Теперь Таня вела себя иначе. Не было неосведомленности их первой попытки жить вместе; отсутствовало и отреченное нежелание узнавать истинные мотивы друг друга — второго раза. Они оба понимали, на что пошел другой ради общего взгляда на свою реальность. Оба ценили эти уступки.

— Ключи от квартиры сдай, Танечка — потребовал Виталий, едва она переступила ворота дома в первый вечер. — Больше я тебя туда, хр** отпущу, — протянул руку и глянул с повелением.

Она не спорила. Даже улыбнулась такому категоричному требованию. Молча вытянула ключи из сумки и отдала ему.

— Я ее продать хочу, Виталь, — поделилась с ним тем, о чем уже несколько дней думала. — Чтобы закрыть прошлое окончательно. И мое, и наши все недопонимания. Только, если можно было бы это как-то тихо сделать, чтоб родные пока не узнали, — она устала после дежурства, погрузила пальцы в волосы и помассировала кожу головы. — Они мне ее подарили, конечно, но начнут волноваться. Я же до сих пор отчима за нос вожу, — она виновато глянула на мужа. — Не хочу, чтобы они нервничали.

Казак только хмыкнул, притянул ее ближе к себе и поцеловал, затянул в дом.

— Думаешь, твой отчим не знает, что у тебя и как, если про нас с Димой в курсе? — поинтересовался он.

Озвучив затаенные опасения Тани, между прочим. Потому как Миша хоть и не поднимал больше эту тему в разговорах с ней никогда, но порою такие намеки многозначительные делал, так делами интересовался, что Таня терялась. И не могла ответ придумать. А вот мать точно не знала. Наверное, Миша решил ее не втягивать в это, не волновать жену лишний раз. Да и Таня не торопилась маму в сокровенное посвящать.

— Думаешь, знает? — обеспокоено глянула на мужа.

Виталий не думал. Он точно знал, что отчим Тани в курсе их отношений. Этот Михаил связался с ним еще весной, когда Таня в больницу попала. И прямо пригрозил оторвать ему яйца, достав если не через законные методы, то по их же, Виталиным каналам. Много тех, кто за долгие годы Михаилу должен или благодарен и по ту сторону закона, что он и использует, если Казак его дочку обижать будет.

Виталя в ответ не воздержался от высказываний о том, что Таня и сама с ним такое сделать может. Просто потому, что всего Виталю, все его нутро в своих руках держит, х*р с ними, с яйцами теми. Не велика потеря. Он тогда за ее жизнь боялся, и все эти угрозы по боку. Так и сказал Михаилу. Поговорили, короче. Нормальный мужик, по ходу. Жаль, что по ту сторону закона. Из него четкий бы «их» человек вышел. В «шестерках» не сидел бы точно.

В общем, они друг друга поняли. И даже нашли в какой-то мере общий язык. И уже Виталя временами просил Михаила не особо давить на Таню, когда видел, что после телефонного разговора с матерью, она слишком измотана или грустит. По правде сказать, он даже бросил этому Михаилу пару фото с их свадьбы. Хотя тот и признавался, что жене еще не показывал. Уважает право дочери сообщить матери тогда, когда сама посчитает нужным. Короче, вышел у них своеобразный такой мужской сговор. Нестандартная ситуация для Казака, но он за эти годы с кем только в переговоры не вступал. И тут разгреб. Так что Таня зря волновалась. Но Виталя пока не видел смысла ей об этом рассказывать, может, позже немного. Да и сам Михаил, как он понимал, не особо свою осведомленность перед падчерицей «светить» хотел.

Тут ситуация давно улажена.

А вот с Димкой ему пришлось не просто. Сложно было Бате объяснить, почему хочет так круто изменить жизнь, считай, от всего отказаться готов, только чтобы «бабе своей» безопасность гарантировать и нервы ее не дергать. Хотя Виталя к этому разговору уже готов был. Понимал Диму, как никто, наверное, знал, сколько друг положил ради своего положения в городе раньше, и сколько сейчас отдаст, не пожалев, чтобы вернуть все. На какие меры и решения согласен. Для Калиненко с детства амбиции и собственное положение — во главе угла стояли. А вот людей, ради которых Дима мог бы жизнь перекроить и все переиграть, Виталя не знал. Ни ради родителей, которые от него давно отреклись, ни ради еще кого-то. Собственно, и ради него самого Батя вряд ли от чего-то глобально отказался бы. Разве что пошел бы навстречу, потому что так давно связаны, что как братья, считай. И понимают друг друга хорошо. И знал Дима, что просто так не стал бы Казак заводить разговор о таком. Да и Виталя понимал, что несмотря на то, как это усложнит ему многое, не станет Дима мешать, даже поможет, если надо будет, хоть и наорется матом сначала, что вообще себе только с ним и позволял. Но и он друга на полдороге не бросит. И Батя про это так же в курсах был.

