Юла никогда не любила больницы. Да и кто, в здравом уме, может любить место, полное болезни, боли, страдания и немощи? Она искренне восхищалась людьми, которые посвящали этому жизнь, но сама предпочитала даже не наведываться в стены подобных учреждений. Потому, если кому-то из знакомых доводилось болеть, она всеми возможными способами избегала посещений, оставляя это уже на время после выписки.
Однако сейчас Юла о своей неприязни к больницам даже не вспомнила. Она летела в буквальном смысле по коридору, оставив Михалыча далеко позади, ещё где-то на первом этаже. И была целиком и полностью сосредоточена на поиске палаты, в которую, как ей сказали, определили Юру. Следователя она еще также не видела. Да и медперсонал в приемном затруднился объяснить, что же именно со здоровьем Юры. Вот она и неслась, как ненормальная, по коридору, даже себе не до конца отдавая отчет, насколько силен страх за любимого, грызущий ее изнутри.
Поняла, что приближается к цели, увидев у одной из дверей того самого Вадима, который у нее утром сведения собирал. Вроде и так торопилась, но теперь просто рванула вперед, лавируя между пациентами и медперсоналом, также ходящими по коридору.
— Он здесь? — еле выдохнула, пытаясь проскользнуть мимо помощника следователя.
Но тот уверенно стоял на входе, не пропуская.
— Да, сейчас. Я уточню, можно ли. Там врач как раз, и Юрия еще допрашивают, — Вадим вроде и с сочувствием глянул, и в то же время ясно давал понять, что без разрешения начальства не пропустит ни под каким предлогом.
И Юла осталась под дверью, едва в состоянии стоять на месте, пока Вадим исчез внутри. Появилось ощущение, что она так долго не продержится, закатит настоящую истерику и вломится к Юре… В конце концов, он же ее муж практически — имеет полное право! К счастью, терпение Юлы испытывали недолго. И Вадим вновь вышел буквально через минуту.
— Можете заходить, — кивнул он, придержав для нее дверь.
В этот момент в том конце коридора, откуда Юла и прибежала, наконец-то показался Михалыч. Но Юла уже не в силах была ждать. Проскользнула мимо Вадима, оказавшись в палате.
— Добрый вечер, — ещё когда она не успела даже сориентироваться, тут же поздоровался Тищенко.
Следователь поднялся со стула, на котором сидел до этого, и отошел от кровати, где лежал Юра.
И, откровенно говоря, Юла даже внимания не обратила ни на следователя, ни на врача, который также обернулся при ее появлении. Все ее внимание, целиком и полностью, сосредоточилось на любимом.
Он выглядел… странно. Непонятно сразу — почему создавалось такое ощущение… Но это не имело никакого значения! Юла метнулась к нему ближе.
— Аккуратней с повязками только, — тут же подал голос врач. — И ожоги. Хоть и первая-вторая степень, его быстро вытащили, молодцы, а площадь повреждения немаленькая, пусть и тоже не критична. Так что трогать их не нужно. И все нормально заживет…
— Поняла, — выдохнула Юла, все равно не оборачиваясь ни на кого.
И ничего она не поняла, на самом деле. Только смотрела на Юру и насмотреться не могла! Слезы на глаза навернулись. И так хотелось его обнять, поцеловать! Но после предупреждения врача уже сомневалась, а можно ли его вообще касаться? Так и замерла у самой кровати, не в состоянии толком слова сказать. Зато испытывая невыносимое почти облегчение от того, что все решилось.
— Что, настолько страшный, сокровище мое? Тищенко мне зеркала не давал, знаешь ли, — хмыкнул Юра, но было видно, что ему с трудом удается говорить. То ли больно, то ли просто…
А Юла даже растерялась от его вопроса.
— Почему страшный? — нахмурилась, оторвавшись взглядом от его смешливых глаз. Таких родных и любимых! И… — Ой. Юра, у тебя бровей нет. И ресниц тоже… И волосы такие… — вроде и понимала, что ему не до смеха сейчас. Но саму такое веселье вдруг разобрало… истеричное, чего скрывать. — И синяк на скуле огромный…
— И весь красный как помидор, если по чувству жжения судить, — снова хмыкнул Юра, поддерживая ее смех. — Не нравлюсь теперь? Передумаешь за меня замуж завтра выходить? — попытался лихо заломить бровь… Ну, или то место, на котором бровь ранее имелась.
