— Ну, и что ты опять натворил?
Воздвиженский хитро щурился, и по его виду было понятно, что он вовсе не собирается он мне давать разгона.
— Вы про ночной сеанс, что ли? Просто предоставил дополнительную информацию для размышлений.
— Тебе «просто», а мне с утра телефон оборвали! Требуют наши, знаешь ли, руководители культуры, организовать приобретение этого фильма для кинопроката. А где я его возьму?
— Да не проблема! Перепишу я его на болванки и раздам, сколько надо…
— Куда перепишешь?
— На чистые лазерные компьютерные диски. На Большой Земле их называют болванками.
— В общем, не занимайся самодеятельностью! Придумал с этим «Братом» ты хорошо. На людей действительно сильно подействовало. Вон, у оппозиционеров наших уже истерика! Доложили мне, что этот Кокоткин — ох, и фамилия! — в своём таксопарке водителям пообещал, что поувольняет их, если те пойдут на это кино.
— Блин, а у него даже целый таксопарк?!
— Да какой там, в задницу, таксопарк! Три машинёшки по городу бегает! Ему хватает дохода, чтобы корчить из себя великого коммерсанта, а наёмных водителей заставляет за свой счёт машины обслуживать и ремонтировать. Теперь ещё и во власть решил пойти. Почуял, подлец, что с началом поставок товаров с Большой Земли можно будет влиять на их распределение по городам и районам! Тут же сколотил себе шайку подпевал, которые надеются крошки с его стола собрать.
— Ох уж мне эти «оппозиционеры»! Правильно вы всё-таки сделали, введя альтернативные выборы, но не позволив этой шушере в партии объединяться! В России с этим — просто беда! Находят двух-трёх человек, выглядящих прилично, а вслед за ними по партийным спискам в депутаты пролазит два десятка подлецов. И никакой возможности отозвать какого-нибудь урода: «Вы голосовали за партию, а не за конкретного депутата, а партия ему доверяет»!
— Так и эти лезут с лозунгом об отмене запрета на создание партий! — генерал ткнул пальцем в жиденькую стопочку уже знакомой мне газетёнки «Голос народа». — Уже третий выпуск мусолят эту тему. Иван Иванович тоже не советует допускать голосования по партийным спискам.
— Кстати, об Иване Ивановиче. Он мне «подарочек» передал. Как раз по нашему профилю: радиомикрофоны, радиомаяки, пара радиотелефонов с радиусом действия в городе до пары километров, устройства по защите телефонных разговоров от прослушки…
— Лучше бы прислал аппаратуру для пакетной передачи радиограмм на коротких волнах! У нас осталось в живых всего пять или шесть комплектов. Используем сейчас только в самых крайних случаях, как было во время ликвидации заговора, не все города обеспечены, не говоря уже о воинских частях.
— Не боитесь, что Орден перехватит?
— Похоже, ты даже не представляешь себе, что это такое! Это специальная аппаратура, которая сжимает радиограмму в сигнал, длительностью одну-две секунды. На слух воспринимается, как какая-нибудь кратковременная помеха. Расшифровке не поддаётся, даже если ты эту «помеху» перехватил и записал на магнитофон. Чтобы расшифровать, надо гонять запись сотни лет даже через мощнейшие компьютеры. Даже запеленговать передатчик за такой короткий сеанс связи практически невозможно, если нет соответствующей аппаратуры и нескольких мощных антенных полей. Мы такие устройства стали широко использовать, когда появились сведения о радиоперехватах переговоров с орденского континента. Но… Техника, чёрт бы её побрал, не вечна! С Большой Землёй мы, конечно, через шифровальные устройства разговариваем. Но на дальнюю радиосвязь требуется совсем другое.
Кстати, про технику! Когда твою машину обмывать будем?
— Мне бы её ещё зарегистрировать, номера получить…
— Так какие проблемы? Позвони в ГАИ, скажи, что подъедешь, они тебе всё и оформят.
— А не обвинят потом, что воспользовался «телефонным правом», надавил на инспекторов?
