Глава I

Волгарь

 

Аптека в Канавине

Еще лет тридцать назад на стенке волжского причала в городе Горьком можно было разобрать слова: «Чаль… коль… сайся»… Восстановить эту надпись было просто, достаточно было обратиться к старому нижегородцу: «Чаль за кольца, стены не касайся!» Большими буквами чернели эти слова поверх металлических колец, вделанных в причальные стенки. С парохода или баржи бросали чалку, на берегу ее продевали сквозь кольцо и возвращали на борт судна, которое подтягивалось к берегу. А чтоб не портить стенку, вдоль парохода висели бревна или длинные толстые веники, смягчавшие удар плавучей махины о стенку.

Ныне на волжских водах — быстрокрылые корабли-кометы. Перемены на Волге произошли за годы жизни одного-двух поколений. Люди, родившиеся в прошлом столетии, не узнают реку.

Едва ли не ярче других городов отразил своеобразие Поволжья Нижний Новгород, основанный 750 лет назад при слиянии Волги и Оки. В конце XIX века это был один из крупнейших промышленных и торговых центров России; в пореформенные годы Нижний рос стремительно — строились заводы и фабрики, была проложена железная дорога Нижний — Москва, увеличивались обороты знаменитой Нижегородской ярмарки. 23 процента полуторамиллионного населения Нижегородской губернии было занято в промышленности и торговле, на железнодорожном и водном транспорте. По другим губерниям России это число не превышало 17 процентов. К концу XIX века на одном лишь Сормовском заводе работало свыше 10 тысяч рабочих. Число же фабрично-заводских предприятий в Нижегородской губернии к этому времени перевалило за 500. На них работало до 40 тысяч человек.

Умножали свои капиталы волжские купцы-миллионщики, владельцы фабрик, помещики, князья церкви.

Нищала нижегородская деревня, ежегодно отряжавшая в города новые отряды будущих пролетариев. Более двух третей крестьян губернии были однолошадными и безлошадными. По 12–15 часов трудился на фабриканта рабочий. Его обсчитывали и обкрадывали, притесняли штрафами, а во время кризисов просто выбрасывали за ворота. В 1901 году в городе было зарегистрировано 4 тысячи босяков.

Нижний Новгород конца XIX века — это многоязычный и пыльный город купеческих лабазов и рабочих бараков, разросшихся пристаней на Волге и Оке, мещанских домиков на немощеных улицах. Хозяева города — фабриканты и дворяне, чиновники и духовенство — нимало о нем не заботились.

Нижегородским губернатором был в ту нору генерал Баранов — один из знаменитых российских помпадуров, по определению Ленина.

Свои весьма скромные заслуги в русско-турецкой войне 1877–1878 годов Баранов, будучи командиром корабля «Веста», сумел приукрасить так, что это вызвало подозрение даже царских властей. Разобрались — уволили из флота. Послали губернатором в Петербург. Но когда новоиспеченный губернатор окружил столицу рогатками, чтобы в нее не проникали «подозрительные» лица, его отправили в Архангельск, а оттуда — в Нижний Новгород.

Здесь он отличился особым самодурством во время голода 1891 года. Короленко запечатлел деяния Баранова в известных своих очерках.

Но ни царские губернаторы, ни купцы миллионщики, никто не мог убить таланты народа. Они пробивались сквозь толщу социального неравенства и сословной несправедливости. Поволжье дало миру двух гениальных волгарей — Горького и Шаляпина. Нижегородский пролетариат выдвинул из своей среды Петра Заломова, Александра Скороходова, Дмитрия Павлова, Ивана Чугурина, все они вошли в историю русской революции. Уже заявлял свои права будущий хозяин Нижнего Новгорода — рабочий.

В этом городе 23 мая 1885 года родился Яков Свердлов. Отец его был владельцем небольшой гравёрной мастерской, окна ее выходили на центральную улицу города — Большую Покровку. Мать вела нехитрое домашнее хозяйство. Семья Свердловых была типичной трудовой семьей мелкого ремесленника. Братья и сестры Якова так же, как и он сам, с детства приучались помогать друг другу. Маленький Яша жил в дружной семье.

Вот как брат и сестры Свердлова вспоминали о детстве:

«Яков прекрасно плавал, умел грести и вместе с друзьями в летнее время целыми днями пропадал на Волге. Особенно нравилось им качаться в лодке на волне проходящего парохода. Как-то, когда ему было лет двенадцать, младшая сестра с подругой напросилась вместе с Яковом кататься на лодке. Это было большим испытанием для девочек. Сильные волны от проходящего парохода непрерывно угрожали захлестнуть утлое суденышко. Девочки трусили, но, помня основное условие Якова: „Трусишь — высажу на берег“, — старались не хныкать. Знали: брат непременно выполнит обещание.

В зимнее время Яков был завсегдатаем катка на Черном пруду. Ежедневно он упражнялся с гирями. Но особенно любил Яков лазить на деревья, крыши домов, заборы и проделывал это артистически, демонстрируя незаурядную ловкость. Отец говорил, что нет такой крыши в городе, на которой не побывал бы Яков. Выработанная им в детстве ловкость впоследствии ему пригодилась, когда нужно было уходить от преследования шпиков».

Детство Свердлова пришлось на годы, когда после разгрома царизмом народовольческого движения, по выражению Александра Блока, «Победоносцев над Россией простер совиные крыла». Вскоре наступил, однако, новый подъем революционного движения. Нижний Новгород стал одним из мест высылки «под надзор полиции». В городе появились «политически неблагонадежные» из Москвы, Петербурга, Казани, среди них писатель Короленко.

В самом Нижнем Новгороде тон общественной жизни задавала прогрессивная местная интеллигенция. В городе издавалось две газеты, во время работы ярмарки выходила третья. В «Нижегородском листке» сотрудничал М. Горький, к тому времени автор «Песни о Соколе» и «Песни о Буревестнике», «Челкаша» и «Фомы Гордеева». Вокруг Горького группировались журналисты, среди них С. И. Гриневицкий — двоюродный брат народовольца-бомбометателя, сразившего Александра II, Е. К. Малиновская — будущий комиссар московских театров в первые годы Октября, писатель С. Г. Скиталец. В Нижнем Новгороде жили и трудились видный впоследствии большевик М. Ф. Владимирский, деятели Нижегородской социал-демократической организации А. И. Пискунов и О. И. Чачина.

Нижегородские контрасты со всех сторон обступали мальчика. На дутых шинах по Большой Покровке мчались в пролетках те, кто владел пристанями и пароходами, а те, кто таскал на своих плечах мешки и ящики, кто обливался потом в кочегарке, угрюмо смотрели им вслед. Яков невольно впитывал в себя и говор улицы, судачившей обо всем, и разговоры взрослых о посещении всероссийской ярмарки новым царем.

Яков рано научился читать, причем самостоятельно. Он увлекается такими авторами, как Степняк-Кравчинский, Войнич, Джованьоли.

Нелегко давалось семье Свердловых образование детей, но родители экономили на всем ради этого. Когда Яков окончил городское начальное училище, его отдали в гимназию.

В ту пору подружились Яков Свердлов и Владимир Лубоцкий. Суждено им было прожить короткие, яркие жизни и умереть почти одновременно, в 1919 году, одному от «испанки», поразившей тогда пол-Европы, другому — от вражеской бомбы (секретарь МК РКП(б) Владимир Загорский, погибший при взрыве в Леонтьевском переулке, и был тем самым Володей Лубоцким — другом юного Свердлова). Друзьям не исполнилось и пятнадцати лет, когда на чердаке дома Лубоцких они впервые познакомились с «запретными» книгами — произведениями Белинского, Герцена, Чернышевского, революционными прокламациями, распространявшимися среди гимназистов.

О эти чердаки детства! Или укромные места в зарослях лопухов, где можно всласть наговориться с другом, прочитать заветную книгу. Именно там вынашиваются мечты, которые потом воплощаются в жизнь. Яков и Владимир занимались не одними разговорами, вскоре на чердаке появилось и оружие.

В 1900 году умерла мать Якова. Ему пришлось бросить гимназию. В пригороде Нижнего Новгорода — Канавине появился новый ученик аптекаря Яков Свердлов.

В Канавине его ждала встреча, предопределившая всю жизнь. Юный Яков Свердлов встретился с нижегородскими рабочими, узнал их жизнь и быт.

«Каждый день над рабочей слободкой, в дымном, масляном воздухе, дрожал и ревел фабричный гудок, и, послушные зову, из маленьких серых домов выбегали на улицу, точно испуганные тараканы, угрюмые люди, не успевшие освежить сном свои мускулы. В холодном сумраке они шли по немощеной улице к высоким каменным клеткам фабрики, она с равнодушной уверенностью ждала их, освещая дорогу десятками жирных, квадратных глаз. Грязь чмокала под ногами. Раздавались хриплые восклицания сонных голосов, грубая ругань рвала воздух, навстречу людям плыли иные звуки — тяжелая возня машин, ворчание пара. Угрюмо и строго маячили высокие черные трубы, поднимаясь над слободкой, как толстые палки». Каждый день наблюдал Яков Свердлов эту картину, запечатленную в начале повести М. Горького «Мать».

Близ Канавина находились лесные предприятия. Сначала Свердлов познакомился с тамошними рабочими, а потом уже вошел в среду сормовичей. Случилось так, что первыми нелегальными брошюрами, которые попали в руки Якова, были эсеровские издания. Но пытливый ум юноши не нашел в них ответа на свои вопросы. Их мог разрешить только марксизм. Пролетарское Сормово было центром нижегородского рабочего движения. Сормовские рабочие помогли пятнадцатилетнему Свердлову избавиться от влияния эсеровских брошюрок. Победит Лишь борющийся пролетариат — к этому выводу Якова Свердлова подвела сама жизнь.

Начало XX века — годы революционного подъем; в России. Первые марксистские кружки в Нижнем Новгороде появились еще в начале 90-х годов прошлого столетия, они вели пропагандистскую и организационных работу среди рабочих. Нижегородские марксисты довольно быстро восстановили свои ряды после разгрома, учиненного жандармами по случаю приезда царя на ярмар ку в 1896 году. В разные годы здесь работали А. А. Ванеев, М. А. Сильвин (до 1893 года), А. В. Десницкий, Л. Б. Красин, С. И. Мицкевич, сестры 3. П. и С. П. Невзоровы, Н. А. Семашко.

Владимир Ильич Ленин придавал немалое значение революционной борьбе пролетариев Нижнего Новгорода и развернувшейся работе нижегородских марксистов. Владимир Ильич пять раз (в августе 1893 года, январе и июне 1894 года, весной и в июне 1900 года) на протяжении небольшого, но ответственного в жизни рабочего класса периода приезжал в Нижний. В 1900 году этот приезд был непосредственно связан с организацией «Искры». В первом номере «Искры» отмечалась годовщина сормовских волнений 1899 года.

В сентябре 1901 года был создан первый Нижегородский комитет РСДРП. Не сразу стал он на твердые искровские позиции. Весь год в комитете шла острая борьба между искровцами и рабочедельцами. Перед II съездом партии Ленин относил два голоса Нижегородского комитета к сомнительным, и это точно отражало положение в организации. Но влияние искровцев неуклонно росло. В марте 1902 года комитет принял решение отчислять «Искре» половину своих средств, заявив, что считает ее «лучшей выразительницей взглядов русской социал-демократии».

Именно в ту пору — в 1901 году — Свердлов и вступил в ряды Нижегородской социал-демократической организации.

Дома не раз слышал он имена Карла Маркса и Фридриха Энгельса: о них говорили студенты, друзья старшего брата. Теперь Яков сам читает ленинскую «Искру», делает выписки из статьи Ленина «Насущные задачи нашего движения», знакомится с «Манифестом Коммунистической партии». Когда в Нижнем Новгороде появилась книга Ленина «Что делать?», Яков засел за нее.

Свердлов не мог знать в ту пору, что всего год назад автор брошюры, которую он так внимательно изучал, приезжал в Нижний Новгород. Трудно сказать, каким представлял себе Ленина шестнадцатилетний Свердлов, но, что он знал, слышал о Владимире Ильиче уже тогда, можно считать бесспорным.

В нижегородском Всесословном клубе с 1901 года стала работать новая библиотекарша — Ольга Ивановна Чачина. Нижний Новгород не был для нее незнакомым городом. Здесь она, дочь крестьянина из Сергачского уезда Нижегородской губернии, училась в гимназии. Затем — Бестужевские высшие женские курсы в Петербурге, участие в «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса», ссылка в Казань и Уфу.

В Уфе Ольга Чачина познакомилась с другой ссыльной, только что приехавшей из Сибири, — Надеждой Константиновной Крупской. А летом 1900 года Чачина встретилась с Владимиром Ильичем, который побывал у Надежды Константиновны перед отъездом за границу. Встреча с Лениным стала поворотной вехой для Чачиной. Она вернулась в Нижний Новгород, вошла в состав первого Нижегородского комитета РСДРП, была его секретарем и в этом качестве вела всю переписку с редакцией «Искры». Кржижановский в письме к Крупской предложил называть Чачину и ее товарищей в целях конспирации «трудолюбцами». Подсказано было это определение отнюдь не только соображениями конспирации…

«Верные друзья» — так называла в переписке Чачину и чету Пискуновых (сестру Чачиной и ее мужа) Надежда Константиновна Крупская.

Именно Ольга Ивановна Чачина, будучи опытнее, умудреннее Свердлова, и стала его старшим товарищем по борьбе, который столь необходим вступающему на путь политической деятельности юноше. Нередко Чачиной приходилось выговаривать Якову Свердлову за мальчишество при выполнении поручений, за излишнюю браваду перед полицией.

Юного Свердлова окружали, направляли опытные революционеры — М. Ф. Владимирский, Н. А. Семашко, А. И. Пискунов. Ученик оказался достойным своих учителей.

В ноябре 1901 года царские власти выслали Алексея Максимовича Горького из Нижнего Новгорода. Признанный, знаменитый на всю Россию писатель, он уже тогда тесно связал свое творчество с революцией.

В вину Горькому вменялось то, что он помог нижегородским социал-демократам организовать и провести 7 апреля 1901 года во Всесословном клубе легальное собрание интеллигенции, осудившее избиение киевских студентов за их отказ от службы в царской армии.

Горький и Свердлов. Эти два имени впервые стали рядом именно в ту пору. Алексей Максимович хорошо знал семью Свердловых, бывал у старого гравера дома, давал ему заказы, видел, как подрастает младший, неугомонный Яша.

7 ноября 1901 года состоялись проводы Горького. Они вылились в значительную политическую демонстрацию. В ней участвовало свыше 200 человек. Среди них был и Яков Свердлов. «Я пришел на вокзал около пяти часов вечера, — писал в „Искре“ один из демонстрантов, — Горький шел в вагон, за ним плотная толпа с песнями и напутствиями. До отхода поезда оставалось не менее получаса. Провожавшие пели песни: „Отречемся от старого мира“, „Смело, друзья, не теряйте бодрость в неравном бою“, „Дубинушку“, „Депутатам от сословий“, „Вы жертвою пали в борьбе роковой“, „Назови мне такую обитель“, „Из страны, страны далекой“ и др. Слышались возгласы: „Да здравствует М. Горький! Да здравствует свободное слово! Да погибнет деспотизм! Проклятие темным силам!“ — и многое другое в этом роде… Горький со многими целуется… „До свиданья, господа!“ — „До свиданья! Вы вернетесь!!“ Он вернется на заре новой жизни…»

Участники демонстрации с пением «Марсельезы» прошли по главной улице города. Впереди шел молодой рабочий, как флагом, размахивал он своим шарфом. У театра состоялся митинг. Разбрасывались прокламации.

Эта демонстрация прогремела на всю Россию. Ленин отозвался на нее: «В Нижнем небольшая, но удачно сошедшая демонстрация 7-го ноября была вызвана проводами Максима Горького» — писал Владимир Ильич в статье «Начало демонстраций», подчеркивая, что растущее против царского самодержавия всеобщее возбуждение надо объединить в один поток. Прокламацию Нижегородского комитета, посвященную проводам Горького, напечатала «Искра».

«Яков Михайлович много работал, — вспоминает В. В. Савина, которую Свердлов привлек к революционной работе, — но успевал отдавать дань и юности. Часто мы ходили компанией на знаменитый нижегородский „Откос“ встречать восход солнца, а когда разливалась Волга, ездили всей компанией кататься на лодках.

Яков Михайлович демонстрировал „достоинства своих сапог“, опуская их в воду; под общий хохот выяснялось, что они протекают.

Он всегда был душой компании. Одевался более чем просто: черная сатиновая косоворотка, брюки навыпуск и русские сапоги.

Очень любили мы ходить компанией в театр, где выступал тогда Шаляпин. Ходили, конечно, зайцем, без билета. В один из последних спектаклей Шаляпина мы преподнесли ему серебряную карточку с выгравированной надписью, в которой выражали восхищение великим талантом, и подписались: „От благодарных зайцев“. Шаляпин прочел, рассмеялся и весело помахал рукой галерке».

Наступила весна. В апреле 1902 года передовую молодежь Нижнего Новгорода поразила печальная весть — умер студент Казанского ветеринарного института социал-демократ Борис Рюриков. Он только что вышел из тюрьмы, где содержался в очень тяжелых условиях, и сердце его не выдержало. Похороны Рюрикова превратились в новую демонстрацию.

Активным участником ее был Свердлов. Нижегородский полицмейстер подполковник барон Таубе писал, что Яков Свердлов загородил собою Лидию Соколову — дочь чиновника, которая приколола прокламацию к церковной двери во время выноса тела. Яков Свердлов, по показаниям полицейских, выделялся среди толпы на кладбище, он «упорно не исполнял требования полиции о том, чтобы расходились».

На гроб Рюрикова были возложены венки с лентами: «Ты не щадил в борьбе усилий честных, мы не забудем твоей гибели, товарищ». С кладбища молодежь направилась в город с пением «Марсельезы».

«За буйное поведение и неподчинение требованиям полиции на похоронах Рюрикова» Яков Свердлов попал на две недели в нижегородскую тюрьму. Это был уже второй арест Свердлова. Впервые Яков попал в тюрьму в декабре 1901 года, но за отсутствием улик был вскоре выпущен.

Старшие товарищи стали давать вдумчивому пареньку из канавинской аптеки более серьезные поручения. Его направляют в уезды губернии, он организует социал-демократическую группу в Городце. Во второй половине 1902 года Свердлов полностью перешел на положение профессионального революционера.

Один из старых нижегородских коммунистов, М. Ф. Владимирский, писал впоследствии о том, что в то время все больше и больше усиливалась роль Сормова Как «пролетарской крепости», а его социал-демократическая организация становилась главной большевистской базой нижегородской организации. «Накануне революции 1905–1907 годов, — пишет он. — Сормово стало тем центральным пунктом, вокруг которого группировалась вся деятельность Нижегородского комитета — пропагандистская, агитационная и организационная».

Сормовичи часто бывали в доме Свердлова. Близко сошелся Свердлов с Дмитрием Павловым — членом первого Нижегородского комитета РСДРП. Достаточно Павлову было сказать о Свердлове «наш», как Якову открывались все двери в Сормове. Стал помощником Свердлова молодой сормовский рабочий Семен Баранов.

В канун нового, 1903 года Нижегородский комитет РСДРП поручает Свердлову организовать в Сормове подпольную типографию.

Задание было ответственным.

Яков Михайлович был подготовлен к такому поручению, у него накопился достаточный опыт. Он не раз распространял нелегальную литературу, выступал перед рабочими в качестве пропагандиста. Когда весной 1902 года Яков Свердлов вместе со своим братом Вениамином снова попал в тюрьму (на этот раз он был арестован за хранение нелегальной литературы), А. М. Горький иронизировал по адресу царского правительства. «В Нижнем, — писал он в одном из писем из Арзамаса, — ужасные творятся вещи! Страшные дела! Пойманы и посажены в тюрьму отвратительные преступники, политические агитаторы, рррреволюционеры, числом двое, сыновья гравера Свердлова — наконец-то! Теперь порядок восторжествует и — Россия спасена».

Значение сормовской типографии возрастало в свете того, какую большую роль в распространении «Искры» отводил Ленин местным подпольным типографиям. Не раз ставил он вопрос о том, чтобы такая типография была создана и в Нижнем Новгороде. Нижегородские искровцы пытались сделать это. Типографии проваливались, их создавали вновь и ликвидировали в виду угрозы провала. Материальную поддержку Нижегородскому комитету оказывал А. М. Горький Листовки, прокламации, перепечатка «Искры», брошюры — вся эта продукция нижегородской искровской подпольной типографии распространялась не только по Нижнему Новгороду, но и по всему Поволжью от Ярославля до Астрахани.

В начале 1903 года и в Сормове была создана подпольная типография параллельно основной нижегородской. «В селе Сормово, — доносил 30 марта 1903 года нижегородский полицмейстер начальнику губернского жандармского управления, — в помещении завода устроена рабочими типография и так помещена скрыто что об этом только известно участникам, даже отделения и цех не знают».

Первой заботой Свердлова было типографское оборудование. Он собирался даже поехать за ним в Пензу, о чем пронюхала охранка. «Яков Свердлов, — говорится в донесении нижегородского охранного отделения в департамент полиции, — принимал деятельное участие в гектографировании преступных изданий, в преступной пропаганде и был озабочен собиранием денег — на выписку каучуковой типографии для преступных целей и собирал на таковую деньги, затем собирался ехать лично, по его словам, в город Пензу, что не состоялось, причем, по агентурным сведениям, в Пензе должны были что-то приготовить…»

Типографские шрифты Яков Михайлович доставал у рабочих. Один из них, А. Прокофьев, вспоминал: в 1902 году по поручению Свердлова он поступал в различные типографии Нижнего Новгорода, чтобы доставать шрифты и доставлять их Якову Михайловичу, который прятал их дома, а затем отправлял по назначению. Прокофьев говорил впоследствии о Свердлове, что его в рабочем нелегальном мире вообще знали как организатора типографий.

Как-то на митинге в типографии «Нижегородского листка» Свердлову во время его речи насыпали в карман шрифт…

Яков Свердлов в то же время стал заправским типографским рабочим, нередко сам набирал и печатал листовки.

Первые шаги революционной деятельности Свердлова не могли быть не замечены охранкой. В ночь с 13 на 14 февраля 1903 года на квартире Якова и Вениамина Свердловых, живших к тому времени отдельно от отца, был произведен обыск. У Якова Михайловича нашли 24 экземпляра воззваний Нижегородского комитета РСДРП, в том числе прокламации под названием «Ростовская стачка». Ко всему этому уже в ту пору Яков Свердлов был известен охранке как «деятельный участник гектографирования преступных воззваний и организации тайной типографии».

Четыре месяца пробыл Свердлов на этот раз в стенах нижегородского тюремного замка. Сохранились записи Якова Михайловича той поры. «Куницкий, Свердлов и Горбунов сидят вместе во второй камере, — записывал Яков Михайлович. — Живут они превосходно, а в особенности Яков Михайлович и Алексей Перфильевич. Сии господа всегда находятся в хорошем расположении духа, потому что самим им не об чем беспокоиться. Один из них холост, а к другому всегда ходит невеста в жандармское управление и просит насчет свидания».

Свердлов много читает. Среди книг, интересовавших его, труды по политэкономии, истории, художественная литература. Особое внимание Свердлов уделял иностранным языкам. Яков Михайлович не только сам учился, но и помогал другим. Сормовский рабочий Г. Котов, попавший на некоторое время в одну камеру со Свердловым, вспоминал: «В чтение книг Яков Михайлович внес некоторую систему. Он сам спрашивал у других книги и сам же определял, что мне дать вперед и чего совсем не давать. Это в своем роде была для меня хорошая школа».

Заключенные боролись с тюремщиками за свои права. Коротка, но полна значения последняя запись в тюремном дневнике: «18 июня начата голодовка. 30 июня прекращена (проиграна). Свердлов».

Одного энтузиазма в борьбе с царским самодержавием было мало. Надо было иметь твердую волю, быть стойким, а главное — накапливать опыт борьбы. Приходит этот опыт не сам собою, а в том случае, если от начала до конца пути профессионального революционера останешься на высоких и непримиримых идейных позициях, будешь убежденным борцом.

Навсегда запомнился этот тюремный урок Свердлову. Царские жандармы не раз будут потом арестовывать его и каждый раз дивиться выдержке молодого революционера.

В октябре 1903 года Яков Михайлович вышел из тюрьмы. Нижегородский комитет РСДРП получил тогда от Крупской известие о II съезде партии. «Нижегородский комитет, — говорилось в резолюции, принятой комитетом в ноябре 1903 года, — признает законность всех постановлений съезда, признает избранные им органы, энергически призывая всех, кто искренне предан делу соц. — демократии, подчиняться выработанному ЦК съезда статуту организации и сплотиться вокруг избранных им центральных учреждений.

Нижегородский комитет решительно осуждает всякие дезорганизаторские попытки, нарушающие цельность и единство партийной деятельности».

Не колеблясь, твердо становится Яков Михайлович Свердлов на последовательно большевистские ленинские позиции. Никогда на протяжении всей своей жизни не сходил он с этих позиций.

Двадцать из неполных тридцати четырех лет жизни провел Свердлов в родном Нижнем Новгороде. Здесь произошло становление его как революционера. Юный Яков Свердлов прошел хорошую начальную школу подполья. Он был и агитатором, и пропагандистом, и организатором нелегальных типографий, и вожаком молодежи, и оратором на рабочих сходках, и полемистом в схватках с меньшевиками и бундовцами.

Вот он в Дарвинском лесу, там собралось около пятисот сормовских рабочих. Агитатор клеймит позором французского социалиста Мильерана за то, что тот вошел в буржуазное правительство. Резолюция сормовичей была доставлена в Париж.

Вот он на волжском левобережье, в лугах близ Моховых Гор. Там — дискуссия с кожевниками-бундовцами, в ней участвовало около двадцати нижегородских социал-демократов. Под свежим впечатлением еврейского погрома в Кишиневе, в пасхальную ночь 1903 года, бундовцы Пришли к выводу, что в подобном отношении к евреям виноваты все русские. Свердлов резко выступил против этого. Позднее он признавался: «Я лично никогда не знал национального гнета, никогда не подвергался гонениям в качестве еврея. И в первые дни после кишиневского погрома я не испытывал ничего, что отделяло бы меня от настроений нееврейского населения. У бундовцев было иное… Их вывод был — отойти от этой массы, работать над воспитанием евреев, добиваться их самостоятельного существования как особой организации и т. д. Я видел выход в другом. В борьбе с общими условиями, через изменение которых придет и изменение отношения к евреям».

Бундовская идея не нашла поддержки у нижегородского пролетариата.

Вот он среди солдат. Начавшаяся в январе 1904 года русско-японская война побудила Нижегородский комитет РСДРП к более активной пропаганде среди воинских соединений, особенно во время летних лагерных сборов. Свердлов вошел в группу пропагандистов для работы среди войск.

Старый большевик Н. А. Семашко так описал впоследствии молодого Свердлова:

«Когда я в начале 1904 года приехал в Нижний Новгород, Яков Михайлович Свердлов был еще молодым юношей. Он выполнял у нас главным образом технические поручения: распространял листовки, организовывал явки, печатал небольшие прокламации. Но вскоре он обратил на себя внимание своей неутомимой энергией, ловкостью и умением выполнять данные ему поручения, преданностью революционному делу и проявил себя как крупный организатор.

Мы начали давать ему все более ответственные поручения; и вскоре он проявил себя как прекрасный оратор. Его громкий бас, так не соответствовавший его небольшой худенькой фигурке, стал раздаваться на митингах, и он вскоре завоевал себе славу прекрасного оратора, всегда успешно выступавшего в спорах с меньшевиками и эсерами.

Речь его всегда была ясна, доходчива, убедительна, и рабочие очень любили слушать его.

Таким прекрасным организатором и оратором он оставался за все время работы его в Нижнем Новгороде».

 

Первое партийное поручение

В жизни каждого человека наступает пора, когда он впервые начинает действовать самостоятельно. Идут вместе к самолету опытный пилот-инструктор и молодой ученик. И вдруг старший товарищ говорит: «Давай, брат, лети один, ты готов к этому!» Юная учительница первый раз одна входит в класс, на нее смотрят любопытные глазенки первоклассников. Первая плавка сталевара. Первая книга поэта.

Но любому из них легче оттого, что наставники и друзья — рядом, незримо присутствуют при первых шагах молодого коллеги. Даже в пограничный дозор новичок не выходит один. Профессиональному революционеру начала века было неизмеримо труднее. Он шел на явку, не будучи в полной уверенности, цела она или провалена. Опасности подстерегали его на каждом шагу.

В канун первой русской революции Северный комитет РСДРП поручил Свердлову полностью перейти на нелегальное положение и отправиться для революционной работы в Кострому.

До сих пор Свердлов работал в родном городе, здесь у него были связи, товарищи, здесь он легко ног ориентироваться. Теперь ему предстояло покинуть Нижний Новгород.

Именно в это время, «в эту эпоху, в самом начале XX века, — говорил Ленин, — перед нами был тов. Свердлов, как наиболее отчеканенный тип профессионального революционера, — человека, целиком порвавшего с семьей, со всеми удобствами и привычками старого буржуазного общества, человека, который целиком и беззаветно отдался революции…» .

В Костроме — старинном крупном центре текстильной промышленности — насчитывалось тогда около 12 тысяч рабочих. Выступления рабочих против нечеловеческих условий жизни, подобные стачке на Михинской фабрике в 1903 году, были событием в истории рабочего движения Костромы.