Это оказалось последней каплей — Юла расхохоталась, заливаясь смехом, который уже секунды через три превратился в настоящий рев.
— Я так люблю тебя! — захлебываясь рыданием вперемешку со смехом, рухнула на стул, где Тищенко раньше сидел.
Оглянулась, только теперь вдруг поняв, что никого уже в палате, кроме них, не осталось: и врач, и следователь вышли. А она не заметила и не услышала… И зарыдала с новой силой. Словно бы поняв, что никто не видит ее эмоций, кроме любимого.
— Сокровище мое! Ну что ты. Все же уже. Хорошо все… Не плачь, пожалуйста, — искренне заволновался Юра, дернулся к ней, протянув в ее сторону ладонь. Глухо застонал, чертыхнувшись сквозь зубы.
Юла кивнула, пытаясь набрать воздух распахнутым ртом. Только все равно сложно было унять все те ощущения, которые целый день одолевали, вперемешку со страхом за него. А теперь выплеснулись в этом диком плаче с хохотом. И сама не зная, можно ли, едва-едва касаясь, накрыла своей рукой его пальцы. Вроде те казались не такими поврежденными. Но все равно боялась сжать, пусть и хотелось его всего обхватить руками.
— И замуж пойдешь? — хотел было рассмеяться Юра, или ее рассмешить. Да лишь чертыхнулся.
— Не надо, помолчи, — понимая, что ему больно, Юла наклонилась, поцеловав его пальцы, самые кончики, опасаясь усилить боль. — Не напрягайся, любимый… Пойду, конечно, что за вопрос? — фыркнула, вытирая слезы. — Но тебе поправиться надо сначала…
— Эй, я только на мысли, что у нас роспись завтра, из того ангара и вылез, — возмутился Юра, явно имея свое мнение. — И до центра доползу завтра. Обезболивающее у врача попрошу, — слабо подмигнул, пожав ее пальцы своими. — Уверен, меня поймут, ради такого события. Да и не критично все, на самом деле, выглядит страшнее, чем есть…
— Любимый мой… — у Юлы прервался голос.
Слишком много эмоций. Слишком острое облегчение. Чересчур много радости и счастья… Вновь сморгнула слезы, которые никак не желали прекращаться.
— Ну вот, снова глаза на мокром месте. Юла, сокровище мое, я ж тебя даже не обниму сейчас толком! — немного раздосадованно выдохнул Юра. — И до магазина с дынями еще неделю точно не доберусь… Разве что Михалыча послать… как тебя успокоить?!
Она рассмеялась опять. Какофония. Карусель эмоций, где одна сменяет другую… Сердце скачет в груди как полоумное! Хорошо до одурения, упасть и лежать хочется, и трясет всю одновременно с этим. Зажмурилась, провела ладонью по лицу.
— Так что случилось, Юра? — сделав вдох-выдох, всхлипнула она. — Что с этим Филиппом? Его задержали?
Юра же в ответ на ее вопрос как-то помрачнел и отвел глаза, посмотрев в стену.
— Погиб он, — глухо, мигом растеряв все веселье и шутливость в тоне, ответил любимый, не глядя Юле в глаза. — Там все эти горюче-смазочные материалы… Я не ожидал, что так рванет… Хоть и надеялся на пожар, мне надо было как-то выбираться… Рассчитывал, что ты про локацию вспомнишь, но все равно, не представлял, сколько это времени займет, да и как полиция будет действовать. А мне к тебе было нужно. Я же знал, что волнуешься и переживаешь… Видел, как охранники поглядывали, выбегали курить на улицу… А все равно не рассчитывал, что так бахнет. Сам на пороге уже был, хоть Фил и целился. А он и еще один… — Юра перевел взгляд в окно, так и не встретившись глазами с Юлой. Рассказывал немного путано, сумбурно, перескакивая с одного на другое. Но достаточно, чтобы главное уловить и осмыслить.