— Во-первых, они и без того там не урабатываются. Хорошо, если раз в неделю приходится документы оформлять. А во-вторых, они всё побросают и вприпрыжку примчатся, как только услышат, что ты машину «из-за Стены» регистрировать хочешь. Они уже о ней наслышаны и ждут тебя!
— Придётся тогда их отблагодарить…
Максим Георгиевич нахмурился, и я поспешил его успокоить:
— Я им староземельский журнал «За рулём» подарю!
— Обойдутся! Ты его лучше мне подари!
Документы и номера мне действительно справили минут за пятнадцать, но ещё час весь личный состав управления ГАИ, расположенного на живописнейшей набережной, с которой открывается вид на огромное водохранилище ГЭС, лазил по машине, попутно пытая меня расспросами о «Симбире». А номер журнала я им всё-таки подарил. Ещё один, о котором я Воздвиженскому так и не сказал.
После обеденного перерыва, во время которого я и зарегистрировал машину, мы с Наташей продолжили долбить план переоснащения управлений Службы новой техникой. Телефоны, компьютеры, принтеры, сканеры, внутренние АТС, рации, автотранспорт, оружие, форма, спецсредства… Потом пришлось прерваться: Строков взмолился, что его уже задолбали «деятели культуры», как он обозвал чиновников из министерства культуры и спорта, и мне пришлось уехать (заскочив на минутку домой, чтобы прихватить кое-какие диски и компьютер) на встречу с ними. Чтобы проконсультировать их в вопросах культурных достижений Большой Земли и возможности запуска в прокат и вещание кино и музыки. «Тоже мне, певца нашли!», как говорил герой известного анекдота. Работать-то когда буду?!
Этим нужно было всё и ещё вчера. Пришлось их чуть-чуть опустить на землю, рассказав, что такие фильмы, как «Брат», едва ли не лучшие и безобидные среди современного «искусства». Для примера прокрутил на ноуте фрагмент из «Греческой смоковницы», которая, как известно, выглядит едва ли не пуританским фильмом в сравнении с кое-какими иными «киношедеврами». Ещё запустил кусочек из прошлогоднего альбома группы «Ленинград» «Маде ин жопа», а в качестве образчика разговорного жанра — «Титаник» Шуры Каретного… Пожалуй, эффект был посильнее, чем от «Брата»…
— Повторяю: это — далеко не всё современное кино и эстрада. Но такого немало. Где-то больше, где-то меньше пошлятины, хамства и извращений. Готовы ли вы без разбору выпустить такое в эфир и прокат?
— Да нас же… люди линчуют за этот кошмар! — справедливо рассудила одна из сотрудниц министерства. — Но что же тогда делать?
— Вы когда-нибудь слышали о таком инструменте, как цензура? Я понимаю, что для слуха многих из вас оно звучит… как личное оскорбление. Но иного выхода я не вижу: только предварительный просмотр, прослушивание и одобрение или неодобрение. Или одобрение с ограничениями возраста смотрящих, как это было в СССР. Помните, существовала категория фильмов «кроме детей до 16 лет»? Собственно, и здесь есть такая категория кино, «кроме детей до 11 лет».
— Ну, вы и сравнили! Да у нас под такое попадает, если в кадре грудь мелькнула или… волосы на лобке… А здесь же — худшая из порнографий!
— Ошибаетесь, уважаемая! То, что вы увидели, по классификации большинства стран Большой Земли считается эротикой. Как и, например, сцены половых актов, на которых не видны половые органы. В показанном вам фильме не демонстрируются крупным планом возбуждённые фаллосы и вагины, не сняты подробности полового акта мужчины с женщиной, женщины с женщиной, мужчины с мужчиной, групповой секс, секс с детьми и животными. Вот то, что я перечислил, и называют ТАМ порнографией. Да и то не всегда. Есть страны, где многие половые извращения узаконены как в кино, так и в реальной жизни. ТАМ работает целая индустрия порнофильмов!
— Вы так это всё смакуете, будто только тем и занимаетесь, что эту гадость смотрите! — фыркнул мужчина явно пенсионного возраста.