«Я поселился здесь в качестве „профессионала“ по поручению Северного комитета, в состав которого входит и Кострома, — писал Я. М. Свердлов 22 ноября 1904 года. — Дела здесь много, а народа почти нет».

Перед самым приездом Якова Михайловича провокаторы нанесли серьезный ущерб местной большевистской организации, но она стала восстанавливать свои ряды. Заслуга Свердлова в этом несомненна.

В Костроме ему довелось впервые выступить публично не на подпольной сходке, не на маевке, не среди рабочих. Местные земцы-либералы решили провести открытый банкет. Поводом для него послужило сорокалетие судебной реформы Александра II. Подобные банкеты (был даже термин «банкетная кампания») явились слабым отражением общего революционного подъема, переживаемого страной.

Либеральная буржуазия надеялась получить от царизма «уступки» своим весьма умеренным требованиям, не выходившим за пределы «дозволенного начальством». Костромские большевики решили принять участие в банкете, ибо знали, что на нем будут присутствовать рабочие, которых либералы пригласили, заигрывая с ними.

8 декабря 1904 года в большом зале «Московской гостиницы» за столом появились гости, среди которых выделялось несколько десятков рабочих. Лилось вино, лились сладкие речи либералов, восхвалявших реформы царя-«освободителя» Александра II. И вдруг слово взяли рабочие. Выступил и Свердлов.

Когда Яков Михайлович стал высмеивать трусливые намеки устроителей банкета — буржуазных либералов «на туманное лучшее будущее» и заявил, что только пролетариат, поведя за собой широкие народные массы, сможет обеспечить победу над царской монархией, поднялась паника.

Речь Свердлова нарушила спокойное течение банкета. Буржуазная публика почувствовала, что банкет превращается в рабочее собрание. Рабочие же, сказав свое слово, с революционными песнями покинули банкет.

Неприметна внешне организаторская, пропагандистская работа профессионального революционера. Сегодня издание литературы, завтра — беседа с рабочими, на следующий день — заседание комитета. Стачка. Демонстрация. Открытые столкновения с полицией. Но наступает день, гнев народный высекает искру, раздается взрыв.

1905 год. Разразилась первая русская революция. Революционный пролетариат России под руководством большевистской партии пошел на штурм царского самодержавия.

III съезд партии, состоявшийся в Лондоне 12–27 апреля 1905 года, определил задачи пролетариата как вождя революции, выработал стратегический план и тактическую линию большевиков в начавшейся революции.

«Товарищи рабочие! — писал Ленин в „Извещении о III съезде Российской социал-демократической рабочей партии“. — Недавно состоялся III съезд РСДРП, который должен открыть собой новую полосу в истории нашего социал-демократического рабочего движения. Россия переживает великий исторический момент. Революция вспыхнула и разгорается все шире, охватывая новые местности и новые слои населения. Пролетариат стоит во главе боевых сил революции. Он принес уже наибольшие жертвы делу свободы и готовится теперь к решительному бою с царским самодержавием».

Решающим средством свержения царизма Ленин считал вооруженное восстание. Во главе восстания, по мысли Ленина, должны стать смелые буревестники, кадровые профессионалы-революционеры. За годы становления большевистской партии в крупного организатора-практика вырос Свердлов.

Пролетарская Россия ответила на залпы по безоружным питерским рабочим 9 января 1905 года взрывом протеста. Костромской большевистский комитет напечатал листовку, доведя до текстильщиков правду о расстреле 9 января. Состоялись короткие бурные массовки. Первая была за городом, близ реки Костромки, в пещере. Собралось много рабочих. Озаренный пламенем костра, выступил Яков Михайлович. За этой массовкой последовала другая, третья. И всюду гремел призывный голос Свердлова…

Кострома была не единственным местом, где нашел себе приложение недюжинный организаторский талант Свердлова. После отъезда из Нижнего Новгорода осенью 1904 года до появления на Урале в сентябре 1905 года — целый год — провел он в бесконечных разъездах, меняя Явки в Костроме, Ярославле, Москве, Казани, Нижнем Новгороде, Перми, Саратове. В каждом городе новые люди, свои условия, но повсюду было одно — революционное дело, всюду рабочие поднимались на борьбу с царизмом.

Четырежды на протяжении одного года побывал Свердлов в Ярославле — крупном промышленном центре Северного района. Достаточно сказать, что Ярославская Губерния занимала четвертое место среди губерний центра России по числу фабрично-заводских рабочих.

Наиболее длительным был третий приезд — с конца февраля до начала апреля 1905 года. 21 марта 1905 года Яков Михайлович участвовал в открытой политической Демонстрации, поводом для которой послужила гибель гимназиста Н. Попова — сына поднадзорного земского врача. Не вынеся гонений гимназического начальства, узнавшего о его связях с революционным студенчеством, Николай Попов застрелился. На кладбище пришло не менее тысячи человек. Во главе этой демонстрации шли Яков Свердлов, Николай Подвойский, Антонина Дидрикиль. Они несли траурную ленту с надписью: «Жертва самодержавия». Их охраняли вооруженные рабочие-дружинники, студенты и гимназисты. Все попытки полицейских завладеть лентой были безуспешны. Раздавались возгласы: «Долой самодержавие!», «Долой царя-убийцу!», «Да здравствует революция!», «Да здравствует политическая свобода!» Демонстрация показала, что ярославский пролетариат стал внушительной силой. Боевые дружинники не пустили полицию на кладбище, где у могилы Н. Попова произносились политические речи.

Ярославская охранка отметила деятельность Свердлова. «С 28 февраля по сегодняшний день, — говорилось в донесении от 7 марта 1905 года, — приезжий обратил на себя внимание агентуры посещениями и знакомством исключительно с лицами политически неблагонадежными, между прочим, с известной управлению Антониной Августовной Дидрикиль». Кроме того, ярославская охранка зафиксировала связи Свердлова с Н. И. Подвойским и В. Р. Менжинским.

Ярославские жандармы получили от департамента полиции прямое указание «обратить на деятельность и сношения Свердлова… надлежащее внимание». За Яковом Михайловичем была установлена особая слежка. Ярославские охранники, досадуя на себя, окрестили Свердлова «Бегуном». Но им так и не удалось схватить его — 3 апреля 1905 года он был уже в Нижнем Новгороде. В конце месяца он снова появился в Ярославле, но преследования полиции вынудили его уехать в Нижний Новгород.

В канун 1 мая 1905 года в Нижнем Новгороде прошел своеобразный рабочий митинг на лодках. «Голос изумительной силы, — вспоминал сормовский рабочий-большевик И. Чугурин, — прозвучал на речном просторе, как в тесной комнате, легко доходил до последнего человека, стоявшего дальше всех от оратора. Люди притихли и не сводили глаз с небольшой, но ладной, подобранной фигуры.

Говорил Свердлов. Речь задевала кровные интересы стоявших перед ним рабочих. Глубокая убежденность оратора передавалась слушателям, перед ними проходили знакомые картины рабочей нужды… Становился понятным и близким призыв объединяться с рабочими Питера, Москвы, призыв идти на борьбу под большевистским знаменем».

Затем митинг перенесли на сушу. Кроме Свердлова, выступал Владимирский. После этого рабочие прошли по главной улице Сормова. Их встретила конная полиция. Началась перестрелка, в которой принял участие Свердлов.

В июле 1905 года Яков Михайлович в Казани. Он бывал там и раньше. Вместе с Н. Н. Накоряковым, в М. Лихачевым, С. А. Лозовским, И. А. Саммером (делегатом III съезда РСДРП от Казани), В. В. Адоратским Свердлов разъяснял рабочим решения III съезда партии.

Большевики обратили особое внимание на укрепление связи местной партийной организации с массами. Казань была разбита на подрайоны, были созданы заводские комитеты. На крупнейшие заводы — Алафузовых, Крестовниковых, Свешниковых — были направлены опытные пропагандисты. Одним из первых среди них был Свердлов. В Казани он принял имя «Андрей».

6 мая 1905 года, в день рождения Николая II, в Казани появилась листовка. «Пробил твой час, — говорилось в ней в адрес царя, — последний час тебе и всем твоим! То страшный суд, то революция идет!» В составлении листовки принял участие Свердлов.

Гектограф не мог удовлетворить нараставший спрос рабочих, и Яков Михайлович организует типографию. В ней стала печататься газета «Рабочий» — орган Казанского комитета РСДРП. Первый номер ее вышел 3 июля 1905 года. Яков Михайлович редактировал газету и писал для нее.

Рабочие Казани шли за большевиками. 21 августа 1905 года митинг казанских рабочих принял резолюцию, & которой признавал «необходимость для уничтожения самодержавия организации вооруженного восстания».

«Андрея» видели в эти дни и среди казанских столяров, объявивших забастовку, и у солдат местного гарнизона; кроме редакции газеты «Рабочий», он сотрудничал в легальном «Волжском листке», где иногда печатались статьи местных социал-демократов.

О своей жизни в Казани Яков Михайлович писал в ту пору: «Вчера был реферат у фармацевтов. Здесь издается газета „Рабочий“… Издает ее комитет с.-д. партии. Много новостей, да сейчас нет времени, нужно исполнить массу комитетских поручений».

Подходила к концу насыщенная событиями, беспокойная юность Якова Свердлова. Позади остались родной Нижний Новгород, Ярославль, Кострома, Казань.

Каждый из этих городов был этапом в начале его революционной деятельности. После Сормова Яков Михайлович увереннее чувствовал себя в Костроме и Ярославле. В Казани, кроме занятий в рабочих кружках и участия в нелегальной газете, Свердлов работал среди солдат местного гарнизона. Он руководил одним из кружков, созданных специальной группой при Казанском комитете.

«…Иногда жаль Нижнего, — писал Свердлов 22 ноября 1904 года в письме из Костромы, — но все же я доволен, что уехал, ибо там я не мог расправить крылья, а я думаю, они у меня имеются; там учился работать, сюда же приехал уже ученый и имею широкое приложение всех своих сил».

В годы первой русской революции Яков Михайлович Свердлов становится одним из видных деятелей большевистской партии.

 

Глава II

Товарищ «Андрей»

Если города Поволжья — Нижний Новгород, Кострома, Ярославль, Казань — выпестовали Якова Михайловича Свердлова как профессионального революционера, то полный курс революционных наук прошел он на рабочем Урале, который стал его партийной родиной, по Меткому определению известного уральского большевика А. X Митрофанова.

Получив указание ЦК, Свердлов в сентябре 1905 года прибыл в Екатеринбург. Именно этот город по ходатайству трудящихся был переименован в 1924 году в Свердловск.

Посылая Якова Михайловича на Урал в качестве агента ЦК, партия оказывала 20-летнему юноше огромное Доверие. И время, в какое ехал Свердлов, и место, куда рн направлялся, были необычными.

Первая русская революция была на подъеме. В ходе стачечной борьбы в Иваново-Вознесенске еще в мае возник Совет уполномоченных, первый в мире городской Совет рабочих депутатов. Рабочие Лодзи три дня сопротивлялись царским карателям на баррикадах. Летом взвился красный флаг над броненосцем «Потемкин». Крестьянское движение охватило к осени больше половины всех уездов страны. Сентябрьская стачка московских рабочих открыла путь к всеобщей октябрьской политической стачке. Пытаясь остановить развитие революции, царизм подписал мир с Японией.

Решения III съезда партии были конкретны, они принимались в боевой обстановке — большевики организовывали массы на борьбу с царским самодержавием, готовились к вооруженному восстанию. Уральские рабочие шли в первых рядах всенародной борьбы против царизма.

Урал начала XX века был разделен на четыре губернии — Пермскую, Вятскую, Уфимскую и Оренбургскую. Треть населения Урала составляли башкиры, татары, удмурты, марийцы, коми. Как нигде, на Урале были сильны пережитки крепостничества, от которых особенно страдали трудящиеся. В ту пору Урал был центром горной промышленности России — здесь работала почти половина всех горнорабочих страны. Однако в отличие от промышленного Центра и Юга России концентрация производства, сосредоточение десятков тысяч рабочих на каком-либо одном предприятии не были типичны для Урала. Но и здесь встречались такие крупные заводы, как Мотовилихинский (до 10 тысяч рабочих).

Порядки XVIII века чувствовались на Урале еще и в начале XX столетия. Пережитки крепостничества вполне устраивали уральских заводчиков. Изучая статистические материалы при подготовке книги «Развитие капитализма в России», Ленин обратил внимание на засилье остатков крепостничества на Урале, «…невольно оглядываешься на обложку и справляешься с датой, — писал Владимир Ильич об одной из земских статистик, запечатлевшей „сведение о рабочей команде, находившейся в задолжении при цеховых работах Артинского завода“, — неужели это в самом деле девяносто четвертый, а не какой-нибудь сорок четвертый год?»

Особенности уральской горной промышленности заключались в том, что в основе «организации труда» на Урале издавна лежало крепостное право, как говорил Ленин. Оно было главной причиной застоя Урала, ибо «горнопромышленники были и помещиками и заводчиками, основывали свое господство не на капитале и конкуренции, а на монополии и на своем владельческом праве» .

Уральские мастеровые были разбросаны по заводам, далеко отстоявшим от железных дорог. Все это, конечно, накладывало особый отпечаток на положение уральского пролетариата, на характер его революционной борьбы и на партийную работу.

Промышленный кризис 1900–1904 годов заметно поразил горнопромышленный Урал. Было закрыто 12 металлургических заводов. На улицу было выброшено 40 тысяч рабочих. В феврале 1903 года вспыхнула стачка на Мотовилихе, но она закончилась неудачей. В марте того же года всю Россию потрясла кровавая расправа царских палачей, расстрелявших безоружных рабочих казенного военного завода в Златоусте («Златоустинская бойня»): было убито 69 и ранено около 250 человек. 197 рабочих были сосланы на каторгу.

Рабочий Урал был благодатной и в то же время чрезвычайно трудной почвой для революционной агитации и большевистской пропаганды. Благодатной потому, что нещадная эксплуатация, доводившая уральских пролетариев до отчаяния, вызывала сопротивление и поднимала их на самоотверженную борьбу с царизмом. Трудной, в свою очередь, потому что в силу разнородности состава рабочих, многие из которых были привязаны к земле, пропаганда социал-демократов не сразу находила среди них положительный отклик. Этим и объясняется возникновение Уральского союза социал-демократов и социалистов-революционеров, который так бичевала ленинская «Искра» (№ 38, 43). Именно это обстоятельство имел в виду Ленин, когда писал Г. М. Кржижановскому об атаке на Урал.

Но влияние ленинской правды на Урале все же росло.

В начале века там работали такие известные революционеры, как М. И. Ульянова, П. Г. Смидович, Р. С. Землячка. Увеличивался спрос на «Искру»: «Номера „Искры“ так зачитывались, что получались одни клочки». В январе 1903 года Уфимский рабочий комитет вышел из состава Уральского союза. В итоге в июне того же года этот пресловутый «союз» распался. На очередь встало организационное оформление уральских социал-демократов, разделявших взгляды старой, ленинской «Искры». Накануне созыва II съезда партии это было просто необходимо. В борьбе большевиков с меньшевиками после II съезда РСДРП Уфимский комитет стоял на ленинских позициях. Однако крупные аресты в сентябре 1904 года нанесли серьезный ущерб большевикам Урала, по существу, ликвидировали только что образовавшийся Уральский областной комитет РСДРП.

Такой застал обстановку на Урале Свердлов. Разрыв между революционностью уральского пролетариата, уже ковавшего оружие для вооруженных боев с царским самодержавием, и шаткой, колеблющейся позицией некоторых местных комитетов партии был налицо. Екатеринбургский комитет не занял правильной позиции и после III съезда РСДРП. Больше того, ознакомившись с решениями съезда, комитет счел слишком ничтожными «принципиальные разногласия по вопросам тактики», а меньшевиков лишь пожурил за их «организационные воззрения», не сделав в отношении их никаких выводов.

Посетив Урал от имени Бюро комитетов большинства в феврале 1905 года, Р. С. Землячка писала Крупской, что она «застала дела в ужасном виде. Комитет целиком провалился. Оказались группы по разным городам без комитета».

В связи с тем, что царская охранка вырвала из рядов уральских революционеров наиболее опытных агитаторов и пропагандистов, Пермский комитет РСДРП просил в ту пору «прислать опытного работника». Уралу остро был необходим организатор рабочих масс. Им стал Яков Михайлович Свердлов. За его плечами была хорошая школа политической борьбы в городах Поволжья.

Но вместе с тем задачи здесь были посложнее. Прежде всего надо было сплотить, организовать наличные партийные силы Урала. Вот где пригодились изумительная природная память Свердлова, его организаторский талант, умение с первой же встречи, с первого делового разговора узнать человека, его качества и использовать их для революционного дела. Яков Михайлович обошел все кружки, поговорил со всеми активными работниками, побывал у них дома. Кроме того, он съездил в Челябинск, Алапаевск, Сысерть.

И как всегда, новые люди, новые знакомства. Среди новых друзей Якова Михайловича были и закаленные в борьбе опытные революционеры, и молодые, начинающие подпольщики: Ф. Ф. Сыромолотов, Н. Н. Батурин (в то время агент ЦК), Н. Е. Вилонов, М. О. Авейде, С. М. Черепанов и др.

В Екатеринбурге Свердлов встретил единомышленников и друзей, здесь он познакомился с Клавдией Тимофеевной Новгородцевой — местной учительницей, молодой большевичкой. Совместная работа положила начало их дружбе, переросшей в большое и светлое чувство. Клавдия Тимофеевна стала женой Якова Михайловича.

Вот какой портрет Свердлова нарисовала впоследствии К. Т. Новгородцева в своих воспоминаниях:

«Внешний вид этого человека ничем на первый взгляд не привлекал внимания. Юноша был среднего роста, стройный, подтянутый. Густые, волнистые черные волосы упрямо выбивались из-под сдвинутой на затылок кепки. Сквозь стекла пенсне пристально и ласково смотрели живые темные глаза. Сухощавую фигуру ловко облегала простая черная косоворотка, на плечи был накинут пиджак, и от всей складной, подвижной фигуры так и веяло юношеским задором. Все на нем было поношено, но выглядело чисто и опрятно».

Революция ширилась и росла. Само время поднимало людей на самоотверженную борьбу. Революционный порыв закреплялся четкой организацией, вводился в строгие рамки революционной дисциплины, подчинялся интересам партийного дела. Яков Михайлович мастерски умел поставить каждого работника на такое место, где бы он дал больше всего пользы революции. В первые же дни пребывания в Екатеринбурге он проводит нелегальные сходки, собиравшие по 100–200 человек, у Каменных палаток, в Зеленой роще, в лесу за Макаровской фабрикой и других местах. Одновременно берется за организацию пропагандистской работы. На электростанции «Луч» Свердлов руководит кружком рабочих-пропагандистов.

Всеобщая октябрьская политическая стачка нанесла ощутимый, внушительный удар по самодержавию. Царизм вынужден был прибегнуть к политическому маневру — 17 октября 1905 года был обнародован манифест, в котором провозглашались демократические свободы, была обещана Государственная дума с законодательными функциями.

Большевики поставили задачу последовательно разоблачать фальшь и лживость царского манифеста, являвшегося уловкой правительства, и вместе с тем всесторонне и широко воспользоваться появившимися легальными условиями, созданными революцией. Впервые после своего возникновения партия получила возможность выступать легально, открыто. «Условия деятельности нашей партии коренным образом изменяются, — писал Ленин в ноябре 1905 года. — Захвачена свобода собраний, союзов, печати… безусловно необходимо использовать самым широким образом теперешний, сравнительно более широкий простор».

По всей России один за другим проходили многолюдные митинги. Собирались они и в Екатеринбурге. Большей частью руководил ими городской партийный комитет. Большевики тщательно готовились к каждому выступлению перед народом.

Душой митингов, отличным непременным их председателем и пламенным оратором был Свердлов. На этих собраниях осенью и зимой 1905 года стал он известен под именем товарища «Андрея» всему Уралу… Конечно, то обстоятельство, что Яков Михайлович был отличным оратором, оказывало огромное влияние на слушателей. Но главным было не то, как говорил Свердлов, а что он говорил. Бессмертное и волнующее слово ленинской правды нес Свердлов уральским рабочим.

С каждого митинга, каждого собрания, где выступал товарищ «Андрей», слушатели расходились, унося с собой новое, подлинно революционное истолкование событий. Перед рабочими явственно обнаруживалось существо «царских милостей», и они сами давали им меткую убийственную характеристику. Так, на митинге в Надеждинске один из рабочих заявил, что царский манифест — «это лишь обглоданная кость, брошенная народу царем-кровопийцей». Особое значение для воспитания кадров стойких и последовательных революционеров имело разоблачение большевиками политической физиономии меньшевиков, эсеров и анархистов. Авторитет их среди рабочих падал, влияние большевиков росло.

К. Т. Новгородцева-Свердлова рассказывает о знаменательном эпизоде, имевшем место в те дни:

«Как-то в конце ноября 1905 года эсерам удалось захватить Екатеринбургский городской театр. Они широко разрекламировали свой митинг. Рабочие пришли охотно, и помещение заполнилось до отказа. По сцене самодовольно расхаживал вырядившийся в красную шелковую косоворотку местный эсеровский „лидер“ и потирал руки, предвкушая успех. Как только водворилась тишина, он открыл собрание и предложил избрать председателем одного из самых „почтенных“ эсеров Екатеринбурга. Но не тут-то было!

— Долой! — гремел зал. — Товарища „Андрея“ председателем, „Андрея“, „Андрея“!

— Позвольте, — лепетал растерявшийся эсер, — это наш митинг. Мы, эсеры…

Голос его тонул в нарастающем гуле.

— Председателем „Андрея“! — неслось со всех сторон.

Свердлов появился на трибуне, и зал разразился аплодисментами. Яков Михайлович по-хозяйски, как ни в чем не бывало повел собрание, в конце которого единодушно была принята большевистская резолюция. Таких случаев было немало».

В донесениях охранки отмечено, что «товарищ „Андрей“, или „Михайлович“, после объявления всемилостивейшего манифеста 17 октября минувшего года руководил всеми происходившими в Екатеринбурге беспорядками и постоянно председательствовал и ораторствовал на всех происходивших там митингах революционного характера, и во время ликвидации скрылся оттуда».

В течение октября 1905 года на Урале произошло 24 забастовки. Местная газета «Уральская жизнь» писала, что социал-демократы работают, «безусловно, с очень большим успехом».

Сохранившиеся газетные отчеты о митингах, на которых выступал Яков Михайлович, дают некоторое представление о бурной и накаленной обстановке тех лет. Ни секунды не теряясь, оратор должен был умело парировать реплику недруга, подхватить удачное слово слушателя и все время развивать основную тему своей речи. Характерен в этом отношении митинг в Екатеринбурге 19 ноября 1905 года, председателем которого был Свердлов. Отвечая в начале своей речи на вопрос, к кому обращаться, когда взятых на войну рабочих после демобилизации не принимают обратно на работу, Яков Михайлович прямо указывал, что виновник подобных несчастий пролетариев царское правительство и что только новое, народное правительство удовлетворят требования рабочих.

Кто-то из публики бросает ему реплику:

«Социал-демократы рисуют нам яркую картину социализма. Не сулите нам журавля на небе, дайте нам ту синицу, которую мы можем получить, правительство кое-что дало нам, и хорошо, давайте его поддержим».

«Товарищи, это неправда! — мгновенно раздается могучий голос Свердлова. — А кто с вами был под штыками солдат? Кто с вами был в лесах? Кто с вами работал в подполье? Кто с вами был на фабриках? Кто с вами был в тюрьмах? И разве мы не дали вам в руки ту синицу, о которой говорят здесь? Эта синица уже в ваших руках. Мы даем 8-часовой рабочий день, в Петербурге рабочие уже пользуются им, мы увеличили на 10 процентов вашу заработную плату, мы даем улучшение санитарного состояния фабрик. Какой же это журавль? Это и есть синица. (Аплодисменты и крики „Браво!“.) Нам говорят, что надо поддерживать правительство. Ну хорошо, мы согласны его поддерживать, но прежде спросим себя: что это за правительство? Правительство Витте, правительство Дурново, правительство уволенного Трепова. Нет, товарищи! Не поддерживать такое правительство нужно, а бороться против него».

Бурными рукоплесканиями ответил Свердлову зал.

Проводя в жизнь директивы III съезда партии, ленинские указания, Свердлов разъяснял уральским рабочим на митинге 19 ноября 1905 года, что демократическая республика «лишь этап на пути осуществления конечных целей социал-демократии — замены капиталистических производственных отношений социалистическими. Новый, социалистический строй должен будет заменить частную собственность на средства производства общественной, он уничтожит деление общества на классы и тем освободит все угнетенное человечество, так как положит конец всем видам эксплуатации одной части общества другою».

«Массовые митинги, — отмечала К. Т. Новгородцева, — сделали имя „Андрея“ известным далеко за пределами Екатеринбурга. Это имя было тесно связано с партией. Есть такие заводы на Урале, где и сегодня вы можете услышать подробности о приезде „Андрея“ на завод, о его выступлениях, хотя Яков Михайлович на этом заводе не был, не выступал».

Революционная инициатива народных масс, столь ярко проявившаяся в годы первой русской революции, нашла особенно четкое выражение в создании Советов рабочих депутатов. Советы стали высшим достижением революционного народного творчества. Они создавались, подчеркивал Ленин, исключительно революционными слоями населения, создавались вне всяких законов и норм всецело революционным путем. Это было проявление самодеятельности народа, избавлявшегося от старых полицейских пут.

Родились Советы рабочих депутатов в огне всероссийской октябрьской забастовки. Пролетариат России послал в Советы самых испытанных в борьбе, тех, кто пользовался безграничным доверием трудящихся. Такие органы народной инициативы и действовали как революционная власть.

Практика революции, ее развитие, ход событий поставили перед большевистской партией неотложную необходимость определить свое отношение к Советам, дать им оценку, выработать правильные взаимоотношения партии и Советов. Не обошлось здесь без ошибок.

Лучше всего это видно на примере брошюры Б. Радина «Первый Совет рабочих депутатов», выпущенной в Петербурге в 1906 году. Принадлежит эта брошюра перу Б. М. Кнунянца, который первый вслед за Лениным стал разрабатывать историю Советов.

Автор этой брошюры, Б. М. Кнунянц, был не только летописцем Советов, но и активным участником описанных им исторических событий. Профессиональный революционер-искровец, убежденный сторонник ленинского большинства на II съезде РСДРП, агент ЦК после III съезда партии, депутат Петербургского Совета рабочих депутатов в 1905 году — таков был путь Б. М. Кнунянца к моменту написания им книги о Совете. Не удивительно, что Ленин обратил внимание на работы Б. М. Кнунянца. Однако на подступах к теме Б. М. Кнунянц допустил ошибку, которая была подвергнута критике Владимиром Ильичем.

В большевистской газете «Новая жизнь» была напечатана статья Б. М. Кнунянца «Совет рабочих депутатов или партия?». Уже сам заголовок говорит о неправильной постановке вопроса автором. «Мне сдается, — писал Ленин, — что тов. Радин неправ, ставя в № 5 „Новой Жизни“… вопрос: Совет рабочих депутатов или партия? Мне сдается, что нельзя так ставить вопроса, что решение безусловно должно быть: и Совет рабочих депутатов и партия».

Впоследствии Б. М. Кнунянц исправил ошибку. В работе «Первый Совет рабочих депутатов» он опирался на ленинскую оценку деятельности Петербургского Совета. В этой книге убедительно показано, что большевистская партия была единственной политической партией, поддержавшей историческое творчество революционного пролетариата России — Советы. Автор развенчал меньшевистскую оценку Советов, сводившую эти зародыши органов революционной власти к стихийно возникшим, беспартийным организациям. Ленин с карандашом в руках прочитал книгу «Первый Совет рабочих депутатов», сделал много пометок.

Ленин рассматривал Советы как зачаток новой революционной власти, как предпочтительную форму временного революционного правительства. «Ведь Советы рабочих депутатов и т. п., — писал Владимир Ильич в июле 1906 года, — были на деле зачатками временного правительства; власть неизбежно досталась бы им в случае победы восстания».

Мастер революционной практики Свердлов высоко оценил Советы — этот орган народной диктатуры. Екатеринбургский комитет партии всячески содействовал возникновению и деятельности первых уральских рабочих Советов. Был создан Екатеринбургский Совет.

Выступая 16 ноября 1905 года на очередном митинге, Свердлов призвал рабочих Екатеринбурга: «Все рабочие должны немедленно выбрать в Совет депутатов своих выборных. До сего времени в Совет входили депутаты только от нескольких фабрик. Необходимо, чтобы в Совете были депутаты от всех фабрик и заводов».

Когда в середине ноября вспыхнула стачка рабочих Ятесовского, Коробейниковского и Береновского заводов, Екатеринбургский комитет РСДРП выпустил воззвание к бастующим. Автором его был Свердлов.

«Сильное, но трудное для рабочих средство борьбы против угнетателей — стачка, — говорилось в воззвании, — только тогда приносит удачу рабочим, когда она организованна. Организуйтесь, товарищи, следуйте примеру петербургских борцов за пролетарское дело и смело ударьте на вашего вековечного врага. В единении — ваша сила. Составьте, товарищи, Совет рабочих депутатов и поручите ему руководить вашей борьбой за улучшение вашего положения. Избирайте от каждых 50—100 человек по одному депутату, и пусть они наметят план борьбы, ознакомят с ним всех рабочих Екатеринбурга, соберут необходимые средства как для настоящих, так и для будущих стачек и приведут нас к 8-часовому рабочему дню. И тогда-то будет пробита брешь к светлому будущему — к социализму, к которому зовет и ведет вас Российская социал-демократическая рабочая партия».