Другой вопрос, что Диме сам мотив поступка далек и не понятен был. Не въезжал он, с какой это стати Виталя из-за женщины круто меняет свою жизнь, до этого всем устраивающую, вроде бы.

— Бать, у меня семьи отродясь, считай, не было. Никакой. Только ты. Я и не понимал до конца, что это за зверь такой — «семья», пока Таню не встретил, — зная, что для Димы все равно пустой звук «семья», по факту, но пытался объяснить.

А для него не настолько давно, разве не так же было? А ведь как переиначилось теперь все, как изменилось! И он хотел это до друга донести. Потому что видел, как над самим Димкой дрожит Лиза. Хотелось и Бате втолковать, что может куда более важный момент упустить. Хотя и его право на месть — признавал.

— У нас ребенок мог быть, Бать, представляешь?

Прикурив, Виталя отошел к окну. Несмотря на всю степень их понимания друг с другом, тяжело было даже перед Димой душу выворачивать. Одно дело с Таней, которая все то же ощущала, и совсем другое — даже с лучшим другом подобное вскрывать.

— У меня дите могло быть. Свое. Это ж вообще не про меня что-то, Дим, а пришибло тогда так… Понял, что хочу этого, — повернулся через плечо, зная, что и несмотря на собственное холодное отношение к детям, его Димка не высмеет.

Так и было, Димка сидел за своим столом и болтал виски в бокале. Не пил. Он теперь вообще мало пил, Казак заметил, больше рассматривал, пробовал, нюхал. Будто понемногу себя к жизни на свободе приучал. К тому, что снова многое имеет и может.

Но слушал его друг внимательно. И не насмехался, даже в мыслях, Казак видел это по его взгляду. Дима взял себе на заметку, что у Витали появились новые болевые точки и ценности.

— А что стряслось, Виталь? — ровно спросил Дима.

Отставил бокал, так и не отпив.

— Потеряла Таня ребенка. Ее тогда так вымотали, — Виталя скривился. — И я к этому руку приложил, по ходу, нервы ей подергал капитально. Бл***, не знал, Бать. Мы оба не знали. Саму ее потом выхаживал долго, — затушил сигарету, так и не докурив. — Только я ею больше не хочу рисковать, Дим.

Казак вернулся к столу и сел напротив. Посмотрел старому другу в глаза, честно и прямо, не юля и не уходя от ответа.

— Я готов тебе помочь, ты же знаешь, не брошу и не подставлю. Но потом, Бать, я от нелегала отхожу.

— Машины бросишь? — Дима вновь посмотрел на виски в бокале. — Мне еще и этим некогда будет заниматься, Казак.

— С салонами помогу, если не погонишь в шею, Бать, — ухмыльнулся Казак, поняв, что Дима услышал и принял его выбор. — Знаешь же, тачки — это моя слабость.

— Ну, судя по всему, слабости у тебя теперь другие. Но это твое дело и жизнь, Виталь. А я друга терять не хочу. Научился ценить, уж поверь, — таким же прямым взглядом ответил ему Калиненко.

На том и остановились, вернувшись к обсуждению уже других планов, учитывая информацию, которую новый губернатор дал. И с помощью которой они могли прижать к ногтю тех, кто все еще пытался взбрыкнуть, протестуя против возвращения Калиненко на главные позиции. Теперь у них имелись рычаги давления и управления.

Тем вечером Казак и Таню домой забрал, предварительно отобрав парней, которые дом и ее саму круглосуточно теперь пасти будут. Не хотел больше рисковать, как и с Лизой.

