Таня не могла остановиться, металась из угла в угол в спальне, стараясь как-то переосмыслить, выплеснуть из себя эти эмоции, как-то их осознать. А оно не выходило. Бурлило внутри, разрывая ей сердце и голову на части, заставляя все в животе сжиматься в комок. Ей хотелось кричать. Не на кого-то конкретного, даже. Просто заорать криком, чтобы это все из нее вышло. Только ничего не получалось. Горло будто комом перекрыло, запирая все в ней, не позволяя ей освободиться от этих ощущений.

В конце концов, она застыла посреди спальни, ощущая, как ее трясет крупной дрожью; вцепилась в свои волосы, пытаясь размять кожу на голове, как-то избавиться от распирающего изнутри давления. Зажмурилась.

Перед глазами тут же встало все, что она читала о прошлом Виталия и Калиненко. От этого на затылке выступила холодная и противная, липкая испарина. Таня думала, что все подобные дела давно остались в прошлом. Архивы Миши, по крайней мере те, что он присылал ей, в основном не содержали данных за последние восемь лет. С тех пор, как понимала Таня, когда Калиненко был осужден. За остальные годы Миша упоминал только что-то, связанное с конвертационным центром, да «шефство» над крупным рынком в их городе. И то, отчим честно признавал, что не имеет каких-то весомых подтверждающих фактов. Больше на уровне слухов, хоть и от проверенных, надежных источников.

Но разве для всего этого необходимо огнестрельное оружие? Таня понятия не имела. Да и они с Виталием так ни разу и не говорили подробно о том, что именно он курирует, и чем занимается помимо автосалонов. Он всегда с этой темы уходил, улыбаясь на любые вопросы. Не уточняла она у него и то, какие дела остались на нем, как на доверенном лице бывшего «смотрящего». И потому, что сам Виталя не считал необходимым ее в это посвящать, и оттого, что Тане страшно было в это погружаться. Узнать о любимом человеке еще что-то, что может растоптать ее морально. Что-то, что кардинально будет выбиваться из ее понятия «допустимого» и «невыносимого», сформировавшегося за годы до встречи с Виталием. Это было настолько непросто — закрывать глаза на то, что всю жизнь считала неправильным. Делать вид, что не замечаешь, что не думаешь, не осуждаешь саму себя за предательство принципов и просто, здравого смысла.

Она любила его. Любила с невероятной силой. Даже не думала, что так, действительно, можно любить. Тем более, что сама Таня на такие чувства способна. Она ценила и обожала Виталия. Казалось, часами могла сидеть и наблюдать лишь затем, как он курит, как машины перебирает, хмурится или размышляет о чем-то. Пытаться угадать, о чем грустит или чему улыбается.

А ведь раньше ни сигареты не признавала, ни в автомобилях ничего интересного не видела.

А теперь? Прямо сейчас, в этот момент, с невероятной силой тянуло закурить. И все — после одной затяжки. Хотя, тут, наверное, больше сила страха и душевный раздрай имели значение. Даже пальцы уже подрагивали. И взгляд, волей-неволей, метался к подоконнику, где лежала пачка сигарет Витали и его зажигалка. И разве это не самое лучшее доказательство того, как она скатывается «вниз»? Ведь сигареты для нее всегда были сродни «пагубности», зависимости, до которой нельзя себя допускать. И все же… Все же…

Что с ней происходит? Искажение принципов? Пересмотр ценностей? Как это называется? И в правильном ли направлении движется она и сами их отношения? Или же Таня просто закрыла глаза и плывет по течению? Виталий требует, чтобы она его поняла и приняла, не требовала невозможного… Но что такого она у него просила? Сделать жизнь более безопасной? Не рисковать собой? Не жить по иную сторону закона…

Да, наверное, это невозможно сделать за день. Таня смутно представляла себе, как уходят из криминала, но все же, могла предположить, наверное… Или, наоборот, как с той же зависимостью от алкоголя или никотина, может, и с криминалом надо сразу все контакты обрывать, моментом? Она не знала.

И все же, ранее Таня никогда не видела его с пистолетом. И, по ее субъективному мнению, это скорее говорило об усугублении погруженности Виталия в криминал, нежели об отстранении.