Дань невольного уважения отдавали Свердлову даже его политические противники. Весьма любопытна и примечательна характеристика Якова Михайловича, данная Л. А. Кролем, бывшим лидером екатеринбургских кадетов и членом их центрального комитета: «Знакомство мое со Свердловым было давнее, но тогда, когда я с ним познакомился, я его фамилии не знал. Он был в то время товарищем „Андреем“. Это было в 1905 году. Встретился я с ним впервые в Екатеринбурге на митинге как с политическим противником. Товарищ „Андрей“ гремел, и гремел во всех смыслах. Это был не только блестящий оратор, обладающий изумительным голосом: громовым, потрясающим весь зал и одновременно с особенно мягким, приятным тембром. Этот необыкновенно характерный чарующий голос играл немалую роль в карьере товарища „Андрея“. Он зачаровывал им аудиторию, он становился трибуном, за которым толпа могла двинуться не в силу логики его речи, а в силу того, что призыв был сделан его голосом…

За время своей политической работы я не встречал противника, с которым труднее было бы бороться, чем с товарищем „Андреем“. И эта трудность заключалась в том, что всякая логика разбивалась о массу чувства, темперамент и… голос противника.

Митинги в ту эпоху шли изо дня в день. Борьба между товарищем „Андреем“ и мной стала как бы известного рода спортом для нас обоих. Мы стали своеобразными спутниками. Вполне естественно, что, заинтересовавшись друг другом, познакомились. Долго я не мог от него добиться, как его зовут. Я убедил его, что мне очень неудобно обращаться к нему товарищ „Андрей“, когда ни он мне, ни я ему не „товарищи“. В конце концов он мне сказал, что зовут его Яков Михайлович; что касается его фамилии, то это, полагает он, уже должно мне быть совершенно безразлично. Только значительно позднее, уже после его отъезда из Екатеринбурга, я узнал, что его фамилия — Свердлов.

Подкупала в нем искренность и убежденность, граничащая, сказал бы я, с детской верой, что большевики создадут рай на земле. Это действовало в его пользу на самых горячих его политических противников, и это сказалось, когда с наступлением реакции полиция принялась энергично разыскивать Свердлова. Свердлов словно сквозь землю провалился. Его однопартийцы знали, что он не уехал, между тем никто не мог его найти. Уже много позднее я узнал, что он скрывается в доме присяжного поверенного Б-ва весьма влиятельного в городе, жившего широко и открыто, дом которого всегда полон гостей. Никому не могло прийти в голову, что в отдаленной комнате, в квартире более чем благонамеренного старика Б-ва, к которому каждый вновь назначенный губернатор считал обязанным явиться с визитом, около 2–3 недель скрывался усиленно разыскиваемый властями Свердлов. Ничто, конечно, не связывало Б-ва со Свердловым. Тут сказывалась симпатия, которую Свердлов ему внушал».

Еще осенью 1905 года ЦК РСДРП принял решение ускорить созыв партийного съезда, намечавшегося на май 1906 года. Но развитие событий опрокинуло и эти планы. Делегаты на съезд собрались в начале декабря 1905 года в Петербурге. По предложению ЦК было решено провести вместо съезда большевистскую конференцию. Местом был избран Таммерфорс. Съехался 41 делегат. Не было никого из Москвы, арестовали посланца Баку, опоздали делегаты Самары и Костромы. Опоздал и Свердлов — представитель уральских большевиков — его задержала всеобщая железнодорожная забастовка.

Конференция заслушала два ленинских доклада — о текущем моменте и по аграрному вопросу. Работа Таммерфорсской конференции протекала в самый разгар революции… «Каждый товарищ был охвачен величайшим энтузиазмом, все готовы к бою», — писала впоследствии Крупская.

Встретивший Свердлова Ем. Ярославский вспоминал, что Яков Михайлович «поразил необычайным оптимизмом, какой-то бьющей наружу, не знающей преград энергией».

Не пришлось Якову Михайловичу встретиться с Владимиром Ильичем, поговорить с ним… Свердлов поспешил обратно, на ставший родным Урал. В Москве он выступил на многотысячном рабочем митинге в саду «Аквариум». Но пламя восстания на Пресне в те дни уже догорало…

На Урал Яков Михайлович спешил не зря — восстала рабочая Мотовилиха. 12 декабря в адрес министерства внутренних дел из Перми полетела тревожная телеграмма: «В Мотовилихе рабочие, руководимые революционерами, поддерживая железнодорожную забастовку, прекратили работы, захватили в свои руки завод, коим самовольно распоряжаются. Население призывается к вооруженному восстанию; ходят группы заводских парней, вооруженных ружьями. Полицейская власть бессильна…»

Губернское начальство было серьезно обеспокоено: речь шла об известных на всю Россию казенных пушечных заводах. Двое суток дружинники Мотовилихи держали оборону, но против казаков и солдат устоять не смогли. Восстание было подавлено. Партийная организация Мотовилихи была разгромлена.

Царизм перешел в наступление. Сразу почувствовал это рабочий Урал. Надо было перестраивать работу партийных организаций, бережно сохранить и законспирировать нелегальный аппарат.

По дороге домой Свердлов много размышлял о предстоящей работе. И, вернувшись в Екатеринбург, он сразу приступил к осуществлению своих замыслов.

Нужно было сберечь самое главное — партийные кадры. Екатеринбургских активистов разослали по разным городам Урала, а партийные работники этих городов, в свою очередь, пополнили Екатеринбургский комитет. Это спутало карты охранки. Одновременно была свернута типография.

Разозленные неудачными поисками типографии и ничего не давшим захватом дома, где жили и работали члены комитета, жандармы бросили все силы на поимку Свердлова.

В этих условиях Екатеринбургский комитет принял единственно правильное решение: товарищу «Андрею» переехать на работу в Пермь — административный центр Урала. Вместе с Яковом Михайловичем выехала и товарищ «Ольга» — К. Т. Новгородцева.

На другой день после приезда в Пермь вместе с единственным оставшимся на свободе членом Пермского комитета Михаилом Туркиным Свердлов побывал в Мотовилихе. Там его ждала радостная встреча со старыми сормовичами. То были И. Чугурин, Г. Котов, И. Савинов, находившиеся на нелегальном положении после подавления восстания в Сормове. Все они стали активными помощниками Якова Михайловича. С каждым из уцелевших от арестов товарищей Свердлов говорил подолгу, обсуждал планы работы, особенно подчеркивая необходимость укреплять конспиративное партийное ядро, держаться сугубо осторожно и вместе с тем ни на один час не прекращать революционной борьбы.

Туркин помог Свердлову связаться с теми из большевиков Мотовилихи, которые избежали ареста. Одним из них был Петр Матвеевич Обросов. На его квартире проходили нелегальные собрания. Яков Михайлович предложил разделить пермскую организацию на пять районов — Городской, Мотовилихинский, Заимский, Железнодорожный и Балашихинский. Это деление сохранилось и в первые годы Советской власти.

Затем надо было наладить работу пропагандистских кружков. Их возглавили М. Туркин, П. Обросов, В. Фролов, В. Сивилев. У Якова Михайловича в кружке занимался пермский партийный актив.

Наконец у Пермского комитета РСДРП появилась своя типография. Ее Свердлов поручил организовать А. Е. Минкину, приехавшему вместе с ним из Екатеринбурга. В марте 1906 года типография выпустила первую листовку «Ко всем ремесленникам города Перми», тираж ее составлял тысячу экземпляров. Всего с марта по май было отпечатано более пятидесяти двух тысяч экземпляров листовок, в том числе ленинская листовка «Три конституции или три порядка государственного устройства» — тиражом в две тысячи экземпляров.

Яков Михайлович настойчиво внушал своим товарищам, что бдительность и организованность — залог успешной революционной работы.

Старый большевик П. Г. Баталов писал в своих воспоминаниях: «Наша партийная организация насчитывала 200 человек. Мы собирались в лесу. Но чтобы попасть к нам на собрание, нужно было пройти несколько рабочих пикетов. Такой конспирации научил нас руководивший уральскими большевиками и часто навещавший нас Яков Михайлович Свердлов».

Еще в Екатеринбурге Свердлов выступил с докладом о московском вооруженном восстании. В Перми он повторил его. «Это был доклад о поражении московского восстания, — писала в своих воспоминаниях К. И. Кирсанова, член мотовилихинской боевой дружины, — но в каждом слове „Михапыча“ звучал призыв к борьбе, призыв к сплочению боевых сил пролетариата, призыв к будущим боям».

По инициативе Свердлова весной 1906 года была создана военная организация Пермского комитета РСДРП.

Ее возглавил Яков Фейгин, профессиональный революционер, приехавший из Нижнего Новгорода. К. И. Кирсанова, тогда совсем юная девушка, завязывает знакомства с солдатами, ведет агитацию, находит помощников, распространяет листовки.

Вот как это делалось. Знакомилась с солдатами Клава Кирсанова во время свиданий с заключенными в пермской тюрьме. Как только удавалось уловить сочувствие к узникам со стороны постового, ему назначалось свидание либо на бульваре, либо на окраине города. Солдат с девушкой ни у кого не вызывал подозрения. Дело молодое, пусть гуляют…

Большинство солдат пермского гарнизона было родом из Казани, Витебска, Екатеринослава. Если разговор о том, что рабочих Мотовилихи посылают служить в солдатах на Кавказ или в Белоруссию, а уроженцев этих краев — на Урал, встречал понимание, то беседа Кирсановой с ее «подопечными» шла дальше — о самой сущности самодержавия. Постепенно беседы расширялись, солдата снабжали политической литературой, приглашали на рабочие массовки и собрания. К середине 1907 — началу 1908 года эта агитация получила такой размах, что количество организованных солдат превышало 200 человек.

Уже в тюрьме Кирсанова отчиталась перед Свердловым. Юной революционерке попало за своеволие — работу среди солдат она начала на свой страх и риск, без ведома Пермского комитета РСДРП. Но «мое желание работать в армии, — пишет Кирсанова, — и вся проделанная работа были явно встречены сочувствием…».

«Лишь с появлением здесь в январе прошлого года приехавших из Екатеринбурга товарищей „Андрея“, „Михайловича“, и „Ольги“ — домашней учительницы Клавдии Новгородце вой, — констатировала в 1907 году охранка, — местная организация приняла вполне определенный тип, явились связи и произошло разделение и распределение функций…»

Якову Михайловичу Свердлову удалось добиться созыва Уральской областной партийной конференции в феврале 1906 года в Екатеринбурге. Созыв такой конференции назрел давно. Екатеринбург, Пермь, Уфа, Нижний Тагил, Вятка, Тюмень, организации РСДРП других городов Урала накопили большой опыт революционной борьбы. Отчеты с мест на конференции (было представлено 15 комитетов) ясно говорили об этом. Надо было обобщить и проанализировать этот опыт и дать хорошую зарядку на будущее всем местным партийным организациям. Яков Михайлович руководил всей работой конференции, секретарем ее была М. О. Авейде, «наша Оскаровна», как звали уральские рабочие эту бесстрашную революционерку.

Конференция обсудила насущные общепартийные вопросы и вопросы, связанные с деятельностью большевиков Урала: отношение к Государственной думе, вооруженное восстание, положение дел в партии и IV съезд РСДРП, условия жизни крестьянства и горнозаводского населения. Принятые конференцией большевистские резолюции направили всю дальнейшую революционную работу на Урале по ленинскому пути.

Конференция приняла решение о создании общеуральской боевой дружины. При участии Свердлова был организован штаб уральских боевых дружин. Член Уфимского комитета И. С. Кадомцев возглавил боевые организации Урала. Рабочие Урала на деле выполняли ленинское указание браться за оружие еще смелее, невзирая на поражение декабрьского вооруженного восстания.

Конференция завершила объединение уральских большевистских организаций в областную организацию. Во главе областного комитета РСДРП, избранного на конференции, стал Свердлов. После этого Яков Михайлович побывал в Алапаевске, Кушве, Туре, Нижнем Тагиле, Лысьве. Выступая на нелегальных рабочих собраниях, он рассказывал о событиях в стране и о задачах партии в связи с новыми условиями, вызванными временным поражением революции.

Характерен следующий эпизод. Осенью 1905 года, когда черносотенцы перешли в контрнаступление на революционеров, им удалось разогнать рабочий митинг на Верх-Исетском заводе, на котором выступал Свердлов. В тот же вечер Яков Михайлович собрал Екатеринбургский комитет вместе с активом.

«— Ты что же, Ванюша, — говорил Свердлов Ивану Бушену, — революцию в белых перчатках хочешь делать? Без крови, без выстрелов, без поражений? Тогда, голубчик, ступай к либералам, с рабочими тебе не по пути!»

Это замечание было вызвано тем, что Бушен закатил в начале собрания истерику по поводу того, что он, отстреливаясь, ранил одного черносотенца.

Казалось бы, эпизод, не более. А как далеко глядел Свердлов: Вушен впоследствии отошел от большевиков и даже переметнулся к кадетам.

В самом разгаре деятельности Свердлова — 11 июня 1906 года — он был арестован. Некто Вотинов, заведующий оружейным складом пермской боевой дружины, оказался провокатором. Он выдал Свердлова вместе с Новгородцевой.

Это был седьмой арест Свердлова. На этот раз его ждали почти три с половиной года тюрьмы.

Работа Свердлова на Урале дала свои плоды. Вот как об этом писал старый большевик Б. И. Иванов:

«Жил Свердлов на Урале на 10–12 рублей в месяц. Когда он отдыхал, никто сказать не мог. Небольшого роста, щупленький, со смолистой шапкой густых черных волос на голове, в простых сапогах шагает „Михалыч“ с собрания на собрание и везде, где он ни появляется, своим зычным, не по росту, голосом вливает во всех бодрость и уверенность.

Благодаря его железной энергии и организаторским способностям ему удалось объединить вокруг Уральского бюро крупнейшие партийные организации Перми, Екатеринбурга, Уфы».

Опыт уральских большевиков, завоеванный в годы первой русской революции, стал достоянием всей партии. Первая конференция военных и боевых организаций РСДРП в ноябре 1906 года использовала устав пермской боевой организации.

Но не одни организаторские способности Свердлова раскрылись на Урале — все грани его замечательного, жизнерадостного характера засверкали в общении с рабочими, с товарищами по борьбе. Вот что писала К. Т. Новгородцева:

«Яков Михайлович был человеком редкого личного обаяния.

В бытность на Урале Якову Михайловичу нередко приходилось ночевать где придется, бывать на десятках квартир, у десятков товарищей. Он часто бывал у рабочих, в их семьях и вскоре стал любимцем не только уральских большевиков, но и желанным гостем в каждой рабочей семье. Если ждали его прихода, хозяйка до блеска чистила самовар, убирала и мыла квартиру, доставала все лучшее из своих скудных запасов. Сам Яков Михайлович, придя в рабочую семью, всегда находил ласковое слово для хозяйки, забавную шутку для ребят, помогал ставить самовар, затопить печь, качал люльку. Яков Михайлович покорял людей своей страстностью и искренностью убеждений, был чуток и внимателен к товарищам, уважал чужое мнение. Он всегда был прям и правдив, никогда не хитрил и не обманывал, не занимался интригами и политиканством. Никогда и никому ничего не обещал он зря, а уж если обещал, то свои обещания выполнял непременно.

Если „Андрей“ говорил, что он будет на том или ином митинге или собрании, на занятии того или иного кружка, то все знали, что он действительно будет. Если „Андрей“ обещал кому-нибудь материальную помощь, то каждый знал, что как бы трудно ни было, но помощь будет оказана. Если „Андрей“ обещал позаботиться о близких товарища, идущего на выполнение серьезного и опасного задания, то товарищ был уверен, что семья его не будет забыта».

Меньше года пробыл Свердлов на Урале, а сколько успел сделать молодой посланец ЦК! Уже в этот период жизни и деятельности Свердлова проявились его характерные черты вожака масс, организатора, выдающегося пролетарского революционера. В огне революции 1905–1907 годов выковывалось его мастерство партийного, народного руководителя. Кипучая, боевая обстановка революционных дней, конспиративная организаторская работа, пламенные речи на митингах и собраниях — все это закаляло профессионального революционера ленинской школы.

Непобежденным шел Свердлов в царскую тюрьму.

 

Глава III

Профессия? Революционер!

Не правда ли, обычный, законный вопрос и странный, неожиданный ответ. А ведь каких-нибудь 60–70 лет тому назад этот ответ не вызывал удивления у товарищей по партии, у жандармов в царских застенках. Когортой профессиональных революционеров — вот чем было ядро большевистской партии до Октября 1917 года.

Вступление в эту когорту требовало полного самоотречения. Дом и семья, привычная среда, родные места, любимые занятия — все это оставалось за чертой, которую сознательно переступал человек, связавший свою судьбу с революцией. Чуткий Тургенев отразил это явление в стихотворении в прозе «Порог». «Холод, голод, ненависть, насмешка, презрение, обида, тюрьма, болезнь и самая смерть…, отчуждение полное, одиночество» — вот что ждало человека, который решился на борьбу с социальным злом. Мало того — удары не только от врагов, но и от родных, от друзей, безымянная жертва, гибель в молодости. И когда тургеневская девушка, олицетворявшая людей революции, перешагнула порог, раздались два голоса:

Якову Свердлову было 19 лет, когда он сделал такой шаг — уехал из родного Нижнего Новгорода по заданию партии, перешел на нелегальное положение. Всего полтора десятилетия продолжалось его неистовое служение делу социалистической революции. За это время Яков Михайлович прошел славный путь многих выдающихся ленинцев от рядового партийного организатора до высокого государственного деятеля после победы Октября.

В ту же пору начинали Михаил Фрунзе, Сергей Киров, Валериан Куйбышев. Им, молодым революционерам, довелось выступать в партийных рядах бок о бок с такими представителями старшею поколения ленинцев, как Леонид Красин, Феликс Дзержинский, Михаил Калинин, Ян Рудзутак, Григорий Петровский, Иосиф Дубровинский, и другими.

В большевистском подполье перед Октябрем 1917 года выковывались замечательные партийные кадры. Этому поколению коммунистов суждено было под руководством Ленина добиться победы социалистической революции в России и стать первыми строителями Советского государства. Одним из видных представителей этого легендарного поколения большевиков был Свердлов. «…Именно та беззаветная преданность революционному делу, которая знаменовала жизнь обошедших многие тюрьмы и самые отдаленные сибирские ссылки людей, именно она создавала таких вождей, цвет нашего пролетариата. А если она сочеталась со свойством, с умением разбираться в людях, налаживать организационную работу, то только она и выковывала крупных организаторов. Через нелегальные кружки, через революционную подпольную работу, через нелегальную партию, которую никто не воплощал и не выражал так цельно, как Я. М. Свердлов, — только через эту практическую школу, только таким путем мог он прийти к посту первого человека в первой социалистической Советской республике, к посту первого из организаторов широких пролетарских масс», — так охарактеризовал Якова Михайловича Ленин.

Работа Свердлова на Урале сделала его имя известным большевистской партии. Мы не знаем, когда впервые услышал Ленин о Свердлове. Как свидетельствует Клавдия Тимофеевна, во время ее разговора с Крупской перед началом работы IV съезда партии выяснилось, что «и Надежда Константиновна и Владимир Ильич знали о том влиянии, которым пользовался Яков Михайлович на Урале, с интересом следили за его работой, расспрашивали о нем товарищей, встречавших Якова Михайловича в Поволжье и на Урале». Владимиру Ильичу в 1909 году рассказывали об уральском товарище «Андрее» как о работнике цекистского масштаба. В ответ на это Ленин говорил, что ему во что бы то ни стало надо повидать товарища «Андрея».

Осенью 1906 года Свердлов послал из тюрьмы первую весточку («давно уж не знаем о происходящих на воле событиях») Пермскому комитету РСДРП. События между тем развивались драматически.

В июле 1906 года была распущена 1 Государственная Дума. Подавлены революционные выступления солдат и матросов на Балтийском флоте. Но еще полыхал красный петух над дворянскими поместьями. Российский пролетариат вел арьергардные бои, не отказываясь в то же время от легальных средств борьбы.

30 апреля — 19 мая 1907 года в Лондоне состоялся V съезд РСДРП. Делегаты представляли 147 тысяч членов партии. Большинство делегатов важнейших промышленных центров — Петербурга, Москвы, Урала, Иваново-Вознесенска — были большевиками. Делегатом Уральской партийной организации был Ленин.

Съезд принял большевистские резолюции по всем основным вопросам, определил политику партии на длительный период времени. Ленинцы получили в ЦК большинство, но, учитывая, что в составе ЦК находились меньшевики и колеблющиеся элементы, большевики создали свой Большевистский Центр.

3 июня 1907 года царизм разогнал II Государственную думу. Это было началом ничем не прикрытой черносотенной реакции, свирепого подавления революции, бешеного наступления царского самодержавия на рабочий класс России. Мрачное столыпинское «умиротворение», названное так по имени новоявленного «спасителя» России, царского премьер-министра, бывшего саратовского губернаторе, черной тенью легло на Россию. Как никогда, прочной казалась помещичье-буржуазная опора престола Николая II. Но это была видимая прочность. Союз дворян и капиталистов раздирали внутренние противоречия. Столыпин лавировал, укрепляя трон, давая выход новым, буржуазным силам страны.

Прежде всего реакция обрушилась на российский пролетариат. В царских застенках томились большевики. На заводах и фабриках рабочие помнили 1905 год. Пролетариат России и его большевистская партия были полны несокрушимой веры в победу революции. Эту веру не могли сломить ни пытки, ни тюрьмы, ни каторга, ни ссылка. И в годы свирепой полицейской реакции Ленин и его соратники продолжали готовить партию и пролетариат России к новым, победоносным боям.

Тяжелые испытания только закаляли настоящих большевиков. Свердлов говорил, что тот, кто сохранился в годы реакции, тот сохранился для революции навсегда. Именно такими были выдающиеся большевики.

Это были удивительные люди. Они знали, как говорил Николай Бауман, что если активно работать, то можно рассчитывать на два-три «чистых» месяца, когда еще нет слежки. Потом, когда шпики нащупают след, месяц-другой длится игра с ними в кошки-мышки, ну, а затем, конечно, провал, если не уехать за границу.

Профессиональные революционеры вели счет не по годам, месяцам, дням, а по часам. Каждый час — революции! Не удивительно, что, став наркомами, командармами, секретарями губкомов партии, они работали за двоих, за троих. Они умели ценить время и использовать его.

Однако кончались «чистые месяцы». Тюрьма. Одиночная камера. Каменный мешок для удушения воли, разума, энергии. Тюремные стены не пугали истинных революционеров. Все их внимание, все силы переключались на душевную и физическую тренировку, на создание строгой и дисциплинированной организации, на связь с волей, с товарищами, на самообразование. Они учились в тюрьмах, прошли тюремные, ссыльные университеты. В ожидании смертного приговора Фрунзе изучал английский язык. Ленгник занимался в ссылке философией, вел оживленную переписку с Лениным о кантианстве, о гегельянстве. В Варшавской цитадели пополнял свои знания Дзержинский. И Свердлов не терял время в тюрьме попусту, не падал духом, много читал, не переставал действовать как большевик-организатор.

Новгородцева-Свердлова пишет в своих воспоминаниях, что Свердлов наладил политическую учебу в пермской и екатеринбургской тюрьмах. Здесь были и беседы, и диспуты с меньшевиками, и обсуждение насущных вопросов партийной жизни: решений V съезда РСДРП, отношения к III Государственной думе.

Уральские рабочие-большевики вспоминают, как много дал им Свердлов в тюрьме. Старый коммунист П. М. Быков вспоминал впоследствии, что Яков Михайлович и в тюрьме был тем профессионалом-революционером, пропагандистом-болыневиком, каким он был на воле: читал лекции, проводил беседы, устраивал диспуты с эсерами.

Сохранилась редкая фотография: на полу, поджав ноги, сидят люди, в центре — Свердлов. Это обитатели камеры № 7 пермской тюрьмы, в которой находился Яков Михайлович летом 1906 года, ожидая царского суда.

Фотография не только редкая, но и необычайная по происхождению. Делал ее не тюремный фотограф, тот знал только крупный план — анфас и профиль. А тут — живописная группа!

Уральские журналисты разыскали в Свердловске члена партии с 1905 года Василия Павловича Щербакова. Он находился в пермской тюрьме в одно время со Свердловым.

— Да, такой он и был тогда, — вспоминал В. П. Щербаков, разглядывая фотографию, — совсем молодой, чуть больше двадцати лет. А любой, кто хоть раз встречался с ним, ощущал его неуемную энергию, жажду деятельности, острый, блестящий ум и знания эрудита. В тюрьме его стараниями был создан настоящий партийный университет.

Щербакова спросили, не помнит ли он, чтобы кто-то фотографировал в тюрьме. Он ответил:

— Был, правда, у нас один художник — так он все зарисовки делал. Это студент Вологдин.

Монтер пермской электросети, студент Валентин Вологдин, уже побывавший к тому времени в тюрьме за участие в революционной демонстрации, познакомился со Свердловым в камере № 7. На воле Вологдин оставил невесту — Марию Теплоухову. Она приходила на свидания, приносила передачи, а однажды явилась в подвенечном уборе в тюремную церковь — там состоялась и свадьба Вологдина с Теплоуховой.

Как-то Мария Федоровна передала жениху большую фунтовую лачку чая. Получив ее, Вологдин ахнул — в посылке были запрятаны фотографическая камера «Кодак» и несколько пластинок к ней. Так удалось сделать редчайший снимок — фотографию царских узников.

В Горьком, в доме-музее Якова Михайловича Свердлова, хранится дар вдовы известного советского ученого, члена-корреспондента Академии наук СССР Валентина Петровича Вологдина — рисунки, фотографии, негативы. На одном из негативов и запечатлен Яков Свердлов с товарищами по камере № 7.

Свердлова перевели из пермской тюрьмы в екатеринбургскую. Как-то, придя в камеру, в которой сидело много арестованных массовиков — рабочих и крестьян (то есть таких, кто впервые попал в тюрьму за участие в массовой демонстрации), он спросил, нет ли среди них желающих побеседовать на политические темы. «Народ зашумел, обрадовался, охотников нашлось много. Камера была самая большая, и в ней сидело постоянно 25–30 человек, — свидетельствует А. И. Парамонов. — …На другой же день Свердлов, одетый в простую черную косоворотку, звонким, сильным и четким голосом начал беседу. С первых его слов в камере установилась абсолютная тишина. Два-три человека отложили в сторону книги. Внимательные глаза слушателей вперились в небольшую, сухощавую фигуру оратора, а он, поблескивая стеклышками пенсне, уверенно и убедительно излагал „Коммунистический манифест“. И когда он, подняв вверх на уровне головы правую руку с вытянутым указательным пальцем, закончил восклицанием: „Пролетарии всех стран, соединяйтесь!“, — раздались общие дружные, как в театре, аплодисменты. Я вспомнил, как он так же заканчивал свои речи в городском театре в 1905 году».

А. И. Парамонов записывал лекции Свердлова, он хранил эту тетрадь, а в 1910–1911 годах пользовался ею, занимаясь с рабочими Каслинского завода. «Свердлов не был бы Свердловым, — заключает свои воспоминания А. И. Парамонов, — если бы и в тюрьме не вел пропагандистской работы».

Свердлов находил время в тюрьме читать, конспектировать, изучать получаемую с воли литературу, отвоевывая на это право у тюремной администрации.

Сохранились списки книг, которые запрашивал Свердлов, его конспекты и записи. Широта кругозора 24-летнего революционера-практика поражает, огромный интерес Якова Михайловича к теоретическим проблемам внушает уважение.

Всегда под рукой у Якова Михайловича был первый том «Капитала» К. Маркса, по недоразумению разрешенный царской цензурой к изданию еще в 1872 году. В какую бы тюрьму или ссылку ни бросало Свердлова царское самодержавие, эта книга всегда была с ним, с нею он не расставался ни при каких условиях. А сборнику работ Ленина «За 12 лет», изданному в Петербурге в 1908 году, Яков Михайлович посвятил не одну страницу своих подробных конспектов, выписывая отдельные места из ленинских трудов, которые он все перечислил.

Свердлов читает много экономической, политической и философской литературы. Работы русских авторов: Г. В. Плеханова, Н. А. Рожкова, М. И. Туган-Барановского числятся в списках книг, изучавшихся Свердловым наряду с К. Каутским, Ф. Мерингом, С. и Б. Веббами.

В период реакции появились различные книги, клеветавшие на революцию, искажавшие марксизм. Чтобы умело давать отпор антимарксистским взглядам, надо было изучать писания идейных врагов и противников. Вот почему мы встречаем в екатеринбургской тюремной тетрадке Свердлова имена Э. Маха, А. Богданова, Ф. Сологуба и др. Большим событием для Свердлова было получение его соседом по камере — старым большевиком И. А. Теодоровичем лично от Ленина работы «Материализм и эмпириокритицизм». Яков Михайлович тотчас же принялся за ее изучение.

Книга Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» учила партию: нельзя быть беззаботным по отношению к идеологическим вопросам, нужно быть на высоте развития современной науки, без этого нельзя считать себя настоящим революционером — руководителем масс.

Одновременно Свердлов занимался немецким языком, читал в подлиннике Гёте и Шиллера. Следил Яков Михайлович и за современной ему западной литературой. Сохранился протест Свердлова по поводу того, что ему не передали новинки европейской литературы.

В Музее революции СССР хранится тетрадь, которую вел Яков Михайлович в тюрьме. На обложке тетради его рукой написано: «Я. Свердлов, 16.08.1908». Около 50 названий книг занесено в эту тетрадь.

