близким.

Я вернулся в храм опустошенный и подавленный. Жрица подошла и, внимательно посмотрев на меня, спросила:

— Ты винишь себя в смерти родных? Почему?

— Разве это не очевидно?

— Но неужели ты мог запретить Бруксу прийти в твой дом? Или Диане уйти в монастырь? Ты помог своим родным. Ты уберег сестру и брата от ужасной участи, а Диане скрасил дни заточения. Она умерла, зная, что ты любишь ее.

Не все в нашей власти, Мишель. Ты еще многого не знаешь. Так не стоит печалиться о том, что было вам всем предназначено. Ты должен был найти послание Тьедвальда и стать на путь, предназначенный тебе и твоим близким. Разве не об этом говорил Андре? Все, что случилось — твоя судьба, написанная задолго до твоего рождения.

Да, от человека многое зависит, но не все. Каждый из нас не только вершитель своей судьбы, но и исполнитель Высшей воли. Было бы верхом самомнения сказать, что человек и только человек властен над своей судьбой. Или самоуничижения — что он не властен над ней. Нити судьбы каждого из нас плетутся в неземных сферах, Мишель. И как бы мы ни старались исправить уготовленное нам или избежать предназначенного — это не в нашей власти.

— Но ты говорила, что человеку дан высший дар — право выбора, в чем же здесь проявляется это право? Если нити судьбы уже сплетены, то мы, как марионетки подвешены на них.

— Ты сам сказал: право выбора! Значит, ты не марионетка, а ткач! Ткач берет в руки нить и только от его воли зависит, каким будет полотно. Каждый человек создает свою ткань и, когда настанет срок, он предоставит проделанную работу на Высший Суд. И эта доктрина принята во всех религиях мира.

Поэтому на земле есть отшельники и молитвенники, есть бездушные преступники и бескорыстные благодетели. Есть ничтожные рабы и великие завоеватели. В руках человека: жизнь на земле — станок для его полотна!

— Значит, когда человек рождается, Высшим Силам уже известно, кем он станет?

— Когда человек рождается, Высшим Силам известно, какой силой воли он обладает. Что подвластно ему: слаб он или силен, то есть, какого цвета его нить. Но вот кем он станет — только во власти самого человека. Слабый может стать страстным молитвенником за людей, но может стать мошенником или предателем. Сильный может стать великим борцом за счастье людей или бездушным убийцей. Каждый сам выбирает свой путь и поэтому ответит на суде Всевышнего только за свои деяния. Никто и никогда не может повлиять на его решения. Даже будучи плененным и заточенным в подземелье, человек имеет возможность вершить добро или зло.

Диана, слабая и больная творила высшее добро — она изливала любовь. И она была сильнее самых сильных мужчин, потому что сила любви не имеет границ.

Элласхида поклонилась в знак того, что отпускает меня.

Мне необходимо было время, чтобы осмыслить все, что она сказала, и я вновь бродил по горам до самого рассвета.

Два года беседовала со мной Элласхида. Задавая вопросы и разъясняя непонятное, она вела меня по запутанным лабиринтам знаний. Многое, что казалось мне ересью и глупым заблуждением становилось понятным и близким. Непостижимо, каким образом ей удавалось из знаний многих народов, из глубин веков и даже тысячелетий выявить самую суть и подать ее понятным и простым языком.

Она раскрывала передо мной яркую картину поисков истины в бесконечных человеческих поколениях. Начиная с самых ранних обращений к божественной природе, вневременному началу духа, животворящему жизнь и как бы ее первому двигателю, и до современных религиозных воззрений.

Она рассказывала о тройственной ипостаси человека. Его тела — материального воплощения на земле. Души — бессмертной субстанции, нематериальной сущности, дающей начало и обуславливающей жизнь. Ее способности к ощущениям, мышлению, сознанию, чувствам и воле, противопоставляемой материальному телу. И духа — святой частицы, присущей только человеку, в которой выражена божественная природа человека.

Элласхида рассказывала об учении философов-мыслителей: Демокрите, Платоне и Аристотеле. Об их стремлении создать свою собственную философскую систему.

Об учении Пифагора и его учеников Алкимиона, Гиппаса, Менестора, Гиппона, утверждавших, что и у животных есть душа, и поэтому к ним следует относиться с любовью. Они же первыми в Европе привнесли и такое понятие, как реинкарнация человеческих душ в животных, в виде наказания за неправедную жизнь. Они первыми высказались о пользе вегетарианства в религиозном толковании.

Мы изучали работы Плутарха, его трактаты обо всех сторонах жизни: политике и любви, о нравственности и добродетели. Для меня было удивительным узнать, что даже в такие давние времена люди задумывались над вечными вопросами бытия.

Древнейшие легенды, передаваемые из уст в уста, рассказывали через пророков и легендарных героев о нескончаемых поисках истины.

Мы говорили о древних религиях и их развитии. О том, как зарождались и умирали различные религиозные течения и понимание Бога. О воздействии религиозного творчества на жизнь людей. О роли пророков, которые появлялись на протяжении всей истории человечества.

Пророки, в отличие от философов-язычников, не измышляли собственных религиозных идей. Они учили свой народ тому, как следует на основе веры в Бога жить добродетельно и праведно. Через них, Божьих избранников, Господь доводил до людей Свою волю и предсказывал будущее. При этом пророки видели свое предназначение не столько в том, чтобы предсказывать конкретные факты, но в том, чтобы прозревать высшие смыслы событий, происходящих в настоящем и готовящихся совершиться в будущем.