И, Господи! Знать бы еще, для чего Виталию пистолет? Ей очень хотелось верить, что он взял его на случай угрозы и для самозащиты (хотя, и такая перспектива казалась ужасающей до бессвязности мыслей в голове, до холода в животе, пугая Таню его потерей). Она трусиха? Да. А кто, имея мозги в голове, не стал бы бояться подобного?

А если пистолет — не для самозащиты? Что, если он использовал это оружие для того, чтобы принудить кого-то делать то, что желал Казак? Что, если это было для угрозы? И кому? Кому-то из их среды, привычному к такому стилю общения? Или же обычному человеку, каким-то боком задевшему интересы Виталия?

Как разобраться, если он не отвечает на ее вопросы ничего, кроме «я решу»? И что подразумевает его «решу»? Теперь Таня об этом задумалась куда серьезней, чем ранее, когда Виталий только дал обещание. Что, если он и не собирается ничего прекращать или изменять? А просто сделает все менее доступным для нее в вопросе узнавания? И, при этом всем, разве он сам не хочет, чтобы она преступила через все свои представления и принципы, ради него?

Миллион вопросов. И ни одного ответа. Ни одного объяснения. Только горький привкус никотина на языке и бешеное сердцебиение в груди.

Не в силах унять поток сознание в голове, она махнула рукой на решение окончательно завязать с сигаретами. В этот момент ей нужна была ясный разум. Она подошла к подоконнику, открыла двери на террасу, выходящую в задний двор, и вытащила сигарету из пачки. Зажигалка, как и обычно, не желала ей поддаваться.

— Давай, я, — Виталий неслышно подошел сзади.

Таня даже вздрогнула от неожиданности. Шумно выдохнула носом, но отдала ему зажигалку, наклоняясь, чтобы прикурить. Оба смотрели друг на друга настороженно и неуверенно. И, словно бы, боялись снова начинать разговор, так остро и болезненно оборвавшийся на кухне.

— Ты поел? — поинтересовалась, выходя на террасу, чтобы в комнате дымом не воняло.

Жарко, конечно. Но все равно, она надышаться не могла воздухом. Очень ей нравилось, что есть возможность в любой момент выйти во двор.

Виталий передернул плечами и вышел за ней.

— Типа того.

Тоже вытащил сигарету и прикурил.

Таня посмотрела на это с внутренней болью. Он при ней на кухне выкурил сколько? Две? Три сигареты? И не поел же, она поспорить могла. А уже снова курит…

— Виталь, ну столько же курить, это очень много, еще и без обеда. Язву можно «на раз-два» заработать, не говоря уже про рак… — неуверенно заметила она.

Не в первый раз говорила ему об этом. Но любимый всегда только криво улыбался. Как и сейчас, впрочем.

— Не подохну, — отмахнулся.

«Откуда знаешь?», в который раз захотелось спросить Тане. Перед раком все равны, болезни плевать, криминальный он авторитет или банковский менеджер. Животные, и те, от «онко» страдали сильно. Но кто ее слушал хоть разок в этом?

— Тань, давай закроем прошлую тему, хорошо?

Виталий подошел к ней впритык и обнял за пояс свободной рукой. Наклонился, отставив руку с сигаретой в сторону. Прижался лбом к ее волосам. А напряжение в нем прямо вибрирует. Каждой клеткой ощущается.

— Просто оставь это мне и забудем, а?

Таня зажмурилась, позабыв про свою сигарету. Прерывисто вдохнула, пытаясь им надышаться.

— Как, Виталь? Как о таком забыть можно, расскажи мне? — тихо прошептала, уткнувшись носом в его шею.

— Не думай, и все.

Забрал ее сигарету, свою. Сложил их в пепельницу. Обнял Таню, притиснув к себе всем телом. Руки на коже, под майкой. Горячие такие. А ей до дрожи приятно, несмотря на жару.

— Я не могу мозги отключить, любимый. Тем более, когда ситуация для тебя опасная, — с болью прошептала Таня.

Казак хмыкнул.

— Та, ну ладно, Тань. Под контролем все. Не опасней, чем у остальных…

Она почему-то хмыкнула. Только это как-то истерично вышло.