Упорная работа по самообразованию, глубокое изучение марксистско-ленинской литературы, лекторский дар Свердлова, щедро отдаваемый им на пользу товарищам по тюрьме, снискали Якову Михайловичу большое уважение и авторитет среди большевиков-рабочих — его соседей по камере.

К моменту выхода из тюрьмы в 1909 году 24-летний Свердлов был уже не только опытным революционером-практиком, но и теоретически подготовленным большевиком, находившимся в курсе новейшей партийной литературы.

«Книгу проверять жизнью, жизнь проверять книгой — таков мой девиз в работе, и он дает хорошие результаты», — делился Яков Михайлович своими взглядами с П. М. Быковым, находившимся вместе с ним в екатеринбургской тюрьме.

Самой характерной отличительной чертой большевиков — профессиональных революционеров была их преданность, верность марксизму, убежденность в правоте ленинских взглядов.

Тюрьмы были для них не только «университетами за решеткой», но и полем битвы с царскими слугами, с самодержавным строем, стремившимся тупой силой полицейского аппарата сломить волю и жизнь молодого революционера.

Улик против Свердлова у пермской охранки было мало, но, главное, жандармы знали, что схватили товарища «Андрея». Яков Михайлович был арестован с паспортом студента Льва Герца. Некоторое время Свердлов пытался выдать себя за Герца, но вскоре от этого пришлось отказаться, так как царские следователи собирались состряпать дело о бродяжничестве. Свердлов назвал себя. Было установлено его нижегородское местожительство, и версия о бродяжничестве отпала.

При аресте пермских большевиков были захвачены кое-какие документы, среди них текст прокламации и денежный отчет Пермского комитета за май 1906 года. Графической экспертизе не стоило больших трудов установить, что они написаны рукой Свердлова, так же как и записки в адрес некоторых арестованных товарищей.

«Я слышал, в чем меня обвиняют, — заявил Свердлов на допросе 26 апреля 1907 года, — но виновным себя в этом не признаю».

Царский суд осенью того же года приговорил Свердлова к двум годам крепости, не считая полутора лет предварительного заключения. Свердлова отправили в николаевское исправительное арестантское отделение в Нижней Туре. Кошмарная слава шла об этих николаевских полуротках, как их называли. Но и там Яков Михайлович вместе с товарищами сплачивал заключенных на борьбу с тюремщиками. Политические заключенные избрали его своим старостой, Яков Михайлович находился в одиночной камере. Пять шагов в длину и два с половиной в ширину — таков был каменный мешок, в котором Свердлову надлежало жить, мыслить, действовать.

Больше полутора лет — с января 1908 года по сентябрь 1909 года — Свердлов отбывал заключение в екатеринбургской тюрьме. Вот как описывает этот период его жизни видный уральский большевик А. X. Митрофанов:

«Нечеловечески ужасные условия сидения в тюрьме, в плену у нагло торжествовавшего победителя — самодержавия, когда приходилось пить чай десяти человекам с одним куском сахара и делиться одной козьей ножкой чуть не всей камере в 30 человек, когда из-за стен тюрьмы то и дело получались вести о чудовищных провокациях, а на заднем дворе тюрьмы почти каждую неделю кого-нибудь вешали или убивали, естественно, создавали и у малодушных такой упадок и отчаяние, что люди начинали опускаться, ссориться между собой, нервничать. Только Яков Михайлович всегда, даже в пустяках, оказывался на целую голову выше других. Он был неизменно весел; ко всем невзгодам относился легко и просто, с оттенком иронии. Ровный и спокойный, он был точно выкован из какого-то плотного, но упругого материала».

В этих условиях Свердлов обращал внимание на новичков, на тех, кто впервые попал в царскую тюрьму.

«…Эта группа товарищей особо привлекала внимание Якова Михайловича, — вспоминал Н. М. Давыдов. — Его прихода в камеру мы ждали с нетерпением. Живой, всегда веселый, он одним своим словом умел развеять грустные, тяжелые мысли и вселить бодрость и уверенность. От него мы узнавали последние новости: что происходит в других камерах, кого выпустили на волю, кого вновь арестовали, к нему обращались за советами, делились своими переживаниями. Через него получали книги из тюремной библиотеки, хранившейся в той камере, где он отбывал свой срок».

Яков Михайлович отважно боролся с тюремной администрацией, добиваясь улучшения положения заключенных. «Однажды, в 1908 году, в екатеринбургской тюрьме, — вспоминает К. Т. Новгородцева-Свердлова, — Свердлов с группой товарищей голодали девять дней, но своего добились. Товарищи говорили про него, что он даже голодал организованно: перетягивал живот полотенцем, старался без нужды не двигаться и экономить силы».

Умение выйти победителем из схватки с жандармами, с тюремной администрацией, с судьями и прокурором также входило в кодекс чести профессионального революционера. Первое правило — молчать. А уж если говорить, то так, чтобы только спутать карты охранников.

При любой беседе со следователями не называть имен, даже случайных, чтобы не давать царским ищейкам ниточку.

Машина царского суда была хорошо отлажена, натренирована, нацелена на подавление революции. Научная экспертиза и подставные свидетели, вещественные доказательства и показания провокаторов — все пускалось в ход, чтобы изобличить революционера. И когда ему становилось ясным, что круг сузился, что хода нет, он гневно отбрасывал все это, заявляя: не признаю!

Но вот позади остались тюремные ворота, закрылись они с ржавым скрипом, и оглядываться на них не хочется. Впереди — встречи с друзьями, новое поле битвы с царизмом, вечно опасная, полная напряжения жизнь профессионального революционера, вся, во всех ее проявлениях, посвященная одной цели — победе рабочего класса.

А если снова ссылка, то побег. Дерзкий, не укладывающийся в узкие умы стражников. Сколько легендарных историй побегов хранит летопись большевистской партии! Вот один другому прыгают на плечи заключенные искровцы во дворе Лукьяновской тюрьмы в Киеве — это они играют в «слона», а на самом деле тренируются. И настанет день, когда вся группа, больше десятка человек, становится один другому на плечи и добирается до верха тюремной стены, а внизу, красный от натуги, стоит «Папаша» — коренастый, невысокого роста Максим Максимович Литвинов… Все они благополучно скрываются от погони в рабочих квартирах Киева.

А фантастический по замыслу, но точный, словно математически рассчитанный, побег Камо из Метехского замка в Тифлисе? Охрана буквально не успела ахнуть, как Камо спустился по веревке к берегу Куры, сел в лодку и был таков.

Из Сибири бежали в Америку и Австралию. Артем (Сергеев) провел в Австралии долгие годы, прежде чем революция вернула его на родину.

Планы побегов нередко проваливались — то земля осядет под подкопом, то сменят уже подкупленного надзирателя, то в передаче найдут столь нужные инструменты — пилку, веревку.

Но ничего не могло остановить подлинного революционера, рвущегося на волю, к борьбе.

Был и другой путь на волю — прошение на высочайшее имя. Считалось неприличным среди профессионалов революционеров-ленинцев подавать просьбу о помиловании. Таких слабодушных презрительно называли «подаванцами».

Не случайно примером подлинного революционера Е. Д. Стасова избрала жизнь и деятельность Свердлова:

«Перечислить все аресты и ссылки Якова Михайловича более чем трудно — столько раз он им подвергался. Каждый вынужденный перерыв в партийной работе Яков Михайлович использовал для пополнения своих знаний. В тюрьмах Яков Михайлович изучил иностранные языки, политическую экономию, математику. Все прочитанное он конспектировал, делал выписки. Память у него была блестящая, а записанное он часто помнил наизусть.

Читал он в тюрьме без конца, так что тюремный день у него был большой, спал он не больше пяти-шести часов в сутки. В тюрьмах и на воле Яков Михайлович выковывал из себя профессионального революционера.

Попав в тюрьму или ссылку, Яков Михайлович всегда стремился поскорее вернуться к партийной работе, сразу же думая о побеге.

Относительно того, где Яков Михайлович сидел и куда он ссылался, можно было бы написать отдельную брошюру, тем более что большинство его ссылок кончалось побегом и возвращением к партийной работе».

Сентябрь 1909 года. Свердлов в Петербурге.

Питерские новости суровы. «Разгром сильнее, чем мы ожидали и предполагали в тюрьме», — признается Свердлов в письме С. Е. Чуцкаеву от 15 октября 1909 года. В ожидании нового партийного задания Яков Михайлович томится. «Безделье утомляет меня больше самой тяжелой работы», — пишет он в том же письме.

По совету Петербургского комитета Свердлов выехал в Финляндию к С. И. Гусеву, у которого жил в Териоках около двух недель. Гусев информировал Якова Михайловича о положении в партии. Здесь же Яков Михайлович нашел свежие книги, газеты и журналы и немедля погрузился в чтение.

Летом 1917 года С. И. Гусев приехал в Петроград с юга, где проходил курс лечения. Первым человеком, к которому он обратился, был Свердлов. Теперь настала очередь Якова Михайловича вводить в курс дела товарища по партии.

Во второй половине ноября 1909 года под именем И. И. Смирнова Свердлов по заданию ЦК партии появляется в Москве, чтобы оказать помощь после тяжелых провалов Московской партийной организации. Но Москва в годы столыпинщины была так «насквозь прошпикована», как образно тогда выражались революционеры, что Яков Михайлович не продержался на воле и месяца. 13 декабря 1909 года на заседании Московского комитета партии, выданном провокатором, Свердлов был снова арестован. На допросе он заявил: «Давать какие-либо показания по настоящему делу отказываюсь».

Свердлову предстояла административная ссылка, никаких изобличающих его документов у охранки не было, и он ходатайствовал о замене ее выездом за границу для лечения. В заключении врача при арбатском полицейском доме указывается, что «арестованный жалуется на кашель, ночные поты, кровохаркание. При выслушивании левого легкого замечается выдох и трескучие хрипы. На основании вышеизложенного я полагаю, что Свердлов страдает хроническим катаром верхушки левого легкого, по-видимому туберкулезного характера». Министр внутренних дел, однако, отклонил прошение. В апреле 1910 года Свердлов за принадлежность к Московской организации РСДРП был выслан на три года — в Нарымский край.

Выслали Якова Михайловича на три года, а пробыл он в Нарыме… три месяца! Побег его из Нарыма был столь дерзок и внезапен, что хватились Свердлова лишь в ноябре! Яков Михайлович заехал в августе в Екатеринбург за женой и на пароходе отправился в Нижний Новгород, где навестил отца, которого не видел пять лет, а оттуда в Москву. Затем снова — Петербург.

Поселившись вместе с К. Т. Новгородцевой на квартире у Г. И. Окуловой-Теодорович в Басковом переулке, Яков Михайлович немедленно стал искать связи с Центральным Комитетом партии. Ему удалось встретиться с одним из старейших деятелей большевистской партии — М. С. Ольминским. Вскоре они подружились.

Осенью 1910 года наметились первые признаки нового революционного подъема. Их указал Ленин. «Трехлетний период золотых дней контрреволюции (1908–1910 гг.), — писал он, — видимо, приходит к концу и сменяется периодом начинающегося нодъема. И летние стачки текущего года и демонстрации по поводу смерти Толстого… ясно указывают на это».

Оба события, выделенные Лениным, были явственными признаками провала столыпинского «умиротворения».

Новоявленный ставленник российской реакции мечтал о двадцатилетием «покое». Властной рукой насаждал Столыпин этот «покой». «Бей, не оглядывайся!», «Бей, не стесняйся!» — такую команду давал царизм карателям и тюремщикам, кулакам и черносотенцам. И не только команду — выбивал медали в честь таких побоищ. До поры до времени это сдерживало народные массы. Но постепенно российский пролетариат стряхивал усталость первых лет после поражения революции 1905 года.

Находившийся в самой гуще событий, Свердлов чутко реагировал на них. В письме Б. И. Перельман в Нарым от 31 октября 1910 года он писал: «Дела с каждым днем улучшаются, связи расширяются, крепнут, фиксируются в определенные рамки. Наряду с тем и за последнюю пару недель стал ясен перелом в настроении. И ряд старых товарищей возвращается на работу, и рабочая молодежь вместе с незатронутыми, более или менее серыми массами, что называется, прут в организацию… Перелом в сторону „подъемного“ настроения — не миф, не фантазия, а самая наиреальнейшая действительность», — подчеркивал Яков Михайлович.

Особое внимание обратил он на положение в партии: «Правда, до сих пор у нас в партии не все обстоит благополучно. Дефектов масса, но надежда на их уничтожение большая. Почти выходит в противовес „Правде“ Троцкого „Рабочая газета“, популярный орган при ЦК. Здесь, в Питере, скоро будет выходить еженедельная газета, а в Москве — журнал. В Москве уже теперь выходит хороший орган — „Наш путь“, выгодно отличающийся от органов как ликвидаторских, так и органов отдельных союзов в Питере своим бодрым тоном, ярко антиликвидаторским духом, широкой осведомленностью о движении в провинции. И это — несмотря на крайнюю слабость литературных сил».

Небольшое письмецо, а как убедительно, наглядно показывает оно политический рост Свердлова. 26-летнему революционеру, имеющему уже солидный стаж подпольной работы, по плечу ответственные дела всероссийского масштаба, требующие не только организаторского таланта, но и хорошей марксистской подготовки. И партия поручает Свердлову все новые и более сложные задания, как революционеру, перешагнувшему местные рамки.

На очереди дня стояло создание легальной большевистской газеты. Такой газетой — предвестницей ленинской «Правды» — стала «Звезда», начавшая выходить 16 декабря 1910 года. Деятельное участие в организации «Звезды» принял Свердлов. Издавала газету социал-демократическая фракция Государственной думы. В состав фракции наряду с большевиками входили и меньшевики, прилагавшие все старания завладеть «Звездой». Свердлов вместе с М. С. Ольминским и Н. Г. Полетаевым — депутатом III Государственной думы, официальным издателем газеты, отчаянно сражается с меньшевиками, отстаивая большевистское направление «Звезды». В первой половине ноября 1910 года Яков Михайлович направил письмо членам ЦК за границу о состоянии дел в «Звезде».

7 ноября 1910 года умер Лев Толстой. Скорбным эхом отозвалась его смерть по всей России. Прокатились антиправительственные студенческие демонстрации. Состоялась подобная демонстрация и в Петербурге. К участию в ней было намечено привлечь и рабочих. Петербургский комитет решил выпустить прокламацию с тем, чтобы выразить свое отношение к смерти великого писателя и к предполагавшейся демонстрации. Прокламацию написал Свердлов. Размноженная на мимеографе в Выборгском районе, она распространялась по всему городу.

Свердлов охарактеризовал Толстого как обличителя церкви, как великого искателя правды и проповедника мира, поднявшего свой голос против смертной казни. Яков Михайлович подчеркивал, что «пролетариат глубоко чтит память этого человека». Вместе с тем, отражая мнение Петербургского комитета, возражавшего против участия рабочих в демонстрации ввиду опасения нового обескровливания рядов организации, прокламация обосновывала это решение комитета.

В прокламации были сформулированы общие задачи пролетариата в новых исторических условиях. Эта часть ее содержит изложение установок Большевистского Центра за границей. В прокламации подчеркивалась выдающаяся роль российского пролетариата в годы реакции: «Наученный горьким опытом, веря лишь самому себе, он самостоятельно организовывался, освещая и прокладывая тот путь, который выведет его на свободу».

Характеризуя Толстого как противника смертной казни, прокламация отмечает, что «смертная казнь — великое зло, но держится оно на другом, еще более великом зле, которое теперь не устранить демонстрациями: оплот смертной казни — господствующий у нас политический строй, и протестовать против смертной казни — значит бороться с самодержавием».

В прокламации указывалось на необходимость всеми дулами «сплачивать с. — д рабочую нелегальную партию, как такую политическую организацию, которая лишь одна по ясности и определенности своих политических целей в критический момент сможет быть достойной руководительницей пролетариата и крестьянской бедноты».

Заканчивается прокламация полными гордости за свою партию, наполненными глубоким смыслом словами:

«Знайте, товарищи, лишь железом и сталью творятся Великие завоевания, а наша сталь — в нашей организованности».

Потеряв Свердлова в Нарыме, царская охранка обнаружила его в Петербурге. В секретной записке петербургского отделения в департамент полиции от 14 ноября 1910 года указывалось, что в последних числах сентября в Петербург приехал агент ЦК РСДРП с паспортом М. Г. Пермякова — «Андрей», ему поручено восстановить Местную партийную организацию, поставить технику и уаадить трения в редакции большевистского периодического журнала, которая до сих пор не может приступить к изданию журнала.

Работа эта потребовала от Свердлова не только напряжения всех его сил, но и чрезвычайной настороженности. Ему помогала Новгородцева.

«Из осторожности, — писала она в воспоминаниях, — Свердлов не ходил ни на одну из полученных им явок, не проверив ее надежности. Эта проверка была поручена мне. Днем я работала на книжном складе, а по вечерам Яков Михайлович давал мне адрес того или иного товарища, знакомил меня с паролем, и я отправлялась на явку. Ходить приходилось на Выборгскую сторону, к Нарвской заставе, на рабочие окраины Питера.

Найдя нужный адрес и назвав пароль, я подробно расспрашивала товарища, давно ли он в партии, где работал и с кем был связан раньше, обстоятельно беседовала с ним по текущим политическим вопросам и, только убедившись в его надежности, назначала ему встречу с Яковом Михайловичем. О месте встречи мы уславливались тут же. Если квартира товарища была вне подозрений и здесь можно было провести свидание, Яков Михайлович приходил сюда. Если же здесь встретиться было неудобно, я назначала явку у кого-нибудь из подпольщиков, с которыми Яков Михайлович связался раньше. Само собой разумеется, что ни имени, ни фамилии Свердлова я никому не называла, предупреждая лишь, что предстоит встретиться с одним из работников партии, товарищем „Андреем“. (В Питере Яков Михайлович вновь работал под этим именем.) Не говорила я также, что этот работник — агент ЦК. Таким образом, Свердлов шел на явку, уже имея представление о человеке, с которым предстояло встретиться.

Связавшись с рабочим-большевиком того или иного завода, Яков Михайлович через него знакомился с его товарищами и так расширял свои связи на предприятиях Питера».

Но не могло спасти Свердлова и такое искусство конспирации в наводненном провокаторами Петербурге — в начале ноября он был взят под наблюдение полиции. Любопытно, что охранка считала, что Свердлов прибыл в Петербург из-за границы. Так она утешала себя за нарымское упущение!

9 ноября 1910 года Свердлов выступал на заседании общества «Источник света и знания» с речью о законопроекте, вносимом социал-демократами в III Государственную думу, — об отмене смертной казни, а 14-го был арестован на улице, около своей квартиры. Жандармы кинулись в квартиру, схватили письмо Якова Михайловича в ЦК, которое в это время зашифровывала его жена. Однако шифр она успела уничтожить, а адреса на письме не было.

На этот раз Яков Михайлович оказался в одиночке Петербургского дома предварительного заключения. За эти полгода в личной жизни Свердлова произошло взволновавшее его событие: 4 апреля 1911 года у него родился сын. Одно за другим шлет Яков Михайлович письма жене. Перед нами — нежный и любящий муж, преданный семьянин, верный товарищ. Рождение ребенка вызывает у Свердлова размышления о воспитании, о роли в этом семьи.

«Порой до боли хочется быть около тебя, быть около в самый критический момент, чтобы самим присутствием хоть несколько ослабить муки, если это возможно; чтобы мелкими заботами, знаками, выражениями, силой своего чувства хоть несколько примирить с неизбежными муками. Но что могу я, родная?..» — писал Яков Михайлович жене. «Невыразимо больно свое бессилие, — продолжал он в одном из следующих писем, — невозможность быть полезным самому близкому, дорогому существу».

«Дорогая моя Кадя! Письмо твое из лечебницы от б. IV получил вчера, — писал Яков Михайлович, узнав о рождении сына. — Поздравляю тебя, себя я уже поздравил, страшно хочется расцеловать тебя и маленького зверька, но тебя прежде всего. Рад безмерно. Итак, одно из твоих самых сильных желаний — 1) иметь сына и 2) здорового — исполнилось…»

Пребывание Свердлова в предварительном заключении затянулось. Как ни пытались охранники состряпать обвинение пострашнее, ничего у них не йолучалось. Оставалось только одно — административная высылка. Якову Михайловичу предстояло снова ехать в Нарым, на этот раз на четыре года. Но Якова Михайловича это не страшило. «Куда бы ни послали, — пишет он Г. И. Окуловой 9 мая 1911 года, — будет река. Не Обь, так Енисей или Лена, все многоводны, а мне большего и не требуется, как истому волгарю».

5—17 января 1912 года в Праге состоялась VI Всероссийская конференция РСДРП. Подъем революционного движения в России с особой остротой поставил вопрос о новых задачах в руководстве массами, об укреплении рядов партии. Более 20 местных партийных организаций прислали своих делегатов на Пражскую конференцию. За пять лет, прошедших после V Лондонского съезда РСДРП, она явилась наиболее полным совещанием партийных работников почти всех крупных пролетарских центров страны. «На ней представлено было, — говорилось в „Извещении о Всероссийской конференции РСДРП“, — все, что есть сколько-нибудь серьезного и влиятельного в области с.-д. партийной работы в России». Фактически Пражская конференция сыграла роль партийного съезда.

Первой боевой задачей и важнейшим политическим делом Пражской конференции было очищение партии от оппортунистов, изгнание из ее рядов ликвидаторов. Огромное принципиальное и практическое значение для всех организаций партии имела резолюция, принятая конференцией, — «О ликвидаторстве и о группе ликвидаторов». «С ликвидаторами мы порвали, партия порвала» — подчеркивал Ленин в марте 1912 года.

Конференция избрала Центральный Комитет партии. В условиях, когда с января 1910 года ЦК, избранный V съездом РСДРП, не собирался и фактически перестал существовать, это имело особо важное значение для партии. В члены ЦК были избраны видные большевики, прошедшие хорошую школу партийной работы в трудные годы столыпинской реакции, мужественные борцы, преданные революционеры. Возглавил ЦК вождь партии Ленин. В ходе Пражской конференции ЦК кооптировал в свой состав И. В. Сталина и утвердил кандидатами в члены ЦК на случай ареста кого-либо из членов ЦК — А. С. Бубнова, М. И. Калинина, Е. Д. Стасову и С. Г. Шаумяна. Несколько позже, на закрытом заседании ЦК после Краковского совещания, в конце 1912 года, в состав ЦК был введен Свердлов.

На Пражской конференции был создан нелегальный партийный центр для организации практической работы в России — Русское бюро ЦК. В его состав вошли Ф. И. Голощекин, Г. К. Орджоникидзе, С. С. Спандарян, И. В. Сталин и др. В состав Русского бюро ЦК впоследствии вошли также Г. И. Петровский и Я. М. Свердлов.

Для Свердлова Пражская конференция была событием, знаменательным вдвойне. Он приветствовал очищение партии от оппортунистов и в первую очередь от ликвидаторов. Решения конференции стали для него, как и для всей партии, программой практической работы.

И то, что после этой конференции избранный на ней ленинский Центральный Комитет партии ввел в состав ЦК его, Свердлова, имело для него огромное значение. Это решение подводило итог десятилетней напряженной революционной деятельности Свердлова, означало признание его заслуг перед партией. Свердлов принял на себя новые обязанности как выражение высшего доверия партии.

Где бы ни находился профессиональный революционер ленинской школы, прочными нитями связан он был с Владимиром Ильичем Лениным. Письма могли не доходить, их перехватывали, перлюстрировали жандармы, но связь эта поддерживалась. Она держалась не одними письмами — живым общением друг с другом, и кому из большевиков доводилось вырваться за границу к Ильичам, как в партийной среде называли Ленина и Крупскую, тот рассказывал обо всех, кого знал.

«Дорогой друг», «Дорогой товарищ» — так адресовал свои письма к этим людям Ленин. Он не называл имен, но знал всех поименно, заботился о товарищах, посылал на лечение, мирил, отчитывал, поправлял, советовал, сплачивал. И долго расспрашивал обо всем во время встреч.

Были среди ленинцев люди, которые увидели Владимира Ильича впервые после победы того дела, которому они отдали годы юности, всю свою жизнь до революции.

Можно сказать, что к числу таких замечательных большевиков принадлежал и Яков Михайлович Свердлов. Он впервые встретился с Лениным в апреле 1917 года на VII Апрельской конференции РСДРП. И Владимир Ильич знал к этому времени о Свердлове все. Товарищ «Андрей» был известен партии.

А пока Якова Михайловича ждал Нарым, дикий край, куда царизм ссылал революционеров.

 

Глава IV

В сибирской дальней стороне

Нарымский край до революции называли острогом без решеток. Сюда, в глухие селения, разбросанные в тайге на огромном пространстве к северу от Томска, царское самодержавие ссылало борцов за свободу. Нарымская ссылка особенно выросла после поражения первой русской революции.

Край этот для массовой политической ссылки был выбран не случайно, здесь было все, чтобы сделать жизнь ссыльных невыносимой: глухая тайга, бездорожье, отдаленность от центра, гиблый климат, насильственная изоляция ссыльных революционеров от промышленных центров, отсутствие регулярной почты, грубость полицейских властей.

«Сидим на щавеле с хлебом», «большинство голодает», «призрак голодной и холодной смерти преследует меня» — эти и им подобные фразы из писем ссыльных, опубликованных в журнале «Сибирские вопросы» в 1908 году, говорят сами за себя. Оставался один путь — в батраки к местным кулакам-богатеям, но и это не всем удавалось.

В годы столыпинской реакции в Нарымский край было сослано свыше двух тысяч революционеров. Среди них лучшие люди России — большевики. Ни тайга с ее бескрайними болотами и мошкарой, ни полуголодный режим, ни оторванность от партии и рабочего класса, ни глушь и бескультурье не сломили революционеров. Стойкость ссыльных большевиков, их выдержка, организованность, а главное — их высокая идейность, во имя которой они переносили любые, тяжкие лишения, сделали их ядром политической ссылки, ее душой. Многие меньшевики и эсеры опускались морально и физически, нередко открыто предавали свои идеалы, становясь местными торговцами и даже полицейскими (как это было с эсером Дребезовым). Ссыльные же большевики подавали наглядный пример человеческого достоинства, верности делу революции, преданности партии.

26 июня 1911 года Свердлов прибыл в село Колпашево. Он проделал перед этим длинный путь в арестантском вагоне из Петербурга до Томска и оттуда на пароходе к месту ссылки. Прибыл Яков Михайлович в Колпашево несколько необычно. 18 июня его вместе с двумя другими ссыльными привезли из томской пересыльной тюрьмы на пристань и под конвоем двух специально приставленных к нему надзирателей препроводили на пароход «Колпашевец». Пароход отчалил, а Свердлова на нем не оказалось. Жандармы прозевали его. Побег совершился ночью. Многолюдье и суета на пристани содействовали беглецу. Но скрыться столь ловко мог лишь опытный революционер. Вскоре после этого томский уездный исправник получил от Свердлова письмо, в котором Яков Михайлович извещал его, что он «сошел за покупками, где задержался, и по возвращении парохода не застал», а посему отбывает в Нарым, чтобы явиться к властям.

Что же случилось?

Свердлова предали меньшевики. Они верховодили в томской организации ссыльных социал-демократов и испугались возможных полицейских преследований. А испугавшись, отказались помочь Свердлову двинуться дальше, настаивая, чтобы Яков Михайлович вернулся в ссылку. Смутило Свердлова и то обстоятельство, что один из ссыльных, пришедших на пароход, был арестован при попытке спрятать его вещи. Так появилось столь изумившее томского исправника письмо Свердлова о пресловутом опоздании на пароход…

В ту пору в Нарыме сложилась сильная партийная группа, тесно связанная с ЦК, с Москвой и Петербургом. Среди большевиков, сосланных в Нарым, были В. В. Куйбышев, И. Д. Чугурин, И. В. Присягин, М. И. Сычев (Франц Суховерхов). Они организовали школу, в которой изучали политэкономию, историю партии, профессионального движения, историю России, русской литературы. Был создан самодеятельный театр.

Однако к осени 1911 года царские власти последовательно, с ожесточением свели на нет одно за другим завоевания политических ссыльных, которых они добились благодаря инициативе и настойчивости большевиков. Была разгромлена Нарымская подпольная партийная организация, ее возглавлял Валериан Куйбышев. Были закрыты библиотеки, театр, столовые, пекарни. Томский губернатор Гран летом 1911 года специально приехал в Нарым, чтобы лично установить еще более жесткий режим ссылки. По его приказу было изменено и место ссылки Свердлова. Якову Михайловичу надлежало отправиться за 600 верст вверх по реке Кети, в село Максимкин Яр, бывшее тогда «остяцкой столицей».

Что это было за место, красноречиво свидетельствует Вл. Косарев, бывший со Свердловым в Нарыме: «Когда нам, бывало, грозили Максимкиным Яром, у каждого мороз пробегал по спине».

За немногие дни пребывания в селе Тогур Свердлов успел снестись с местными ссыльными большевиками.

Б. И. Краевский вспоминал, что Яков Михайлович передал им свои связи с Россией.

И вот наступил день, когда Якову Михайловичу пришлось сесть в лодку и в сопровождении двух вооруженных надзирателей отплыть в Максимкин Яр.

