Ее лицо, наверное, пылало, как огонь. Щеки действительно жгло. И дыхание вырывалось через губы – горячее-горячее. Грудь обжигало. Ноги почему-то дрожали так, что Марина упала бы, наверное, если бы Миша ее не держал. И глаза невозможно открыть. То есть они и не закрыты были, но и до конца веки подниматься не желали, потяжелели, мелко подрагивали, отчего все вокруг казалось туманным и ненастоящим. И даже до конца осознание никак не приходило, что это был поцелуй. Настоящий! Первый! Поцелуй с Мишей!
И то, что поцеловал он ее после того, как Марина ощутила разгромное опустошение из-за его просьбы уйти, все его слова о том, что она его с ума сводит, – у нее так точно голова шла от этого всего кругом. Мир вокруг словно покачивался, никак не желая становиться стабильным и осмысленным. А Миша, словно специально усугубляя, наклонился и снова накрыл ее губы своим ртом. Уже иначе целуя: нежно, мягко, не так, как две минуты назад, когда Марину словно под воду с головой затянуло, закружило волной, лишая сил и воздуха. Но сердце все равно не успокаивалось, тарахтя в груди, словно заводное.
- Миша, - совершено не зная, что хочет ему сказать, тихо и даже как-то жалобно позвала Марина, еще крепче вцепившись в его руки своими дрожащими пальцами.
Не готова оказалась к такому урагану, который, выясняется, притаился у нее внутри… К той буре, что внутри него скрывалась и которую, кажется, Миша так и не позволил ей целиком ощутить, сдерживая чувства своей волей.
- Что, солнышко? – он притянул ее ближе к себе, продолжая обнимать затылок, обхватил рукой талию, словно укутал своим огромным телом.
Тихо и спокойно, как-то разом уняв этим жестом ее волнение. Марине тепло и хорошо стало. Надежно.
Не готова она оказалась к такому буйству эмоций - и своих, и его - хоть и мечтала ночами, и думала о Мише уже не первый месяц. Но все иначе как-то, больше грезами какими-то, выдумками. То так, то эдак их разговоры представляла, как они работают вместе, как гуляют, как он ее за руку держит… И всегда от этих грез в груди тесно становилось, а в животе бабочки появлялись, о которых в книгах пишут. Только вот сейчас, в реальности, рядом с ним, ощущая Мишу, – она все это испытала в тысячу раз усиленным. Наверное, в чем-то и прав был Миша, сетуя на ее возраст. Потому, видимо, и колени подкашивались, и сердце никак не могло прийти в норму. Опыта не хватало.
Только и отступать Марина не собиралась. Года – дело наживное, набегут - ни он, ни она заметить не успеют.
А надежные, спокойные руки Миши, его мощь, только сейчас стабильная, – дали ей возможность перевести дыхание, хоть как-то осмыслить все случившееся. И почувствовать себя невероятно счастливой. Словно он ощутил ее метания и помог Марине прийти в себя.
Потому, когда она запрокинула голову, насколько это ей позволила сделать его ладонь, конечно, на лице Марины сияла счастливая улыбка:
- Ничего. Просто. Здорово! – она вдруг все-таки немного смутилась, увидев на его лице такую же широкую улыбку.
Уткнулась лицом в грудь Миши и обхватила его за пояс руками.
Его объятия стали крепче. Михаил двумя руками обнял ее, притиснув к себе, прижался щекой к волосам, от чего у Марины снова все внутри задрожало.
- Здорово, - тихо согласился он. Правда, его басом это все равно вышло громко.
И Марина даже хихикнула. Но тут, сбивая всю атмосферу, у Миши начал звонить телефон на столе.
- Только проблемы с работой это не решает, - усмехнулся Миша, чуть отстранившись и посмотрев Марине в глаза. – И того, что мне никак на ней не сосредоточиться из-за тебя, солнышко, - он стремительно наклонился и быстро поцеловал ее в кончик носа.