— Не опасней? Не опасней — это когда ты не ходишь с пистолетом, одним этим нарушая закон. Когда не занимаешься… Этим всем, — попыталась обтекаемо описать. — Не опасней, это когда я тебя слушаю, и с водителем еду домой. А не брожу ночью по улицам и маршруткам, обвешавшись всеми украшениями, которые ты мне подарил, понимаешь? А то, что ты делаешь, это точно — опасней, Виталь.

Таня замолчала. Говорила об одном, а сама до боли в груди еще и другого боялась. Да, о его безопасности думала в первую очередь уже. Но и мысль о том, чем именно может заниматься, покоя не давала.

И Казак не спешил ее переубеждать или спорить в этот раз. Только обнимал очень крепко, запустив руки в волосы Тане, перебирал пряди.

— Ты, вообще, собираешься бросать? — едва слышно прошептала она, не поднимая голову. — Только честно, Виталь, умоляю. В этот раз, как есть, откровенно, — цеплялась за него обеими руками, как за последнюю надежду, несмотря на весь страх, что заставлял о таком спрашивать.

А Казак все еще молчал. И у Тани от этого сердце пропускало удары.

— Я не знаю, свет мой ясный.

Виталий произнес это с тяжелым вздохом, так и не отпуская ее волосы. А Тане не стало легче от такого объяснения. Более того, горло пересохло, сжалось, и за грудиной давящая боль. И Виталий, словно ощущая это все в ней, держит крепко, не дает отступить.

— Я хотел бы дать тебе все, о чем не попросишь, Танюша, — прижался губами к ее макушке и, словно бы, легко покачивать стал Таню.

Хотел успокоить? Возможно. Только ей от его слов все тяжелее становилось. И вновь дрожь в мышцах зарождаться стала. А Виталя это видел.

— Все это не только от меня зависит, ты же не можешь не понимать! — немного напряженно уже, бросил он, крепче сжав Таню.

Только ее дрожь от этого не стихала.

— И есть люди, которые на меня рассчитывают. Я не могу и не хочу их подводить, понимаешь? Потому что они никогда не подводили меня.

Под конец Казак отклонился и глянул на нее. Глаза в глаза. И чувствовалось, ощущалось всем телом, что тоже заводится, уже сердится из-за того, что говорит ей это, возможно. Объясняет, переступая через какие-то свои внутренние убеждения.

Только и Тане легче не становилось. Безнадежней. Потому что с каждым его словом, она все больше теряла перспективу и надежду.

— На мне сейчас куча всего завязано, Таня. И я не могу просто взять, и послать все на хр**, только потому, что тебя это цепляет! — сжал ее плечи так, что стало немного неприятно.

Возможно от того, что она продолжала молчать, Казак расходился сильнее, начиная серьезно злиться. А Таня просто не знала, что ответить. Ею завладело опустошение и какая-то обреченность. Не могла она сейчас найти выход из этой ситуации. Не чувствовала никакой уверенности не то, что в завтрашнем дне, про который завелись оба, а и в себе, и в Казаке тоже.

— Я предупреждал, не заставляй меня выбирать, Таня! — в итоге, почти рявкнул он.

Она вздрогнула от этого тона. А может, просто, нервы ни к черту стали со всеми этими вопросами и лекарствами.

А Виталий ощутил, выругался, отошел, отпустив ее. Схватил свою сигарету, пусть и дотлевающую, затянулся.

— Ты — моя жена, в конце концов! — хоть и сбавив немного обороты, но с тем же напором, раздраженно “напомнил” он.

Зачем? Действительно решил, что Таня забыла?

— Ты мне дал обещание перед тем, как я согласилась на это, — тоже напомнила она. — Обманул, выходит? — размяла плечи, которые он слишком крепко держал. Отвернулась.

— Твою налево, Таня! — снова психанул Виталий. — Я не врал тебе! Но это займет время!

Прошелся по террасе туда-сюда, вцепился в перила.

Чем больше злился он, тем более опустошенной чувствовала себя она. Именно пустой, какой-то, будто выпотрошенной.

— Сколько? — откинувшись на стену дома, нагретую жарким летним солнцем, уточнила Таня.

— Я не знаю, елки-палки! Неужели, сложно это понять? Я просто должен сделать все, что взял на себя! В чем на меня другие рассчитывают! Тебе потерпеть сложно?!