Свердлова поместили в доме плотника Кудрина. «Представь, — писал Яков Михайлович жене 13 октября 1911 года, — узкую комнату в 3 шага ширины и 7 длины, почти то же, что и камера в предварилке. По одну стену — два маленьких оконца, по другую — одно. К одной стене, выходящей на улицу, приделана кровать на манер одиночных нар из досок, далее сундук, столик и бок другого стола у другой стены, рядом с окошком, к другой стороне кот[орого] примыкает полочка, на ней лежат мои книги. Стену внутреннюю изображает деревянная перегородочка, не доходящая до потолка, и бок русской печки, затем крохотная дверь, ведущая в хозяйскую половину. Стол, за кот[орым] пишу, довольно удобный, покрыт клеенкой. Горит небольшая 7-линейная лампочка. Я уже привык к такому свету, кот[орый] раньше считал бы слишком скудным. Комната низкая, оклеенная мною снизу доверху газетами… Вот тебе моя обстановка».

В этой-то обстановке прошла для Якова Михайловича зима 1911/12 года. Это были едва ли не самые тяжелые месяцы в его и без того суровой жизни профессионального революционера. Яков Михайлович остался без почты, без газет, под надзором бесцеремонных стражников, которые то и дело вмешивались в его жизнь. Вместе с хозяином дома Свердлов занимается охотой, рыбной ловлей, участвует в хозяйственных работах, чтобы добыть необходимое пропитание.

Долгая и суровая полярная зима, одиночество, отсутствие связей с товарищами угнетали Свердлова. Тяжело переживал он и перебои с почтой. Ухудшилось его здоровье. Как-то он провалился по пояс под лед. Трижды отмораживал себе лицо, до крови потрескались руки.

Но письма Свердлова из гиблого Максимкина Яра были полны другим. «…Проживу и бодрость, энергию сохраню, — подчеркивает Свердлов в письме к жене. — Не растрачу на борьбу со своими настроениями своих сил, для них найдется и иное, более целесообразное применение».

Все думы и помыслы Якова Михайловича в крохотной комнатке в глухом таежном селении были по-прежнему с партией, с революцией, с которыми он навсегда связал свою жизнь. «Эх, кабы знать, что письмо дойдет наверняка, — сокрушался Яков Михайлович в письме жене 13 октября 1911 года, — просил бы списаться и с Над. К. и с Мих. Ст. и другими, вроде Сергея, написал бы и сам им…» Над. К. — это Надежда Константиновна Крупская, это весточка Владимиру Ильичу Ленину. Мих. Ст. — это Михаил Степанович Ольминский, видный деятель большевистской партии, один из близких друзей Свердлова.

Яков Михайлович был реалистом. Это величайшее ленинское качество профессионального революционера. Как говорил он сам: «…исхожу из факта, а раз зимовка стала фактом, то нечего и говорить». И он развертывает активную деятельность даже в самых необычных условиях. Занимается с хозяйкой дома Д. В. Кудриной и ее подругой, готовя их к учительской работе. Продолжает изучать французский язык. По ночам читает и перечитывает, вплоть до объявлений, старые газеты. Организует театральный кружок из местной молодежи, ставит чеховского «Медведя». Выступает против местного реакционера — священника Покровского.

Немало хлопот доставил этот ретивый поп Свердлову. Вместе с надзирателями он выслеживал Якова Михайловича, подбил стражников сделать у него обыск, давший для блюстителей порядка неожиданный результат. У Свердлова были изъяты чертежи. Ни поп, ни стражники в них не разобрались. Тогда они решили послать их по начальству, которое выругало надзирателей, так как чертежи оказались теоремой Пифагора, которую Яков Михайлович объяснял своим ученицам. «Поздравляю вас с новым товарищем по службе, — иронически обратился Свердлов к своим стражникам. — В России так и полагается: крест и шашка — большая родня».

Покровский назвал Свердлова «искусным ловцом человеков в сети диавола». В своей проповеди против него поп хотел опорочить революционера. Но получилось наоборот — к Свердлову потянулись местные жители, они жаловались на Покровского, который освящал ежегодный грабеж охотников — остяков и эвенков русскими купцами. Приходили рабочие Обь-Енисейского канала, всегда бывала максимоярская молодежь. «Молодежь полюбила Якова Михайловича, — вспоминала Д. В. Кудрина, — чуть не каждый вечер собиралась у него. Он игры всякие знал. Часто пел, любил петь революционные песни».

Так проходила зима.

Кипучая натура Свердлова требовала действий, свободы. Соединиться с товарищами по нарымской ссылке, чтобы устремиться дальше, в революционные центры России, стало заветной целью Якова Михайловича. На помощь пришли нарымские большевики, которые развернули энергичную, активную кампанию за возвращение Свердлова в Нарым. Под их натиском нарымский пристав Овсянников сдался и в канун 1912 года отправил губернатору письмо, в котором предлагал перевести Свердлова в Нарым, мотивируя это тем, что ежемесячно возить ему так далеко пособие крайне обременительно для должностных лиц.

В феврале 1912 года Свердлов прибыл в Нарым и сразу же встал в ряды активных работников местной партийной организации. «Вначале, — признается Свердлов жене в письме от 23 февраля 1912 года, — я собирался вести замкнутую жизнь, обложился книжками, в особенности периодическую литературу окота пересмотреть, ведь Максимка не менее тюрьмы отрывала от всех и всего. Но это не удалось. При бедности в интеллигентных силах, при моем общественном темпераменте, я не мог выдержать и сдался на просьбы, уговоры, приставания товарищей, согласился читать и лекции по политической] экономии, и рефераты, а теперь проявил инициативу и сам затеял собеседования по таким живым вопросам, как оценка момента, избирательная] камп[ания], характер работы и пр., причем взял на себя роль докладчика и т. д.».

После разгрома 1911 года, когда царские власти ликвидировали все виды организации ссыльных (кружки, театр и т. п.), нарымская ссылка ожила, возобновила свою работу подпольная партийная школа, одним из основных лекторов ее стал Свердлов. Нарымские большевики во главе с Куйбышевым и Свердловым установили связь со многими партийными организациями России. Москва, Петербург, Урал, Средняя Азия, Воронеж, Ковно — таковы пункты, откуда ссыльные получали регулярные известия. В Нарым поступала большевистская «Правда». Только Свердлов получил в сентябре 1912 года 24 номера «Правды» и 3 номера «Звезды». По инициативе Якова Михайловича было создано Центральное бюро по руководству партийной работой в крае. Мимо этого не могла, разумеется, пройти охранка. Томский губернатор писал начальнику жандармского управления: «По сообщению директора департамента полиции, в среде гласно-поднадзорных Нарымского края наблюдается будто бы подъем революционного настроения, устраиваются партийные чтения и рефераты, поддерживаются сношения с укрывающимися за границей единомышленниками».

Разгневанный губернатор пустил по следу местных полицейских ищеек, и уже 22 июня 1912 года начальник томского губернского жандармского управления доносил губернатору, что среди ссыльных существует «Центральное бюро ссыльных», деятельность которого направлена К сплочению ссылки для планомерных выступлений против правительства.

Началось следствие. 3 августа охранники закончили его. «Наряду с интересами экономическими и общественными, — доносил томский жандарм губернатору, — названная организация должна была преследовать и цели характера противоправительственного; все демонстративные выступления против органов правительственной власти положено было проводить строго планомерно и сообща».

Жандармы всполошились не зря. В центре ссыльного края, невзирая на трудности, большевики продолжали свою революционную деятельность. Первомайская демонстрация 1912 года в Нарыме была тому примером.

В апреле 1912 года вся Россия с гневом и возмущением узнала о кровавой расправе царизма с рабочими Ленских приисков. 300 тысяч бастующих подняли голос протеста против нового злодеяния царизма. Размах стачечного движения, как отметил Ленин, был не меньшим, чем в 1905 году. Жизнь убедительно показала правоту и точность анализа текущего момента, данного Пражской конференцией.

На гребне этого подъема родилась массовая ежедневная марксистская рабочая газета «Правда», ставшая общероссийским легальным органом большевистской партии. Чтобы оперативнее руководить партией в связи с подъемом рабочего движения, Ленин летом 1912 года переехал в Краков, ближе к России.

1 мая 1912 года вышли на демонстрацию пролетарской солидарности и нарымские большевики. Около 200 человек собралось в так называемом Колином бору. Взвились алые стяги, зазвучали революционные песни. Первым выступил Куйбышев. Маевка носила ярко выраженный политический характер. Ее тщательно готовили Куйбышев и Свердлов. За несколько дней до маевки, чтобы избежать ареста и возвращения в Максимкин Яр, Яков Михайлович добился перевода в село Колпашево. Но полиция, арестовав в связи с демонстрацией 18 человек, в том числе Куйбышева, схватила и Свердлова.

— На каком основании? — протестовал Свердлов. — В связи с демонстрацией? Но ведь первого мая я находился в Колпашеве!

— Мы знаем, — отвечали ему, — что вы были в Колпашеве, но и оттуда вы могли руководить демонстрацией.

2 июня Якова Михайловича перевезли в Томск, в пересыльную тюрьму.

Долго тянулось дело с первомайской демонстрацией в Нарыме, но за отсутствием улик охранники вынуждены были выпустить ссыльных. В августе 1912 года Свердлова снова вернули в Колпашево. Губернатор Гран готовил над ним расправу. 9 августа 1912 года на основании требования томского губернского жандармского управления «в интересах охранения государственного порядка и общественного спокойствия» отправить Свердлова «в наиболее отдаленные местности Нарымского края» он отдал распоряжение уездному исправнику немедленно отправить Свердлова в Максимкин Яр.

Однако губернаторский план провалился. Томский исправник доносил с грустной краткостью, что «Яков Свердлов из места скрылся».

Еще 23 февраля 1912 года Яков Михайлович, отвечая жене на вопрос о возможности ее приезда, писал: «Да, я мечтал о возможности жить вместе, продолжаю мечтать и теперь, но это не стоит в непосредственной связи с возможностью превратить мечту в действительность… Я же чувствую себя настолько годным для живого дела, что реализацию моей мечты вижу не в твоем приезде…»

Трудно было выразить свою мысль яснее в ту пору, когда Свердлов вместе с товарищами по ссылке готовил побег. Арест после первомайской демонстрации нарушил, но не отменил его планы. Яков Михайлович готовил побег из ссылки для того, чтобы скорее включиться в революционную деятельность. Трижды за пять месяцев 1912 года — с августа по декабрь — совершает он один за другим дерзкие побеги, и лишь третий приносит ему успех.

Первый побег едва не стоил Свердлову жизни. Вместе со ссыльным Капитоном Каплатадзе Яков Михайлович отправился из Колпашева на небольшой лодке вверх по Оби. Там они должны были встретиться с пароходом «Тюмень», в команде которого были товарищи, обещавшие спрятать беглецов и довезти их до Тобольска.

Отъехав от Колпашева, Свердлов и Каплатадзе вступили в отчаянную борьбу с разбушевавшейся стихией. Они упорно пытались пробиться вверх по реке, к лесной пристани, но ветер и течение гнали обласок вниз. Целую ночь продолжалась эта неравная борьба. К утру беглецы совсем обессилели и поняли, что вверх по течению им не выгрести. Но вернуться назад, в Колпашево, отказаться от побега им и в голову не приходило. Они понимали, что в Колпашеве, где полно стражников, на пароход им не сесть, и приняли отчаянное решение.

Повернув обласок, Свердлов и Каплатадзе двинулись вниз по Оби, в сторону Парабели и Нарыма, решив по мере сил сопротивляться течению, плыть как можно медленнее и попытаться сесть на пароход, когда он их догонит. Яков Михайлович и Капитон понимали, с какими трудностями и опасностью связано их решение, но иного выхода не было. Им предстояло двое или трое суток продержаться в утлом суденышке на бушующих волнах, почти без пищи и без сна, не выпуская из рук весел. Приставать к берегу они не решались, не столько из страха погони или диких зверей, встреча с которыми на пустынных, поросших лесом берегах Оби была весьма вероятна, сколько боясь пропустить пароход. А ведь предстояло еще как-то проникнуть на пароход: незаметно подплыть к нему, незаметно взобраться на борт и укрыться у товарища, который ждал их на лесной пристани, но никак не посредине бурной реки.

Удалось ли бы им пробраться незамеченными на «Тюмень», сказать трудно. Парохода они так и не дождались.

Обские волны неудержимо гнали утлый обласок вниз по реке. Пошли вторые сутки, как беглецы покинули Колпашево, сил становилось все меньше, нечеловеческая усталость сковывала все члены. Но стоило хотя бы на пять-десять минут бросить весла, распрямить спину, как намокшая одежда под ледяным ветром примерзала к телу, руки и ноги сводила судорога. Приходилось грести и грести. А сил уже совсем не было. И вот неуверенное движение, беспомощный взмах весла — и утлое суденышко перевернулось. Беглецы очутились в ледяной воде.

Несмотря на невероятную усталость, на мокрую одежду, пудовым грузом тянувшую ко дну, Яков Михайлович, быть может, и добрался бы до берега: ведь он был отличным пловцом, но, на беду, Капитон совершенно не умел плавать. Свердлову пришлось бороться и за его жизнь. Держась за обласок, Яков Михайлович из последних сил поддерживал ослабевшего Капитона. Вот тут-то он и подумал, что могла быть смерть и хуже. А смерть казалась неизбежной.

К счастью, крушение произошло возле самой Парабели. Сто с лишним верст, в ожесточенной борьбе с ветром, волнами и течением проплыли беглецы в утлой лодчонке по бурной Оби. Все это время товарищи, дежурившие в Парабели на берегу, ждали «Тюмень». Безотлучно сидел у реки, разумеется, и Ваня Чугурин.

«Сидят с нами крестьяне, — вспоминает Чугурин, — ведем разные разговоры и видим, что с одного берега показалась лодочка и направляется к нашему берегу.

Обь волновалась. Ветер дул порядочно. От нас она была версты на три выше. У крестьян глаз наметан хорошо. Они обращали больше внимания на все, а мы больше ждали. Вдруг один из крестьян заявил: „А где, паря, лодка?“ Лодка исчезла из нашего поля зрения. Мы предположили, что она подъехала к островку. Вдруг мы услышали крик о помощи. Голос Якова Михайловича очень ясно был слышен.

В нашем распоряжении не было спасательных средств; у крестьян были два ботничка недоделанных — они сейчас же сели в один из ботничков и, подъехав к утопавшим на расстояние двух-трех саженей, бросили им привязанное к веревке весло. Минута была отчаянная. Свердлов и товарищ совсем окоченели… Крестьяне не могли сразу притянуть их к берегу, так как лодку отбивало. В конце концов они все же были пригнаны к берегу. Крестьяне вывели их на землю. Потерпевшие не могли двигаться и лежали. Крестьяне сейчас же стали разводить огонь и отогревать товарищей. Согрели, довезли до квартиры Кучменко, куда явилась полиция…» Так описывает этот поистине драматический случай Новгородцева.

1 сентября 1912 года Свердлова заключили в нарымскую каталажку, а на следующий день он бежал и 2 сентября был уже в Парабели, где встретился с И. Чугуриным. Этот побег ошеломил нарымских стражников. «Во что Свердлов одет — неизвестно, так как он бежал из Колпашева, тонул в Оби, где оставил одежду», — гласило донесение из Нарыма. Так и осталось до сих пор тайной, как удалось Свердлову незамеченным уйти из Нарыма. Известно, что местные ссыльные большевики потребовали от пристава, чтобы Якова Михайловича освободили из казармы, как больного. Пристав согласился, полагая, что после такого неудачного побега Свердлов не скоро встанет на ноги. Якова Михайловича перевели, видимо, в местную больницу. Во главе ее стояла женщина-врач, жена ссыльного социал-демократа, сторожем также был ссыльный. Именно об этой больнице пристав Овсянников доносил еще в апреле 1912 года, что она «в теперешнем ее виде, с ее персоналом представляет особое учреждение, где ссыльные себя чувствуют как дома, агенты же власти встречаются с видимой неприязнью».

В Парабели Якову Михайловичу удалось с помощью И. Чугурина сесть на пароход. Через сутки он уже был в Колпашеве, на пути в Томск. Но здесь его нашли стражники. Увидев их, Свердлов вылез из-под койки каюты первого класса и воскликнул:

— Колпашево? Спасибо, господа, что разбудили. Представьте себе, чуть не проспал свою остановку!

Ошарашенные стражники опомнились только тогда, когда Яков Михайлович сошел с парохода. На пристани его схватили.

В середине сентября 1912 года к Свердлову приехала жена с сыном Андреем.

«Невозможно передать всю радость этого свидания. Мы смотрели друг на друга, — пишет Новгородцева, — и не могли насмотреться, говорили — и не могли наговориться. Пусть в тюремной камере, пусть на окне решетки, а у двери торчит надзиратель: но мы были вместе, снова вместе. Ведь год и десять месяцев прошло с того далекого ноябрьского дня, когда Яков Михайлович ушел с нашей петербургской квартиры и не вернулся. Не ему, а жандармам я открыла тогда захлопнувшуюся за ним дверь. С тех пор мы не виделись.

Здесь, в полумраке одиночной камеры томской пересыльной тюрьмы, Яков Михайлович впервые увидел своего сына, которому было уже без малого полтора года».

Свердловых поселили в деревне Костыревой, невдалеке от села Парабель в 30 верстах от Нарыма. Жандармы считали, что теперь для них наступит спокойная жизнь: куда же побежишь, если к тебе семья приехала!

Яков Михайлович, казалось, целиком отдался личной, семейной жизни. Он часами играл с сыном, помогал жене по хозяйству. Впоследствии Свердлов всегда с удовольствием вспоминал те несколько недель, которые он провел с семьей в нарымской ссылке.

Нелегко было Свердлову расставаться с женой и сыном, оставляя их в далеком Нарыме на попечение товарищей, но вопрос о новом побеге был уже решен.

Долгими зимними ночами тщательно разрабатывался в домике Свердловых план побега. На этот раз были предусмотрены все неожиданности. Предстоял нелегкий санный путь из деревни Костыревой до Колпашева, а затем до Новалинска и оттуда в Томск. Эту часть пути обеспечили И. Чугурин, Б. Краевский, Ольга и Вера Дилевские — ссыльные большевики, друзья Якова Михайловича.

В ночь с 5 на 6 декабря 1912 года, в канун николина дня, когда местные стражники беспробудно пьянствовали, Свердлов скрылся из Костыревой. Новгородцева и Чугурин должны были как можно дольше не пускать надзирателей в дом к Свердловым, чтобы не обнаружили его исчезновение. Надзирателей старательно угощали в других домах. К Свердловым они явились только 7 декабря вечером. И тут же подняли тревогу.

Но Яков Михайлович был уже далеко. Опасность поджидала его в Колпашеве. Едва он, замерзший, вошел в квартиру сестер Дилевских, как послышался стук в дверь: местные надзиратели! Немая сцена, все молча глядят друг на друга. Затем Свердлов ложится на кровать под матрац, В. Дилевская ныряет под одеяло и стонет, изображая больную. Явившимся стражникам все присутствующие устроили такой дружный скандал, что те, не видя ничего подозрительного, ограничились поверхностным обыском. Вскоре Свердлов был уже в Томске, а во второй половине декабря 1912 года прибыл в Петербург.

Чем дальше ссылало царское самодержавие Свердлова, тем энергичнее он добивался свободы; чем гибельнее делались условия его жизни, тем более могучим и непокорным становился его дух.

 

Глава V

Задание Ленина

В левом верхнем углу первой страницы «Правды», под изображением двух орденов Ленина, которыми она награждена, значатся слова: «Газета основана 5 мая 1912 года В. И. Лениным».

Это было великим событием. Наряду с Пражской конференцией выпуск «Правды» был крупнейшей вехой нового периода в истории большевистской партии. Выйдя из тягчайших испытаний столыпинской реакции, партия с новыми силами повела трудящихся России на штурм твердынь царского самодержавия.

Только освободившись от оппортунистического груза и обеспечив единство своих рядов, партия могла возглавить начавшийся подъем революционной борьбы масс. Предстояло окончательно разоблачить в глазах рабочего класса России ликвидаторов, пытавшихся внести раскол в ряды пролетариата и направлявших свои отравленные стрелы против величайшего завоевания российского пролетариата — нелегальных партийных организаций, нелегального революционного ядра партии. Используя как легальную трибуну свою газету «Луч» и ежемесячный журнал «Наша заря», ликвидаторы усилили атаки на идею гегемонии пролетариата в революции, демагогически объявляя ее похороненной, они умножили нападки на нелегальную марксистскую партию России.

В этих условиях партия искусно сочетала легальные и нелегальные формы и методы работы. Самыми важными в ту пору центрами легальной работы большевиков Ленин считал «Правду» и думскую большевистскую фракцию.

От профессионального революционера тогда требовалось суметь сориентироваться в новых условиях, нужны были громадное напряжение сил, огромная воля. «Нас недаром прозвали твердокаменными», — говорил Ленин. Это определение с полным основанием относится и к Якову Михайловичу Свердлову. Вырвавшись из нарымской ссылки, он приехал в Петербург. Подходил к концу 1912 год. Успехи революционного движения были налицо: стачечная борьба рабочего класса не прекращалась, свыше полугода выходила ежедневная рабочая газета «Правда», в Государственной думе мужественно выступали депутаты-большевики. Но эти успехи надо было закрепить.

Эту задачу Центральный Комитет партии возлагал попеременно на Свердлова и Сталина, которые в разное время в этот период работали в Петербурге. К моменту приезда Свердлова из ссылки Сталин находился за границей, где принял участие в работе двух краковских совещаний ЦК с партийными работниками из России — в декабре 1912 года и феврале 1913 года. Когда же Сталин вернулся в Петербург, Свердлов был уже арестован.

Бежав из ссылки, Яков Михайлович направился в Петербург. Там он тотчас установил связи с местным партийным комитетом, редакцией газеты «Правда» и думской фракцией. В Петербурге в то время работали К. С. Еремеев, М. И. Калинин, М. С. Ольминский, М. А. Савельев, К. Н. Самойлова и др. Вместе с ними Свердлов выполнял те указания, которые поступали из Кракова от Ленина.

Самым жгучим вопросом было тогда положение в редакции «Правды». В сложной политической обстановке второй половины 1912 года редакция «Правды» допускала подчас серьезные ошибки. Тираж газеты упал до 20 тысяч экземпляров, тогда как в мае 1912 года он составлял 60 тысяч экземпляров. Все это поставило издание газеты под угрозу срыва.

Связаны эти ошибки «Правды» были прежде всего с тем, что редакция не определила четко и ясно свои задачи в борьбе с ликвидаторством. Сотрудники газеты считали, что вопросы «фракционных разногласий» якобы не интересуют рабочих, и по этой причине не печатали статей, которые открыто разоблачали ликвидаторские взгляды. Дело дошло до того, что само слово «ликвидатор» исчезло со страниц газеты.

Объяснялась такая позиция тем, что некоторые ведущие работники редакции «Правды» превратно представляли роль массовой рабочей газеты в борьбе с ликвидаторами. Кроме того, в редакции были и прямые примиренцы (Н. Крестинский, И. Закс-Гладнев и др.).

Такое положение в редакции «Правды» было вызвано многими причинами. Главная из них — отрыв редакции от ЦК партии. В условиях жесточайших полицейских преследований, когда легальными в Петербурге могли быть только большевики — депутаты Думы, ослабла связь редакции «Правды» с ЦК партии. Ленин, немедленно реагировавший на каждую оплошность редакции, принимает срочные меры.

С лета 1912 года Ленин шлет одно за другим письма в редакцию «Правды». Владимир Ильич критикует газету за то, что она умалчивает о недостойных приемах ликвидаторов, не дает им ответа, не разоблачает их каждодневно в глазах рабочих России. «Обходя „больные вопросы“, „Звезда“ и „Правда“ делают себя сухими и однотонными, неинтересными, небоевыми органами, — подчеркивал Ленин в июле 1912 года в письме в редакцию газеты „Невская звезда“. — Социалистический орган должен вести полемику: наше время — время отчаянного разброда и без полемики не обойтись».

Летом 1912 года Ленин в обращении к редакции под заметкой для «Правды» настаивал: «Нельзя молчать. Можно все испортить и вызвать протест рабочих слева, если молчать об этом. Необходимо дать отпор ликвидаторам» . Однако многие статьи, которые Владимир Ильич посылал в редакцию, так и не попали на страницы «Правды».

В начале августа газета стала выправляться. С 22 апреля но 31 июля 1912 года в «Правде» было опубликовано 10 ленинских статей, а в начале августа их было напечатано уже 13.

Осенью враги рабочего класса предприняли отчаянные попытки сорвать выборы в IV Государственную думу. Ленин призывает «Правду» активно включиться в предвыборную борьбу, разъяснить рабочим вред ликвидаторства. 16 октября газета напечатала статью Ленина «Депутат петербургских рабочих». Это была, по существу, директива ЦК будущим депутатам: «На славном посту будет этот избранник. Он должен выступать и действовать от имени миллионов, он должен развертывать великое знамя, он должен выражать взгляды, которые формально, определенно, точно, годами выражали ответственные представители марксизма и рабочей демократии».

Осенью, в ходе выборов в IV Государственную думу, «Правда» ведет боевую агитацию за большевистскую избирательную платформу.

Владимир Ильич Ленин ставил перед «Правдой» боевую задачу — разоблачить ликвидаторов как немарксистское, либеральное течение.

«„Правда“ не умеет воевать, — указывал Ленин в письме в редакцию газеты в октябре 1912 года. — Она не нападает, не преследует ни кадета, ни ликвидатора. А разве может быть орган передовой демократии небоевым органом в горячее время?.. Разве Маркс не умел соединять войны, самой страстной, беззаветной и беспощадной, с полной принципиальностью??» — учил правдистов Ленин.

Письма Владимира Ильича в редакцию «Правды» — образец партийного руководства печатным органом, образец высокой, непримиримой требовательности, сочетав мой с практическими советами, как улучшить дело.

Вспомним, что создание боевой марксистской партии рабочего класса России Ленин не мыслил без такой массовой трибуны, как газета. Вспомним, что из «Искры» возгорелось пламя большевизма.

В новых исторических условиях, в момент подъема рабочего движения после страшных лет столыпинской реакции, ежедневная рабочая газета нужна была российскому пролетариату как воздух, как хлеб. Целое поколение передовых рабочих, большевиков выросло под влиянием «Правды». Их называли правдистами.

Ясно, что даже малейшие отклонения «Правды» от намеченной ЦК линии вызывали у Владимира Ильича немедленный отклик.

Издание «Правды» было делом всей большевистской партии. И Свердлов не мог пройти мимо положения в редакции «Правды» во второй половине 1912 года.

В первом же письме из Петербурга 23 декабря 1912 года Яков Михайлович делится своими впечатлениями. Он отмечает, что тираж «Правды» за лето упал до 12–14 ты сяч экземпляров, тогда как ликвидаторскому «Лучу» пу тем демагогических заигрываний насчет единства удалось удвоить свой тираж. «Рекламирует себя „Луч“ порой до безобразия, — отмечает Свердлов. — Притом играет все время на словах „единство“, „объединение“ и использует их так, что у широкого круга читателей впечатление, что „Луч“ — за единство, а б[ольшеви]ки — за „раскол“. По существу, это положительно не верно, но б[ольшеви]ки не могли использовать самое слово, да и до сих пор не могут — нет годных для этого людей — выбить это сомнительное оружие из рук ликвидаторов, а между тем это необходимо».

Положение в редакции «Правды», линия газеты стали предметом обсуждения совещания ЦК РСДРП с партийными работниками, состоявшегося 28 декабря 1912 года — 1 января 1913 года в Кракове под председательством Ленина. Наряду с членами Русского бюро ЦК в Краковском совещании приняли участие депутаты-большевики А. Е. Бадаев и Г. И. Петровский, а также В. Н. Лобова, Е. Ф. Розмирович и другие.

1912 год, как подчеркнуло Краковское совещание, стал «годом великого, исторического перелома в рабочем движении России». Именно в 1912 году пролетариат России перешел уже «к массовому наступлению на капиталистов и на царскую монархию». Совещание определило основную задачу переживаемого момента: всесторонняя поддержка открытой революционной борьбы масс, организация, расширение, углубление и усиление этой борьбы.

Это указание совещания было исходным и для решения вопроса о «Правде». «О сей газете и „Просвещении“ говорили мы много, — писал В. И. Ленин в редакцию „Социал-демократа“, — ругали „Правду“ жестоко, наметили реорганизацию полную».

На закрытых заседаниях ЦК партии после окончания Краковского совещания была принята специальная резолюция, намечавшая конспиративный организационный план перестройки работы редакции «Правды». Резолюция со всей силой подчеркнула, что для редакции «Правды» необходимо «более строгое соблюдение и проведение всех партийных решений».

Весьма важным было решение ЦК РСДРП об усилении работы в «Правде» большевиков — депутатов Думы.

Это и только это, обеспечивало постоянную возможность партийного контроля за редакцией, ибо долго находиться в Петербурге на нелегальном положении члены ЦК попросту не могли.

В работе редакции «Правды» приняли активное участие Г. И. Петровский, Н. Р. Шагов и А. Е. Бадаев, который по предложению Ленина официально возглавил издание газеты.

И все же вопрос о том, кому из членов ЦК работать в «Правде», оставался открытым. Какое значение придавал Ленин роли ответственного редактора «Правды», мы знаем со слов Крупской: «Ильич считал, что надо перестроить редакцию, посадить туда редактора с большим партийным опытом, который только этим бы делом и занимался, а то совершенно было неясно, кто за что в редакции отвечает, получалась какая-то обезличка».

Центральный Комитет партии, Ленин возложили эту ответственную задачу на Свердлова. Именно ему пришлось практически реализовать указания Владимира Ильича о выправлении линии «Правды». 22 января 1913 года члены Русского бюро ЦК и редакции «Правды», в том числе Я. М. Свердлов, Г. И. Петровский, Ф. И. Голощекин, В. Н. Лобова — всего 12 человек, собрались обсудить вопрос о реорганизации газеты. Они познакомились с решениями ЦК партии и Краковского совещания И приняли решение: избрать из состава редакции трех членов для редактирования газеты и предоставить Свердлову право «вето» и право цензуры всех статей в «Правде». Секретарем редакции была утверждена К. Н. Самойлова.