А она… Что ж, Юла уже хорошо этого мужчину знала. И понимала тоже многое.
— Любимый мой, — еще аккуратней, едва заставляя себя сдерживаться, она прижалась губами к его ладони.
Вроде не поврежденная, не должна боль усилить. Хоть и ясно уже, что Юру не только физическая боль мучила. Он совесть свою, искренность и человечность в путешествиях не только не потерял… Эти качества в нем словно выкристаллизовались, закалились, когда иное — напускное и ненужное — слетело. И хоть она его ранее не знала (о чем иногда искренне жалела), а уже имела представление, что Юра был человеком в самом сильном, самом мощном значении этого слова, наверное. И несмотря на готовность поверить и довериться другому, несмотря на веру в людей, — слабым его назвать было невозможно. В этом огромная сила Юры и заключалась. В том, что мерило, по которому он иных судил, — из его внутреннего состояния шло. Вот только далеко не каждый мог такой мерке соответствовать. И сейчас Юра раскаивался и сожалел о смерти Филиппа, несмотря на то, как и сколько раз бывший друг его предавал.
— Ты не виноват, любимый, — уверенно и твердо заявила она. — У нас же роспись… — дурацкий аргумент. Главное, что живой, а не какая-то там печать! Но ему сейчас как можно больше доводов нужно. — Ты все правильно сделал. Да и вариантов, думаю, было немного… Он бы тебя не отпустил полюбовно…
— Это точно, хоть и разливался соловьем, да только… — Юра хмыкнул, стараясь как можно меньше напрягать лицо.
Выглядело странно. И душу щемило от того, что ему больно. И не только физически. Хоть она и не врала — для Юлы сейчас основным было то, что с Юрой все относительно в порядке и он рядом с ней. А другое… Что ж, Филипп целенаправленно шел к подобному итогу, в ее понимании. Да и помогали ему навряд ли честные люди. Не ей судить, конечно… Или Юле как раз, учитывая, что ее любимому мужчине угрожали?
— Что случилось-то толком? — осторожно и тихо уточнила она, все-таки пытаясь поймать взгляд Юры.
И он это словно ощутил. Повернулся, глянул с тоской, но и с огромной любовью, настолько яркой, открытой, что Юле дышать легче стало.
— Я остановился, чтобы тебя дождаться с часами, когда этих типов заметил. Думаю, их Михалыч и видел пару раз. Ты бы не поняла — кто, а я их уже видел, они при Филе охранниками на фирме работали. Потом просто испарились, вместе с его же управляющим. Тебя должны были перехватить и украсть по плану, знали уже, что ты позже едешь. Рассчитывали за твою жизнь у меня деньги вытребовать. Фила прижал криминал, насколько я понял. Долги отдать потребовали. А я в их планы вмешался, узнал мужиков, пошел выяснять, что они у нас на поселке забыли — вот меня и загребли… Пятьсот тысяч Фил хотел… — Юра вздохнул, осторожно и неловко пожав ее ладонь.
Может, и больно ему было, а и он не отпускал пальцы Юлы все это время ни на секунду.
На этом обсуждение закончили. И Юле понятно, что он приятного в ситуации не очень много находит, несмотря на спасение и такой исход, и Юра особо обсуждать подробности не хотел. Да и… Не важно ей было. Он живой рядом с ней — вот и все. А Фила она не очень и жалела. Да и что непонятного? Живя в их реалиях, общую картину можно было додумать и представить. Тем более что по роду деятельности, волей-неволей, а приходилось Юле и с такими фактами сталкиваться.
— Хочешь воды? — вместо того, чтобы настаивать на каких-то подробностях, предложила Юла, заметив бутылку на подоконнике.
— Не отказался бы, — улыбнулся Юра и глянул на нее так, что стало ясно — все понял, но и сам не хочет продолжать.
И ее готовность идти дальше, не ковыряясь в душе сейчас, — ценит безмерно.