Таня закрыла глаза, запрокинула голову ощущая затылком горячий кирпич. В веки било солнце, расцвечивая мир “красно-желтым”.

— Терпеть — это единственный вариант? Или есть еще какой-то? — тихо уточнила она.

— Та ну на хр**, Таня! — гаркнул Виталий, похоже, психанув серьезно. — Можешь уйти, раз не в состоянии терпеть!

Она снова вздрогнула. Всем телом, почему-то. Будто он ее наотмашь ударил.

— Ясно, — кивнула, облизнула губы зачем-то, вновь ощущая в горле горечь. — Или терпи, или уходи. Компромисса нет. Я тебя услышала и поняла, Виталь. Спасибо, что ответил честно.

Развернулась и пошла в спальню.

— Твою м***! Таня, иди сюда! — снова крикнул Виталя.

Злой, как черт. Это и по голосу ощущалось, оборачиваться, чтобы посмотреть — не было нужды. Да и желания возвращаться на террасу — не имелось. А в комнате ее колотить начало. Видно, из-за перепада температур, в доме-то работала климат-система. И после жары, мороз шел по спине.

Таня сразу к шкафу пошла, вытянула джинсы. Натянула. Напялила на себя кофту. Ей до “мороза в костях” холодно стало. Мысли все словно вымерзли. Ни одной здравой идеи.

Взяла с тумбочки мобильный и набрала номер такси. Заказала машину по городу. В этот момент в спальню вернулся Казак. Хлопнул дверью так, что по ушам “ударило”.

— Куда ты собралась? — рявкнул Виталий.

Похоже, колотило обоих.

— Мне надо подумать. Проветриться, — Таня попыталась собрать волосы, но они не подчинялись дрожащим пальцам, рассыпались по плечам растрепанными прядями.

— Какого х*ра, Таня? — он ухватил ее за руку, дернув к себе. — О чем ты думать собралась? Что тебе не ясно? Двора нашего мало?

— Да ясно мне все, Виталя! — теперь крикнула она, вдруг ощутив всплеск эмоций.

Только разобраться в них была пока не в состоянии.

— Ты сам сказал, что выбор у меня невелик! И что я должна уйти если мне не нравится то, что ты предлагаешь! Вот я и хочу погулять, подумать об этом. О предложенном тобой выборе, — с сарказмом огрызнулась Таня, стараясь выдернуть свою руку.

И он отпустил. Правда, снова выругался так, что ей даже неприятно стало.

— Ок, Таня. Хорошо. Давай, катись! Проветривайся! — рявкнул Казак.

И закурил. Прямо в спальне.

Она ему ни слова не сказала. И на телефон пришло сообщение, что такси у ворот ждет. Вышла, как была, в кофте почему-то, все еще замерзая, несмотря на жару. И Виталий ее больше не останавливал.

— К городскому парку, — попросила Таня водителя, сев в такси.

Уставилась в окно, не обращая внимания на удивленный взгляд через зеркало заднего вида. Наверное, мужчину удивило то, как она оделась, точно не по погоде. Но Таня не была настроена на разговоры, и всем своим видом демонстрировала это.

Ей сейчас боль рвала изнутри. И какое-то ощущение беспросветности охватило все ее существо. Выбора, по сути, не имелось. И не походило, что Виталий готов на компромисс. Да и обещание, как выяснилось, гипотетическое, и если будет требовать выхода из его зоны комфорта, не будет Виталий ничего исполнять. Даже о сроках решения спрашивать нельзя. Уже “шантаж”. Шаг вправо, шаг влево — попытка к бегству, прыжок — расстрел без предупреждения…

Во всяком случае, Таня так поняла. Она уже “прыгнула” или еще топталась из стороны в сторону, интересно?

А он не считал ее метания или сомнения такой уж большой проблемой. И, поскольку, теперь они женаты, видимо, безапелляционно решил, что Таня должна просто смириться.

— Это не ваш знакомый, на “ауди”? — вопрос водителя вырвал ее из мыслей, заставив вскинуться.

— Что? — Таня моргнула. Словно заснула, и пыталась теперь сориентироваться.

- “Ауди”, говорю, за нами едет. Выехали из вашего двора, почти сразу за нами. И теперь поджимает сзади, — недовольно проворчал водитель.