Кроме Свердлова, в реорганизации «Правды» должны были принять участие И. В. Сталин (после возвращения с Краковского совещания) и член Русского бюро ЦК В. И. Невский.

В письме, адресованном Свердлову, Ленин писал, что «именно в „Дне“ и его постановке теперь гвоздь положения. Не добившись реформы и правильной постановки Здесь, мы придем к банкротству и материальному и политическому. „День“ есть необходимое организационное средство для сплочения и поднятия движения. Только через это средство может идти теперь необходимый приток людей и средств на то, что Вы отмечаете. Дела в Питере плохи больше всего оттого, что плох „День“ и мы не умеем, или тамошняя коллегия „редакторов“ мешает использовать „День“». Суровость ленинской критики вызывалась остротой борьбы с меньшевиками-ликвидаторами. Ленина крайне беспокоило отсутствие вестей о перестройке «Правды». «Все положение дел, — продолжал Ленин, — вообще решит теперь исход борьбы с ликвидаторами в Питере: это ясно. А эту борьбу может решить только правильная постановка „Дня“».

Отметив конкретные недочеты в работе редколлегии «Правды» и колебания некоторых депутатов-большевиков, Ленин дает Свердлову прямое и точное указание: «Надо Вам взяться за дело прежде всего. Засесть в „бест“ к № 1. Завести телефон. Взять редакцию в свои руки. Привлечь помощников. Вы один — часть подобных сил, простые исполнители, — при нашей работе отсюда, вполне сможете поставить дело… Еще и еще раз: гвоздь всей ситуации в „Дне“. Здесь можно победить и тогда (только тогда) наладить и местную работу. Иначе все провалится» .

Так остро ставил вопрос Ленин.

Свердлов без промедлений принялся за выполнение ленинского наказа. Сбивая шпиков с толку, Яков Михайлович сумел, находясь на нелегальном положении, каждый день встречаться с нужными ему людьми, давать им поручения, проверять, как они выполняются. Уделяя наибольшее внимание «Правде», он теснейшим образом был связан с думской фракцией и с Петербургским комитетом партии. Свердлов работал с утроенной энергией, вкладывая в порученное ему дело весь свой опыт, все свое умение.

«Поселившись у Самойлова, — вспоминает Григорий Иванович Петровский, — Яков Михайлович очень быстро включился в партийную работу. Он помогал нам в работе думской фракции, занимался „Правдой“, работал в Бюро ЦК, руководил Петербургским комитетом.

Многие товарищи, в том числе и члены ЦК, работали в Питере те или иные сроки, но мало от кого мы получили так много, как от Якова Михайловича Свердлова. Он активно участвовал в обсуждении всех вопросов, всегда был готов помочь советом и указанием. Я лично получил от него очень много, больше, чем от кого-либо другого в тот период».

Яков Михайлович не только редактировал все материалы «Правды», но и верстал газету, отлично понимая, что техника подачи статей и заметок играет огромную роль.

Дела в редакции «Правды» стали заметно улучшаться.

Ленин с особым удовлетворением отмечал это в письмах в «Правду» в феврале 1913 года. Он поздравлял коллектив редакции с каждым удачным материалом, направленным против ликвидаторов.

В конце января — начале февраля 1913 года заметно увеличивается количество статей Ленина, печатавшихся в «Правде». Владимир Ильич оказывает газете неоцени мую помощь. Его статьи печатаются почти каждый день. Выступают в газете и большевики — депутаты Думы.

Оживление заметно и в отделах «Рабочее движение», «Крестьянская жизнь», «Государственная дума». Редакция «Правды» организует выпуск воскресных вкладок.

Вырос и тираж газеты. К 10 февраля 1913 года он достиг 28400 экземпляров, тогда как в начале года он составлял 23 тысячи экземпляров. А в конце февраля тираж воскресных выпусков «Правды» достиг 35 тысяч.

«Начнете получать „Правду“, — писал Свердлов О. А. Дилевской в Колпашево 31 января 1913 года, — и увидите, что она улучшается. Четверо большевиков, членов с.-д. фракции думской, ушли из „Луча“, теперь дело обстоит так: в „Правде“ б[ольшеви]ки, впередовцы, м[еньшеви]ки-парт[ийцы] во главе с Плехановым], а „Луч“ в своем оголенном ликвидаторском] виде. Это чрезвычайно хорошо. Ликвидаторы лопаются от досады и мобилизуют свои силы — не пролетарские, их нет, а литераторские. В борьбе с ними есть теперь и моя капля меду. Работы по горло. Тяжело порою, милый друг. Слишком много приходится иногда брать на себя».

Так кратко, по-деловому писал Яков Михайлович о своей работе. А ведь именно эта работа, он сам, неугомонный, неутомимый организатор, страстный пропагандист, опытный газетчик, он, Яков Михайлович Свердлов, добился под ленинским руководством перелома в редакции «Правды» в начале 1913 года. Свердлов последовательно и неукоснительно выполнял ленинский наказ.

Он скромно оценил свои заслуги, но ясно, что благодаря его энергии и опыту затянувшаяся реорганизация газеты была значительно ускорена. «Теперь уже ясно, — писала Крупская 6 февраля 1913 года, — что все налаживается и пойдет хорошо, когда все взялись за дело, и А. (Я. М. Свердлов), и номера (депутаты-большевики)».

Именно в эти дни, в № 22, 23 и 24, «Правда» печатала «Впечатления депутатов социал-демократической фракции с мест» — отчеты Н. Р. Шагова, М. К. Мураш> ва и Ф. Н. Самойлова о своих поездках к рабочим-избирателям во время перерыва в работе Думы. Организованы были эти материалы Свердловым.

В письме Якова Михайловича есть знаменательные строки: «Слишком много приходится иногда брать на себя». Так скажет о себе в конце жизни Владимир Ильич Ленин. Так поступал и Свердлов.

Партия использовала в ту пору и такую легальную трибуну, какой являлась Государственная дума. Выборы в IV Думу показали, за кем идет пролетариат России — все шесть основных промышленных губерний послали своими депутатами в Думу большевиков. За большевистскими депутатами стояло четыре пятых всего российского пролетариата. И хотя в депутатской шестерке, как выяснилось впоследствии, оказался провокатор Малиновский, который нанес большой вред партии, он не смог, как ни старался, свести на нет значение этой блестящей победы большевистской партии. Избранники рабочих — А. Е. Бадаев, М. К. Муранов, Г. И. Петровский, Ф. Н. Самойлов и Н. Р. Шагов — вели напряженную борьбу в Думе за права пролетариата, отстаивали интересы всех трудящихся России, разоблачали царское самодержавие. Думское большинство — все эти пуришкевичи и Марковы, рябушинские и родзянки — всячески поносило депутатов-большевиков, но посланцы российского рабочего класса высоко держали знамя борьбы за социализм.

Большевистской фракцией в Думе повседневно руководили ЦК партии, Ленин. В Кракове у Владимира Ильича перебывали все депутаты-большевики. Он писал проекты речей в Думе, советовался с депутатами, связывал их деятельность с «Правдой».

В декабре 1912 года — феврале 1913 года работу думской фракции в Петербурге по поручению ЦК направлял Свердлов. В своих воспоминаниях депутаты-большевики: А. Е. Бадаев, Г. И. Петровский, Ф. Н. Самойлов М. К. Муранов оставили немало проникновенных слов о Якове Михайловиче, с которым они ежедневно виделись, обмениваясь мнениями по текущим вопросам. Свердлов помог, например, составить проект запроса в Думе о взрывах на Охтенском пороховом заводе. М. К. Муранов в своих воспоминаниях рассказывает, что Яков Михайлович распределял работу между депутатами.

Насколько тесно был связан Яков Михайлович с думскими большевиками, с их работой, сколь веским было его мнение для них, говорит письмо Свердлова Петровскому, посланное 4 декабря 1913 года, уже из ссылки. «Спешу сообщить только бегло о том, что ваши требования равноправия и пр. я считаю правильными, — писал Свердлов. — Разделение фракции стало неизбежным, когда семерка попыталась наложить руку на внедумскую деятельность, когда стала открыто выступать в защиту ликвидаторских] лозунгов и т. д. Простое подчинение большинству при таких условиях было бы для вас равносильно политическому самоубийству, вы не могли, не должны были покупать единство ценою отказа от своей линии».

Свердлов высоко ценил новую поросль большевистской партии, выросшую за годы революционного подъема рабочую молодежь. «А какая хорошая публика пошла из молодых рабочих, не пережившая периода развала, — отмечал он в одном письме в начале 1913 года. — Публика с широким кругозором, большими запросами, просто прелесть».

Якову Михайловичу трудно было сидеть в «бесте» — взаперти, его тянуло к массам. Он пользовался любым случаем, чтобы узнать настроение рабочих, укрепить связи. с ними. Старый большевик В. А. Усов вспоминает о встрече со Свердловым в Петербурге в начале 1913 года:

«Яков Михайлович пришел ко мне действительно поздно ночью.

— Вы не возражаете против моей ночевки? — сказал он, входя ко мне. — Шпиков за собой я, кажется, не привел. Можно будет спокойно поспать. Я сегодня смертельно устал. Хочу спать.

Я посоветовал ему перед сном выпить чаю и закусить. „Чтобы ночью шпики не снились“, — заметил я. Яков Михайлович рассмеялся. Раздеваясь, на ходу он выпил стакан чая, съел бутерброд и лег в постель. Он почти сразу заснул.

На второй день он также пришел после полуночи. Вчерашней усталости в нем не было. Мы вместе пили чай и разговаривали на разные современные темы. Настроение у него было бодрое. Эту бодрость в настроении он приобрел, по его же словам, здесь, в Петербурге, убедившись в новом нарастании революционного движения в рабочих массах в Петербурге».

Деятельность Свердлова в Петербурге была хорошо известна царской охранке. И не мудрено — сведения в департамент полиции поступали не от какого-нибудь рядового шпика, а от пробравшегося в большевистскую партию крупного и ловкого провокатора.

Провокаторство стало одним из самых распространенных способов борьбы царизма с рабочим движением, с большевистской партией. После того как бесславно закончились попытки жандармского полковника Зубатова и попа Гапона заигрывать с рабочими, туманить их головы, охранка перешла к самым циничным средствам борьбы с пролетариатом. В годы столыпинской реакции засылка провокаторов в ряды партии усилилась. Разоблачение этих скрытых, хорошо замаскированных врагов и предателей стоило больших трудов, опыта, тройной конспирации. Но большевики — профессиональные революционеры-ленинцы не стали от этого мнительными, подозрительными. Охранке не удалось заставить их сомневаться в честности и искренности, преданности делу революции своих близких товарищей, друзей, единомышленников.

Царизм целил в голову революции. Жандармские чины усиленно искали провокатора высшей марки, такого, чтоб он мог без подозрения быть рядом с Лениным, работать в ЦК. Это черное дело удалось Роману Малиновскому, бывшему питерскому слесарю, разбитному, сообразительному малому с двойным дном души и совести.

Грамотный, начитанный, Малиновский втерся в доверие рабочих. В 1905–1910 годах он был секретарем союза рабочих по металлу. Но когда в охранке встал вопрос об избрании его в Думу, даже видавшие виды жандармские чины призадумались. Однако министр внутренних дел Макаров, тот самый, который в ответ на возмущение зверским расстрелом рабочих на Ленских приисках злобно заявил: «Так было, так будет!», благословил директора департамента полиции Белецкого и его заместителя Виссарионова на столь необычную акцию. И провокатор стал депутатом Думы.

Одно это наглядно показывает, что царизм не гнушался никакими средствами, чтобы проникнуть в руководящие центры большевистской партии, опасность которой для всего царского строя он великолепно сознавал.

Предательство Малиновского дорого стоило партии. В феврале 1913 года он выдал охранке Свердлова, а некоторое время спустя Сталина.

Уже в январе 1913 года департамент полиции знал, что «Свердлов, согласно имеющимся сведениям, находится в настоящее время в Петербурге, состоит в связи с думской с.-д. фракцией, причем на него предполагается возложить главное заведование газетой „Правда“ для придания ей направления строго партийного характера». И апреля 1913 года, ссылая Свердлова в Туруханский край, департамент полиции сообщил енисейскому губернатору, что Свердлов «состоял агентом Центрального Комитета Российской социал-демократической рабочей партии, прибыл в С.-Петербург с целью объединения членов думской фракции и постановки в С.-Петербурге планомерной партийной работы».

На первой неделе февраля 1913 года в квартиру, где проживали депутаты-большевики Ф. Н. Самойлов и А. Е. Бадаев, пришел дворник и сообщил, что, по его сведениям, в квартире находится какое-то постороннее, непрописанное лицо. Это был первый сигнал тревоги. Депутаты-большевики тотчас договорились, что Свердлов переедет к… Малиновскому. Однако арестовать Якова Михайловича на этой квартире значило для охранки провалить такого ценного агента, как Малиновский. Провокатору была дана директива — выждать, пока Свердлов не переберется на новую квартиру. Яков Михайлович, ничего не подозревая, переехал к Петровскому. Здесь его ждала встреча с женой и сыном, за день до того приехавшими из Томска. Всего лишь несколько часов побыл в кругу семьи Яков Михайлович. Поздней ночью 13 февраля он был арестован.

Находясь в пресловутых петербургских «Крестах», Яков Михайлович много занимается самообразованием. «Живу хорошо, насколько это только возможно при данных условиях, — писал он 7 апреля 1913 года семье близкого ему еще с Урала инженера А. А. Бессера. — Занялся французским языком, теперь более или менее читаю, конечно, со словарем. Есть у меня французские], нем[ецкие] книги. Но не только учебой в буквальном смысле занимаюсь, пополняю и общие знания. В этом отношении дело обстоит неважно: мало материала, но кое-что все же находится. Уделяю время и поэзии, порой увлекаюсь даже ею. Побывал у меня Шелли, Верхарн, Верлен, Эдгар По, Бодлер, Кальдерон, не считая многих пишущих прозой. Перечитываю частенько Гейне, он у меня в подлиннике, я довольно хорошо к нему отношусь».

Со Свердловым были арестованы и Новгородцева вместе с сыном Андреем. Яков Михайлович очень беспокоился о семье. «Порою задумываюсь о жинке, — сообщает он в следующем письме семье Бессер. — Ей труднее приходится. Нелегко, должно быть, с младенцем в камере. Вот это печалит меня. О себе не горюю. Мне что? Сил, энергии хватит еще надолго».

Оптимизм Свердлова — органическая черта его внутреннего облика, проявление его несгибаемого духа, закаленного трудностями и лишениями. Только у такого человека могли появиться из-под пера в тюрьме слова, полные человеческого жизнелюбия: «Жизнь так многообразна, так интересна, глубока, что нет возможности исчерпать ее. При самой высшей интенсивности переживаний можно схватить лишь небольшую частицу. И надо стремиться к тому лишь, чтобы эта частица была возможно большей, интересной…»

Обыск, произведенный у Петровского в связи с арестом Свердлова, был нарушением депутатской неприкосновенности хозяина квартиры. 13, 14 и 16 февраля 1913 года «Правда» печатала материалы по этому вопросу. Но для царских жандармов не существовало никаких законов. В апреле 1913 года особое совещание при министре внутренних дел увеличило срок ссылки Свердлова до 5 лет вместо предложенных департаментом полиции четырех. Петербургский градоначальник предложил сослать Свердлова в Нарым, а департамент полиции — в Туруханский край. Царские жандармы решили на этот раз окончательно расправиться со Свердловым: бежать из туруханской ссылки было практически невозможно.

В мае 1913 года Яков Михайлович отправляется по этапу в Туруханский край.

Петербургский период стал для Свердлова одним из значительнейших этапов его дореволюционной деятельности. Впервые Якову Михайловичу пришлось выступать в центре революционной России в такой ответственный момент, когда страна переживала подъем рабочего движения, и в таких масштабах, как руководство думской фракцией и «Правдой». В ту пору Свердлову было 27 лет. Он был молод, но это был уже вполне зрелый революционер.

Работа в Петербурге потребовала от Якова Михайловича не только применения его самого сильного качества — драгоценного для партии организаторского таланта, но и быстрого умения разбираться в самой сложной обстановке.

В Петербурге Свердлову довелось выполнять ответственные задания Ленина. Запомнил это и Ленин. Еще четыре года должно было пройти, прежде чем Владимир Ильич познакомился с уральским товарищем «Андреем», но его революционный почерк Ленин уже знал.

 

Глава VI

Буря! Скоро грянет буря!

Известно, что, когда долго ждешь чего-либо, самые томительные, самые тягучие часы и минуты — последние.

И другое. В битве все очерчено ясно: там — враг, здесь — свои, единомышленники. Цель определена давно, силы накоплены, нужен только сигнал. Ждать его — это особое искусство. «Ведь самый страшный час в бою — час ожидания атаки», — писал поэт-фронтовик Семен Гудзенко.

Каково же было российским революционерам — большевикам-ленинцам томиться долгие годы в тюрьмах, на каторге, в ссылке в пору, когда победа революции многим казалась недостижимой, призрачной, далекой?

Туруханка. Многим старым коммунистам, ветеранам партии знаком этот суровый край! Десятками ссылало сюда царское самодержавие активных революционеров. Дубровинский, Свердлов, Спандарян, Сталин и многие другие отбывали здесь ссылку. Не одни лишь царские охранники сторожили их. Их сторожили жестокие морозы, бескрайняя тундра, сотни километров бездорожья, удаленность от железной дороги, разобщенность тамошних поселений. Один только Енисей связывал этот край с сибирской магистралью, с Россией Полиция была вооружена телеграфом, который опережал самого скорого беглеца.

Енисейская губерния, в состав которой входил Туруханский край, была образована в 1822 году. Площадь Туруханки составляла почти 2 миллиона квадратных километров. Здесь уместились бы 46 таких губерний, как Московская. Площадь края превосходила площадь Англии, Франции, Германии, Италии, Австрии, вместе взятых. А управлял всем этим краем отдельный пристав, подчинявшийся непосредственно генерал-губернатору.

Туруханский край был одним из тех богатейших районов России, которые царизм не осваивал — не было ни сил, ни средств, ни стремления. В октябре 1915 года Свердлов написал «Очерки Туруханского края». Яков Михайлович выступил в них прежде всего как продолжатель традиции ссыльных революционеров, начиная от декабристов и кончая ленинцами, — все они считали своим делом обратиться к истории края, его положению и нуждам. В своих очерках Свердлов дал сжатую, но содержательную характеристику территории, флоры и фауны, населения, настоящего и будущего Туруханки. Указав на то, что «скудость наших сведений о жизни окраин не может быть оспариваема», Яков Михайлович справедливо подчеркивал, что «некоторые из них имеют определенный интерес для развития всей страны уже теперь и могут приобрести крупное значение в будущем». Свердлов указывал: «Имея значение для всей страны, Северный путь в жизни Сибири будет, можно полагать, играть крупную роль». «Естественные богатства края изобилуют самыми широкими возможностями», «различными исследованиями с полной несомненностью установлена наличность ископаемых богатств», «леса и тундры края изобилуют ценным пушным зверем», «о рыбных богатствах не приводится и говорить» — эти и другие заключения Свердлова были сделаны им не только на основе изученной литературы, но и многолетнего знакомства с краем. Вывод Якова Михайловича был выводом не академического, оторванного от жизни этнографа, а революционера, борца: «Можно смело сказать, что в этой среде можно устроить гораздо более человеческую жизнь».

Туруханка была краем бескультурья и невежества. Достаточно сказать, что здесь было только две начальные школы, а на медикаменты отпускалось всего 600 рублей в год. Местные жители вымирали от цинги и других болезней.

В годы столыпинской реакции Туруханский край «расцвел» — он стал местом политической ссылки. В 1913–1916 годах здесь находилось около ста политических ссыльных, из них 39 большевиков.

В 1908 году охранка спровоцировала анархистский «туруханский бунт». Подавление его позволило царизму ликвидировать достигнутые к тому времени ссыльными большевиками завоевания: съезды ссыльных, организацию Бюро ссыльных, поступления пособий административно-ссыльных в общую кассу и т. д. Усилились преследования ссыльных.

Здесь, в Туруханке, Свердлову и предстояло провести четыре долгих года, до самой Февральской революции.

По его собственному признанию, были времена, когда он впадал в мозговую спячку, доходил до состояния мозгового анабиоза. Вырваться из этого плена было еще труднее.

Май — июнь 1913 года Яков Михайлович находился в красноярской пересыльной тюрьме. Живой и общительный по природе, он быстро перезнакомился с местными большевиками, рассказал товарищам новости с воли, охарактеризовал внутрипартийное положение. Здесь Свердлов подружился с литовским большевиком В. С. Мицкявичюсом-Капсукасом — одним из создателей Компартии Литвы.

Мицкявичюс-Капсукас поделился с Яковом Михайловичем своим планом создания сборника о политической ссылке. Свердлов горячо одобрил его и в первом же письме к Мицкявичюсу-Капсукасу написал, как лучше осуществить этот план, связавшись с депутатами-большевиками, в частности с Петровским, в Петербурге.

И в петербургских «Крестах», и в красноярской пересыльной тюрьме Свердлов много читал. Он делал выписки из книг Чупрова по политэкономии, конспектировал «Очерки по истории русской культуры» П. Н. Милюкова, откуда выписывал данные о народонаселении России с 1724 года по 1894 год, таблицу государственных доходов России за период 1600–1892. Интересы Якова Михайловича разносторонни. Сохранились листки его записей — здесь и математические формулы, и стихи, и сведения по астрономии.

В конце июня 1913 года Свердлова доставляют к месту ссылки — в деревню Селиваниху. Туруханская ссылка Якова Михайловича началась… с организации побега.

Вслед за Свердловым в Туруханский край был сослан Сталин. С 20 по 27 сентября 1913 года Сталин находился в Селиванихе у Свердлова.

Побег Свердлова и Сталина готовился по указанию ЦК партии. В связи с арестами членов ЦК — Голощекина, Орджоникидзе, Свердлова, Спандаряна, Сталина — Центральный Комитет партии по инициативе Ленина устроил летом 1913 года совещание, обсудившее организацию побегов цекистов и в первую очередь Свердлова и Сталина. Но на совещании присутствовал Малиновский… Он немедленно предупредил охранку. Одна за другой полетели телеграммы в Енисейск. Департамент полиции уведомлял енисейского генерал-губернатора, тот — туруханского пристава, а пристав тормошил надзирателей. «Состоящие под гласным надзором полиции в Туруханском крае Иосиф Виссарионович Джугашвили и Яков Михайлович Свердлов, — говорилось в телеграмме туруханскому приставу от 21 сентября 1913 года, — являются очень серьезными революционерами.

Вследствие распоряжения департамента полиции прошу вас принять все меры к воспрепятствованию побега Джугашвили и Свердлова из ссылки».

Свердлов и Сталин усиленно готовились к побегу до наступления зимы. Через большевика Зелтыня — ветерана Туруханки, служившего управляющим английской фирмы братьев Ревельон, — Свердлов раздобыл муку, сахар, чай, табак, а у доктора Алюнина получил необходимые медикаменты. В адрес купца Лукашевича шла почта для Свердлова. Уже были получены паспорта и деньги.

«Яков Свердлов, Иосиф Джугашвили намереваются бежать из ссылки, — телеграфировал начальник департамента полиции Белецкий енисейскому генерал-губернатору 18 декабря 1913 года. — Благоволите принять меры к предупреждению побега».

Чуть ли не каждую неделю сбившийся с ног надзиратель Новоселов доносил туруханскому приставу Кибирову, что Свердлов самовольно уходит из Селиванихи в Монастырское или другие места. «Яков Свердлов ежедневно ходит в леса рубить дрова и, между прочим, уходит самовольно в село Монастырь», — гласит донесение от 31 августа 1913 года.

Зорко следили охранники за каждым шагом Свердлова и Сталина. Все кордоны были снабжены их фотографиями на случай побега. Между тем началась зима. 9 февраля 1914 года Яков Михайлович писал сестре: «Меня и Иосифа Джугашвили переводят на 180 верст севернее, на 80 верст севернее Полярного круга. Только двое будет на станке и при нас два стражника. Надзор усилили, от почты оторвали».

Местом, куда перевели Свердлова и Сталина, был станок Курейка. Здесь жило не больше полутора десятков рыбаков и охотников. Сначала Свердлов и Сталин жили вместе у крестьянки Тарасеевой, но потом, в мае 1914 года, разъехались: Свердлов поселился у Салтыкова, а Сталин у рыбака Перекрытина.

В письме от 22 марта 1914 года к Л. И. Бессер «из заполярных краев» Яков Михайлович так описывает обстановку в Курейке: «Устроился я на новом месте значительно хуже. Одно то уже, что я живу не один в комнате. Нас двое. Со мною грузин Джугашвили, старый знакомый, с кот[орым] мы уже встречались в ссылке другой. Парень хороший, но слишком большой индивидуалист в обыденной жизни. Я же сторонник минимального порядка. На этой почве нервничаю иногда. Но это не так важно. Гораздо хуже то, что нет изоляции от хозяев. Комната примыкает к хозяйской и не имеет отдельного хода. У хозяев — ребята. Естественно, торчат часами у нас. Иногда мешают».

Но все-таки и здесь, за Полярным кругом, в жгучие, 50-градусные морозы Свердлов умудрялся ходить за десятки верст на лыжах промышлять зверя, ловить рыбу, изучать французский язык, вести обширную переписку, жадно прислушиваться к каждой весточке из России.

«Много бодрости придают газеты за последнее время, — пишет Яков Михайлович 10 апреля 1914 года Петровскому. — Из них ясно, что не только не ослабевает, но крепнет и ширится раб[очее] дв[ижение]. Выступления РСДР фракции стали яркими. Вообще от разделения получился немалый плюс. Кампании последнего времени проходят при правильных лозунгах, вся линия хороша… Только издали приходится наблюдать, радоваться и печалиться. Не покидает надежда, что в свое время буду ближе к жизни. Не боюсь оторваться. Тем более что друзья не забывают. И бодрости и энергии не убавилось».

Какие горькие слова — «издали… наблюдать, радоваться и печалиться», — горькие для человека, привыкшего быть в центре событий, влиять на них, организовывать массы.

Но Яков Михайлович не только не боится оторваться от жизни, наоборот, он еще глубже, еще тщательнее изучает обстановку в партии, анализирует ее. Лишенный систематической почты, Свердлов только по письмам, по случайным номерам газет и журналов мог создать представление о том, что творится на воле, в центре. Тем больший вес приобретают его оценки и характеристики. В письме к жене 29 июня 1914 года Яков Михайлович дает уничтожающую оценку попыткам Троцкого и Плеханова навязать партии примирение и объединение с оппортунистами. Узнав из письма о том, что Троцкий стал выпускать журнал «Борьба», а Плеханов — легальную газету «Единство», Свердлов пишет: «Что касается „Борьбы“ и „Единства“, то я лично не думаю, чтобы они могли приобрести сколько-нибудь сильное влияние в массах. Самое большее, небольшие группки интеллигентов, стоящие достаточно далеко от непосредственной борьбы, могут симпатизировать органам, не представляющим твердой, выдержанной позиции… Вся их позиция вместе с некоторой полемикой с ликвидаторами] не может ничего дать отличного от ликвидаторов]…

…Что, какую отдельную линию может дать „Борьба“? …Немногим лучше и с плехановским „Единством“. Плеханов хотел бы взять на себя роль верховного третейского судьи между воюющими друг с другом „братьями“. Но он хотел бы добиться этой роли одним своим именем, силой своего личного авторитета. Увы, теперь это очень и очень мало значит».

Свердлов касается в этом письме и роли так называемых меньшевиков-партийцев, то есть части меньшевиков, которые пошли на блок с большевиками для борьбы с меньшевиками-ликвидаторами, откровенно желавшими разрушения нелегальной марксистской партии в России. «Был момент, — справедливо указывает Свердлов, — когда б[ольшеви]кам необходима была связь с м[еньшевика]ми-парт[ийцами], когда нужно было противопоставить ликвидаторам „центр“. По-моему, теперь это время прошло, и скрывать, молчать о полном бессилии м[еньшеви]ков-парт[ийцев] не к чему. Какая у них линия? С одной стороны, они по ряду вопросов примыкают к большевикам: вопрос о неизбежности коренного переворота, „курс на рев[олюцию]“, вопрос о „подполье“, о гегемонии пр[олетари]ата. С другой — к ликвидат[орам]: отношение к буржуазии, частичные требования и т. д. и т. д. И тут, как у Троцкого, цельной, законченной линии нет и быть не может».

Вскоре до Туруханки дошли известия о выходе Малиновского из Государственной думы. Не зная всей подоплеки, Яков Михайлович вместе со всей партией резко осудил дезорганизаторский поступок Малиновского, внезапно сложившего с себя депутатские полномочия и уехавшего за границу.

Лишь после революции стало известно, что Малиновского убрала сама охранка. Новый товарищ министра внутренних дел генерал Джунковский уведомил о провокаторской роли Малиновского председателя Государственной думы Родзянко. Держать в качестве депутата Государственной думы провокатора было признано нецелесообразным во избежание политического скандала, и Малиновский сошел со сцены. В 1918 году советский суд покарал предателя — он был расстрелян.