Вот Юла и встала. Налила немного воды в стакан, который тут также имелся. И аккуратно придерживая и посудину, и голову Юры за затылок, чтобы ему удобней было, помогла любимому напиться.
У Юры имелись ожоги первой-второй степени после этого взрыва, а ещё сотрясение мозга, полученное, когда этим же взрывом его буквально выбросило из ангара и хорошо приложило о землю. Пара приличных ушибов, синяков — море, как и ссадин, самая большая на голени. Врач, с которым она все-таки пообщалась спустя минут сорок, сообщил, что опасности для жизни никакой нет, да и состояние нормальное. Они его оставят в стационаре на пару дней, чтоб понаблюдать и исключить развитие внутричерепной гематомы, особенно этой ночью важно проследить… А так… задерживать не планируют.
Юла выслушала, пока Михалыч общался с Юрой в палате. И выдохнула, если честно. Поблагодарила врача, выяснила у Юры, что из дому ему здесь нужно. Отвезла соседа и привезла назад кое-какие вещи, самое необходимое по мелочи: ноутбук Юры, купила симку, которую вставила в один из своих телефонов, чтобы он мог хоть как-то с замом связаться (Тищенко ее смартфон вернул), и с Горбатенко тоже. Сидела с любимым, пока врачи его осматривали в очередной раз и пока Тищенко последние вопросы задавал. Ни голода, ни усталости не ощущала, все никак нарадоваться не могла, напитаться ощущением, что закончилось все и он рядом. Так и держала все это время за руку, не в силах пальцы Юры отпустить.
— Ты бы ехала домой, сокровище мое, — уже ближе к девяти вечера предложил Юра, заметив, что она зевает десятый раз за пять минут. — За мной тут вон, и без тебя следят, как за госрезервом, — пошутил, когда в очередной раз заглянула медсестра, проверить, все ли нормально и в сознании ли пациент. — Зачем тебе еще себя изматывать? — и смотрел с такой нежностью, с такой заботой.
Видел, что и Юлу этот день измотал. При том, что и сам едва держался, чтобы не уснуть. Только нельзя ему этой ночью спать, по большому счету, было.
Он был прав, конечно. И Юла это признавала. Да и медперсонал, хоть и не гнал ее, вовсе нет, но явно демонстрировал, что в неотлучном присутствии Юлы нет необходимости. И у нее не имелось контраргументов.
— Да, наверное, поеду… — согласилась. А все сил нет себя от него оторвать после этого дня, полного страха и ужаса.
И Юра понимает, сам смотрит с таким выражением, что у Юлы в горле ком стоит.
— И не забудь — завтра роспись, — вдруг напомнил он, словно бы она могла забыть, ей-Богу! — Документы наши привези. Я с врачом уже решил, отпустят меня на пару часов…
Юла недоверчиво покачала головой. Но при этом расплылась в такой улыбке, что нет сил сдерживать, и щеки заболели.
— Я так люблю тебя… Словами не передать, — прошептала, прижавшись губами к его ладони. Вновь слезы навернулись.
Юра резко выдохнул, легко погладив ее лицо.
— Но ты мне все-таки почаще это говори, сокровище мое. После таких твоих слов я на невозможное становлюсь способен, — прошептал так же хрипло, явно утро вспомнив и то, как она призналась ему вслух первый раз. — Люблю тебя тоже…
Оба помолчали, впитывая в себя эти чувства, эти признания.
— Все, поезжай. Выспись перед свадьбой, — пощекотал ее щеку Юра, наконец.
— Ага… — согласилась со вздохом.
А все равно уезжать не хочется. Пока поднялась и куртку набросила, пока до двери палаты дошла — ещё три раза возвращалась, оглядывалась и нежно, едва ощутимо целовала Юру в губы. И он ловил ее рот своим, хоть сам и шептал:
— Все уже. Все, беги… — и снова пальцами удерживал.
Оба смеялись и не могли разойтись.