Таня обернулась, пытаясь понять, о чем речь. И да, сразу увидела. Почти впритык за ними ехал Виталий.

— Это муж.

Она тяжело выдохнула и спрятала лицо в ладонях. А водитель вдруг выругался и резко затормозил. Так, что Таню бросило вперед. Она больно ударилась о переднее сидение. Осмотрелась, не понимая, что случилось? И вдруг увидела, что Виталий затормозил перед ними, похоже, подрезав, вынудив таксиста экстренно остановиться. Сам Виталий уже выходил из машины.

Честно говоря, ей самой захотелось выругаться.

— Так, выметайтесь, давайте! — зло бросил водитель, обернувшись к ней. — Мне чужих разборок не надо! Тем более, встрять на ремонт такой тачки! Разбирайтесь сами!

Таня не спорила. В общем-то, понимала даже таксиста. А потому, открыла двери, забрала сумку и вышла.

— Что ты творишь? — устало даже, а не раздраженно, спросила она у Виталия, поднимаясь на тротуар, пока такси объезжало машину Казака.

Кажется, водитель все еще матюкался.

Виталий не обратил на это внимания, просто отступив следом за ней на тротуар.

— Таня, поехали домой, — он снова ухватил ее за руку, как недавно. — Слушай, я зря кричал. И вывернуло все не туда, куда я хотел. Поехали, забудем все.

Зажмурилась. Ведь было уже такое. Она ничего не забыла, каждую секунду помнила.

Он притянул ее к себе, крепко обняв руками. Попытался заглянуть в глаза Тане. А она не сильно пряталась. Только и согласиться сейчас не могла. Снова зарыться в песок с головой. Вновь обмануться.

— Что это изменит, Виталь? — спросила тихо, уткнувшись ему в плечо любом. — Чего мы этим добьемся? Снова сделаем вид, что ничего не было, и каждый будет бояться в сторону другого лишний раз неправильно глянуть, чтобы не задеть? Не обидеть? Не вызвать сомнений или недоверия? А через месяц рванет по-новой? — посмотрела на него снизу вверх. — Ты понимаешь, что на самом деле, не даешь мне выбора. Как ампутацию всей руки при банальной занозе предложить?

Говорила это все без злости или гнева. Скорее с отчаянием. А вот Виталий злился. И сжатый весь, будто каменный. Неподдающийся, не слышащий ее. Просто пытающийся волю переиграть.

Попыталась сделать шаг назад.

— Все равно, поехали домой. Потом разберемся, — упрямо заявил он, не позволяя отойти.

— Как?! — вот тут она не выдержала, закричала, не обращая внимания на то, что стоят на улице.

Набережная, людей вокруг почти нет, одни машины мимо проезжают, но им — без разницы.

— Как разберемся, если каждый раз, когда у нас об этом разговор заходит, ты отказываешься обсуждать? И уходишь от проблемы, раздавая обещания, которые, оказывается, не собираешься выполнять, или просто “закрывая” тему?

— Я собираюсь выполнить! — рявкнул Виталий в полный голос. — Я не могу тебе сказать точные сроки. И прошу понимания в этом! Что сложного, Таня?! Потерпи!

— Год, два? Десять? Сколько? — хмыкнула она с иронией.

— Столько, сколько надо будет, — с тем же гневом в ответ, бросил Виталий. — Ты — моя жена, все-таки!

— Это я помню! — крикнула Таня. — Об этом ты не забываешь говорить постоянно! На это давишь, а от ответов уходишь!

И тут Таня остановилась. Замерла посреди крика, не дав и ему ответить с гневом. Подняла руки, словно призывая его притормозить. Глубоко вдохнула. Выдохнула.

— Таня… — начал он, но Таня покачала головой, все еще держа ладони перед собой.

Словно отгораживалась от него. Отступила. Виталий позволил.

— Подожди. Я не хочу кричать, — она очень старалась успокоиться. — Я услышала тебя Виталий. И поняла то, что ты предлагаешь. Выбор, который мне даешь. Ты не можешь ничего изменить, или не очень хочешь, не суть важно в этот момент. Ты даже говорить со мной об этом не желаешь, не считая необходимым. Хорошо. — Положила руку ему на грудь, вновь не позволяя себя прервать.