Приближалось лето, и снова стал готовиться побег Свердлова и Сталина. 27 апреля 1914 года московская охранка сообщала в департамент полиции, что, по агентурным данным, большевики готовят созыв партийного съезда и что предполагается «для успешного созыва партийного съезда устроить организационные объезды, для чего вызвать (устроив побеги) известных высланных партийных деятелей: Андрея Свердлова и Иосифа Джугашвили (Коба)…».

Но тут произошло событие, спутавшее все карты. В далеком от Туруханки Сараеве прозвучал выстрел, обернувшийся тысячами залпов, — летом 1914 года грянула первая мировая война. Судьбы народов, политика партий, вся общественная жизнь стали определяться одним — отношением к развязанной империалистами войне.

Через месяц после начала войны, вырвавшись из лап австро-венгерских жандармов и обосновавшись в Берне, Ленин пишет тезисы «Задачи революционной социал-демократии в европейской войне», вошедшие в историю под названием «Тезисы о войне». Через депутата-большевика Самойлова Владимир Ильич передает их в Россию для обсуждения партийными организациями. В этих тезисах Ленин дает марксистскую оценку войны. «Европейская и всемирная война, — пишет он, — имеет ярко определенный характер буржуазной, империалистической, династической войны. Борьба за рынки и грабеж чужих стран, стремление пресечь революционное движение пролетариата и демократии внутри страны, стремление одурачить, разъединить и перебить пролетариев всех стран, натравив наемных рабов одной нации против наемных рабов другой на пользу буржуазии, — таково единственное реальное содержание и значение войны».

Поведение вождей немецкой социал-демократии, голосовавших за военный бюджет, Ленин назвал прямой изменой социализму. Измена социализму большинства вождей II Интернационала (1889–1914) означает идейный крах этого Интернационала.

Ленин выдвинул и обосновал лозунги: поражение своего правительства, и не только для России, но и для всех стран, и превращение войны империалистической в войну гражданскую; полный разрыв с потерпевшим крах II Интернационалом.

В октябре 1914 года на основе обсужденных и принятых ленинских тезисов ЦК партии большевиков выпустил манифест «Война и российская социал-демократия».

Свердлову предстояло сформулировать свое отношение к войне вдали от Ленина, от ЦК партии, не зная конкретной обстановки.

«В данный момент, — писал он жене 12 августа 1914 года из Курейки, — волнует сильнее всего происходящее там, вдали отсюда. Сведения более чем скудны. Редкие телеграммы, газеты. Невозможно сразу охватывать такую массу событий первостепенной мировой важности… мало, безобразно мало знаю». Но и в этих условиях Яков Михайлович дает четкую оценку известным ему событиям: «Больно ударило убийство Жореса. Некоторые] из товарищей] провидят отчаянный разгром раб[очего] движения, торжество реакции, кот[орая] отбросит его далеко назад. Не могу думать так. Скорее раб[очее] движ[ение] сделает большой скачок вперед. Ужасы войны, ее последствия, тяжелое бремя, долженствующее надавить на самые отсталые слои, сделают огромное революционное дело, прояснят сознание еще не затронутых миллионных масс и в отсталых странах».

Уже в начале октября 1914 года Свердлов в письме к жене пишет: «…У меня начинает складываться более ясное и определенное отношение к войне… Вопрос о данной войне чрезвычайно сложен. С каким критерием подойти к нему? Не должен сознательный человек брать таковым интересы раб[очего] класса одной какой-либо страны. Необходимо исходить из перспектив международного раб[очего] движ[ения]».

Это был единственно верный, марксистский критерий, означавший, что Яков Михайлович твердо стоял на позициях пролетарского интернационализма. Свердлов осудил шовинистический угар. «Поглядишь на выступления многих и многих, вроде Смирнова, Маслова, — пишет он в том же письме, — и делается противно. Оперируют понятиями „культура“, „страна“ и т. п. О какой культуре, стране идет речь? С пеной у рта кричат о варварстве, вандализме германцев. Лицемерие и лицемерие».

Узнав о том, что немецкие социал-демократы голосовали за предоставление кредитов на войну, Свердлов в том же письме выражает сомнение в правильности этого шага. Яков Михайлович приходит к выводу, что «трудно желать победы какой бы то ни было из воюющих сторон».

В ту пору Яков Михайлович не знал об измене вождей II Интернационала. Он возлагал еще на него какие-то надежды, считал, что «Интернационал должен сказать и скажет свое веское слово». Вскоре, однако, он правильно формулирует свое отношение к позорному концу II Интернационала. Вот что рассказывает об этом Б. И. Иванов, сосланный в Туруханку в 1915 году:

«Когда моя нога ступила на твердую почву забытого у Полярного круга уголка земли, за беспредельными стенами лесной глуши и мощным разливом величественного Енисея, я первым делом отправился разыскивать Свердлова. Разыскал. Шумно закипела беседа, на столе появился чай, а я подробно рассказывал Якову, что делается в рабочих центрах. Мой отъезд из Петербурга совпал с днями, когда в широких кругах рабочих масс поднят был вопрос об общей забастовке и горячо обсуждался на партийных собраниях, на массовках и на митингах летом 1915 года.

„Я знал, — сказал Яков, — что это так: и так должно было быть. Мировая война, как результат нудного господства буржуазии, как погоня за захватом новых и новых рынков для капитала, является преддверием к могучему мировому вихрю революции, неизбежный ход которой есть вопрос лишь недолгого времени. Крах II Интернационала не явится задерживающим фактором; массы опередят своих вождей: их гонит на это ужас самоистребления в мировой бойне, голод, дороговизна и безработица“.»

Вскоре до Туруханки дошли вести о борьбе Ленина за создание нового, III Интернационала. Свердлов писал в наброске плана «Очерков по истории международного рабочего движения»: «…крах Интернационала — крах лишь данной организации, не идеи объединения пролетариата всех стран. Неизбежность единой организации. Первый шаг к созданию нового Интернационала — Циммервальд. Его недостатки. Неизбежность более резкого размежевания».

«Россия независимо от исхода войны переживает большой перелом, — был уверен Свердлов и, как обычно, делал практический вывод: — Необходимо готовиться к возможности жизни на воле». Якова Михайловича очень тяготила оторванность от России. Каково настроение рабочих, где депутаты-большевики, что они думают о войне, достоверно ли известие об аресте Ленина в Австро-Венгрии — эти и другие вопросы волнуют его, он задает их в письмах.

В письме к жене 16 ноября 1914 года Свердлов снова возвращается к вопросу о войне, на этот раз в международном плане. «Влияние войны, — пишет он, — ведь должно сказаться далеко за пределами воюющих сторон. Разве на все развитие Америки данная война не наложит своего отпечатка? Разве она не скажется на крупных азиатских территориях, как Китай или Индия? Огромная европейская война, сама составляя эпоху в развитии человечества, должна провести определенную линию между временем до войны и после нее».

Между тем жизнь в Курейке стала невыносимой, она надломила здоровье Свердлова. Оторванность от остальных ссыльных была для такого общительного и живого человека, как Яков Михайлович, хуже любого наказания. Он предпринимает попытки сменить место ссылки. В середине июня 1914 года один на утлой лодке Яков Михайлович отправился в Монастырское. Побывав там, он воспрянул духом. Он встретился с новыми ссыльными большевиками: С. Спандаряном, А. Масленниковым. Последний рассказал Свердлову о борьбе питерского пролетариата в канун мировой войны, о баррикадных боях в Петербурге.

Возвратившись в Курейку, Свердлов еще острее почувствовал свое одиночество. Он признавался впоследствии, что ему было очень скверно. В конце сентября 1914 года Свердлов был переведен в деревню Селиваниху, где поселился у бедного рыбака и охотника Самойлова вместе с Ф. И. Голощекиным, затем переехал в Монастырское.

В июне 1915 года в Монастырское прибыла новая группа ссыльных большевиков. На этот раз царское самодержавие расправилось с большевистской фракцией Государственной думы. Мужественные депутаты-большевики: А. Е. Бадаев, М. К. Муранов, Г. И. Петровский, Ф. Н. Самойлов и Н. Р. Шагов — были арестованы, их предали суду и сослали на вечное поселение в Сибирь. Вместе с депутатами-большевиками под суд попал Каменев. Он вел себя на суде недостойно, вилял, отрекся от лозунга поражения своего правительства в войне.

Ленин осудил предательское поведение Каменева, указав, что выступать на царском суде с заявлением о своем несогласии с ЦК «есть прием неправильный и с точки зрения революционного социал-демократа недопустимый». Подчеркивая положительное значение процесса, Владимир Ильич указывал, что оно было бы еще больше, если бы подсудимые, воспользовавшись открытым судом, прямо изложили бы свои взгляды, враждебные не только царизму, но и социал-шовинизму.

В это же самое время Свердлов в письме Л. Н. Дилевской от 20 марта 1915 года дает оценку процессу депутатов-большевиков, близкую к ленинской. «Процессом депутатов] не очень я доволен, — пишет Яков Михайлович. — Он должен был быть иным, более ярким, сильным. Надо было совершенно отбросить мысль о возможности получить минимальный приговор. Но что за хороший тип Петр[овск]ий. Прелесть. Удивительная чистота, искренность, преданность своему долгу, делу. Именно таким он и остался у меня в памяти по личным впечатлениям. И рос он прямо-таки на глазах. Письма его обнаруживали этот рост. За него не страшно. Он удержится на высоте… В общем, все хорошие товарищи».

Первым, кто встретил в Туруханке ссыльных депутатов, был Свердлов. Яков Михайлович на лодке подплыл к пароходу и поднялся навстречу друзьям:

— Ну, завершили круг своей работы на пользу революции и рабочего класса хорошо, очень хорошо. Садитесь в лодку, и поедем на новое местожительство.

Первую ночь большинство вновь прибывших переночевало на квартире у Якова Михайловича.

Ссыльная Туруханка переживала значительное событие. Еще бы! Приехали товарищи по партии, которым выпало счастье совсем недавно видеться с Лениным. Но ссылка думских большевиков и процесс над ними были прежде всего политическим событием. Проанализировать его, подвести итоги и соответствующим образом оценить было законным требованием членов партии, находившихся тогда в туруханской ссылке.

Вскоре состоялось собрание ссыльных большевиков Туруханки. Происходило оно на квартире Петровского, в небольшой, врытой в землю избушке на самом берегу Енисея. Почти три десятка людей едва вместились в эту избушку. Все понимали важность происходящего — ведь среди собравшихся были четыре члена ЦК партии: Ф. И. Голощекин, Я. М. Свердлов, С. С. Спандарян и И. В. Сталин, пять депутатов Государственной думы: А. Е. Бадаев, М. К. Муранов, Г. И. Петровский, Ф. Н. Са мойлов, Н. Р. Шагов, ссыльные большевики: Д. П. Долбежкин, М. И. Зелтынь, А. А. Масленников, М. С. Сергушев, К. Т. Новгородцева и другие.

С докладом выступил Петровский. Он рассказал о работе думской фракции большевиков, о том, как проходил процесс. Следующее слово получил Каменев, оправдывавший свое поведение на суде. Два дня продолжалось это необычное собрание. Дважды со страстными речами выступал С. Спандарян. Трусость Каменева на царском суде он назвал предательством интересов рабочего класса. В прениях приняли участие многие большевики. С речью выступил и Свердлов.

Собрание поручило Свердлову, Спандаряну и Сталину написать резолюцию. Ввиду внезапного отъезда Сталина в Курейку резолюцию писали Свердлов и Спандарян при участии Цетровского как докладчика.

«Позиция осужденных депутатов РСДР фракции по вопросу о войне, — указывалось в этой резолюции, — является единственно правильной точкой зрения на происходящие кровавые события, соответствующей интересам рабочего класса в России и идее международного социализма». В резолюции были отмечены недостатки депутатов-большевиков, не сумевших развернуть процесс в открытое обвинение царизма. Вместе с тем резолюция особо подчеркнула, что в тот момент, когда европейские социалисты предали лозунг классовой солидарности, «5 рабочих — депутатов РСДР фракции оказались единственной группой Интернационала, смело поднявшей знамя международного братства рабочих и громко провозгласившей забытый лозунг: „Пролетарии всех стран, соединяйтесь!“».

После собрания резолюция была переписана в десятках экземпляров. Один из них был послан Ленину, после чего резолюцию разослали местным партийным организациям.

Незадолго до этого памятного собрания к Свердлову приехала жена с сыном Андреем и дочерью Верой, родившейся 17 июля 1913 года. Яков Михайлович очень тосковал в Туруханке без семьи.

«Чем ближе было Монастырское, — описывала впоследствии свое путешествие К. Т. Новгородцева, — тем больше я волновалась. Ведь свыше двух лет прошло с той злосчастной февральской ночи, когда я в последний раз видела Якова Михайловича, слышала его голос. Маленький Андрей уже совершенно забыл отца, а Верушка — та вообще никогда его не видала.

Прошли сутки… Еще сутки — и вот на высоком берегу вдали возникла белая колокольня, а рядом — церковь с пятью маленькими куполами. Вправо от церкви, в глубину и влево, вдоль по берегу, виднелись домишки. Монастырское!..

Пологий у самой реки берег Енисея саженей через десять-пятнадцать переходил в крутой, почти отвесный обрыв, над которым и было расположено Монастырское. За селом тянулась бескрайняя, дикая тайга. На берегу, под обрывом, виднелись разбросанные тут и там одинокие лодки да кучи бревен. Ярко светило солнце, как бы вознаграждая жителей дальнего севера за долгую, темную полярную ночь.

Вдруг от берега отделилась небольшая лодка и понеслась нам навстречу. Одинокий гребец отчаянно работал веслами. Вот он все ближе, ближе, еще взмах весел, еще — и я узнаю Якова Михайловича. Наконец-то мы снова вместе!» Клавдии Тимофеевне удалось устроиться заведующей метеорологической станцией в Монастырском.

В туруханской ссылке Свердлов много работал. За эти четыре года он написал очерки по истории края, краткий очерк истории международного рабочего движения, статью «Массовая ссылка (1906–1916 гг.)» и другие произведения.

В мае 1915 года первая корреспонденция Свердлова «К изучению Сибири» была опубликована в газете «Сибирская жизнь». Всего в этой газете в 1915–1917 годах было напечатано под разными псевдонимами около полутора десятков корреспонденций Свердлова. Заголовки их красноречивы: «Повышение цен», «Цинга и голод», «Недостаток товаров», «Купцы и инородцы», «Туруханский графит», «Северный морской путь», «К изучению Сибири».

Материал для этих корреспонденций Яков Михайлович черпал в поездках. Б. И. Иванов, сопровождавший его в этих поездках по местным селениям, вспоминает, что стоило Якову Михайловичу остановиться у кого-либо из жителей, как он заводил разговор с хозяином о добыче рыбы, об охоте и о том, что делается на других кочевьях остяков и тунгусов.

«Помню, — писал Б. И. Иванов, — как-то в самый разгар полярной ночи он появился в моей хижине и начал меня тормошить.

— Да разве можно так долго спать? — говорил он. — Ведь этак ты наживешь цингу. Вставай, вставай! Одевайся быстрее!

То на лыжах, то на собаках он совершал сравнительно далекие прогулки, заезжал в кочевья местных жителей — остяков. Приедет в остяцкий чум, там его усадят около очага и угощают кирпичным чаем, смешанным с рыбьим жиром.

Для непривычного человека вкус такого чая был отвратителен, и я, например, пить его не мог. А Яков Михайлович, чтоб не обидеть хозяев, пил, не показывая даже виду, как ему это трудно. Сидит, прихлебывает чай и заводит разговор с хозяевами о рыбной ловле, охоте, а также и о том, что происходит на отдаленных кочевьях остяков и тунгусов. На основе этих сведений он писал статьи, которые изредка печатались на страницах томской газеты „Сибирская жизнь“.»

Но это были, так сказать, занятия повседневные, практические. Наряду с ними Яков Михайлович много занимался вопросами теории. Он оставил в набросках и письмах богатый литературный материал, по которому можно судить о масштабах его интенсивной, разнообразной и глубокой интеллектуальной работы.

В Туруханке Свердлов получил возможность заняться марксистским анализом важнейших вопросов современности и в первую очередь — империализма. Вызывалось это практической потребностью осмыслить новые явления в международном рабочем движении.

Вспомним: классического труда марксизма по этому вопросу — книги Ленина «Империализм, как высшая стадия капитализма» — еще не было! Она была написана Владимиром Ильичем в январе — июне 1916 года и вышла в свет в середине 1917 года. А ленинские оценки империализма, содержавшиеся в статьях и подготовительных материалах, не были Свердлову известны.

Яков Михайлович изучал работы Гильфердинга («Финансовый капитал»), Розы Люксембург («Накопление капитала») и другие. Читаю, проверяю, продумываю, устанавливаю свое отношение — так охарактеризовал Свердлов свои занятия в письме жене от 19 января 1914 года.

Черновики записей Якова Михайловича сохранились. Мы находим здесь выписки из книг Р. Гильфердинга, Р. Люксембург, Г. Кунова, К. Реннера. Свое понимание вопроса Свердлов изложил в двух работах — «Раскол в германской социал-демократии» и «Крушение капитализма».

Следует сразу же сказать, что, несмотря на многие верные оценки разных черт империализма, Яков Михайлович не располагал ни возможностями, ни должной источниковедческой базой для создания цельной теории империализма. Эту задачу под силу было выполнить только Ленину. Но это нисколько не умаляет заслуги Свердлова. В трудных условиях ссылки он шел верным путем, внес свой скромный вклад в разработку марксистской теории империализма.

Внимательное прочтение, исследование работ Свердлова по проблемам империализма показывает, что, как ни велик был для Якова Михайловича научный авторитет Гильфердинга, его собственное понимание некоторых сторон и черт империализма было ближе к ленинскому. Так, в отличие от Гильфердинга Свердлов вскрыл корни оппортунизма вождей II Интернационала. Яков Михайлович прямо указывал, что оппортунисты отражали собою воздействие империалистической идеологии на пролетариат.

Свердлов понимал, что в условиях господства финансовой буржуазии парламент «становится ширмой, за спиной которого финансовая олигархия обделывает свои дела». Яков Михайлович пришел к верному пониманию, что эпоха финансового капитала знаменует собой эпоху войн. У Свердлова об этом сказано резче, чем у Гильфердинга и Каутского. «Господство финансового капитала означало империалистическую политику», — формулирует свой вывод Свердлов.

«Империализм неизбежно вызывает войны, — развивает Свердлов эту мысль, — усиление милитаризма, расточение производительных сил. Он же привел и к современной войне». Подобный вывод Свердлова близок к положению о неизбежности в эпоху империализма передела мира путем империалистических войн — ленинскому положению.

Но не одни только проблемы империализма занимали в ту пору Свердлова. В статье «Раскол в германской социал-демократии» и «Очерках по истории международного рабочего движения» Яков Михайлович поднимает вопросы борьбы с ревизионизмом, говорит о необходимости крепить и развивать пролетарский интернационализм.

Статья «Раскол в германской социал-демократии», написанная в 1916 году, была опубликована в «Сборнике № 1» издательством «Прилив» в Москве в 1917 году, переизданном в 1919 году. В этой статье Свердлов правильно определяет источники ревизионизма в международном рабочем движении: «Промышленное развитие того периода способствовало успеху оппортунистической идеологии. Стадия расцвета благоприятствовала борьбе за повышение заработной платы, сокращение рабочего дня, вообще за улучшение условий труда. Буржуазия получала огромные барыши. В интересах дальнейшего их беспрепятственного получения она стремилась к социальному миру, уделяя крохи от своих барышей пролетариату».

Говоря о размежевании правых и левых сил в рядах германской социал-демократии, об ослаблении влияния центра, Яков Михайлович сделал верный вывод о тактике левых: «Тактика левых только стоит в соответствии о развитием общественных производительных сил. Только они правильно предвосхищают процесс общественного развития. И будущее пролетарского движения принадлежит только левым».

В первом томе «Избранных произведений» Свердлова впервые напечатаны его «Очерки по истории международного рабочего движения». Они сформировались на основе лекций и бесед, которые Яков Михайлович проводил с товарищами по ссылке в 1916 году. Интерес Свердлова к этой проблеме был понятен — его вызвали известия о борьбе. Ленина за создание III, Коммунистического Интернационала, материалы Циммервальдской конференции. Яков Михайлович собирался написать большую работу на эту тему, но не успел закончить ее. Сохранились два варианта плана дальнейшей работы над рукописью. По ним можно судить, что изложение истории международного рабочего движения Свердлов доводил до империалистической войны. План заканчивается словами, созвучными ленинской постановке вопроса: «Задача момента — создание Интернационала, охватывающего всю борьбу рабочего класса за социализм во всех странах. Превращение Интернационала в идейного и практического руководителя всего движения».

Свердлов предполагал и дальше работать над этими темами. В письме к М. С. Ольминскому от 12 декабря 1916 года он писал: «Очень рад был получить известие, что предполагается издательство для популярных брошюр. Если будут темы, подходящие для меня, с удовольствием бы взялся за работу. Могу взять на себя: 1) популярную брошюру по политической экономии, 2) брошюры по истории раб[очего] движ[ения] в разных странах, 3) брошюру о типах и формах раб[очего] движ[ения], 4) брошюру по истории международного] раб[очего] движ[ения], 5) по теоретическому объяснению империализма, наконец, 6) различные переводные работы с немецкого».

Весьма характерно, что Свердлов отдает — много времени изучению иностранных языков. «До получения нужных материалов займусь языками, — пишет оп В. С. Мицкявичюсу-Капсукасу в сентябре 1913 года. — Ведь нашему брату необходимо знание трех, по крайней мере».

Работоспособность Якова Михайловича была поразительна — он мог часами заниматься интересующей его темой. «…Работаю вовсю, — писал он Д. Ф. Петровской в декабре 1913 года, — просиживая по 10–12 час[ов] за столом, почти не вставая. Много читаю, немного пишу».

Но ссылка была характерна не только этим. Это был период, когда испытывалась солидарность членов партии, их принципиальная дружба, когда заботы о товарище требовалось еще больше.

Сохранить «душу живу», не превратиться в «обломок человека» можно было только в тесном единении, в коллективе единомышленников.

Вот как описывает жизнь в Монастырском Клавдия Тимофеевна Новгородцева:

«Как и в Костыревой, почти все хозяйственные заботы Яков Михайлович взял на себя. Вставал он не позже пяти-шести часов утра и сразу брался за дело. Прежде всего он делал необходимые метеорологические измерения возле дома и на реке. (Утренние замеры производил он, все последующие делала я.)

Вернувшись с Енисея, Яков Михайлович колол дрова, задавал корм корове, убирал навоз, затем топил печку, кипятил воду и готовил завтрак. Часов в восемь вставали ребята. Яков Михайлович умывал и одевал их. Возня с ребятами также осталась за ним, и, несмотря на мои неоднократные протесты, он не давал мне в это дело вмешиваться.

Примерно в половине девятого мы завтракали, и я уходила по урокам. В это время и к Якову Михайловичу приходило двое учеников — ребята местных жителей. Часов в двенадцать он освобождался и принимался за приготовление обеда. Готовил он превосходно. Борис Иванов, например, постоянно утверждал, будто Яков настолько хорошо готовил, что перещеголял в этом „искусстве“ всех туруханских хозяек. Действительно, пельмени Якова Михайловича славились далеко за пределами Монастырского, и немало товарищей с дальних станков собирались в Монастырское на свердловские пельмени.

Обедали мы обычно около двух, после чего я мыла посуду, это право я с боями отвоевала себе, затем мы вместе занимались починкой одежды, штопкой и, если приходило время, стиркой.

Освобождался Яков Михайлович от всяких домашних дел часам к пяти-шести, а уже около семи у нас начинал собираться народ.

По вечерам в нашем домике всегда было людно и шумно. Каждый находил тут теплое слово, дружескую заботу, нередко и пристанище. Здесь обсуждались наиболее животрепещущие допросы, велись задушевные беседы, гремели революционные песни. Жизнь в нашем доме била ключом».

Яков Михайлович обращал особое внимание на связь со всеми ссыльными, переписку с товарищами, заброшенными в самые глухие уголки Сибири.

«До этого мы с Яковом Михайловичем хорошо знали друг друга по кличкам, но лично на работе не встречались, — вспоминает Елена Дмитриевна Стасова. — Личная наша связь установилась только теперь, в ссылке. Мы были совершенно отрезаны от центра, но Яков Михайлович умудрялся каким-то непонятным для нас чудом сохранять живую связь со всем миром. Все свои силы он сосредоточивал на том, чтобы поднять дух товарищей и поддержать луч света, который освещал нам путь. Он делал это не только в своем ближайшем районе, но старался поддерживать связь со всеми товарищами, разбросанными по тысячеверстным пространствам обширной сибирской ссылки. Переписка, сообщение всех новостей и известий, которые, несмотря на цензуру и всяческие рогатки, все же проникали к нам, были важнейшей задачей Якова Михайловича.

Получая какой-нибудь интересный материал, например номер „Социал-демократа“, Яков Михайлович пересылал его мне или переписывал, скажем, ведущие статьи о Циммервальде и Кинтале и присылал, а я, в свою очередь, получив какой-либо аналогичный материал или копию чего-либо интересного, переписывала это для Якова Михайловича и для других товарищей. Весь этот материал мы посылали заказными письмами, а так как за всякое недоставленное заказное письмо почта должна была выплачивать 10 рублей, то даже перлюстрированные письма доставлялись адресатам.

Переписка наша с Яковом Михайловичем была очень оживленной, но сохранять письма мы не могли, так как всегда ожидали обыска. Вспоминаю одно письмо Якова Михайловича, где он писал, что читает переписку Герцена и Огарева, которая ярко рисует обстановку тех годов, и глубоко сожалеет, что наши письма будут уничтожены, не дойдут до грядущих поколений».

«Я, дружище, читал твои заметки и статьи в газетах „Звезда“ и „Правда“. Ты можешь писать. Начни работу над историей рабочего движения булочников и кондитеров Петербурга. Садись, вспоминай, пиши» — так говорил Свердлов Иванову.

В результате помощи Якова Михайловича Б. И. Иванов написал и выпустил в свет в Москве в 1920 году книгу «Профессиональное движение рабочих хлебопекарно-кондитерского производства Петрограда и губернии (1903–1917 гг.)».

В 1962 году, в связи с 50-летием «Правды», Б. И. Иванов был удостоен звания Героя Социалистического Труда как один из старейших рабкоров газеты. Б. И. Иванов оставил интересные воспоминания о пребывании в туруханской ссылке.

Яков Михайлович организовал кооператив ссыльных. По его предложению местный мировой судья А. Петров возглавил потребительское общество «Единение — сила». Несколько раз собирались ссыльные большевики на собрания вместе с жителями Монастырского, Костина, Селиванихи. Пристав Кибиров разгонял эти собрания, но вскоре от министра внутренних дел поступило разрешение на создание кооператива. На этих собраниях выступали Я. Е. Боград, Ф. И. Голощекин и Я. М. Свердлов.

В 1928 году был обнаружен в Сибири протокол сельского схода крестьян села Монастырского, 3 января 1917 года было созвано общее собрание будущих членов кооператива.

«Основные докладчики, — писал об этом А. Ф. Брюханов, член Комитета Севера при Президиуме ВЦИКа, — были Свердлов и Боград. Тема доклада первого товарища заключалась в необходимости организации общества потребителей, при этом докладчик подробно остановился на широком развитии кооперации в России».

Подходил к концу 1916 год. Царское самодержавие втягивало в войну новые слои народа. На тыловые работы в прифронтовой полосе были мобилизованы дехкане Средней Азии. Дошла очередь и до ссыльных. Их стали призывать в армию. В декабре были призваны Б. Иванов, В. Панюшкин, И. Сталин и др. Провожать их вышла вся колония большевиков в Монастырском.

«Толпа в 20–25 человек собралась на высоком берегу Енисея, — вспоминает Б. И. Иванов. — Сквозь метель на льду видны подводы. Это чалдонские лошади, впряженные в легкие сибирские санки-нарты. Их примерно 13–14. Сейчас в них сядут призывники. Минуты прощания, крепкие рукопожатия, товарищеские объятия, поцелуи, и сквозь завывания метели слышен громкий бас Свердлова:

— До свидания, друзья! Крепче держите в руках ружья и знайте, против кого они должны быть направлены! Не за горами день нашей близкой встречи!»

Яков Михайлович запел «Варшавянку», ее подхватили другие ссыльные. «У обрыва Енисея замерли последние слова песни, — писал Б. И. Иванов, — мы сели в сани, я пожал крепко руку Якова, и санки быстро полетели по Енисею, а Яков долго стоял у обрыва, глядя вслед удаляющимся товарищам».

Это было 12 декабря 1916 года. Царизм доживал последние дни.

 

Глава VII

Письма раскрывают душу

В повседневном общении сказанное друг другу пропадает. Самая умная, самая содержательная беседа исчезает, оставляя в памяти лишь след о том, чему она была посвящена. Немногим мемуаристам дано восстанавливать через годы такие беседы. Мы верим Луначарскому и Кларе Цеткин, записавшим свои разговоры с Лениным. Но много ли таких записей?!

Иное дело — письмо.

Оно может пролежать в ящике стола десятилетия, но наступает час, его снова берут в руки, и оно говорит прежним языком — языком эпохи.

Понятно, когда издают письма великих, выдающихся людей. Мысли и чувства их достойны не одного адресата — всего человечества.

Но и обычные письма — клад. Жаль, что они нередко гибнут бесследно. Часто даже по обрывку письма далеких лет мы восстанавливаем детали, которые дороги, памятны. Древние новгородцы писали друг другу на кусочках бересты. Когда археологи нашли сотни берестяных грамот, мы услышали голос наших предков. А письма «в пылающий адрес войны», как сказал поэт?