И этот бесконечный труд пророков, послуживший мостом через пропасть между человеком и Богом, привел к последнему выводу: божественной природе человека и бессмертию его души.

* * *

Как-то утром Элласхида спросила:

— Что ты знаешь о силе мысли, Мишель?

— Я знаю, что мысль есть первопричина всего. Бог-отец — мысль, Бог-сын — слово и Бог-дух — дело. Это основа Христианства.

— Правильно. Но что такое «сила мысли»?

— Не знаю.

— Сегодня мы начинаем второй этап твоего обучения, Мишель. Первым опытом в этом направлении были твои занятия с Жаклин.

— С Жаклин? То есть ты хочешь сказать, что мы будем изучать магию?! О, … чем же сможет помочь мне магия? — воскликнул я раздраженно. — Я могу понять наши беседы о религии — это интересно и познавательно, но магия — это в худшем случае языческие ритуалы и сатанинские оргии, а в лучшем — шарлатанство и обман!

— Неужели? А как же послание Тьедвальда, которое ты смог прочесть только благодаря заклинанию Деметры? И, по-моему, это не единственный опыт в твоей жизни? Индийский шаман вернул тебе душу при помощи магии; Эйира поставила такой мощный магический заслон, что даже мне, с моим опытом, почти ни разу не удалось пробиться сквозь него. Что ты скажешь об этом? Если магия тебе не по душе, это не значит, что она есть абсолютное зло или что ее не существует!

Я поднял руки:

— Сдаюсь, ты победила.

— Магия, Мишель, это не ярмарочные фокусы. Магия — это единство силы мысли и слова. Она старше всех религий на земле. Еще первые люди, не знающие Единого Бога, при помощи магии лечили болезни и укрощали силы природы. Хорошие шаманы могли заглянуть в прошлое и будущее. Поэтому Церковь, борющаяся за власть над умами людей, запретила магию.

— Иисус Христос утвердил этот запрет.

— Да, но он не отрицал ее существования. Он был прав, когда говорил о запрете. Люди утратили истинное знание о назначении магических сил и поэтому приносят больше вреда, чем пользы.

— В чем же состоит это истинное знание?

— В том, что на земле все, от крошечной пылинки до неба над головой, происходит из единого источника — Божественной воли и, следовательно, подвластно единым законам вселенной. Главное не в истинном знании — оно просто, как все гениальное, а в предназначении, или, как мы выяснили раньше, — выборе между добром и злом.

— Не понимаю, о каких законах ты говоришь?

— Закон вселенной — это закон притяжения: подобное притягивается подобным. Мы получаем то, о чем думаем! Человеческая мысль материальна. Она есть энергетическая субстанция, которая возникает в разуме человека и, отправляясь в полет, притягивает к себе однородные энергетические субстанции. И так как мысль связана с первоисточником, то непременно возвращается к нему, но уже отягощенная и приумноженная во время путешествия, энергией, подобной себе.

— То есть если я хочу убить своего врага и постоянно думаю об этом, то притягиваю к себе убийство?

— Верно. Посмотри на свою жизнь с этой точки зрения. Сколько смертей произошло вокруг тебя? Ты постоянно сталкиваешься со смертью в том или ином виде. И, в конце концов, венцом всего стала твоя собственная, пусть и неокончательная, смерть. Твой враг выследил тебя и уничтожил твою душу, но ты не понял знака и продолжал думать о мести. И он снова нашел тебя, а так как он сильнее, то разорвал твое тело на части. Ты не погиб лишь потому, что тебе пока не суждено умереть, твой путь еще не окончен. Смерть, как и рождение не бывает случайной.

— Все это глупости. Я любил Диану больше всего на свете. Я хотел быть с нею и, значит, по закону она не должна была умереть, — воскликнул я взволнованно.

— Как раз наоборот. Вы с самого первого шага наделали ошибок. Ты враждебно воспринял мимолетное внимание к ней несчастного шевалье и убил его, то есть допустил мысль о разлуке. Диана, испугавшись решения отца, тоже привлекла к вам мысль о расставании — ваш первый и самый роковой шаг. С этого все и началось. Самым сильным чувством, после любви, был страх разлуки — вы ее получили, — спокойно возразила Элласхида. — Все в мире стремится к гармонии и покою. Вы же своим неудержимым стремлением друг к другу и страхом разлуки нарушили эту гармонию, то есть закон равновесия, и результат не заставил себя ждать. Силы равновесия привели все в норму — убрали источник возмущения: Диана умерла.

— Выходит нужно быть бесчувственным болваном? Все рассчитывать, не допуская мысли о страсти и волнениях любви?

— Нет! Нужно любить, стремиться к желанной цели, гореть страстью и волноваться при первом свидании, но никогда не допускать мысли о разлуке. Слышишь? Никогда! Подобное притягивает подобное — нерушимый закон Притяжения!

Даже в религии этот закон стоит на самом первом месте: частица святого духа, живущая в нас, побуждает искать Господа, то есть дорогу домой! Иисус говорил об этом. Мы все временные жители на земле — наш дом царствие небесное. Поэтому тот, кто хотя бы раз принял Бога, хочет он того или нет ищет дорогу домой.

— Это не относится к вампирам.

— Почему?

— Мы прокляты. Вампиры получили вечную жизнь на земле, значит бессмертие души им недоступно.

— Ерунда! Мы тоже божьи создания. Разве у тебя нет души? По-моему ты, как никто другой, знаешь о ее присутствии. Никто не отнимал ее у нас, и, стало быть, ее дом в раю или в аду — все зависит от нас. Добро или зло — вселенский закон Притяжения.