И отступил, так что Марина не успела даже отреагировать. А пока она пыталась сориентироваться в новой реальности, Михаил уже поднял трубку и начал с кем-то говорить по телефону. Очень сосредоточенным и серьезным голосом. Так что Марина даже поджала губы, подумав, что он лукавит – не так уж она ему и мешала, кажется. У нее сейчас так точно голос ломался бы. С другой стороны, Миша же старше и опытней, и…
Что там еще «и», она додумать не успела, в этот момент Михаил глянул на нее и лукаво усмехнулся, слушая невидимого собеседника. Поднял руку и показал ей деревянные шпильки, зажатые в его кулаке, словно дразнил.
Марина тут же поняла, что волосы рассыпались и наверняка спутались. И щеки горят, и губы припухли, судя по ощущениям. Ох, Вера Михайловна, все поймет, стоит ей только вернуться в приемную, и к гадалке не ходи!
Смутившись из-за этого, Марина подскочила к Мише и попыталась отобрать заколки. Надо же исправить хотя бы прическу, чтобы все стало не так заметно. Не тут-то было! Пользуясь преимуществом роста, он просто поднял руку, и сколько бы Марина ни пыталась, она не могла добраться до его ладони. А он при этом спокойно разговаривал по телефону, хоть и шикнул пару раз с улыбкой на ее пыхтение. Но мимоходом, целиком сосредоточившись на делах.
Ладно, так - значит, так. Марина редко пасовала перед вызовами!
Подтянув вверх юбку, которая мешала, сковывая движения (новая, и чем она думала, когда ее покупала? В ней и ходить можно, только семеня шажками!), она преспокойно сбросила туфли и забралась на кресло, а с него – на стол, у которого Михаил стоял. Аккуратно сдвинула принесенные ею же бумаги, прошлась. И, воспользовавшись тем, что он как раз отвлекся на разговор, остановилась напротив, обхватив его кулак своими руками, попыталась вытащить заколки. Чем, наконец, все же заставила Мишу обратить на себя основное внимание.
Его карий взгляд замер на ней в районе груди, обтянутой блузой, которая сейчас как раз оказалась у Миши перед глазами. Потом медленно опустился вниз на бедра и ноги, куда более оголенные из-за того, что Марина тут акробатикой занималась. И резко поднялся вверх, встретившись с ее замершими глазами.
У Марины почему-то сердце остановилось в груди. И мигом как-то в горле оказалось от того, что она в этом карем взгляде увидела. Словно на качелях разогналась и «солнышком» обернулась, и мир так же завертелся вокруг, а в животе похолодело от ужаса. И восторга. Потому что взгляд Миши не то что «загорелся» - запылал. И лицо его как-то разом напряглось, словно кости выступили, пытаясь кожу прорезать – скулы, подбородок, желваки напряглись на щеках.
- Я перезвоню, - отрывисто бросил он в трубку и опустил на аппарат, не дожидаясь ответа собеседника.
Марина почему-то подумала, что надо бросать шпильки и бежать. От этого взгляда, от всего, что в нем горело. От самого Миши, вдруг ставшего немного пугающим, потому что во всей его фигуре неожиданно проступило нечто ей доселе неведомое, а оттого и настораживающее. Но таким сладким ужасом… замирающим. Как когда «в лова» играешь и тебя вот-вот рука этого самого лова коснется. И надо сделать рывок, увернуться, чтобы со смехом избежать звания «воды».
И Марина, кажется, даже дернулась, чтобы отступить, спрыгнуть с другой стороны стола, но не успела. Со скоростью, которой трудно было ожидать от такого массивного мужчины, Михаил наклонился, обхватив ее и сжав в железных тисках своих рук. Не позволил и на миллиметр сдвинуться.
- И что ты, по-твоему, творишь, солнце? – хриплым голосом поинтересовался Михаил, чуть запрокинув голову.
Она понятия не имела. И подумать не могла, чтобы ответить: Марина вдруг осознала, насколько именно высоко задрала неудобную юбку, ощутив горячие руки Миши на своих бедрах. Как раз под ягодицами. На коже, без какой-либо преграды ткани.