Таня перестала курить. Теперь действительно завязала с этой привычкой. Во всяком случае, надеялась на это. За две недели, с тех пор как вернулась домой, не выкурила ни одной сигареты. И, что самое интересное, даже не тянуло. Нет, нравилось сидеть рядом и время от времени вдыхать аромат, когда Виталя курил. Иногда ловила себя на том, что тянется к пачке. Однако как-то машинально, а не потому, что действительно имелась потребность. Но той дикой тяги самой затянуться — не ощущала. Хотя, ничего удивительного, ведь сама знала, что эта ее привычка — отговорка и попытка заглушить, забить потребность в присутствии любимого рядом; способ отвлечь расшатанные нервы. А теперь, когда и Виталя рядом почти круглосуточно, и вопросы, мучившее ее, утратили свою остроту — и курить не для чего.

Правда, глупо было бы закрывать глаза и делать вид, что все причины для переживаний исчезли. Это было не так. Виталий часто уезжал по «делам», связаным с помощью Калиненко, что все равно заставляло Таню безумно нервничать, пусть и понимала, согласилась, что не может он иначе. И с ней рядом теперь постоянно охранник находился, куда бы Таня не собиралась. Даже когда дома оставалась. В клинике сидел, когда она дежурила, если Виталя не мог приехать. А то, бывало, и когда Казак с ней на дежурстве оставался, охранник сидел в машине под клиникой. И все чаще Виталя заводил разговор о том, что ей бы лучше пока меньше по городу «шастать», отдохнула бы, взяла бы себе «перерыв». Расслабилась, а то долечиться никак не может из-за работы.

Это было не совсем правда. Они оба понимали. Казак просто пытался ее обезопасить любыми путями. Даже методом полного изолирования. Но Таня не была уверена, что готова ради этого отказаться от любимой работы. Однако и в словах мужа резон видела. Да и отдых ей не помешал бы, это уже врачи рекомендовали, проведя очередные обследования. Гормоны у Тани не пришли пока в норму, несмотря на проводимое лечение, да и по результатам УЗИ врачам не все нравилось. Ей настоятельно рекомендовали избегать стрессов.

Смешно. Собственно, работа в клинике на данный момент являлась не самым весомым стрессом в ее жизни. Но Казак ухватился за эту идею, как собака за кость. Он даже пообещал, что если Таня сейчас уволится, пока он улаживает неоконченные дела, то потом они откроют ей собственную ветеринарку, если Таня захочет. Заманчиво, конечно. Хоть она и не могла бы сказать, что готова сама заниматься всей организационной работой. Ей помогать животным нравилось. Но она пообещала Витале подумать.

В общем, с одной стороны стало легче, не поспоришь: они вместе и нет боли, нет обид уже, нет непонимания. С другой же стороны у Тани создалось такое ощущение, что напряжение вокруг них только нарастает. И не скажешь ничего, не спросишь. Казак и так старался рассказывать ей многое. То, что считал допустимым для Тани знать. Об остальном просто молчал, а она пыталась не задавать сложных в этом плане вопросов.

Однажды утром Виталию позвонили. Рано, еще и шести не было. Таня проснулась, когда муж подскочил. И подложив руку под голову, наблюдала за тем, как Виталя улыбнулся ей, уже отвечая на вызов, взял пачку сигарет, зажигалку и вышел через стеклянные двери. Он говорил на террасе, несмотря на холодное утро конца ноября, и курил параллельно. Часто такое устраивал, не слушая, когда Таня пыталась причитать, что заболеет. Казак смеялся и напоминал, что у него организм закаленный, и нечего ему расхолаживаться, а то привыкнет к теплу, потом от любого насморка будет с ног падать. Таня устала его переубеждать, что должен присутствовать хоть какой-то здравый смысл. Потому и сейчас только грустно наблюдала за ним через стеклянные двери. Ей самой даже под одеялом было зябко от влажной и туманной погоды на улице.

— Танюш, свет мой ясный, дело есть.

Виталя вернулся в спальню и нырнул к ней под одеяло, заставив Таню взвизгнуть, когда обхватил ее ледяными руками. Рассмеялся, не пустил, прижался ко рту такими же холодными губами.

— Виталь! — у нее вся кожа пупырышками покрылась, Таню затрясло от холода. — Ну что ты творишь!

Вроде и рассердилась, а все равно тянуло рассмеяться, не удержала улыбки, слишком бесшабашно и проказливо муж смеялся.

— Что случилось? — со вздохом попыталась устроиться на его холодном плече.