— Отнюдь. Но в молодости пережил исторический период, когда это всё хлынуло на экраны. Разумеется, как всякому молодому человеку, мне было интересно «вкусить запретный плод». Другой разговор, что моя психика оказалась вполне устойчивой, чтобы не свихнуться и остаться нормальным человеком. А вот кое-кто из моего поколения и тех, кто помоложе, не выдержали. Рассказать вам про итоги российской «сексуальной кинореволюции»? Просто сумасшедший рост преступлений сексуального характера, жестокости этих преступлений, психических заболеваний, венерических болезней, проституции и гомосексуализма. Причём, распространилось это настолько, что во многих сферах — например, на эстраде — принадлежность к извращенцам и демонстрация своей нетрадиционной сексуальной ориентации стали едва ли не единственным условием для «творческого роста». Ты можешь не иметь ни голоса, ни слуха, ни внешности, но если всячески подчёркиваешь свой гомосексуализм или лесбиянство, то тебе открыта дорога на все телеканалы, радиостанции, конкурсы…
— Мерзость какая!
— Деньги не пахнут! И не только прокатчиков, но и тех, кто платит за то, чтобы любовницы, сёстры, дочери, жёны, мужья, сыновья и «друзья семьи» стали знаменитыми… Станут они знамениты — деньги вернутся в виде сборов с выступлений и концертов. Только бизнес, и никаких талантов!
— Но кто будет заниматься этой… цензурой? — по лицу чиновницы было видно, насколько ей не нравится это слово.
— Вы. Нет, не вы лично, хотя я против этого и не возражаю, а ваше министерство. Разрабатываете объективные параметры, согласно которым будут оцениваться фильмы, художественные и музыкальные произведения, эстрадные выступления. Формируете комиссии, которые будут оценивать продукцию на соответствие этим параметрам. Заказываете оборудование и образцы произведений. И ставите штампики в протоколе: «Годится», «Не годится», «Годится с таким-то ограничением». Главное — не переусердствовать, как это нередко бывало в СССР.
— Но когда нам этим заниматься? У нас и своей работы навалом!
— Находите время! Я же нашёл его, чтобы приехать к вам, хотя для этого мне пришлось отложить важнейшие дела…
Мля, неужто я превращаюсь в бюрократа? Вон как заговорил! «Находите время»!
— Привет, Валерьич! Это Чёрный.
— М…г…
Это должно было обозначать «ага», но рот занят пережёвыванием котлеты.
— Слушай, тут у нас чёрт знает что творится! Народ ломится толпами, как в первый день. Требуют кино!
— Ну, так у Женьки же оно есть!
— Ты не понял! Они требуют, чтобы им, как вчера, показали что-нибудь, кроме документалки. Нет, её они тоже хотят посмотреть, но что-нибудь дополнительное требуют.
— Блин, Толян! Я только со службы приехал, только жрать сел!
— Так я тебя не тороплю. До темноты-то ещё — ого-го! Я тебя просто прошу, чтобы ты, как будет время, завёз этот… диск…
На этот раз я к микрофону вылезать не стал, предпочтя, чтобы Евгений сам объявил фильм.
— Современная российская комедия о простом деревенском мужике, пытающемся найти справедливость. Называется «Не послать ли нам гонца?».
Я выставил рядом с будочкой «киномеханика» табуретки, привезённые с нашей кухни, и мы с Наташей, в отличие от большинства из доброго десятка тысяч зрителей, приютившихся на ступенях, на каких-то покрывалах на газончике или смотревших кино стоя, устроились, как в вип-ложе.
Блин, не зря говорят, что от просмотра ленту в кинотеатре и дома на диване совершенно разный эмоциональный эффект!
Где-то посреди фильма нас потревожил Воздвиженский.
— Где же вы ещё можете быть, если телефон не отвечает, а квартира закрыта? Только кино крутите! Наташа, ты не сильно обидишься, если я твоего ненаглядного украду минут на двадцать-тридцать? Ты, Николай, где машину оставил?
— Что-то случилось? — задал я вопрос, когда мы уселись в «Симбир».