- Я… - Она поняла, что вдруг стала косноязычной. И дыхание опять куда-то делось. А голова закружилась. – Я заколки… Забрать… Миша…
Марина поняла, что ее качнуло вперед, и она уперлась руками ему в плечи.
Михаил резко выдохнул, тяжело, шумно. И сжал ее сильнее, но так… будто хотел еще больше, а сдерживался.
- Солнце, - так же сипло пробормотал он. И неожиданно прижался лицом к ней. – Что же ты творишь! – уже не спрашивая - констатируя, как-то обреченно выдохнул Миша.
Марине даже подумать было неловко, к чему именно прикасаются его щеки. И губы…
Хоть между ее грудью и его кожей как раз ткань имелась. Но жар внутри не спал от этого смущения, запылал сильнее. И дрожь начала бить каждую мышцу. Она не могла твердо стоять, хоть и была босиком, вроде бы устойчиво касаясь деревянной столешницы. Буквально оперлась на Мишу.
А он дышал. Медленно, глубоко, как-то даже размеренно делая вдох, задерживал дыхание, а потом так же медленно выдыхал. Словно на счет, что ли, только безмолвный. И несмотря на размеренность, все равно выходило громко. А может, у нее звенело в ушах, потому что Миша так и держал ее крепко, и лицо его к ее груди прижималось, и кожа, пусть и под тканью, уже горела от горячего дыхания, вырывающегося из его легких. И его руки… они ее обжигали.
Марина никогда такого не испытывала, даже представить не могла, что какие-либо чувства могут оказаться настолько интенсивными. В голове шумело, барабанило пульсом. Дыхание осталось где-то за бортом ее внимания, и хотелось только быть еще ближе к Мише. Казалось, только так она сможет унять эту дикую дрожь, которая ее буквально трясла уже.
Честно сказать, не совсем уже соображая и отвечая за свои поступки, Марина наклонилась ниже. Ее руки перестали цепляться за его плечи, да Миша и так держал ее настолько крепко, что Марина не боялась упасть. Почему-то осторожно, впервые пробуя, словно смакуя новое ощущение, она медленно погрузила пальцы в его волосы, будто черпая короткие пряди: жесткие, немного колючие, и при этом гладко-шелковистые, утекающие сквозь ее пальцы, словно мягкая ткань. А потом, наклонившись еще сильнее, прижалась губами к этим волосам.
Размеренное и четкое дыхание Михаила прекратилось. А может, у нее окончательно уши заложило. На несколько мгновений она словно повисла в тишине, наслаждаясь необычным прикосновением губ к его волосам, тем, что его руки полностью удерживали ее на весу, что Миша касался ее так близко, интимно. И она ласкала его так, как даже в мечтах еще не представляла. Но тут он перенес весь ее вес на одну руку, резко поднял вторую, завладев волосами Марины, будто в отместку, но совсем не больно. Только у нее волоски на затылке дыбом встали и дрожь по позвоночнику пошла, хоть его пальцы обжигали. Миша запрокинул голову, и они оказались лицом к лицу. Губы к губам. И он снова ее поцеловал.
Только в этот раз поцеловал так, что у нее дыхание вырвалось протяжным стоном, а его это лишь подстегнуло. Губы Михаила теперь даже не просто ласкали, а пили ее, давили, поглощали, подавляя волю Марины, лишая любых мыслей. Руки держали не для поддержки, а так, что не было возможности вырваться, словно он просто не желал ее отпускать.
Сама Марина все ощущала сильнее, острее, сокрушительней, чем пять минут назад. То ли потому, что целовал он ее иначе, то ли просто благодаря тому, что уже целовал, разбудив внутри новые чувства. И чудилось, будто в этот раз никак не выдержать того напряжения, что растекалось из головы по венам, рвало грудь, сжимало живот. И молчать сил не было, Марина то ли стонала, то ли всхлипывала, и было почти больно от этого напряжения, сковавшего все тело. А Миша целовал и целовал, словно и сам не мог прекратить. И у Марины не было ни воли, ни силы остановить его.
Она не знала, сколько это продолжалось: минуту, три, пять. Только в очередной раз зазвонивший телефон все-таки встряхнул напряженную тишину кабинета, заставил вспомнить, что существует мир вне пределов их рук, их губ, объятий.