— Заболей сегодня, Тань, — крепче прижав к себе ее голову и намотав волосы на свои пальцы, попросил вдруг Казак.

Велел даже.

Таня удивленно моргнула. Попыталась глянуть на него с недоумением, только муж не позволил ей сдвинуться с места.

— В смысле? — уточнила она.

— В прямом, Танюш. — Голос Виталия утратил веселье. — Позвони в клинику и скажи, что простыла. Дня три тебя не будет точно.

У нее холодок прошел по спине. И дело было не в температуре кожи Казака. Да и в желудке какой-то ледяной комок появился.

— Что случилось? — вышло хрипло и испуганно, а не спокойно, как Тане хотелось.

Но это заставило Виталия все же глянуть ей в глаза.

— Нормально все, не нервничай. Правду говорю, — он коротко прижался к ее губам. Нахмурился. Резко выдохнул. Уткнулся носом в ее макушку. — Димка уедет на несколько дней. Все на мне будет. Помоги, Танюш, давай, я хоть про тебя волноваться не буду, а? Посидишь дома в тепле и уюте, под опекой. Я еще несколько человек пришлю, будут за территорией приглядывать.

И хотела бы, не смогла бы отказать, наверное. Такое выражение было в словах Витали, такая искренняя тревога! Забота и беспокойство о ней. И руки обнимали ее так крепко, что просто не имелось шанса не ответить на его просьбу. Как она могла любимому еще больше жизнь усложнять? И так ему нервы уже истрепала.

Потому глубоко вздохнула.

— Хорошо, Виталь, сейчас в клинику позвоню, — шумно выдохнув, согласилась Таня.

— Спасибо, Танечка! Спасибо, свет мой ясный!

Он жадно набросился на ее губы.

Уже горячо, обоих в жар от такого поцелуя. И ладони Виталия по ее спине обжигающие тропинки прокладывают. И она за него цепляется. Потому что и тело горит, и душе страшно, и показывать ему последнее нельзя. Начнет больше волноваться и переживать, что ее «равновесие» нарушает. Ответила на поцелуй со всей своей любовью, потребностью в нем.

Тяжело ей эти дни дались. Невыносимо и муторно. Почему-то чувствовала себя так, как когда впервые ушла от Казака. До боли в груди, до дрожи в пальцах. Говорила едва-едва, нервный комок горло перекрывал то и дело. Потому и в клинике поверили, даже не усомнился никто, что и правда Татьяна Николаевна заболела. А у нее внутри все заиндевело, кажется, покрылось изморозью, как ветки деревьев за окнами дома, где первый ночной мороз «прихватил» туман, словно белым бархатом березовую рощу «зачехлил». И Таня бродила по дому, будто призрак. Охранники осматривали территорию, периодически обходили дом, стараясь ей не очень мелькать перед глазами. А Таня их и так не видела. Старалась сосредоточиться на чем-то, и не выходило. Безумно, до крика в груди из-за страха, хотелось мужу позвонить. Но он попросил ее ждать, пока сам позвонит. Дел много. И она напоминала себе об этом каждые две минуты. Даже сообщение не решалась послать.

Этой ночью Виталя домой не приехал. Позвонил ей, объяснил, что не может вырваться, и еще ночью встреча важная будет. Не хочет ее тормошить. Она слышала, что он и сам уже на нерве, взведен, напряжен. Едва сдерживается. Кто-то из парней зашел к нему в кабинет, пока Виталя с ней говорил, Таня слышала какие-то вопросы на заднем фоне. Виталя его таким матом покрыл, что ей и стыдно стало, и смешно одновременно. А ведь это он еще и трубку прикрыл, чтобы она не слышала.

— Прости, Танюша, — понял муж, что все равно «спалился». — Задергали уже. Внятно сказал, чтоб пять минут меня не трогали. Нет, лезут, бл****!

— Мы уже минут пятнадцать говорим, Виталь, — с улыбкой заметила она.

— Да? — искренне удивился муж. — Серьезно? Блин! Мне мало! Мало тебя, до крику просто. Хочу, чтобы рядом со мной была. Чтоб на коленях сейчас сидела. И обнимала. Чтоб запахом твоим дышать. А кричала ты… — его голос охрип.

И она сказать ничего не могла. Оба утро вспомнили и страсть, от которой Таня и правда в голос кричала. И его хриплый стон.