Наконец, все же вышла. Добрела до машины, как-то разом ощутив всю усталость и тяжесть этого невероятно длинного дня. Еле-еле до дому добралась, чуть не уснув, пока дождалась поднятия дверей гаража. А когда зашла в холл, осмотрела гостиную, где Юра ее утром к этой самой стене прижимал, жарко и горячо целуя… Не удержалась — ну как она здесь и без него? Нет, точно не выдержит. Да и не хочет крутиться с боку на бок, волнуясь и переживая! Лучше уж с ним за компанию эту ночь перебудет!
Откуда-то энергия взялась. Пронеслась по комнатам, разыскивая папку с документами, которую уже приготовили, вытащила из холодильника что-то перекусить, тапки прихватила и снова в авто — назад, в больницу.
— Вернулась… — Юра расплылся в широкой улыбке, несмотря на то, что ему точно не очень приятно было из-за ожогов.
— Зашла в дом и представить не смогла, как без тебя лягу, — с такой же улыбкой замерла на пороге, почему-то не проходя дальше. — Как я без тебя вообще жила раньше?
— Я сам не в курсе, как без тебя эти годы жил, — хмыкнул понимающе Юра, похлопав по кровати около себя.
И Юла, сбросив куртку и ботинки, прошлепала в тапках к нему. Села рядом.
Все. Хорошо. Теперь на своем месте.
Потом поспит там, на диванчике у окна, а пока — около Юры. И обоим хорошо, дышится легко и свободно теперь. Ничего больше и не нужно уже. Главное, что один около другого.
А роспись на утро прошла… забавно. Оба помятые после почти бессонной ночи, но искренне довольные, что у Юры вроде бы не развилось никаких осложнений… Выбегав до восьми утра еще пару обследований и очередное МРТ, чтоб уж врачи до конца были спокойны… Получив обезболивающее и честно перенеся обработку всех повреждений — они добрались до сервиса ускоренной регистрации с почетным эскортом. Тищенко у них вызвался быть свидетелем. Приехал рассказать о заключительных выводах и том, что дело закрыто, увидел, как они торопятся, — ну, и с ними решил.
— Чтобы свадьбой в этом деле точку поставить. Жирную и окончательную, — с широкой усмешкой заметил следователь. — Нечасто, как ни крути, у меня все на таком позитиве удается завершить. Это силы дает дальше работать.
И поскольку он им в принципе был по душе, да и помогал, поддерживал и проявлял небезразличие даже в расследовании — и Юла, и Юра были только рады. К тому же добраться он им помог, выступив в роли личного водителя.
— Можем даже на авто с «мигалкой» с ветерком прокатиться, хотите? — с бесшабашной улыбкой предложил следователь.
Но оба покачали головой.
— Мне хватило «мигалок», давайте уже лучше тихо и мирно, — рассмеялся в ответ на это предложение Юра.
Да и Юла особо не стремилась к шумихе. Достаточно, в самом деле! Суматохи и полиции в их жизни за последние месяцы с избытком. Так что добирались без шума. Однако избежать помпезности все равно не удалось. Может, они и думали расписаться быстро и без огласки, да только кто им позволил? В самом зале регистраций их уже ждал Горбатенко, как официальный представитель власти, между прочим. И с кольцами.
— Я бы сам никак купить не успел, — с немного грустным выражением лица повинился Юра.
Хотя Юле все равно было, и без колец его любила. Но тронуло, что все продумал, несмотря на такие сложности.
— Не можем же мы позволить, чтобы один из самых надежных и честных представителей бизнеса области — и почти тайком, скомканно в брак вступал, — с чуть лукавой улыбкой подмигнул им губернатор, также собираясь быть свидетелем на церемонии.
Представительный, как всегда, собраный, точно что лицо власти. Позитивное причем. И не скажешь по нему, что сейчас кучу сложностей решал, о которых даже Юла что-то краем уха слышала.
Ну и Михалыч их уже ждал тут, куда ж без верного соседа. К тому же неловкости не ощущал и с губернатором был явно знаком, о чем-то активно беседуя, когда они приехали. Около Михалыча стоял какой-то объемный пакет, вообще странно выглядевший на церемонии.