— Да, твою ж налево, Таня…

— Нет, Виталь. Я все поняла, правда. Ты говорил, когда-то, что это мои тараканы и проблемы. Ок, и мне их самой, похоже, решать придется. Никак без этого. Терпеть я сейчас не могу. Я не понимаю, зачем и для чего, и даст ли что-то это терпение? Или, наоборот, просто сделает для тебя мои просьбы и принципы еще более несущественными? — она растерла лицо. — Но… Значит, что? Остается уйти, так? Ты так мне предложил?

Она почувствовала, что слезы наворачиваются на глаза. Дурацкие гормоны! Так хотелось снизить градус и спокойно все решить. А никак у них это не выходит. Все время орут друг на друга, стоит этого вопроса коснуться.

— Я не могу сейчас ничего тебе сказать или пообещать, Виталь. Не могу понять, что делать с этим и как решить вопрос, понимаешь? Для меня — это важно, это краеугольное. А для тебя — мелочь. И такие мои проблемы — тебя не касаются, так ты говорил? Мне нужен перерыв. Я хочу понять, разобраться, хоть как-то…

— Я не дам тебе развод! И не надейся! Ты — моя! — он снова заорал.

Она его обидела. НЕ хотела. Но и не представляла, как иначе это сказать.

— Да я и не хочу развода! — крикнула Таня в ответ. Обхватила себя руками. Посмотрела на него с болью. — Я люблю тебя больше, чем когда-либо кого-то любила. Но я тоже человек, Виталь. у меня есть какие-то свои представления о мире, свои принципы, своя оценка ситуаций. Я не могу просто раствориться в тебе и стать никем, из-за страха тебя обидеть. Да и ты… Разве ты такую меня встретил и полюбил? Безвольную личность, не способную сформулировать свое отношение к жизни? Я же говорила, с самого начала предупреждала, со мной трудно, Виталь. Я не могу голову выключить по просьбе, или совесть ампутировать. Мне без тебя будет очень трудно. Невыносимо. Я знаю уже. Но это твой вариант. Ты предложил — я выбрала.

Она отступила от него еще на шаг, не вслушиваясь в мат, который Казак бормотал сквозь зубы. Отошла назад, отвернулась, ощущая физическую боль от того, что в его глазах видела. Но не врала ему: не могла просто взять и все в себе сломать, тем более то, что определяло характер и личность. Несмотря на всю любовь к нему. НЕ уходила от него. Не пыталась брак разорвать, и не думала. Просто нуждалась в тишине и перерыве, чтобы разобраться…

Он подскочил сзади и ухватил ее за плечи. Снова на себя дернул.

— Таня, я психанул просто. Забудь ты то, что сказал. Просто поедем, давай. Знаешь же, что мы все равно не выдержи порознь. Оба. — Опустил голову, прижавшись ртом к ее шее, жадно прикусывая кожу.

— Знаю. И даже не пытаюсь снова проверить. — Зажмурилась. — Но и раз за разом биться об одни грабли — не могу, Виталь.

Она всхлипнула, все-таки, прикусила губу, стараясь с собой совладать. Уже жарко было. Но не приходило в голову кофту снять, мозги, вообще, отключились. Осталась боль, отчаяние и то самое ощущение безысходности. Потому что никакого варианта решения не приходило в голову. Они говорили, вроде бы. Снова и снова повторяли одно и тоже. Выговаривали те же самые слова, а диалога не было. Каждый о своем талдычил. И даже ее попытка отрешиться и не думать об этом, не принесла результата. Невозможно закрыть глаза и делать вид, что проблемы нет. Ее решать надо. А никто из них не готов, похоже.

Наклонилась, прижалась губами к его пальцам, сжимающим ее плечо. После чего осторожно высвободилась из этого захвата. Посмотрела с болью через плечо на Виталия, по губам читая, о чем он сейчас ругался в уме.

— Извини, — прошептала с той же болью и виной, от которой и не думала отрекаться. — Ты знаешь, где я могу быть, любимый, — еще раз поцеловала его ладонь, за которую ее пальцы держались, словно по своей воле, в обход сознания.

И отпустила.

Отошла.

В этот раз Виталий не задерживал. Возможно потому, что понимал — Таня во многом права. Но и он сам еще не был готов решать проблему совместно.