— Люблю, — сипло выдохнула в трубку. — Скучаю жутко, — призналась.

— Не больше, чем я, — хмыкнул Казак.

— Береги себя. Пожалуйста, — оно само вырвалось. Таня и напоминала себе, вроде. А не удержалась.

— Я стараюсь, Танюша, поверь мне.

Она верила. Но и получасового разговора оказалось мало. И заснуть ночью не смогла. Утром две чашки разбила, одну за другой. Потому что ее еще больше трясло, теперь и от усталости, от нервного истощения, и от страха за любимого, который никуда не делся. Хорошо, что парни, которых Виталя прислал, сделали вид, что ничего не случилось, просто помогли собрать осколки.

Снова бродила по дому, словно привидение. Наглоталась кофе, а ее от него только больше телепать начало. Усидеть на месте не могла. В ванну добраться не получалось, ходила из комнаты в комнату, растрепанная и взъерошенная, в футболке Витали, в которой и спать пыталась. Перечитывала в сотый раз сообщение, которое он ей утром сбросил.

И вообще не ожидала, что сам Виталя ввалится в дом посреди дня. Такой же измотанный и дерганый, как она. Притащил ей целый ящик облепихового чая, который его водитель занес в кухню. А сам Казак ее в охапку сгреб.

— Я на две минуты, Танюша, — набросился на нее, словно изголодался.

То ли целует, то ли проглотить пытается, непонятно. Но она сама за него так уцепилась, что на затылке царапины остались. Стукнулись лбами. Поцеловались, называется. А Виталя только рассмеялся. Даже выдохнул от ее ответной горячности, кажется, расслабился немного.

— Держи, Танюш, это тебе. Пацаны сказали, что ты места себе не находишь. Отвлекись, займись привычным делом.

Оторвавшись от ее губ, но так и продолжая обнимать одной рукой, Виталя протянул к ней другую. И до Тани только сейчас дошло, что он ее все это время в сторону отводил. А она так соскучилась, что ничего кроме его глаз не видела. И не слышала, похоже. А теперь оторопело уставилась на пригоршню Казака, в котором сидел котенок. Шотландский вислоухий. Красивый такой! Милый до жути. Правда, в этот момент он испуганно мяукал, явно не понимая, что происходит и куда он попал.

Вот уж, действительно, Таня была серьезно в себя погружена, если не слышала этого!

— Виталь! Откуда?! — рассмеялась она от восторга. — Что с ним?

Выхватила котенка из его рук и принялась тут же осматривать, проверять.

— Да нормально все с ним, свет мой ясный, — теперь уже Казак смеялся, обняв ее со спины, чтобы не мешать с котенком возиться. — Это просто тебе, подарок. Места же у нас достаточно. А ты чтоб не так сильно грузилась, — прижался лицом к ее шее. Поцеловал плечо.

А Таня удивленно глянула на мужа, нежно прижав котенка к груди, стараясь успокоить. Уже и сама поняла, что все нормально с малышом. Только боится очень.

— Шшшш, — попыталась немного согреть котенка.

— Помнишь идиота, который лез, когда я с тобой говорил? — тем временем отвечал на ее вопрос муж. Таня кивнула. — Так, прикинь, у него сестра котов этих разводит, — Виталя хмыкнул. — И кто-то там отказался перед самой покупкой. Вот он и шлялся по офису, спрашивал, может надо кому-то. Я, когда разобрался в чем дело, решил, что тебе компания не помешает, отвлечешься, — Виталя вновь ее поцеловал в плечо.

Таня же откинулась на него всем телом, впитывая тепло мужа. И котенка продолжала баюкать на груди, поглаживая шерстку.

— Виталь… — у нее даже слов толком не было.

И слезы навернулись на глаза. Ее так тронул этот подарок! Всю душу вывернул. По-хорошему, что отвлеклась от тревог.

— Я так тебя люблю!

— Знаю, Танечка, — повернул к себе ее лицо, прижался к губам, потянувшись через плечо. — Все, мне ехать пора, свет мой ясный. Еще куча дел. Я по дороге заскочил. А вы тут не скучайте.

Он тяжело и с явной досадой вздохнул, напоследок крепче обняв ее, но аккуратно, чтобы котенка не придавать. И, махнув, вышел из гостиной. А Таня так и стояла посреди комнаты, прижимая к себе уже притихшего котенка.