— Ещё нет, но готовится, — с любопытством осматривая салон машины, ответил генерал. — Я тебе рассказывал, что есть у меня человечек среди этой гоп-компании из «Голоса народа». У них тут на заседании «редколлегии» спор вышел: давать в завтрашнем номере одну статейку или нет. О том, что «кровавая тирания» готовит фальсификации выборов. Решили не печатать, а конкретные факты массовых фальсификаций опубликовать в экстренном выпуске, который выйдет днём в понедельник. Массовых фальсификаций! А заготовки для статей поручили заранее подготовить своим наиболее писючим авторам. Даже кое-какие факты им уже подкинули…
— Не понял! Какие могут быть факты массовых фальсификаций за три дня до их совершения? Если, конечно, они сами их не готовят.
— Вот и я о том же! Ты как-то рассказывал, что в России частенько мухлюют на выборах. Просвети меня, тёмного человека, как это делается.
— Максим Георгиевич, да откуда местным знать про тамошние технологии фальсификаций?
— Зря ты считаешь, что наши тупее староземельских! А если ТАМ до чего-то додумались, то и здесь могут. Главное — цель поставить.
— Самое простое — подкуп. Раздают, например, «продовольственные пайки» малоимущим в обмен на обещание отдать голос за нужного кандидата. Самое любопытно, что подавляющее большинство «облагодетельствованных» идёт и честно голосует. В смысле — голосует за того, кому пообещали проголосовать за него.
— Так. Ну, вроде такого не замечено. Хотя надо будет дать поручение проверить, не закупал ли какой-нибудь кандидат из числа артельщиков крупные партии продуктов.
— Изготовление лишних бюллетеней или кража из типографии части тиража. Потом эти бюллетени, соответствующим образом заполненные, целой стопкой забрасываются в урну для голосования. Это называется «вброс».
— Есть! В городской типографии возникла проблема: недосчитались нескольких пачек бюллетеней, пришлось печатать дополнительную партию. Вернусь в кабинет — дам поручение выяснить, для каких избирательных округов печатались эти бюллетени! Дальше.
— «Подвозка». Для этого обычно используются открепительные талоны, выданные тем, кто будет в командировке или в отъезде. Людей сажают в автобус и везут в другой город или район, где они голосуют на участке за «нужного» кандидата. Иногда — сразу на нескольких участках.
— Дам задание выяснить, где было выдано аномально большое количество открепительных талонов.
— Что здесь делают с ними после их предъявления?
— Да ничего с ними не делают! Регистрируют в специальном журнале его номер и данные, кем выдан, и отдают назад!
— Нужно или изымать, или гасить их!
— Как гасить?
— Да элементарно! Пишется, что талон использован, а на подпись председателя комиссии ставится печать этой комиссии. Кстати, можно и бюллетени проштамповать, чтобы от «вбросов» предохраниться. На пару-тройку тысяч бланков поставить печать — дополнительный час работы.
— Понял. Постараюсь убедить председателя Центризбиркома. Это всё?
— Нет, конечно. Очень распространены «карусели». Это когда один человек выносит с участка незаполненный бланк, меняет его на деньги у организатора «карусели», который его заполняет и передаёт следующему, чтобы тот опустил его в урну и вынес ещё один незаполненный. И так — десятки и сотни раз, насколько хватит денег у организатора.
— А с этим как бороться?
— Запретом на вынос бланков бюллетеней с участка и наблюдением за окрестностями участка. Организатор «карусели» обычно вертится поблизости, и к нему подходят вышедшие с участка. Но куда более эффективны манипуляции при подсчёте голосов, когда «свой» член комиссии преднамеренно портит бюллетени соперников, «ошибается» при подсчёте или кладёт их в другую стопку. Здесь уж поможет только взаимный контроль членов комиссии или видеосъёмка.
— Хм… А это мысль! Слушай, а сложно научиться пользоваться видеокамерой?
— Минут пяти хватит! — засмеялся я. — Если есть в наличии бытовые миниатюрные камеры.
— Тогда поехали!
— Куда? А Наташа?
— Извини. Зови свою супругу, завезём её домой, а потом едем ко мне в Совет Министров. У меня оттуда тоже прямая линия с Большой Землёй есть. Я туда же и председателя Центризбиркома вызову. Повторишь ему всё то, что мне наговорил.
Пришёл я домой только под утро. А Воздвиженский решил заказать на Большой Земле «Симбиры» для начальников управлений СГБ…