Тяжко вобрав в себя воздух, Михаил отпустил ее губы и прижался к ямке между шеей и плечом Марины. Отвечать на звонок он не спешил, видимо, стараясь привести дыхание в норму. Марина тоже задыхалась, потерянно ловила воздух губами, которые даже немного саднило - может быть, с непривычки, может, из-за силы этого поцелуя. И только сейчас до нее начало доходить, что она уже не стоит, а буквально висит у Миши в руках, он поднял ее со стола за это время, а его рука, дающая ей опору, практически находилась под и так безбожно задранной юбкой. Не то чтобы Марине не понравилось это ощущение – как ладонь Миши накрывает ее бедра. Как-то властно, с полным правом, что ли. Но ей просто все это было настолько внове, и прикосновение его губ к ее шее, груди - тоже, хоть и через блузу, что лицо стало пунцовым. И Марина растерялась, потупилась - не зная, куда сейчас глаза деть, куда руки пристроить, все еще перебирающие его волосы, будто живущие по своей воле.
Видимо, Миша ощутил ее потерянность. Медленно поднял голову и осторожно опустил ее на пол, поставив на ноги, но продолжая поддерживать, видя, наверное, что Марину шатает. А ей стало только жарче, и неловкости добавилось: может, это был ее первый… ну, или второй поцелуй в жизни, да и внимания на мужчин она до Миши особо не обращала, но книги же читала, и фильмы смотрела, и с девчонками болтала о всяком. В общем, Марина знала, что существуют очень четкие признаки того, что мужчина возбужден. И сейчас она это очень явственно чувствовала, прижимаясь к Мише всем телом. Но совершенно не представляла: должна ли как-то на это реагировать, что-то делать? Потому медлила и не решалась поднять глаза, уткнувшись взглядом на пуговицу его сорочки.
Михаил же еще раз глубоко вздохнул. Кажется, он так себе передозировку кислорода заработает. Одной рукой погладил, провел по ее ягодицам, и Марина вдруг поняла, что Миша ей юбку расправил. Стало совсем неловко и она рвано всхлипнула, подавившись воздухом. Миша же мягко разжал ладонь, до этого очень жестко державшую ее затылок, впрочем, больно Марине не было ни капельки. Легко и нежно, словно успокаивая, провел по ее шее и чуть надавил, все-таки заставив Марину посмотреть на него.
- Испугал я тебя, солнышко? – всматриваясь в ее глаза, спросил Миша, обнимая сейчас легко и тепло.
Она не видела в нем ни какого-то осуждения, ни чего-то такого, неправильного, - только внимание, участие, искреннее сожаление и отголоски того пожара, который ее так заворожил. Страсти и желания, как она теперь, кажется, поняла. Самого настоящего, физического.
Марина покачала головой, пытаясь подобрать слова:
- Нет. Я… Просто я никогда такого не ощущала. Ни к кому. Не испытывала так… Много. Кажется, что сил нет это выдержать, а все равно хочется больше. Еще ближе к тебе, - честно призналась она, пусть и покраснела от этого еще гуще.
Попыталась спрятать взгляд за ресницами. Миша улыбнулся уголками губ, позволив ей это. Наклонился и легко поцеловал сначала правое веко, потом левое, заставив Марину вновь ощутить мелкую дрожь.
- Солнышко, - ей стало так тепло и сладко от того, как он произнес это обращение. Словно это он ее солнцем согрел. – Прости, что так набросился… Говорю же, сил у меня нет… совладать с чем-то, даже с собой, когда ты рядом. – Миша еще раз нежно и аккуратно погладил ее по голове.
Будто очень старался себя контролировать. Отступил на шаг, отчего Марине вдруг стало непривычно холодно. Наклонился, удивив ее, после чего протянул Марине шпильки, валяющиеся на полу. Похоже, они про них забыли в пылу этого поцелуя.
Марина взяла заколки дрожащими пальцами.