Письма — удивительный, своеобразный, ни с чем не сравнимый исторический источник, подлинно человеческий документ.

Перед нами письма Якова Михайловича Свердлова юной Кире Бессер. Чем же примечательны они? Почему они занимают в переписке Свердлова второе место после писем жене — Клавдии Тимофеевне?

Чтобы понять это, вернемся в Екатеринбург, в 1905 год. Там Свердлов познакомился с лесным инженером Александром Александровичем Бессером, его женой Лидией Ивановной, их маленькой еще тогда дочкой Кирой. Бессер выполнял ответственные поручения Уральского областного комитета РСДРП. Тесной дружбой с тех пор был связан с этой семьей Яков Михайлович.

Инженер Бессер арендовал в Екатеринбурге небольшой двухэтажный дом с двориком, садом и различными вспомогательными помещениями. Внизу была гостиная, две-три комнатки. Там внезапно появлялись какие-то люди, жили по нескольку дней и исчезали. Маленькая Кира даже боялась спускаться в эти комнаты и убегала прямо в сад, ей казалось, что первый этаж их дома окружен какой-то тайной.

Все, разумеется, было проще. Квартира инженера Бессера была конспиративной. Кроме Я. М. Свердлова, там бывали Н. Батурин, Ф. Сыромолотов, А. Чуцкаев и др.

В 1909 году семья Бессер перебралась в Петербург. Яков Михайлович в 1912–1913 годах не раз бывал на Широкой улице, где жили Бессеры. Маленькая Кира выросла, стала подростком и хорошо помнит это время. Передаем слово Кире Александровне Бессер-Полонской. Она любезно предоставила в наше распоряжение свои воспоминания.

«Однажды поздней осенью, — говорит К. А. Бессер, — в темный ноябрьский день, в квартире появился какой-то таинственный человек. Я была очень робкой, и меня еле заставили выйти в столовую. Темный, черный человек крепко потряс руку. С этого времени мы подружились. Яков Михайлович был удивительно прост, умел легко подходить к людям всех возрастов и быстро располагал к себе. Любил много говорить, все время гудел своим крепким, густым басом. Был небольшой, крепкий, подвижной и в то же время какой-то собранный, без жестов. Лицо у него было светлое, матовое, но казалось темным от шапки иссиня-черных волос и черной косоворотки, которую очень часто носил.

Этот вечер, как иногда и другие вечера, проводил с отцом за шахматами и удивительно безразлично относился к проигрышу.

Я болела. Яков Михайлович придвигал стул к постели, и начиналась беседа. Мои мрачные мысли немедленно подвергались критике и рассеивались без следа. Никто не мог так легко заражать жизнерадостностью… „Эх, хорошая штука жизнь“. Часто садился к печке, называя ее „камельком“. Ясно помню надвигающиеся сумерки, его темный силуэт, поблескивают очки и попыхивает папироса. Прежде чем закурить, он долго постукивал ею о ноготь большого пальца.

Январь — февраль 1913 года. Яков Михайлович опять у нас на Широкой. Однажды днем, уходя к Петровскому, просит постоять у окна и посмотреть, нет ли шпиков. Гордая таким поручением, я прильнула к окну. Ясно помню его удаляющуюся фигуру. Руки в карманах потертой шубенки, крупные, быстрые шаги и слегка сутулый, устремленный вперед корпус. Я внимательно смотрела вслед ему, никого не заметила, сообщила об этом маме, и мы успокоились. Мы не видели его до 1917 года. Как известно, на квартире Г. И. Петровского он был арестован, преданный Малиновским».

С тех пор между Яковом Михайловичем и семьей Бессер завязалась оживленная переписка. Продолжалась она до самого конца ссылки Свердлова.

В первом же письме «из-за толстых стен» петербургской одиночной тюрьмы «Кресты» 7 апреля 1913 года Яков Михайлович сожалеет, что не может по своим условиям «исполнить просьбу Кирочки (может, Александровны?) и написать на интересующую ее тему о смысле жизни». Собственно говоря, выяснению смысла жизни были посвящены все письма Свердлова Кире Бессер. Кстати, именно этому мы обязаны, что письма сохранились. Все, что адресовалось взрослой части семьи Бессер, естественно, уничтожалось по соображениям конспирации.

Письма Якова Михайловича из далекой сибирской ссылки юной корреспондентке, жившей в столице Российской империи, поражают своей жизнерадостностью, глубокой, выношенной годами испытаний верой в победу революционного дела. Если бы не описания северной природы и не упоминания об охоте и рыбной ловле для пропитания, можно подумать, что адресат Киры Бессер находился в университетском центре, откуда делился своими познаниями в литературе и искусстве. Но уроки всту пающей в жизнь девушке давал не ученый муж, а политический ссыльный, чью волю не сломили ни версты, ни Север, ни преследования охранников.

Кире Бессер и ее сверстникам выпало на долю непростое отрочество — оно пришлось на годы политической реакции вслед за поражением первой русской революции. Реакция наступала по всему фронту. Школьный учебник, иллюстрированный журнал, спектакль, модный роман были пронизаны самодовольным торжеством победы царского самодержавия над героической армией российского пролетариата, впервые вышедшей в открытый бой со своими врагами и поработителями. Это не означало, разумеется, что вся литература, все искусство были такими. В те же годы жили и творили Толстой и Горький, Куприн и Бунин, Короленко и Тимирязев.

Поток бульварного, откровенно порнографического чтива был поистине мутным. «Правда» тогда же метко окрестила его «иудиной беллетристикой», имея в виду прямое предательство революционных идеалов и стремлений, поношение марксизма, проповедь индивидуализма и мистицизма.

Ясно, что подобная писанина пагубно действовала прежде всего на молодежь. В самом деле, чему мог научить российских подростков, юношей и девушек Санин — герой романа М. Арцыбашева, выпущенного в 1907 году? Известный большевистский публицист и критик М. С. Ольминский гневно и резко писал, что в «Санине» Арцыбашев оплевывает всякое общественное дело и, по существу, ставит лозунг «Водку и девку!» на место лозунга «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».

Шеститомный роман А. Вербицкой «Ключи счастья» (1909–1913) стал синонимом торжествующего мещанства и литературной пошлости, так же, как и дамские писания Чарской.

А поэзия? «Я проклял вас, люди!», «И разве смерть страшна? Жизнь во сто раз страшней!» — вещал К. Бальмонт. «Мы — пленные звери, голосим, как умеем. Глухо заперты двери, мы открыть их не смеем», — вторил Федор Сологуб. «Исчезни в пространство, исчезни, Россия, Россия моя!» — призывал Андрей Белый.

Не удивительно, что первой по важности темой переписки Киры Бессер с Яковом Михайловичем Свердловым стала проблема оптимизма и пессимизма, восприятия жизни и отношения к ней.

На первый взгляд может сложиться впечатление, что мы просто перечитываем письма старшего товарища, умудренного жизненным опытом, убежденного в своей правоте. Письма, адресованные девочке, часто болевшей, терявшей уверенность а своих силах, искренне заблуждавшейся. Но это внешняя оболочка, поверхностное. Все так и было. Кира Бессер собиралась стать скульптором, однако болезнь выбивала ее из колеи постоянных, повседневных занятий.

Но есть в письмах Свердлова внутренний жар, как уголь под пеплом слов, глубочайшая убежденность в истинности избранного пути. И еще: оптимизм Свердлова органичен. Это не поза, не наигранное состояние, это потребность души. Это революционный оптимизм.

Яков Михайлович тактично объясняет своей корреспондентке причину ее неустойчивого, неуравновешенного состояния, рисует перспективу, ободряет.

«…Ваш пессимизм, — писал он 17 января 1914 года, — является в значительной степени болезнью роста. Формы этой болезни крайне разнообразны и не зависят только от возраста. Вот я, например, немного старше Вас. А тоже иногда хвораю той же болезнью. То же самое случается почти со всеми развивающимися людьми. Только тот не знает этой болезни, чье развитие закончилось, кто остановился в своем росте. Ваш возраст переходный по пути к зрелости. Близится полная зрелость, и духовная и физическая. Вы уже освободились от детских представлений, переживаний, но еще не успели создать себе какой-либо прочный внутренний мир. Ваше миросозерцание еще только складывается, закладываются только первые его основы. Закладка же фундамента вообще представляет наибольшую трудность. При иных, гармоничных условиях переходный период не будет столь тяжелым. Причина в том, что изменится самый характер воспитания. Важно с детских лет подготовлять к предстоящему перелому. Современное воспитание не выполняет этого. Вы были в сравнительно хороших условиях. Вы будете в силу этого избавлены от ряда конфликтов внутренних, столь обычных у других. Притом самый перелом переживается различными индивидуумами по-своему. Одни легко переходят через него, другим он очень труден. Это зависит от ряда условий: от предшествующего воспитания, общей впечатлительности и т. п. Но — легко ли, тяжело ли — все должны пройти к своей сознательной жизни через это промежуточное, если можно так выразиться, состояние».

«Глубокие натуры в часы переживают годы», — говорил Свердлов. Жизнь сложна и многообразна. Важно отбросить предвзятость в отношении к фактам жизни. Эти и другие советы, запечатленные в письмах Якова Михайловича, автобиографичны, идут от опыта, выношены автором.

Хорошо зная разъедающую силу сомнения, изнуряющий человека самоанализ, Свердлов пишет:

«Милая Кирочка! Попробуйте жить проще, без постоянного самоанализа. Последний — зло огромное, когда принимает большие размеры. Он лишает нас способности к непосредственным переживаниям. И думается мне, что по мере Ваших дальнейших занятий науками и скульптурой Вы придете к признанию „благости“, самоценности жизни». Яков Михайлович продолжал:

«Печальная штука не быть способным отдаваться непосредственным переживаниям. Самоанализ способен отравить самые лучшие, красивые переживания. Мучительная штука. Но борьба с такой штукой бесполезна, пока эта способность не придет сама собою. Жизнь столь многообразна, так много ярких моментов у каждого человека, что независимо от своего желания совершенно неожиданно будете захвачены целиком, без остатка, без единой мысли. И редок человек, не переживший такого момента.

Не ищите кумира, идеала в конкретном, живом человеке, в отдельной личности. Это грозит большими разочарованиями. „Не сотворите себе кумира“. В современной жизни не может быть совершенного человека, не таковы условия, чтобы он мог развиваться. Но уже в настоящее время у ряда людей можно найти отдельные черты, кот[орые] переживут современную антагонистическую жизнь. Будущий гармоничный человек как тип может быть провиден из этих черт отдельных людей. Изучение истории развития человечества порождает уверенность в пришествии царства этого человека. И не в самоусовершенствовании теперь дело, а в уничтожении условий, порождающих скверное, некрасивое в людях» (Письмо от 19 марта 1916 года).

Свердлов не был бы Свердловым, политическим деятелем, политическим бойцом, если б не связывал проблему восприятия и отношения к жизни даже в частном письме к юной корреспондентке с проблемами социальными, с российской действительностью и задачами революционной борьбы за переустройство общества.

«Мы родились в хорошую пору, — писал он Кире Бессер 17 января 1914 года. — В такой период человеческой истории, когда приближается последнее действие человеческой трагедии. Взгляните, как много страданий кругом. И не только в бедности дело. Важное значение имеет невозможность полного развития индивидуальности. Особенно в низах народных. Огромная потребность в культурной жизни, потребность пользоваться всеми ее дарами, храмами искусства, богатством литературы и т. д. Одновременно полное подавление личности, отсутствие элементарного уважения к чувству собственного достоинства у другого. И вот тут крайне знаменательно приобщение к широким запросам духовным у масс. Теперь лишь слепые могут не видеть или же те, кто умышленно не хочет видеть, как вырастает сила, которой предстоит играть главную роль в последнем действии трагедии. И так много прекрасного в росте этой силы, так много бодрости придает этот рост, что, право же, хорошо жить на свете».

И, словно бы отвечая на рвущийся за тысячи верст вопрос, Яков Михайлович спешит объяснить, дать единственно верное толкование своего постоянного оптимизма:

«Вы не раз удивлялись, милая Кирочка, моей жизнерадостности, даже сомневались в ее постоянстве. Видите ли, дело тут объясняется довольно просто. Бывают и у меня минуты тяжелых переживаний. Но все они вызваны лишь различными „житейскими мелочами“, не являющимися основой существования. Это, так сказать, временный налет. Основа же — жизнерадостное отношение к жизни, вытекающее из миросозерцания, дающего бодрость при самых тяжелых условиях. При моем миросозерцании уверенность в торжестве гармоничной жизни, свободной от всяческой скверны, не может исчезнуть. Не может поколебаться и уверенность в нарождении тогда чистых, красивых во всех отношениях людей. Пусть теперь много зла кругом. Понять его причины, выяснить их — значит понять его преходящее значение. Посему отдельные, тяжелые порой переживания тонут в общем бодром отношении к жизни. В этом весь секрет. Тут нет отказа от личной жизни. Наоборот, именно при таком отношении к жизни только и возможна полная личная жизнь, где люди сливаются в одно целое не только физически, но и духовно».

Эти слова написаны 20 января 1917 года. Меньше месяца оставалось до Февральской революции. Пройдут февраль, март, апрель, Свердлов встретится с Лениным, станет одним из ближайших его сподвижников.

Большое место в переписке Свердлова с Кирой Бессер занимали вопросы литературы и искусства. И не только потому, что корреспондентка Якова Михайловича готовилась стать профессиональным художником. Здесь и разговор о «месте поэта в рабочем строю», как бы сказали мы сейчас, и об искусстве для искусства — тема очень острая для той поры, — и споры о вкусах и пристрастиях.

Главное в том, что излагал Свердлов Кире Бессер, — связь искусства с жизнью. Без глубокой, основательной подпочвы реальной жизни нет искусства, в какие бы яркие одежды оно ни рядилось — таков лейтмотив рассуждений Якова Михайловича об искусстве.

Характерным в этом смысле является письмо от 4 декабря 1915 года:

«Милая Кирочка! Ваше письмо дошло до меня недели две тому назад, но лишь теперь собираюсь отвечать. Причин тому много. Главная — не такое количество свободного времени, как раньше. Вы ведь знаете, что живу не один, а с семьей, сиречь с женой и парой ребят в возрасте 21/4 и 41/2 лет. Помимо забот о пище, вообще о материальных условиях существования, много времени отнимает и возня с ребятками. Затем газеты, журналы, а изредка и книга займут пару-другую часов. Иной раз отнимут время и товарищи. Их здесь немного, меньше, чем было бы желательно, все же несколько человек бывает часто. Но не в этом лишь дело. На письмо, подобное Вашему, милая Кирочка, приходится отвечать с сугубой внимательностью и осторожностью. При разговорах неправильно понятое выражение возможно немедленно же исправить. Не то в письме, тем более при наличном расстоянии и путешествии писем в течение месяца в один конец. Вот потому-то и приходится выжидать соответствующего настроения. А если еще пропадет письмо, то и это действует соответствующим образом. Ваше письмо напомнило мне наши прежние разговоры. Вы еще не свободны от многого прежнего, хотя тон и изменился несколько. Я думаю, что более близкое знакомство с жизнью приведет Вас к иному отношению к людям и вообще к окружающей среде. Иначе и быть не может. Весь вопрос лишь в том, в какой мере и форме Вы будете знакомиться с ними. А тут еще и болезнь, не бросающая Вас полностью. Но понемногу силы восстановят ся, будем надеяться. Тогда можно и шире шагать. Пока же в интересах будущих возможностей не следует переутомляться. Я не думаю, чтобы имело смысл не заканчивать ученья, бросить его. Чтобы иметь в будущем свободный доступ в высшие учебные заведения, все же не обходима бумажка об окончании среднего. Последнее не даст Вам тех знаний, которые были бы наиболее интересны и желательны. В особенности при данной постановке среднего образования. Но ценна та же дисциплина, кот[орая] выносится из занятий в школе. Совмещение скульптуры с такой учебой вполне возможно. Время для творчества не уйдет. Если Вы считаете своим призванием скульптуру, творческая мысль, вдохновение не исчезнут. Молодость рождает много прекрасных образов, порождает сильные порывы и т. д. Но молодость измеряется далеко не одними годами. Человек и в полсотни лет может быть молод и в тридцать стар. Притом же период молодости находится еще в начальной стадии, пока не затронуты все фибры души, пока не пробуждены такие струны, о существовании которых юношеский возраст дает знать лишь в смутных, неясных формах. И чем полнее жизнь, тем ярче, смелее, богаче работает творческая мысль. С этой стороны нет опасности. Тем более что Вы скульптуру не забрасываете».

Когда Яков Михайлович писал эти строки, ему было 30 лет. Он находился в расцвете сил, но томился в далекой сибирской ссылке. Забота о хлебе насущном, попечение о семье, воспитание детей в немыслимо трудных условиях — все это отнимало уйму времени и энергии. Но несгибаемая воля революционера помогала ему перебороть любые трудности. И Свердлов находил время, чтобы написать о том, как он понимает искусство.

Мы часто изумляемся: откуда взяла большевистская партия, едва выйдя из подполья весной 1917 года, столько ярких пропагандистов, могучих трибунов, великолепных организаторов, опытных бойцов и командиров. Письма Свердлова, как и других выдающихся деятелей партии, написанные в предреволюционные годы, дают на это ответ. Ветераны ленинской гвардии учились, жадно впитывали жизнь, всматривались в новое, изучали его, анализировали явления, с которыми раньше не сталкивались.

Свердлов понимал — народилось поколение, которому в расцвете юности суждено будет встретить надвигавшуюся социальную революцию в России. Забота об этом поколении диктовала пространные, страстные, взволнованные письма Якова Михайловича Кире Бессер.

Одним из модных призывов, отвлекавших в ту пору учащуюся молодежь от политической жизни, был лозунг «Искусство для искусства». Сколько слов было изведено, сколько копий сломано, чтобы доказать, что творцами шедевров могут быть лишь избранные, укрывшиеся в башню из слоновой кости; что лишь среда людей, посвятивших себя искусству, может вдохновить художника, а жизнь, грубая жизнь с ее извечной прозой только разрушает замыслы творцов прекрасного.

И это, говорилось и писалось в России, как будто не было в ней Чернышевского с его памятной диссертацией «Об эстетическом отношении искусства к действительности», как будто не та же страна выдвинула Плеханова с его трудами по эстетике и истории искусства!

Вполне понятно, что ухищрения эстетствовавших снобов не могли не затронуть впечатлительную душу Киры Бессер. Она поделилась своими сомнениями с Яковом Михайловичем. Он отвечал ей 15 февраля 1915 года:

«Можно сделать искусство доступным по замыслу, идее, но от этого оно еще не станет доступным. Вы будете „открывать жизнь во всей ее наготе“. Но кто будет посещать Ваши выставки? Только тогда действительно массы смогут знакомиться с искусством, когда у них будет достаточный досуг и материальное положение значительно улучшится, когда они не будут подавлены нуждой и исключительными думами о куске хлеба. Значит ли это, что искусство пока бесполезно для улучшения человеческой жизни? Нет, совсем не значит. Художник, чуткий к жизненным явлениям, предчувствующий иную, яркую, светлую, радостную жизнь для всех, может сделать много. Среди преобразователей жизни художники могут занять почетное место. При каких условиях? Они могут будить мысль все же широких кругов, могут порождать стремление к лучшей жизни. И это двояким путем. Показывая „жизнь во всей ее наготе“, будут рождать недовольство ею и стремление к ее изменению. Того же может достигнуть художник, противопоставляя современной антагонистичной жизни жизнь гармоничную. Путей много перед чутким художником. Важно лишь, чтобы творчество его было сознательным. Нелепы разговоры об искусстве для искусства. Всякое искусство, как порождение людей, носит на себе отражение той или иной человеческой среды. И это надо хорошо понять».

В конце того же года, 4 декабря, Свердлов писал:

«Думаю, мало оснований сомневаться в рациональности работы над своим саморазвитием. Чем больше знаний, чем они разностороннее, чем больший простор, тем большие горизонты открываются для творчества и, что особенно важно, тем это творчество сознательнее. Если и у художника с малыми знаниями бывают грандиозные, сильные произведения, то при наличности знаний эти произведения имели бы большую яркость. Невозможно сравнивать таким образом: X художник без знаний, а творит вещи лучше, ярче, чем Y, у которого их больше. На это можно ответить, что тот же X создал бы лучшие вещи при наличности знаний. Несомненно и то, что современное искусство значительно разностороннее искусства древних. Возьмите любую историю искусства, того же Вермана или Вёльфлина. Проследите эволюцию искусства, и всюду увидите отражение этой более развитой жизни. И сознательно отражает лишь тот, кто изучил процесс этого развития. Несомненно, отражает и не изучавший. Живя в определенной среде, этой развитой среде, он отражает иную жизнь, чем древние, но это отражение бессознательно. От нас, простых смертных, художник отличается способностью к более глубокому восприятию, причем „гений“ отражает и то, чего имеются лишь предпосылки. Те или иные душевные переживания, переданные на полотне, в музыке и т. д… — переживания и других людей. Художник передает это общее, типичное, отвлекаясь от частных форм переживания, каждый видит в художественном изображении переживание именно свое собственное. Искусство для искусства — пустая фраза. Эволюция самого искусства вскрывает неправильность, пустоту этого положения».

В июне 1916 года в переписке Свердлова с Кирой Бессер зашла речь об Ибсене.

«Я тоже люблю Ибсена, — писал Яков Михайлович, — хотя брандовский лозунг „все или ничего“ мне не по вкусу, ибо считаю его беспочвенным, анархист ским. Для лучшего понимания Ибсена я бы предложил Вам перечесть его всего, в определенном порядке. Лучше всего издание Скирмунта, переданное „Знанию“, в 8 томах, перевод Ганзена. Это лучшее издание. Читать в том порядке, как помещено в издании, причем последней] том можно даже и не читать. Это переписка как помнится, не представляющая большого интереса. Нелишне перед этим прочесть что-либо подходящее по истории Швеции и Норвегии за последние 3–4 десятка лет, чтобы ознакомиться с развитием там общественных отношений за этот период. Такое знакомство поможет понять Ибсена. Для этой же цели не мешает прочесть ст[атью] Луначарского об Ибсене в одной из книжек „Образования“ за 1907 год, брошюру Роланд-Гольст о нем и статью Плеханова, как помнится, в „Современном мире“ за 1907 же год».

Чтобы понять этот отрывок из письма Якова Михайловича, надо вспомнить, что пьесы Г. Ибсена, выдающегося норвежского драматурга, одного из классиков всемирной литературы, в начале XX века весьма часто ставились на российских театральных подмостках. «Доктор Штокман» (1900), «Дикая утка» (1901), «Столпы общества» (1903), «Привидения» (1905), «Бранд» (1906), «Росмерсхольм» (1908) — это только постановки Московского Художественного театра. А были еще премьеры Малого театра, театра В. Ф. Комиссаржевской.

Особое место занимает ибсеновский Бранд, чей образ создал Качалов на сцене МХТа. Бранд — сильный человек, он противостоит окружающей его среде, неподвижной, косной. Бранд беспощаден к себе во имя исполнения своего морального долга — вырвать людей из привычной орбиты жизни. Ибсен ставит такое отношение к себе в финале пьесы под сомнение. Почувствовав это, МХТ дал в 1906 году новое идейное толкование пьесы. Талант Качалова усилил его — перед зрителями предстал не сверхчеловек, а борец с примиренчеством, цельная натура.

Свердлов отвергает брандовский лозунг «все или ничего». Это и понятно. Опыт политической борьбы уже убедил его, Свердлова, что тактические повороты, отступления, компромиссы, не изменяющие главной цели, иногда просто необходимы.

Не одна лишь духовная жизнь была предметом переписки между известным профессиональным революционером и девушкой, интересовавшейся искусством. Знаменательно, как точно чувствовал Яков Михайлович природу, как остро воспринимал краски Севера, своеобразие его просторов.

И это несмотря на то, что, как писал Свердлов в другом письме, «один раз отморозил ухо, другой — нос, самый кончик, третий — щеку. Теперь опять все в порядке, и кожа перестала шелушиться. Вот только руки еще не поправились, сильно растрескались — до крови во многих местах».

Вот три отрывка из его писем 1914 года. Весна и осень. Вчитайтесь, поймите, каково было Свердлову И как он об этом пишет.

22 марта 1914 года

«Милая Кирочка! Вы знаете из моей открытки, что я попал за Полярный круг. Условия бытия моего значительно изменились хотя бы потому, что еще сильнее оторван теперь от почты. Наряду с переселением и новыми условиями и жизнь свою построил иначе. Попал я на промысловое место. Добываются здесь песец, лисица, росомаха. Для промысла не требуется особых познаний. Вот мы с приятелем бросили „пометы“ на зверей. Через день приходится ходить на голицах за 9-10 верст. Погода чудесная, природа восхитительная, воздух прелесть. Очень хорошо пройти около 20 верст. Я настолько привык к голицам, что двигаюсь на них совершенно свободно и не устаю».

27 мая 1914 года

«Вы, вероятно, думаете, что за Полярным кругом и весны не бывает? Ошибаетесь, милый человек. Бывает, да еще какая весна-то! Одно вскрытие такой мощной реки, как Енисей, чего стоит. С треском ломается лед, раскалывается на огромные глыбы, гонит их водой друг на друга, они лезут на берег, а вода все поднимается, поднимается. Не хочется и с берега уходить. Чуть-чуть потеплело, полетели на дальний Север стаи гусей. Иные летят низко-низко, сворачивая в сторону у самой деревни. Прилетают другие птицы. Иные остаются, но большинство пролетает дальше. В возмещение пролетевших мимо с моря появляются морские петушки, морские зуйки и пр. Оживляется лес, озера, заливные луга, поляны. Всюду жизнь. Деревня очутилась на острове. Разлилась вода далеко-далеко позади деревни, затопила кусты. Море, да и только. Лишь кое-где торчат верхушки дерев, кустов, расположенных по высоким курганам. Разбушевался северный ветер, вздулся Енисей, покрылся пеной волн, ударяет свои воды об яр, на кот[ором] стоит деревня, подмывает его и откалывает кусок за куском. С шумом падает земля и уносится волнами… А со вчерашнего дня и солнце перестало закатываться. Круглые сутки светит. Давно уже нет ночной тьмы. Белые ночи, да настоящие белые, не петербургские, с конца апреля прогнали темень. Но вот только теперь круглые сутки па горизонте солнце. Странно, непривычно. Не отличишь дня от ночи, иначе, как по направлению, местоположению солнца. Так продлится около 2–3 недель. Сейчас 11 часов ночи, а солнце как раз против окна. Только красное, багровое, низко и не греет почти».

16 сентября 1914 года

«Ездил немало на лодке. Вверх по течению реки чаще всего на собаках. Представляете, каким образом. Запрягают собак; их упряжь зовется „алык“. К алыку привязывают веревку, другой конец которой прикрепляется к лодке. Собаки бегут берегом и тянут лодку. Нужно только сидеть на корме и править. Удобная штука. Ну, а вниз по течению легко и на веслах спуститься. Я большой любитель поездить на реке. Арендовал крохотную лодчонку, на которой, кроме меня, ни один не осмеливается отправиться по Енисею. Она специально для озер. А я посмеиваюсь над страхами, пророчествами товарищей, старающихся уверить меня, что рыбы давно дожидаются, когда попаду к ним. Но я знаю, что не буду для них лакомым куском, слишком тощ и не вкусен, потому и езжу. Хорошо так забраться одному подальше вверх, а потом сидеть и мечтать. Течение же несет саму лодочку вниз. Кончилось катанье. Река еще не стала, льда нет, но холодно, холодно. Много плохого здесь. Немало и хорошего. Вы видели когда нибудь картину Ярошенко „Всюду жизнь“? И не только на воле, но и в арестантском вагоне, и в глуши Сибири жизнь может дать и дает много радостного».

Иной раз, чтобы понять человека, надо лишь раз увидеть и услышать его, прочитать хоть одно его письмо. А здесь — десятки писем. Они раскрывают душу Душу человека будущего.

Дореволюционная деятельность Свердлова — наглядный и убедительный пример того, по выражению Ленина, «что этот вождь пролетарской революции каждое из своих замечательных свойств крупного революционера выковал сам, пережив и испытав различные эпохи в наиболее тяжелых условиях деятельности революционера». И первое качество Свердлова, на которое указал Ленин, была его беззаветная преданность революционному делу.

Отметив замечательный организаторский талант Свердлова, Ленин подчеркнул, что этот талант выработался в ходе долгой борьбы. Особенностью Свердлова было то, что в ходе этой борьбы он всегда был с массами. «…в этой подпольной и нелегальной деятельности, — отмечал Ленин, — тов. Свердлов шел всегда плечо к плечу и рука об руку с передовыми рабочими, которые как раз с начала XX века стали заменять собой прежнее поколение революционеров из среды интеллигенции».

Ленин высоко ценил эту характерную черту жизни и деятельности Свердлова в предреволюционные годы. «Именно этот долгий путь нелегальной работы, — подчеркивал Ленин, — больше всего характерен для человека, который, постоянно участвуя в борьбе, никогда не отрывался от масс, никогда не покидал России, действовал всегда с лучшими из рабочих и умел, несмотря на ту оторванность от жизни, на которую осуждали революционера преследования, — умел выработать в себе не только любимого рабочими вождя, не только вождя, который шире всего и больше всего знал практику, но и организатора передовых пролетариев» . При этом Ленин с особой силой подчеркнул, что Свердлов, как никто другой, цельно воплощал и выражал собою нелегальную партию.

Всей предшествующей жизнью, опытом большевика-подпольщика, неутомимого организатора масс был подготовлен Свердлов к осуществлению великих задач, которые возложила на него Коммунистическая партия в 1917 году.