Госпредставители, очевидно, уже были в курсе нюансов и возражений не имели. Да и Юра, судя по извиняющемуся взгляду, подозревал о таком развитии событий и шумихе. Юле тут же один из помощников Горбатенко впихнул в руки букет со словами: «вы же невеста, чтоб хоть память и на фото празднично» (красивый букет, придраться не к чему), и их провели внутрь для самой регистрации. И в какой-то момент Юла даже обрадовалась подобному окружению: как ни крути, а Юра выглядел не очень хорошо, да и чувствовал себя… как выглядел. Еще и эти ожоги, синяки… Не будь здесь и следователя, и губернатора — не факт, что регистрацию удалось бы сегодня провести, как он хотел, уж больно с сомнением на них поглядывали служащие сервиса. Возможно, потому Юра и заручился весомой поддержкой. Чтобы точно свой план реализовать. В самом деле настолько хотел в этом вопросе поставить точку… Юла уже разделяла его нетерпение.
Да и саму регистрацию провели очень быстро, чему Юла тоже была рада. Для нее это всего лишь формальность теперь, ведь они с Юрой и так настолько родными стали, что в самом деле семья, и без всяких штампов. А учитывая состояние ее уже мужа — растягивать не хотелось.
— Банкет с вас, как поправишь здоровье, — подмигнул Горбатенко, поздравив Юру аккуратным и легким хлопком по плечу. — Счастья вам. Берегите друг друга так, как до сих пор это делали, — улыбнулся он Юле, не затягивая и эту часть церемонии.
Попрощался и уехал. Тищенко отвез их всех назад в больницу, также поздравил, и распрощался с пожеланием никогда больше к нему не обращаться. Они поблагодарили с искренним смехом.
— Ну, когда тебя выпишут, я банкет все равно организую, — Михалыч, приехавший с ними в больницу, хитро посмотрел на Юру и Юлу, — а пока не могу же я вас без свадебного каравая оставить!
И сосед с видом волшебника вытащил из объемного пакета, который все это время таскал за собой, самый настоящий каравай! Не очень большой, но даже «косами» и «шишками» украшенный. И видно, что домашний.
— Полночи над ним колдовал, пришлось Ниночку привлекать для оформления, сам не управился бы, — явно довольный их восторгом, поделился Михалыч.
«Ниночка» жила у них же в поселке, на квартал выше. Вдова шестидесяти семи лет, на которую Михалыч явно имел планы, так что ее участие с подачи соседа их не удивило. А вот баночка с домашним медом, которую Михалыч извлек из того же пакета, ещё больше обрадовала.
— Это вам, чтоб жизнь сладкой была, — отломив по куску каравая, сосед щедро окунул те в мед и протянул Юре и Юле. — Я специально уточнял, что тебе можно, — подмигнул Юре. — Хотел самогонки принести, но… Врачи не позволили, потом уже серьезно отпразднуем, — заставив их рассмеяться, поделился с тяжким вздохом Михалыч сложностями подготовки. — Хотя что эти врачи знают, да? Кому это хорошая рюмка, на травах к тому же, и когда мешала? Но режим… — многозначительно поджал губы, наблюдая, как они уплетают каравай с медом.
И хитро поглядывал, щурясь. Они же только угукали, соглашаясь. Позавтракать не успели, так что угощение было очень вовремя.
— Ну что? «Горько», что ли? — расплылся вдруг сосед в улыбке, видя, что они дожевали. — Горько-горько, вижу же. Хоть и мед ели, а не с самогоном праздновали. А поцелуй-то все равно слаще, — «погрозил» им Михалыч пальцем, когда Юра с Юлой расхохотались.
— Слаще, — бесшабашно согласился Юра со смехом.
И, потянув Юлу за руку, заставил наклониться к нему, прижался к ее рту, целуя хоть и немного скованно из-за боли, но с такой любовью, с такой страстью и чувством!.. В самом деле, куда там тому меду! И Юла с готовностью ответила на поцелуй мужа, под одобрительный смешок и шутливый счет соседа, замолчавшего на двадцати и, кажется, вообще вышедшего из палаты. А они все целовались, нежно и с трепетом, давя страсть, чтобы ему не так больно было, просто счастливые от того, что друг у друга есть.