- Давай немного притормозим, тебе точно необходимо время, чтобы адаптироваться. - Миша погладил ее щеку пальцами. – Да и просто, некуда нам торопиться. Не хочу, чтобы ты пугалась, сомневалась или стеснялась. Неправильно это, и между нами такого быть не должно. Я хочу, чтобы ты и дальше мне доверяла, чтобы не было никаких сомнений, чтобы не боялась на меня посмотреть или взять за руку, - Миша улыбнулся чуть шире, похоже, прекрасно понимая, насколько она дезориентирована. – Так что, давай притормозим. И не бойся мне говорить, если что-то тебя пугает или не нравится. Договорились? – Он приподнял ее подбородок пальцами.
Марина вновь кивнула, Бог знает где растеряв свое красноречие. И, все-таки стесняясь, попыталась подрагивающими руками собрать волосы в узел. Что там получилось, она не представляла, но воткнула в прическу шпильки и сцепила пальцы перед собой.
Миша наблюдал за всем этим, игнорируя телефон, который звонил еще два раза. Что-то хотел сказать, но только хмыкнул. Растер лицо, так что Марина вновь ощутила его усталость, но почему-то не решилась протянуть руку в этот раз, чтобы его коснуться. Хотя, казалось бы, уж после всего этого должна была чувствовать себя с ним проще. И Миша, похоже, это все также уловил.
- Иди-ка ты домой, солнце, я не могу сбежать, так ты за нас двоих отдохни, при такой жаре работать вредно, - улыбнулся и подмигнул Миша, наверное, пытаясь вернуть их общению легкость. – И завтра можешь не приходить, если другие дела появятся. Подумай. Все равно встретимся в среду, ты же приедешь к моему отцу на день рождения? Знаю, что вас всех звали.
Она улыбнулась в ответ, почувствовав, как покалывают губы. Кивнула разом на все его вопросы. И соглашаясь на выходной, и подтверждая, что на празднике будет. Не потому, что устала, а просто в принципе не представляла, как сможет сейчас здесь сидеть и думать о чем-то ином, кроме случившегося. Да и не хотелось, чтобы, только лишь взглянув на нее, все вокруг поняли, что что-то между ними произошло, а Марина четко понимала – не сможет сейчас спокойно смотреть на Мишу. Ей действительно хотелось все осмыслить. А Михаил своими словами давал ей время и путь к отступлению, насколько она понимала.
- Беги, - он кивнул ей в ответ.
Как-то так глянул, словно в чем-то сомневался, но ничего не объяснил, не сказал. Отступил к столу и поднял трубку, будто освобождая ей дорогу, прекращая удерживать взглядом.
Только Марине как-то нехорошо стало внутри, ощущение неправильного чего-то в этом «прощании» резануло по натянутым и таким чувствительным сейчас нервам. И она, поддавшись порыву, шагнула за ним следом, обняла не ожидающего этого Мишу за пояс, прижалась щекой к спине. Обоим, кажется, легче стало. Он даже как-то расслабился, хоть до этого она и не понимала, как Миша напряжен. А тут, от ее прикосновения, словно облегчение испытал. Накрыл ладони Марины своей рукой поверх пальцев, так и не начав набирать номер. Переплел пальцы, потянул вверх, поцеловал центр ладони, отчего она ощутил отголосок недавней дрожи.
- Давай, Мариша, иди, а то я передумаю и тут тебя оставлю, - «пригрозил» он, но сейчас его улыбка показалась ей правильной. Искренней.
И Марине стало легче, та настороженность ушла. Еще раз кивнув, она все-таки пошла к выходу, несколько раз обернувшись, правда, так ничего и не сказав. А Миша смотрел на нее все это время, держа в одной руке гудящую трубку. И все так же улыбался. И ей от этого было так хорошо – не передать словами!
В приемной Марина быстро собралась, порадовавшись тому, что Вера Михайловна куда-то вышла, и ушла. Правда, домой не хотелось, а вот поговорить с мамой – очень. Может и не пересказать все дословно, но попросить совета – точно. Потому она попросила водителя фирмы отвезти ее в цветочный магазин, которым мама управляла.